Текст книги "На грани фантастики. Сборник рассказов"

III

Следователь Степанов изучал повестку в суд по вопросу расторжения брака, найденную с утра в почтовом ящике, когда в дверь постучали. Антон засунул повестку в карман и разрешил войти.

В кабинет вошла ярко-рыжая подвижная девушка лет двадцати пяти с искорками в глазах и конопушками на носу. Она была молодой женою арестованного вчера по подозрению в серии убийств Ивана Сергеева. Вид она имела очень озабоченный и не совсем понимала, зачем её вызвал следователь. После серии вопросов Степанов внезапно спросил:

– А не дарил ли вам подозреваемый Сергеев украшений за последний год?

– Да, вот этот кулон, – посетительница положила довольно массивное украшение на ладонь и развернула его так, чтобы следователь мог рассмотреть его.

– У нас есть все основания полагать, что подозреваемый совершал убийства с целью ограбления, маскируя их под действия маньяка, – сказал Степанов и пристально посмотрел в глаза собеседнице. – Вам придётся оставить мне этот кулон, чтобы я показал его родственникам жертв для опознания.

Психологический трюк сработал. Как и предположил Антон, полная уверенность в том, что Сергеев никого не убивал и кулон не крал, вызвала в его супруге готовность передать кулон следствию в любой момент, чем Степанов не преминул воспользоваться…

Уже после её ухода, положив кулон сверху на повестку в суд, Степанов достал мобильный телефон и набрал номер своего старого приятеля:

– Здорово, дружище! – громко, чтоб скрыть волнение, прокричал он в трубку. – Ты же у нас физик!.. Посоветуй кого-нибудь, кто может сделать пульт управления для приборчика… Да, мне для тёщи надо: ультразвуком кротов на даче пугать…

Адам и Ева

Иван продрал глаза. Будильник на смартфоне звонил в третий раз, а значит, больше его переставлять было нельзя. На автомате добрёл до ванной, почистил зубы, побрился. По шуму на кухне он понял, что его почти бывшая жена Лена уже проснулась.

Почти… Он поморщился. Дата визита в ЗАГС уже была оговорена и назначена на завтра. Знакомая-риелтор уже два раза приводила в их гнездышко, их двушечку на Каширке, потенциальных покупателей, а самого Ивана свозила в Бирюлёво, где он безразлично побродил по чьей-то однокомнатной квартире.

Удивительно, пока в их жизни всё было невпопад: три года жили с тёщей, два, когда Ирина Михайловна стала невыносима, мыкались по съёмным квартирам, – между ними всё было замечательно. А как только поднапряглись и купили собственное жилье, через год всё рассыпалось.

Хорошо, хоть детей не успели завести. Впрочем, когда женишься в тридцать лет, мозги уже на месте. Все силы были брошены на приобретение этой квартиры, на евроремонт. Оставалось пару лет не сильно напряжной ипотеки, и только тогда можно было думать о лялечке. Так они планировали, пока… Пока что-то не расклеилось. Иван поморщился и пошёл на кухню.

– Доброе утро! – буркнул Иван.

– Доброе, – Лена даже не подняла голову от планшета и хлопьев с молоком.

Иван сделал по-быстрому яичницу, налил кофе, уселся на табурет. Молчание тяготило его.

– Знаешь, кто мне сегодня приснился? – попытался начать разговор.

– Дай угадаю, – тон Лены был недружелюбным. – Алсу из экономического отдела. Как провёл с ней ночь?

– Не угадала, – Иван решил не реагировать на отчасти справедливый (эта девушка ему нравилась) выпад супруги. – Мне приснился вот этот парень! – Он указал на икону Спаса Нерукотворного, которая была изображена на настенном календаре на 2025 год.

– Неужели? И что он тебе сказал?

– Он сказал, что мир настолько погряз в грехах, что Он решил начать всё сначала. Человечество обречено исчезнуть. Но по милости Его род людской прерваться не должен. Поэтому Он решил оставить только двух людей на земле – тебя и меня.

– Да ну! Прям два праведника!

– Нет, Он сказал, что не нашёл праведников ни внутри своей Церкви, ни вне её. Всё погрязло в сребролюбии, разврате, предательстве и неверии. И мы с тобой, в принципе, не сильно лучше прочих. И тоже заслуживаем кары исчезновения, но жаль Ему род людской. Поэтому из всех самых плохих вариантов пришлось Ему выбрать просто плохой.

– Да? И как ты себе представляешь это возрождение рода человеческого? Наши дети будут спать друг с другом, братья с сёстрами? Это же отвратительно! Или ты сам, когда твоя «Ева» состарится, будешь осеменять собственных дочерей? Всегда знала, что ты законченный извращенец! Хорошо, что не успела залететь от тебя.

– У меня даже мыслей таких не было, – перебил Иван. – Это просто сон. Сон уже рассказать нельзя!

– Неплохая попытка, Ершов, но нет, – грубо отрезала Лена и снова углубилась в планшет.

– Не было никакой попытки, – озлился Иван. – Теперь с тобой и поговорить ни о чём нельзя. В следующий раз буду молчать.

Он встал с чашкой кофе в руке, нервно прошёлся по кухне взад-вперёд пару раз и подошёл к окну. Какое-то время смотрел на улицу невидящим взглядом, но тут холодок пробежал по его спине.

– А где все?

– Не смешно, Ершов! Твои тупые шутки за семь лет, которые я тебя знаю, меня уже достали, – сказала Лена, но, увидев неподдельно ошарашенный взгляд Ивана, тоже встала, подошла к окну и, вскрикнув, стала оседать на руки еле успевшего подхватить её мужа.

На Каширском шоссе, всегда стоящем в это время в пробке, не было ни одной машины. И людских ручейков, всегда тянувшихся к входу в метро, тоже не было видно…

Фотосессия

Оля вошла в класс, и в воздухе сразу повисла тишина. Все ребята в один момент повернули головы в её сторону. Когда на её приветствие никто не ответил, в Олином животе что-то сжалось от недоброго предчувствия, а ноги сразу стали ватными. Ситуацию спасла Нина Михайловна, появившаяся в классе следом и тяжёлой походкой двинувшаяся к учительскому столу.

Приход педагога немного ободрил Олю. Она прошла к своему месту и увидела, что её подруга и соседка по парте перебралась к очкарику и «ботану» Игорьку, над которым они вместе нередко посмеивались: он казался им недотёпой.

Оля ничего не понимала. Очевидно, что случилось что-то, из-за чего весь класс объявил ей бойкот. Но она представить не могла, чем насолила своим одноклассникам. Она никогда ничем не выделялась среди прочих девочек: училась средне, ни с кем не конфликтовала, не слыла ни уродиной, ни красавицей, ни скромницей, ни оторвой.

Занятия начались, но в глазах девятиклассницы стоял туман. В этом состоянии она переходила из класса в класс, с урока на урок. С ней по-прежнему никто не общался, а сама она приняла ситуацию и не пыталась заговорить даже со своими подругами.

После окончания учебного дня за школой её поджидали трое одноклассников, самых закадычных друзей-хулиганов. Она прошла мимо них, но главный в их троице Сашка Хохлов окликнул её:

– Эй, Серова!

– Что тебе? – она не ждала ничего хорошего от этого разговора.

– Покажи сиськи! – трое друзей громко и похабно заржали.

– У тебя крыша поехала?! – Оля сразу вспыхнула.

– Да ладно тебе скромницу корчить! Вся школа их уже видела.

– Где? – сердце у Оли ёкнуло.

Сашка подошёл к ней и, не выпуская смартфона из рук, с расстояния показал фотографию. На ней обнажённая Оля стояла по пояс в воде небольшого озера, берега которого утопали в тёмной зелени сосновых лесов. Она сразу узнала это место. Позапрошлым летом Оля ездила туда с родителями в кэмпинг нудистов, где все загорали и купались без купальников, абсолютно не стесняясь друг друга. Фотографию же сделал дядя Миша, профессиональный фотограф и друг их семьи.

– Где ты это взял? – с трудом выговорила девочка.

– Я – на «пушки.ру». А вообще вся твоя фотосессия на половине сайтов есть. Так что я не только сиськи видел. Так покажешь, или что?

Оля в голос заревела и бросилась бежать в сторону дома…

Следующие три дня она наотрез отказывалась ходить в школу и вообще выходить из своей комнаты, а на четвёртый в квартиру к Серовым явилась полиция. История с фотографиями дошла до директора школы, женщины строгих взглядов, которая сочла ситуацию не только скандальной, но и криминальной. И теперь родителям Оли предлагалось написать заявление на лицо, разместившее снимки в Сети.

Выяснилось, что известный в своей среде фотохудожник, он же друг семьи дядя Миша, выкладывал свои работы на личном сайте, откуда они и перекочевали на многочисленные развлекательные ресурсы и форумы. Владельцы последних уже активно удаляли фотографии со своих серверов, так как их публикация сулила им многочисленные неприятности. А вот дядя Миша наотрез отказался признать свои работы порнографией и прятался от полиции у знакомых.

История даже попала в местную прессу вместе с фотографиями, на которых лицо и пикантные места были заретушированы.

Между тем Оля продолжала своё затворничество, почти ничего не ела и не хотела общаться ни с родителями, ни с приходившим несколько раз школьным психологом. Спустя полторы недели к ней решительно зашла мама и сказала:

– Тебе придётся со мною поговорить.

Оля подняла на неё красные от постоянных слёз глаза:

– Как? Как вы посмели дать ему меня фотографировать? Я-то, дура, была маленькая, но вы!

– Так, Ольга! Ты уже взрослая! И должна прекрасно понимать, что в этих фотографиях нет ничего дурного. Более того, они прекрасны, а ты на них выглядишь красавицей. Во все времена художники рисовали обнажённую натуру, в том числе и с подростков. Нельзя так реагировать на мнение ханжей и быдла. Ты же должна это понимать.

– Я понимаю, что мне теперь в школе жить не дадут! – Оля перешла на крик. – Они все меня видели!

– Успокойся, ты больше не пойдёшь в эту школу. Мы с папой посоветовались и решили отправить тебя к бабушке в Вейск. Окончишь там девятый класс. Поступишь в местный экономический колледж, который при ВЭФИ. Мы всё равно рассматривали этот вариант.

– Но и там все видели мои фотографии!

– Никто там ничего не видел. А кто видел, тот не запомнил. И если они снова всплывут, то ты уже будешь в таком возрасте, когда это только добавит тебе популярности у мальчиков.

– Ты сама-то в это веришь? – Оля зарылась лицом в подушку.

– Уж я-то мужчин знаю. Если б не стадное мышление, которое так и не выветрилось в этой стране, с тобой уже половина парней дружить бы хотела. В Европе точно так и было бы.

Вместо ответа Оля вдруг поднялась и начала быстро одеваться.

– Ты куда? – спросила мама.

– Какая тебе разница? Тебе плевать на меня! Да вам с отцом дружба дяди Миши важнее! Решили избавиться от меня и от моих проблем! В Вейск сбагрить!

Оля выбежала в коридор, накинула пуховик и опрометью бросилась из квартиры мимо вышедшего на шум папы.

– Пусть погуляет, остынет, – философски заметил последний вслед дочери.

Не придумав, куда ей податься, Оля пошла на ближайшую детскую площадку, на которой в этот поздний час никого уже не было, уселась на качели и стала монотонно раскачиваться.

Прошло с полчаса, когда внезапно ей в затылок прилетел снежок. Она обернулась и увидела Сашку Хохлова. Он случайно заметил её и ещё не решил, что ему дальше предпринять. Он подошёл вплотную к качелям и встал напротив Оли, насмешливо смотря на неё сверху вниз. Повисла пауза.

Вдруг Оля подняла на него испуганный, но в тоже время полный отчаянной решимости взгляд и прошептала:

– А если покажу, ты будешь со мной дружить?

Огни Праги

Бронзовый Ян Гус смотрел поверх голов пёстрой и разноязыкой толпы, заполонившей Староместcкую площадь. Его взгляд устремился на сверкающую огнями и источающую запах свежей хвои рождественскую елку и нависающую над ней величественную махину Тынского храма. Будь у статуи душа её прообраза, того аскета и поборника чистой веры, о чём бы возопила она? О непотребстве тотемного дерева, никак не связанного с рождением Спасителя Мира? Или о боли, причиняемой вызываемым костёлом воспоминанием об огне инквизиторского костра?

Ан, нет. Даже давший обет целибата подвижник, давно сменивший человеческую плоть на бронзу, всё равно остаётся мужчиной. Гус явно скосил взгляд на молодую румяную туристку, пышущую кубанским здоровьем. Её крупная застывшая фигура в бескрайнем кишащем людском море не могла не привлечь внимание. Она сняла капюшон своего красного пуховика, обнажив светлые волосы, скрученные в толстую косу, и растерянно озиралась, тщетно выискивая взглядом ёлочную гирлянду, которую их гид использовала вместо классического экскурсоводческого флажка.

Отстала! Здорово! Теперь нужно звонить Маше, девушке из Праги, которая всё здесь организовывает. Она потянулась к боковому карману пуховика, чтобы достать мобильный телефон, который убрала туда минуту назад после фотографирования на фоне городской ратуши, и не обнаружила его там. Пошарив по другим карманам, она вдруг вспомнила двух беспардонных парней, которые не пропустили её в толпе, и ей пришлось практически протискиваться между ними. Всё ясно, карманники!

Особенно удручает, что дороги к своему маленькому отелю она не помнит. И языков, чтобы спросить, тоже не знает. Можно, конечно, в одном из ресторанов найти русскоговорящего официанта и выяснить у него дорогу. Только, всецело доверяя Гугл-картам, она даже название улицы, на которой живёт, не запомнила. Какое-то смешное. Улица то ли Оплёткина, то ли Заплаткина.

Что за напасть! Вот она на неделю сбежала из Москвы от всех проблем, записавшись на выездной семинар начинающих художников. Хотелось хоть какое-то время не думать о надвигающихся сокращениях на работе и нагрянувшем скандальном разводе, из-за которых по возвращении из путешествия ей просто негде будет жить.

И вот она где-то в центре Праги, одна и без понимания, в какой стороне её жильё. Не на улице же ей ночевать!

Почему если начинается чёрная полоса, то сразу не везёт во всём и жизнь бьёт и бьёт снова? Как она устала! По щекам невольно потекли слёзы.

– Девушка, у вас всё хорошо? Вам помочь? – она обернулась на голос и увидела улыбчивого и уже не сильно, как ей показалось, трезвого парня, худощавого и высокого, в длинном чёрном плаще, с нелепо смотрящейся на молодом лице острой бородкой.

Только домогательств от пьяных русских ей сегодня не хватало!

– Всё хорошо, – всхлипнула она.

– Меня Иван зовут. А тебя как?

– Ира.

– Точно помощь не нужна?

– Очень нужна, – ей стало страшно, что он сейчас растворится в толпе и оставит её одну.

Прояснив ситуацию, он сказал, что про телефон можно забыть. Затем взял её под руку и потащил сначала по маленьким улочкам, потом по большой, играющей огнями вывесок площади, попутно рассказывая короткие интересные истории про дома и скульптуры, которые они проходили. Настроение от такой экскурсии у Иры заметно улучшилось. В конце концов она воскликнула:

– Откуда ты так хорошо знаешь Прагу? Ты что, здесь родился?

– Я просто обязан знать этот город, как свои пять пальцев! – уклончиво ответил он и хитро заулыбался. – Вон туда налево твоя улица Оплеталова.

Когда она уже увидела очертания своего отеля, её провожатого окликнули:

– Ваня! Гусев! Вот это встреча!

Иван обернулся на голос, заулыбался во весь рот, торопливо и скомкано попрощался с девушкой и быстро пошёл в сторону своего знакомого. По пути он один раз оглянулся и помахал ей рукой. Ирине даже стало жаль, что он не спросил у неё номер телефона. Такой классный парень!..

На третий день поездки, уже освоившись в Праге, она в компании новых друзей-художников снова вышла на Староместскую площадь. И всё уже было понятно. В той стороне Карлов мост. Там – Вацлавская площадь. Просто невозможно заблудиться. Для москвички в этом городе просто нет больших расстояний.

А самое главное, эта поездка ей действительно помогла. От плачущей, потерявшейся как в своей жизни, так и в чужом городе девушки практически ничего не осталось. Она снова стала сильной, энергичной и позитивной, какой была ещё месяц назад. Прага стала для неё огнём, очистившим душу от ноющей боли предательства. Прошлое было принято таким, как есть, и убрано в книжный шкаф на верхнюю полку. Это не та книга, которую стоит хранить на прикроватной тумбе. Пролистывать ещё можно, когда что-то позабылось. Но не жить ею.

Ирина посмотрела на памятник и с улыбкой подмигнула ему: «Иногда, чтобы остаться собою, необходимо взойти на костёр. Правда, Ян? Или как там тебя на русский лад? Иван?»