Текст книги "Отчаянная"

Я не произнесла ни слова, но мое внутреннее «я» просило и умоляло Эдмонда. Оно просило его не отсылать меня из Эбби Хауса, не разлучаться.

После продолжительного молчания Эдмонд заговорил таким твердым и деловым тоном, словно это было совещание бизнесменов.

– У меня есть тетя в Сванаге, это несколько часов езды отсюда, – произнес он. – Ей, нужен компаньон. Я хочу, чтобы вы поехали и побыли у нее.

– Но почему? – удивленно спросила я. – И что теперь со Спенсерами?

Я отпрянула от него и стала пристально смотреть ему в глаза. Мне показалось, что он хочет просто избавиться от меня под благовидным предлогом. И я хотела прочитать в его глазах ответ на этот самый главный для меня вопрос. Не смогла.

– А Спенсеры пусть поищут другую гувернантку для своего испорченного отродья, которое они называют ребенком, – сказал он, внезапно распаляясь гневом. – Хилари, я прошу доверить мне решать, что сейчас лучше, а что хуже. Лучше всего сейчас это не задавать глупых вопросов.

– Но ваша тетя, что она подумает по поводу моего приезда? – запротестовала я, хотя и слабее, чем должна была сделать.

– Она будет обожать тебя, – произнес он, усмехнувшись.

Он, кажется, не сомневался в том, что его тетя не только поступит в соответствии с его желаниями, но и будет думать именно так, как он пожелает. Что это: самоуверенность выше всякой меры или же точный расчет, основанный на глубоком знании людей и жизни? Я не стала задавать ему этот «глупый» вопрос. Только выразительно посмотрела на него.

– А что я скажу миссис Мэдкрофт? – спохватилась я.

– С ней можете распрощаться, я отправляю ее назад, в Лондон, – сказал он сухо. – Это единственный способ избавиться от Лили. Я заставил бы ее паковать вещи еще неделю назад, если бы…

Я вопросительно посмотрела на него. Интересно, что он имел в виду? Опасался, что преждевременный отъезд миссис Мэдкрофт бросит на него, мистера Ллевелина тень убийцы Лили? Или не хотел усложнять отношения с Фанни? Но дело было даже не в ответах на эти возникшие у меня вопросы. Чем больше он говорил, тем смущеннее я себя чувствовала. Тем меньше у меня оставалось уверенности в том, что могу полагаться на него. Вот в чем было дело.

Кажется, Эдмонд почувствовал мое состояние. Он внимательно посмотрел мне в лицо и нахмурился.

– Проклятье, – пробормотал он. – Я, кажется, плохо делаю это дело. Я хотел подождать, но начинаю сомневаться в… Хилари, можно мне признаться полностью?

Я посмотрела на него недоуменно, не зная, что ответить. Если он считает себя в чем-то виновным и решил признаться в своем прегрешении, то какое значение имеет мое согласие или несогласие? Мне ничего не оставалось, как пожать плечами. Эдмонд воспринял это как знак разрешения с моей стороны.

– Возможно, так будет лучше, – произнес он с заметным внутренним напряжением. – Я не мог до сих пор отправить миссис Мэдкрофт по той причине, что не хотел терять вас.

Я ожидала услышать все, что угодно, только не это. Вернее, я приготовилась услышать что-то другое, причем, неприятное для меня. Сказанное им застало меня врасплох. Кажется, я даже потеряла временно слух. Эдмонд продолжал говорить, а до меня доносились лишь разрозненные слова. Пришлось заставить себя сосредоточиться на его речи.

– Я думал, что если вы поедете к моей тете, то это даст нам… даст вам больше времени подумать обо мне, – довольно путано произнес он не совсем понятную мне фразу.

Особенно непонятно было мне предложение Эдмонда подумать о нем. Понятно, что теперь я буду думать о нем очень долго, если не всегда. Где бы я при этом ни была. И совсем не обязательно для таких раздумий ехать к его тете.

– В каком отношении подумать? – спросила я тоненьким от волнения голосом.

– Как о муже, естественно, – спокойно сказал он. – Я знаю, что не всегда вел себя так, чтобы…

– Вы хотите на мне жениться? – поставила я вопрос прямо.

Из его предыдущих весьма путаных фраз я, в общем-то, догадалась об этом. Но мне важно было, чтобы он сказал об этом совершенно ясно и однозначно. Чтобы не возникло никаких сомнений ни у меня, ни у него.

Эдмонд утвердительно кивнул головой с самым серьезным выражением лица.

– А если у вас будет возможность лучше узнать меня, то вы убедитесь, что сделали наиболее подходящий для вас выбор, – поспешно добавил он.

Я задохнулась. Сейчас я в любую секунду могла разразиться истерическим смехом. Надо было что-то предпринимать.

– Да, да, я думаю, что это действительно, я в этом уверена, – выпалила я очередь первых попавшихся слов.

В результате, вероятность истерики, кажется, заметно уменьшилась. Но теперь дыхание перехватило у Эдмонда.

– Вы совершенно уверены? – уточнил он. Я радостно кивнула головой.

– В таком случае, я не вижу причин покидать вам Эбби Хаус, – сделал он вывод. – Пока мы подготовим свадьбу, Урсула будет прекрасно сопровождать вас. Под свадьбой я имею в виду что-нибудь небольшое. Учитывая обстоятельства.

Он бросил выразительный взгляд на мою одежду, давая понять, что под обстоятельствами имел в виду мой траур в связи со смертью родителей.

– Как скажете, Эдмонд, – произнесла я тоном хорошо обученной служанки.

– О, я вижу, из вас получится самая послушная жена, – заметил он с улыбкой.

– Только до тех пор, пока не надоем вам, – предупредила я его.

– А когда моя жена станет скандальной, мне не останется ничего другого, как напоминать себе, что сам виноват, – развел он руками.

Эдмонд быстро поцеловал меня, взяв за руки, и так стоял, не выпуская рук.

– Если вы намерены остаться на чай, то почему бы вам не подняться наверх и не распаковать чемоданы, – напомнил он. – А я поставлю мистера Спенсера в известность, что вам не требуется эта должность.

– О, Боже милостивый, – спохватился я. – Теперь Эдмонд или Фанни что-нибудь скажут миссис Мэдкрофт, и она будет ужасно расстроена.

Выслушав мою сумбурную фразу, Эдмонд хмыкнул и пообещал подумать. Сказав друг другу несколько поспешных слов, мы расстались. Выскочив из его кабинета, я прошла через пустой холл. Из столового зала все еще доносились звуки голосов и позванивание столового серебра. Я не сомневалась, что миссис Мэдкрофт не участвует в этой беседе, ее нужно искать в другом месте. Для начала следует заглянуть в ее комнату.

Я побежала по лестнице столь быстро, что мое платье закружилось вокруг меня.

Едва ступив в коридор, я уже знала, что миссис Мэдкрофт у себя, что она крайне расстроена. В коридоре гулко разносились ее рыдания. Иногда их прерывали звонкие выкрики мистера Квомби, который то возмущался, то успокаивал, то клялся в вечной преданности. Господи, что я натворила. Все это из-за меня, вернее, из-за моего легкомыслия. Дважды я пыталась поговорить с ней, и оба раза мне помешали какие-то малозначительные обстоятельства. Нехорошо получилось.

Дверь в комнату миссис Мэдкрофт была открыта, но я стояла у порога и не осмеливалась войти. Меня мучили угрызения совести. Наконец, вошла. Она лежала на диване, вытянувшись в полный рост, с примочкой на лбу. Ноги она положила так, что они были выше ее головы. Мистер Квомби с кувшином в руках суетился у ее изголовья. Его пиджак лежал на стуле. Рукава рубашки он закатал по самые локти. Судя по тому, что перед его жилетки был сильно забрызган водой, другу сердца пришлось поработать с кувшином основательно. Чайтры нигде не было видно. Она или еще не вернулась с ленча, или же ее послали за свежей водой.

Прошло около минуты, прежде чем мистер Квомби заметил меня. Его щеки побледнели, а верхняя губа изогнулась каким-то причудливым образом.

– Только посмотрите, что вы сделали с милой леди! – воскликнул он. – Сомневаюсь, что она когда-нибудь поправится.

Услышав восклицание мистера Квомби, миссис Мэдкрофт сняла примочку и подняла голову. Наши взгляды встретились. Она тут же со стоном упала обратно, и ее рыдания зазвучали с удвоенной силой и громкостью. Ее друг сердца с глухим стуком поставил кувшин на столик возле дивана и выпрямился во все свои пять футов и пять дюймов.

– Не обращайте внимание, дорогая леди, – попытался он успокоить ее. – Я вас никогда не оставлю.

– Для начала, если можно, только на несколько минут, – попросила я его.

– Я думаю, что уже поздновато для речей, – ответил он.

Тем не менее, с высоко поднятым подбородком, прямой спиной он гордой поступью вышел из комнаты. Смотрелся он прекрасно. Все портили мокрые пятна, которые расползлись по его жилетке спереди во всю ширину.

Как только мистер Квомби ушел, я плотно закрыла дверь, вернулась, села на край дивана и стала убирать с лица миссис Мэдкрофт мокрые пряди волос. Она стонала и растирала свои виски.

– Как ты могла? – произнесла она сквозь стон. – После всего того, что я пыталась сделать для тебя, принять должность гувернантки…

– Все гораздо сложнее, чем вы думаете, – перебила я ее. – К мистеру Спенсеру я не еду. А вас все же покидаю.

Миссис Мэдкрофт оказалась в сидячем положении – так быстро, что я не успела подхватить падающую примочку, и та шлепнулась ей на колени. От мокрой тряпки по платью стало распространяться темное пятно, появилась реальная возможность через несколько минут иметь испорченное платье. Но миссис Мэдкрофт проявила к судьбе любимого платья поразительное равнодушие.

– Что ты имеешь в виду? – требовательным тоном спросила она.

Я решила, что целесообразнее будет сначала спасти любимое платье моей благодетельницы, а уж затем продолжать беседу. Поэтому я поспешно убрала примочку и положила ее сверху на кувшин.

– Думаю, что вы будете рады за меня, – просто ответила я. – Эдмонд сделал мне предложение.

– Что-о? – спросила миссис Мэдкрофт, сопровождая вопрос театральными жестами, которые должны были означать, что у нее начался приступ удушья. – И ты приняла его, даже не посоветовавшись со мной?

– Боюсь… боюсь, что да, – ответила я с некоторой заминкой.

Честно говоря, меня подмывало намекнуть ей, что в таких случаях не советуются, но я сдержалась.

– О, Боже милостивый, бедное дитя, – запричитала миссис Мэдкрофт, отшвыривая лежавшие под ногами подушки и вставая с дивана. – Неужели ты не видишь, что он делает?

– Что именно? – спросила я подозрительно. Мне припомнились ее россказни о том, как мистер Ллевилин губит хорошеньких леди, и я решила не слушать ее, если только она вернется к ним.

Миссис Мэдкрофт схватила меня в объятия такие крепкие, что у меня возникли сомнения насчет того, что я доживу до собственной свадьбы.

– Моя бедная, бедная Хилари, – причитала, между тем, миссис Мэдкрофт. – Он не любит, совсем не любит тебя. Женившись на тебе, он просто хочет заручиться моим молчанием о некоторых событиях и лицах. Он знает, что ты мне так же дорога, как мог быть дорог мой собственный ребенок, и что я ничего не сделаю такого, что могло бы навредить вам даже косвенно.

– Но Эдмонд сделал мне предложение потому, что любит меня, – возмущенно возразила я. – А ваши предположения – чистая… чистая чепуха.

Дав миссис Мэдкрофт достойный ответ, я, тем не менее, задумалась. Вспомнились слова Эдмонда о том, что он немедленно отправит миссис Мэдкрофт в Лондон. Снова работа моему уму.

Миссис Мэдкрофт тем временем не спускала глаз с моего лица. Видимо, на нем достаточно полно отражалась та непростая работа, которая проходила в моей голове. Во всяком случае, миссис Мэдкрофт осталась довольна результатами своего наблюдения.

– Возможно, я сказала не то, что ты хотела бы услышать, но ты знаешь, что я права, – произнесла она с нотками пророчества. – Я уже несколько дней нахожусь в убеждении, что это из-за него Лили Ллевелин не может оставаться спокойной. Но что я могу поделать? Она должна сама назвать убийцу. Или это ничего не значит.

– Вы неправы, совершенно неправы, – энергично возразила я. – Конечно, он хочет очистить свой дом от беспокойного призрака. Но это и понятно.

– А как он собирается это сделать? – раздраженным тоном спросила миссис Мэдкрофт.

Ее зеленые глаза сузились и вонзились в мое лицо. О, Господи, и почему я не прикусила вовремя язык? Но уж поскольку я завела об этом разговор, то пусть она узнает о решении Эдмонда от меня, а не от него.

– Он хочет, чтобы вы уехали из Эбби Хаус, – сказала я, опускаясь на диван. – Больше сеансов не будет.

Лицо миссис Мэдкрофт моментально покрылось красной краской, и она картинно выбросила одну руку вверх.

– Вот! Что я тебе говорила. Он хочет похоронить правду, как он похоронил бедную Лили Ллевелин.

– Я не могу в это поверить! Нет.

– Глупое дитя. Каким мужем он будет тебе? Каким мужем может быть человек, который убил собственную мать?

– Свою мачеху.

Это было, конечно, идиотское замечание с моей стороны. Но я же не виновата, что миссис Мэдкрофт решила подать события в Эбби Хаус в духе древнегреческой трагедии, причем, Эдмонду она определила роль главного злодея. Жаль, что моя попытка развеять подозрения миссис Мэдкрофт оказалась неудачной. Я поставила себя в смешное положение женщины, которая любой ценой стремится выгородить мужчину, которого любит, если даже он отъявленный негодяй.

Моя попытка вызвала лишь ироническую улыбку на лице миссис Мэдкрофт. Она внимательно посмотрела на меня, и в ее глазах я прочитала очень многое. Там было и сожаление, что я не на ее стороне; и осуждение, что я на стороне Эдмонда; и поучение, вот мол я тебе говорила, а ты не послушалась меня. Не было в ее глазах только одного – взаимопонимания. Ясно, что каждая из нас оставалась при своем мнении, ни одна не хотела поступаться им. В таком случае, дальнейшая беседа не имела смысла.

Огорченная и расстроенная я поднялась с дивана.

– Что толку спорить, – сказала я. – Вы можете думать все, что угодно, но у вас нет доказательств, что

Эдмонд сделал что-нибудь во вред Лили. Что же касается моего мнения, то я абсолютно уверена в его невиновности. Поэтому и собираюсь выйти за него замуж.

– Тогда почему бы нам не провести еще один сеанс, – неожиданно предложила миссис Мэдкрофт. – Возможно, мы получим доказательства его невиновности.

– Эдмонд никогда не согласится на это.

– Он может согласиться, если ты настоишь.

– Я не стану просить его об этом.

– Тогда я смею сказать, что ты заслужила свою судьбу.

Миссис Мэдкрофт степенно встала с дивана, торжественно прошествовала к двери, величественно обратила руку в сторону выхода и бросила в мою сторону взгляд, которым древние пророки в момент пророчества взирали на многогрешных царей.

– Иди, – изрекла она. – Брось меня, как меня бросила твоя мать. Она, по крайне мере, нашла того, кто, хотя и не стоил ее, все же был честным и надежным.

Я посмотрела на нее. Она напоминала в эту минуту трясущуюся бледно-лиловую колонну, влажную от слез. При всем своем желании я не смогла бы сейчас вызвать в себе чувство негодования к ней. Миссис Мэдкрофт вызывала у меня только чувства жалости и сожаления за те невольные огорчения, которые я причинила ей. Она была наполнена сейчас страхом, но это был страх не за себя, а за меня. И переживала она из-за меня. Сумбурная и, вместе с тем, милая, добрая старуха.

Мне не хотелось заканчивать нашу беседу на такой ноте, не хотелось расставаться таким вот образом.

– Я надеюсь, что мы сможет остаться друзьями, – произнесла я с грустью.

– Это неважно, – сухо произнесла она. – Он никогда этого не позволит. Можешь сказать ему, что мы с мистером Квомби уедем из этого дома утром. Да, он победил несмотря на все мое сопротивление.

Миссис Мэдкрофт сложила руки на груди и намеренно отвернулась от меня. Задерживаться не имело смысла. Вздохнув, я сказала ей «до свидания» и вышла из комнаты. Я тешила себя надеждой, что время и несколько писем докажут ей, что она ошибалась. Со временем она поймет, что мистер Ллевелин лучше, а наша с ней дружба крепче, чем она предполагала.

В коридоре я встретила Чайтру. Она несла платье миссис Мэдкрофт. Медиум разбиралась не только в жизни духов, но и в направлениях моды. Это платье было модного черного шелка, отделанное по горловине и на рукавах оборками и шифоном. Судя по тому, что Чайтра бережно держала платье на вытянутой руке, я поняла, что она только что отутюжила его. Ясно, почему она так долго отсутствовала.

Увидев меня, Чайтра улыбнулась. Но улыбка получилась какой-то тусклой. Я обратила внимание, что кожа служанки имела сегодня желтоватый оттенок. Обычно грациозная, легкая, стремительная Чайтра шла сейчас какой-то странной для нее неуклюжей, тяжелой походкой. У меня не вызывало сомнения, что Эбби Хаус не для Чайтры. Чем скорее она его покинет, тем лучше для нее. Слава Богу, что завтра утренним поездом она уедет в Лондон.

Правда, сама она об этом еще не знала. Я посчитала целесообразным сообщить ей об отъезде раньше, чем она узнает от миссис Мэдкрофт. Кроме того, едва ли нам представится еще возможность попрощаться. Я приложила палец к губам, предупреждая о молчании, и жестом руки предложила следовать за собой.

Мы вошли в мою комнату. Чайтра остановилась близ двери. Я взяла у нее из рук платье и аккуратно положила на свою кровать. Она безмолвно стояла гипсовой миниатюркой, обернутой в хлопковую ткань цвета голубого сапфира. Служанка не произнесла ни слова, но ее мягкий взгляд ловил каждое мое движение. Я уже убедилась в замечательной способности Чайтры по отдельным движениям, выражению глаз и мимике безошибочно определять настроение и состояние человека. Скорее всего, в эти минуты она тоже изучала меня, готовясь сделать свои выводы. Какие откровения приоткроются ей в этот раз? Я не знала и не пыталась предугадать. Просто я вела себя обычным образом и делала то, что считала сейчас нужным делать.

– Пожалуйста, проходи и садись, – предложила я. – Долго тебя не задержу, но хочу кое-что сказать тебе.

– Вы останетесь с ним, – произнесла она ровным голосом, не меняя при этом ни позы, ни выражения лица – С ним.

– Тебе уже кто-то сказал об этом? – спросила я.

– Нет, – ответила она.

Чайтра пошевелилась, превращаясь из статуэтки в обычную женщину. Оглядевшись вокруг, она юрко устремилась ко мне, напоминая своими движениями мышку, которой вдруг вздумалось перебежать открытое место. Подбежав, Чайтра взяла мою руку в свои. У нее оказались тоненькие и длинные пальцы и цепкая, твердая хватка. Мне показалось, слишком твердая даже для служанки. Откуда у нее такие силы? Оставалось предположить, что от страха. Я заглянула в ее глаза, там действительно стоял страх. Кажется, я даже ощутила его привкус.

– Не бойся за меня, – постаралась я успокоить ее. – Это то, чего я хотела для себя.

Но мои слова не произвели на нее никакого впечатления, на ее лице не мелькнула даже тень улыбки. Она взяла мою вторую руку и крепко сжала ее.

– Это опасно, – произнесла она наконец. – Неужели вы забыли мое предупреждение?

– Не забыла, – ответила я. – Оно сбывается, но я не вижу в нем угрозы и опасности. Ты сказала мне тогда, Что если я не уеду вскоре, то могу никогда не уехать. Выходит, ты права. Но получилось не то, чего ты боялась.

Сказав все это, я почувствовала облегчение. Я, но не Чайтра. Она медленно покачала головой.

– Я видела не замужество, – произнесла она. – Я видела безнадежность в надеждах и желаниях. На вашем…

Ее прервал громкий стук в дверь.

– Войдите, – сказала я неохотно. Я подумала, что пришла миссис Мэдкрофт. Оправившись после первого поражения в споре со мной и вооружившись новыми аргументами, она, наверное решила возобновить атаку. Но за дверью оказалась Урсула. Она величаво вошла в комнату с таким выражением лица, будто собиралась метнуть здесь пару, другую молний, сопроводив их добротным, раскатистым громом. Окинув нас взглядом с высоты своего божественного величия, она потом еще раз, просто сердито, посмотрела на Чайтру.

– Вы нас извините? – многозначительно произнесла она.

Под вопросом подразумевался приказ. Чайтра поняла его и, как прилежная, вышколенная служанка, приступила к немедленному исполнению. Поспешно собрав платье, она выскользнула за дверь. Перед тем, как исчезнуть, она посмотрела таким выразительным взглядом, что для его расшифровки мне потребовалось бы много дней. Я поняла главное, что лучше его не расшифровывать.

Пока служанка собирала Платье, Урсула проявляла заметные признаки нетерпения. Затем сама со стуком захлопнула за ней дверь.

– Жаль, что вы пренебрегли моим предупреждением, – сказала Урсула раньше, чем утих грохот от закрывшейся двери.

– Догадываюсь, что Эдмонд сообщил вам о нашей помолвке, – произнесла я совершенно спокойно.

– Помолвка?! – взвилась Урсула. – Это фарс. Вы подходите ему не больше, чем Лили подходила моему отцу.

– Думаю, что навряд ли… – попыталась я возразить.

– Конечно, мне следовало знать, чего вы хотите, семеня по дому в своих скромных черных платьях, – перебила меня Урсула. – Вы притворялись, что он вам не нравится. А сами тем временем завлекали его на каждом повороте. Вы делали все для того, чтобы обратить на себя его внимание. Но вы скрыли от него свою настоящую цель. Вы хитрая штучка, мисс Кевери. Такая же хитрая и бесчестная, как Фанни и ее мать.

– Вы ошибаетесь, – попыталась я вставить слово. – Все было совсем не так, как…

– Я теперь ни минуты не сомневаюсь в том, что Салли была права, – неудержимо нападала Урсула. – Вы намеренно зашли в пещеру. Когда вы благодарили его за спасение вашей жизни, вы намеренно прижимались к нему. Вы притворялись слабой женщиной, а сами в это время говорили ему о своей любви.

Урсула заметила, что мое лицо начало покрываться краской. Действительно, меня не могла привести в восторг та живописная картина, которую она изобразила на тему моих отношений с Эдмондом. Любопытно, что моя реакция вызвала гнев Урсулы. Ее глаза стали вылезать из орбит, а лицо покрылось яркими пятнами.

– И только подумать, – возмущенно кричала Урсула. – А я все это время пыталась вам помочь.

Вообще, она все больше и больше походила на сумасшедшую. Причем, на опасную сумасшедшую. Я уже начинала побаиваться, не бросилась бы она на меня. Словно угадав мои опасения, Урсула, размахивая руками, стала подступать ко мне. У меня перехватило от страха дыхание. Все же Урсула была и выше и крупнее меня, а ярость удесятеряла ее силы. Вдруг ей вздумается убить меня. У меня не было уверенности, что смогу защититься от нее. А она все подступала. Неужели и впрямь решила убить меня?

Как убила Лили?

Не знаю, почему мне пришла в голову эта связь между Урсулой и Лили? Возникшая шальная мысль снимала вину с Эдмонда. Я не знала, что мне теперь было делать: радоваться за оправданного Эдмонда или же опасаться за свою жизнь и принимать меры для ее защиты? Во всяком случае, мое воображение проводило дальнейшие параллели. Понятно, что, сбросив Лили с балкона в церкви, Урсула теперь попытается сбросить с балкона и меня. Сил у нее хватит, решимости не занимать, а навыки сбрасывания уже есть.

– Ради Бога! – крикнула я. – У вас нет причин расстраиваться. Я люблю Эдмонда, и он любит меня. Неужели вы не можете радоваться за нас?

– Что вы знаете о любви? – вскричала Урсула, и ее верхняя губа скривилась в презрительной усмешке. – Я в своей жизни любила двух мужчин: Кенета и Эдмонда. Первого у меня украла испорченная девчонка, которая заставит его до конца дней жалеть о его непостоянстве. И я не позволю теперь такой же, как она, украсть моего брата и мой дом.

– Но Эдмонд всегда будет вашим братом, – возразила я, стараясь говорить как можно спокойнее. – А Эбби Хаус всегда будет вашим домом.

– Вы принимаете меня за дуру? – возмущенно спросила она.

Со злой решимостью на лице она сделала в сторону кровати, возле которой я стояла, несколько коротких шагов. В ее глазах отражалась вся гамма чувств, клокотавших в ее груди. Здесь были и обида на Фанни, отобравшую у нее жениха, и гнев на меня, внезапно нарушившую устоявшийся уклад ее жизни, и страх потерять брата и свое положение в доме, и многое другое. Все эти чувства она ураганной волной направила в мою сторону, и я ощутила их сокрушающий удар, такой же коварный и мощный, как удар той волны в пещере, которая сбила меня с ног и опрокинула на спину.

Дрожа всем телом от переполнявшего ее гнева, Урсула протянула в мою сторону руки и растопырила пальцы. Это были страшные руки и страшные пальцы. Но страшнее всего были глаза Урсулы. Такие глаза могут быть только у человека, который уже все потерял и больше ему терять нечего.

Увидев ее глаза, я открыла рот, чтобы закричать.

Не знаю, какое в этот момент у меня было выражение лица. Наверное, очень впечатляющее. Потому что Урсула вдруг остановилась, будто наткнулась на невидимую стену. И опустила руки.

– Вы хотели, чтобы я набросилась на вас? – злорадно спросила она. – Вы этого хотели, не так ли? Вам это нужно для того, чтобы позвать Эдмонда на помощь. Зовите. Стоит вам только кликнуть и он примчится к вам на защиту. Да, он не захочет, чтобы вы терпели мое присутствие в доме после замужества…

– Урсула, я не желаю, чтобы вы покидали Эбби Хаус, – взмолилась я совершенно искренне.

Она засмеялась хриплым презрительным смехом, который лучше всяких слов говорил о том, что она мне не верит. Наверное, этого ей показалось мало для того, чтобы выразить всю степень недоброжелательности и высокомерия ко мне. Урсула вдруг схватила с ночного столика вазу с розами и с силой швырнула ее в дальний угол. Ваза со звоном разлетелась на осколки. Цветы мокрым снопом вывалились на ковер. Огромная водяная клякса коричневого цвета расплылась по настенной драпировке и тихими ручейками стекала вниз.

Гнев Урсулы, кажется, немного улегся. Она повернулась ко мне. Теперь в ее глазах сквозила спокойная решимость.

– Вам следовало принять предложение Спенсера, – жестко произнесла она. – А этого брака никогда не будет. Я об этом побеспокоюсь.

Она круто повернулась на каблуках, так что шелковые юбок завихрились вокруг ее тела, и стремительно вышла из комнаты.

Я полуживая от страха смотрела ей вслед.

Спустя некоторое время, немного успокоившись, я стала обдумывать свое сегодняшнее положение и дальнейшую жизнь. Первые мысли были связаны с Урсулой. Что она намерена принять для срыва нашего брака? Неужели она угрожала мне убийством? Не может этого быть. Значит, у нее есть еще что-то про запас. Что именно? Арсенал женского коварства необъятен, никто не знает, что она может пустить в ход.

Теперь я уже не сомневалась в том, что Урсула способна на убийство.

Я была почти уверена в ее виновности в трагедии с Лили.

Себя я сейчас упрекала за то, что легкомысленно отнеслась к предупреждению Чайтры. А ведь еще не все ее пророчества относительно меня исполнились до конца. Что там еще ждет меня?

Я упала на кровать в изнеможении. Не хотелось даже думать. И некоторое время я лежала без движений, без чувств, без мыслей. Но постепенно мысли помимо моей воли стали наполнять мое сознание. Одна из первых была связана с моим предстоящим замужеством. Смогу ли я после замужества жить с Урсулой под одной крышей? Будет ли между нами согласие? Сможет ли она понять, что я не претендую на ее власть в доме, по крайней мере, я не намерена узурпировать власть. И смогу ли я доверять Урсуле?

Вопросов много, ответа ни одного. Вздохнув, я поднялась и стала убирать следы Урсулиного буйства. Собрать осколки стекла не представляло большого труда, сложнее оказалось с драпировкой. Бурая клякса, конечно же, изменила тон драпировочной ткани. Особенно заметно это будет при освещении прямым светом. Но мои ли это заботы?

Я открыла дверь на балкон, чтобы полуденный теплый воздух наполнил комнату и высушил влажные места. За створчатой дверью светило солнце, шелестел ветками сад. Все это манило, обещая радость и успокоение. А что? Прогулка на свежем воздухе сейчас как нельзя кстати. Как приятно забыть хотя бы на время все эти наши склоки и дрязги. Я подперла открытую дверь стулом, достала из ящика шаль моей матери и побрела вниз.

Где-то в глубине сознания у меня теплилась надежда случайно встретить Эдмонда. Сейчас я особенно чувствовала необходимость в том спокойствии и той силе, которые исходили от него. Они всегда прежде действовали на меня благотворно, помогая восстановить внутреннее равновесие. Но встретить его не удалось. Если он и находился где-нибудь поблизости, то все равно я его не видела и не слышала.

Впрочем, это была короткая прогулка близ парадных дверей. Я вообще никого не встретила, никто меня не отвлек от размышлений, и никаких событий не произошло.

Прогуливаясь, я размышляла о себе и Эдмонде. В отношении своих чувств к нему я не сомневалась. Да, я любила его. Но любил ли он меня? Сердце подсказывало, что любил. Но рассудок советовал быть сдержанной, не проявлять излишней доверчивости. Любовь требует бережного отношения. Даже проверенное временем чувство иногда не выдерживает скандалов и ссор. Что же говорить о слабом, только что родившемся чувстве любви. Его нужно беречь и лелеять. А у нас? Мы знали друг друга непродолжительное время, да и оно прошло в основном в жарких спорах и стычках. Как сложатся наши отношения дальше? Хватит ли мудрости сберечь и взрастить нашу любовь?

Становилось темно. Пора возвращаться в дом. За время прогулки успокоение так и не пришло ко мне, мой ум и мои чувства оставались в таком же взбудораженном состоянии, как и два часа назад. Я посмотрела на здание Эбби Хаус, на балкон, куда выходила дверь моей комнаты. Стул все так же подпирал открытую дверь, и шифонные портьеры легонько колебались под слабыми дуновениями ветра. Вдруг между портьерами я уловила какое-то движение. Подумала, что показалось. Но на фоне белого потолка была хорошо заметна контрастная тень человека. Какое-то время она перемещалась.

Затем удалилась.

Там кто-то был?

Я торопливо прошла через двери башни в фойе. И натолкнулась на необычную волну. Я почувствовала, что вошла в зону зла. Так я ее восприняла, по крайней мере. Зло, которое последние дни распространялось внутри дома, постепенно сгущалось и сгущалось. Оно, судя по всему, достигло какого-то чрезмерного уровня концентрации. Находясь все последние дни внутри дома, я одновременно находилась внутри этой зоны зла и не воспринимала ее. А сегодня вышла в парк, за пределы зоны зла и на обратном пути натолкнулась на нее. Не знаю, каким чувством я ее восприняла, но, что почувствовала ее, это вне всякого сомнения. И теперь я благодарила Бога за то, что миссис Мэдкрофт уезжала. Ее отъезд давал надежду, что зло перестанет сгущаться.

Обо всем этом я подумала в фойе во время короткой передышки. Затем поспешила дальше. Мои прогулочные туфли дробно стучали по мраморным плиткам, а руки нервозно теребили концы шали. Вдруг на лестнице появилась Фанни. Она медленно спускалась, помахивая кружевным веером. Из-под ее элегантного шелкового кружевного платья выглядывали вышитые тапочки.