Текст книги "Возлюбленная"

35

Тони Росс был таким же доброжелательным и энергичным, как всегда, когда он втискивался за свой крошечный стол.

– Ну, Чарли, как ты себя чувствуешь?

– Очень странно.

– О? – Он поднял брови. Его мерцающие глаза заставили ее подумать, уж не пьян ли он, чего, правда, она совсем не могла представить. – Получены результаты тестов и анализов крови и мочи.

Она угрюмо кивнула.

– Я хотел бы провести срочное внутреннее исследование, чтобы быть абсолютно уверенным. Думаю, ты останешься весьма довольна моим диагнозом.

Он вскочил и подержал дверь открытой для нее, а потом провел ее через вестибюль в смотровую комнату. «Мисс Манипенни», тоже ухмыляясь, бросила на них взгляд от своего столика. Чарли опять подумала, не пьяны ли они оба и не потому ли выглядят столь легкомысленно.

Тони Росс попросил Чарли раздеться и прилечь на кушетку. Сбросив туфли, она стянула вниз хлопковую юбку, опустила трусики и расстегнула блузку. Лежа на чистом большом листе бумаги на кушетке, она внимательно следила за ним, пока он натягивал на руки хирургические перчатки, выдавливал немного специального желе. Потом его пальцы скользили вверх внутри ее, заставив ее поморщиться от прохлады этого желе.

Она следила за движением его глаз, высматривая хоть след сомнения или беспокойства, но он только кивал и продолжал улыбаться. Проверяя, нет ли алкоголя в его дыхании, она потянула носом, но не распознала ничего, даже когда он наклонился прямо к ней. Наконец, закончив, он стянул перчатку и бросил ее в мусорное ведро. Затем вымыл под краном руки.

– Ты говорила, что последняя менструация была у тебя месяц назад.

– Да.

– Ты в этом уверена?

Он вытер руки бумажным полотенцем.

– Да. Ну, может, недель пять-шесть. Дела шли сумбурно, этот переезд…

– Одевайся, и пойдем в мой кабинет.

Раздраженная той игрой, которой он, казалось, наслаждался, она оделась и прошла в кабинет, где он делал пометки в медицинской карточке. Он отложил авторучку.

– Выходит, ты не можешь точно припомнить, когда у тебя была последняя менструация, но определенно не позже чем пять-шесть недель назад, так?

– Определенно.

Он просиял еще более широкой улыбкой и откинулся в кресле.

– Что ж… ты беременна!

Прошло какое-то время, прежде чем до нее дошел смысл этого слова. А потом оно ударило ее, словно отброшенная волнорезом волна. Неистово прокатилось по ней, завертело. В изумлении она смотрела на него, потеряв дар речи.

– Часто бывает, что у беременных женщин менструации продолжаются еще долго, – продолжал он. – За пределами двух месяцев это уже необычно, но все же и такое случается. Я сказал бы, что ты беременна примерно шестнадцать недель.

Беременна. Шестнадцать недель. Эти слова с грохотом мощного прибоя обрушились куда-то внутрь головы.

– На ощупь в матке все прекрасно, все на своем месте. Нам надо будет провести несколько тестов с учетом твоего возраста… Но я не стал бы беспокоиться. Мы организуем ультразвуковое сканирование как можно скорее.

– Шестнадцать недель?!

– Не ощущаешь ли ты внутри себя какого-то движения? Скоро ты начнешь чувствовать. – Он перевернул карточку и слегка постучал авторучкой по зубам. – Сильно удивилась?

– Но как… как это может продолжаться так долго, а я ничего не знаю?

– Это случается. У меня была толстая пациентка, которая добралась до семимесячного срока – и ничего не знала.

Беременна…

Это слово успокоило ее.

НОВОБРАЧНЫЙ ПОГИБАЕТ В УЖАСНОМ ПЛАМЕНИ.

– Ты выглядишь не очень-то счастливой. А я-то думал, ты будешь прыгать от радости.

– Я не понимаю. Все эти тесты, все эти штуки… Да мы даже и не пытались целые месяцы. Этот иглоукалыватель хотел, чтобы мы подождали, пока равновесие в моем теле…

Врач помахал авторучкой.

– Знаешь ли, Чарли, медицина – довольно забавная штука. И очень не точная наука. Я не могу сказать, почему ты не почувствовала этого раньше, равно как и не могу сказать, почему ты забеременела сейчас, а не пять или десять лет назад. Существует так много факторов, и психологические столь же важны, как и физические… А порой и более важны. – Он вытащил из стола блокнот и стал писать. – Я собираюсь дать тебе попринимать кое-какие вещи, железо и всякие диетические добавки. Алкоголь надо исключить совершенно, и ты должна избегать любых лекарств. Ты не принимала ничего последние несколько месяцев?

– Нет.

– У меня было совершенно четкое ощущение относительно того, что означают твои симптомы, но я не говорил, чтобы не возбуждать у тебя надежды, пока не был уверен.

– Так ты знал?

– Не наверняка. Это могло быть и временной ограниченной эпилепсией, но я так не считал. Том будет ужасно доволен. Позвонить ему не хочешь?

Он подтолкнул к ней телефон. Чарли покачала головой.

– Хочешь сказать ему позже? Устроить сюрприз по возвращении домой?

Она промолчала.

– Да не смотри ты так мрачно! Никогда не видел будущую мамашу, выглядящую так угрюмо, когда я сообщал ей приятные новости.

– Это не приятные новости, – сказала она. – Совсем не приятные новости.

Он нахмурился и наклонился вперед.

– Не приятные новости?

Она укусила губу, потом дернула кожу на своем большом пальце.

– Ты хочешь сказать, что все симптомы, которые у меня есть, могут быть объяснены моей беременностью?

– Да.

– Выходит, я определенно не эпилептичка и не что-нибудь еще?

– Я абсолютно уверен, что твои симптомы вызваны твоей беременностью… Беременность вызывает гормональные изменения, могущие влиять на людей как физически, так и эмоционально.

Она теребила ноготь на другом пальце.

– Да, медицина – очень удобная вещь, – едко сказала она.

– Что ты имеешь в виду, Чарли? – удивился он.

– Ею можно объяснить все, не так ли? Изящно. И все очень кстати.

– Врачи именно это и пытаются сделать.

Она встала, расстегнула свою блузку и показала на маленькую, едва заметную ребристую линию, длиной дюйма три, на левой стороне своего живота. Потом она приспустила вниз свою юбку и указала на похожую линию на внутренней стороне бедра, пониже паха.

– А как ты объяснишь все эти родимые пятна? – спросила она.

Он вышел из-за стола и внимательно рассмотрел линии.

– Это не родимые пятна, – сказал он. – Это шрамы.

– Шрамы? Это родимые пятна. Моя мать всегда мне это говорила.

– Это было зашито, причем очень и очень давно. Должно быть, после несчастного случая, когда ты была совсем маленькой. Очень аккуратные линии. Тебя могли порезать каким-нибудь ножом или стеклом.

Чарли подтянула свою юбку и села, застегивая блузку.

– Ты уверен в этом?

Он тоже уселся.

– Да. При старом способе наложения швов оставались такие вот отметки, теперь зашивают значительно лучше.

Чарли помолчала, ощущая на себе его обеспокоенный взгляд.

– Тони, а еще неродившиеся дети способны воспринимать то, что происходит вокруг, когда они находятся в утробе? То есть я хочу спросить… можем ли мы… ну, что-то вроде… как бы жить жизнями наших матерей так же, как и они, и потом вспоминать что-нибудь?

– Вспоминать какие-то вещи, которые делали наши матери, пока мы были в утробе?

– Да.

Он откинулся в кресле.

– Что это значит, Чарли? Кажется, что-то по-настоящему мучит тебя. В прошлый раз ты спрашивала о перевоплощении, а теперь спрашиваешь о внутриутробных воспоминаниях. – Глаза его сузились, и он задумчиво кивнул. – Еще неродившиеся дети могут реагировать на раздражители, это доказывают тесты.

Чарли все терзала ноготь.

– Значит, нет ничего… сверхъестественного… если мы, возможно, вспоминаем вещи… которые, может, происходили, когда мы были еще в утробе?

– Пятимесячный зародыш может слышать, как закрывается дверь в двенадцати футах от него.

– А ты веришь в привидения?

Он ухмыльнулся:

– Послушай, я хочу быть откровенным. Я знаю, что у беременных женщин бывают ненормальные страхи, но ты уже хватила через край. Тебе надо расслабиться. Ты нормальный здоровый человек, и я совершенно уверен, что в тебе развивается вполне нормальный и здоровый ребенок. Очень уж ты завелась по поводу всех вещей, которые с тобой творятся и которых ты не понимаешь. А теперь ты знаешь, в чем их причина, и тебе больше нет необходимости бояться. Не о чем тревожиться. Просто наслаждайся беременностью. В противном случае твоему бедному ребенку предстоит родиться нервной развалиной.

Чарли услышала чей-то слабый голос в себе, эхом отдававшийся будто в замкнутом пространстве.

Выглядит здоровой и нормальной. Кажется, потеря матерью крови на младенца не повлияла. Два поверхностных пореза от удара холодным оружием надо будет зашить.

Холодный поток воздуха прокатился по ее шее. Он породил чувство столь глубокого и сильного страха, что крошечное существо в ее утробе тоже могло ощущать его.

Оно толкалось ножками.

В сумраке Чарли въехала на их улочку. Она была потрясена и теперь пыталась свести услышанное воедино, отыскать в нем какой-то смысл. «Ситроен», подпрыгивая, протискивался по глубокой рытвине мимо «башен юных дарований».

И прежде бывали случаи, когда менструации приходили у нее поздно, и она надеялась… Представляя себе выражение лица Тома после того, как расскажет ему новость. Ах, счастливые времена.

У Розового коттеджа убывающий свет, кажется, стал поустойчивее. Автомобиль Виолы Леттерс исчез с подъездной дрожки. Чарли была настолько погружена в свои мысли, что лишь в последний момент заметила фигуру, возникшую прямо перед ней.

Она ударила по тормозам, колеса повело по рыхлой поверхности, а ее швырнуло вперед. Накренившись, автомобиль остановился. Чарли осторожно коснулась живота, беспокоясь о младенце, и посмотрела через ветровое стекло.

Какой-то мужчина с прекрасной осанкой в белой рубашке с шарфиком и кавалерийских твидовых брюках сидел у мольберта. Не обращая на нее внимания, он отклонил голову назад, приподнял кисть, прикрыл один глаз и присмотрелся к коттеджу, нанеся затем мазок на холст. Это был муж Виолы Леттерс.

Он повернулся, будто ощутив ее присутствие, и, не сгибаясь, встал. А потом поблек и исчез.

Свет стал чуточку ярче. Черной машины у коттеджа больше не было. На подъездной дорожке стоял «моррис-майнор» старухи.

Джиббон. Гипноз. Она все еще под его влиянием. Чарли едва осознавала, где находится. Уж не вообразила ли она себе и визит к Россу, не был ли он сном? В животе у нее снова возникло движение, слабое, как почесывание.

– Привет, – вяло сказала она. – Ну как ты там? Все нормально, правда? Ну и как же мы тебя назовем? Ты будешь мальчиком или девочкой? Думаю, ты мальчик. – Она нежно пошлепала себя по животу. – Тебе бы следовало оставаться там подольше. Тут снаружи столько ловушек.

За легкой дымкой голубоватых едких выхлопных газов, проплывавших над улочкой, послышался монотонный и резкий рев работающего двигателя. Чарли уже собиралась переключить передачу, когда увидела Зоэ с ее пойнтером, идущих навстречу. Зоэ зажимала пальцем нос.

– Господи, что за гадость! – Она отмахнулась от дыма. – Ну как тут не сказать: проклятый Хью!

– Так это оттуда все летит?

– Ну разумеется! Половину Суссекса отравляет! Я никак не возьму в толк, как он сам может в дыму работать: любой нормальный человек давно бы задохнулся. Я не забыла о том, чтобы пригласить вас с Томом, нет. Вот через денек-другой подберу дату.

Чарли покатила дальше. Голубоватые выхлопы дыма поднимались вокруг Хью, согнувшегося в мастерской над открытым двигателем «триумфа». Он, казалось, был совершенно поглощен закручиванием гайки, и ей захотелось остановиться, забежать туда и рассказать о своих новостях, но она покатила дальше, побоявшись, что новости вызовут у него отвращение к ней.

Беременна. Кому охота связываться с полоумной и беременной? Ребенок Тома. А собирается ли Том заботиться о нем? Поверит ли ей Хью, когда она покажет ему фотокопии газетной статьи?

Строители и электрик уже ушли, и Чарли с радостью услыхала лай Бена. Поспешив по гравию и вверх по ступенькам, она заметила нечто странное в лае: он звучал приглушенно и напряженно, не похоже на обычное приветствие Бена.

Сердится.

Она отперла входную дверь и нажала на выключатель в прихожей. Но свет не зажегся. Черт побери! Чарли принюхалась. В доме стоял запах протухшего мяса. Возможно, из морозильника. Она побежала в кухню, потом в котельную. Там Бен лаял на потолок, лаял глуховато, будто охрип.

Повернув морду в ее сторону, он жалобно заскулил и посмотрел вверх, на потолок, и снова залаял, отчаянно, словно пытаясь сообщить ей что-то. Чарли смотрела на него, потом на потолок, черный потолок с покрытыми изоляцией трубами центрального отопления.

– Что стряслось, малыш?

Не обращая на нее внимания, он изогнулся дугой, лая на стену позади себя, потом зарычал и промчался через кухню и вдоль по коридору. Чарли следовала за ним. Бен остановился и, свирепо глядя вверх, зарычал.

– В чем дело, малыш?

Он отступил на пару шагов, и его шерсть поднялась почти вертикально.

Чарли поднялась на несколько ступенек. Запах протухшего мяса слышался здесь сильнее. На лестничную площадку снаружи налетел порыв ветра, и что-то соскользнуло по стене. Через открытую дверь и ее спальню были видны все еще приподнятые доски пола и прислоненный к плинтусу моток проводов, оставленный электриками. Запах тухлятины стал еще сильнее, и Чарли подумала, уж не от дохлой ли мышки, вроде той, в мансарде. Правда, для мышки запах слишком уж сильный.

Она пошла к спальне по незакрепленным, стучавшим под ногами доскам, стук эхом отдавался в тишине. Толчком она распахнула дверь и заглянула в комнату.

Консервная банка лежала на верхушке ее столика. Только она больше не была заржавленной, а выглядела абсолютно новехонькой. Такой же новехонькой и сверкающей, какой она когда-то принесла ее на холм во время первого сеанса ретрогипноза у Эрнеста Джиббона.

Кто-то отполировал ее.

Короткими резкими движениями она покрутила головой. Комната, казалось, смыкалась вокруг нее. И тут Чарли закричала.

Медальона не было. Исчез. Вместо него в банке лежало настоящее сердце. Оно было маленьким, вонючим, протухшим, почти целиком покрытым извивающимися белыми мясными личинками.

Она попыталась было отойти, но консервная банка двинулась за ней, и отвратительное зловоние, высвободившееся из банки, взболтало все у Чарли в желудке. Она ударилась в стену, сердце в банке затряслось, и несколько личинок свалились с него. Остальные, извиваясь, лезли через край банки и падали ей на руку, холодные и сухие. Их лапки впивались ей в кожу, пытаясь вцепиться в ее трясущуюся плоть, прежде чем кувырком полететь на пол.

Одна из них, больше чем остальные, выползла на руку и взгромоздилась на ободок банки. Побалансировав, она перекатилась на запястье Чарли, куснула ее как бы в гневе за то, что прервали трапезу, а потом, кувыркаясь, полетела по воздуху. Это рука Чарли стремительно взлетела, и банка, поднявшись, врезалась в потолок, упала, с клацаньем подпрыгнула и выбросила это протухшее окровавленное сердце перекатываться к ножке туалетного столика, разбрасывая личинки.

Только Чарли уже не видела этого: она выскочила из комнаты, пронеслась вниз по лестнице и бежала к входной двери.

Бен, играя, радостно помчался рядом с ней по подъездной дорожке. По мере того как они приближались к дому Хью, оглушительный рев становился все громче. Звук двигателя был нервный, будто Хью то ускорял, то замедлял его, и каждые несколько секунд двигатель издавал стук, сотрясая всю машину.

Остановившись у порога мастерской, Чарли яростно закашлялась от выхлопных газов. Бен остался позади. Видно, здешние ароматы ему совсем не нравились. Внутри рев двигателя просто оглушал, отдаваясь от стен, все еще продолжая то ускоряться, то замедляться, но звучал все более неравномерно. В воздухе стояла густая голубоватая дымка. Мощный фонарь с металлической решеткой, подвешенный на длинном гибком шнуре, светил вниз, на капот «триумфа», открытый с одной стороны. Крышка капота висела в воздухе над ссутулившейся фигурой Хью, изучавшего что-то в двигателе, прилаживавшего и, казалось, даже кивающего самому себе. Отвертка грозила вот-вот выпасть из заднего кармана его куртки. Чарли подошла, но он не слышал ее, да и не мог услышать сквозь грохот. Выхлопы и пар поднимались вокруг него, и для нее было загадкой, как же он дышит этим ужасным воздухом в этой адской дыре.

– Хью! – прокричала она.

Он повернулся, продолжая склонять голову вниз, прислушиваясь к двигателю и все кивая. Всмотревшись внутрь капота, она отпрянула, встревоженная прямо-таки опаляющим жаром, испускавшим вверх мерцание сквозь дым и пар.

– Хью! – закричала она с ужасом в голосе. – Хью!

Она потянула его за рукав, но рука не пошевелилась. Он продолжал кивать.

– Хью!

Его рука была негнущейся, словно ее вставили в какой-то гипсовый лубок. Чарли прошла дальше, вокруг широкого черного крыла, пытаясь увидеть лицо, но голова Хью находилась низко, внутри этого темного опаляющего котла стучащего металла, крутящихся шкивов, трясущихся проводов и черных труб-гармошек, которые вибрировали и пульсировали.

Его галстук был затянут прямо в двигатель, напряженный, как стальной трос: узел превратился в крохотный шарик, стянув воротничок его рубашки вокруг шеи. Чарли наклонилась еще больше и разглядела клинышек галстука, обернувшийся вокруг шкива вентилятора и застрявший там.

От лица и волос Хью шел дым. Чарли вцепилась в галстук, но тот был жестким как сталь. Она потянула его вверх что было силы, но галстук не шевелился и не рвался. Чарли кинулась к дверце «триумфа», рывком распахнула ее и ощутила спертый запах кожи, подобный свежему воздуху в атмосфере выхлопных газов. Она быстро осмотрела приборную доску и, найдя ключ, выключила.

Но ничего не изменилось.

Двигатель продолжал оглушительно реветь. Сквозь ветровое стекло она видела затылок Хью. Он все кивал, как будто был доволен тем, что двигатель работает, – кивал сам себе в знак одобрения.

Когда она подбежала обратно, двигатель закашлялся и смолк, а голова Хью резко дернулась. Мотор снова закашлял и снова заглох. Заклубился вверх дым, зашипел пар и послышался мурлыкающий хрип. Донесся сладковатый зловонный запах обгоревшей плоти, а потом – щелчок и бульканье воды. Чарли озиралась в поисках ножа или чего-нибудь острого. У своих ног она подобрала большую отвертку и рубанула ею по галстуку, но отвертка отскочила. Чарли провела ею поперек поверхности галстука, но отвертка оставила еле заметную отметину, и Чарли отбросила ее. Слезы струились из ее глаз – от шока, от дыма и пара, от ужаса.

Господи, ну должен же здесь быть хоть какой-нибудь нож! Она попыталась сдвинуть Хью, наклонить, чтобы ослабить узел, но не смогла. Дрожь вихрем закружилась в ней, будто крошечный и наглый дьявол скакал по ее венам. На полу Чарли заметила голубой металлический ящик с инструментами, с несколькими выдвинутыми поддонами, полный гаек, болтов, шайбочек, округлых гаечных ключей… И слесарную ножовку. Она попыталась провести ее лезвием по галстуку. Ножовка застряла. От галстука оторвался ряд нитей, пружинистых, словно спирали проволоки. Она толкнула ножовку вперед, потянула назад, и нижняя половина галстука отвалилась.

Хью сдвинулся всего на несколько дюймов, а его голова повернулась к ней боком. Лицо Хью превратилось в бесформенную массу почерневшей плоти с широко открытыми, разбухшими, почти вылезшими глазами. Пока она смотрела на него в оцепенении, полоска кожи отслоилась, завернулась вверх, словно кожа цыпленка, которого чересчур долго поджаривали над жаровней.

36

Выбежав из мастерской, Чарли бросилась к парадной двери дома Хью. Ощущение ужаса охватило ее. Она повернула ручку – дверь была заперта. Чарли прошла к задней стороне дома и подергала дверь кухни, тоже запертой.

Чарли стояла в ослепительно-белом свете, выливавшемся из мастерской в сгущающиеся сумерки. Тело Хью по-прежнему склонялось над двигателем автомобиля. Стоящая вокруг тишина сдавливала Чарли. Привкус рвоты заставил ее желудок напрячься. Ей слышалось собственное одышливое пыхтение.

– Хью? – Это слово выскочило изо рта, как хныканье.

Сзади прошуршал по листьям куста какой-то зверек. Она шагнула к мастерской, откуда тянуло сильным запахом жареного мяса. Еще раз в изумлении она посмотрела на невидящее почерневшее лицо Хью и бросилась обратно по дорожке. Бен бежал вдогонку сбоку от нее, и вот уже Чарли вбежала в дверь собственного дома.

Остановившись в прихожей, она на мгновение застыла в замешательстве. Прихожая выглядела иначе, все в ней воспринималось совсем по-другому. Бюстик с крылышками свирепо взирал на нее со стола.

Телефон.

Чарли побежала в гостиную и вытаращилась, сбитая с толку, на цвета стен: нежно-персиковые, густые и сочные в теплых отблесках заходящего солнца. Комната была полна прекрасной мебели в духе модерна 20-х годов, и лампами в форме цветов.

Телефон.

Она прошла по комнате к бюро из орехового дерева. В это время в ее мозгу что-то крутилось, перестраивалось, пытаясь правильно расположиться. Чарли страстно желала, чтобы она исчезла, чтобы ее здесь не было.

Но она по-прежнему была в ее руке. Слесарная ножовка с красными и зелеными нитями на зубчиках. Нитями от галстука Хью.

Чарли сорвала беспроводный телефон с держателя, набрала номер и поднесла трубку к уху. Гудка не было. Она нажала на три цифры снова, услышала три электронных сигнала, а потом все стихло. Отключен. Электричество. Она не включила электричество. Может, беспроводный телефон без электричества не работает?

В комнате отвратительно запахло горелым деревом. Что-то шевельнулось в зеркале. Тень в коридоре. Кто-то входил в дверь.

Когда Чарли повернулась, телефон выпал из ее руки, громко шмякнувшись об пол. В ужасе она отступила назад, ударилась о кровать, бочком обошла вокруг нее, стараясь забраться подальше, в ужасе уставившись на возникшую перед ней фигуру, совсем обнаженную, если не считать расстегнутой шелковой блузки, с почерневшим лицом, с красными недогоревшими глазами, с волосами опаленными до щетины…

Перед Чарли, не шевелясь, уставясь на нее в жгучей ненависти, стояла Нэнси Делвин.

В ушах у Чарли хлопнуло, словно она поднималась вверх в самолете. Все звуки исчезли, кроме тупых ударов ее собственного сердца.

Я верю в привидения, только не знаю, что это такое.

Волны дрожи прокатились по спине Чарли. Становилось все холоднее. Из ее рта клубами вырывался пар.

Я не знаю, есть ли у привидений какой-либо рассудок, какая-либо свободная воля, способны ли они по-настоящему проделать что-нибудь еще, кроме все новых и новых появлений в одном и том же месте, повторений одних и тех же движений, словно полоска повторяющейся киноленты. Слова Хью барабанным боем отдавались внутри звуконепроницаемой коробки, которой стала ее голова.

Я не уверен, может ли привидение по-настоящему причинить кому-то вред, разве что перепугать своим появлением.

Видение подняло руку. Что-то ярко блестело в этой руке. Чарли, защищаясь, прикрыла свой живот, отступила и упала, ударившись головой. Послышался звук раскалывающегося стекла: вокруг нее падали осколки зеркала.

Рука Нэнси Делвин поднялась еще выше.

Чарли боролась со страхом, дыша короткими порывистыми глотками, она давила в себе сильное желание заорать, отвернуться и беззащитно сжаться в клубок.

Ты всего-навсего призрак. Обрывок памяти. Ты – пустое место.

Не отводя взгляда, Чарли поднялась на ноги. Иллюзия. Она сделала шаг в сторону. Ты всего лишь иллюзия. Видение не пошевелилось. Его рука повисла в воздухе. Бен сердито ворчал. Чарли сделала еще шаг.

И с каждым шагом становилось холоднее. Она ощущала, как дрожит вся ее кожа. Вокруг черепа призрака была обмотана лента, натянутая, как проволока, и от этого казалось, будто миллион личинок ползает по скальпу. Чарли пристально посмотрела видению в глаза. Разъяренным взглядом ответили ей глаза Нэнси Делвин.

Иллюзия, ты не можешь причинить мне вред.

Все расплывалось, как бы покрываясь глазурью. Движения Чарли, казалось, замедлялись, и каждый шаг отнимал вечность, словно она проталкивалась через что-то плотное, подобно ныряльщику, бредущему по дну океана. Холодно, очень холодно. Ужас кружился в ней, ветер овевал ее волосы, лицо, врывался под ее одежду, проникая под самую кожу.

Она чувствовала, что не должна кричать, не должна показывать своего страха. Не должна останавливаться.

Внезапно она оказалась снаружи, на лестничной площадке. Давление исчезло. Она продолжала идти, все быстрее, вниз по ступенькам, через прихожую, вон из входной двери. Было темно. Холодный воздух дул ей в спину. По коже еще ползли мурашки.

Господи, помоги мне! Она баюкала свой живот. «Все хорошо, – безмолвно сообщала она своему малютке. – Все хорошо».

Ведь только в спальне не работал телефон. Не работал потому, что был беспроводным и нуждался в электричестве, а вот с телефоном в кухне все должно быть нормально. Она уставилась в черноту дома, прислушалась и двинулась по коридору в кухню. Стол оказался ближе, чем она ожидала, стул с визжанием заскользил по полу, когда она с силой ударилась в него. Она вцепилась в телефон и подняла трубку.

Линия молчала.

Чарли похлопала по рычажкам, глядя в дверной проем, в страхе, что видение опять покажется в нем. Огонька на автоответчике не было. Электричество. А разве телефоны используют электричество? Она побежала в прихожую и подняла фонарь из-под стола. Потом открыла дверь в подвал и, охваченная трепетом, спустилась вниз.

Слышалось низкое равномерное гудение. Пошарив в темноте лучом фонаря, Чарли осветила коробку с пробками. Главный выключатель стоял в положении «ВЫКЛЮЧЕНО», но диск на счетчике вращался. Она потянула выключатель вниз. Гул стал громче. Чарли попыталась повернуть выключатель, но он не двигался с места.

Что-то на стене зашипело, послышался ряд коротких хлопков, и проводка взорвалась ослепительными вспышками, яркими, словно грозовая молния. Едкий дым наполнил ее ноздри. Крошечный кусочек горящего пластика, вроде жала осы, обжег руку. Она стряхнула его, кашляя от дыма. Внезапно похрустывание и вспышки оборвались.

Чарли посветила лучом на главный выключатель. «ВКЛЮЧЕНО». Послышалось шипение и слабый щелчок, когда включился свет под потолком – тусклое желтое мерцание, вроде свечи на сквозняке. Она снова попыталась отключить главный выключатель, но к нему невозможно было прикоснуться – так он нагрелся. Чарли обернула его носовым платком и попыталась еще раз. Выключатель не шевельнулся. А гудение становилось все громче.

Шатаясь, она поднялась в кухню. Огонек автоматически мигал. Она схватила трубку телефона.

Но тот по-прежнему молчал.

Чарли постучала по рычажкам. Позади нее послышалось шипение, и кольцо голубоватого дыма поднялось от выключателя на стене. Какой-то бурый волдырь расползался вокруг него во все стороны.

Она побежала в коридор. Из подвала поднимался такой густой дым, что она не смогла дышать. Ослепленная дымом, Чарли шмякнулась о стену. Давясь от удушья, она бешено разгоняла его руками, кашляя, пытаясь что-то придумать.

Помчаться вверх по улочке к Зоэ и воспользоваться ее телефоном? Слишком долго. Сперва надо остановить огонь. Вода. Необходимо достать воды. Она помчалась в кухню, повернула холодный кран и выхватила ведерко из-под раковины. Стена вокруг выключателя неистово горела. Вода закапала в ведро. Чарли смотрела, чем можно воспользоваться. Надо вытаскивать вещи из дома. Надо спасти вещи, документы, ценности…

Бена.

– Бен! – завопила она, и горло ее мучительно заболело. Она побежала в прихожую. – Бен!

Бросившись наверх по ступенькам, Чарли пробежала по лестничной площадке и ворвалась в спальню. Бен съежился за постелью.

– Ну, давай же, малыш! Надо уходить. – Она попыталась потащить его, но он совсем не желал двигаться. – Пошли же!

Она нежно потрепала его и потянула за ошейник. Похныкивая, Бен посмотрел на нее.

Пол подпрыгнул, как будто кто-то тяжело ударил по нему снизу, и тотчас клочки дыма стали подниматься сквозь доски пола. Она дернула ошейник, но Бен упорно сидел, оцепенев от страха. Чарли потянула сильнее, и его лапы проскользнули немного по голым доскам пола.

– Да иди же ты! – завопила она.

Пелена пламени стремительно поднималась по стене, окрашивая черным окно. Взорвалось стекло. Бен вырвался из цепкой хватки Чарли и стрелой умчался на лестничную площадку. Она побежала за ним и в ужасе остановилась.

Пламя плясало все выше и выше по всему лестничному отсеку.

Бен повернулся в панике, зарычал на пламя, на Чарли. Треск огня становился оглушительным, жар опалял лицо Чарли. Спальня за ее спиной уже извергала пламя, и Бен понесся по ступенькам, ведущим в мансарду.

– Бен! Нет! Нет! Вниз, надо идти вниз! – Слезы струились из ее глаз, когда она бежала за ним вверх. – Да вернись ты, идиотская собака! – орала она.

Он был в дальнем конце мансарды, лая на маленькое окно.

Из дыры, которую она пробила, когда провалилась ногой сквозь пол, поднимался дым.

– Бен! – кричала она.

Тут ей показалось, что весь дом целиком сдвинулся, изогнулся, и пол лестничной площадки под ней стал проваливаться в пламя.

Чарли со стуком захлопнула дверь мансарды и, подбежав к Бену, нажала на задвижку окна, но та заржавела. Чарли надавила на нее сильнее, и рычажок с лязгом отломился. Когда она протаранила стекло своим плечом, вместе с ним треснула трухлявая рама, и Чарли ухватилась за подоконник, удерживая равновесие. Тут она ощутила какой-то сквозняк, и воздух охладил ее лицо. Задыхаясь, Чарли жадно глотала свежий воздух. Но он был полон дыма, и она закашлялась. Внизу – из-за дыма, темноты и слез в ее глазах – нельзя было ничего разглядеть.

Бен приподнялся и обхватил ее лапами, жалобно скуля и царапаясь. Высунувшись наружу, Чарли сложила руки рупором вокруг рта и заорала:

– Помогите! Помогите! Пожар! На помощь!

Ее голос сник до хриплого карканья, утопая в треске и реве пламени. Пол накренился, и она упала на горячие доски. С потолка дождем сыпалась штукатурка и прогнившее дерево.

Наружу. Надо выбираться наружу. Чарли проползла по наклонявшемуся полу к упаковочным коробкам, порылась в той, которую она открывала раньше. Джинсы, еще одни. Связав вместе их штанины, попробовала на прочность. Становилось все жарче. Порывшись в поисках чего-то крепкого, нашла свою старую борцовскую куртку и привязала ее рукав к одной из штанин джинсов.

Бен, лая, понесся к дверному проему. Кто-то стоял там, сквозь дым виднелся лишь силуэт. Это была помощь. Пожарная бригада. С ней будет все в порядке, с ними обоими все будет в порядке. Чувство облегчения разлилось по ней.

– Сюда, – закричала она. – Идите вот сю…

Дым заглушал ее голос. Оставив одежду, Чарли бросилась к двери. Когда дым развеялся достаточно для того, чтобы можно было что-то разглядеть, она замерла в полном ужасе. Там стояла стройная элегантная женщина в костюме для верховой езды, без шляпы, с черными волосами, небрежно свисавшими на лицо.