Текст книги "Запертая комната. Убийца полицейских. Террористы"

27

Мальмстрём и Мурен совершили налет в пятницу, четырнадцатого июля. Ровно без четверти три они вошли в банк – в оранжевых комбинезонах, масках Дональда Дака и резиновых перчатках.

Они держали в руках свои крупнокалиберные пистолеты, и Мурен первым делом пустил пулю в потолок. Чтобы присутствующим было понятно, о чем идет речь, он затем крикнул на ломаном шведском языке:

– Ограбление!

Хаузер и Хофф были в обычных костюмах, только лицо скрывал черный капюшон с прорезями для глаз. Хаузер был вооружен автоматом, Хофф – куцым дробовиком «Марица». Они стояли в дверях, прикрывая пути отхода к машинам.

Хофф поводил стволом обреза, чтобы не совались посторонние; Хаузер, как предусматривал план, занял тактически выгодную позицию, которая позволяла ему держать под прицелом и прилегающую часть тротуара, и кассовый зал.

Тем временем Мальмстрём и Мурен методично опорожняли кассы.

Все шло по плану с изумительной точностью. Пятью минутами раньше в южной части города возле гаража на Розенлундсгатан взорвался какой-то старый рыдван. Сразу после взрыва послышались беспорядочные выстрелы и загорелась постройка по соседству. Виновник всей этой суматохи, подрядчик А, вышел проходными дворами на другую улицу, сел в свою машину и покатил домой.

Ровно через минуту после взрыва в подворотню полицейского управления въехал задним ходом мебельный фургон, причем въехал наискось и плотно застрял. Из фургона высыпались коробки с ветошью, которая была пропитана горючей смесью и тотчас вспыхнула ярким пламенем.

А подрядчик Б в это время невозмутимо шагал по тротуару, удаляясь от места происшествия, словно его ничуть не касался этот сумбур.

Словом, все шло как по писаному. Предусмотренные планом акции выполнялись досконально и точно по расписанию.

С точки зрения полиции, события в общем и целом тоже развивались так, как было предусмотрено, это относилось и к последовательности акций, и к срокам.

Если не считать одной небольшой закавыки.

Мальмстрём и Мурен провели налет не в Стокгольме.

Они ограбили банк в Мальмё.

Пер Монссон, старший инспектор уголовной полиции Мальмё, пил кофе в своем кабинете. Его окно выходило во двор полицейского управления, и инспектор чуть не подавился сдобой, когда в подворотне что-то ухнуло и заклубился густой дым. Одновременно Бенни Скакке, подающий надежды молодой сотрудник, который, сколько ни усердствовал, никак не мог продвинуться дальше простого криминального ассистента, распахнул дверь его кабинета и крикнул, что принят сигнал тревоги. На Розенлундсгатан произведен взрыв, идет жуткая перестрелка, горит по меньшей мере одна постройка.

Хотя Скакке четвертый год жил в Мальмё, он никогда не слышал о такой улице и не представлял себе, где она находится. Зато Пер Монссон знал родной город как свои пять пальцев, и ему было невдомек, с чего это вдруг кому-то понадобилось устраивать взрыв в глухом закоулке тихого городского района, известного под названием Софиелунд.

Впрочем, ни ему, ни его коллегам не пришлось долго раздумывать. Не успело начальство распорядиться, чтобы личный состав выезжал к месту происшествия, как само полицейское управление подверглось атаке, и, когда разобрались что к чему, оказалось, что весь тактический резерв заперт во дворе. Так что сотрудники добирались до Розенлундсгатан на такси или на собственных машинах, не оборудованных радиотелефоном.

Монссон прибыл туда в семь минут четвертого. К этому времени расторопные пожарники уже справились с огнем; устроенный неизвестным поджигателем пожар причинил незначительные повреждения пустому гаражу. Направленные в район взрыва крупные полицейские силы не обнаружили ничего особо подозрительного, если не считать искореженного драндулета. А через восемь минут один из моторизованных патрулей услышал по своему приемнику донесение о том, что ограблен банк в деловом центре города.

Мальмстрём и Мурен к этой минуте успели покинуть Мальмё. Кто-то видел, как от банка отъехал синий «фиат». Погони не было, и через несколько минут приятели разделились, сев каждый в свою машину.

Как только полиции наконец удалось навести порядок в собственном доме, избавившись от фургона и горящих коробок, выезды из города были закрыты. Полицейские силы всей страны были брошены на розыск синего «фиата».

Его нашли через три дня в одном из сараев у Восточной гавани Мальмё; в машине лежали комбинезоны, маски Дональда Дака, резиновые перчатки, пистолеты и разная дребедень.

Хаузер и Хофф честно отработали щедрый гонорар, помещенный на чековые счета их жен. Они удерживали позицию у входа в банк почти десять минут после того, как укатили Мальмстрём и Мурен, и отошли только тогда, когда вдали показались первые полицейские – два пеших патруля, весь опыт которых сводился к перебранкам со школьниками, распивающими легкое пиво в общественных местах. Вооруженные портативными радиостанциями, они не пощадили своих голосовых связок, да только некому было оценить их усилия, потому что в эти минуты чуть не все полицейские города Мальмё кричали в свои микрофоны – и почти никто не слушал.

Хаузеру вопреки всем, в том числе и его собственным, расчетам даже удалось благополучно уйти; через Хельсингборг и Хельсингёр он без помех покинул страну.

А вот Хофф попался – попался из-за странной оплошности. Без пяти четыре он поднялся на борт железнодорожного парома «Мальмёхус», одетый в серый костюм, белую сорочку с галстуком и черный ку-клукс-клановский капюшон. Проклятая рассеянность… Портовая охрана и таможенники пропустили его, полагая, что на пароме происходит не то маскарад, не то мальчишник, но у команды он вызвал подозрение, и по прибытии в Копенгаген Хоффа сдали пожилому датскому полицейскому, который от удивления чуть не выронил бутылку с пивом, когда задержанный кротко выложил на стол тесной дежурки два заряженных пистолета, плоский штык и ручную гранату с вставленным запалом. Впрочем, безоружный датчанин быстро опомнился и совсем повеселел, когда выяснилось, что фамилия арестованного совпадает с названием фирмы, производящей превосходное пиво.

Помимо билета до Франкфурта, Хофф имел при себе деньги, а именно сорок немецких марок, две датские десятки и три кроны тридцать пять эре в шведской валюте.

За вычетом этой суммы потери банка составили только два миллиона шестьсот тринадцать тысяч четыреста девяносто шесть крон и шестьдесят пять эре.

Странные вещи происходили в это время в Стокгольме.

И самое сногсшибательное приключение выпало на долю Эйнара Рённа.

Ему выделили шестерых полицейских и поручили относительно скромную задачу: держать под наблюдением Розенлундсгатан и схватить подрядчика А. Поскольку улица довольно длинная, он постарался целесообразно распределить свои немногочисленные силы. Двое на машине составили мобильный отряд, остальные четверо заняли стратегические пункты.

Бульдозер Ульссон велел ему действовать спокойно, главное – не терять голову, что бы ни произошло.

Без двадцати двух минут три Эйнар Рённ стоял как раз напротив парка Бергсгруван. Ничто не омрачало его настроения, когда к нему подошли два юнца – такие же неопрятные, как большинство прохожих на стокгольмских улицах в наши дни.

– Дай закурить, – сказал один из них.

– Угу, так ведь нет у меня сигарет, – миролюбиво ответил Рённ.

Миг – и он увидел стилет, нацеленный ему прямо в живот, а в опасной близости от его головы закачалась велосипедная цепь.

– Ну ты, недоумок вонючий, – процедил юнец со стилетом. И бросил своему приятелю: – Тебе бумажник. Мне часы и кольцо. Потом пырнем старичка.

Рённ никогда не слыл мастером джиу-джитсу или каратэ, но кое-какие приемы все-таки помнил.

Он ловко сделал подсечку парню с ножом, который удивленно приземлился на пятую точку. Однако следующий прием Рённу удался хуже. Он уклонился в сторону, но недостаточно быстро, и цепь ударила его повыше правого уха так, что в глазах потемнело. Тем не менее, падая, он ухитрился повалить на тротуар и второго грабителя.

– Ну, дед, заказывай панихиду, – прошипел юнец со стилетом.

В эту самую минуту к месту происшествия подоспел мобильный отряд, и, когда в голове у Рённа прояснилось, полицейские уже успели избить лежачую шпану дубинками и пистолетами и заковать в наручники.

Парень с велосипедной цепью первым пришел в себя, осмотрелся кругом, вытер кровь со лба и недоуменно спросил:

– Что произошло?

– А то, паренек, что ты на засаду нарвался, – объяснил ему один из полицейских.

– Полицейская засада? Против нас? Да вы что? Из-за какого-то тухлого недоумка?

У Рённа снова выросла шишка на голове, кстати, это был единственный физический урон, который понесла спецгруппа в этот день; психологические травмы не в счет.

В оснащенном по последнему слову техники сером автобусе оперативного центра Бульдозер Ульссон выделывал замысловатые антраша от нетерпения, чем немало затруднял работу не только радисту, но и руководившему этой частью операции Кольбергу.

Без четверти три напряжение достигло кульминации, потянулись нестерпимо долгие секунды.

В три часа служащие банка заявили, что пора закрывать, и сосредоточенным в зале полицейским силам во главе с Гунвальдом Ларссоном оставалось лишь покориться.

Тяжкое чувство опустошенности овладело всеми, только Бульдозер Ульссон сказал:

– Господа, это временная неудача. А может быть, никакой неудачи и нет. Просто Руус узнал, что мы что-то проведали, и рассчитывает взять нас измором. Он пошлет Мальмстрёма и Мурена на дело в следующую пятницу, ровно через неделю. Фактически потеря темпа у него, а не у нас.

Первые тревожные сигналы поступили в половине четвертого. Причем настолько тревожные, что спецгруппа тотчас отступила в штаб на Кунгсхольмене, чтобы оттуда следить за ходом событий. В ближайшие часы телексы безостановочно отстукивали новые сообщения.

Мало-помалу картина прояснялась.

– Очевидно, слово «Милан» означало не то, что ты думал, – сухо сказал Кольберг.

– Не то, – согласился Бульдозер. – Мальмё… Вот ловкачи!

Удивительное дело: он уже целый час не метался, а тихо сидел на месте.

– Кто бы мог знать, что и в Мальмё есть такая улица, – проворчал Гунвальд Ларссон.

– И что почти все новые отделения банков строят по одному чертежу, – добавил Кольберг.

– Мы должны были знать это, господа! – воскликнул Бульдозер. – Руус знал. Зато теперь мы будем начеку. Совсем забыли про рационализацию. Одинаково строить дешевле. Руус привязал нас к Стокгольму. Но в другой раз он нас не проведет. Главное, не сидеть сложа руки.

Бульдозер встал; он явно воспрянул духом.

– А где сейчас Вернер Руус?

– В Стамбуле, – ответил Гунвальд Ларссон. – Отдыхает там, у него несколько свободных дней.

– Так, – произнес Кольберг. – Хотел бы я знать, где отдыхают Мальмстрём и Мурен?

– Это не играет никакой роли. – Бульдозер все больше воодушевлялся. – Легко добыто – легко прожито. Скоро они опять появятся здесь. И уж тогда на нашей улице будет праздник.

– Как же, жди, – буркнул Кольберг.

Итак, туман развеялся совсем. И день был на исходе.

Мальмстрём успел уже расположиться в гостиничном номере в Женеве, который заказал еще три недели назад.

Мурен находился в Цюрихе, но собирался завтра же двигаться дальше, в Южную Америку.

В сарае, у которого они пересаживались в другие машины, им удалось перекинуться лишь несколькими словами.

– Ты уж смотри не выбрасывай заработанные тяжким трудом гроши на трусы и недостойных женщин, – наставительно произнес Мурен.

– Жуть какой куш отхватили, – отозвался Мальмстрём. – Что будем делать с деньгами?

– В банк положим, что же еще, – ответил Мурен.

В один из ближайших дней в отеле «Хилтон Стамбул», сидя в баре и потягивая коктейль «дайкири», Вернер Руус читал «Геральд трибюн».

Впервые сей разборчивый орган печати удостоил его своим вниманием. Короткая заметка, лаконичный заголовок: «Ограбление банка по-шведски». Сообщались основные факты, в частности выручка налетчиков. Около полумиллиона долларов. И второстепенная деталь: «Представитель шведской полиции заявил сегодня, что организаторы ограбления известны».

Чуть пониже – еще одна новость из Швеции:

«Массовый побег. Пятнадцать самых матерых грабителей бежали сегодня из тюрьмы Кумла, считавшейся абсолютно надежной».

Бульдозера Ульссона эта новость застигла в ту самую минуту, когда он впервые за много недель лег спать в супружескую постель. Он тотчас вскочил и забегал по спальне, упоенно твердя:

– Какие возможности! Какие сказочные возможности! Теперь пойдет война не на жизнь, а на смерть!

28

В пятницу Мартин Бек явился в дом на Тулегатан в четверть шестого с пакетом из винного магазина в руке и мозаикой под мышкой. На первом этаже ему встретилась Peя. Одетая только в длинный лиловый балахон, она громыхала по ступенькам красными сабо, держа в руках по сумке с мусором.

– Привет, – поздоровалась она. – Хорошо, что ты пришел. Я тебе кое-что покажу.

– Давай я возьму сумки, – предложил он.

– Зачем, это мусор. Да у тебя и без того руки заняты. Это и есть та мозаика?

– Ага.

– Очень хорошо. Откроешь мне?

Мартин Бек распахнул дверь на двор, и Peя направилась к мусорным контейнерам. Он провожал ее взглядом. Ноги, как и фигура, – крепкие, мускулистые, ладные. Хлопнув крышкой контейнера, она сразу повернулась и побежала обратно. Бежала по-спортивному, слегка наклонив голову, уверенно и легко.

И по лестнице она поднималась почти бегом, он еле поспевал за ней.

На кухне за чашкой чая сидели двое – девушка по имени Ингела и другая, которой он еще не видел.

– Ну, что ты мне хотела показать?

– Сию минуту, – сказала Peя. – Пошли.

Мартин Бек пошел за ней.

Она показала на одну из дверей, выходящих в прихожую.

– Вот, прошу. Запертая комната.

– Детская?

– Точно. В ней никого нет, и заперто изнутри.

Он пристально поглядел на нее. Какая она сегодня бодрая и веселая…

Рея рассмеялась; у нее был чуть хрипловатый сердечный смех.

– Дверь запирается изнутри на крючок. Я сама его привинтила. Чтобы ребята могли уединиться, когда захотят.

– Но ведь их дома нет.

– Фу, дурачок! Я там убиралась, пылесосила, а когда кончила уборку, захлопнула дверь – и перестаралась. Крючок подскочил и упал в петлю. Теперь не откроешь.

Он подергал дверь. Правда не поддается.

– Сам крючок – на двери, – объяснила она, – а петля на косяке. Крепко привинчены.

– Ну и как же теперь открыть?

Она пожала плечами:

– Видно, силу применить придется. Действуй. Как говорится, для таких вещей и держат мужчину в доме.

Наверное, у него был на редкость глупый вид, потому что она опять рассмеялась. Потом быстро погладила его по щеке и сказала:

– Ладно, бог с ней. Сама справлюсь. Но как бы то ни было, вот перед тобой запертая комната. Не знаю только, какой вариант.

– А нельзя что-нибудь в щель просунуть?

– Щели-то нет. Я же тебе говорю, сама крючок ставила. Сработано на совесть.

Она была права, дверь решительно не поддавалась.

Рея взялась за ручку, сбросила правый башмак и уперлась в косяк ступней.

– Нет уж, постой, – вмешался он. – Лучше я.

– Давай, – уступила она и пошла на кухню к своим гостям.

Мартин Бек некоторое время присматривался к двери. Потом поступил так же, как Peя, – уперся ногой в косяк и взялся за ручку. Она была старая, добротная и производила вполне надежное впечатление.

В самом деле, другого способа нет. Разве что выбить шплинты из петель.

Сначала он дернул вполсилы, но во второй раз рванул уже как следует. Только на пятый раз его усилия увенчались успехом – винты поддались с жалобным скрипом, и дверь распахнулась.

Не выдержали шурупы, крепившие крючок, а петля сидела на месте, словно впаянная в косяк. Она была отлита заодно с опорной пластиной; в пластине – четыре дырки для шурупов.

Крючок даже не выскочил из петли – широкий, несгибаемый, видно стальной.

Мартин Бек осмотрелся в детской. Комната пуста, окно заперто…

Теперь, чтобы действовал запор, надо передвинуть крючок и петлю на несколько сантиметров. Вокруг старых дырок вся древесина измочалена.

Он прошел на кухню, там оживленно беседовали о геноциде во Вьетнаме.

– Peя, – сказал Мартин Бек, – где инструмент?

– Вон там, в сундучке.

Ее руки были заняты – Peя делилась с гостьей секретами вязания, – и она показала ногой.

Он разыскал отвертку и шило, но она остановила его:

– Это не срочно. Возьми себе чашку и садись с нами. Погляди, каких булочек Анна напекла.

Он сел и принялся за свежую булочку, рассеянно слушая их беседу, но затем в мозгу его будто включился магнитофон, который воспроизводил совсем другой разговор, происходивший одиннадцать дней назад.

Разговор в одном из коридоров Стокгольмского городского суда состоялся во вторник, 4 июля 1972 года.

Мартин Бек: Значит, вы выбили шплинты из петель, открыли дверь, а потом вошли в квартиру?

Кеннет Квастму: Ну да.

Мартин Бек: Кто вошел первым?

Кеннет Квастму: Я вошел. Кристианссона мутило от запаха.

Мартин Бек: Что ты сделал, когда вошел? Поточнее.

Кеннет Квастму: Вонь стояла жуткая. В комнате было мало света, но я увидел на полу труп, метрах в двух-трех от окна.

Мартин Бек: Дальше? Постарайся вспомнить все подробно.

Кеннет Квастму: В комнате нечем было дышать. Я обошел вокруг тела и подошел к окну.

Мартин Бек: Окно было закрыто?

Кеннет Квастму: Да. И роликовая штора спущена. Я хотел ее поднять – не поддалась. Пружина была сорвана. Но ведь надо было открыть окно, чтобы проветрить.

Мартин Бек: Ну и что же ты сделал?

Кеннет Квастму: Просто отодвинул штору в сторону и распахнул окно. Потом мы скрутили штору и наладили пружину. Но это уже потом.

Мартин Бек: Окно было заперто?

Кеннет Квастму: Ага, во всяком случае, одна щеколда была надета на крюк. Я поднял ее и открыл окно.

Мартин Бек: Ты не помнишь, какая это была щеколда – верхняя или нижняя?

Кеннет Квастму: Точно не скажу. По-моему, верхняя. Насчет нижней сейчас не припомню. Кажется, я ее тоже открыл… нет, не помню.

Мартин Бек: Но ты уверен, что окно было заперто изнутри?

Кеннет Квастму: Конечно уверен. На сто процентов.

Peя легонько толкнула Мартина Бека ногой.

– Кому говорят, возьми еще булочку.

– Peя, у тебя есть хороший фонарик? – спросил он.

– Есть. В чуланчике, на гвозде висит.

– Можно его взять на время?

– Конечно возьми.

– Мне надо уйти сейчас. Но я быстро вернусь и починю дверь.

– Отлично, – сказала она. – Пока.

– Пока, – эхом откликнулись ее подруги.

– Пока, – ответил Мартин Бек.

Он взял фонарик, вызвал по телефону такси и поехал прямо на Бергсгатан. Несколько минут постоял на тротуаре, глядя через улицу на окно на третьем этаже.

Потом повернулся. Перед ним возвышался поросший кустарником, крутой каменистый склон Крунубергского парка.

Мартин Бек стал карабкаться вверх по склону, пока не поравнялся с окном. Промежуток составлял от силы двадцать пять метров. Достав из грудного кармана шариковую ручку, он прицелился в темный прямоугольник окна. Штора была спущена; до особого распоряжения полиция запретила негодующему домовладельцу сдавать квартиру.

Мартин Бек сделал несколько шагов в одну, в другую сторону, пока не нашел наилучшее положение. Он не считал себя метким стрелком, однако не сомневался, что, будь у него в руке вместо шариковой ручки автоматический пистолет сорок пятого калибра, он сумел бы попасть в человека, стоящего в этом окне.

И остаться при этом незамеченным. Конечно, в середине апреля листва пожиже, но и то можно притаиться так, что на тебя не обратят внимания.

В это время дня еще достаточно светло, но и поздно вечером уличное освещение, наверное, позволяет различить окно. К тому же в темноте легче укрыться в кустах.

А вот стрелять без глушителя было бы рискованно.

Он еще раз проверил, какое место лучше всего подходило для стрельбы, и приступил к поискам.

Прохожих было немного, и каждый останавливался, услышав возню на склоне. Остановятся на секунду-другую и тут же спешат дальше, боясь нарваться на неприятности.

Мартин Бек искал продуманно. Начал справа – почти все автоматические пистолеты выбрасывают гильзу вправо, однако дальность и направление различаются. Дело это было достаточно кропотливое. Местами пришлось пускать в ход фонарик.

Но Мартин Бек не сдавался, он с самого начала настроился искать долго.

Он нашел гильзу через час сорок минут. Она застряла между двумя камнями – исцарапанная, грязная. С весны прошел не один дождь. И собаки тут бродили, да и люди, наверное, топали в поисках подходящего места, чтобы нарушить закон и порядок, распивая пиво в общественных местах.

Мартин Бек извлек латунный цилиндрик из щели, обернул носовым платком и сунул в карман.

Потом пошел по Бергсгатан налево. Около ратуши поймал такси и доехал до криминалистической лаборатории. Правда, рабочий день кончился, но Мартин Бек рассчитывал на то, что теперь почти всюду можно застать людей, работающих сверхурочно.

Он не ошибся, однако ему пришлось изрядно поторговаться, чтобы его находку хотя бы приняли.

В конце концов он настоял на своем, положил гильзу в пластиковую коробку и тщательно заполнил карточку.

– И конечно же, это безумно срочно, невозможно терпеть, – сказал лаборант.

– Да нет, – ответил Мартин Бек. – Совсем не срочно. Будет время – поглядите, если не трудно.

Он сам еще раз посмотрел на гильзу. Смятая, грязная, неказистая – много ли от нее проку…

– За такие слова, ей-богу, нарочно поскорее сделаю, – сказал лаборант. – А то ведь только и слышишь: «Срочно, спешно, каждая секунда дорога!»

Было уже довольно поздно, и Мартин Бек решил сперва позвонить Рее.

– Привет, – отозвалась она. – Я одна дома, гости ушли. Подъезд заперт, но я сброшу тебе ключ.

– Я починю крючок.

– Уже сделано. А ты управился со своими делами?

– Ага.

– Вот и хорошо. Значит, жду тебя через полчаса.

– Около того.

– Покричи снизу.

Он приехал в начале двенадцатого и посвистел.

Пришлось немного подождать, зато Peя спустилась сама – босая, в красной ночной рубашке.

Войдя на кухню, она спросила:

– Ну что, пригодился фонарик?

– Ага, еще как.

– Выпьем вина? Кстати, ты ужинал?

– Нет.

– Безобразие. Я что-нибудь приготовлю. Это недолго. Ты изголодался.

«Изголодался».

Да, пожалуй.

– Как там со Свэрдом?

– Начинает проясняться.

– Правда? Расскажи. Я жутко любопытная.

В час ночи бутылка опустела.

Peя зевнула.

– Да, между прочим, завтра я уезжаю. Вернусь в понедельник. А может, только во вторник.

Он открыл рот, чтобы сказать: «Ну, я пошел».

– Тебе не хочется идти домой, – опередила она его.

– Не хочется.

– Так оставайся.

Он кивнул. Она продолжала:

– Только учти, со мной рядом спать – не сахар. Я без конца ворочаюсь, даже во сне.

Он разделся и лег.

– Ну что – снять мою роскошную хламиду? – спросила она.

– Сними.

– Ладно.

Она разделась и легла рядом с ним.

– Увеселений не будет.

Он подумал, что вот уже два года, как спит один.

– Здорово устал?

Мартин Бек промолчал. От нее исходило ласковое тепло.

– Опять до мозаики руки не дошли, – сказала Peя. – Ничего, на следующей неделе.

Ровно через минуту он уже спал.