Текст книги "Мы купили книжный магазин. Как исполнить мечту книголюба и (почти) не сойти с ума от счастья и читателей"

К этому времени работа в книжном магазине стала почти рутиной. Я больше не обсчитываюсь при выдаче сдачи, а у Оливера почти без акцента получается произнести: «Вам нужен пакет?» Мы стараемся казаться бодрыми и веселыми, замазываем круги под глазами, и стоит в мою голову пробраться мыслям о том, что это теперь моя жизнь на следующие тридцать лет, и сомнениям, что я сделала правильный выбор, – я тут же гоню их прочь. Всегда перед тем, как заснуть, я думаю о том, что пути назад нет.

Жители района принимают нас с распростертыми объятиями, по крайней мере те, кто покупает книги, с другими я и не знакома. Многие беспрестанно повторяют, как рады, что у них в районе снова заработал книжный магазин и что пятьдесят лет назад они приобретали свои школьные учебники именно здесь. Если чего-то нет в наличии, то они заказывают это у нас. Далеко не многим приходит в голову мысль поискать в другом месте: «Ну уж нет, в город я не поеду! Лучше вернусь к вам завтра и заберу». Должно быть, существует какая-то волшебная граница: так называемый город находится ровно в семи минутах и пяти трамвайных остановках, но, видимо, для жителей нашего района это словно другая планета. Нам это только на руку, и через несколько месяцев я ловлю себя на этой же фразе: «Ну уж нет, в город я не поеду», когда в магазине инструментов через дорогу не оказывается в наличии нужной запчасти.

Конечно, Оливер не только, соблюдая все формальности, передал свою работу в Гамбурге и поселил нашего сына у друзей, но и упаковал квартиру в коробки. Среди прочих вещей – несколько тысяч книг, которые мы собирали всю нашу жизнь. Переезд из Гамбурга в Вену стоит целое состояние, и сэкономить можно, только забронировав дату за несколько недель. Но ее уже нельзя перенести. Даже если новая квартира еще совсем не готова: не отшлифованы сто тридцать квадратных метров паркетного пола. Поэтому триста пятьдесят коробок две недели побудут на лестничной клетке, а остальные – в будущей столовой. Мы себе так красиво представляли наш переезд в готовую квартиру. Собранные книжные полки, шкафы и комоды. Точно подписанные коробки, которые крепкие рабочие разнесут по нужным комнатам. Нам только и останется, что распаковать, разложить вещи по ящикам, а книги – по полкам. На это уйдет много времени: книги должны быть отсортированы по алфавиту. Одна комната – с литературой до 1900 года, другая – с литературой на немецком языке, третья – с иностранной, нехудожественная, несколько полок с французской, «Прочее» и декоративная полка с книгами издательства «Манесе»[5]5
  Известное немецкое издательство классической литературы.


[Закрыть] в столовой. Пока что все наше имущество хранится на лестничной клетке, а мы живем у радиологов, но когда-нибудь паркет будет готов.

Потихоньку налаживаем связи в новом районе, где нам предстоит не только работать, но и жить. Например, однажды передо мной в магазине появляется приятная женщина лет сорока и, сияя от радости, протягивает руку: «Здравствуйте, я живу напротив, и наши дочери – погодки. Нужно познакомиться поближе». В нашем возрасте уже не нужно много времени на то, чтобы присмотреться к человеку. Если еще есть силы на знакомства с новыми людьми и встречается кто-то интересный, то сразу заявляешь об этом напрямую, и всё. За фразой «Нужно познакомиться поближе» следует приобретение совместного абонемента в театр, взаимная помощь с детьми, для дочерей – два года совместного посещения начальной школы, а для нас – множество часов за винным шпритцером в большом саду через дорогу.

Роберта нам тоже послали свыше. Незадолго до открытия мы пытаемся растянуть над входом вывеску нашего книжного магазина в виде большого тканевого баннера, и кто-то рассказывает нам о живущем неподалеку окружном советнике от партии зеленых, у которого должна быть большая лестница. Мы находим Роберта, вместе несем лестницу к нам, и он тут же помогает повесить баннер.

Роберт – строитель по профессии, и при знакомстве мы даже не подозреваем, что в некоторые периоды нашей жизни он будет самым важным человеком. Прежде всего, он помогает Оливеру построить метры книжных полок, которые я потом крашу вместе с девушкой Роберта. Оливер научился совершенно спокойно принимать помощь, наконец-то осознав, что наша новая жизнь не может обойтись без нее.

И вот наступает этот день. Мы переезжаем из квартиры радиологов в нашу собственную. С семи квадратных метров – в сто пятьдесят, вместо полки из «Икеи» – встроенный шкаф, вместо большой семьи – снова «отец – мать – ребенок». Поначалу я чувствую себя счастливой: раскладываю вещи в шкафу и заполняю полочки в ванной, у дочери появляется своя маленькая кровать-чердак с местом под ней, а не раскладной диван между другими детьми. Но неожиданно перед сном ребенок чувствует себя одиноким, скучает по вечерним разговорам и объятиям и не знает, что делать со своими игрушками из коробок. Приходится снова доставать соску. И я понимаю дочь: мне тоже кажется странным остаться наедине с мужем и ребенком. Мы так привыкли друг к другу, что уже договорились о двух днях в неделю: одну ночь дети радиологов будут оставаться у нас, другую – наша дочка будет проводить в доме в Шафберге, и еще мы бронируем совместный недельный отпуск летом.

А что же мы? Внезапно мы живем на работе. Винтовая лестница, соединяющая подсобку книжного магазина с прихожей нашей квартиры, становится стержнем нашей жизни. Вначале мы переживали, что мы или дочь свернем себе шею, но вскоре уже носимся вверх и вниз по металлической конструкции. Утром с чашкой кофе в руке, а днем то и дело поднимаемся, чтобы сварить еще кофе, включить стиральную машину или пообедать. Когда Оливер отводит дочь в детский сад или она ночует у друзей, то обычно до полудня я даже не знаю, какая на улице погода, мне не нужны ни куртка, ни транспорт, чтобы добраться до работы, и один или два раза я даже забывала надеть обувь. Когда в духовке жарится курица, запах разносится по всему магазину, и покупатели кажутся особенно счастливыми и расслабленными. А когда раз в неделю у нас ночуют дети радиологов, существует ритуал, в котором винтовая лестница играет важную роль. После ужина, почистив зубы и натянув пижамы и толстые носки, вместе с тремя детьми мы спускаемся в книжный магазин. При свете маленького ночника они пробираются в детский отдел. Каждому из них разрешается выбрать одну книгу для чтения на ночь: книга одалживается, читается вслух и утром возвращается. Крутая, в розово-красных цветах, познавательная – выбор часто занимает больше времени, чем само чтение вслух.

Сейчас дети уже выросли, превратились в подростков с прочно приросшими к ним наушниками и смартфонами. Они прочитали все книги о Гарри Поттере, Эрагоне и Перси Джексоне, наша дочь открывает для себя Виктора Гюго, увлекается сигаретами и «Дурной кармой», а винтовая лестница давно осталась в прошлом. Но все трое до сих пор вспоминают пижамные чтения в нашем магазине. Возможно, эти вечера как-то повлияли на то, что из них выросли книжные черви.

У такой близости дома к работе есть и недостаток: ты либо работаешь, либо мучаешься совестью, что не работаешь, потому что ты практически ощущаешь, как оставленная работа лежит под тобой. Выбрав такую жизнь и книжный магазин, мы – сами того не осознавая – так или иначе сделали выбор постоянно работать, и такая близость все упрощает. Поужинав все вместе и уложив ребенка спать, мы включаем радионяню и оба спускаемся «в шахту», как прозвали место, где теперь проводим более шестидесяти часов в неделю.

И на нашем пути снова встречается добрая душа, что облегчает нам жизнь: студентка из Чили, которая живет над нами в крошечной квартирке с туалетом в коридоре. У нее нет стиральной машинки и cлабое отопление, наша машинка спокойно стирает на четверых, а наша кухня достаточно велика, чтобы заниматься в ней днем в тепле. Лорена умеет печь, а я – готовить, у нее нет телевизора, а нам часто нужна няня. Беспроигрышная ситуация.

Мы постепенно осознаем, что наш концепт спокойной «маленькой, дивной книжной лавки» не удался. Конечно, мы маленькие и дивные, но это имеет мало общего со спокойствием, по крайней мере не для нас, работающих здесь. Практически нет ни минуты, когда в магазине не было бы покупателей: с девяти утра до шести вечера сюда стекаются люди, для которых, видимо, кажется естественным спрашивать нас о книгах на любую тему, которая только может прийти им в голову. Справочники по животным, ответы к заданиям по математике, Библия, руководство по обрезке фруктовых деревьев, изящно оформленное издание Джейн Остин, книги по вязанию крючком шляп, новые романы Кельмана, подарок для отца, который вообще-то не читает, путеводитель по Кикладам («Что, вы не знаете, где это находится?»). Мы стараемся иметь в наличии все, что вам может понадобиться, потому что хотим быть лучшими и клиентоориентированными и в идеале – предложить любую книгу, о которой могут спросить. Это требует воображения, потому что сорок квадратных метров не так уж и много. На таком крошечном пространстве мы воображаем себя большим книжным магазином, и найденное нами решение может послужить отличным примером, как не стоит организовывать торговое помещение: двигаться наверх.

Старые книжные полки доходят до потолка, и мы их беспощадно набиваем. Добраться до самых верхних можно только с помощью длинных лестниц, которые закреплены наверху, и их по рельсам можно протащить через половину книжного магазина. Нам повезло, что над магазином не живет никто, кроме нас. Потому что если вы сидите в нашей столовой, а внизу просят путеводитель по Африке (А – на самом верху, конечно) или Томаса Бернхарда (полка карманных книг под потолком), то пол трясется, как при землетрясении средней силы, и в те редкие часы, когда мы находимся наверху в часы открытия магазина, этот шум радует наш слух: каждая проданная книга – это хорошая книга. Конечно, и наоборот: когда трое детей резвятся в квартире или тарабанят по старому пианино, это доносится до слуха наших покупателей.

Воображение не знает границ, если речь заходит о хранении некоторых особенных книг: странные места сами находятся для них, не во всем должна присутствовать логика, главное – знать, где они стоят. Так что есть уголок «Маленького принца», секция «Собака – лошадь – йога – гольф», отдельный уголок для детских книг Брецины, а еще книги, которые нужно иметь в наличии, но не хочется выставлять напоказ, например популярные «Порно с мумиями» или «Германия. Самоликвидация» Саррацина. Стоит только спросить, и такие книги тут же вытягиваются из какого-нибудь угла. Самая странная полка, наверно, это полка с эротикой и историческими романами: так как там еще оставалось место, мы устроили между ними секцию Глаттауэра.

И конечно, в магазине есть уголок поклонения Додереру, ведь Оливер вступил в общество «Хаймито фон Додерер», когда еще был северогерманцем. Над большой черно-белой фотографией в рамке, на которой Додерер яростно жестикулирует во время чтения, висят полки с бесчисленными книгами Додерера и о Додерере, от научных до антикварных. Не все сразу узнают великого поэта, и, как и положено истинному жителю Вены, покупатель вслух говорит то, что у него на уме: «Кто это так по-дурацки размахивает руками?» К счастью, Оливера в этот момент не оказывается рядом, ему и так нелегко приходится, ведь он немец среди австрийцев. На самом деле он быстро освоился в пучинах австрийской литературы: он знает каждую новую книгу Георга Маркуса, узнает Дитмара Гризера, может без ошибки написать фамилию Седлачек, а когда в магазине появляется фрау Лёвингер, хотя он и не знает точно, кто она такая, но уверен, что нужно притворяться, будто это не так. Лишь однажды, когда нетерпеливый покупатель требует новые работы «Холлабека», Оливер покрывается потом. Австрийский политик? Актер из Йозефштадта? Камерный певец, которого он не знает? «Да разве вы не знаете этого француза? Он как-то написал что-то об острове». Хорошо, что мы все в свое время выучили наизусть, как пишется фамилия Уэльбека[6]6
  Здесь речь о Мишеле Уэльбеке. Его фамилия Houellebecq на немецкий манер произносится как «Холлабек», в то время как по французским правилам – Уэльбек.


[Закрыть].

Самое приятное в роли Оливера то, что она четко определена клиентами. «Немец для меня заказывал!» – чаще всего слышим мы, когда книгу не удается найти сразу, и эти же покупатели спрашивают льстивым голосом: «Разве начальница сегодня не здесь?» Но когда пожилой мужчина рассказывает о «недружелюбном сотруднике с немецким имперским акцентом», нам становится не до смеха.

Приветливый родитель, которого я иногда встречаю, забирая дочку из детского сада, раньше работал продавцом в большом книжном магазине в центре города. Сейчас у него трое маленьких детей, жена вышла на работу, а он по вечерам поет в одном из лучших хоров Вены. «Вы планируете вернуться к книжному бизнесу?» – интересуюсь я, когда он проходит мимо с младшим ребенком в коляске, и он усмехается: «Да, если вы возьмете меня на работу». Вот уже много лет он стоит за прилавком два утра в неделю, он что-то вроде вольной пташки книжного магазина: у него нет административных задач, он не занимается заказами или другими скучными офисными делами, из девяти недель летних каникул он отрабатывает семь дней, а затем берет восемь недель отпуска, ему не приходится работать по субботам, в свою смену он вечно висит на телефоне, общаясь с детскими учреждениями своих отпрысков, напевает себе под нос, и его все любят. Да, даже коллеги. Он полон энергии, лучезарно улыбается даже самым недружелюбным покупателям и обладает терпением, которое, вероятно, можно обрести, только воспитывая троих детей с небольшой разницей в возрасте. Лишь когда приходит фрау М., мы оба проклинаем ее, потому что тогда обсуждение последней оперы заполняет все помещение, дирижер препарируется, сценография подвергается критике, а все остальные зануды, которые просто хотят сделать заказ или забрать книгу, могут подождать. В конце концов, искусство превыше всего, и коллега слишком любезен, чтобы перебивать любительницу оперы. Она с трудом переживает те долгие месяцы, когда Петера нет на работе, и ее потребление книг резко снижается. Сердца пожилых дам просто тянутся к нему, и он готов их всех выслушивать. Хорошо, что Петер разбирается в деревьях, потому что фрау Г. хочет купить новое абрикосовое дерево и не доверяет ни одному садовнику. Сначала ей нужна была всего одна книга о фруктовых деревьях, но несколько экспертных бесед с книготорговцем, которому она доверяет, приносят плоды.

Поскольку продажи продолжают расти и работы становится все больше, нам не остается ничего другого, как продолжать расширять нашу команду. В какой-то момент у нас в магазине появляется молодая девушка и спрашивает, не возьмем ли мы на стажировку ее сестру. Простите, сестру! Что это значит? А она не может прийти сама? Сестра оказывается юной девушкой с растрепанными длинными волосами, в нескольких слоях одежды всех оттенков черного. Она из так называемого неблагополучного слоя общества, в детстве эмигрировала из Польши вместе с родителями, бросила школу до получения аттестата зрелости, а ее стажировка в другом книжном магазине завершилась перед самым окончанием испытательного срока. Она сидит напротив нас, молчаливая и застенчивая, и говорит, что больше всего на свете хочет работать в книжном, и мы не знаем почему, но верим ей. Я в курсе, что есть коллеги, которые берут стажеров в сентябре и избавляются от них после рождественских распродаж, прежде чем успевает закончиться трехмесячный испытательный срок. Дешевая рабочая сила на Рождество. Именно это произошло с девушкой, что сидит напротив меня. В ее пользу говорит тот факт, что она, несмотря на происшедшее, продолжила посещать профессиональное училище, и мы решаемся дать ей шанс. Сейчас пошел восьмой год, как она работает у нас. За это время она болела ровно три раза и в периоды сильного стресса держится как скала. При знакомстве она не рассказала нам о своей другой жизни, видимо, не решилась. Дважды в неделю она спешит уйти с работы: ей нужно на репетицию группы. Девушка играет на бас-гитаре в дэт-метал-группе, я же более сорока лет понятия не имела об этом музыкальном направлении. Однако в какой-то момент я узнаю, что все мои коллеги ходят на ее концерты, поэтому мы с Оливером решаем познакомиться с другой стороной жизни нашей сотрудницы.

Концерт в пятницу, где-то в седьмом районе, начало – не раньше десяти вечера.

Мы паркуем машину в переулке. Дождь льет как из ведра, и мы бежим по Лерхенфельдерштрассе. По указанному адресу находится небольшой бар с несколькими столиками, в основном свободными, и крутой лестницей в подвал. Перед дверью с толстой обивкой – громила в черной кожанке, вход – пять евро. Когда он открывает дверь, громкость музыки едва не сбивает меня с ног, мы, объясняя на пальцах, заказываем пиво и шпритцер и оглядываем наполовину заполненный зал. На сцене – четверо огромных мужчин с волосами по пояс и различными музыкальными инструментами. Самый высокий из них трясет космами и неритмично вопит в микрофон. В зале собрался почти весь персонал нашего магазина, даже артист хора покачивает головой в такт, мы машем друг другу, разговаривать невозможно. Вдруг появляется она, смотрит в нашу сторону, бледнеет и со словами «Блин, это ж мои начальники!» бросается нас обнимать.

После чего на сцену выходит группа Void Creation, парень у микрофона ростом не менее двух метров, наша сотрудница – единственная женщина на сцене, и, прежде чем достать бас-гитару, чтобы взять первый аккорд, она улыбается зрителям и машет нам. Это напоминает школьное выступление, как будто она собирается исполнить рождественскую песню на блокфлейте и перед этим быстро машет рукой своим родителям.

Пока она продолжает метать свои невероятные волосы из стороны в сторону – «хедбэнгинг», как объясняют мне, – я думаю о том, кем она является днем: как она с ангельским терпением в нашем магазине показывает мамам картонные книжки с клапанами и без, рассказывает о книжках с блестками и книжках для первого чтения с пони.

Через три четверти часа этот гвалт прекращается, в ушах звенит, и так приятно, когда мы далеко за полночь все вместе сидим в баре с теплым пивом: встреча сотрудников в хеви-метал-баре, почему бы и нет?

Всю свою жизнь я состояла в профсоюзе, даже в студенческие годы. Я выросла в крайне консервативной семье. Мой отец зарабатывал на семью и никогда не голосовал ни за кого, кроме Австрийской народной партии, а моя мать была домохозяйкой и голосовала как мой отец.

Я же всегда отдавала свой голос «зеленым» и только один раз – коммунистической партии, несколько раз из тактических соображений – социал-демократам, как будто моя тактика могла что-то изменить в их выхолощенной политике. И повторюсь, я всегда была в профсоюзе, всегда занималась трудовыми отношениями. А теперь я владелица бизнеса и неожиданно оказалась по другую сторону. По какую, собственно? Когда я решаюсь взять на работу для начала на временной основе нашу практикантку, чтобы не допустить ошибок, я звоню в Экономическую палату. Дружелюбный сотрудник объясняет все о срочных контрактах и дает еще несколько полезных советов: «Знаете что? Не нанимайте женщину моложе тридцати. Даже на срочный контракт. Она забеременеет, а вам только хлопоты». Я благодарю его за совет и очень рада, что в моей жизни всегда находились работодатели, которые нанимали меня – женщину моложе или старше тридцати, детородного возраста, которая, даже имея одного ребенка, подавала сигналы о готовности родить еще.

Несколько раз я была старостой класса, кроме того, мне нравилось заявлять о себе в университетской политике, по крайней мере на вторых ролях. В детстве я мечтала стать актрисой или хотя бы податься в цирк, в студенческие годы я хотела стать известным историком. Но кем я точно никогда не хотела стать, так это предпринимателем. Купив книжный магазин и получив лицензию на торговлю, я вдруг оказалась именно им. Какое странное слово. Я что-то предпринимаю, ладно, вполне нейтральное, но в моей политической карьере предприниматели всегда были теми, кто загребал себе добавленную стоимость, кто зарабатывал в десять раз больше, чем их сотрудники, потому что они «шли на риск». Слово «предприниматель» ассоциируется у меня с бывшим начальником моего отца, которого я ни разу не видела, но в моем воображении он все еще представляет собой нечто среднее между Скруджем Макдаком и мистером Бёрнсом, владельцем атомной электростанции, на которой работает Гомер Симпсон. Раздражительный маленький человек, он регулярно заставляет своих сотрудников чувствовать себя ничтожеством без какой-либо на это причины и невероятно богат.

Так что теперь мы с Оливером идем на риски, работаем как минимум вдвое больше, чем наши сотрудники, и записываем «предприниматель» в графе «должность» в анкетах. Я ни разу никого не отчитала, даже если были причины, и уж тем более без них, и мы не безумно богаты. Тем не менее нас мучит совесть, потому что мы имеем с фирмы больше, чем платим сотрудникам. Все это непросто, потому что никогда не знаешь заранее, действительно ли закончишь текущий год в плюсе, действительно ли заработаешь то, что запланировал, себе на жизнь. Когда я еще была наемным работником, то всегда точно знала еще в начале месяца, что и в этот раз денег не хватит, но моя зарплата была реальной цифрой, с которой можно было делать расчеты. Каждый вечер мы относим деньги в банк, ежедневно через мои руки проходит множество купюр. Мы примерно подсчитываем, сколько нам нужно на жизнь, переводим со счета на счет, и все, кажется, очень просто. В первый год работы книжного магазина главным был вопрос: хватит ли нам, чтобы заплатить за аренду? Сможем ли выдать зарплаты сотрудникам? Тратим ли мы в течение года деньги, которых у нас нет? Сможем ли мы рассчитаться с долгами? И в какой-то момент я спрашиваю мужа, знатного счетовода, который всегда все подводит под статистику и почти крутит романы с таблицами Excel:

– Скажи мне, мы на самом деле бедные или богатые?

Он с недоумением смотрит на меня и медленно отвечает:

– Я пока сам не знаю. Но мы точно не богаты.

Мои сотрудницы, квалифицированные продавцы книг, получают зарплату в соответствии с тарифным соглашением в сфере торговли. Это означает, что теоретически книготорговец зарабатывает не больше, чем продавщица булочной через дорогу. И на практике тоже. Не имею ничего против работников булочной, но что требуется уметь хорошему продавцу хлеба? Перечислить все ингредиенты цельнозерновой булочки, точно знать, откуда зерно и как его молоть, как приготовить закваску и сколько калорий в рогалике с джемом или без? Хороший книготорговец должен знать, в каком из двадцати имеющихся в наличии путеводителей по США можно найти исчерпывающую информацию о городе Орландо, к какому литературному периоду принадлежит Георг Гейм, как сравнить новые книги Кельмана с работами Свена Регенера, какую книгу можно осилить в середине первого класса и так далее и тому подобное. Нередко мои коллеги берутся за подбор литературы для научных работ, часами напролет ищут криминальные романы с местным колоритом, действие которых должно происходить на далеких Карибских островах, а иногда их обвиняют, если в проданном нами путеводителе продолжительность пути не соответствует действительности. Но всех переплюнула одна клиентка с просьбой перевести испанскую детскую книжку, купленную ею на каникулах для своего внука. Внук ведь не знает испанского. Коллега отвечает, что тоже не знает, и дамочка покидает магазин в расстроенных чувствах.

И все это сотрудникам приходится делать за почасовую оплату труда, которую бы многие постеснялись предложить даже уборщице. Теоретически мы могли бы платить им больше, но на практике, к сожалению, не можем. И каждый день меня мучит совесть, потому что то, что знают и умеют мои сотрудники, никак не соответствует их зарплате. Знание литературы и любых других тем, правильное написание английских и французских названий, географические и политические знания, развлекательные программы для одиноких, пожилых людей, помощь во всех жизненных вопросах, будь то развод, дети с СДВГ или не приученные к туалету собаки, которых не выгуливают, – для всего есть книга, и мы ее достанем для вас, бесплатная консультация прилагается. И хотя наш книжный магазин – настоящая история успеха, оборот постоянно растет и помещение никогда не пустует, мы все равно можем себе позволить платить лишь немного выше требуемой по тарифу зарплаты. И даже спустя десять лет мы с мужем по-прежнему получаем одну и ту же сумму, и если рассчитать, то наша почасовая оплата практически совпадает с установленной тарифом. По крайней мере, нам не приходится покупать книги, плюс наша машина – это служебный фургон, и его стоимость вычитается из налогов, что уже хоть какое-то облегчение для семейного бюджета.

И объяснить все это можно, наверное, только словом «призвание». Хотя можно назвать и безумием. Потому что, наверное, сложно считать нормальным, когда после десятичасового рабочего дня, за который успеваешь пересказать книг двести – всевозможных жанров, – ты за кухонным столом возбужденно разрываешь пачки с превью Роуолта и Хансера и радуешься новому Остеру или Т. К. Бойлу, как будто на прикроватной тумбочке еще осталось место. Это болезненное пристрастие, и мы оба попали в его сети и заразили ребенка – дочка набрасывается на пакеты с обзорами от крупных издательств детских книг. В свои пять лет она наконец-то читает сама и больше не зависит от редкого свободного времени родителей. За чтением следуют обсуждения, и, хотя она продолжает отрицать, что когда-нибудь тоже станет продавать книги, в ней уже есть миссионерские задатки. Если ей нравится какое-либо произведение, она хочет, чтобы мы продавали его в большом количестве и всем, кому оно хоть как-то подходит. Это не всегда легко, потому что у дочери специфический вкус. Хотя она и девочка, но принципиально не читает того, что даже отдаленно напоминает литературу для девочек. Она выбирает книги не совсем по возрасту и в семь лет пристрастилась к романам для подростков. Разводы, лоскутные семьи, непростые истории дружбы. «Ну что, ты уже продала ее?» – ежедневный вопрос за ужином.

– Знаешь, это не так просто. Всякий раз, когда я начинаю рассказывать сюжет и говорю, что повествуется о девочке, родители которой разводятся, а потом… большинство покупателей перебивают меня и не хотят ее брать.

– Почему?

– Не хотят, чтобы их дети читали подобное, про развод и все такое.

– Почему?

– Потому что считают, что детям неинтересно то, что никак не связано с их жизнью.

– Но взрослые ведь читают книги, которые не имеют ничего общего с их жизнью.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, они ведь покупают криминальные истории и при этом не собираются на следующий день кого-нибудь убить?

Она, пожалуй, права, и я задумываюсь о том, какой скучной была бы литература, если бы люди покупали только книги, которые имеют что-либо общее с их жизнью. Получается, я финансовый бухгалтер, не замужем, работаю с девяти до пяти каждый день и у меня есть кошка. Мне бы хотелось приобрести книгу о моей жизни? Ведь мы хотим спрятаться в другом мире, хотим драмы и приключений, так почему же дети должны читать то, что соответствует их опыту?

Сейчас дочери уже тринадцать лет, и она читает все, что попадает в руки, а советы по продаже ограничиваются фразами типа: «Классная книга, но не давайте ее никому младше четырнадцати. Она довольно тяжелая».