Текст книги "Человек, который «испарился»"

XXI

Колльберг жил в гостинице «Санкт-Иёрген» на Густав-Адольфторг, и они, забрав чемодан Мартина Бека из управления полиции, поехали в гостиницу. Там все места были заняты, но Колльберг пустил в ход свое испытанное красноречие и вскоре свободный номер нашелся.

Мартину Беку не хотелось распаковывать вещи. Может, позвонить жене на остров? Он взглянул на часы и решил, что уже слишком поздно. Очевидно, ей не доставило бы большой радости, если бы пришлось дважды плыть на веслах через пролив, для того, чтобы услышать, как он говорит ей, что не знает, когда вернется.

Он разделся и пошел в ванную. Он принимал душ, когда услышал типичный громкий стук Колльберга в дверь. Открывая номер, Мартин Бек забыл ключ снаружи в двери, поэтому через секунду Колльберг ввалился внутрь и начал его звать.

Мартин Бек выключил душ, завернулся в банную простыню и вышел к Колльбергу.

– Мне пришла в голову ужасная мысль, – сказал Колльберг. – Вот уже пять дней, как в этом году открылся сезон раков, а ты еще наверняка не съел ни одного рака. Или, может, у них в Венгрии тоже есть раки?

– Если даже и есть, мне об этом неизвестно, – ответил Мартин Бек. – По крайней мере, я ни одного не видел.

– Оденься. Я уже заказал столик.

В ресторане было много народу, но для них в уголке был зарезервирован столик с соответствующими аксессуарами для поедания раков. V каждого на тарелке лежала бумажная шапочка и бумажная салфетка с отпечатанным красной краской стишком. Они сели, и Мартин Бек хмуро посмотрел на свою шапочку из синей гофрированной бумаги. У нее на козырьке из блестящего картона золотыми буквами было написано слово «Полиция».

Раки были исключительные, поэтому за едой Мартин Бек и Колльберг говорили мало. Когда они все уплели, Колльберг остался голоден, потому что он всегда был голоден, и заказал еще жаркое из вырезки. Они ждали, когда его принесут, и Колльберг сказал:

– Там было четверо мужчин и одна женщина в тот вечер, когда он уехал. Я написал тебе список. Он у меня наверху в номере.

– Отлично, – сказал Мартин Бек. – Это было трудно?

– Да нет. Мне помог Меландер.

– Ты смотри, Меландер. Сколько времени?

– Половина десятого.

Мартин Бек встал и оставил Колльберга наедине с жарким из вырезки.

Меландер, понятно, уже находился в постели, и Мартин Бек терпеливо слушал телефонные гудки, пока на другом конце не раздался знакомый голос.

– Ты уже спал?

– Да, но это неважно. Ты уже дома?

– Нет, я в Мальмё. Что ты узнал об Альфе Матссоне?

– Я сделал все, о чем ты просил. Хочешь услышать прямо сейчас?

– Спасибо, хотелось бы.

– В таком случае, подожди минутку.

Меландер пропал, но вскоре снова появился.

– Я все это записал, но оставил записи в служебном кабинете. Попытаюсь, если смогу, восстановить по памяти, – сказал он.

– Чтоб ты да не смог, – сказал Мартин Бек.

– Речь идет о вторнике, двадцать первого июля. Утром Матссон зашел в редакцию, где взял у секретарши билет на самолет, а в кассе получил четыреста крон наличными. Потом поехал в венгерское посольство за паспортом и визой, а оттуда – домой на Флеминггатан, где уже, возможно, уложил чемодан. Наверняка переоделся. Утром на нем были серые брюки, серый блузон из джерси, синий трикотажный блейзер без лацканов и бежевые мокасины. Днем и вечером на нем были летний серо-синий костюм, белая рубашка, черный галстук, черные полуботинки и бежевый поплиновый плащ.

В телефонной кабине было душно. Мартину Беку удалось нашарить в кармане какой-то обрывок бумаги, и теперь по ходу доклада Меландера он царапал кое-какие пометки.

– Да, продолжай, только медленнее, – сказал он.

– В четверть первого он поехал на такси с Флеминггатан в ресторан «У кружки», где пообедал в обществе Свена Эрика Молина, Пера Кронквиста и Пиа Больт. Ее имя Ингрид, но все называют ее Пиа. За едой и после выпил много пива. Пиа Больт ушла в три часа, они остались втроем. Через час, около четырех, пришли Стиг Лунд и Оке Гюннарссон и подсели к их столику. Тут уж они принялись за напитки покрепче. Альф Матссон пил шотландское виски со льдом и водой. За столом разговаривали на обычном журналистском жаргоне, но официантка припоминает, что Матссон говорил о своей командировке. Куда он должен был ехать, она не знает.

– Он был пьян? – спросил Мартин Бек.

– Ну, наверное, немножко пьян, но не так, чтобы по нему это было видно. По крайней мере не тогда. Ты можешь минутку подождать?

Меландер опять исчез. Мартин Бек распахнул дверь телефонной кабины и за то время, что ждал Меландера, впустил внутрь немного воздуха. Меландер вернулся.

– Я только ходил надеть халат. Так на чем мы остановились? Да, «У кружки». В шесть часов компания, то есть Кронквист, Лунд, Гюннарссон, Молин и Матссон, ушла и на такси поехала в ресторан «Уютное местечко», где они ужинали и пили. Разговоры в основном шли об общих знакомых, женщинах и выпивке. Альф Матссон уже прилично опьянел и очень громко комментировал достоинства и недостатки разных гостей женского пола в ресторане. В половине десятого все пятеро сообща поехали на автомобиле в ресторан «Опера-келларен». Там пьянка продолжилась. Альф Матссон пил виски. Пиа Больт, которая уже была в «Опера-келларен», подсела к Матссону и четырем остальным. Около двенадцати из ресторана ушли Кронквист и Лунд, а около часа ночи Пиа Больт вместе с Молином. Все были пьяны. Матссон и Гюннарссон оставались там вплоть до закрытия и оба были очень пьяны. Матссон едва держался на ногах и приставал к женщинам, находящимся среди гостей. Мне не удалось выяснить, что происходило дальше, но, очевидно, он уехал домой в такси.

– Никто не видел, как он уезжал?

– Нет, из тех людей, с которыми я беседовал, никто. Большинство гостей, которые тогда разъезжались, были в разной степени опьянения, а персонал спешил домой.

– Большое тебе спасибо, – сказал Мартин Бек. – Ты мог бы сделать для меня кое-что еще? Зайди завтра утром в квартиру Матссона и посмотри, нет ли там серо-синего костюма, в котором он был в тот вечер.

– А разве ты не был там? – спросил Меландер. – Еще до своего отъезда.

– Да, был, – сказал Мартин Бек, – но у меня нет такой феноменальной памяти, как у тебя. Ну ладно, иди спать. Я позвоню тебе завтра утром.

Он вернулся к Колльбергу, который уже успел проглотить свое жаркое из вырезки и какое-то пирожное, от которого на тарелке, стоящей перед ним, остались липкие розовые полосы.

– Обнаружил что-нибудь? – спросил Колльберг.

– Не знаю, – пробормотал Мартин Бек. – Возможно.

Они пили кофе, и Мартин Бек рассказывал о Будапеште, Слуке, Ари Бок и ее немецких дружках. Потом они поднялись лифтом наверх и Мартин Бек зашел к Колльбергу, чтобы взять отпечатанный на машинке список. Затем пошел к себе в номер.

Он разделся, включил лампу на ночном столике и погасил верхний свет. Лег и начал читать:

«Ингрид (Пиа) Больт, родилась в 1939 году в Норчёпинге, не замужем, секретарь, проживает в собственной квартире по адресу: Стриндберггатан, 51.

Состоит в той же компании, что и Матссон, однако недолюбливает его и, очевидно, они никогда не были друг с другом в интимной связи. Около года жила со Стигом Лундом, вплоть до последнего времени. Теперь, по-видимому, ходит с Молином. Секретарша в доме моделей в „Студио 45“.

Пер Кронквист, родился в 1936 году в Лулео, разведен, репортер вечерней газеты. Проживает совместно с Лундом: Свеавеген, 88.

Состоит в компании, но с Матссоном не очень дружен. Разведен в Лулео в 1963 году, с тех пор живет в Стокгольме. Много пьет, нервный, рассеянный. Выглядит глуповато, но довольно мило. Сидел в мае 1965 года за управление автомобилем в нетрезвом состоянии.

Стиг Лунд, родился в 1932 году в Гётеборге, холост, фотограф в той же газете, что и Кронквист. Квартира на Свеавеген принадлежит редакции.

Приехал в Стокгольм в 1960 году и с Матссоном знаком с того времени. Раньше они часто выпивали вместе, но в последние два года встречаются лишь постольку, поскольку ходят в одни и те же рестораны. Неразговорчивый, тихий, много пьет и, когда напивается, как правило, засыпает за столом. Бывший спортсмен, в 1945—1951 годах участвовал в соревнованиях по легкой атлетике, специализировался в беге на длинные дистанции.

Оке Гюннарссон, родился в 1932 году в Якобстаде в Финляндии. Холост, журналист, специализируется по автомотоспорту. Проживает в собственной квартире по адресу: Свартенгатан, 6.

В Швецию приехал в 1950 году. С 1959 года пишет для разных журналов, предназначенных для автомотолюбителей, а также пишет для ежедневной прессы. Кроме того, работал в разных местах, среди прочего был автомехаником. В квартиру на Свартенгатан переехал 1 июля этого года, раньше жил в Хагалунде. В начале сентября должен жениться на какой-то девушке из Упсалы, которая не принадлежит к этой компании. С Матссоном поддерживает отношения не более близкие, чем все вышеупомянутые. Пьет много, но когда он пьян, по нему этого не видно. Производит впечатление очень умного человека.

Свен-Эрик Молин, родился в 1933 году в Стокгольме, разведен, журналист, дом в Энскеде.

„Лучший друг“ Альфа Матссона, по крайней мере утверждает, что является его лучшим другом, но за спиной у него говорит о нем все, что угодно. Разведен в Стокгольме четыре года назад, платит алименты и иногда гуляет с ребенком. Независимый, спесивый, особенно, когда пьян, а это бывает часто. Дважды осужден в Стокгольме за правонарушения в пьяном виде (1963 и 1965 годы). Интимная связь с Пиа Больт для него не является чем-то серьезным.

В компанию входит и ряд других: Кристер Шёберг, художник, Брор Форсгрен, рекламный агент, Лена Ротзен, журналистка, Бенгт Форс, журналист, Джек Мередит, кинооператор, и еще несколько более или менее случайных людей. Никто из них не участвовал в этих посиделках».

Мартин Бек встал и принес обрывок бумаги, на которой делал пометки, когда разговаривал с Меландером.

Он взял этот обрывок с собой в постель.

Прежде чем погасить свет, он еще раз все прочел список Колльберга и свои торопливо нацарапанные строчки.

XXII

В субботу, тринадцатого августа, было облачно и ветрено, и двухмоторный «Конвэйр Метрополитан», летящий в Стокгольм против ветра, опаздывал.

Привкус раков во рту на следующий день – штука не очень приятная, а бумажный стаканчик отвратительного кофе, которым пассажиров потчевала авиакомпания, дела вовсе не улучшил. Мартин Бек прислонил голову к дребезжащему иллюминатору и смотрел на облака.

Он попытался курить, но привкус был ужасным. Колльберг читал «Сюдсвенска дагбладет» и с отвращением поглядывал на сигарету. Очевидно, он чувствовал себя ненамного лучше.

Если говорить об Альфе Матссоне, то прошло почти три недели с тех пор, как персонал последний раз видел его в вестибюле гостиницы «Дунай» в Будапеште.

Пилот объявил, что впереди сплошная облачность и что в Стокгольме моросит дождь и температура пятнадцать градусов. Мартин Бек погасил сигарету в пепельнице и спросил:

– То убийство, которым ты занимался десять дней назад, уже расследовано?

– Да.

– Ничего неясного?

– Нет. Если ты имеешь в виду психологическую сторону, то это совершенно неинтересно. Оба надрались сверх всякой меры. Тот, кто жил в этой квартире, поддевал другого, пока у того не лопнуло терпение и он не ударил того, первого, бутылкой. Потом перепугался и нанес ему еще двадцать ударов. Впрочем, ты ведь это уже знаешь.

– А что было потом? Он не пытался спастись?

– Да. Пошел домой и завернул в бумагу свою окровавленную одежду. Потом взял пол-литра денатурата и отправился под мост Сканстулсброн. Достаточно было подъехать туда и спокойно забрать его. Какое-то время он все отрицал, а потом начал хныкать.

Он помолчал и потом добавил, по-прежнему не отрываясь от газеты:

– У него просто не все дома. Сканстулсброн! Он вроде бы думал, что полиция не будет искать его там. В общем, поступил просто как умел.

Колльберг опустил газету и посмотрел на Мартина Бека.

– Вот именно, – сказал он. – Поступил просто как умел.

И снова углубился в газету.

Мартин Бек наморщил лоб, вытащил список, полученный от Колльберга, и снова прочел его. Он перечитывал его снова и снова до тех пор, пока они не оказались над Стокгольмом. Мартин Бек сложил бумаги и пристегнул ремень. Потом наступили обычные неприятные минуты, когда самолет швыряло порывами ветра и он скользил по невидимой горке. Палисадники и крыши, два прыжка по асфальту, и, наконец, Мартин Бек мог облегченно вздохнуть.

Ожидая багаж в зале, они обменялись несколькими фразами.

– Вечером уедешь из города?

– Нет, еще немного подожду.

– Странно все-таки с этим Матссоном.

– Да.

– Меня это раздражает.

Посреди Транебергсброн Колльберг сказал:

– А еще больше меня раздражает то, что я по-прежнему должен думать об этом дурацком деле. Матссон был мерзавцем. Если он действительно исчез, то человечество от этого только выиграло. Если он куда-нибудь смылся, его кто-нибудь рано или поздно схватит. Это не наше дело. А если с ним в этой Венгрии действительно что-то произошло, то это тоже нас не касается. Разве я не прав?

– Конечно прав.

– А что, если он теперь действительно исчезнет, словно под землю провалится. Это значит, что придется ломать себе голову над этим десять лет. Черт возьми, ну и работенка.

– Ты не очень силен в логике.

– Нет. Вот именно, – сказал Колльберг.

В управлении полиции было непривычно тихо и спокойно, ведь сегодня была суббота и, несмотря ни на что все-таки лето. У Мартина Бека на столе лежало несколько неинтересных писем и записка от Меландера:

«В квартире пара черных полуботинок. Старых. Давно не ношенных. Вообще ни одного костюма».

За окном ветер раскачивал кроны деревьев и бросал в стекла мелкие капли дождя. Мартин Бек думал о Дунае, пароходиках и порывах ветра с раскаленных холмов. О венских вальсах. О теплом нежном ночном воздухе. О мосте. О набережной. Мартин Бек осторожно ощупал шишку на затылке, вернулся к столу и сел.

Вошел Колльберг, посмотрел на записку Меланлера, почесал живот и сказал:

– Очевидно, это все-таки наше дело.

– Похоже на то.

Мартин Бек немного поразмышлял. Потом сказал:

– Ты отдавал где-нибудь паспорт, когда был в Румынии?

– Да, полиция забрала его у меня прямо в аэропорту. Я получил его обратно в гостинице приблизительно через неделю. Я видел, что он лежал в ячейке для писем несколько дней, прежде чем они отдали его мне. Это была большая гостиница. Полиция ежедневно привозила кучу паспортов.

Мартин Бек придвинул к себе телефон.

– Будапешт, 29—83—17, частный разговор, майор Вильмош Слука. Да, майор С—Л—У—К—А. Нет, в Венгрии.

Он снова подошел к окну и молча смотрел на дождь. Колльберг сидел в кресле для посетителей и разглядывал светлые полумесяцы на ногтях правой руки. До той минуты, когда зазвонил телефон, ни одни, ни другой не пошевелились и не произнесли ни слова.

Кто-то сказал на ломаном немецком языке:

– Да, майор Слука сейчас подойдет.

Звук шагов в управлении полиции на площади Ференца Деака. Потом раздался голос Слуки:

– Добрый день. Как у вас там, в Стокгольме?

– Дождь и ветер. И холодно.

– А у нас сегодня больше тридцати градусов, это уже многовато. Я только что подумал, не сходить ли мне в купальню «Палатинус». Есть что-нибудь новенькое?

– Еще нет.

– У нас тоже нет. Мы еще не нашли его. Могу вам чем-нибудь помочь?

– Сейчас, в туристический сезон, иногда случается, что иностранцы теряют паспорта?

– К сожалению, да. У нас всегда с этим хлопоты. К счастью, этим занимается не мой отдел.

– Вы могли бы оказать мне любезность и выяснить, заявлял ли какой-нибудь иностранец после двадцать первого июля об утере паспорта в «Ифьюшаге» или «Дунае»?

– Конечно, с удовольствием. Но как я уже сказал, этим занимается не мой отдел. Вас устроит, если я сообщу вам об этом до пяти часов?

– Можете звонить в любое время. И еще кое-что.

– Да?

– Если кто-то заявил об утере, как вы думаете, можно будет получить хотя бы какое-нибудь приблизительное описание этого человека? Хотя бы в общих чертах, как он выглядел?

– Я позвоню в пять. До свидания.

– До свидания. Надеюсь, вы еще успеете в купальню.

Он положил трубку. Колльберг подозрительно смотрел на него.

– В купальню? Слушай, в какую купальню?

– Серная ванна – сидишь в таких мраморных креслах под водой.

– Ага.

Минуту было тихо. Колльберг чесал в волосах и наконец сказал:

– Значит, в Будапеште на нем были синий блейзер, серые брюки и коричневые туфли.

– Да. И еще плащ.

– А в чемодане был синий блейзер?

– Да.

– И серые брюки?

– Да.

– И коричневые туфли?

– Да.

– А вечером перед отъездом на нем были темный костюм и черные туфли?

– Да. И плащ.

– И в квартире нет ни туфель, ни костюма?

– Нет.

– А, черт, – в сердцах сказал Колльберг.

– Вот именно.

Атмосфера в кабинете словно разрядилась, она уже не была такой напряженной. Мартин Бек порылся в ящике письменного стола, нашел высушенную старую сигарету «Флорида» и закурил. Так же как и его коллега из Мальмё, он пытался отвыкнуть от курения, однако не делал это с такой же решительностью.

Колльберг зевнул и взглянул на часы.

– Может, сходим куда-нибудь поедим?

– Почему бы и нет?

– В ресторан «У кружки»?

– Я тоже так думаю.

XXIII

Ветер стих, в Ваза-парке частые капли дождя тихо падали на двойной ряд киосков по продаже лотерейных билетов, карусель и двух полицейских в черных дождевиках. Карусель вращалась, и на одной из жестяных лошадок одиноко сидела девочка в красном пластиковом дождевике и платочке. Она ездила по кругу под сильным дождем и с важным видом смотрела прямо перед собой. Чуть в сторонке стояли под зонтиком ее родители и удрученно наблюдали за этим зрелищем. Из парка доносился свежий запах листьев и мокрой травы. Был субботний день и, несмотря ни на что, все-таки лето.

В ресторане чуть наискосок напротив парка было почти пусто. Тишину в заведении нарушало лишь слабое успокаивающее шуршание дневных газет в руках нескольких постоянных посетителей и приглушенный звук стрел, которые бросали в мишени в игровом зале по соседству. Мартин Бек и Колльберг сидели в буфете, в нескольких шагах от столика, где всегда заседал Альф Матссон со своими коллегами. Теперь за столом никто не сидел, но в центре стоял бокал с красной табличкой «ЗАНЯТО». Очевидно, она была там всегда.

– Обеденное время пик уже прошло, – сказал Колльберг. – Через час понемножку начнет снова заполняться, вечером здесь будет такая давка, что люди станут лить пиво друг другу по спине и не смогут пошевелиться.

Обстановка не располагала к глубокомысленным рассуждениям. Поздний обед они съели молча. На дворе журчало шведское лето. Колльберг допил пиво, сложил салфетку, вытер губы и сказал:

– Трудно попасть туда через границу без паспорта?

– Очень трудно. Говорят, границы очень хорошо охраняют. Иностранцу, незнакомому с порядками, это вряд ли удалось бы.

– А если уезжаешь обычным способом, необходимы паспорт и виза?

– Да, и, кроме того, так называемый вкладыш. Это такой листок бумаги, получаешь его после приезда, кладешь в паспорт, а когда уезжаешь, паспортный контроль забирает его у тебя. Кроме того, перед отъездом тебе ставят штамп в паспорт, на ту страницу, где у тебя виза. Посмотри.

Мартин Бек вытащил паспорт и положил его на стол. Колльберг долго изучал все штампы. Потом сказал:

– А если у тебя есть виза и этот вкладыш, ты можешь ехать, куда захочешь? Через любую границу?

– Да. Можешь ехать в пять стран: Чехословакию, Советский Союз, Румынию, Югославию и Венгрию. Причем можешь ехать на автомобиле или в поезде, лететь самолетом или плыть на пароходе или теплоходе.

– На пароходе? Из Венгрии?

– Конечно, по Дунаю. Из Будапешта на «Ракете» за пару часов можно добраться до Братиславы или Вены.

– Кроме того, можно ехать на велосипеде, идти пешком, плыть, скакать на лошади или ползти, – сказал Колльберг.

– Да, пока не дойдешь до пограничного пункта.

– А в Австрию и Югославию можно ехать без визы?

– Это зависит от того, какой у тебя паспорт. Если он у тебя, например, шведский, или западногерманский, или итальянский, то виза тебе не нужна. С венгерским паспортом можно ехать без визы в Чехословакию или Югославию.

– Но он этого не сделал.

– Нет.

Им принесли кофе. Колльберг все еще изучал штампы в паспорте.

– Датчане не поставили тебе штамп, когда ты прилетел в Копенгаген, – сказал он.

– Нет.

– Следовательно, не существует никаких доказательств того, что ты вернулся в Швецию.

– Нет, – сказал Мартин Бек и спустя несколько секунд добавил: – Если не считать того, что я сижу здесь перед тобой.

За последние полчаса ресторан уже порядком заполнился и начало не хватать мест. Мимо них прошел мужчина лет тридцати пяти, сел за столик с табличкой «ЗАНЯТО», заказал пиво и без всякого интереса уставился в газету. Время от времени он нервно поглядывал в сторону двери, словно кого-то ждал. Он был с усами и бородой, в темных очках, на нем были коричневый узорчатый пиджак, белая рубашка, коричневые туфли.

– Кто это? – спросил Мартин Бек.

– Не знаю, они все выглядят одинаково. Кроме того, иногда тут появляются самые разные случайные люди, приходят на минутку и сразу же исчезают.

– Это не Молин, его я бы узнал.

Колльберг покосился на него.

– Может, Гюннарссон?

– Нет, того я тоже видел.

В ресторан вошла женщина. Рыжеволосая, довольно молодая, в кирпично-красном свитере, твидовой юбке и зеленых чулках. Она двигалась непринужденно, рыскала глазами по залу и при этом ковырялась в носу. Потом присела за заказанный столик и сказала:

– Мое почтение, Пелле.

– Мое почтение.

– Пелле, – сказал Колльберг, – значит, это Кронквист. А эта женщина – Пиа Больт.

– Почему у них у всех усы и борода?

Мартин Бек произнес это в глубокой задумчивости, словно это была проблема, над которой он уже долго ломает себе голову.

– Наверное, это фальшивые усы и борода, – совершенно серьезно ответил Колльберг.

Он взглянул на часы.

– Только для того, чтобы нас раздражать, – добавил он.

– Нам уже пора возвращаться, – сказал Мартин Бек. – Ты сказал Стенстрёму, чтобы он пришел?

Колльберг кивнул. Уходя, они услышали, как мужчина по имени Пер Кронквист подзывает официантку:

– Поскорее дорогая! Я умираю от жажды!

Несколько человек рассмеялось.

В управлении полиции было тихо, как в кирхе. Стенстрём сидел в кабинете и раскладывал пасьянс.

Колльберг окинул его критическим взглядом и сказал:

– Что-то ты рано начинаешь. Что будешь делать, когда состаришься?

– Сидеть и говорить то же самое, что и сейчас: «Почему я здесь сижу?».

– Проверишь несколько алиби, – сказал Мартин Бек. – Леннарт, дай ему список.

Стенстрём взял список и бегло просмотрел его.

– Сейчас?

– Да, еще сегодня вечером.

– Молин, Лунд, Кронквист, Гюннарссон, Бенгтфорс, Пиа Больт. Кто это такой, Бенгтфорс?

– Это опечатка, – хмуро сказал Колльберг. – Там, естественно, должно быть Бенгт Форс.

– Девушку тоже проверять?

– Да, если это тебя развлечет, – сказал Мартин Бек. – Она сидит в ресторане «У кружки».

– Я могу говорить непосредственно с ними?

– Конечно. Почему бы и нет? Обычный опрос в связи с делом Альфа Матссона. Теперь уже все знают, о чем идет речь. Кстати, как там дела у ребят из отдела по борьбе с наркотиками?

– Я разговаривал с Якобсоном, – сказал Стенстрём. – Они уже набрали почти полные сети. Когда разнеслось, что Матссон в этом замешан, у всех развязались языки. Кстати, мне пришла в голову одна идея. Матссон продавал среди прочих нескольким полным развалинам и вытягивал из них неплохие деньги.

Он замолчал.

– Так какая же идея пришла тебе в голову? – спросил Колльберг.

– Возможно, один из этих бедняг, которых он обдирал, какой-нибудь его клиент уже был сыт по горло, если можно так выразиться?

– Ну, такое возможно, – с серьезным видом сказал Мартин Бек.

– Особенно в кинофильмах, – дополнил Колльберг. – Американских.

Стенстрём сунул список в карман и встал. В дверях он остановился и обиженно сказал:

– У нас иногда тоже так бывает.

– Возможно, – согласился Колльберг. – Но ты забыл, что Матссон исчез в Венгрии, куда поехал за товаром для этих своих бедняг. Ну, тебе уже пора уходить.

Стенстрём ушел.

– Ну, ты и ехидный, – заметил Мартин Бек.

– Он что, не может подумать, прежде чем говорить? – сказал Колльберг.

– Вот именно, он подумал.

– Ну да!

Мартин Бек вышел в коридор. Стенстрём как раз надевал пиджак.

– Посмотри каждому в паспорт. Стенстрём кивнул.

– И не ходи один.

– Они опасны? – колюче спросил Стенстрём.

– Инструкция, – проворчал Мартин Бек.

Он вернулся к Колльбергу. Они сидели тихо, пока не зазвонил телефон. Мартин Бек взял трубку.

– Разговор с Будапештом состоится в семь часов, а не в пять, – сухо сообщила телефонистка.

Они немного поразмышляли над этим сообщением. Потом Колльберг сказал:

– Черт возьми. Это досадно.

– Гм, – сказал Мартин Бек. – Ты прав, ничего хорошего в этом нет.

– Два часа, – сказал Колльберг. – Может, поедем немножечко оглядимся?

– Почему бы и нет?

Они проехали через Вестерброн. Субботнее движение уже затихло, и на мосту почти не было машин. Посередине моста они обогнали немецкий автобус с туристами. Он ехал медленно, и Мартин Бек видел, как туристы встают и смотрят в окна на отливающую серебром воду залива и дождливую панораму города на заднем плане.

– Молин – единственный из них, кто живет не в центре, – сказал Колльберг. – Начнем с него.

Они продолжили путь через Лильехольмсброн, проехали по Орстаплан, где клубился густой туман, и повернули в аллею на Сокенвеген. Колльберг свернул с главного шоссе и немного попетлял по узким улочкам, застроенным частными домиками, пока не нашел нужный. Он медленно ехал вдоль живых изгородей и читал таблички на калитках.

– Здесь, – сказал он. – Молин живет слева. Эти ступеньки ведут к нему. Раньше в доме жила одна семья, но теперь его разделили. Второй вход сзади.

– Кто живет в другой половине дома? – спросил Мартин Бек.

– Какой-то таможенник на пенсии, с женой

Сад перед домом был большой, заросший искривленными яблонями и густыми кустами смородины и крыжовника. Живая изгородь была аккуратно подстрижена, а белая калитка казалась свежевыкрашенной.

– Большой сад, – сказал Колльберг. – И должным образом защищен от любопытных. Хочешь как следует все это осмотреть?

– Нет, поезжай дальше.

– Ну, тогда поедем на Свартенгатан, – сказал Колльберг, – к Гюннарссону.

Они поехали по Нюнесвеген в Сёдермальм и припарковали автомобиль на Мосебакеторг.

Дом номер шесть по Свартенгатан находился почти на самой площади. Это был старый жилой дом с большим мощеным двором. Гюннарссон жил на третьем этаже, окна его квартиры выходили на улицу.

– Он живет здесь не очень давно, – через минуту сказал Мартин Бек.

– С первого июля.

– А до этого жил в Хагалунде. Знаешь где?

Колльберг остановился перед красным светофором возле кирхи Святого Якоба и кивнул в направлении большого углового окна ресторана «Опера-келларен».

– Может, они все как раз там сидят, – сказал он. – Кроме Матссона. В Хагалунде? Да, знаю.

– Ну, так мы потом туда тоже съездим, – сказал Мартин Бек. – Поезжай вдоль воды, чтобы я мог посмотреть на суда.

Они ехали по Страндвеген, и Мартин Бек смотрел на суда. У Блазиехольмстранд стояла на якоре огромная белая яхта с американским флагом на корме, а между двумя аландскими[15]15
  Аландские о-ва находятся в Ботническом заливе. Принадлежат Финляндии.


[Закрыть] баржами у Юргордсброн втиснулся польский катер. Перед входом в дом Пиа Больт на Стриндберггатан маленький мальчик в пестром дождевичке и моряцкой зюйдвестке вез по первой ступеньке красный двухэтажный автобус из пластмассы и громко рычал, изображая звук мотора. Он зарычал еще громче, когда остановил автобус, чтобы дать возможность Колльбергу и Мартину Беку проскользнуть внутрь.

В коридоре стоял Стенстрём и хмуро изучал список Колльберга.

– Чего ты здесь стоишь? – спросил Колльберг.

– Ее нет дома. И в ресторане «У кружки» ее не было. Вот я стою здесь и размышляю, куда мне пойти теперь. Но если вы хотите меня сменить, то я могу идти домой.

– Попытайся сходить в «Опера-келларен», – посоветовал ему Колльберг.

– Кстати, почему ты один? – поинтересовался Mартин Бек.

– Я был с Рённом, он сейчас придет. Он заскочил к своей маме с букетом цветов. У нее сегодня день рождения, и она живет здесь за углом.

– А что ты узнал об остальных? – спросил Мартин Бек.

– Мы проверили Лунда и Кронквиста. Из «Опера-келларен» они ушли около полуночи и направились прямиком в пивную «Гамбург». Там встретили каких-то знакомых девушек и около трех поехали домой к одной из них.

Он посмотрел в список.

– Ее фамилия Свенсон, и она живет на Сагавеген на острове Лидингё. Там они остались до утра пятницы, аж до восьми часов, а потом поехали в такси на работу. В час дня пошли в ресторан «У кружки» и сидели там до пяти, а потом уехали в Карлстад делать репортаж. Остальных я еще не успел проверить.

– Это я понимаю, – сказал Мартин Бек. – Продолжай проверять. Мы будем в Кристинеберге в семь часов. Когда у тебя все будет готово, позвони.

Когда они ехали в Хагалунд, лило как из ведра. Колльберг остановился перед низким жилым домом, где еще два месяца назад жил Гюннарссон. Вода заливала лобовое стекло, а дождь стучал по металлической крыше так, что не было слышно собственного голоса.

Они подняли воротники и побежали через тротуар к дому. Он был трехэтажный и на двери одной квартиры на втором этаже была приколота кнопкой табличка. Имя на табличке значилось также и в списке в вестибюле, причем табличка выглядела белее и новее, чем все остальные.

Они вернулись в автомобиль, объехали дом и остановились с другой стороны. В квартире, где раньше жил Гюннарссон, было всего лишь два окна, н она, очевидно, была однокомнатная.

– Наверное, это малометражная квартира, – сказал Колльберг. – Теперь, когда у него квартира побольше, он женится.

Мартин Бек смотрел на дождь. Ему было холодно и хотелось курить. На противоположной стороне улицы было поле, а чуть дальше поросший лесом холм. На краю поля возвышался новенький многоэтажный дом, а рядом с ним строились другие. Очевидно, все поле хотят застроить рядами совершенно одинаковых многоэтажных домов. Из дома, где жил Гюннарссон, открывался спокойный, почти деревенский вид, но теперь он безнадежно погибнет.

Посреди поля были сгоревшие остатки какого-то дома.

– Что здесь горело? – спросил Мартин Бек и показал на обгоревшие развалины.

Колльберг подался вперед и прищурил глаза, вглядываясь в сильный дождь.

– Какая-то деревенская усадьба, – сказал он. – Помню, я видел ее здесь в прошлом году. Красивый деревянный домик, но там уже тогда никто не жил. Думаю, его сожгли пожарные. Сам знаешь, они используют такие дома для учений. Для учений поджигают, потом гасят, потом снова поджигают и гасят и так далее, пока от дома ничего не останется. Жаль, это был очень красивый домик. Тут, наверное, будут строить новый дом.