Текст книги "Танцы Близнецов"

Дарья Алейникова мерила лайковыми сапогами периметр своей гостиной, закусывала губку, думала: «Где он мог застрять? И голос у него был какой-то странный. Вот скотина. Тут ехать от силы полчаса».

С неким изумлением она вдруг поняла, что просто соскучилась по своему такому ненадёжному, но всё-таки такому милому дружку, которого последние годы она называла «поволжский сиделец».

Дарья Алейникова, известная московская красавица, странным образом благоволила Карагодину, порой действительно обаятельному и необычайно креативному в организации любовных сетей, осад и натисков. Щедрому на выдумку красивого времяпрепровождения в разнообразных компаниях, прогрессивно-авангардных, изысканно-декадентских, научно-снобистских, куда он неизбежно привносил элемент некой раскованности, а порой полного, тотального отвяза. С его подачи она познакомилась с каталами профессорского вида, академиками с растерянными провинциальными глазами, с американским профессором Болонкиным, который увлечённо рассказал ей о том, что человечество не останется вечно на Земле…

– Знаю, знаю, – перебивала его просвещённая красавица, – но в погоне за светом и пространством сначала робко проникнет за пределы атмосферы, а затем завоюет все околосолнечное пространство. Только там нет воздуха!

– Нет! – хихикал профессор, и на его щёчках выступал старческий румянец, – откуда же ему там взяться!

– И чем же они будут дышать?! – Дарья в притворном ужасе коснулась ланит острыми кончиками накладных ноготков.

– Воздух им будет не нужен! – торжественно говорил Болонкин. – На земле, обретаясь в своей такой нестойкой, но такой э-э… привычной телесной оболочке, они накопят весь… э-э… пакет информационного багажа, интеллектуального, чувственного, социального, этического и конечно же нравственного, а затем этот самый, как его… экспирьянсный пакет с помощью специальных технологий будет перенесён на микрочип, который, будучи помещён в оболочку из чистейшего титана, снабжённую фотонным мотором, сможет обитать при любых температурах и в любой точке мирового пространства, питаясь солнечным светом и реликтовым излучением!

– Царица небесная!.. – округляла глаза Дарья и снова переходила в наступление: – Но позвольте, профессор, зачем же им там, в космосе, ну, положим, нравственность!

– Как зачем? Как зачем? – горячился Болонкин, – это тоже… э-э-э… определённого рода… знание.

– Они что, будут жить семьями, любить друг друга, изменять? – иронический задор Дарьи рос с каждым словом.

– Ну, изменять, хе-хе, они, конечно, не смогут… – лавировал Болонкин.

– Кто бы сомневался – там же абсолютный нуль!

– Ну да, – соглашался Болонкин, понимая, что попадает в силки хитроумной красавицы, и фальшиво изумлялся: – Откуда вы знаете? Читали мою статью про Е-существо в «Сайентифик Америкэн»?

– По ТВ говорили. Показывали космический модуль Эндевер и сказали, что при абсолютном нуле эта железная штука будет дееспособна только 14 лет, так что ваше Е-существо – утопия.

– Beg you pardon, Xan Xanych, – шёл на выручку незадачливому америкосу Карагодин, – wanna have some «Emerald Dry»?

– How come you have it here in Russia?! – радостно удивлялся профессор, – Я вообще считаю калифорнийскую лозу… Э… – он заискивающе улыбнулся Дарье. – А вы? Вы не желаете?

– Не откажусь, – милостиво соглашалась красавица, – кстати, о вине: вчера была на открытии Гленливет Хаус – утром еле встала (господи, о какой нравственности я тут лепечу?!). Так что вся надежда на «Эмеральд Драй».

Раздался звук дверного звонка. Дарья метнулась в двери. Карагодин стоял в дверном проёме с сумкой «такса» в одной руке и походным пайком, который по распоряжению Короляша собрали прыткие стажёрки, в другой и глупо улыбался.

– Ну, здравствуй, странник. Экой ты смешной какой! – прыснула Дарья.

Карагодин сделал шаг в прихожую и выронил «таксу» на пол. Дарья осторожно вынула из его руки пакет с пайком и опустила на половичок рядом с ботинком гостя, после чего расстегнула ему куртку-аляску и, запустив под неё руки, притянула покорного Карагодина к себе и смежила глаза. Волна Дарьиных ароматов пролилась прямо в душу Карагодину, согревая порядком пристывшего «странника» таким желанным, таким домашним теплом. Он нашёл губы красавицы и поцеловал их с неожиданной для себя чувственностью.

В памяти проплыл миниатюрный маринованный осьминожка. «Это афродизиак действует», – подумал он, но мысль эта показалась ему вдруг обидной, отчего естественные мужские реакции проявились более отчётливо. Он перевёл поцелуй в более решительную стадию, Дарья издала слабый стон, наконец, отстранилась от него и довольно сказала:

– То есть я всё-таки вызываю в тебе естественные реакции, негодяй.

– Да, – всё ещё удерживая Дарью за гибкую талию, подтвердил Карагодин: – Ты это делаешь.

Дарья расхохоталась:

– Ни слова в простоте! Ну ладно, показывай, что там у тебя в корзинке, Красная Шапочка.

– Походный паёк, – ответил Карагодин.

В нарядном пакете с клеймом «Camel» действительно помещался паёк: бутылка итальянского «Spumante», флакон голубого «Кюрасао», красивая упаковка ломтиков голландского сыра, шоколадка «Таблерон» и набор разноцветных пластиковых стаканчиков.

«А это зачем? – удивился Карагодин. – Я же сказал, у меня рандеву. Просто рандеву, не в подъезде, не в парке на лавочке. Просто рандеву. Но всё равно молодцы девчонки. Просто у них свои по этому поводу понятия».

Как в некие древние времена, когда случай столкнул их в Нескучном саду в читальном зале, похожем на сказочный теремок, он вышел на балкончик второго этажа, высокая девушка у перилец вдруг обернулась на шум закрывшейся двери, и весь мир превратился в раму для её чудной красоты, Карагодин вдруг почувствовал, как сердце пропустило удар и застыло на миг в невесомости какого-то сладкого восторга.

С тех пор минуло порядочно лет, отношения прошли положенные стадии и, возможно, стёрлись бы до закадычной дружбы, если бы не эти спорадические приступы волшебной аритмии, так мгновенно и чудно оживляющие нерв чувства.

– Ну, рассказывай, бродяга, что там у тебя за проекты.

Голубые сполохи от «Кюрасао» в бокале Дарьи бродили по стенам гостиной, и Карагодин, уже ополовинивший свой бокал, вещал, распаляясь от фразы к фразе. Витийства Карагодина Дарье нравились, в них был масштаб и вера в успех, без которых мужчины в плоскости её симпатий не удерживались.

– Вот такие пироги, – наконец закончил он, потянулся было к ликёрной бутылке и обнаружил, что она почти пуста.

И почувствовал, что в организме идёт какая-то странная реакция – возможно, «Кюрасао» вступил во взаимодействие с «Абсолютом» и «Араратом».

– А можно я на полчасика прилягу? – неожиданно робко попросил он.

– Дамский вопрос, – улыбнулась Дарья. И это было последним, что слышал Карагодин, проваливаясь в тёмную бездну алкогольного небытия.

Встреча с Савойским была запланирована на платформе станции метро «Войковская». За пыльноватым стеклом вагона пролетали жгуты каких-то кабелей, проложенных по стенкам туннеля метро, которые периодически сменялись групповыми портретами граждан на платформах. Граждан становилось всё меньше и меньше. Тройная доза совершенно чумового по крепости эспрессо, которую обескураженная каким-то несостоятельным визитом Карагодина приготовила красавица Дарья, оказала странное действие. Абстинентных страданий он не испытывал, но пребывал в состоянии какого-то странного ступора. Вагон болтало, Карагодин с неизменной походной сумкой по прозвищу «такса» через плечо вглядывался сквозь пыльное стекло вагона в пролетающие за ним конструктивы туннеля и, загипнотизированный их мельканием, перестуком колёс, опомнился лишь тогда, когда услышал:

– Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Водный стадион».

Поезд дёрнулся, стал набирать ход, и перед Карагодиным проехало растерянное лицо Савойского, который, согласно договорённости ожидал его на платформе станции «Войковская». «Идиот!» – внутренне крикнул Карагодин, мгновенно мобилизовался и дал Савойскому сигнал: хлопнул себя в грудь и показал рукой с растопыренными пальцами, чтобы тот оставался на месте.

В ответ Савойский, понявший ситуацию, погрозил другу кулаком, и стало понятно, сигнал принят.

– Ну ты даешь, – сказал Савойский, когда через пять минут Карагодин, тяжело дыша, выскочил из вагона встречного направления. – Совсем спятил.

– Звиняйте, дядьку, – пытался шутить Карагодин, – замечтался.

– Понятное дело – сам такой. Ты как?

– Да вроде нормально, выпил у приятельницы три чашки кофе, и вроде нормально.

Савойский хмыкнул:

– Ну, это ненадолго. Так, поверхностная терапия. Погнали, времени в обрез.

На Речном вокзале схватили такси, погрузили походный скарб в багажник, устроились на заднем сиденье. Помчались сквозь снежные вихри.

Савойский деловито покопался в сумке, извлёк оттуда бутылку «Арарата» и два пластиковых стаканчика.

– Держи.

Карагодин покорно взял посудинку, легкий пластик визуализировал отчётливый тремор. Савойский плеснул по стаканчикам коньяку.

– Ну, давай, казанова, это тебе не эспрессо у девочек распивать. Это почище «Фауста» Гёте будет.

Снежные вихри, как по мановению руки, утихли, машина летела по ночному Ленинградскому шоссе, на сердце Карагодина стало хорошо и покойно.

Савойский выудил из волшебной сумочки целлофановый пакетик с нарезанным тонкими кружками лимоном. Закусили.

– Не верю я им, – как бы продолжая прерванную беседу, сказал Савойский, – не может быть, чтобы в портовом городе был сухой закон. Нет никакой логики.

– Сёма окончил факультет международных отношений МГИМО, – сказал Карагодин, – он-то знает.

– Ну, хорошо, пусть Сёма окончил. А Петруха, он тоже МГИМО окончил? А ведь громче всех орал: на контроле всё отберут! А вот Короляш мыслит правильно: консульство наше, и законы там наши.

– Главное, чтоб человек с билетами не подвёл.

– Я тебя умоляю, – сказал Савойский и плеснул по стаканчикам очередную порцию.

Человек не подвёл. Едва путешественники освободились от сумок и соорудили из походной поклажи компактную горку рядом с означенным в качестве места встречи сувенирным киоском в зале отлёта, как рядом образовался мужчина в неброской, но добротной кашемировой куртке болотного цвета, деловито спросил:

– Нормально доехали?

И, не дожидаясь ответа, протянул Савойскому два евроконверта с клеймом «Аэрофлота».

– Вот билеты.

Какое-то очень обыкновенное лицо человека, дежурная интонация, с которой он произнес заветное «вот билеты», тормознули естественные реакции путешественников.

– Что-то не так? – спросил мужчина.

– Всё так! – собрался Савойский. – Просто не верится, что всё так! Мы же кучу времени потратили…

– Да я в курсе, Марья Алексеевна рассказывала. Нужно было сразу обратиться… Это у вас там перегибы на местах. А на самом деле всё просто.

– Игорь Васильевич, – Савойский проворно снял с поклажи пластиковый пакет, – душевно вам благодарен.

– Не стоило беспокоиться, – уже знакомым дежурным тоном сказал тот и пакет принял. – Удачного полёта, ребята, и успехов в делах.

– Слава богу, – сказал Карагодин, – летим.

– Кто бы сомневался, – обретая обычную уверенность, сказал Савойский. – Народ знает своих героев.

– И любит, – не удержался Карагодин. – А что там было, в пакете?

– Да так, ерунда – флакон «Наполеона».

– И всего-то?! – изумился Карагодин. – Есть же хорошие люди на белом свете.

– Конечно есть, но их нужно знать. Ну, давай, по единой, время позволяет.

Таможенный контроль проходили под приличными парами, в благодушно-приподнятом настроении. Савойский вывалил на стойку симпатичной таможеннице пяток красивых стеклянных баночек с изображением белуги на синих крышках, развязно сказал:

– С днём рождения, красавица.

Та рассмеялась.

– Вы что, уже празднуете? Не рано начали?

На пограничницу в стеклянной будке смотрели матовыми глазами, на вопросы отвечали отстранённо, по-военному коротко. Ситуацию понимали и контролировали. В duty free опять накатила новая волна ребяческой дурашливости, пытались смешить продавщиц. Однако покупать ничего не стали. Зачем? Душу грел убережённый от разрушительной дегустации запас «Арарата».

Когда самолёт набрал высоту и путешественники освободились от неудобных ремней безопасности, соседка Карагодина сняла чёрные наглазники, в которых пребывала с начала полёта, и ему открылось лицо тёмноглазой особы, приятное, но без каких-либо особых претензий. «Милая девушка, – подумал он, – но до Дарьи далеко».

– Летим, – неожиданно для себя сказал он. Девушка деликатно улыбнулась, и это несложное мимическое движение запустило в Карагодине некую привычную поведенческую программу. Он ощутил себя бывалым джет-сеттером, галантно предложил:

– Хотите, я угадаю, как вас зовут?

– Таня, – сказала девушка и прыснула в кулачок. – Хотела сказать «да», а получилось…

– Чудно получилось, Танечка. – Карагодин легко преодолел барьер формальных ритуалов. – А я вот думал, какая странная дама, закрылась от мира наглазниками. Знаться ни с кем не желает.

– Ну, не придумывайте! Просто устала от московской суеты. А сегодня… просто ужас. Всем позвонить, со всеми попрощаться. Целый месяц была в Москве, а времени как всегда не хватило. А вы…

– Дима, – весело сказал Карагодин, – только не вы, а ты.

– Я так сразу не могу… – зарделась Таня.

– Танечка, вы меня удивляете! Мы летим на такой скорости… всё должно происходить соответственно! Быстро!

– Но не настолько же, – вяло сопротивлялась Таня. – А вы куда летите?

– Как куда? – не понял Карагодин. – Мы же вместе летим. В Каир летим. А после мы с другом двинем в Порт-Саид.

Карагодин повернулся к Савойскому и обнаружил, что тот провалился в благостный сон, пожёвывает во сне губами и в разговоре участия не примет.

– В Порт-Саид… Работаете там или к родственникам?

– Ну какие у нас в Порт-Саиде могут быть родственники, – смеялся Карагодин. – По делам летим. – И кратко изложил суть поездки: – Летим к генерал-губернатору, три раза присылал приглашение, да было всё недосуг, дел по горло. А генерал-губернатору без нас – хоть кричи – нужно делать проект, ну, такой глобальный проект, стелу ставить у входа в Суэцкий канал, а серьёзных людей нет. Ни в Италии, ни в Штатах, ни Испании – нигде нет. Пустота. Вот и летим.

Таня слушала поливы Карагодина, смотрела на него карими расширенными глазами, кивками отмечала цезуры карагодинской речи.

– Бизнес-план – за мной, – говорил Карагодин, – архитектурная часть – за Борисом. Мы обычно в паре работаем, – нёс Карагодин, – такие проекты в одного сложновато.

– Да, масштабы… – прошептала Таня. – Не думала, что встречусь с такими интересными людьми.

Савойский неприлично громко всхрапнул и застонал во сне.

– Два дня не спал, – извинился за друга Карагодин. – Храм в Кремле расписывал.

– Он же архитектор, – не поняла Таня.

Карагодин горько усмехнулся:

– Талантливый человек во всём талантлив. Наваляли там горе-реставраторы чёрт те что… Пришлось исправлять. Не то чтобы заново малевать, а именно концептуально. Дать чёткие живописно-исторические ориентиры. Вот и не получилось у человека выспаться.

Таня смотрела через Карагодина на живот спящего Савойского долгим заворожённым взглядом.

– Господи, неужели вам это может быть интересно?.. Расскажите лучше о себе.

Таня опустила голову, упёрлась взглядом в карту эвакуации пассажиров при посадке на воду в сетке впередистоящего кресла, сказала:

– А что обо мне рассказывать. Жена своего мужа… Муж преподает физику в колледже. А я… а я просто домохозяйка. Вот и вся история.

Таня подняла на Карагодина глаза, и свет этих прекрасно-грустных и как бы извиняющихся глаз вдруг поразил его. «Боже, – подумал он, – а ведь она хороша… чудо как хороша!»

– А вы давно в Каире живёте? – спросил Карагодин.

Таня засмеялась.

– Я в Лагос лечу, в Нигерию! А в Каире даже не была. У меня в Лагосе муж в колледже физику преподаёт… – повторила Таня, и в этой обыденной фразе Карагодину почудилась нотка какой-то безысходности.

Никаких утешительных слов Карагодин сказать не успел: очередной всхрап Савойского вышел столь мощным, что разбудил и даже напугал архитектора.

– Что? Где? Какой? – хрипло спросил он.

– С пробуждением, – приветствовал друга Карагодин. – Высота 10 тысяч метров над уровнем моря! А эту очаровательную девушку зовут Таня. Танечка.

– Надо же, заснул, – удивился Савойский, наклонился вперёд, окинул соседку Карагодина поощрительным взглядом, светским голосом сказал: – Рад знакомству, Танечка. Скоро кормить будут, а пока организуем аперитив. Тем более есть достойный повод.

Сопротивление Танечки было сломлено без особых усилий. Тонкие срезы лимона, предложенные Савойским на одноразовой тарелочке, окончательно успокоили её, утвердили в той мысли, что всё идёт правильно, что так и нужно. «Арарат» действовал позитивно и быстро.

Польщенная вниманием благородных донов, Танечка блестела глазами, своевременно и достойно резонировала на шутки Карагодина, держалась вполне комильфо.

«Откуда что берётся! – изумлялся Карагодин. – С такой в любой компании появиться не стыдно».

– Поедем с нами в Порт-Саид, – неожиданно сказал он. – Нам нужен секретарь. Даже не секретарь, а секретарь-референт. Как у вас с английским?

– Хотите икры? – хищным голосом предлагал Савойский. – Настоящей белужьей икры?

Таня кивала, смеялась яркими карими глазами. Савойский пошарил у себя в ногах и действительно выставил на откидной столик три банки икры, испросил у Карагодина его высокотехнологичный инструмент, подарок Сёмы, и с сосредоточенным видом принялся банки открывать. Улыбка на Танином лице подтаяла.

– Вы это серьёзно? – она вопросительно посмотрела на Карагодина.

– Я всё понимаю, – напористо заговорил тот. – Муж, семейные ценности. Но я же вижу, вы способны на большее. Вы себя сильно недооцениваете.

Таня инстинктивным движением поправила локон, и на обратном движении её руку перехватила проворная лапа соседа. Он накрыл добычу второй ладонью, подержал секунду, словно согревая выпавшего из гнезда птенца. Таня пребывала в неком гипнотическом оцепенении.

– Мы будем работать вместе, ты, я и Борис, это будет настоящая команда.

Таня опомнилась, мягко освободила руку из западни карагодинских лап, пролепетала:

– Боже, что мы делаем…

Сердце Карагодина запело. «Согласна! Она согласна!.. Но как хороша, как женственна!»

Он наклонился к Тане, намереваясь сказать ей на ухо что-то очень приятное, ещё не созревший, но уже зародившийся комплимент, ощутил слабый аромат духов «Шанель № 5», другой, незнакомый, но совершенно прельстительный аромат Таниной кожи и неожиданно для себя поцеловал Таню за ухом.

– Что мы делаем… – снова прошептала она.

– На такой скорости всё происходит быстро, – пытаясь сгладить свою дерзкую эскападу, пояснил Карагодин, а про себя подумал: «А может быть, это судьба?».

– Чёрт! – Серая клякса икры некрасиво шлёпнулась на рубашку Савойского. – Здесь просто невозможно развернуться, кресла впритык!

Таня аккуратно сняла кляксу-плаксу лезвием ножичка, которым также располагал волшебный инструмент, сказала:

– Нужно присыпать солью, чтобы не осталось пятна.

Савойский молча плеснул «Арарату» по пластиковым стаканчикам. Молча выпил свой. Снова себе плеснул, тостировал:

– За жизнь без пятен!

Тост молчаливо поддержали.

Савойский выгрузился в проход, двинулся в нос самолёта искать бортпроводницу. Неожиданно быстро вернулся.

– Давайте сменим дислокацию, в бизнес-классе три с половиной человека.

– А как же… – начал было Карагодин.

– А так! – Савойский вытянул из-под кресла свой походный саквояж. – Я всё решу, не дергайся.

Таня сделала испуганные глаза. Карагодин хохотнул, зацепил с полки Танину сумку, протянул уже из прохода мужественную руку, Таня эту руку приняла и покорно последовала за делегатами.

Публика проводила троицу любопытными взглядами.

– Вы куртку забыли, – пискнула вслед очкастенькая юница с соседнего ряда.

Но пискнула с опозданием, и никто её не услышал.

Едва новые пассажиры бизнес-класса расположились в просторных креслах у раскладного столика, как из носовой части в проезд стюардесса выкатила никелированную тележку с напитками. Нарядная пара, расположившаяся по другую сторону прохода, – дама в шиншиллах и её дородный супруг, – отоварились парой миниатюрных бутылочек красного винца и апельсиновым соком.

Агрегат продвинулся по проходу, стюардесса с улыбкой повернулась к троице, и улыбка сменилась выражением некого замешательства.

– Простите, вас же здесь не было…

– А теперь – есть, – радостно сказал Савойский.

– Вы же сидели в эконом-классе, – на чистом лобике стюардессы обозначилась пара морщинок, на третью места не хватило.

– Сидели, сидели, – подтвердил Савойский. – По ошибке сидели. – И понёс какую-то пафосную пургу про личное приглашение генерал-губернатора Порт-Саида, про то, что билеты в эконом-класс выписали по ошибке, абсолютно несоответственно уровню делегации, а если необходимо, он сейчас же доплатит. Или генерал-губернатор доплатит. Вытащил из внутреннего кармана предусмотрительно захваченное из горсовета приглашение, украшенное живописными печатями со скрещёнными саблями и размашистой подписью, и сунул его стюардессе. Та вертела приглашение в руках, снова морщила лобик, разглядывала диковинный документ, шевелила губами. И неожиданно эта радужная бумажка произвела на стюардессу искомое действие. Она бережно вернула документ Савойскому, осторожно сказала:

– Это, конечно, не положено. Но если такие обстоятельства… Чего желаете?

– Три красного вина, три апельсинового сока и шесть стаканчиков.

Стюардесса понимающе и даже по-свойски улыбнулась маэстро, сгрузила на стол аперитивы, заметила свежее пятно на его рубашке.

– Вы пятно посадили. Вот вам пакетик соли, присыпьте, а то след останется, – и покатила конструкцию к паре сонных арабов на заднем ряду.