Текст книги "Под кодовым названием «Эдельвейс»"

– Животное, грязное и примитивное!

– О, у вас безошибочный инстинкт настоящей арийки! Однако с расовой теорией вам необходимо ознакомиться глубже. Ученые Великогермании, – подчеркнул Хейниш, – разработали подробную таблицу добродетелей идеального арийца. И вам эти черты господствующего расового превосходства надо не только знать, но и повседневно воспитывать в себе. Какие же они, эти черты настоящего сверхчеловека? Готовность к самопожертвованию во имя Германии. Безотказное послушание. Самоотверженная преданность великим идеям фюрера. Решительность и безжалостность в действиях на пользу рейху. Способность властвовать над рабами и конструктивно управлять унтерменшами…

– Господин штурмбаннфюрер! – восхищенно воскликнула Кристина. – Вы настоящий философ! Если бы не война, ваш путь пролег бы в науке!

От удовольствия Хейниш зарделся.

– Будем считать, фрейлейн Бергер, – доброжелательно сказал он, – что ваши комплименты тоже имеют практическое значение. А сейчас я вам с удовольствием подарю самый лучший учебник всей новейшей мировой философии, гениальное творение нашего фюрера «Майн кампф», чем хочу немного искупить свою вину. Что поделаешь – служба!

– Я вам сердечно благодарна, господин штурмбаннфюрер, – заверила Кристина, с благоговением прижимая к себе книгу в коричневом кожаном переплете с тисненой свастикой на корешке, – несказанно благодарна. Заверяю, что творение фюрера я выучу, как стихи, на память!

Хейниш одобрительно кивнул и нажал кнопку, вмонтированную в край стола. Немедленно в дверях появился Вилли.

– Майер! – приказал штурмбаннфюрер. – Позаботьтесь о новой сотруднице фрейлейн Бергер. Уведомите об этом кого следует, ну и все такое прочее… Найдите хороший, тихий дом для нее. И запомните: я хочу, чтобы уже завтра фрейлейн Бергер пришла в форме.

Черное ей к лицу! Пока что – без знаков различия.

– Самое приятное задание за все время, господин штурмбаннфюрер! – молодцевато вытянулся Вилли.

Глава пятая
БОРОДА БАРБАРОССЫ ОБРАЩЕНА К ВОСТОКУ

«…Много труда положил, как и раньше, так и в тот год[6]6
  Речь идет о 1035 годе.


[Закрыть] император Конрад в отношении славянского племени. Один из свидетелей изложил в стихах перечень этих деяний и поднес императору. В этом изложении есть рассказ о том, как император, стоя по пояс в болотной трясине, сражался сам и призывал сражаться воинов и как после того, после победы над дикарями, он нещадно умерщвлял их лишь за одно языческое суеверие. Рассказывают, что когда-то эти дикари злодейски глумились над деревянным изображением распятого нашего Христа: плевали на него, били по щекам и, наконец, выкололи глаза и отрубили топорами руки и ноги. Мстя за это, император порубил большое количество пленных дикарей, подвергнув их такой же каре, какую они учинили над изображением Христа, и уничтожил их самыми разными способами».

Идол и живые люди…

Капитан Калина отложил ручку и начал растирать левой рукой запястье правой. С позднего вечера до глубокой ночи много писал, до боли в руке, до такого ощущения, когда кажется, будто запястье проткнуто гвоздем. Должен был писать. Точнее, переписывать идеологические «заготовки» Шеера к его планируемой в ведомстве Геббельса книге: почерки их, к великому сожалению, были разительно несхожи, и он не мог отправляться на задание с бумагами, писанными рукой немецкого гауптмана. Кроме того, было бы подозрительно, если бы он прибыл без каких-либо заметок для будущей книги. Эта проклятая немецкая скрупулезность, эта тяга к раздутым заготовочным гроссбухам, эта педантичная жажда к бесконечному цитированию и ссылкам на всевозможные источники… Черт бы их побрал! Кажется, великий сатирик Марк Твен, посмеиваясь, писал, что если немецкий ученый муж найдет для изложения одной мысли три варианта, он не станет выбирать лучший, а прилежно, один за одним, выпишет все три.

Калина вновь углубился в законспектированную Шеером хронику средневекового монаха Випона, секретаря и переписчика «цивилизатора дикарей» Конрада, отыскивая, где бы можно сократить записи. Минутами Костю чисто по-человечески бесило, что он – хочет того или нет – вынужден усваивать философию глобального преступления, неприкрытый цинизм грабителя, палаческое представление о том, что человеческая жизнь ничего не стоит. Да еще усваивать в категориях «исторического мышления». Однако приходится и это делать, чтобы удачно сыграть роль верноподданного и убежденного ученого от нацизма.

«Сидит на горе Кифхойзер император Фридрих Барбаросса, – с сарказмом размышлял Костя. – Рыжая борода его тянется на Восток, устилая путь закованным в железо крестоносным воякам. Проснется Рыжебородый, когда зацветет усохшая груша и оживут призраки сновидений…» Кажется, так трактуется древняя легенда?

Костя не только знал, что само название гитлеровского «Плана Барбароссы» связано со средневековым преданием, увековеченным каменной громадой стоимостью в 1 миллион 452 тысячи 241 рейхсмарку и 37 пфеннигов. Он видел это каменное чудище. От тюрингского городка Бад-Франкенхаузена дорога ведет на Кифхойзер, в предгорье зеленого Гарца. В горе Кифхойзер – подземное логово Барбароссы. Вот там, по легенде, непобежденный властелин «Священной Римской империи немецкой нации» спит летаргическим сном в черной пещере, склонив на каменный стол голову, наполненную великолепными стратегическими замыслами. Его рыжая борода, которой более восьми веков не касались ножницы парикмахера, многометрово стелется огневой дорожкой по влажному полу. О другом убранстве пещеры легенда умалчивает. Каменный стол и дорожка, образованные бородой, – вот и все.

Капитана Калину раздражала необходимость тщательно изучать всю эту чушь. Его задание имело четко обозначенный разведывательный характер, связанный с проведением в уже недалеком будущем общего наступления Красной Армии и разгрома фашистских полчищ на Северном Кавказе. И вот на тебе, чтобы выполнить задание, нужно от пяток до макушки влезть в коричневую шкуру знатока волчьей историографии и разбойной геополитики. Не только вызубрить, а еще и собственноручно переписать человеконенавистнические «заготовки». Он как мог сдерживал в себе это неуместное чувство раздражения, но оно все время тлело, хотя и подавляемое волей.

«Держись, Костя, держись, дружище! – подбадривал он самого себя. – Не давай воли эмоциям. На ратном поле без фронта и флангов солдат Родины не имеет права воевать с открытым забралом…»

Два с половиной километра плит-ступеней ведут на вершину Кифхойзера, к гигантской архитектурно-скульптурной безвкусице – 25 тысячам кубометров дикого камня весом в 125 тысяч тонн. Уродливо и тяжело вздымается циклопическая башня, увенчанная кайзеровской короной. У подножия закаменел усопший Фридрих Барбаросса с бородой, стелющейся по земле. Перед ним – на коне бронзовый, насупленный кайзер Вильгельм Первый. Легенда уверяет, что, когда усохшая груша вдруг расцветет, император Фриц Рыжебородый сразу проснется, выйдет из подземелья и снова поведет к триумфам «дранг нах Остен» немецкие легионы, чтобы огнем и мечом добыть жизненное пространство – лебенераум, а заодно и большой простор – гроссраум. Надо полагать, фюрер посчитал, будто именно в его особе зацвела усохшая груша, так как это именно он для плана захвата СССР сначала придумал криптоним «Фриц», а потом еще более прямолинейный – «План Барбаросса».

Гауптман Шеер, несмотря на его теперешнее похмельное прозрение и печальное для его душевного равновесия, но слишком уж убедительное осознание неминуемого краха «тысячелетнего рейха», представлял собой типичный образец «новой генерации» ученого, заботливо взращенного в нацистском научном инкубаторе. Внешне это был человек среднего роста, худощавый, гибкий, физически хорошо развитый и мускулистый, тренированный в военизированных «лагерях труда» для молодежи, в основном гитлерюгенда, этой еще одной осуществленной на практике «великой» и «гениальной» идеи фюрера. Прическу, как и многие другие молодые немцы, носил «а ля Гитлер». Правда, сейчас он пытался отбрасывать волосы со лба, но они издавна, чуть ли не с детства, упрямо падали наискось, диагонально перекрывая его высокий лоб с малозаметными еще морщинами. Его прозрачные, блекло-серые, словно вода из Немецкого моря, большие и немного выпуклые глаза красноречиво свидетельствовали о том, что самый младший представитель рода Шееров еще с прадедовского колена происходит из северных провинций старой Германии. Так оно и оказалось на самом деле – его род издавна жил в Шлезвиг-Гольштейне. Нет, это не темноволосый, опухший в пивных брюхатый образчик баварского происхождения.

Была в нем и другая типичная черта – необычайное, какое-то искусственное, прямо-таки неестественное умение мыслить готовыми заштампованными формулировками, которые он в отличие от «среднеобразованного» немца свободно пересыпал предлинными и громоздкими цитатами из разных источников, в разных, пригодных для определенного случая комбинациях. Вероятно, в этом и заключается единственно возможный «творческий поиск» в прокрустовом ложе нацистов для гуманитарных наук. Но большую часть времени Шеер наедине был какой-то угнетенный, тихо сидел в углу небольшой усадьбы в горах, за городом, и если никто его не беспокоил, мог часами молча и тупо глядеть перед собой угасшими, невидящими глазами. А впрочем, в разговоре понемногу оживал и, забываясь, говорил как у себя, в «Третьем рейхе». Из разговоров постепенно вырисовывалось основное направление его мыслей, которое еще неделю тому назад было для него определяющим в карьере и научных исследованиях.

Генеральная концепция: со времен Римской империи германцы утвердили себя главной, способной к решительному сопротивлению силой в центре Европы. Сейчас они – наследники империи древних римлян. Еще исстари, на разных этапах исторического развития немцы – самая воинственная и самая образованная нация. Отсюда – обусловленное эволюцией тяготение и всенародное предназначение к мировому господству как к общественному рычагу перестройки мира по наилучшему немецкому образцу. Сам Господь Бог вложил в руки немцам мессианский крест. «Готт мит унс»[7]7
  «С нами бог» (нем.).


[Закрыть] на пряжке крестоносного воина, ибо крест – это меч. Смелые тевтонские рыцари издавна находятся в непрестанном противоборстве с закоснелыми европейскими варварами, которые во все времена наседали на них отовсюду. Тяжелые поражения прошлого – последствия неразумного распыления сил нации. Однако теперь, в условиях объединенной в бронированный кулак Великогермании, немцы чистой арийской крови взялись наконец утвердить «новый порядок» на всем земном шаре. Причем Шеер подчеркивал преемственность, традиционность исторической эстафеты из прошлого в настоящее, современную последовательную реализацию зародившихся в прошлом идей. Это отразилось и в его дневниковых заметках, которые вынужден был переписывать советский офицер-разведчик капитан Калина.

– Скажите мне, Шеер, – как-то спросил Калина, – неужели вы серьезно считаете возможным захват половины азиатского континента, включая Индию, силами группы армий «А»? Не кажется ли вам это военной фантасмагорией?

– Не кажется, герр советский гауптман, – позабыв, что он не в Берлине, ответил автор книги, которой не суждено было появиться на свет. – Меня хорошо сориентировали в «Оберкомандо дер Вермахт». По личной просьбе самого рейхсминистра пропаганды Йозефа Геббельса.

– И каковы же ориентиры?

– Видите ли, герр советский гауптман, азиатский вопрос встанет на повестку дня сразу после овладения Кавказом. Сначала мы возьмем Персию в железные тиски. С северо-востока – группа армий «А», с юга – африканская армия Роммеля, который освобождает сейчас от английского ига Египет.

– Роммель – освободитель?

– Безусловно. Как и фон Клейст на Кавказе… Кроме того: из Турции выступит экспедиционный корпус, который будет стоять наготове в назначенное время на персидско-турецкой границе. Мы разделаемся с Ближним Востоком молниеносно. На очереди – богатая Индия. Первым против нее вступит в действие армейское соединение «Ф» – моторизованный мобильный корпус под командованием генерала Фельми. Корпус снаряжен и обучен специально для действия в субтропических и экваториальных условиях, в горячей пустыне, холодных горах, тропической трясине и непроходимых джунглях. Формировался корпус в Греции. Там имеются соответствующие условия. И партизаны для тактических тренировок…

– Но вы понимаете, Шеер, что все перечисленное вами – лишь жалкая горстка против сотен миллионов людей? Да прибавьте к этому регулярные британские войска и французский иностранный легион, который дислоцируется в Сирии. Неужели они сложат оружие по взмаху волшебной палочки из «Оберкомандо дер Вермахт»?

– Британских и французских вояк вырежут сами азиаты. Произойдет восстание угнетенных, которое готовит «Абвер-Аусланд». Мы полагаемся на решительную и активную поддержку «пятых колонн», сформированных в отличие от европейских под националистическими или сепаратистскими лозунгами. Возьмем, например, кочевые и еще дикие племена вазири. Их предводитель Хаджи Мирза Хан мечтает о создании собственной державы вазиров под гуманным протекторатом Великогермании. Племена вазири под водительством «Факира из Ипи», такова агентурная кличка Хаджи Мирзы Хана, вооружены немецкими автоматами, пулеметами и легкими минометами, их без труда переносят на себе корабли пустыни – верблюды. Все вазири готовы восстать по первому сигналу. Так что с Ближним Востоком до самых границ жемчужины Британской империи мы покончим одним своим появлением. А когда корпус перейдет границу Индии, там восстанет так называемый индийский национальный дух во главе с врагом англичан и другом Великогермании, политическим деятелем Субхасом Чандра Босом. Вот каковы наши тщательно продуманные перспективы. Но сначала – Кавказ. Срок захвата – наступающий сентябрь. И сразу же – стремительный марш на Персию. Кавказская нефть обеспечит падение Индии. Собственно, – меланхолически подытожил неожиданно загрустивший Шеер, – именно поэтому тему моей исторической работы предварительно определили так: «Завоевание Индии на Кавказе». Но, к сожалению… – и он безнадежно махнул рукой, закрыл блокнот и аккуратно положил его на место, перед Калиной.

Калина даже с некоторым сочувствием глядел на внешне схожего с ним человека, хорошо понимая механику этих неожиданных, как смена погоды в горах, психологических перепадов; там то солнце, то дождь, здесь – то уверенность, то подавленность.

– Срок – сентябрь, – задумчиво проговорил генерал Роговцев, когда капитан Калина явился к нему с обязательным ежедневным рапортом. – На беду, немцы, как принято говорить, не выходят из графика. Пока что… Взгляни-ка, Костя, сюда, – он раздернул шторы из плотной, темной ткани, скрывавшие от постороннего взгляда огромную, густо помеченную флажками карту Кавказа, занимавшую почти всю стену. – Положение наше действительно тяжелое. Тебе, как «герру Шееру», знакомство с реальной обстановкой на фронте необходимо и очень важно. Противник наступает словно по расписанию, идет как поезда на железной дороге. Пока что…

– Неужели? – взволнованно спросил Калина.

– Хуже некуда… Перевес у немцев значительный, но наши бойцы стоят насмерть на каждом рубеже, и потери врага в живой силе и технике – огромны. Вот небольшое свидетельство, неотправленное письмо одного из альпийских «эдельвейсов», уже нашедшего свою гибель на Кавказе: «Вы даже не можете себе представить, что тут творится! Кошмар, какого и во сне не увидишь. Я докатился до того, что на живых земляков смотрю будто на покойников. Дорогие родные! Заклинаю вас прислать мне какой-нибудь талисман. Только, ради бога, побыстрей! Я буду усердно молиться, лишь бы остаться живым в этом пекле…» Вот как запели! – снова усмехнулся Роговцев. – Твое задание, Костя: подробно знать о планах и намерениях врага…

…Капитан Калина подставил руку под холодную струю крана, размял ее, растер и снова сел за осточертевшую писанину.

Чудовищно фальсифицированная древнегерманская мифология и безжалостно препарированная всемирная история – все переплелось в одну липкую коричневую паутину. Милитаризованные легенды о немецких богах, эпос о Нибелунгах, сказание о Вальпургиевой ночи поразительно вплетались в гиперболизованную историю древних фюреров. В геополитике и философии, истории и литературоведении – всюду проросла рыжая борода Барбароссы, и всюду она была направлена в одну сторону – «нах Остен».

…Капитан Калина не имел права ошибаться. Времени было в обрез, и все возможные случайности надо было продумать заранее. Это исследователь имеет право на эксперименты, даже на ошибки. Обнаружив, что пошел ошибочным путем, экспериментатор просто меняет направление поиска. Актер тоже сначала может сыграть свою роль неудачно: впереди еще много представлений. А у разведчика только одна премьера, и ошибается он только раз.

Ежедневно Костя поднимался засветло, и ежедневно ему не хватало времени. Он заучивал на память цифры и пароли, отрабатывал формы связи, учил новые правила и пометки, введенные немецким командованием, обновлял специальные знания по истории, тренировался в стрельбе, по два часа в день впитывал в себя зрелищные, хроникальные и сюжетные фильмы, некогда купленные или недавно захваченные, учился фотографировать и умело пользоваться киноаппаратурой, вел долгие беседы с Шеером, а вечером составлял обязательный отчет генералу Роговцеву и только после этого, совершенно уставший, садился за чтение писанины в шееровском дневнике и блокнотах… Хорошо еще, что немец не курил и не было нужды для полного правдоподобия «легенды» привыкать к папиросам, отравляя никотином непривычный к табаку организм.

А сегодня днем он вдруг почувствовал, что время пришло, что, возможно, ему остался еще только один напряженный день и одна бессонная ночь среди своих, а впереди – дни и ночи среди врагов. С чего возникло это ощущение? Может быть, с того, что генерал Роговцев познакомил его с радистом, старшим сержантом Иваном Сорокиным, веселым и охочим до работы парнем с Херсонщины? Он должен был стать его ординарцем. Его недостаток: несовершенное знание языка. Но это учли и решили, что Иван станет заикой. Положительное обстоятельство: уже дважды забрасывался в тыл врага и с успехом выполнял довольно сложные задачи, не теряясь в неблагоприятных, а порой и критических ситуациях. Или подобное ощущение возникало из вопросов, дополнительных вопросов генерала Роговцева, которые следовало бы уточнить? Их было лишь три, и цифра эта тоже говорила о приближении окончания подготовки. Кто инструктировал Шеера в ОКВ[8]8
  ОКВ – сокращение от «Оберкомандо дер Вермахт».


[Закрыть] перед отправкой в действующую армию? Кто из немецких историков находится сейчас на оккупированной территории Советского Союза?

Знают ли они Шеера?

Сведения оказались важными.

Ответ первый. В 1938 году Кейтель и Геббельс – ОКВ и министерство пропаганды – одобрили «Соглашение о ведении пропаганды во время войны». Этим соглашением «пропагандистская война» приравнивалась по своему значению к войне, которая ведется «мит фоейр унд шверт» – «огнем и мечом», то есть оружием. В апреле 1939 года «Оберкомандо дер Вермахт» организовало отдел военной пропаганды, который возглавил генерал Ведель, подчинявшийся непосредственно штабу оперативного руководства ОКВ. Отдел занимался разработкой детальных пропагандистских мероприятий для каждой стратегической операции. Планы утверждает лично Гитлер, после чего они координируются с ведомством Геббельса, все ведущие сотрудники которого получили высокие воинские звания. Кадры сугубо военных пропагандистов готовятся в специальном учебном центре в Потсдаме.

Шеер: «Я имел инструктивную беседу непосредственно с генералом Веделем».

Ответ второй. Сейчас на территории, оккупированной немцами, находятся два известных в Германии историка: Теодор Оберлендер и Болко фон Рихтгофен.

Оберлендер! Перед войной, как исследователь «земельных просторов в геополитике», не раз посещал Советский Союз, разумеется, с «чисто научной» целью. Офицер «Абвер-Аусланда» – «абвера за границей». Гражданские должности – профессор аграрной политики и директор Данцигского института восточного хозяйства, после – профессор Кенигсбергского, а потом Грайфсвальдского университетов, в 1939–1941 годах – директор Экономического института в Кенигсберге по изучению восточных государств.

Шеер: «Во время войны Теодор Оберлендер занимается изучением вопроса о национальном самоуправлении нецивилизованных народов, для чего на Кавказ привез будущего грузинского царя Багратиони-Мухранского».

Болко фон Рихтгофен. Ответственный сотрудник СС, зондерфюрер и офицер контрразведки. Ординарный профессор в Кенигсберге. Сейчас Болко фон Рихтгофен по специальному заданию военных служб и министерства иностранных дел находится с археологической экспедицией в районе Новгорода и Пскова, исследуя конфигурацию Чудского озера.

Шеер: «Болко фон Рихтгофен считает, что никакого так называемого Ледового побоища на Чудском озере никогда не было. Уже как зондерфюрер СС, Болко фон Рихтгофен сжег библиотеку Новгородского археологического общества и музей в Старой Руссе. А все ценное вывез в музеи Кенигсберга».

Ответ третий. С Оберлендером и Рихтгофеном герр Шеер не имел чести быть знакомым. Он для такого высокого взлета еще слишком мелкая сошка, к тому же учился в Берлине, а не в Кенигсберге.

Шеер: «Зато меня прекрасно знает выдающийся деятель министерства рейхспропаганды доктор Отто Дитрих».

Интуиция не подвела Калину. На следующий день, правда уже под вечер, в загородную усадьбу приехал на машине майор Анзор Тамбулиди. Как обычно, он уже с порога энергично сообщил:

– Все! Шабаш! Генерал приказал вам, Константин Васильевич, отдыхать. Спать-почивать, сил набирать и больше ничего не делать. Целые сутки. Представляете?

– Значит?..

– Вот именно, значит! Через сутки… Завтра вечером встретитесь с полковником Ирининым – и на самолет.