Текст книги "Поиск седьмого авианосца"

Прозвучавшая в этот миг команда так ошеломила его, что он чуть не выронил бинокль:

– Атакуем на бреющем! Приготовиться открыть огонь!

– Что? – не веря тому, что он услышал, Брент плотнее прижал наушники.

– Оглох, Брент-сан?!. Атакую на бреющем!

– Банзай! Банзай! – штурман Мотицура, поднявшись в своей кабине, размахивал пистолетом.

– Вас понял. Есть приготовиться открыть огонь!

Брент тоже встал, поднял очки на лоб, повернулся лицом в хвост, снял пулемет с предохранителя и стиснул двойную рукоять. «Этого не может быть, – мелькнуло у него в голове, – это кошмарный сон». Но прозвучавший в наушниках голос Такии доказал, что все происходит наяву:

– Стрелок! Я пройду по левому от нас эсминцу от носа до кормы, на корме возьму вправо, чтоб подставить тебе его левый борт. Бей по мостику, Брент-сан, там у них командный пункт. Еще раз прошу: хвост мне не отстрели.

Американец сообразил, что тактику атаки старик выбрал наилучшую, обезопасив себя от огня с обоих бортов, представлявшего наибольшую угрозу. Впрочем, даже так по ним будет лупить неимоверное количество стволов – и пятидюймовки, и малый калибр, и 20-, и 40-мм зенитные установки. Он почувствовал: страх вспорол душу, как вспарывает плавник акулы безмятежную морскую гладь: губы одеревенели, в горле застрял тугой клубок, палец, лежавший на спусковом крючке, задрожал, а в голове пронесся рой бессвязных мыслей. Он много раз оказывался под градом снарядов и бомб, много раз смотрел смерти в глаза, но – стоя на мостике «Йонаги», чувствуя слева, справа, над головой и под ногами могучую сталь, зная, что шестнадцать миллиметров брони защищают ватерлинию. А что такое этот «Накадзима-Тигр»? Тонкая, как бумага, алюминиевая обшивка, дерево, ткань, лабиринт трубопроводов, паутина проводов, малосильный двигатель и двое полоумных стариков японцев. Да еще он сам – перепуганный американский парень. Во рту стало горько, он сплюнул, стиснул челюсти, овладевая собой. Что ж, если суждено погибнуть… Как там сказано в «Хага-куре», на которую любит ссылаться адмирал? «Если суждено погибнуть, погибни лицом к врагу и больше ни о чем не заботься».

Мотор работал теперь на максимальных оборотах, и Такии с переворотом через левое крыло вошел в пике. Брента прижало к фонарю, лямки парашюта стальными обручами впились в плечи, кровь горячо прихлынула к щекам, и снова возник во рту неприятный горьковато-кислый вкус.

Ревущий «Тигр», в одной из кабин которого размахивал пистолетом и вопил, как демон ада, старый штурман, ринулся на миноносец. Брент выпрямился, насколько позволял низкий купол фонаря, и сдвинул ствол пулемета влево вниз до отказа. Нос атакуемого корабля, казалось, горел – такова была плотность огня его пятидюймовок, каждые три секунды выбрасывавших пламя и клуб бурого дыма, которые длинными полотнищами висели у мостика и сбивались там в облако. Второй миноносец тоже бил по «Тигру» всеми тремя башнями, и слева, справа, сверху и снизу от него молча и зловеще распускались уродливые рыжие цветы разрывов. Брент был достаточно обстрелянным человеком, но ничего подобного этому шквалу огня из пятидюймовок он еще не видывал. Башенные крупнокалиберные орудия выпускали снаряд за снарядом со скоростью автоматических пушек, натянув между кораблем и пикирующим на него самолетом сплошную завесу пламени и едкого коричневого дыма, а Брент знал, что достаточно одного близкого недолета, чтобы скатать «Накадзиму» со всем его содержимым в тугой шарик алюминиевой фольги.

Но Такии на скорости триста узлов продолжал сокращать расстояние до цели. Брент глянул вниз и подумал, что именно так, наверно, выглядит преисподняя: это открыли огонь зенитные установки, протянув к нему линии трассирующих очередей, похожих на пылающие нити жемчужных бус. Казалось, что вначале они летят медленно и набирают скорость лишь проходя мимо. Все небо было заполнено сотнями маленьких черных дымков от разрывов 40-мм снарядов. Брент почувствовал, что командир выводит машину из пике и бросает ее в лоб миноносцу. Корпус самолета затрясся, и Брент сначала подумал, что это Такии открыл огонь из 7,7-мм пулеметов, но тут же, к своему ужасу, увидел на плоскости правого крыла круглые, сияющие свежим металлом пробоины. Воздушный поток унес клочья алюминиевой обшивки и кусочки черной, стали.

Когда до миноносца оставалось не больше сотни ярдов, «Тигр» вздрогнул и затрясся, и Брент услышал вселяющий надежду стук пулеметов. Мотицура, отстегнув привязные ремни, откинув фонарь, перегнулся через борт, стреляя из своего «Оцу» и вопя «Банзай!». Брент двинул ствол влево, а летчик одновременно сделал вираж вправо, проходя чуть ли по волнам вплотную к кораблю и подставляя его под огонь своего стрелка. Однако тот же самый маневр сыграл на руку и зенитчикам.

Брент, едва не переваливаясь вместе с пулеметом через левое крыло, видел ходовой мостик как на ладони. Когда он нажал на спуск, почувствовал его дрожь и увидел, как его трассирующие очереди выбили стекла рубки и стегнули по заметавшимся на мостике людям, страх, владевший им, неожиданно сменился восторгом, который горячей волной омыл его душу, на какое-то мгновение снова вызвав перед глазами образ Маюми. «Тигр», держась так близко к воде, что пропеллер его иногда взбивал белый пенный бурун, на скорости триста узлов пронесся в двадцати ярдах от миноносца. Тот дал «самый полный»: гребные винты яростно перемалывали вскипающую за кормой воду, острый форштевень резал и отбрасывал в стороны волны, в дыму, валившем из труб и из стволов орудий, суетились люди в касках. Не снимая палец с гашетки, водя стволом из стороны в сторону, Брент, проносясь мимо, полоснул длинной очередью от носа до кормы. В ответ с марса, оказавшегося намного выше самолета, полетели трассирующие очереди 50-мм и 20-мм установок, и поднимаемые пулями фонтанчики воды забрызгали плексиглас кабины. На фюзеляже и в хвосте появились новые дыры, а осколок снаряда прошил переборку и разбил динамо, прорвав мелкими и острыми стальными осколками летный комбинезон Брента. Почувствовав жгучую, как от жала шершня, боль, он схватился за щеку, а когда отнял от лица ладонь, увидел на перчатке кровь.

Как только самолет оказался ярдах в сорока за кормой, из башенных пятидюймовок на юте, словно из пастей рассвирепевшего огнедышащего дракона, разом вырвались в небо десятифутовые языки пламени, и Брент почувствовал, как тяжкий гром ударил его по барабанным перепонкам и раскаленными иглами вонзился в мозг. Но самолет, по счастью, был слишком низко, и снаряды, ревя, как экспресс в тоннеле, с воем и гулом прошли над ним. Воздушная волна сильно тряхнула самолет. На миг Бренту почудилось, что с ним случится «медвежья болезнь». Такии, на вид совершенно спокойный, резко отвалил в сторону от миноносца и шквального огня, не стихающего ни на миг. Мотицура, расстреляв всю обойму, выхватил из ножен меч и взмахнул им над головой с криком «банзай!», чуть не задев вскрикнувшего Брента, который едва успел пригнуться. Штурман спрятал меч и сел на место. Брент ощупал щеку, задетую осколками и острыми щепками от разбитой в куски динамо, – она саднила, и врывавшийся в кабину воздушный поток сдувал с нее капли крови. «Ничего страшного, – подумал он, – вижу и могу стрелять, все прочее значения не имеет».

Все кончилось благополучно, они были уже вне досягаемости корабельной артиллерии: трассирующие очереди обрывались, далеко не дотянув до кормы «Тигра», все снаряды уходили в недолет. Такии заложил вираж и сделал широкий круг с набором высоты вправо, уйдя еще дальше от конвоя в сторону Кореи.

– Теперь надо всыпать этим прочесноченным бандитам! – загнусавил в наушниках голос штурмана.

– Командир, докладывает стрелок. У нас повреждено правое крыло и хвостовое оперение – там с десяток дыр. Динамо разбита вдребезги, а в фюзеляже такие пробоины, что я через них вижу управляющую штангу хвостового стабилизатора, – о том, что сам он весь залит кровью, Брент предпочел умолчать.

– Ясно, – ответил Такии. – А у меня все управление цело и, судя по приборам, ни двигатель, ни бензопровод не задеты. Дырки в крыле вижу. Фотопулемет нам снесли, но закрылки, элероны и баки в полном порядке. – Он помолчал. – Лейтенант Росс, вы хорошо владеете пулеметом. Отлично владеете.

– Ты молодчина, Брент-сан! – вмешался штурман. – Не меньше сотни ухлопал.

– Спасибо на добром слове, – засмеялся Брент. – А вот вы чуть было не снесли мне башку мечом.

– Штурман, – строго крикнул Такии, – отставить меч!

– Есть отставить меч! Но на корейских собак я припас еще обойму.

– Хорошо.

Брент повел глазами по рядам аккуратных пулевых отверстий и рваным, сиявшим свежим металлом следам от осколков в обшивке, по пробоинам в крыле и с некоторым сомнением в голосе сказал:

– Командир… Нас довольно сильно потрепали… Не лучше ли вызвать замену и кратчайшим путем возвращаться на «Йонагу»?

Старики разом обернулись на него и тотчас снова уставились вперед, и Брент испытал странное желание спрятать от них окровавленную щеку.

– Брент-сан, – окликнул его Такии, – а ты сам-то цел?

– Цел.

– Брент-сан, – чуть помолчав, снова заговорил командир. – Ты летишь на «Тигре».

– Я помню.

– А мы, японцы, любим этого зверя. Знаешь, за что? Он далеко уходит, убивает добычу и потом возвращается в свое логово, домой.

– Но ведь мы на самолете…

– Это неважно. В машину нашу вселился дух тигра! Банзай! – вмешался штурман.

И опять в наушниках зазвучал голос Такии:

– Пятьдесят лет этот самолет служит нам верой и правдой. Другие машины разбивались, горели, тонули, а он доставлял нас домой целыми и невредимыми. Хотя… Там, где сейчас сидишь ты, Брент-сан, сидел раньше наш стрелок. После налета на «Нью-Хейвен» «Тигр» принес на базу его труп.

– Командир, – упорствовал Брент. – На нас дырок как в решете.

– С нами богиня Аматэрасу! – выкрикнул Мотицура. – Мы несем ее на крыле!

– Да не выдержит наше крыло никакой богини! Оно и нас-то еле тащит!

– Будем продолжать патрулирование, – отрезал Такии. – Штурман! Стрелок! Наблюдать за воздухом! Если в Северной Корее есть арабские авиабазы, оттуда сейчас поднимут дежурное звено. Скорей всего – Me-109. Мы пересечем полуостров в самом узком месте – там всего двести километров – и пройдем над Пхеньяном. Выше тысячи метров забираться не буду – это сузит нашу маневренность, но зато, может быть, не даст засечь нас радарами дальнего обнаружения.

– Штурман готов! – крикнул Мотицура, размахивая над головой пистолетом.

Снова у Брента засосало под ложечкой, ему захотелось показать обоим старикам свое ободранное лицо. Но он знал, что это – всего лишь царапины, да и потом демонстрировать их было не по-мужски и не по-самурайски. Сдержавшись, он ответил:

– Стрелок готов, – и осторожно промокнул щеку тыльной стороной перчатки. Кровь унялась.

– Добро. Штурман, курс!

Мотицура уже был на ногах и поднимал секстан. Пока самолет двигался над затянутыми облаками холмами Кореи, он занимался вычислениями. Наконец в наушниках прозвучал доклад:

– Йосиро-сан, предлагаю два-шесть-восемь.

– Понял. Курс – два-шесть-восемь.

Брент почувствовал, что «Накадзима» переменил направление и, набрав высоту, перешел в горизонтальный полет. Когда белый песок побережья остался позади, а под крыльями побежали поросшие дубами и соснами холмы, он понял, что они и вправду летят очень низко. Такии был вынужден взять северней, чтобы уйти от прибрежных гор, юркнув между двумя высокими вершинами. Видимость была скверной, теплый и влажный бриз, вытесняемый холодным горным воздухом, превращался в туман, и струи дождя заливали плексиглас кабины и, попадая вовнутрь, приятно охлаждали горящую щеку Брента. Но вот они снизились над долиной, вновь выбрались на ослепительный солнечный свет, и внизу стали проплывать лоскутные одеяла обработанных полей, окружавших небольшую деревеньку, пыльные бурые ленты дорог, по которым изредка проезжала запряженная лошадьми повозка. Десятки людей задирали головы к небу, провожая взглядами самолет, многие махали ему руками, а когда рев мотора раздался над деревней, Брент увидел белые пятнышки обращенных вверх лиц. Мотицура перегнулся через борт, махая пистолетом.

Впереди опять показались горы, и летчик легким движением ручки на себя начал плавный подъем. Видимость опять ухудшилась, «Тигр» плыл в плотном дождевом облаке. На юге громоздилась и вспухала, посверкивая зарницами молний, багрово-синеватая грозовая, туча. На востоке висела сплошная опаловая завеса ливня. Но вот горная гряда оборвалась, и «Тигр» опять спустился так низко, что Брент видел отдельные деревья, валуны и кустарник. Длинноухий заяц, напуганный гулом и ревом, выскочил из норки и в ужасе кинулся в неглубокий овраг.

– Дай по нему очередь! – завопил штурман. – Угостим этих крысоедов зайчатиной.

– Следующая остановка – Пхеньян! – голосом трамвайного кондуктора объявил Такии.

Брент увидел раскинувшийся на северо-западе город, над которым, заметное даже издали, висело бурое облако. И здесь смог, – подумал Брент.

Но не только смог приковал к себе его взгляд – под левым крылом и южнее, к западу от приземистых покатых холмов, он увидел аэродром. Три ВПП, десяток ангаров – он бы ничем не выделялся из тысяч точно таких же, если бы не… Брент поднял бинокль. Капониры! Аэропорт был окружен десятками капониров. Брент присмотрелся: Me-109! И еще несколько штук стояло перед ангарами. А неподалеку от полосы – целая шеренга многомоторных тяжелых самолетов. Несколько бензозаправщиков и шныряющие вокруг автопогрузчики с бомбами. На фюзеляже каждого самолета были выведены эмблемы ливийских ВВС.

– Командир, – стараясь унять волнение, заговорил он, – вижу военный аэродром. Пеленг два-восемь-ноль. На машинах – ливийские опознавательные знаки.

– Отлично.

Такии немедленно развернул самолет по указанному пеленгу, а штурман поднялся и прижал к глазам бинокль.

– Стрелок! Внимание! Здесь наверняка где-то крутится их патруль. Нас запеленговали, но если боги будут с нами, арабы примут нас за своих.

– Да? А как насчет «свой – чужой»? – осведомился Брент.

– Боги нас не оставят.

– А они разбираются в электронике?

– Ну хватит, стрелок! Прикрывать заднюю полусферу!

– Понял, командир. – Брент, несмотря на растущую тревогу, усмехнулся, слыша, как захихикал старый Мотицура. Раздавшееся в наушниках характерное завывание быстро стерло усмешку с его лица.

– Командир! Нас запеленговали!

– Слышу, – ворчливо отозвался тот и заложил широкий вираж с севера на юг, приближаясь к грозовой туче.

Трескотня и завывание смолкли, но в ту же минуту Брент увидел врага. Небо высоко на западе прочертили два конверсионных следа. Даже бинокль был уже ни к чему. Пара «Мессершмиттов» заходила со стороны солнца.

– Двойка Ме-109 на четыре часа… То есть пеленг один-два-ноль, над нами, от солнца! – крикнул он в микрофон.

Головы на жилистых старческих шеях завертелись, и голос в наушниках произнес:

– Есть! Вижу!

Мотор взревел на полных оборотах, и Брента отшвырнуло к борту от резкого виража к югу. Такии круто перевел машину в пике. Пусть брюхо и нос прикрывает грозовой фронт – он опасен, но «Мессершмитты» еще опасней. Но до тучи было еще километров сорок – десять минут полета. Слишком далеко. Слишком долго. «Мессершмитты» доберутся до них раньше.

– Штурман, радио на «Йонагу»! Передать координаты аэродрома.

– Мы слишком низко идем, Йосиро-сан! Холмы экранируют. И потом – гроза. Надо бы забраться повыше.

– Штурман, наш курс – один-шесть-ноль, скорость двести двадцать узлов. Что там у нас по курсу?

– Через две минуты выйдем к демаркационной линии. Дальше – Южная Корея.

– Стрелок, где противник?

– Сзади и выше, командир. Быстро догоняют.

Брент осторожно поворачивался из стороны в сторону на вертлюжном сиденье, выцеливая приближающихся «Мессершмиттов». Но они все еще были далеко – не попали даже в первый круг дальномера. Он взглянул на прикрепленную к переборке таблицу всех самолетов противника с указанием длины и размаха крыльев и нашел Me-109: размах крыльев – 9,92 м, а под этим в столбик – 800, 500, 200. Эти числа обозначали, за сколько метров появляется самолет соответственно в первом, втором и третьем кругах дальномера. Брент сам удивлялся, отчего он не ощущает страха, – очевидно, ужас, испытанный им при атаке на миноносец, был так силен, что выработал в нем иммунитет. А может быть, ему передалась частица отчаянной лихости двух стариков, сидевших впереди? Неизвестно.

В наушниках раздался голос штурмана:

– Командир, на моих картах отмечены многочисленные зенитные батареи по обе стороны демаркационной линии. И южнокорейские, и северокорейские, и американские, и черта в ступе… Мы вот-вот будем в зоне поражения.

– Мы наведем на них «Мессершмитты».

– А сами куда денемся? – не удержался от ехидного вопроса Брент.

– Мы – первая цель, и по нам промажут, потому что еще не готовы. А вторую и третью накроют.

B5N шел к югу, едва не царапая брюхом скалы и кустарник, огибая небольшие сосновые рощи, миновал коричневато-серые хижины деревни. В наушниках Брента опять началась дикая какофония – несколько радаров пытались нащупать самолет. Ярко светящаяся гирлянда первой трассирующей очереди прочертила небосвод, но повисла в воздухе далеко влево от самолета.

В эту минуту оба истребителя сорвались в пике, и в душе Брента проснулся прежний страх – капот головного «Мессершмитта» был расписан в красно-белую клетку. Второй был черен как сажа.

– Это Фрисснер! – крикнул он в микрофон. – Они атакуют!

Сердце у него колотилось, кровь стучала в висках, взмокшие от пота руки дрожали, но он тем не менее поймал истребитель Фрисснера в прицел. Красно-белый острый нос вплыл в первый круг дальномера. «Рано, – шептал он сам себе, – помни, слабое место у него – в основании крыла. Там масляный охладитель…» Однако на каждой «сто девятке», кроме охладителя, стояли, к несчастью, еще по паре. 20-мм автоматических пушек и 7,7-мм пулеметов. «Давид и Голиаф», – продолжал бормотать он себе под нос, между тем как Фрисснер оказался уже во втором круге.

«Мессершмитт», двигавшийся вдвое стремительней «Накадзимы», быстро приближался, и его крыльевые пушки выдохнули желто-оранжевое пламя, а укрепленные на обтекателе пулеметы дали очередь. Но Такии дал левую педаль, уйдя от губительного огня. Фрисснер повторил маневр своей жертвы, и на этот раз от многострадального правого крыла снова посыпались куски размолотой пулями обшивки.

Красный обтекатель втулки винта был теперь в третьем круге, Брент нажал на гашетку, и с двухсот ярдов его очередь забарабанила по фюзеляжу истребителя. Фрисснер мгновенно отвалил вправо, а его место занял черный Me-109, кинувшийся на добычу.

Такии дал правую педаль, и «Тигр», снизившись, пошел не выше двадцати футов от горной речки, по обоим берегам которой протянулись домики деревни. Люди задирали головы, показывали на самолет пальцами. Брент и черный истребитель открыли огонь одновременно. Такии дергал машину слева направо и назад, идя так низко, что верхушки деревьев и кусты сгибались от создаваемой им волны, а на камнях взвихривалась пыль. Ему и на этот раз удалось уклониться от хлестнувших рядом трассеров, снаряды взорвались в реке, взметнув фонтаны воды, доставшей до самого брюха «Тигра». Несколько женщин, полоскавших белье на берегу, были разорваны в куски прямым попаданием серии снарядов, и голубоватая речная вода, став от крови красной, понесла вниз по течению их изуродованные останки. «Мессершмитт» мчался в двухстах ярдах от бомбардировщика, пытаясь зайти ему в хвост, но Такии бросал машину вверх, вниз и в стороны, не давая прицелиться. Далеко за кормой разворачивался с набором высоты для нового захода «клетчатый».

Неистовые рывки летчика мешали Бренту не меньше, чем черному истребителю: его очереди тоже не достигали цели. В этот момент ожили и открыли лихорадочный огонь зенитные батареи по обоим берегам реки – трассеры понеслись к машине, пробивая хвостовой стабилизатор, отрывая новые алюминиевые лоскутья от фюзеляжа, разнося фонарь. Брент услышал в наушниках дикий крик, сменившийся стонами. В истребитель попала целая серия – не меньше десяти снарядов, – и машина, бывшая в каких-нибудь ста футах от «Тигра», резко рванулась вверх, подставив Бренту брюхо.

С торжествующим воплем американец всадил в него длинную очередь – по фюзеляжу побежали желтые вспышки от бронебойных пуль, воздушный поток уносил оторванные кусочки обшивки. Истребитель, заволакиваясь едким смрадом горящего масла и черного дыма, круто пошел вниз, на глазах набирая скорость. Тяжелый мотор «Даймлер-Бенц V—1» увлекал пылающую машину в гибельное пике, и спустя мгновение она врезалась в склон холма, обозначив столбом дыма место своей могилы. «Клетчатый» отвернул на север. Брент невольно закричал: «Банзай!»

Они уже успели довольно сильно отдалиться от города и от грозовой тучи, когда Брент наконец повернулся к носу. Фонарь был снесен. Морисады не было видно. В наушниках надрывно звучал голос командира:

– Штурман! Штурман! Радио на «Йонагу»! Доложить об аэродроме противника!

Морисада не отвечал. Брент, отстегнув привязные ремни, привстал и заглянул в штурманскую кабину. Старик лежал грудью на искореженном передатчике, его комбинезон был иссечен пулями, из простреленных шеи и головы хлестала кровь, задняя часть шлема была распорота осколком, и седые волосы на затылке тоже были в крови.

– Командир, говорит стрелок. Радиосвязи нет. Штурман ранен.

Такии не отвечал, постепенно набирая высоту: впереди и внизу Брент увидел простор Желтого моря. Наконец в наушниках раздалось:

– Он убит?

– Не знаю.

Голос Такии окреп и вновь обрел профессиональную властность:

– Так. Мы – над Желтым морем, обходим по дуге Сеул и грозовой фронт. Потом свернем к юго-востоку, и – домой, на «Йонагу». По моим расчетам, до нее не больше четырехсот километров на юго-восток.

– Полтора часа лету.

– Верно. Смотри в оба, Брент-сан. Они все же попытаются доконать нас.

– Есть, ясно.

Брент оглядел искореженный фонарь, новые пробоины на обоих крыльях и в фюзеляже, медленно пристегнулся, проверил, в порядке ли лямки его парашюта, поводил вверх-вниз стволом пулемета. Теперь и рули направления и высоты тоже были иссечены обрушившимся на них шквалом стали. Вряд ли доползут они до «Йонаги» за полтора часа.

Он услышал стон, и, обернувшись, увидел, что вымазанный кровью шлемофон штурмана закачался в такт движению самолета.

– Такии-сан! – крикнул он. – Морисада жив! Шевелится!

– Морисада-сан, дружище! – окликнул Мотицуру командир. – Как ты там? Тебя крепко зацепило?

В ответ раздался только стон.

Бомбардировщик летел над Желтым морем – туда, где уже клонилось к закату кроваво-красное солнце.