Текст книги "Отчаянная"

Насчет невнимательности мистера Спенсера я, конечно, сильно преувеличила, меня она мало тронула. Но не объяснять же Фанни истинную причину моих сомнений. А вот, что касается малышки Джейн, то это был сильный аргумент. Один из тех, который мог бы склонить меня в пользу дома Спенсера. Во-первых, я уже на расстоянии, заочно прониклась симпатией к полу-заброшенной малышке. Во-вторых, мне давно хотелось сделать что-нибудь стоящее. И сейчас такая возможность представилась. Тем более, что в Эбби Хаус меня уже ничто не удерживало. Как бы мне того ни хотелось.

Эти непослушные платья. Они что, застряли там, в гардеробе, что-ли? Или у меня уже нет сил? А может быть, просто у меня совершенно пропала воля? Мне ничего сейчас не хотелось.

Кроме одного: лечь и уснуть.

Фанни внимательно смотрела мне в лицо и в ее лилово-голубых глазах мерцал огонек нетерпеливого ожидания. Не в состоянии встретиться с ее взглядом, я нарочито пристально рассматривала свои руки и теребила пуговицы на рукаве.

– Боже мой, Хилари! – не удержалась Фанни. – Ты же не можешь отступить, все уже решено. Кроме того, я думала, что ты хочешь уйти от миссис Мэдкрофт.

– Не совсем так, – возразила я. – По-моему, я просто не подхожу ей в качестве ассистентки.

– Ну, значит, ничего не изменилось, – отметила Фанни все так же пристально глядя мне в глаза. – Или все-таки что-то изменилось?

– Кажется, изменилось, – выдавила я из себя.

– Так, так, – в некотором раздумье произнесла Фанни. – Ладно, не будь глупой. Давай, быстрее укладывай вещи. Спенсер хочет уехать сразу после чая.

Она поспешно подошла к гардеробу и стала снимать мои платья с вешалки. При этом завитушки подпрыгивали у нее на голове. Фанни одно за другим бросала платья на кровать, пока они не образовали высокую груду. Эта груда непременно рассыпалась бы, если бы ее не подпирал чемодан.

Я ходила следом за Фанни к гардеробу и обратно и наблюдала, как ловко у нее все получалось. Заставить себя помогать ей я не могла.

Опустошив гардероб, Фанни открыла ящики туалетного столика и принялась выгребать всевозможную мелочь, которая там оказалась.

– Мистер Спенсер влюблен в тебя? – спросила я Фанни, удивляясь собственной бестактности.

– Когда-то, может быть, и любил, – ответила Фанни после того, как с недоумением посмотрела на меня и самодовольно улыбнулась. – Возможно, он все еще думает, что любит меня.

– Он предлагал тебе выйти за него замуж, не так ли? – продолжала я задавать бесцеремонные вопросы, прекрасно понимая, что вмешиваюсь не в свое дело.

– А ты проницательнее, чем я думала, – с улыбкой и безо всякой обиды на меня произнесла Фанни. – Да, предлагал. И, когда я ему отказала, он был совершенно обескуражен.

– Почему же ты отказала ему? – не унималась я. – Я подумала что вы с ним хорошая…

Здесь я остановилась, поскольку ко мне, наконец, вернулся здравый смысл. То, что я собиралась сказать, далеко выходило за границы дозволенного. Теперь я не без робости смотрела на Фанни. Но в ее глазах ничего, кроме любопытства, не обнаружила. Это меня несколько успокоило.

Между тем, Фанни тряхнула кудряшками и закончила начатую мною фразу: «Что мы с мистером Спенсером хорошая пара, и что он подходит мне значительно больше, нежели доктор Родес. Так?»

Мне ничего не оставалось, как утвердительно кивнуть головой.

– Но у доктора Родоса есть что-то такое, чего нет у мистера Спенсера, – пояснила Фанни. – Что именно? Попробуй сама найди ответ на этот вопрос, если сможешь. Пока ты не уехала отсюда.

Последние слова она произнесла весело. Ее объяснение выглядело неправдоподобным. И она это знала. Я подозревала, что Фанни просто хотела скрыть истинные причины, какими бы они ни были. Может быть, она не хотела выставить себя в невыгодном свете. Да, мало ли что.

– Можешь не продолжать, – сказала я подчеркнуто спокойным тоном, кивнув на груду лежащей на кровати одежды. – Чайтра придет и поможет мне, если я попрошу.

– Как пожелаешь, – сказала Фанни, отложив в сторону мою наполовину сложенную хлопковую юбку. – Только помни, ты должна торопиться, если перед отъездом хочешь поесть.

– Хорошо, не забуду, – пообещала я. Фанни тщательно расправила складки своей юбки, затем выпрямилась, чмокнула меня в щечку и пошла к двери. Взявшись за ручку, она остановилась.

– Тебя пригласить на свадьбу? – спросила она вдруг, глядя мне в глаза. – Спенсеры привезут тебя по такому случаю из Веймаута.

Мое сердце екнуло. Неужели у меня будет возможность увидеть Эдмонда еще раз? За эти месяцы он, конечно, забудет мой поступок. Но, возможно, будет помнить нашу короткую дружбу и то приятное мгновение в пещере.

Я встретила насмешливый взгляд Фанни и не отвела глаз в сторону.

– Было бы очень любезно с твоей стороны, – сказала я, полностью овладев собой.

– Надеюсь, что мы еще встретимся, – бросила на бегу Фанни.

Исчезнув за дверью, она оставила меня наедине с моими мыслями. И с надеждой, которую вселила в мою душу.

Вздохнув, я стала разбирать оставленную Фанни груду белья. Делала это медленно, с большой неохотой. Когда уже наполовину упаковала, вспомнила, что ничего не сказала о своем отъезде миссис Мэдкрофт.

Боже мой! Как можно было такое забыть? Потрясенная этой мыслью, я выронила платье из рук.

Нужно немедленно исправлять свою ошибку. Все бросив, я быстро вышла из комнаты, испытывая одновременно чувство вины и необходимость поговорить с моей благодетельницей, рассказать ей о принятом решении. Я бесшумно шла по мягкому ковру, но не успела сделать и нескольких шагов, как в дверном проеме своей комнаты появился мистер Квомби.

– Хилари, дорогая! – с искренним чувством радости воскликнул он. – Я подумал, что это наверное вы и открыл дверь. Не могли бы вы уделить мне одну минуту?

Я засомневалась, стоит ли? Тем более, что до комнаты миссис Мэдкрофт оставалось уже недалеко.

– Дело очень важное, – убедительно добавил мистер Квомби. – И всего на одну минуту. Очень прошу вас, Хилари, всего одна минута.

Внутренне все еще колеблясь, я согласно кивнула головой. Жестом руки мистер Квомби подозвал меня и, совершенно игнорируя правила приличия, ввел меня в свою комнату. Она очень походила на мою. Но здесь отсутствовал балкон, и мебель не из ореха, как у меня, а из дуба. Меня поразило то, что нигде не было видно личных вещей мистера Квомби: все оказалось упрятанным в большом гардеробе или туалетном столике. Даже безопасную бритву и помазок хозяин комнаты убрал с умывальника. Аккуратность, достойная восхищения!

Мистер Квомби стал закрывать дверь, но я остановила его взглядом.

– Конечно, конечно, – виновато пробормотал он. – Просто я не подумал.

– Что вы хотели, мистер Квомби? – подчеркнуто холодно спросила я.

– Я хочу вам кое-что показать, – заметно теряясь, пролепетал он.

Мистер Квомби полез во внутренний карман своего пиджака и достал что-то перевязанное лентой. Кончик его высунутого языка нервно дрожал. Он молча шуршал лентой, торопливо и неловко развязывая ее. На его лбу выступили капельки пота. Наконец, он развязал ленту и извлек узкое, усыпанное мелкими бриллиантами обручальное кольцо.

– Вам нравится? – спросил мистер Квомби, и его черные глаза блеснули ярче этих бриллиантов.

Мое напряжение стало спадать. Ах, вот оно что! Он намеревается, наконец, просить руки миссис Мэдкрофт и в связи с этим приготовил ей бриллиантовое кольцо. У меня точно гора с плеч свалилась. Демарш мистера Квомби был как нельзя кстати. Если он сделает ей предложение сегодня днем, то взволнованная миссис Мэдкрофт едва ли заметит мое отсутствие. Если же и заметит, то ей будет не до меня. Мое же присутствие на этой церемонии совершенно излишне.

Я взяла кольцо из дрожащих рук мистера Квомби.

– Оно прекрасно! – не удержалась я от восхищения. – Просто великолепно!

Его плечи обмякли, выдавая чрезмерное волнение.

– Миссис Мэдкрофт будет счастлива, – ободряюще заметила я. – Она вас так любит!

Мистер Квомби захлопал глазами и стал похож на лягушку.

– Но это кольцо для вас, – пролепетал он. – Я предлагаю вам руку и сердце.

– Мне?! – не могла сдержать я изумления.

– Вас это удивляет? – спросил он после того как кивком головы подтвердил предназначение кольца. – Но, когда мы вчера разговаривали, я подумал, что вы все поняли.

– Но я не имела ни малейшего представления о том, что именно вы имеете в виду.

– Вы, конечно, рады?

– Нет. Извините, я хотела сказать, что ваше предложение для меня совершенно неожиданно.

О, Господи! Что мне делать? Я поспешно вернула кольцо, и сама теперь беспомощно залепетала, с трудом подбирая слова.

– Простите, но я не могу его принять, – сказала я. – Мне всегда казалось, что вы и миссис Мэдкрофт всегда были…

У меня чуть было не сорвалось с языка слово «любовники», но я вовремя удержала его на кончике языка.

– Были друзья, – после едва приметной заминки нашла я нужное слово. – Нет, более, чем друзья.

– Мы деловые партнеры и только, – выделяя каждое слово, произнес мистер Квомби. – А вы – та леди, которая пленила мое сердце.

Он или забыл, или сделал вид, что забыл, что я присутствовала во время многих и многих его бесед с миссис Мэдкрофт. И я неоднократно слышала его слова в адрес «делового партнера», которые никак нельзя считать деловыми… А теперь вот нагло поднес мне кольцо. Я правильно сделала, что отказалась от него.

– Вы мне не отказываете? – не отступался мистер Квомби. – Я хочу сделать вас счастливой. И неважно, что сейчас вы не любите меня. Наша любовь вырастет за те годы, которые нам суждено провести вместе.

Будь он менее серьезен, а не так расстроен, можно было бы рассмеяться. Его слова звучали так, словно он взял их по случаю из плохо написанной мелодрамы. Я почти не сомневалась, что так оно и было.

– Простите, мистер Квомби, – уточнила я. – Но миссис Мэдкрофт относится к вам более благосклонно, чем вы думаете. Прими я ваше предложение, и она расценит это как чудовищное предательство с моей стороны.

Кажется, я свой ответ взяла из той же плохой мелодрамы. Поэтому я удержалась от того, чтобы далее не сказать что-нибудь о любви, которой между нами нет и быть не может. А вообще-то, мне не хотелось, чтобы мистер Квомби подумал, будто я соперница миссис Мэдкрофт, способная на все.

Но я недооценила своего поклонника.

– Скажу вам откровенно, что миссис Мэдкрофт для меня ничего не значит, – упорствовал мистер Квомби. – К тому же, она старше меня на добрых пятнадцать или двадцать лет.

Теперь в его интонациях появилась резкость, которая все возрастала.

– А вы, моя дорогая, находитесь перед выбором, – с претензией на пророчество изрек он. – Вам предстоит или стать низкооплачиваемой гувернанткой у какого-нибудь избалованного ребенка, или компаньонкой занудной старухи. И что это будет за жизнь для молодой красивой леди?

– Не все дети избалованы, а старые женщины занудливы, – возразила я. – Что касается миссис Мэдкрофт…

– Вы не представляете, какая у вас может быть жизнь со мной! – перебив меня, кичливо произнес мистер Квомби. – Я могу положить к вашим ногам весь Лондон. Мы могли бы путешествовать по всему свету. Какая молодая женщина не мечтает о такой жизни?

У меня создалось впечатление, что последние слова мистер Квомби произнес не столько для меня, сколько для себя. Он уже любовался сам собою, он с наслаждением слушал собственный голос. Правда, его глаза при этом сверкали страстью. Но мой внутренний голос говорил мне, что мистер Квомби большой эгоист и думает, прежде всего, о себе. Поэтому мне стало легче, и я без особого усилия дала ему решительный отказ.

– Простите меня, – произнесла я совершенно спокойно. – Но я убеждена, что не буду счастлива с вами. Я нахожу вас крайне неприятным. А теперь, если позволите, я пойду.

Пораженный моими твердыми, решительными словами, он отступил на шаг и освободил мне дорогу. Поблагодарив Бога за освобождение, я выбежала из комнаты.

Перед дверью миссис Мэдкрофт я немного постояла, чтобы отдышаться, собрать все свое самообладание. Постучала.

Ответа не было.

Ни миссис Мэдкрофт, ни Чайтры в комнате не оказалось. Я сообразила, что было уже послеполуденное время, и, вероятно, они обе находились внизу за ленчем. Там миссис Мэдкрофт могла узнать о моем новом месте. Этого допустить я не могла.

Подняв подол юбки, я понеслась по лестнице вниз. Такая спешка, конечно же, не к лицу леди. Но я надеялась на то, что сейчас меня никто не увидит. Кажется, моя надежда оправдалась. Я благополучно спустилась почти до самого низа. И здесь, к своему ужасу, встретилась не с кем иным, как с самим мистером Ллевелином. Я неоднократно твердила себе, что именно так, официально, мне следует называть его.

Мистер Ллевелин степенной, хозяйской походкой поднимался вверх. Я резко остановилась и опустила подол юбки, ужаснувшись мысли, что ничего худшего для своего падения в его глазах я не могла придумать.

К моему удивлению, он не обратил никакого внимания на мою сверх-неприличную спешку и все остальное. Судя по выражению его лица, Эдмонд, то есть, мистер Ллевелин обрадовался встрече со мной.

– Я надеялся увидеть вас до того, как вы спуститесь вниз, – первым заговорил он. – Нам необходимо поговорить о прошедшей ночи.

Тему разговора он мог бы не уточнять, и так ясно. Я устало покачала головой.

– В этом нет необходимости, – произнесла я. – Сегодня в полдень, сразу после ленча я уезжаю с мистером Спенсером. А сейчас ищу миссис Мэдкрофт, чтобы сказать ей об этом.

Он стоял на второй нижней ступеньке, загородив мне спуск. Его красивое лицо находилось почти на одном уровне с моим.

– Вы приняли это предложение? – ровным тоном произнес Эдмонд.

Я поймала себя на том, что пристально смотрю прямо в его серые глаза. Попыталась вспомнить, зачем я шла вниз, но у меня все вылетело из головы. Мне показалось, что, несмотря на ровный тон, в его глазах промелькнуло огорчение. Просто он прекрасно владел собой.

– Простите, но я не могу позволить вам уехать с ним, – добавил Эдмонд, и его правильный подбородок стал жестким.

Боже милостивый, что он хотел этим сказать? Что у меня не осталось никакого выбора? Едва ли я могу находиться в обществе мистера Квомби и миссис Мэдкрофт после того, как ее поклонник выразил желание жениться на мне. Выйти замуж за мистера Квомби? Жизнь с ним была бы невыносима.

Я выпрямилась и решительно подняла голову.

– Если вы собираетесь выслушать мой полный отчет о случае лунатизма прошлой ночью, то…. – начала я.

– Не стоит, не стоит, – протестующе поднял руку Эдмонд.

– То вы будете полностью разочарованы его содержанием, – закончила я, намеренно игнорируя его протест.

При этом я подумала, что он, конечно, может оставить меня в Эбби Хаус, но жить мне здесь будет очень трудно.

– Что за чепуха! – как мне показалось» искренне возмутился Эдмонд. – То, что случилось прошлой ночью, никого не касается, кроме нас. Я не собираюсь никому и ничего объяснять по этому поводу.

– Что же тогда обсуждать? – изумилась я в свою очередь. – Вы приказали мне уехать, и я собираюсь это сделать.

Я смотрела на него в совершенном недоумении.

– Приказал!? – не сдержался Эдмонд от восклицания. – Я сказал только, что вы должны покинуть этот дом в целях вашей безопасности.

У меня подкосились ноги, и мне пришлось прислониться к перилам. Он беспокоится обо мне? Означает ли это то, что он не презирает меня за мой поступок? А, может быть, еще и испытывает что-то ко мне? Или он делает добро только потому, что обещал мне полную безопасность до тех пор, пока я нахожусь под его крышей. Скорее всего, просто из гордости. Последнее предположение показалось мне наиболее вероятным, но оно не объясняло отказа Эдмонда отпустить меня жить у мистера Спенсера.

Бессонная ночь. Страх за свое будущее. Предложение мистера Квомби. Отчаяние и проблески надежды в отношениях с Эдмондом. Все это оказалось для меня более чем достаточным. Мои пальцы помимо моей воли выпустили перила.

– Эдмонд, – пробормотала я. – Я… я… Он перепрыгнул через две ступеньки и обнял меня за талию.

– Я думаю, нам лучше пройти в мой кабинет, – донеслось до меня откуда-то издалека. – Мы сможем поговорить там наедине.

Глава 15

Мы прошли через холл в его кабинет. Эдмонд плотно закрыл дверь, так что теперь сюда не проникал ни единый звук. Из столового зала плыл аромат свежеиспеченных булочек и жаркого из барашки. Оттуда неслись обрывки разговора и звонкий смех Фанни. Беззаботная, веселая Фанни была просто счастлива. Для ликования у нее имелись, по крайней мере, две причины: отсутствие Эдмонда и присутствие мистера Спенсера.

Но это все было там, за дверью кабинета. А здесь стояла тишина. Эдмонд провел меня к тому самому креслу эпохи короля Иакова I, в котором я однажды сидела. Сегодня оно показалось мне особенно удобным. Может быть, потому, что подо мной лежала тонкая мягкая подушка, а может быть, потому, что Эдмонд нежно поддерживал меня всю дорогу от лестницы до кабинета. Я не могла не чувствовать исходящую от него сердечную теплоту. Если только это мне не показалось. Неужели я выдала желаемое за действительное? Нет, нет, конечно же, от него распространялись волны теплоты и нежности.

И мне так приятно было принимать от него маленькие знаки внимания. Я охотно позволила ему поставить к креслу стульчик и положить на него мои ноги. С высоты своего роста он посмотрел на меня и пронизанная внутренним светом улыбка осветила его лицо.

– Кажется, я не похожа на больную, чтобы обо мне так заботиться, – заметила я, радостно улыбаясь ему в ответ.

Честно говоря, в эти минуты я чувствовала себя не больной, а шарлатанкой. Та слабость, которая так внезапно охватила меня на лестнице, теперь вдруг так же внезапно прошла. Я сама не могла ничего понять. Только в одном не сомневалась, я не притворялась, я не добивалась от Эдмонда внимания таким путем.

Эдмонд почесывал свой подбородок и внимательно рассматривал мое лицо. Не знаю, что он на нем искал, что видел. Я, в свою очередь, откинув голову, стала рассматривать его лицо. Я точно знала, что искала. Мне хотелось найти подтверждение искренности его последних высказываний. Хотелось заглянуть в глубину его серых глаз, проникнуть до самой души. Убедиться бы, что теплота его слов не случайна, что исходящие от него волны сердечной теплоты тоже не случайны, что оказываемые мне знаки внимания, не дань хорошим манерам.

Я хотела убедиться, что есть в нем источник нежности и теплоты, что он надежный.

Увы, все, что я обнаружила, так это лишь теплый взгляд его глаз. Немного. Но, может быть, мне просто не удалось преодолеть какой-то неведомый мне барьер, может быть, я не смогла открыть какую-то неизвестную мне дверь. Наверное, всему свое время. Не нужно торопить его и напрасно волноваться. Надо набраться терпения, женской мудрости и ждать.

Зато я открыла нечто неожиданное для себя. Открыла в себе. Оказалось, взгляд его серых глаз творил со мной что-то невообразимое. Господи, что это со мной стало? Непонятная дрожь охватила все мое тело и прошла вдоль позвоночника от шеи до самого низа. А в коленях я ощутила приятнейшую теплоту. Она разлилась по ногам и совершенно лишила их сил. Если бы я стояла, то непременно упала бы. Оказалось, что магическое действие производят на меня не только его глаза, но и губы. Стоило мне провести своим взглядом по изгибу его губ, как в области моего живота распространился необъяснимый трепет. Я ничего не могла с ним поделать. Может быть, потому, что не очень хотела от него избавиться, так как он тоже доставлял мне наслаждение. Единственное, что я сделала, это отвела свой взгляд в сторону. Потом сообразила, что Эдмонд может догадаться. И я нашла выход.

– Вы хотели мне что-то сказать, не так ли? – спросила я Эдмонда.

Он кивнул головой, выпрямился и отошел к окну. Там сначала прошелся несколько раз взад-вперед, затем остановился и стал смотреть в сад. Ясно, что в саду ему рассматривать нечего. Зачем в таком случае он отвернулся от меня? Чтоб сосредоточиться? Или, чтобы скрыть от меня выражение глаз? Сложив руки за спину, он стоял, слегка покачиваясь на каблуках.

– Вам нужно уехать не потому, что я этого хочу, – произнес он наконец. – Просто вам нельзя оставаться в Эбби Хаус больше ни одной ночи.

– Вы сказали что-то о моей безопасности, – напомнила я. – Как это понимать? Мне угрожает, на ваш взгляд, кто-то из вашей семьи или из моих друзей?

– Я не хотел бы это обсуждать, – помолчав, произнес он. – Но поскольку вы поставили вопрос таким образом, что речь идет о членах моей семьи, то я вынужден высказать свое мнение… Дело в том, что вы дважды подверглись… странным воздействиям, которые до неузнаваемости изменили ваше поведение. Прошлой ночью…

– Это был чистейший лунатизм, – поспешно перебила я его. – Я не имела ни малейшего понятия о том, что делала.

– Тем более, – спокойно возразил он. – Допустим, что все было именно так, как вы говорите. В таком случае, чем вы объясните то обстоятельство, что вы точно, абсолютно точно, воспроизвели два эпизода из моей жизни?

У меня перехватило дыхание и какое-то время я не могла произнести ни слова.

. – Тогда я не ошиблась, – произнесла я, наконец, в растерянности. – Я подумала…

– Что подумали? – чуть ли не выкрикнул он, резко повернувшись ко мне на каблуках. – Что именно вы подумали?

– Что мой ум играет со мной шутку или, что…. – резко остановилась я.

Он внимательно посмотрел на меня, и в его глазах отразилось удивление. Представляю, какой я выглядела со стороны. Щеки полыхали, в глазах растерянность. Конечно, он не мог не заметить мое состояние. Мне стало ужасно неловко, я не знала, куда себя деть. Хорошо бы вскочить и убежать, но это, конечно, нереально. Потому я просто закрыла лицо руками.

Эдмонд подошел ко мне, взял мои руки и снял с лица. Он сумел сделать это одновременно нежно и твердо. Мои ладони утонули в его ладонях, которые нельзя было назвать изнеженными. Не выпуская мои руки, он внимательно посмотрел мне в лицо. Наверное, ему хотелось понять, что же я не досказала. Общаясь с такими как Салли Причард, он, вероятно, привык к тому, что женщина не всегда говорит то, что думает. А может быть, всегда говорит то, что не думает.

– Хилари, я жду, – произнес он голосом, в котором звучали нотки нежности.

Я закусила губу. У меня не хватило решимости сделать это признание сходу. Ведь предстояло обнажить свои чувства, свое сердце, а это больше, чем в состоянии лунатизма обнажить свое тело. Не лучше ли, в таком случае, уйти от объяснения? Хорошо, уйду, а дальше? Продолжать жить двойной жизнью: жизнью Лили и своей? Наверное, все же следует отделиться от Лили и быть самой собой. Какая есть. Пусть Эдмонд или принимает, или отвергает, это его право. Но принимает или отвергает меня, Хилари Кевери.

– Говори, Хилари, – приободрил он меня легкой улыбкой. – Я думаю, что пришло время довериться друг другу. Скажи мне, что ты думаешь обо всем этом?

– Думаю, что я позволила своим чувствам взять верх над рассудком, – начала я решительно. – А поскольку правила приличия мешали мне сделать это, то я для прикрытия воспользовалась Лили. Вот и все.

– Такое объяснение делает вам честь, и я отдаю должное вашей смелости, – засмеялся он. – Но я не могу с ним согласиться, оно, по-моему, неверное.

– Вы убеждены, что моим действиями, поступками руководила только Лили?

– Я уверен в этом.

– Но какую цель она преследовала?

– Кто знает, чем она руководствовалась. Я только одно точно знаю, это то, что она ненавидела меня.

Эти слова привели меня в полное недоумение. Снова все запуталось. Я не сомневалась в том, что меня в его комнату привели чувства, не имеющие ничего общего с ненавистью. Пусть не любовь, значит, страсть. Сильная страсть. Если к нему меня привели чувства Лили, тогда он ошибается, утверждая, что она ненавидела его. Если же к нему меня привели мои собственные чувства, то он снова ошибается, утверждая, что мои чувства не играют в моем поведении никакой роли. Мне показалось, что Эдмонд и сам понял, что все не так просто, как он полагал. Он задумался.

– Дважды она пыталась соблазнить меня, – продолжил он некоторое время спустя. – Я предупредил ее, что если она не прекратит свои попытки, то я пойду и расскажу все отцу. Это была, конечно, наивность с моей стороны. И моя роковая ошибка. Лили пошла к отцу сама. Не знаю, чем она при этом руководствовалась. Может быть, страхом. А может быть, желанием отомстить мне. Второе, на мой взгляд, более вероятно, так как Лили, по-моему, никого не боялась. По крайней мере, из мужчин.

Так вот, она обвинила меня в том, что я ее изнасиловал. Отец боготворил ее и поверил в эту ложь.

Я нахмурилась, что-то в рассказе Эдмонда вызвало у меня сомнение. Мой ум напряженно заработал, перерабатывая информацию полученную от Эдмонда и Урсулы, а также по наитию от Лили. То, что Лили хотела соблазнить Эдмонда, не вызывало у меня сомнения. Именно с таким намерением я под воздействием Лили шла к нему в комнату. А вот, что касается близости Эдмонда и Лили, то здесь не все было ясно. Ведь Урсула сказала мне в беседе, что отец застал в постели сына и Лили. Кто лгал: Урсула или Эдмонд? Лгал, надо полагать, тот, у кого больше оснований скрывать правду. А у кого больше оснований?

Эдмонд, между тем, правой рукой растирал мои пальцы. При этом мои руки покалывало, настолько сильно он наэлектризовал атмосферу вокруг нас. Наши взгляды/ встретились, и я заметила, что морщинки в уголках его глаз стали глубже. Что бы это значило? Сказался недостаток сна или избыток переживаний? Если переживаний, то за кого? За себя, за меня, за нас обоих? Можно, конечно, спросить его, но его ответ может вызвать новые сомнения. А как хочется верить его словам, его глазам. Да разве можно его глазам не верить? Они сами просят меня о том, чтобы я верила им.

Свободной левой рукой Эдмонд коснулся моей щеки, провел пальцами по линии губ, заставляя меня улыбнуться. Добился-таки своего. Я уже больше не хмурилась, я улыбалась и внимательно слушала его.

– Мы поссорились с отцом, – продолжал Эдмонд, убедившись, что я есть олицетворение внимания. – Он с успехом мог лишить меня наследства. Наверное, лишил бы, если бы Лили не разбилась насмерть.

Для него более логичным было бы сказать слова «если бы Лили не убили», – которые последние дни постоянно звучали в Эбби Хаус. Почему он предпочел другие? Намеренно? Или сознательно отказывался от версии убийства? Не думаю, что он специально для меня выбрал обтекаемую формулировку. Он, сколько помню, мало заботился о том, чтобы под кого-то подлаживаться.

– Впоследствии мы примирились с отцом, – закончил он свой короткий рассказ.

Эдмонд не подозревал о том, что по ходу его рассказа мои мысли уносились далеко в сторону. Они напоминали охотничьих собак, которые обнюхивают и обшаривают все близлежащие кусты и кочки в то время, когда охотник идет по прямой. Сама я не стала признаваться Эдмонду в своих сомнениях и терзаниях.

– Почему вернулся призрак Лили? – спросила я. – Только для того, чтобы обличить убийцу?

– Этими проклятыми сеансами мы, вероятно, усилили ее возможности, – высказал он предположение. – И она постаралась направить их на совершение зла. Возможно, что у нее оставались неосуществленными какие-то злые замыслы, теперь она решила осуществить их. Сколько помню Лили, ее никогда ничто не могло остановить.

– Но почему она захотела использовать именно меня? – спросила я с недоумением.

– Возможно, потому что чувствовала симпатию между вами и мной, – предположил он, пожав плечами.

Я удивленно подняла глаза. Своенравный завиток упал ему на лоб, придав его лицу что-то детское. В линий его рта, обычно прямой и жесткой, сегодня ощущалась нежность. Что изменилось? Я внимательно присмотрелась и поняла. Отсутствовала печать глубоко и тщательно скрываемого страдания, которая всегда была на его лице. Куда она делась?

– Вы чему-то удивляетесь? – спросил он. Я утвердительно кивнула головой.

– Господи, Хилари, я не первый раз говорю о своих чувствах.

– Я думала, что вы уважаете меня. Это не любовь. А после вчерашней ночи…

– Эта ночь только заставила меня понять, как я хочу тебя.

Он наклонился и поцеловал меня в бровь. Мои ресницы ощутили его дыхание, мои глаза закрылись. Я думала, что он отстранился, но ошиблась. Он поцеловал меня в переносицу. Я подалась лицом вперед и слегка приоткрыла рот. Некоторое время он колебался, затем наши губы сомкнулись.

Я перестала существовать сама по себе. И он перестал существовать сам по себе. Мы перестали существовать порознь, мы стали одним целым. Наши духовные сущности слились, соединились, превратились в одну духовную сущность. Теперь мы видели, ощущали и воспринимали окружающий мир совершенно одинаково, потому что было только одно Я. Это было несравнимо сильнее самой сильной смерти. И это чувство я испытывала к Эдмонду.

Мне казалось, что мы были предназначены друг для друга, что мы искали друг друга и, наконец, нашли.

Я вздохнула. Теперь я чувствовала себя непобедимой и уязвимой одновременно. Никто не мог со стороны победить меня, потому что моя сила заключалась не только во мне, но еще и в Эдмонде. А уязвимой я была со стороны Эдмонда. Он мог нанести удар, даже уничтожить меня, простым желанием, взглядом, мыслью. Любой выпад с его стороны был для меня ужасен.

Я подумала, что такое полное слияние душ может быть только на небесах. И если нам так повезло на земле, то за это мы должны благодарить Господа.

Не такого ли слияния жаждала Лили? Живой она стремилась к этому через страсть и потерпела неудачу. Не для того ли она вернулась, чтобы все же добиться желаемого? Возможно. Но с чем она пришла? Плотская страсть теперь ей уже недоступна. Слияние может произойти только благодаря любви, только через любовь. Есть ли она у Лили? Лили любила так много мужчин и каждому отдавала частицу своей любви. Осталось ли у нее что-нибудь для Эдмонда. Этот жалкий остаток, если он есть, способен ли для настоящей любви стать притягательной силой?

А может быть, каждой женщине суждено любить только одного мужчину на всей земле? И каждому мужчине – только одну женщину? В таком случае, как бы Лили ни старалась, она не сможет слиться с Эдмондом, он предназначен для меня.

Эдмонд медленно отстранился от меня. Открывать или не открывать глаза? Я опасалась, что, открыв, увижу что-нибудь такое, что мне не хотелось бы видеть. Но не могла же я сидеть здесь с закрытыми глазами вечность? Они как-то сами собой широко открылись.

Его лицо оказалось у самого моего лица. Кончиком своего носа он почти касался моего лба. Мне не требовалось смотреть ему в глаза, я поняла без того, что он не хочет расставаться со мной. Так же, как я с ним. Будто гора свалилась с моих плеч. Я наклонилась вперед и уткнулась лбом в его губы.