Текст книги "Расплата"

Часть пятая

В это время в замке родного отца Берты, барона де Кольбе, его вдова и шевалье Робер, вернувшись с очередной пирушки и, как всегда, перебрав с ликером и вином, вновь затеяли ссору. Баронесса Флоранс, хорошенькое личико которой давно утратило свежесть и привлекательность, обрушилась с попреками на брата.

– Ну и пройдоха ты, братец! С чего ты опять решил развлекаться на мои деньги? Счет, что подали в трактире, едва не довел меня до потери чувств! Можно подумать, что ты решил наесться впрок на год!

– Да отвяжись ты со своим вечным нытьем, сестра! Я и не притронулся к блюдам, всего лишь парочка перепелок! Ты сама сметала все, что подали, чудо, что ты не лопнула прямо за столом! Ведь это ты, Флоранс, заказывала такие яства, что у трактирщика глаза на лоб вылезли. И какой прок от этой еды, если ты тощая, как вязальная спица! А все оттого, что вечно злишься и ворчишь.

– Вот тупой осел! – Завизжала баронесса. – В трактире было полно знатных сеньоров, не могла же я заказать кусок пирога или капустный суп. Пусть все знают, что дела у меня идут отлично и я вовсе не знаю нужды в деньгах. Ко мне вполне может посвататься какой – нибудь богатый разиня. Думаешь, сладко мне вечно дожидаться милости от вонючего старикашки из Фонтенельского аббатства, а ты только и знаешь, что висеть камнем на моей шее и тянуть луидоры.

Шевалье швырнул в камин бокал вина и, скривившись от злости, уставился на сестру. Теперь ссора выйдет на славу, может, дойдет дело и до оплеух. Ну и хороши знатные господа – вовсе без стеснения устраивают скандалы в присутствии слуг. Сказать по совести, таких негодных людишек и среди простолюдинов не каждый раз встретишь. Почти каждый вечер начинается с ссоры. Отвратительная семейка, должно быть, господину барону очень повезло, что Господь призвал его так рано. Немногочисленная прислуга давно перестала замечать склоки хозяев, даже любопытство пропало. Что нового можно услышать от вздорной баронессы и ее поганого братца? Вечный спор о деньгах, даже мальчонке посыльному известно, что у господ прямо болезненная страсть – мигом спускать монеты, сколько бы их ни было. Кажется, попади эта парочка в пещеру, набитую золотом, то через день – два начнут побираться, чтобы не помереть с голоду. Несчастной юной баронессе остается радоваться, что ее наследством распоряжается господин епископ, не то девчонке пришлось бы наняться в услужение, чтобы не протянуть ноги. Да, хороши хозяева, только и умеют, что пустить пыль в глаза незнакомым людям. В округе всем известно, чего стоит семейка де Кольбе, вот и шастают подальше от родного городка.

Слуги дожидаются жалования по три месяца, хорошие работники давно сбежали из особняка, остались лишь отъявленные лентяи и пройдохи, которых не взяли бы ни в один приличный дом. А уж если господа не платят вовремя, то к чему надрываться на работе? Подумаешь, дорожки сада и чудесная платановая аллея давно заросли сорной травой, садовнику уютней вздремнуть на солнышке, а горничные вовсе не собираются начищать фальшивую позолоченную утварь, которая от чистки только быстрее облезет. Из экономии камин топят только в спальнях мадам и господина Фернана. И прислуга вечно торчит в кухне, по крайней мере, там тепло. Жаль молоденькую госпожу Стефани – она, бедняжка, дрожит от промозглой сырости наверху в своей спальне. И как это девушка еще не завыла в голос от тоски? Одна ее комната способна повергнуть в уныние. Некогда белая лакированная мебель давно облезла и потрескалась. Из перины торчит пух, несчастная Стефани каждое утро битый час вычесывает из волос перья. Ткань на стенах с милыми бутончиками роз от сырости и холода покрылась темными пятнами. Огромная паутина повисла на балдахине кровати. В ней даже пауку не жилось, видно, нашел более уютное местечко. Две засохшие мухи больше года болтаются в паутине гадким украшением. С тех пор, как старику епископу стали не под силу дальние поездки, девушку возит в аббатство мамаша. Видно, баронесса побаивается, что дочка сболтнет дядюшке правду о своей жизни. Подарки от старика мигом оказываются у мадам, бедняжка Стефани их не успевает и рассмотреть толком. Но как бы стар ни был господин епископ, видно, ум у него прозорлив, нипочем не дает мерзкой парочке распоряжаться наследством барона. Шевалье Фернан и его сестрица, пожалуй, каждый день ждут, когда старикан наконец помрет.

А ведь для приличных и честных людей содержания, что положено дочери барона, хватило бы с лихвой. Что говорить, мадам Флоранс с братцем денег хватает от силы на две недели, а после начинаются склоки, скандалы и вечные попреки в безденежье. Уж господа постарались на славу, пожалуй, совесть и стыд давно покинули их. И вся округа знает их делишки. Взять самого шевалье – за пятнадцать лет пройдоха Фернан успел трижды жениться и трижды овдоветь, обобрав своих жен до последней нитки. И как это ему удалось ловко замести следы? Ни дать ни взять – барон Жиль де Рец2727
  Жиль де Рец – французский барон из рода Монморанси-Лавалей. Прообраз Синей Бороды у Шарля Перро.


[Закрыть]. Должно быть, он в сговоре с нечистью – одна супруга скончалась от неизвестной хвори, вторая расшиблась, упав с лошади во время прогулки, а третья угорела в собственной спальне. Казалось бы, получив наследство, шевалье мог припеваючи прожить до глубокой старости, но все было растрачено быстрее, чем кончился траур. Господин Фернан просадил деньги за карточным столом. Теперь он и рад бы жениться в четвертый раз, да вечные кутежи и попойки изрядно подпортили его прежде красивое лицо. Дряблые щеки дрожали при каждом шаге, а пудра не могла скрыть землистый цвет лица. Подрагивающие пальцы и желтоватые белки глаз выдавали в нем безудержного гуляку и пьяницу. Такая же незавидная участь постигла и его сестру Флоранс. Видел бы несчастный господин барон, в кого превратилась его супруга. Зависть, жадность и тяга к сомнительным удовольствиям иссушили мадам. Белокожая красавица обернулась желчной и тощей, словно хворостина, дамой. Прекрасные голубые глазки давно поблекли, морщинистые веки невозможно было скрыть под щедро накрашенными ресницами. Баронесса отчаянно румянила впалые щеки и высыпала на лицо такой слой пудры, что больше походила на мельничиху. Губы, что она вечно поджимала, терзаясь от зависти к богатству других, по уверениям слуг, походили на куриную гузку. Так что рассчитывать на потерявших голову от любви поклонников не приходилось. И чем уродливей она становилась, тем больше ее раздражала дочь. Лицо Флоранс зеленело от досады, стоило ей увидеть Стефани.

Можно было с утра до ночи толковать, что мать не может так явно завидовать собственной дочери, но никто и не подозревал, что бедняжка Стефани – вовсе не родня господам де Кольбе. Ох, если бы не проклятое завещание, пожалуй, молоденькой баронессе не прожить и до года.

С раннего детства никто не обращал на нее никакого внимания. И мать, и дядя вспоминали о девочке только при старом епископе. Ласковых слов Стефани не слыхала, да и няньки заботились о ребенке спустя рукава. Девушка привыкла, что она крайне раздражает собственную матушку и свыклась с вынужденным одиночеством. Она просиживала в своей спальне целыми днями и спускалась вниз, только когда мать и дядя отправлялись развлекаться. Стефани бесцельно слонялась по запущенному саду, словно тоскливый призрак. Видно, на всем белом свете дождаться любви ей можно было только от дальнего родственника, господина епископа. Но Его Святейшество был слишком занят, а до аббатства путь не близкий. И несчастный заброшенный ребенок влачил свое унылое существование долгие годы, похожие один на другой. Мать даже не удосужилась нанять молодой баронессе учителей, и бедняжка не умела ничего из того, что полагается знать девушке из знатного рода. Флоранс считала, что тратиться на приемную дочку вовсе ни к чему. Ей даже на руку было, что Стефани растет, словно дикарка. Нежное и красивое личико девушки мигом привлекло бы женихов, а отпустить ее из дому – значит, лишиться наследства. Девчонку ни в коем случае нельзя выдать замуж раньше, чем наконец помрет паршивый старикашка священник. И вместе с братом мадам Флоранс не ленилась распускать слухи, что бедняжка юная баронесса, к несчастью, не в своем уме. Да, как ни прискорбно, но милое дитя – словно неразумный младенец, в иной день она и имя свое вспомнить не в состоянии. Того и гляди, понесет ложку в ухо вместо рта.

Местная знать удрученно покачивала головой, пожалуй, в доме де Кольбе не стоит искать невесту для своих сыновей. Какое бы наследство не стояло за несчастной девушкой, но взять в жены полоумную дурочку охотников не находилось.

Когда Стефани едва сравнялось пятнадцать, в особняке появился новый работник, Поль. Парень жил на краю деревни вместе с матерью, вдовой Дюран. С некоторых пор вербовщики так и шныряли возле их дома. Стоит ли такому высокому, сильному и ладному парню киснуть в жалкой деревне? Не лучше ли стать бравым солдатом? Мамаша Дюран не на шутку испугалась, что сын и впрямь уйдет из дому, соблазнившись заманчивыми посулами, эдак она и вовсе никогда его больше не увидит. А вдруг, помилуй Святой Бриак, парень и вовсе погибнет в сражении? По совету соседей вдова и решила отправить сына в услужение к господам де Кольбе. Это место как нельзя лучше подходит для Поля. Особняк барона стоит в глуши, да и по слухам, господа ничего не смыслят в хозяйстве, если парень не заломит цену, то они запросто возьмут работника, сроду не служившего в богатом доме. Пройдет год, два, Поль остепенится, вернется домой, женится и заживет как положено.

Шевалье и впрямь тотчас нанял парня в конюхи за грошовую плату и вскоре позабыл о нем.

Так юноша, что был всего тремя годами старше Стефани, оказался в особняке. Когда он впервые увидал молодую госпожу, что как всегда тоскливо бродила по разбитым плитам садовых дорожек, так и застыл с открытым ртом, выронив лошадиную сбрую. Девушка показалась настоящей феей, таких красавиц он видел только во сне. И парень стал вечно находить занятие поблизости от платановой аллеи, чтобы вновь увидеть молодую хозяйку. Прошло немного времени, как Стефани тоже зачастила на прогулки, даже если небо было хмурым и грозило дождем. Вскоре молодые люди отважились переглядываться, затем девушка начала отвечать на вежливый поклон Поля при встрече. И не прошло и полгода, как Стефани решилась завести разговор, что поначалу состоял из двух – трех фраз.

Поля Дюрана молоденькая баронесса приводила в восхищенный трепет. Ах, как она красива! Такая тихая и робкая. Милое лицо еще не испорчено гримасками жеманства, прекрасные глаза смотрят открыто и доверчиво. И голосок такой нежный, должно быть, ангелы на небесах так разговаривают. У парня все валилось из рук, стоило только Стефани появиться на дорожке сада.

А девушка, возвращаясь в свою унылую спальню, просиживала часами возле окна, вздыхая от странного сладкого чувства. Какое славное лицо у юноши, добрая и открытая улыбка, длинные светлые волосы, что небрежно подхвачены бечевкой. Если в песнях, которые любят напевать служанки, говорится о благородных принцах, они наверняка похожи на Поля.

Затворница Стефани редко видела посторонних мужчин, если только дядюшка шевалье не привозил целую компанию отъявленных картежников, шулеров и пройдох. Да и то, девушку никогда не выводили к гостям, Стефани видела их мельком, через щель бархатных портьер. Нечего сказать, эти мужчины вовсе не могли вызвать трепет девичьих сердец. Грубые, развязные господа, которых приличные люди не впустили бы и на порог. И как это матери и дяде доставляет удовольствие водить с ними компанию? Хотя, сказать по совести, колючие глазки самого шевалье Робера и его злобные узкие губы вызывали у Стефани брезгливость и страх. Бедняжка пролила немало слез, упрашивая Пресвятую Деву простить ей отвращение к родному дяде. Ведь это грех, не любить свою родню. И вечно терзаясь раскаянием, Стефани с покорностью принимала все нападки и грубое обращение матери и дяди. Словом, появление в особняке молодого конюха, так непохожего на тех, кого бедняжка привыкла видеть, стало для нее словно свежим запахом весеннего леса после затхлого чулана.

По счастью, мать и шевалье вовсе не отличались любовью к семейному очагу и возвращались лишь под вечер, а иногда и вовсе не являлись ночевать. И Стефани вовсе не собиралась киснуть в сырой спальне, а с удовольствием бежала к хозяйским пристройкам, чтобы лишний раз повидать Поля.

И теплыми погожими деньками молодые люди запросто покидали поместье, отправляясь на конную прогулку. Благодаря парню Стефани научилась верховой езде, ведь ее мать не позаботилась нанять для этого солидного наставника, как положено у знатных господ. А Поль, преодолев робость перед хозяйской дочкой, тая от восторга, готов был выполнить любое ее желание. Парочка встречалась почти целый год до того, как наконец, хотя бы слуги обратили внимание на странную дружбу между госпожой и простым конюхом. Да и то, если бы бездельницы горничные сами не начали крутиться вокруг миловидного парня, пожалуй, история так и осталась бы тайной.

Отвергнутые девицы разобиделись не на шутку – а не донести ли хозяйке? Где это видано, юная баронесса целыми днями торчит на конюшне или битых два часа пропадает в лесу в компании простого конюха! Вот дела, госпоже всегда найдут подходящего мужа из знатных господ, а бедняжки служанки должны довольствоваться пьянчужкой садовником или жадным пронырой дворецким? Не слишком ли, если к титулу и наследству несносная девчонка получит еще и видного стройного юношу с широкими плечами и смазливым лицом?

И горничные, пряча бегающие вороватые глазки, фальшиво шмыгая носом и теребя края замызганных фартуков, пожаловались мадам, что конюх Поль настолько обнаглел, что решился приударить за юной госпожой. И как ни прискорбно, молодая хозяйка вовсе не против этого.

Но сплетницы выбрали вовсе не подходящее время, баронесса была зла, как голодная кошка, у которой из – под носу сбежала мышь – она в пух и прах проигралась в карты и осталась должна кругленькую сумму жене господина прокурора. Вино, что должно было смягчить поражение, ударило в голову и, разорвав кружевной веер пополам, мадам грубо заорала, чтобы служанки убирались прочь и оставили ее в покое со своими глупыми разговорами.

Шевалье, что спокойно потягивал наливку и слышал весь разговор, ухмыльнулся и, тайком нащупав в кармане золотую монету, которую успел вытащить у разини – сестры, произнес:

– А что, Флоранс, может, выгнать взашей этого деревенского увальня? По округе могут пойти сплетни.

– Ты еще начни меня поучать, проныра! У меня голова идет кругом, никак не могу вспомнить, куда подевались еще пять луидоров! Неужто госпожа Гренье, жирная кобыла, выставила меня на такие деньжищи, а ты суешься читать мне проповедь! – Завизжала баронесса. – Какое мне дело, что станут говорить об этой никчемной девчонке? Ишь ты, невидаль, паршивка строит глазки конюху. Забыл, откуда мы ее взяли? Чего ждать от этого нищего сброда, деревенский громила даже слишком хорош для нее.

Фернан Робер разразился глупым хихиканьем.

– Это верно, у простолюдинов дурная кровь, хотя, девчонка и впрямь выросла красоткой, как и обещала повитуха.

– Ха, красоткой! Я в ее годы была куда красивее. Она только и годится в подружки нищему слуге.

– Интересно, сестра, а хромой младенец, что родился той ночью, жив ли он?

– Вот паршивый баран! Ты совсем решил испортить мне настроение? Почем я знаю, мне вовсе нет дела до этого! Надеюсь, ее косточки давно сгнили – она еле дышала, когда ее увезли.

– Не смей называть меня бараном, сестра, из нас двоих именно ты всегда была тупой, словно винная пробка! – Покраснев от злости, прошипел шевалье. – Вечно попадаешь в глупое положение, если бы не я, то сейчас растила бы жалкую калеку или вовсе осталась без гроша, умри младенец еще до крестин. Жаль, что мы не удостоверились, жива ли родная дочь проклятого барона.

– Да на что тебе это?

– Вообрази, если она вдруг объявится, и правда выплывет наружу?

– Знаешь, братец, пожалуй, ты все же глупее меня. – Ухмыльнулась Флоранс. – Даже если жалкая хромуша жива, ей нипочем не узнать о настоящих родителях. И даже узнав правду, она не смогла бы доказать свое родство.

– Пожалуй ты права, сестра. Стало быть, мы в безопасности. Скорей бы уж помер зануда епископ. Получим деньги и наконец вытолкаем взашей эту навязанную девку, чтобы не мозолила глаза.

И баронесса с братцем вновь погружались в свою разудалую жизнь, где вовсе не было дела до бедной сироты Стефани.

И конечно, девушка не преминула пользоваться таким отношением в своих интересах. Молодые люди все больше очаровывались друг другом, и когда Стефани слышала за спиной злословие служанок, наивно удивлялась – что плохого в ухаживаниях Поля? Разве он не красив, молод и силен? Ведь каждая девушка в мечтах представляет будущего жениха именно таким. Она так привыкла, что занимает в доме самое последнее место и на нее не обращают внимания даже слуги, что никак не могла почувствовать пропасть между своим титулом и простым работником. Отчего это горничные судачат, что этому браку никогда не свершиться? Разве для него нужно что – нибудь, кроме любви?

В злополучный день, когда на особняк барона де Кольбе напал Жак Красавчик со своими дружками в надежде поживиться, никто из слуг и пальцем не пошевелил, чтобы спасти юную баронессу. За свою безудержную храбрость пострадал один только Поль. Ему крепко досталось от грабителей, ведь парень едва не пристукнул одного из них в попытке защитить Стефани. Эта история надолго стала предметом насмешек для разбойников. Виданное ли дело – обычный конюх готов пожертвовать жизнью из – за хозяйки. Не дворецкий, не два разленившихся лакея, а попросту нанятый на черную работу слуга. Связанный по рукам и ногам Поль провалялся в амбаре больше часу, и если бы молодая госпожа в тревоге не помчалась на конюшню, так и остался бы до следующего утра без помощи.

Мадам Флоранс положенное время визжала и осыпала отборной бранью нерадивых слуг, что не защитили хозяйское добро, а господин шевалье похлопал Поля по плечу и пообещал непременно прибавить ему жалование.

Парень, с заплывшим глазом и рассеченной губой, лишь криво улыбнулся – ему и обычную плату задерживали больше чем на полгода, куда уж ждать прибавки. И сказать по совести, он нипочем не полез бы на рожон за хозяйское добро или даже за жизнь самих господ. Если бы не страх, что Стефани грозит опасность, здоровяк Поль и пальцем бы не пошевелил.

Его Преосвященство, господин епископ, старел, слабел, но вовсе не собирался помирать. Баронесса Флоранс зеленела от злости, когда по приезду в аббатство видела старика сидящим в кресле, а не смирно застывшим в гробу. Издевается он, что ли? Мрут люди и помоложе него, он, видно, решил жить вечно. Нудный старикан все мечтает присутствовать на свадебной церемонии своей племянницы. Вот мило! Эдак все деньги уплывут к паршивой нищенке из семейки пропоиц! А мадам останется только локти кусать, да жалеть зря потраченные годы. Что же придумать? Брат вовсе отупел от пьянства и не может дать мало – мальски дельный совет. Жаль, что резиденцию старикана так тщательно охраняют, баронесса с огромным удовольствием подсыпала бы ему яду.

Меж тем зима, к радости бедняков, подходила к концу. Это у знатных господ голова не болит о том, где раздобыть угля. К их услугам всегда резвые лошади, удобный экипаж и теплая одежда. А простому люду остается надеяться лишь на ласковое солнце, да на сносную дорогу, что не раскисла от грязи в дождь и не исчезла под снежными сугробами.

Никогда еще Берта не ждала весны с такой радостью. Время, проведенное в обители, не прошло для нее впустую. Настоятельница позволила девушке посещать все уроки, что давались дочерям зажиточных горожан. Берта старательно училась письму и грамоте, приличным манерам, а рукоделие и так удавалось ей лучше всех. Это уж была заслуга приемной матери. Девицы на занятиях изнывали со скуки, ведь для них обветшалые монастырские стены были сродни наказанию, и посмеивались над хромушей, что слушала, открыв рот, все проповеди. Хихикали над скромным застиранным передником и домотканым чепцом. Ко всему жалкому облику, бедняжка носила простые сабо, в то время как они щеголяли в изящных башмаках с костяными пуговицами. При всем этом, девушек мучила отчаянная зависть к более богатым ровесницам, отданным на обучение в монастыри Парижа и Руана. И желая приглушить свои страдания, они с удовольствием глумились над хромоножкой. Ведь, говоря по совести, цель обучения сводилась к одному: предстать в выгодном свете перед будущим женихом, а после не ударить в грязь лицом в приличном обществе. И каждая надеялась, что именно ей достанется достаточно богатый муж, чтобы не засорять свою хорошенькую головку мыслями о шитье и хозяйстве. На что же тогда слуги? И когда монахини хвалили Берту за самую красивую вышивку, девицы лишь пожимали плечами – а что еще ждать от жалкой нищенки? Такие, как она, и должны этим заниматься, глядишь, заработает на кусок хлеба. Ведь не ей же, хромоножке – бесприданнице, ждать жениха. А если и найдется, то вовсе завалящий бедняк, так что работать не покладая рук – самое подходящее для нее занятие.

Форестье словно таял вместе с просевшим от тепла снегом. Глаза Берты наполнялись слезами, когда старик приходил навестить ее. Казалось, что весенний ветер запросто сдует беднягу Дамьена с дороги и унесет в небо, как высохший древесный листок. А ведь так славно все шло! Девушка наконец смогла сама отправить весточку Эжену Половинке и даже получила ответ. Половинка выражал искреннюю радость, что сестра его дружка жива и здорова, и заклинал всеми Святыми не покидать обитель, пока Красавчик сам не явится за сестрой. Иначе они так и будут ходить друг за другом, словно в глупой сказке.

Еще одним поводом для радости стало обещание настоятельницы взять Берту с собой на Пасху в Фонтенельское аббатство. Может, ей повезет вновь увидеть господина епископа?

Ох, только бы несчастный Форестье сумел продержаться до ее возвращения. Изможденный вид старика пугал ее не на шутку. И хотя он изо всех сил пытался показаться бодрым, настаивал, что вовсе не нуждается в помощи, Берта не верила ни единому слову. Что ж, видно настал ее черед позаботиться о том, кто так долго заботился о ней.

Конечно, Берта готова была хоть сейчас покинуть стены обители и наняться в работницы, чтобы избавить бедолагу от работы. Но Форестье тотчас начинал отговаривать девушку от такого опрометчивого шага. Как так? Она опять хочет разминуться с братом? Или пропустить поездку в аббатство? Одной ей нипочем не добраться, да и епископа она наверняка не увидит. А кармелиток обязательно проведут в покои Его Преосвященства, до слез жаль упускать такой случай.

К светлому празднику и погода была на радость. Небо было таким чистым и прозрачным, что солнце за день успело прогреть и высушить землю. Крохотные листочки окутали деревья нежной зеленой дымкой, запах свежести кружил голову и заставлял сердце биться чаще, словно ожидая радостного события. Берта с монахинями выехали еще на рассвете. Хозяева Форестье, отстояв утреннюю праздничную мессу, позволили себе небольшой отдых. Конечно, работник тоже может полениться ради такого дня, пусть только отнесет гостинцев к родне хозяйки, это недалеко, возле самой гавани, где живут рыбаки. К слову сказать, родство это дальнее и в гости звать их негоже. Но в такой день не грех вспомнить и дальних родичей. Они получат корзину с пирогом и бутылкой вина, а сами Тревили успокоят совесть добрым поступком.

Форестье осталось взять тяжелую поклажу и отправиться в путь. Родня госпожи Тревиль жила в бедной рыбачьей хижине на самом конце деревни, за городом. И когда старик наконец доковылял до места, было далеко за полдень. Худые и хмурые родственники исподлобья оглядели посыльного и вместо благодарности завистливо проворчали, что одни живут, словно господа, а другие должны ждать подачек. Бедняге Форестье не предложили даже стакана воды и, забрав корзину, захлопнули дверь. Шатаясь от усталости, он двинулся в обратный путь. Но стоило ему выйти на дорогу, как небо начало стремительно темнеть; не прошло и минуты, как налетевший ветер мигом нагнал тяжелые тучи. Глухой рокот приближающейся грозы заставил рыбаков юркнуть по домам и прикрыть ставни. Старик беспомощно огляделся, он оказался в непроглядной темноте, и ни единой души вокруг. Форестье пытался прибавить шагу, в надежде отыскать укрытие, но собственная слабость и сильный ветер превращали каждый шаг в невыполнимую задачу. Беднягу швыряло по пустынной дороге, словно щепку. Внезапная резкая боль в сердце заставила его охнуть и согнуться чуть ли не до земли. Силы совсем оставили несчастного старика. Превозмогая страшную боль, что словно разлилась по всему телу, он упал на колени.

– Должно быть, я помираю… Господь милосердный, благодарю тебя, даже если моя душа отправится прямиком в ад. Наверное, я заслужил прощение, если посылаешь мне смерть, как обычному человеку. – При этих словах блеклые глаза Форестье наполнились слезами. – Прости меня… Прости за все, милосердный Отец! Я с радостью принимаю Твое решение, прошу лишь об одном – не оставь своей милостью маленькую хромоножку. – Старик осенил себя крестом и, сложив ладони, зашептал слова молитвы, что не произносил без малого восемь лет.

Страшный удар грома разорвал тревожную тишину, и яркая молния, словно копье, вонзилась в землю, на мгновение осветив своей вспышкой застывшего в молитве Форестье.

Стоящий у крошечного оконца бедной лачуги мальчик обернулся вглубь комнаты и крикнул:

– Отец! Молния прибила какого – то бедолагу неподалеку от коновязи.

– Что ты придумываешь, Сатюрнен! Отойди от окна и лучше прочти молитву. Экая гроза, как бы не спалило амбар.

– Да говорю же! Молния ударила прямо в человека, вон там, на дороге, он так и лежит, взгляните сами.

Родители поспешили к окну.

– Святая Тереза! Действительно, там кто – то лежит! – Воскликнула женщина.

– Дай – ка фонарь, Маргарита, пойду погляжу.

– Ох, нет! Ксавье, не ходи, вдруг тебя тоже прибьет, что мы будем делать? – Плаксиво заверещала женщина.

– Да не кликай ты на меня беду раньше времени! Вдруг бедняга еще дышит, это грех – смотреть, как человек помирает, и не оказать помощи. А если он преставился, надо сообщить, как положено – негоже мертвецу лежать на дороге.

Мужчина набросил полинявшую накидку и решительно направился к выходу. Жена и сын словно прилипли к окну и напряженно следили за тусклым светом фонаря сквозь стену дождя.

Чем ближе рыбак подходил к упавшему человеку, тем светлее становилось небо. Раскаты грома становились глуше, только моросящий дождь никак не унимался. Ксавье склонился над беднягой и громко закричал:

– Эй, Маргарита, Сатюрнен, бегите сюда, этот человек жив! Но мне одному не дотащить его до дому.

Кое – как семья рыбака уложила Форестье прямо на полу своей лачуги.

– Он, должно быть, ранен? – шепнула жена.

– Нет, скорее, бедняга чувств лишился, надо бы дать ему вина. Сатюрнен, сынок, беги к тетке Аделаиде, пусть придет сюда, пожалуй, она знает, что нужно делать.

Юркая тощая старушонка, поджав губы, оглядела находку.

– Ничего страшного, такой здоровяк, должно быть, проживет еще немало лет. Видно, его святые уберегли от смерти. Говорите, его молнией ударило?

– Я сам видел! – Запальчиво бросил мальчик. – Он стоял на коленях, а потом сверкнуло и бедолага свалился на землю и затих.

– Вот маленький выдумщик! Значит, молния ударила рядом. Попади она в цель, остались бы одни головешки. Хм, а вы его знаете? Откуда взялся этот парень?

– Впервые вижу. – Покачал головой рыбак. – Давайте напоим его вином, может, быстрее очнется.

Форестье медленно открыл глаза и с удивлением обвел взглядом незнакомые лица, склонившиеся над ним.

– Пресвятая Дева, куда я попал? – Произнес он хриплым голосом.

– Да уж точно подмечено, приятель, Пресвятая Дева – первое, что приходит в голову в твоем случае. – Хмыкнула старуха. – Видно, тебе стоит поставить свечку и заказать мессу за спасение. А впредь, если вздумаешь перебрать с вином или вздумаешь навещать девчонок, оставайся у них, чтобы переждать непогоду.

– Я… Я не пойму тетушка, о чем вы? – Пробормотал Форестье.

– Если доживешь до моих лет, поймешь, – рассмеялась старуха.

Дамьен с удивлением уставился на нее. Но стоило ему немного приподняться, опершись на руки, как старая рубаха с резким звуком треснула на спине. Форестье замер, уставившись на свои руки, словно видел их впервые. А затем, резко вскочив на ноги, бросил на хозяев безумный взгляд.

– Ради всего святого, добрые люди, есть у вас хотя бы осколок зеркала?

– Ох, силы небесные! Должно быть, парень спятил. – Шепнула Маргарита.

– Откуда у нас зеркало, приятель? Мы люди бедные. – Оторопело ответил рыбак.

– Ну и дела. – Закивала старуха. – Недавно лежал, словно покойник, а все думает о внешности. Я тебе и без зеркала скажу: ты, конечно, довольно смазлив и видно, девчонки сходят по тебе с ума, но парню негоже так кичиться своим лицом. На свете много мужчин и покрасивее.

Но Форестье словно не слышал этих слов, он бросился к чану с водой и уставился на свое отражение.

Семья рыбака, разинув рот, смотрела за странным безумцем. Видно, парня и впрямь пришибло не на шутку, или хмель никак не выйдет из молодого гуляки.

Меж тем Дамьен, вдоволь насмотревшись на свое отражение и обернувшись к испуганным беднякам, улыбнулся счастливой улыбкой.

– Добрые люди, где бы срочно раздобыть лошадь с повозкой? Я щедро награжу и возницу, и вас за помощь.

– Хм, по твоему виду, парень, не скажешь, что твои лохмотья подбиты золотом. – Поджав губы, произнесла старуха. – Но если раздобудешь пять экю, мой зять может отвезти тебя куда потребуется. Но уговор – Ксавье поедет с вами, двоим будет легче отбиться, если вздумаешь отобрать и телегу, и лошадь.

– Ох, тетушка, пожалуй, ваш зять будет помнить об этой поездке всю жизнь. – Рассмеялся Дамьен, поводя широкими крепкими плечами.

Старуха отправилась за повозкой, а жена рыбака плаксиво зашептала мужу в самое ухо:

– Не связывайся, муженек, смотри, какой здоровяк этот незнакомец, он заманит вас в глушь и пристукнет. Стоит ли погибать за чужое добро? Хочешь оставить нас с сынишкой сиротами за чужую повозку и тощую кобылу?

– Прекрати ныть, Маргарита! Бриан – мой товарищ, не стану я подвергать его жизнь опасности, поеду с ним. Да с чего ты взяла, что незнакомец непременно разбойник?

– Как же иначе одетый в лохмотья может обещать награду? Он, видно, жулик и нарочно заманивает простаков.