Текст книги "Поиск седьмого авианосца"

– А потом – музеи! – воскликнула Маюми.

Все четверо двинулись обратно, и когда почти добрались до невысокой вершины, порыв ветра зашевелил листья на деревьях и кустах, росших по обе стороны тропинки, и Брент вдруг ощутил знакомый ненавистный запах немытого человеческого тела. На секунду почудилось, что щека его стала влажной и комочек желтой слизи скатывается по ней к подбородку. Он оглянулся, не заметил ничего подозрительного и выбранил себя мысленно за излишнюю мнительность.

На самом верху холма, среди валунов, Маюми вдруг споткнулась о камень и, вскрикнув от боли, упала во весь рост. Брент и Йоси подскочили к ней.

– Маюми! – вскрикнула и Кимио. – Ты…

Но слова ее заглушил частый отрывистый треск – словно, рвали парусину, – и Брент безошибочно узнал «голос» автомата АК—47.

– Ложись! Ложись! – крикнул он, одной рукой выхватывая из кобуры свой «Оцу», а другой оттаскивая Маюми за прикрытие валунов. Над головой раздалось шипение, как будто они разворошили целое змеиное гнездо, а потом характерные шлепки разрывающих человеческую плоть пуль сменились долгим пронзительным воплем Кимио – этот вопль боли и ужаса наотмашь бил по нервам, парализовывал волю и обращал мышцы в студенистую массу. Вопль перешел в захлебывающееся бульканье, и Брент почувствовал на лице теплые брызги крови. Кимио, у которой изо рта и шести пулевых отверстий на груди толчками выхлестывались кровавые струи, широко открыв остекленевшие глаза, медленно оседала наземь, съеживаясь как проколотая автомобильная шина.

– Нет! Нет! – закричал Йоси, тоже выхватив пистолет.

Маюми попыталась подняться, но Брент грубо пригнул ей голову к земле – и вовремя: снизу и с противоположной стороны тропинки хлопнули несколько выстрелов. Пули с визгом отскочили от камней, рассыпая искры и мельчайшую каменную пыль.

– Лежать! – прохрипел Брент. – Лежать, не шевелиться! Поняла?

Всхлипывая, девушка кивнула и плотнее приникла к камням. Брент повернулся к летчику. Тот склонился над бездыханным телом Кимио, гладя ее по волосам, заглядывая в открытые неподвижные глаза. Брент окликнул его по имени. Тот не отзывался.

– Йоси! – громче повторил он и дернул его за руку. – Йоси, очнись! Без тебя мы пропали.

Подполковник медленно повернул голову. Слезы текли у него по щекам, но голос был тверд:

– Сейчас я их перестреляю.

– Только попробуй привстать, я сломаю тебе челюсть. Обойдемся на сегодня без камикадзе. Им же только того и надо. Понимаешь? – Он показал на Кимио. – Сам погибнешь, а ее не вернешь. – Удерживая Йоси взглядом, он вспомнил священное для самурая понятие. – Надо отомстить за нее. Отомстить.

– Да-да, отомстить, как мстили врагу сорок семь самураев. – Мацухара потряс головой. – Я готов, Брент-сан…

Брент осознал, что ему придется взять командование на себя. Ему много раз бывало страшно: он испытывал ужас, когда слышал – а однажды и видел – залп главного калибра и восьмидюймовые снаряды неслись к нему роем синих пчел, когда серия авиабомб падала, казалось, прямо ему на голову, когда торпеды, оставляя меловой след в волнах, готовы были ввинтиться в борт «Йонаги». Но тогда все это было безлично – смертью ему и не только ему грозили не люди, а машины. Теперь убийцы были всего в нескольких шагах от него, и охота шла именно за ним, за Брентом Россом. Ощущая знакомое посасывание в желудке и холодок под ложечкой, словно там свернулась отвратительная змея, он несколько раз сглотнул, стиснул челюсти и заговорил со спокойствием биржевого маклера, знакомящего клиента с котировками ценных бумаг:

– У них три-четыре автоматических пистолета и АК—47.

– Откуда ты знаешь, что это «Калашников»?

– Нас учили различать все стволы на слух. АК ни с чем не спутаешь. – Брент показал налево и направо. – Нас окружили. Ни вперед, ни назад. Держи левую сторону и тыл, а я возьму правый фланг и фронт. Займем круговую оборону. Они не могут к нам подобраться, не обнаружив себя. – Оба офицера, двумя руками сжимая пистолеты, распластались на земле. – Маюми, лежи, не поднимай головы. Мы их сейчас выманим.

Маюми испуганно и покорно кивнула.

В зарослях кустарника ярдах в сорока внизу стукнуло несколько коротких очередей, и раздался знакомый голос, шепеляво – из-за выбитых зубов – крикнувший:

– Ты, свинья американская, я Юджин Ниб! Получай!

Опять прозвучала очередь, и пули 7,62 мм вспороли воздух над головой Брента, ударив в валуны и осыпав его каменной крошкой. Плотнее вжимаясь в землю, он успел все же заметить синий дымок, струившийся из кустов. Слева, спереди и сзади раздались пистолетные выстрелы, и снова на него посыпались грязь и мельчайшие осколки камней. Брент трижды выстрелил по кустам.

– Промазал, сука, – донеслось оттуда. – Сейчас я тебе, Брент Росс, хозяйство-то отстрелю, и на кой ты тогда японочке своей нужен будешь?! – Грянул смех, и простучала еще очередь.

Ярость смыла остатки страха, и Брент с трудом поборол искушение вскочить и заткнуть грязную пасть террориста пулями. Однако он осадил себя:

– Им только того и надо, – и в полный голос крикнул: – Эй, Ниб, чего залег? Высуни-ка то, что у тебя осталось от носа! Боишься?

В это время затопали тяжелые башмаки, и Брент увидел не дальше шестидесяти ярдов от себя бегущего по дорожке вверх полицейского.

– Назад! Назад! – крикнул он ему, но тот либо не слышал, либо не понял, и вскоре пожилой полицейский с редкими седеющими усами, тяжело отдуваясь, стал виден как на ладони. Он был безоружен.

«Калашников» выпустил примерно половину рожка, и одновременно Брент увидел метнувшуюся из-за сосны фигуру с пистолетом. Полицейский наткнулся на автоматную очередь, как на стену, вскрикнул от боли и неожиданности и рухнул навзничь, как подкошенный, несколько раз дернулся и замер. Брент уже держал фигуру на мушке и, не снимая пальца со спускового крючка, всадил в нее шесть пуль.

Террорист, ужаленный остроконечными стальными пчелами калибра 6,5 мм, сбившими его ребра, легкие и сердце в один кровавый ком, вскрикнул, подскочил на месте, захлебываясь кровью, и умер еще до того, как его тело тяжело грянулось на землю.

Послышались вопли ярости, и следом в валуны ударили новые пули.

– Осталось трое, – сказал Мацухара.

Брент, перезаряжая пистолет, слышал, как завывают внизу сирены полицейских машин.

– Время работает на нас, Йоси, – сказал он. – Им надо или прикончить нас немедленно, или сматываться.

– Это же люди из Красной Армии, Брент, они не сдаются. – Летчик привстал, опираясь на локти. – Вон они.

Впереди мелькнули два силуэта. Летчик выпустил в них всю обойму. Послышался вскрик, затрещали ветки, подмятые тяжелым телом, покатившимся по склону. Пока он вставлял новую обойму, дико вопящая женщина в разорванном кимоно выскочила из зарослей и кинулась к нему, стреляя без перерыва из большого автоматического пистолета.

– Брент! – крикнул летчик, еще не успевший вогнать в рукоятку «Оцу» магазин.

Брент, крутанувшись на месте, увидел саму смерть в смерче свистящих над головой пуль. Не колеблясь, он поймал на мушку грудь, прыгавшую в лохмотьях кимоно, и выстрелил шесть раз подряд. Все пули попали в цель. Женщина, словно споткнувшись о невидимую преграду, полетела головой вперед, перекатилась на спину, завывая, закатив глаза, скребя пальцами землю и исходя кровавой рвотой.

Ниб, короткими очередями поливая валуны, скатился вниз.

– Ты убил мою женщину, Росс! – крикнул он. – А я вобью твоей японке ствол между ног – посмотрим, как ей понравится товарищ «Калашников»!

Хлестнувшая над головой очередь заставила Брента пригнуться.

– Йоси, – шепнул он. – Обойди валун. Спрячься за этой бабой и прикрой меня огнем.

Летчик кивнул и пополз в обход каменной гряды, миновав все еще конвульсивно подергивавшееся тело. Когда он открыл огонь, Брент привстал на локтях, выставив пистолет. Ниб дал еще очередь, но теперь уже по Мацухаре. Брент выстрелил трижды, пока звонко не щелкнул вхолостую боек. Правой рукой он торопливо открыл защелку и вытянул из рукоятки пустую обойму, а левой шарил по карманам в поисках снаряженной. Но «Калашников» смолк, а справа из-за кустов раздались стоны.

Брент и Йоси осторожно приподнялись, Маюми встала на колени.

– Побудь с ней, – сказал американец тихо.

Медленно он стал продвигаться туда, откуда доносились стоны, и вскоре увидел Ниба. Тот полусидел, привалясь спиной к валуну, поддерживая левой рукой перебитое предплечье правой. Из задетой плечевой артерии фонтаном била кровь. В крови был и левый бок. От боли он раскачивался из стороны в сторону и стонал. Брент посмотрел на неподвижное тело Кимио, перевел взгляд на террориста. Он не испытывал никаких чувств, кроме ярости.

– Разрывными, сука, бьешь, – простонал Ниб. Тонкая струйка крови стекала с угла его губ. – Это подло…

Брент чуть не расхохотался в ответ на этот упрек и поднял пистолет.

– Ты что?.. – с побелевшим, искаженным от ужаса лицом спросил Ниб. – Ты что задумал?..

– Бешеную собаку хочу пристрелить.

– Нет! – Ниб вскинул руку, словно загораживаясь от пуль. – Я не собака, я человек!..

– Ничего общего с человеком, – Брент навел пистолет точно на середину его лба. – Ни малейшего сходства.

– Не убивай! Пощади! – Ниб отполз от валуна и опрокинулся на спину, дергаясь и извиваясь на земле.

Но в душе Брента не было ни капли жалости и не осталось никаких человеческих чувств. Одно лишь желание уничтожить этого зверя, этого выродка.

– А ее ты пощадил? – он кивнул туда, где лежала Кимио.

Он нажал на спуск. Маленькая синяя дырочка появилась между расширенных ужасом глаз. Расплющенная пуля вышла у него из затылка, развалив черепную коробку и выпустив наружу желтоватый студень мозга. Руки и ноги Ниба еще несколько раз дернулись, а потом он затих навсегда.

Брент плюнул в мертвое лицо, повернулся и зашагал вверх по склону – туда, где истерически рыдала Маюми. Йоси сидел у камня, положив голову Кимио себе на колени, чуть покачивая ее и напевая, словно убаюкивал захворавшего ребенка.

9

На похороны, состоявшиеся в четверг в одном из токийских храмов приехали сын Кимио Садамори и ее дочь Симикико с мужем. Брент и Йоси были в «белом парадном», как и все участники погребальной церемонии. Адмирал Аллен и полковник Бернштейн, сменивший свой камуфляжный комбинезон на одолженные у Нобомицу Ацуми белые тужурку и брюки, тоже были здесь, хоть лично и не знали покойную. Маюми сидела рядом с Брентом, сжимая ледяными дрожащими пальцами его руку.

Маленький иссохший буддийский священник в деревянных лакированных сандалиях, мешковатых синих штанах и коричневом балахоне вел церемонию. Ему помогали двое служек: они, рассыпая искры, окуривали ореховый гроб благовониями, покуда священнослужитель на негнущихся ревматических ногах обходил его, вознося молитвы. Брент смутно разбирал слова, но одна фраза, повторявшаяся под каменными сводами маленького храма вновь и вновь, врезалась ему в память: «Тело и дух ее соединились со вселенной». Мацухара, казалось, ничего не слышал и не видел. Незадолго до окончания службы Маюми разрыдалась.

Брент обрадовался, когда тяжкий и горестный обряд подошел к концу. Офицеры вернулись на «Йонагу», а он на такси повез Маюми домой.

– …Какая бессмыслица, – проговорила Маюми, сделав глоток сакэ.

– Жизнь не бывает бессмысленной.

– Я – о смерти. Из-за чего она погибла?

Брент залпом выпил свою порцию.

– Они хотели убить тебя, – продолжала Маюми.

– Да.

– Этот маньяк знал тебя.

– Знал, – Брент налил себе из фарфорового кувшина еще и с увлажненными глазами повернулся к Маюми: – Я любил ее. Видит Бог, мне легче было бы умереть самому.

Но Маюми продолжала, словно не слыша:

– Ты застрелил их – и ту женщину тоже…

– Маюми, что мне, целоваться было с ними?

– Не знаю, не знаю, – и она опять расплакалась.

Брент обхватил ее сотрясающиеся плечи, пытаясь успокоить.

Но вот она постепенно взяла себя в руки и сказала:

– Я знаю, у тебя не было выбора: они убили бы нас всех… Но в том, что в мире так много ненависти и злобы, повинны и мы. Мир устроен неправильно.

Брент, нежно гладя ее волосы, прошептал ей на ухо:

– Мир таков от своего сотворения и пребудет таким до скончания веков. – Он поглядел в широкое окно, откуда открывалась панорама Токио. – И мы, несовершенные, испорченные, обреченные уничтожать себе подобных люди, движемся, быть может, к какому-то вселенскому харакири, – Брент сам удивился, как вырвалось у него это неожиданное откровение.

– И в этом мире всегда были Каддафи…

– Да, только в разные века они назывались по-разному – Калигула, Чингисхан, Аттила, Наполеон, Гитлер, Сталин…

– Но с ними боролись…

– …здравомыслящие люди.

– Но те, кто приходил на смену этим монстрам, тоже считали себя людьми разумными и здравомыслящими.

Брент выпрямился на диване.

– Да.

– И люди, которых ты застрелил во вторник, ни за что бы не согласились считать себя исчадиями ада.

– Разумеется, нет.

– У них были убеждения… Были причины поступать так, как они поступали?

– Наверно.

– Люди всегда находят себе оправдание… – голос ее истерически зазвенел.

Брент попытался привлечь ее к себе.

– Маюми, послушай меня…

– Нет. Уходи, Брент.

– Маюми! – ошеломленно воскликнул он.

– Уходи, – голос ее вдруг стал низким, и его небывалая суровость поразила Брента. Она порывисто отстранилась от него.

Он допил сакэ и ушел.

Когда такси остановилось у проходной, и Брент увидел полетную палубу и надстройку авианосца, возвышавшиеся над доком, подобно гигантской стальной скале, пустота в его душе, образовавшаяся после того, как он покинул дом Маюми, уступила место странному непривычному ощущению, которого он, пожалуй, не испытывал после смерти матери ни разу: Брент почувствовал себя в безопасности и под надежной защитой. Он сознавал, что чувство это – не просто ласковая привязанность каждого моряка к своему кораблю, а нечто другое и большее… Это адмирал Фудзита – это могучая аура его личности, проникающая везде и всюду, всасывающаяся в кровь, лепящая людей по его образу и подобию, заставляющая их действовать только по его воле и разумению. Может быть, он один из богов-ками, пришедший на землю во всеоружии своей нематериальной силы и подчиняющий себе людей? Как иначе объяснить то, как фанатично предана ему команда «Йонаги»? Брент знал, что власть адмирала распространяется и на него тоже.

– Я вернулся домой, – сказал он, вылезая из такси, и в первый раз за эти двое суток улыбнулся.

В ту минуту, когда он поднялся по трапу и ступил на шканцы «Йонаги», ему стало ясно: что-то произошло.

– Господин лейтенант, вас просят немедленно явиться во флагманскую рубку, – отдавая честь, сообщил ему помощник вахтенного начальника.

Брент торопливо вошел в кабину лифта, поднявшего его на две палубы в островную надстройку. Две минуты спустя он уже занимал свое место за столом, где кроме сердито насупленного адмирала Фудзиты сидели только Аллен, Бернштейн и Йоси Мацухара. При появлении лейтенанта в рубке установилась внезапная тишина.

– Лейтенант, – сказал Фудзита. – Подполковник Мацухара подробно доложил мне о перестрелке в парке Уэно, а полковник Бернштейн сейчас ознакомит нас с только что полученными от «Моссад» сведениями, – он кивнул израильтянину.

Тот поднялся и заглянул в распечатку.

– Только что расшифровал, – пояснил он, помахивая листком. – Тут выдержки из досье на вашего, с позволения сказать, «друга», безвременно усопшего Юджина Ниба, – он взглянул на Брента, а потом на Мацухару. – Итак: родился в Аркадии, штат Калифорния, в 52-м году. Отец – удалившийся от дел промышленник, бывший владелец «Нибко Валв Компани» и коннозаводчик Томас Ниб. Фирма процветала, у Ниба-младшего были отличные перспективы. По окончании частной школы поступил в Калифорнийский университет, где сблизился с леваками. Принимал участие в демонстрациях протеста против войны во Вьетнаме, подозревался в том, что забросал гранатами полицейский участок. В 72-м убил профессора Кристофера Олтона, читавшего ему один из курсов по экономике. Ниб неоднократно называл его фашистом и капиталистической свиньей. После убийства исчез и выплыл спустя некоторое время в Париже, где его взял под свое покровительство Карлос-Шакал… Это прозвище человека по имени Ильич Рамирес Санчес.

– О-о, – сказал адмирал Аллен, – любимое дитя международного терроризма?

– Оно самое – единственное и неповторимое, – подтвердил Бернштейн. – После того как он прикончил своего ближайшего приспешника Мишеля Мукарбаля, его место занял Ниб, к тому времени вступивший во Французскую компартию и уверовавший в Карла Маркса, как в бога. Карлос и Ниб вместе учились в Университете дружбы народов имени Патриса Лумумбы… Чему учились? Стрельбе из всех видов оружия, подрывному делу, нелегальному переходу границы, вербовке, рукопашному бою, тайнописи, устройству засад, похищению людей и прочим премудростям терроризма. Особых успехов Ниб достиг в стрельбе из АК—47, отдавая предпочтение десантному варианту. – Он на мгновение поднял глаза, а потом вновь углубился в текст. – Прошел подготовку в тренировочных лагерях в Адене и Ливии, стал членом НФОП… – простите, Народного Фронта Освобождения Палестины и близким другом Ясира Арафата. В 75-м приступил наконец к политическим убийствам – в Лондоне из 9-миллиметрового «Вальтера» с глушителем застрелил сотрудника голландского посольства. В 76-м вместе с Карлосом забросал редакции трех парижских газет американскими гранатами, причем одиннадцать человек погибло. Потом он перешел в прямое подчинение Каддафи и переехал в Испанию, где гранатами из все той же похищенной партии помог баскам уничтожить возможного преемника каудильо – адмирала Каррера Бланко. Потом в Цюрихе взорвал представительство «Джапан Эрлайнз». На некоторое время мы потеряли его из виду, покуда он не всплыл в качестве инструктора в тренировочном центре, расположенном неподалеку от ливийского города Бенгази. Там у него начался бурный роман с одной из самых даровитых его учениц, входивших в так называемую Японскую Красную Армию. Звали ее Кэтрин Судзуки.

Брент, широко раскрыв глаза, резко выпрямился:

– Так вот, значит, что…

– Это вы ее убили?

Прежде чем Брент успел открыть рот, адмирал Аллен произнес:

– Он. И в той же манере, что и Ниба: пулю меж глаз.

– Оба тысячу раз заслужили это. Я могу упрекнуть лейтенанта лишь в том, что он дал им возможность умереть слишком быстрой и легкой смертью. Лучше бы – помедленней и поизысканней, – сказал Фудзита и добавил: – В будущем, лейтенант Росс, прошу иметь это в виду.

Аллен, покраснев, хотел было что-то возразить, но Бернштейн уже продолжал читать свою справку:

– В 81-м Ниб был направлен в Японию, где организовывал студенческие беспорядки. Подозревается также в причастности к налетам на токийское представительство израильской авиакомпании и на пять полицейских участков. Тот же почерк – гранаты.

– Неужели пять? – удивился Брент.

– Тщеславный был человек. Затем опять как в воду канул и обнаружился лишь во вторник…

– Нет, мы еще за неделю до этого видели его среди пикетчиков у проходной, – сказал Брент. – Подполковник Мацухара может подтвердить. Йоси! – окликнул он летчика. – Ты помнишь?

Йоси вздрогнул, словно очнулся, и, не отвечая ему, негромко и деловито произнес, обращаясь к Фудзите:

– Господин адмирал, прошу разрешения на харакири.

Рубка погрузилась в вязкую и плотную тишину: слышалось лишь приглушенное гудение вентиляции, и Бренту почудился в нем шелест крыльев ангела смерти.

Фудзита долго смотрел на летчика и наконец спросил:

– Вы себя вините в гибели вашей невесты?

– Так точно, господин адмирал. Мне накануне было послано знамение – ярчайшая молния. Я ему не внял.

– Да нет же! – с мукой произнес Брент. – Мы же с тобой говорили об этом… Кимио погибла из-за меня, и я, а не ты должен сделать харакири.

– Брент! – закричал Аллен, схватив его за руку. – Ты в своем уме?! Что за околесицу ты несешь?!

– Для меня вопрос предельно ясен. Моя небрежность и беспечность стали причиной гибели беззащитной женщины.

– Нет. Это я… – сказал Мацухара, но адмирал Аллен перебил его криком:

– Не могу поверить, что вы всерьез!..

– Довольно, – сказал Фудзита, и все смолкло в рубке. – Если искупить вашу вину вы можете только смертью, то в самое ближайшее время вам предоставится возможность погибнуть. А пока в вас нуждается император, нирвана может подождать. – Черные глаза взглянули на Мацухару. – Неужели вы забыли, подполковник, как сорок семь самураев целый год ждали случая отомстить за своего сюзерена?

– Забыть это человек не может, господин адмирал. Но мы уже отомстили – все четыре террориста погибли в ими же устроенной засаде.

– И вы полагаете, Йоси-сан, что этого достаточно? Вы удовлетворены? Вы считаете возможным оставить своего императора, свой корабль, своих не имеющих боевого опыта летчиков в час, когда Японии грозят величайшие испытания? – Адмирал положил ладонь на переплет «Хага-куре». – В этой книге сказано, что самурай, не обагривший свой меч кровью отмщения, будет отринут богами и Буддой.

Мацухара, до хруста стиснув переплетенные пальцы, спросил, не поднимая глаз:

– А когда мы уничтожим врагов микадо, вы позволите мне исполнить мой долг по отношению к самому себе?

– Да черт тебя возьми! – взорвался Брент. – Это же моя…

Адмирал Аллен привстал с кресла:

– Брент, ты на самом деле рехнулся?!

Снова голос Фудзиты, как ледяной клинок, пресек спор:

– Прекратить! Вы обещаете мне – вы оба?! Поклянитесь на «Хага-куре»!

Мацухара положил ладонь на книгу, и Брент после секундного колебания сделал то же.

– Нет… Нет… – почти простонал Аллен.

– Клянусь! – в один голос сказали Брент и Мацухара.

Адмирал улыбнулся и, опершись ладонями о стол, поднялся. Следом вскочили и вытянулись все остальные.

– Все свободны, – бросил он.

Брент неожиданно для себя низко поклонился ему на японский манер. Лицо Аллена было искажено гневом и удивлением.

– Нет, я прошу объяснить, что с тобой творится!

Брент знал, что адмирал вне себя и всячески пытался уклониться от разговора. Однако Аллен схватил его за руку и почти силой потащил к себе в каюту, усадил в кресло, а сам заметался в узком пространстве между столом и койкой.

– Я очень встревожен, Брент!..

– Знаю, сэр… Мы уже говорили об этом раньше.

Адмирал перестал метаться, остановился и очень жестким тоном произнес:

– Раньше ты не собирался вспороть себе живот!

– Я несу ответственность…

– Ты несешь чушь! Американцы отвечают за свои ошибки, не выпуская себе потроха.

– Мы в Японии.

– Но ты-то не японец!

– Я служу вместе с людьми, ежеминутно готовыми сделать себе харакири.

– Это из серии «с волками жить – по-волчьи выть», да?

– Здесь это правильно.

– Это нигде не правильно.

– Адмирал, вы не понимаете… – с тоской произнес Брент.

– Не понимаю, так объясни.

– Я сам завел в ловушку Кимио, Йоси и Маюми… Я нюхом чуял, что там что-то не то, и все-таки не остановил их… А потом на мгновение нагнулся, и очередь, предназначавшаяся мне, досталась Кимио.

– Лучше было бы, если бы попали в тебя?

– Лучше. Я не ощущал бы чувства такой мучительной вины.

– Ты бы вообще ничего уже не ощущал. А раз не застрелили, – с сарказмом продолжал Аллен, – то теперь сам Бог велит зарезаться.

– Адмирал Фудзита запретил самоубийство.

– Не запретил, а отложил до полной победы.

Брент, уставившись себе под ноги, стиснул пальцами виски.

– Я исполню свой долг и… и если придется все же принять решение, скажу вам.

– Ты обещаешь мне, Брент?

– Да.

– Поклянись памятью отца.

Брент поднял голову:

– Да, сэр. Клянусь памятью отца, – он хотел подняться, но адмирал жестом остановил его.

– Защищаясь, ты убил двоих…

– Троих, сэр.

– Нет, Юджина Ниба ты казнил – так же, как Кэтрин Судзуки.

Брент почувствовал обиду и гнев.

– Сэр! Что я должен был, по-вашему, сделать? Оба – террористы, оба – убийцы. Ниб изрешетил Кимио из «Калашникова». Я…

– Ты тоже совершил убийство.

– Нет, – низким твердым голосом, идущим словно из самой глубины его существа, ответил Брент. – Нет. Это не убийство.

– А что?

– Кара. Воздаяние. Очищение.

– Вот как?

– Да. Это то же, что задавить выскочившую из сточной канавы крысу.

– Ну, а кроме того, это поведение в стиле мстителей-самураев. – Адмирал пнул носком башмака ножку койки. – Ты стрелял разрывными.

– Нет, это не «дум-дум», просто у них смещен центр тяжести, и они, попадая в тело, начинают как бы кувыркаться в нем…

– «Попадая в тело»… Какое варварство.

– Это штатные боевые патроны, они стоят на вооружении императорского военно-морского флота, – Брент чувствовал, как все сильнее вскипает в нем гнев. – А есть вообще гуманные способы убийства, сэр? Может быть, мне следовало бы сделать Нибу усыпляющий укол?

– Ты мог арестовать его, вот и все.

– Да? Арестовать и передать токийской полиции? Через месяц он разгуливал бы на свободе и убивал невинных людей.

Адмирал побагровел, на щеках заметнее проступили склеротические жилки:

– Откуда ты знаешь? – закричал он в полный голос. – Нет, Брент, просто тебе нравится убивать!..

Раздавшийся в эту минуту из динамика принудительной трансляции голос Фудзиты прервал его:

– Команда авианосца «Йонага»! Враги нашего императора совершили беспримерное злодеяние… – Адмирал осекся от волнения, но справился с собой и заговорил еще более напористо и убежденно. – Арабские террористы и их приспешники из так называемой Красной Армии похитили наследника престола принца Акихито, когда он молился в храме Сенсокдзи. Его охранник был застрелен на месте, а сам наследник увезен в неизвестном направлении. Я только что был во дворце, куда позвонили злоумышленники. Одновременно другое гнусное преступление было совершено в Токийском аэропорту: там несколько вооруженных людей, захватив DC—6 нашей авиакомпании, удерживают экипаж и пассажиров в качестве заложников, но пока не предъявили никаких требований. «Дуглас», находящийся у седьмого терминала, блокирован полицией. Я буду сообщать вам о развитии событий по мере поступления сведений. И поверьте слову самурая – этим собакам не уйти от возмездия, – в динамике щелкнуло, и голос Фудзиты смолк.

– Разрешите идти, сэр? – вставая, спросил Брент.

– Идите, лейтенант, – бросил, Аллен сердито, а когда Брент уже взялся за ручку двери, совсем другим тоном воскликнул: – Брент! Тебе надо уйти с «Йонаги». Подумай хорошенько о переводе в РУ ВМС. Прошу тебя, подумай!

Брент медленно обернулся:

– Сэр, я подумал и готов перевестись в Вашингтон, как только террористы будут остановлены, то есть – уничтожены.

– Ладно, – сказал старый адмирал, смиряясь с неизбежностью. – Принято к сведению.

Через четыре часа их обоих вызвали к Фудзите. Перед адмиралом стоял Кеннет Розенкранц с двумя конвоирами по бокам.

– А-а-а! Кого я вижу?! Это же мой задушевный дружок, стопроцентный американец Брент Росс! – глумливо пропел он при виде лейтенанта.

– Как там шприцы-то у тебя в заднице – прижились? – спросил Брент.

– Ты о своей лучше позаботься! – Кеннет рванулся к нему, но конвоиры, перехватив его, заломили ему руки за спину.

– Капитан, вам известно о похищении наследного принца Акихито? – спросил адмирал.

– Какого еще Хуихито? Что мне за дело до ваших вонючих принцев? – не поднимая расширенных бешенством зеленых глаз, огрызнулся летчик.

– Принц Акихито – единственный сын императора Хирохито, наследник престола. Ему пятьдесят пять лет, он сто двадцать пятый представитель династии по прямой и непрерывной линии.

– А-а, старичок, как я понимаю, прямая линия вот-вот загнется и принц – вместе с ней, – вызывающе расхохотался Кеннет.

Лицо Фудзиты потемнело от гнева, но он сдержанно ответил:

– Этого не произойдет. – Воцарилась выжидательная тишина. – Его предлагают обменять.

Летчик еще больше расширил глаза.

– Ну да? И на кого же?

– На вас, – с таким отвращением, словно у этих двух слов был вкус тухлятины, произнес адмирал.

– Не может быть! – в один голос воскликнули Аллен и Брент.

Кеннет оглушительно захохотал.

– Менять наследника престола на этого ублюдка?! – с горечью воскликнул Брент.

– Террористы в качестве непременного условия потребовали, чтобы к месту обмена – к седьмому терминалу Токийского аэропорта, где стоит захваченный ими «Дуглас», – Розенкранца в зеленом «Мицубиси-галлант» доставили вы, лейтенант Росс, – сказал адмирал. – В машине вы будете вдвоем. Никого больше рядом, и ни одного японского самолета в небе. При малейшем поползновении нарушить условия обмена принц Акихито, Брент Росс и двадцать восемь заложников будут немедленно расстреляны. – Розенкранц рассмеялся, а адмирал продолжал: – Если будет предпринята попытка перехватить DC—6 в воздухе, он будет взорван.

Летчик царапнул зелеными глазами-льдышками по лицу Брента:

– Отлично, о лучшем попутчике и мечтать нельзя. Ух, и полетаем же мы с тобой!

– Этот вариант был предложен первоначально, – сказал Фудзита. – Я его отверг.

– Ого! Рискуете, адмирал. На кону стоит голова вашего драгоценного принца.

Адмирал перевел черные, влажно блестящие глаза на Брента.

– Кое-что на свете вообще не имеет цены.

– Ну, и когда же начнутся все эти игры и забавы?

– Завтра. В 8:00 по местному времени.

– Дождусь ли часа я заветного? – пропел Розенкранц, устремив взгляд на лейтенанта.

Бренту не пришлось ставить машину на стоянку – по знаку офицера, командовавшего полицейским оцеплением, зеленый «Мицубиси-галлант» пропустили к самому зданию аэропорта. Пассажиров не было видно, зато повсюду стояли полицейские с автоматическими винтовками М—16.

– Лейтенант Ямагута Аритомо, – представился подскочивший к машине тучный, средних лет полицейский офицер. Голос у него от волнения срывался на фальцет. – Прошу за мной, господа, – он открыл заднюю дверцу и стал помогать скованному наручниками Розенкранцу выбраться из машины.

– Прими руки, макака! – рявкнул тот.

Лейтенант отпрянул, словно от удара током. Брент резким движением выволок летчика наружу и, встряхнув, поставил на обочину.

– Будь повежливей!

– Большой вырос, да? – зарычал Кеннет. Он выпрямился во весь рост и взмахнул скованными руками. – Если б не эти браслетики, я б тебя укоротил.

– Ты уж однажды попытался, и сам без носа остался.

– Я был ранен, понимаешь ты это, сволочь, маменькин сынок, чистюля?!

Брент почувствовал, как зарождается где-то в самом нутре знакомое бешенство, но огромным усилием воли сумел подавить его.

И вовремя – зеленый «Мицубиси-галлант», точно такой же, как тот, на котором он привез Рози, подрулил к обочине. Двое мужчин – гороподобный как борец сумо японец и смуглый небритый араб с телосложением гориллы – вытащили из автомобиля третьего – маленького, средних лет человека в скромном сером костюме. Руки у него были скручены за спиной.

– Вот оно, ваше божество! – крикнул японец.