Текст книги "Под кодовым названием «Эдельвейс»"

Варвара Ивановна неожиданно почувствовала неимоверную слабость во всем теле. Резкая боль в груди, там, где бьется сердце, обпекла огнем, как током. Стиснула, словно железными клещами, и не давала дышать. Она ощутила, что вот-вот упадет, и собрала по капле последние силы, чтобы не упасть, чтобы выстоять перед этим выродком до конца.

– Хитришь, матка! – Хейниш вытащил пистолет. – Вот видишь? Хочешь пулю в лоб? Отвечай быстро! С кем ты встречалась перед приездом фрейлейн? Ну!

– Не «нукай», еще не запряг…

– Кого прятала в доме?

– В доме – я да мыши, и они сами прячутся…

– Ты что, издеваешься над нами? – и Хейниш точным коротким жестом ударил Варвару Ивановну, словно рубанул, рукояткой в лицо.

Варвара Ивановна охнула, схватилась за сердце, за свое больное сердце, как и тогда, когда увидела Мюллера. Она скользнула уже последним, бессознательным взглядом по Кристине и медленно опустилась на пол…

– Фрейлейн Кристина, плесните на эту ведьму водой!

Но когда Кристина наклонилась над Варварой Ивановной с графином и стаканом, она увидела, что все уже бесполезно, жизнь ушла из сердца этой мужественной женщины.

– Ну, так что там старуха? – спросил Хейниш. – Пришла в себя?

– Она умерла, – глухо ответила Кристина, едва сдерживая слезы.

– Черт бы ее взял! – в сердцах выругался штурмбаннфюрер. – От какого-то одного, исключительно служебного жеста! Фрейлейн Бергер, вы свободны – это зрелище не для вас. А вы, Майер, прикажите убрать труп… Кеслер, что будем делать дальше?

– Проклятая старуха, – пробубнил ожиревший гауптман, – всю игру испортила… Придется потянуть ниточку с другого конца. Эксперты пришли к выводу, что Зазроев из винтовки не стрелял, а пуля выпущена из пистолета системы «вальтер».

– Ваши предложения?

– А что, если все-таки фрейлейн Бергер… – осторожно начал Кеслер, впившись глазками в отечное лицо Хейниша, чтобы не пропустить и самой незначительной его реакции. Он хорошо знал, как ревниво относится штурмбаннфюрер к своим протеже и как следит за их образцовым выполнением обязанностей. А фрейлейн Бергер вызвала его особое внимание. Тот факт, что штурмбаннфюрер подарил переводчице «Майн кампф» великого фюрера, для Кеслера не был секретом. Кинуть тень подозрения на Кристину – значит в какой-то степени замахнуться на авторитет самого Хейниша. Ведь он собственноручно готовил документацию на зачисление фрейлейн Бергер в СД. И все же Кеслер решился высказать свою мысль: – Интересы Великогермании…

– Короче, какие у вас доказательства? – раздраженно остановил его штурмбаннфюрер.

– Исходя из общеизвестного влечения Мюллера к красивым женщинам, невозможно предположить, чтобы он не переступил порог квартиры Бергер. А если это так, то он мог вполне встретить там неизвестного, который, как явствует из донесения «Эсмеральды», вроде бы появился несколько раньше. А тогда, – бодро закончил Кеслер, – стычка между двумя петухами неминуема!

– Вы что, все это мелете сознательно, Кеслер? – удивленно поднял брови Хейниш.

– А почему бы и нет? Бергер – девушка привлекательная, тут как раз фронтовые страсти, молодецкий запал… А фрейлейн Бергер молчит по понятной причине – не хочет испортить свою целомудренную репутацию…

– И что же, вы предлагаете арестовать фрейлейн Бергер?

– Именно так, герр штурмбаннфюрер. Она может явиться тем отсутствующим звеном, на котором держится весь ход событий.

– Интересная версия, Кеслер, – иронически заметил Хейниш, – просто захватывающая. У меня к вам есть один-единственный вопрос. Как вы считаете, когда Мюллер увидел, по вашей криминальной терминологии, неизвестного петуха, он что, в панике кинулся наутек?

– Ни в коем случае! Поэтому-то стычка между ними была неминуема. Чтобы Мюллер убегал от юбки хорошенькой женщины? Такого не случалось никогда!

– Тогда вы осел, Кеслер, законченный остолоп! Ведь Мюллера застрелили в спину! Кроме того, если исходить из вашей версии, зачем Мюллеру надо было снимать шинель?

Пристыженный Кеслер подавленно замолчал, а Хейниш праздновал открыто триумф, добивая Кеслера своей железной логикой.

– Вы бы лучше додумались ознакомиться с рапортами ночных патрулей! Вот один из них. Сразу же в одиннадцать часов возле дома, где живет фрейлейн Бергер, была замечена комендантская машина с включенным мотором. В ней находился обер-лейтенант Мюллер. Не выходя из машины, он попрощался с Бергер и поехал в сторону улицы Темрюкской… Хотите прочесть своими глазами?

– А! – отмахнулся Кеслер. – Но тогда я не понимаю, почему «Эсмеральда» твердит, что в дом заходил неизвестный офицер?

– Вот это, – задумчиво ответил Хейниш, – и меня беспокоит. А хозяйка умерла…

Глава девятая
ВАРИАНТ «ЭСМЕРАЛЬДА»

В этот момент двери раскрылись и вошел Вилли Майер:

– Разрешите доложить. Прибыл майор Штюбе из абвера. Говорит, по делу Мюллера.

– Зовите!

Майор Штюбе, как и большинство абверовцев, ведомственно не любил службы безопасности. Как и все, хорошим тоном он считал поддерживать побасенки, легенды про артистизм и изысканную находчивость службы адмирала Канариса, чего, мол, абсолютно недостает невеждам из СД. Кулачище да палка – вот их метод! Абвер факты добывает, СД факты выбивает. В этом разница. Неприязненные ведомственные отношения понуждали иногда к маленьким, мелким подвохам, которых добивались исключительно во имя высокого реноме собственной фирмы, чтобы хоть как-то досадить конкурирующей организации. Грубо говоря, старались утереть нос друг другу.

Майор Штюбе тоже появился со своеобразным и довольно убедительным «платочком» для слишком задиристого носа штурмбаннфюрера. Откормленный, хорошо выбритый, пахнущий духами и весь похрустывающий свежевыглаженным бельем, он внешне прямо-таки светился дружелюбием, любезностью и сердечным расположением к службе безопасности вообще и к герру штурмбаннфюреру в частности, о чем и поспешил уведомить без лишних проволочек. Но Хейниш, естественно, не поверил ему ни на грош, встретил настороженно.

– Мне доложили, – проговорил он с холодком, от которого нисколько не увяла любезная усмешка майора, – что вы прибыли по делу Мюллера?

– Именно так!

– И какое же отношение вы к нему имеете?

– О, господин Хейниш, – еще больше расцвел Штюбе, – дело у нас общее – охранять тылы доблестной армии фюрера от вражеских агентов. Прослышал я, что арестованная старуха нанесла вам ощутимый удар, скончавшись прямо у вас в кабинете. Да, что ни говорите, а тяжело порой бьет нас неумолимая рука судьбы…

Штурмбаннфюрер нервным жестом выхватил из мраморной подставки карандаш.

– Что вы этим хотите сказать, Штюбе?

– Только то, господин Хейниш, что вы шли по ложному следу.

– Вот как? Уж не приехали ли вы к нам с библейскими откровениями о пути истинном?

– Похоже на то, – охотно согласился майор Штюбе. Он раскрыл портфель и вытащил из него перчатку. Положил на стол, радостно сияя глазами. – Вот он – этот безошибочный путь.

– Перчатка – это путь? – Хейниш не счел нужным даже скрыть иронию. – Слышал я, что офицеры абвера любят рыться в туалетах, – и он захохотал, как всегда, довольный своей двусмысленной шуткой.

– Дело в том, – подчеркнуто сказал Штюбе, – что эта перчатка принадлежала обер-лейтенанту Мюллеру. Одну нашли в машине, рядом с телом убитого, другая – у вас на столе. Так называемое вещественное доказательство…

Кеслер впился глазами в перчатку и признал:

– Да, это она, из той пары, присланной нареченной Эльзой, которой бедняга Мюллер хвастался.

– Где вы ее нашли? – Хейниш поднялся, тяжело опершись кулаками о край стола. – Или вы, господин Штюбе, считаете, что мы тут собрались побалагурить и провести время?

– Что вы, господин Хейниш, упаси боже! – притворно удивился Штюбе. – Наоборот, мы от души поздравляем службу безопасности с выдающимся успехом: перчатку нашли в доме номер сорок два по улице Темрюкской. Если не ошибаюсь, там поселилась официантка из офицерской столовой по фамилии Несмитская…

Огрызки разломанного карандаша упали на полированный стол Хейниша. «Это же наш агент “Эсмеральда”»! – словно кипятком ошпарило его. – Неужели она причастна к убийству помощника коменданта? Кошмар! Позор!»

– Что, у Несмитской? – прохрипел он, посинев от еле сдерживаемой ярости.

– Абсолютно точно! Именно у нее, – важно заверил Штюбе. – С вечера до ночи у нее дома пьянствовали два офицера. Один из них был погибший обер-лейтенант Мюллер.

– А вы не ошибаетесь, Штюбе? – голос Хейниша, который чувствовал себя совершенно обескураженным и не способным найти спасение от неминуемого позора, прямо звенел. Это же надо – из-за какой-то «Эсмеральды» выставить себя на потеху и колкости шутнику из абвера! И все же он искал ее, ту спасительную соломинку. – Доказательства! – потребовал он. – Имеете ли еще какие-нибудь доказательства?

– Безусловно: абверу, видите ли, не присуще обижаться, – поучительно поднял указательный палец Штюбе. – Если помните, Мюллер хвалился: «Mapтель» – для всех моих друзей, девичье внимание и ласка – только для меня». Так вот, у Несмитской оказался хороший нюх и на французский «Мартель». Вот эту бутылку, – он вытащил ее все из того же портфеля, изукрашенную немыслимыми ярмарочными наградами посудину, – нашли на столе комнаты, где живет официантка. А на стекле – выразительные отпечатки пальцев горемыки Мюллера! Несмитской – также.

– Это невозможно! – Хейниш с такой силой грохнул кулачищем по столу, что карандаши выскочили из подставки и раскатились по полированной поверхности.

Майор Штюбе посерьезнел. Веселые искорки в его глазах погасли, насмешливая улыбка сникла. Он почти сочувственно заметил:

– Вы, надеюсь, далеки от мысли, что перчатка влетела в комнату Несмитской через форточку, а коньяк обер-лейтенанта пил кто-то другой, тот, чей дактилоскопический рисунок на кончиках пальцев удивительно совпадает с рисунком Мюллера. Времена чудес миновали, дорогой штурмбаннфюрер.

– Несмитскую ко мне! – рявкнул Хейниш. – Немедленно!

– Она здесь, – сообщил Штюбе. – Абвер предусмотрел ваше страстное желание назначить ей свидание.

– Да бросьте вы наконец свои шуточки, Штюбе! Считайте, что вы добились своего и отлично доказали несомненную пользу абвера!

– Яволь.

– Вот и хорошо… Сейчас я вытрясу из этой потаскухи имя убийцы.

– Не просто убийцы, а советского парашютиста, которого мы все разыскиваем.

– Лотара Краузе?

– Не исключено, что этот мифический Краузе прибыл для налаживания связи. Явка…

– У Несмитской?

– Может быть. Но пусть она сама об этом скажет.

– А убийство? Зачем было агенту красных подвергать себя двойной опасности, убивая помощника коменданта?

– Что-то между ними случилось. Возможно, Мюллер его раскрыл. Ведь он знал немецкое имя разыскиваемого русского агента. И повел себя неосторожно, находясь в состоянии очень сильного опьянения, – это тоже установлено экспертизой… Очевидно, Краузе не имел иного выхода и прибег к огнестрельному оружию. Ведь лучше было бы воспользоваться кинжалом, как это произошло в прошлую ночь. Местный колорит…

– За этот «местный колорит» взято сто заложников! – жестко сказал Хейниш. – Взяты и расстреляны! Сами себе могилы копали… Но все ли так, как вы объясняете, господин Штюбе?

– У вас возникают какие-либо возражения или до сих пор не оставляют сомнения?

– К сожалению, никаких, – буркнул штурмбаннфюрер. – Соглашаюсь, как и надлежит истинному арийцу. Кеслер, а ну давай сюда эту красотку из домашнего борделя!

«Эсмеральда» сидела в приемной кабинета Хейниша свеженакрашенная, с сигареткой в размалеванных ярко-красной помадой губах. Темные круги под глазами – явные следы слишком бурной ночи – подсинила косметикой, что придало ей томный вид легкой разнеженной усталости. Изредка одним или двумя словечками она лениво обменивалась с секретаршей из новеньких – Кристиной Бергер.

Она не волновалась! Ее не обеспокоил неожиданный визит майора абвера. Штюбе вел себя идеально. Был предупредителен, остроумен, в меру игрив, иногда по-дружески иронизировал, но не переступая той незримой границы, за которой для женщины начинается оскорбление. Даже ничего не трогал без ее разрешения. «Вы позволите взять эту перчатку? – спросил он. – Очень элегантно сшита. Хочу и себе заказать такие». Или же: «Любезно прошу вас подарить мне эту бутылку. Как и у всех людей на свете, у меня своя слабость – собираю наклейки. А такой великолепной в моей коллекции нет». Поэтому, когда ее наконец вызвал к штурмбаннфюреру антипатичный толстячок Кеслер, «Эсмеральда» только облегченно вздохнула, уже заскучав после получасового ожидания. Даже когда она увидела на столе у Хейниша знакомую перчатку и бутылку из-под «Мартеля», она ничуть не обеспокоилась. Наоборот, было приятно, что тут присутствует приветливый майор из абвера – Штюбе. Надо запомнить фамилию этого выдержанного в поведении с женщиной офицера…

– Это у вас взяли? – сурово спросил Хейниш, указывая на перчатку и бутылку.

– У меня, – ответила «Эсмеральда», одарив господина штурмбаннфюрера самой обольстительной улыбкой из своего отработанного перед зеркалом ассортимента.

– Как попала к вам перчатка?

– А в чем дело?

– Здесь я спрашиваю! – с угрозой прикрикнул Хейниш.

– Наверное, кто-нибудь из господ офицеров забыл, – ответила она и сразу присмирела.

– Какие офицеры? Кто они?

– Я их впервые видела. Один из них – гауптман, другой, кажется, обер-лейтенант. Понимаете, они сразу поснимали кители, так как очень спешили на фронт…

– Как вы с ними познакомились?

– Они пили в столовой. Капитан увидел меня и сразу спросил: «Имеет ли фрау любовников?» Я и ответила: «Случаются, но только временные». Тогда он сказал: «Прекрасно! Мы как раз из таких».

– Это был пароль?

– Какой пароль? Обычное ухаживание…

– Будем считать, что это был пароль любви, – снисходительно вступил в разговор лучезарный майор Штюбе. – Не так ли?

– Пароль любви? – благодарно усмехнулась ему Несмитская. – Недурно!

– Что произошло дальше? – настаивал Хейниш.

– Так я ведь уже рассказала утром господину Майеру, – сказала она. – Разве не так, Вилли?

– Я не расспрашивал столь детально, как господин штурмбаннфюрер, – уклончиво ответил Майер. – Лучше расскажите самым подробным образом господину штурмбаннфюреру.

– Они спросили меня, есть ли у меня квартира, потом поехали ко мне на машине. У них было много разнообразных напитков. Я быстро опьянела…

– И вы утверждаете, что не знаете этих господ офицеров?

– Откуда же мне знать фронтовиков? Столько частей движется…

– Не стройте из себя законченную дуру! – разъярился Хейниш. – Может быть, вы и обер-лейтенанта Мюллера не знали?

– Можете не верить, но не знала…

– Ну, – с укором заметил майор Штюбе, – не стоит отрицать. Чтобы вы, с вашими необычайными способностями, да не познакомились с таким выдающимся ценителем женских прелестей, как несчастный Мюллер?

– Не пойму, чего вы от меня хотите, господа? – разозлилась она, потому что не могла сообразить, о чем, собственно, идет речь. – Неужели вы желаете, чтобы я легла в постель с покойником?

– А не в вашей ли постели его сделали покойником? – вскочил Хейниш. – Вот перчатка Мюллера – ее нашли у вас! Вот бутылка, из которой он собственноручно угощал вас коньяком!

– Это провокация! – вскрикнула «Эсмеральда», гневно кинув уничтожающий взгляд на майора Штюбе. Как коварен, оказывается, этот хитрый лис из абвера!

– Провокация! – ненавистно процедил Хейниш. – На бутылке отпечатки пальцев Мюллера и ваши тоже. Ваши тоже! Вы пили в обществе Мюллера, и не стоит это отрицать.

«Эсмеральда» поняла все – перчатка и проклятая бутылка крепко вязали на шее петлю. Убийство офицера ей никогда не простят… Но при чем здесь она? Разве она в чем-то провинилась? Это ее те господа офицеры мяли как могли, пьяную и беспомощную, она даже плохо помнит все… А петля вяжется крепко… Ноги ее сами подогнулись, она в отчаянье упала на колени, умоляюще сложив руки:

– Не знаю, о Боже, я ничего не знаю! Жизнью клянусь, я вам верой и правдой служу! Я служанка ваша, верная рабыня!

– Хватит болтать! – пнул ее, и довольно сильно, прочным офицерским сапогом Кеслер. – Отвечай на вопросы, как приказано, шлюха!

– Встать! – заорал Хейниш. – Был Мюллер? – не давал он ей возможности опомниться.

– Возможно… Я с ним не знакома! Я же здесь недавно…

– Все здесь недавно! – проговорил Кеслер и снова с наслаждением двинул ее сапогом в бок. Он чувствовал удовлетворение, целясь ногой в это соблазнительное тело, и готов был, если бы позволили, растоптать его. – Ишь как ослабела после ночки! Точно отвечай на вопросы!

– Господа, клянусь Богом, я невиновна!

– Перестань хныкать! – наклонился над нею Хейниш с вытаращенными от ярости глазами. – Как звали гауптмана?

– Он не называл себя, господин…

– Неужто так и не называл?

– Не называл.

– Как же ты к нему обращалась?

– Как к «господину офицеру»… Как всегда…

– Когда они уехали от тебя?

– Поздно. Сначала один поехал, потом другой… а может, нет… У них же была одна машина на двоих… Все спуталось… Дайте вспомнить… Ага! Когда кончилось вино, обер-лейтенант сказал: «Подождите минутку, я сейчас еще добавлю», – и поехал…

– В котором часу?

– Не помню… К тому времени я окончательно опьянела. Они пили и без меня, наверное… Когда я заснула… Утром и след их простыл… О господин штурмбаннфюрер, – обхватила она руками его ноги, – за что мне выпали такие муки?

– Ты не откровенна с нами, Несмитская, – сурово, словно оглашая приговор, сказал Хейниш. – Выпивкой маскировалась твоя агентурная встреча с русским разведчиком. Нам все известно! Ты его знала как Лотара Краузе? Ты хорошо поешь свою нескладную легенду – «выпила, заснула, ничего не знаю и не помню…». Кому из вас Мюллер стал на дороге? За что его убили?

– Я ничего не знаю… Поверьте мне!

– Ну вот что, мне надоел этот спектакль! Кеслер! Возьмите ее к себе на допрос. Действуйте, как считаете необходимым!

Следователь даже покачнулся от нескрываемого восторга. Он вначале даже как-то ласково запустил свою здоровенную пятерню в женскую прическу, а затем изо всей силы дернул за волосы. «Эсмеральда» завизжала…

– Штюбе, благодарю за помощь! – мрачно сказал Хейниш. – При первой же возможности я вас отблагодарю – служба безопасности не ходит в должниках.

Он вынул часы и клацнул крышкой. Стрелки показывали ровно семнадцать ноль-ноль. Напряженный, нерегламентированный день без еды и отдыха, кажется, наконец заканчивался. «Такие дни дают о себе знать, – с грустью подумал Хейниш, – они забирают годы жизни и отплачивают преждевременной сединой».

– Итак, господин Штюбе, давайте вместе подведем предварительные итоги.

– Не возражаю, господин штурмбаннфюрер!

– Объективные обстоятельства расследования дают основания считать, что советский разведчик, действовавший под именем Лотара Краузе, пытался наладить связь с местной агентурой русских. С этой целью он пришел на конспиративную квартиру, которую немедленно должен был покинуть, когда узнал, что она находится в ведении СД. Тогда он прибегнул ко второму варианту – установил контакт с другим агентом русских в столовой. Но тут появился Мюллер, и Краузе решил воспользоваться им как надежным прикрытием своих преступных действий. Однако своим неосторожным поведением он вызвал подозрение Мюллера, вследствие чего последний был ликвидирован. Зная, что теперь арест неминуем, Краузе ушел к своим через линию фронта, за что ответственность несет войсковой командир, в расположении которого осуществлен переход.

– Великолепно, господин Хейниш! – одобрительно произнес Штюбе. – Лаконично и доказательно.

– Выводы. Свое задание, благодаря бдительности наших органов, советский разведчик не выполнил. Конспиративные явки выявлены. Тайная агентура русских уничтожена. Так будем докладывать, господин Штюбе?

– О, это право принадлежит исключительно службе безопасности.

– За это – искренне признателен. И еще раз подчеркиваю – при первой же возможности отблагодарю!

Когда же наконец за майором Штюбе закрылась дверь, штурмбаннфюрер остался наедине с Вилли Майером. Он машинально постукивал пальцами по поверхности стола, где еще и до сих пор находились вещественные доказательства последних минут развеселой жизни и неожиданной смерти бедняги Мюллера. Вилли Майер глядел на перчатку и бутылку, которые сыграли решающую роль в фатальном для Несмитской следствии, со смятенным чувством нереальности всего, что произошло. Труп Мюллера, голая «Эсмеральда», убийство старой женщины (да, убийство!), самоуверенные шпильки Штюбе, сапог Кеслера…

Что же толкнуло его, Майера, уничтожить непричастную в действительности к убийству Мюллера «Эсмеральду»? Был один-единственный толчок к действию, неоправданный и абсолютно немотивированный: вечером он видел, как садилась в машину Мюллера очаровательная фрейлейн Бергер. И если она прибегла к оружию для самозащиты… Вот он, Вилли, и пытался отвести от нее подозрение. А впрочем, стоило ли вообще подозревать ее? Разве он один обратил внимание на приставанье Мюллера? И разве она сама первой не сообщила Хейнишу о своей вечерней встрече с Мюллером? Правда, если исходить из ее слов, то автопроводы от столовой до ее дома заняли подозрительно много времени, и кто знает… А впрочем, дело сделано! Возврата нет… Почему же он, Вилли Майер, все-таки сознательно и без каких-либо оснований обрек на пытки садистом Кеслером и позорную смерть «Эсмеральду»? Агента СД! К тому же не из худших. Он и сам сейчас не мог бы этого объяснить. Может быть, потому, что он уловил опасность, которая неумолимо нависла над Кристиной, а времени придумать что-либо стоящее уже не было? И вот на столе Хейниша последствия – перчатка и бутылка. Неопровержимые вещественные доказательства преступления «Эсмеральды», которого она не совершала…

– И все-таки этот умник Штюбе забыл про пулю из «вальтера», – нарушил молчание Хейниш. – Вот что, Вилли, сделайте так, чтобы как можно быстрей у меня на столе оказался пистолет Кристины Бергер. Поняли? И чтобы ни один нос об этом не пронюхал…

– Яволь, герр штурмбаннфюрер.

Выходит, подозрение еще тлеет… Кто же она есть на самом деле, эта Кристина Бергер? И умеет ли она вообще стрелять? И какие мысли одолевают ее очаровательную головку? А если она… Но Вилли Майер почему-то не отважился домыслить до конца то, что его больше всего беспокоило.