Текст книги "Возлюбленная"

– Восточная сторона, – сказал мистер Бадли. – В этой комнате по утрам светит солнце.

– Здесь много места, – сказала Чарли. – Можно встроить несколько компактных стенных шкафов. И вообще мне здесь нравится, в этой комнате.

Из окна открывался потрясающий вид на озеро.

– Эту мебель увезут? – спросил Том.

Мистер Бадли кивнул:

– Но если вас что-то заинтересует, цену можно обсудить.

Позади них была крошечная дверца, проходя через которую даже мистеру Бадли пришлось пригнуться.

– Пристроенная ванная – одна из особенностей дома, – отметил он. – Превосходный вкус, именно то, чего можно ожидать от женщины, подобной Нэнси Делвин.

В ванной с золочеными кранами преобладал ядовито-розовый цвет, отвратительно пахло карболкой и плесенью.

– Здесь стенной сушильный шкаф и уборная. А это самая маленькая комната для гостей, из нее может получиться превосходная детская, – продолжал мистер Бадли, шагая впереди. – Зато эта комната куда больше. Это – рабочая комната мисс Делвин. Подумать только, она могла шить одежду для королевской семьи именно здесь, в этой вот…

Голос мистера Бадли оборвался. Его взгляд некоторое время метался вокруг – по подножке швейной машины, по ее поверхности, накрытой обрезками материи, по кусочкам мела и выкройке, придавленной большими ножницами, по столу с блокнотом для эскизов и вазой, полной цветных карандашей. На груди одного из портняжных манекенов Чарли прочла по трафарету надпись «Стокман 12», другой был частично прикрыт лохмотьями черной тафты. Стены украшали беспорядочно пришпиленные эскизы. Рекламный плакат с изображением уткнувшейся в горжетку натурщицы в шляпе, белых перчатках и элегантном платье сообщал, что эта дама – «ИЗБРАННИЦА МОДЫ».

На крюке, свисающем с потолка, слегка покачивалась стопка коричневых бумажных выкроек. В комнате стоял холод, ледяной холод. Чарли поплотнее запахнула куртку.

– Здесь можно устроить отличный кабинет, Том, – сказала она и подошла к окну. Ее глаза притягивал аккуратный участок травы на берегу позади амбара. – Не было ли здесь конюшен, мистер Бадли?

– Конюшен? – переспросил мистер Бадли. – Нет, я… я не думаю. Вы, разумеется, можете их построить. – Он поспешно увел их из комнаты.

Кухня была когда-то выполнена в кремово-желтых цветах. Под потолком, неровно окрашенным охрой с никотиновым оттенком, висел абажур с налипшими на нем дохлыми мухами. Была там и плита. Почерневшая и допотопная, в уродливо отделанной кафелем нише, но как-никак плита.

– Здесь приятно позавтракать, – сказал мистер Бадли.

В кухне имелась также глубокая эмалевая раковина, деревянная сушильная стойка и унылого вида стенные шкафы. Чарли понравилось, что пол кирпичный. С потолка на блоке, оборудованном целой системой шнуров, свешивалась вешалка из перекладинок; на нее было наброшено истертое посудное полотенце. Когда Чарли потянула за шнур, раздался скрип, и вешалка угрожающе закачалась.

– Это позволит вам не вывешивать белье на улице в плохую погоду, – прокомментировал мистер Бадли.

– Было бы мило, если бы мы оставили что-нибудь из старых вещей, не так ли, Том? Сделать из них этакую изюминку.

– Сохранить вообще весь дом, как он есть, и сэкономить таким образом состояние. – Том подмигнул мистеру Бадли и высморкался.

– Да, это возможно, – согласился мистер Бадли. – В самом деле возможно. – С усталым видом он распахнул дверь в столовую. – Владелец мельницы был важной персоной в здешних краях, что отразилось на размерах этой комнаты.

В столовой, оказавшейся просторнее, чем ожидала Чарли, стоял длинный обеденный стол с десятью креслами; впрочем, здесь можно было разместить и больше. Стены с балками сохранили следы штукатурки, как их и предупреждали. У камина была устроена ниша с письменным столом на двух тумбах и креслом. В такую вот комнату неплохо приглашать приятелей на обед. Чарли представила гостей за столом, треск дров в камине… Они пересекли прихожую.

– Гостиная, – объявил мистер Бадли. Возбуждение, казалось, покинуло его.

Следующая комната, главной достопримечательностью которой был камин, когда-то была, видимо, просто замечательной. Светлые шторы, закрывавшие доходящие до самого пола окна в дальнем конце комнаты, рассеивали солнечный свет, и щедрые теплые отблески маскировали сажу и поблекшие краски. Здесь стояли диван персикового цвета с подушками в форме раковин и несколько кресел под стать дивану, а также застекленный шкафчик, будто явившийся сюда из каюты какого-нибудь океанского лайнера, дополняла убранство изящная хромированная стойка для журналов.

Очень странное было у Чарли чувство, когда она шла по гостиной, – чувство узнавания, и, когда она отдернула штору на высоком окне, ей показалось, что когда-то она уже видела эту картину: берег с колеблющейся на ветру травой и с гнедой лошадью на выгуле позади деревянной изгороди. Чувство, казалось, прошло, но осталась растерянность, повергшая Чарли в задумчивость…

А мистер Бадли изучал свои часы.

– Я… хм… меня дожидаются клиенты в другом поместье. Не сочтете ли вы меня бестактным, если я оставлю вас осматривать земельный участок одних? Или вы хотели бы снова пройтись по дому?

Том посмотрел на Чарли и повернулся к агенту.

– Так в какой же сумме вы заинтересованы? Вы упоминали, что кто-то еще, возможно, сделает предложение на этой неделе, не так ли?

Мистер Бадли быстро оглянулся через плечо, словно опасаясь, что за ним шпионят.

– Между нами говоря, я полагаю, что сумма в двести тридцать тысяч фунтов стерлингов оправдала бы продажу этого дома.

– Здесь все надо приводить в порядок, – сказал Том.

– О да! Никто и не спорит. – Мистер Бадли поднял руки. – Но когда ремонт закончится, дом будет стоить четыреста или даже пятьсот тысяч как минимум, с учетом потенциала развития, а потенциал тут большой. Да и где вы отыщете подобное тихое имение, да еще так близко от Лондона? Это же очень низкая цена. Будь мы с женой помоложе, купили бы этот дом без колебаний. Часто ли выпадает шанс купить красоту?

Его глаза снова нервно заметались.

– Я позвоню вам завтра, – сказал Том.

– Вы должны принять правильное решение. Я уверен, что вы из тех людей, которые принимают правильные решения.

Они спустились вслед за агентом по ступенькам, и Чарли прижала к себе Бена, когда мистер Бадли поспешил прочь по подъездной дорожке.

Том выпятил живот и прикрыл рот рукой.

– Нэнси Делвин жила здесь! – сказал он, передразнивая мистера Бадли.

– Бог мой, в самом деле? – подыграла ему Чарли.

– И вы никогда не слыхали о ней?

– Нет.

Чарли отпустила Бена. Он понесся к потоку. Одна из ворон слетела с дерева вниз и устремилась в качестве сопровождения над ним.

– Но ты же привыкла торговать лохмотьями.

– Потому-то я и не думаю, что она была так уж знаменита.

– Ладно, – сказал Том, – как ты считаешь?

– Я считаю, что мистер Бадли – неприятная личность.

– Не представляю, как он разделается с этим домом.

– Это же развалина, – поддержала его Чарли, помолчав.

– Так нам и нужна развалина!

– Тебе это нравится? – спросила она.

– Я уже успел полюбить его! Это совершенно замечательное место. Я хочу жить здесь!

– Я тоже этого хочу. Только вот…

– Только что?

– Я не знаю, как мы будем жить здесь… совсем одни…

– Господи, да здесь куда безопаснее, чем в центре Лондона!

– Наверное, я привыкну к этому, – сказала она.

– Такое место – потрясающее приобретение. Если вдруг оно нам разонравится, через год-другой продадим его с выгодой. Но мы его полюбим. – Том хлопнул в ладоши. – Это как раз то, что нам нужно.

– Да… – неуверенно согласилась Чарли.

Какая-то тень спорхнула на землю прямо перед ней. На мгновение Чарли подумала о вороне, но тут же услышала крик Тома: он прыгнул к жене и резко оттолкнул ее. На земле, рядом с ней, что-то затрещало, словно разламывался упавший стол, и боль обожгла ее ногу.

Побелев от страха, она обернулась. Большой кусок черепицы, разлетевшийся, словно оконное стекло, лежал на том месте, где она только что стояла. Кровь шла из раны на ноге, просачиваясь сквозь разорванные джинсы, и стекала к лодыжке. Том вцепился в ее запястье и быстро поволок от дома, на середину подъездной дорожки.

– С тобой все в порядке? – спросил он, выдергивая из кармана носовой платок и опускаясь на колени.

Чарли взглянула на крышу, на кусок черепицы, и ее сердце бешено заколотилось. Когда Том прижал носовой платок к ране, она поморщилась от боли.

– Тебя могло убить, – сказал он. – Господи, если бы это только попало в тебя…

Молча кивнув, она снова пристально посмотрела вверх.

– Это просто ветер, – сказала она.

Еще одна тень зигзагом ринулась к ней, и Чарли резко отступила. Но это был воробей, слетевший вниз.

4

Чарли открыла дверь кабинки и вынесла оттуда две теплые баночки. Том с пылающими щеками смущенно следовал за ней.

Люди, сидевшие в низких креслах из искусственной кожи, смотрели поверх своих журналов и шепотом переговаривались. Семейные парочки, мужья и жены, двадцатилетние, тридцати– и даже сорокалетние, с нервными, обеспокоенными или удрученными лицами, вцепившиеся в пустые банки, дожидающиеся своей очереди, и все – полные надежд.

Пройдя по застеленному ковром коридору, Чарли постучала в дверь с надписью «Лаборатория».

– Войдите.

На лацкане халата молодой, лет двадцати шести, женщины, что-то записывавшей в блокнот, значилось имя – «доктор Стентон». У нее были короткие светлые волосы и весьма приветливый вид. Чарли передала ей банки.

– Ну что ж, выглядит весьма неплохо, – сказала доктор громовым голосом. – Вам удалось разделить семяизвержение?

Том смущенно кивнул. Ненавидя все это, он заехал сюда сегодня, с неохотой повинуясь чувству долга, подобное тому, что заставляет принять участие в похоронах какого-нибудь дальнего родственника.

Доктор Стентон наклонила одну из банок, чтобы серая жидкость скользнула по краю.

– Вы направили сюда первую же струю? – спросила она.

– Я боюсь, что часть этого… – Чарли покраснела, – пролилась.

Прищурясь, доктор Стентон рассматривала банку.

– Ну, черт возьми, не беспокойтесь. Здесь достаточно, чтобы оплодотворить половину Англии. – Она оценивающе посмотрела на Тома. – Разумеется, если с этим будет все в порядке. А так весьма неплохо, присаживайтесь.

Они сели. Доктор же тем временем отправилась в другую комнату. Зазвонил телефон, издал три последовательные трели и замолчал. Серо-красный кабинет был пустым, видимо специально. На стене висел диплом, заключенный в рамку.

– У тебя сегодня ретрогипноз? – спросил Том.

– Да. – Чарли увидела, как он усмехнулся. – Лаура… – начала было она.

Том поднял брови:

– Что Лаура?

– Она знакома с женщиной, у которой были проблемы с зачатием. Та обращалась к ретрогипнотизеру и выяснила, что в одной из предыдущих жизней ее дети виделись ей убитыми. Вскоре после этого она забеременела.

– Бред какой!

– Попытка – не пытка.

Том достал блокнот и стал изучать записи.

Некоторое время они сидели молча.

– А насчет дома как ты настроен, Том?

– Положительно. А ты?

– Мне он тоже нравится, но его уединенное расположение меня все же беспокоит.

– А я думаю, это замечательно. Мир и покой! Кто сейчас жаждет соседей?

Она неуверенно посмотрела на него.

– Слушай, – сказал Том, – когда у нас появится еще один шанс. Давай, по крайней мере, согласимся на Элмвуд.

– Хорошо.

Вернулась доктор Стентон и села напротив них.

– Ну, это все улетучилось. Около сорока миллионов единиц. Возможно, короткие трусики помогут.

– Я… – Том заскрежетал зубами. – Я до сих пор окунаю их в холодную воду каждый день.

– По всей вероятности, это тоже помогает. Возможно, вы и забеременеете при таком составе спермы. У вас открыта только одна труба, миссис Уитни, это не очень-то хорошо, но шанс есть. Если вы пожелаете снова попробовать искусственное осеменение, мы будем весьма рады его проделать, хотя все заказы до ноября у нас исчерпаны. Я сообщу вашему врачу, – продолжала она. – Уверяю вас, если бы существовала панацея, я бы ее вам предложила. Желаю удачи.

Они спустились вниз на изящном лифте с плюшевой обивкой и ковром на полу.

– Это воодушевляет?!

– По крайней мере, твои-то показатели возросли. – Она взяла его руку и стиснула ее. – У меня отличное настроение. Этот дом. Я уверена, что он мне понравится. Ты позвонишь агенту?

– Да, – огрызнулся он, выдернул руку и засунул в карман куртки. – Я же сказал, что позвоню.

– Если хочешь, я позвоню сама.

– Я ведь сказал! – Он сгорбился и прислонился к стене лифта, словно капризный ребенок. – Я теперь не так уверен насчет дома.

– Почему? Несколько минут назад ты уверял, что это наш шанс.

– Ко мне каждый день являются люди, которые поменяли дом, потому что полагали, будто это спасет их брак.

– Как тебя понимать?

Он промолчал, и она пожала плечами, жалея, что произнесла вопрос вслух, потому что отлично знала, как это надо понимать.

5

Мотор хрипло заревел, когда машина увеличила скорость. Черный капот холодно сверкал в лунном свете хромированным радиатором. Дважды прогрохотала выхлопная труба, когда он переключил передачи, после чего звук мотора выровнялся. Посверкивали тусклые белые огни приборов, и тоненькая игла спидометра резкими толчками металась между цифрами шестьдесят и семьдесят пять. Волнующий трепет от этой скорости, этой ночи возбуждал ее. Ее охватило чувство неуязвимости, когда машина пронеслась мимо ряда деревьев, разделяющих поля, и фары высветили застывший мир света и теней.

Это походило на фильм, и, однако, происходило в реальности, и она была ее частью. Она чувствовала вибрацию автомобиля, ледяной холод ветра, бросавшего ей в лицо ее собственные волосы, видела стальные точки звезд над головой и ощущала ночной запах мокрой травы, стоявший в воздухе.

Она словно боялась, что раздастся щелчок, этот аттракцион прервется, и ей придется опускать еще один пенс в щелку. Она жевала резинку, запах которой уже улетучился, но она все жевала… потому что ведь это он предложил ей ее… потому что девушка в кинофильме, который они только что видели, тоже жевала резинку… потому что…

– Кто с вами в машине?

Этот голос явно принадлежал американке, возникая откуда-то издалека и из иного времени.

Звук мотора снова изменился, потому что дорога пошла вниз, затем вверх. Деревья, телеграфные столбы, дорожные знаки проносились мимо. Он резко затормозил. Автомобиль завихлял змеей, взвыв покрышками, когда они круто свернули влево. Она вцепилась в ручку дверцы, потом расслабилась от вновь набранной скорости и откинулась назад, утонув в сиденье. Казалось, и ее тело, и автомобиль, и дорога, и ночь слились воедино. Под ложечкой у нее щемило, и она не могла сдержать улыбки. В смущении она отвернулась, не желая, чтобы он видел это; ей хотелось сохранить свое волнение в тайне. Его рука оторвалась от руля и стиснула ее бедро. Глубоко внутри себя она почувствовала влажность.

Сегодня ночью. Это случится сегодня ночью.

Его рука поднялась, и послышался скрипучий треск от переключения передачи. Потом рука вернулась обратно, более дерзкая, и начала задирать ее юбку, пока она не ощутила холодные пальцы на своей обнаженной плоти повыше чулок.

– Ох, – вздохнула она, прикидываясь ошеломленной и слегка увиливая, потому что чувствовала необходимость ответа и не желала выглядеть слишком страстной.

Сегодня ночью она была готова.

– Вам известно его имя? Вы можете назвать его имя? Вы можете назвать мне ваше имя?

С визжащими тормозами они повторили изгиб дороги, перешедшей затем в длинную прямую линию, простиравшуюся вперед и блестевшую, словно темная вода канала. Мотор работал на пределе, и казалось, громкое протестующее завывание доносилось иногда откуда-то из-под нее. Тем временем его пальцы скользили по ее влажности, с неохотой отрываясь, когда ему приходилось класть обе руки на руль. После глухого стука переключения передач гул мотора смягчился. Нервный трепет внутри нее усилился, высвобождая животный инстинкт, внешне проявлявшийся как беззаботная развязность.

Его рука снова вернулась, и один палец пробирался все глубже, и, вдавливаясь в кожаное сиденье, она раздвинула ноги, чтобы дать ему больше пространства. Волосы, попадавшие в глаза, слепили ее. Она наклонила голову и откинула их назад.

– Где вы? Вы знаете, где вы находитесь?

Палец выскользнул, они опять повернули, и ее ткнуло в грубый твид его куртки. Покрышки завизжали как поросята, а потом дорога выпрямилась, и ей захотелось, чтобы его рука снова вернулась. Она была опьянена возникшей в ней энергией желания. Змеей просочились они в очередной поворот и теперь почти летели. Лучи фар выхватили сидящего на дороге кролика, и машина с глухим стуком проехала по нему.

– Остановись, пожалуйста, остановись.

– Что с тобой?

– Ты наехал на кролика.

– Не будь глупой курицей! – закричал он.

– Пожалуйста. Ему, наверное, больно. – Она представила валяющегося на дороге кролика: голова бьется в судорогах, лапы и спина вдавлены в гудрон шоссе, а шерсть в крови. – Ну пожалуйста, остановись.

Он нажал на тормоза, и ее качнуло вперед так, что руки, ища опоры, уперлись в приборный щиток. Когда они развернулись в обратную сторону, она уставилась на черную дорожку позади, но ничего не могла разглядеть.

– Да это был просто камень, – сказал он. – Всего лишь камень. Не наезжали мы ни на какого кролика.

– Я рада, – сказала она.

Он повернулся к ней, поцеловал, его рука, скользнув по бедру, проникла внутрь, раздвигая ее ноги и открывая всю ее. Она ощущала запах паленой резины, кожи, слышала рокот выхлопной трубы, чувствовала, как твидовая материя его рукава щекочет ей лицо. Их губы сомкнулись, языки жадно переплелись, и резиновый шарик жевательной резинки стал кататься во рту по кругу. Она отклонила голову и пальцами выдернула резинку изо рта. Когда их губы снова слились, она дотянулась правой рукой до окна и пошарила в поисках ручки. А его палец проник еще глубже, и она тихо застонала. Тем временем ее рука нашла приборную доску, потом ящичек бардачка, под который она, с глаз подальше, прилепила жевательную резинку.

От двигавшегося вверх-вниз пальца по телу прокатывалась волна удовольствия. Ее левая рука, покоившаяся на фланелевой ткани его брюк, проскользнула внутрь и стиснула взбугрившуюся твердость. Нащупав металлическую петельку «молнии» на брюках, она потянула за нее, потом дернула, и «молния» открылась. Внутри она почувствовала мягкий хлопок, что-то влажное, а потом его напрягшуюся плоть, большую, огромную, более гладкую, чем она могла себе представить. Она просунула большой палец через верх трусов, а указательным пальцем провела вдоль слизистой прорези.

Он выдохнул воздух ей в шею и перекатился на нее, одновременно стягивая с нее трусики. Она приподнялась, помогая ему, и услышала, как расстегнулась пряжка ее пояса. Чулки… Нет, некогда.

Его руки скользнули вверх по обнаженной коже, под лифчик, грубовато приласкали грудь, потом скользнули по ребрам и начали с силой проталкивать жесткий бугор внутрь нее. Он был слишком большим для нее, и она испугалась, что он вот-вот разорвет ее пополам, но он входил все глубже, укрепляясь в ней, вонзаясь вверх. Ее живот сильно вибрировал.

Ох. Ох. Ох. Она тяжело дышала. Ох. Как хорошо. Как хорошо. Она тянула его за плечи, касалась лица, волос, дергала за уши, чувствуя, что он все дальше и дальше проникает внутрь, работая как насос. Миллион насосов работали внутри нее.

Она закричала. Потом еще раз. В ней взорвался вой дикого экстаза, огласивший ночь. А потом – тишина. Она увидела близко смотрящие на нее глаза, улыбающиеся ей губы. Хотя вообще-то это были не его губы. Это была какая-то женщина, смотревшая на нее сверху.

– Чарли? С тобой все нормально?

Голос с мягким американским акцентом.

– Ты в порядке? Здорово отключилась, да?

Чарли ничего не ответила. Все ее тело горело от волнения, и пот струйками стекал по волосам.

Обрамленное копной рыжих волос, лицо американки было большим, как вся она, и покрыто густым слоем косметики. Из ее ушей свешивались гроздья серебристых шариков величиной с хорошую елочную игрушку. Она ободряюще улыбнулась:

– С кем ты была, Чарли? С кем ты была? Что ты делала?

– Я… – Во рту Чарли был какой-то мятный привкус. – Я резинку жевала.

Она лежала на кровати. В бумажном абажуре над ее головой горела красная лампочка. До Чарли доносились слабые звуки музыкального инструмента, напоминающего цитру. Язык американки извивался в ее напомаженных губах, словно тычинка розы. Флавия. Теперь Чарли вспомнила ее имя. Флавия Монтессоре. Она внимательно осмотрелась. Гобелены на стенах. Книжные полки. Скульптуры. Довольно большая, богато украшенная комната в восточном стиле.

– Ты занималась любовью, точно? – спросила Флавия Монтессоре.

Чарли поколебалась, а потом кивнула.

– Фантастика! – Лицо Флавии просияло. – Знаешь, у меня с тобой первый оргазм за всю жизнь!

Руки Чарли лежали под одеялом, накрывавшем ее. Она чувствовала, что на ней все еще надето нижнее белье.

– Да не смотри ты так озабоченно, – сказала Флавия Монтессоре. – Ты хорошо провела время. Путешествие в прошлую жизнь – штука забавная.

– Я… у меня раньше никогда не было эротических снов.

Флавия Монтессоре покачала головой, и ее серьги нестройно зазвенели.

– Это не сон, Чарли, все происходило на самом деле. – У нее были зеленые глаза, обведенные ярко-зелеными тенями, и зеленые ногти. – Ты ушла в прошлое. Ты была там, заново переживая его. Это было на самом деле.

– Это просто сон.

– Нет, ты была в глубоком трансе, Чарли. Ты не спала. Ты заново переживала что-то из прошлой жизни. Расскажи-ка мне, а заодно и сама вспомнишь. Где ты была?

– В какой-то машине.

– Что за машина, какого типа?

– Спортивная машина.

– В какое время? Двадцатые?

– Нет, попозже.

– Марку машины знаешь?

– Так я же была все это время внутри нее.

– А где ты была? В какой стране?

– В Англии, – неохотно ответила она. – Где-то в сельской местности.

– Ты можешь припомнить свое имя?

– Нет.

– А имя человека, с которым ты занималась любовью?

– Не знаю.

– Ты жевала жвачку. Какой аромат у нее был?

– Это была «Риглис Даблминт». До сих пор я ощущаю ее вкус. Я вытащила ее изо рта и прилепила под дверцу бардачка.

– И сколько же тебе было лет?

– Не много. Меньше двадцати.

– Когда-нибудь раньше уходила в прошлое?

– Нет.

– Да, ты хороший объект. Думаю, ты многое припомнишь, если мы как следует с тобой поработаем. Когда зимой я вернусь из Штатов, мне бы хотелось с тобой встретиться.

– А я считала, что прошлые жизни были сотни лет назад, уж никак не в этом веке, – заметила Чарли.

На сережках Флавии Монтессоре плясали яркие блестки.

– Здесь нет правил, Чарли. У некоторых людей разрывы между жизнями доходят до сотен лет, у других – до тысяч. А у некоторых в распоряжении всего несколько лет; есть и такие, которые возвращаются немедленно. Все зависит от твоей кармы.

Флавия снова улыбнулась. Чарли было трудно воспринимать слова американки всерьез, потому что она всегда относилась к идее перевоплощения с сомнением, несмотря на энтузиазм Лауры. Лицо этой женщины-гипнотизера с густым гримом напомнило ей о приморской предсказательнице судеб. Но Чарли не оставляло ощущение, что ее просто дурачат.