Текст книги "Бриз для двоих"

Глава 12

Какое-то время Рэй не мог решиться снова появиться у дома миссис Краун. Он даже не мог заставить себя позвонить. Он вынужден был признать, что боится этой женщины. Но дел в городе у него не было, и он медлил с отъездом только из-за Джуди. Сначала он надеялся, что рано или поздно она сама придет домой, хотя бы для того, чтобы навести в пустующей квартире порядок. Но ее, похоже, совершенно не волновало, в каком состоянии находится их совместное жилище. И он перестал ждать. Но что-то все же удерживало его здесь, какое-то упрямство. Рэй и сам уже не знал, действительно ли ему так необходима эта встреча, это объяснение. С каждым днем ему все меньше хотелось прилагать какие-то усилия, чтобы претворить в жизнь свой план. Эмили обладала завидным даром убеждения, он все чаще вспоминал ее слова и подсознательно уже готов был согласиться с ее доводами, хотя перед самим собой делал вид, что это не так. «Вы, как я полагаю, более подходящая пара для моей дочери, чем для Джуди. Она не нужна вам, так зачем же вы ее мучите?» – так сказала ему миссис Краун. Может, она права? И он искусственно пытается сохранить изжившие себя отношения? Способен ли он так измениться, чтобы подобных ситуаций больше не возникало? Ведь и сейчас его тянет не столько к Джуди, сколько к Норе, такой же заносчивой и высокомерной, как и ее мать. Джуди он, кажется, уже потерял… Нору тоже. Вернуть? Но кого из них? Он не мог понять самого себя, не мог ничего решить. Однако надо было все-таки возвращаться к делам, и напоследок он решился заехать на Эшли-стрит.

Рэй чувствовал, что этот визит сам собой решит что-то. Если ему суждено быть с Джуди, значит, они увидятся и поговорят, если же этого не произойдет – значит, судьба распорядилась иначе, и ему останется только покориться ей. И что тогда? Попробовать вернуться к Норе? Нет, это еще безнадежнее… Она обдаст его таким холодом, что он не оттает до самого лета. Но, черт возьми, почему он должен непременно связывать свою жизнь с какой-то из этих двух женщин? Разве не прекрасна свобода? Свобода от всех обязательств, от всех привязанностей! К тому же, давно уже пора заглянуть в Гринвилл, навестить маму и сестер…

Итак, сначала Чикаго, потом Нью-Йорк, и вновь на юг, в родной Гринвилл. Но до отъезда все же надо попробовать увидеться с Джуди – хотя бы для того, чтобы выяснить, что же решила судьба.

Берта зачерпнула ложкой выделившийся из тушки сок и равномерно полила уже подрумянившуюся индейку. Едва она закончила эту процедуру, как кто-то позвонил в дверь. Ворча на ходу, что вечно ей мешают заниматься ее прямыми обязанностями, Берта пошла открывать. На пороге стоял тот самый мужчина, которого велено было не принимать и на звонки которого отвечать отказом позвать Джуди. Выражения лиц Рэя и Берты в эту минуту были одинаково растерянны: Берта оказалась перед необходимостью дать решительный отпор, а Рэй искал в себе решимость взять крепость приступом.

Но ни один из них не успел еще произнести ни слова, как за спиной Берты послышались шаги.

– Кто там, Берта? – услышал Рэй голос миссис Краун.

– Это я, – ответил он, опередив прислугу.

– Возвращайся к индейке, Берта, – сказала Эмили. – Входите, Рэймонд. Вы не возражаете, если я буду вас так называть? – Изумленный Рэй неопределенно пожал плечами. – Ну, что же вы стоите?..

Усадив гостя в глубокое кресло в гостиной, она села напротив и, выпрямившись, улыбнулась.

– Вы удивлены, не так ли? Совсем недавно вас не пустили дальше крыльца этого дома, а теперь… Не хотите ли кофе? – Рэй отрицательно помотал головой. – Да, наверное, стоит выпить что-нибудь покрепче… Вы знаете, мне не дают пить. Представляете, даже кофе – только без кофеина! А уж об алкоголе и речи быть не может… Но ведь сегодня День Благодарения, праздник…

В руках у Рэя оказался низкий бокал.

– Коньяк недурной, не правда ли? – Эмили отпила пару глотков и поставила свой бокал на стол.

Рэй поступил так же.

– Не скрою, вы и сегодня вполне могли оказаться перед закрытой дверью, если бы… – она развела руками, – если бы Джуди не уехала.

– Как? – выдохнул Рэй.

– Да, к своим родным, вы, наверно, знаете, куда…

– Она даже не заехала домой, – совсем растерявшись, пробормотал он.

– Но речь не о том, – продолжала Эмили. – В прошлый раз я была резка с вами. То, что сейчас я говорю другим тоном, вовсе не означает, что я изменила свое мнение. Нет, могу повторить вам все то же самое. Но, Рэймонд! Я хочу, чтобы вы сами поняли, что я права! У ваших с Джуди отношений нет будущего, и вы, я думаю, рано или поздно придете к такому выводу. Все когда-то кончается, но лучше остановиться вовремя… Понимаете ли вы, что я хочу сказать?

– Да, – ответил он, глядя в пол.

Он хотел знать, что диктует ему судьба. И вот она диктовала свои повеления голосом женщины, сидевшей в кресле напротив.

– Вы можете и дальше портить ей жизнь. Я вряд ли смогу помешать вам. Но, во имя всего святого! Ведь она, наверное, все еще дорога вам…

Рэй молча кивнул.

– Так пожалейте ее! Она совершенно измучена. Она никогда больше не сможет поверить вам. И прошлое, как бы оно ни было дорого вам обоим, останется только прошлым… Решайте сами, – Эмили слегка наклонилась в его сторону и протянула ему руку, – решайте. А сейчас… – она пожала его пальцы своими, показавшимися Рэю очень хрупкими, и поднялась, – подождите немного.

Она удалилась, и Рэй перевел дух. Да, она совершенно права, она просто сказала за него то, в чем он боялся признаться самому себе: у них с Джуди все кончено. Впервые эта мысль не причинила ему никакой боли, лишь сознание собственного одиночества отозвалось гулкой пустотой…

Но чего же он ждет и почему не уходит? Рэй предчувствовал, что ему приготовлен еще какой-то сюрприз, и не был уверен, что он окажется приятным.

В гостиную кто-то вошел. Рэй сидел спиной к двери и боялся обернуться. Так что, это была шутка? Джуди все же здесь и старуха просто подготовила его к разговору?

– Мама сказала, что ко мне пришли, – узнал он знакомый голос, – однако, должна признаться, меньше всего я ожидала увидеть тебя.

Они стояли друг напротив друга.

– И ты разочарована? – спросил Рэй, скользя взглядом по ее лицу.

– А ты как думаешь? – без тени улыбки вопросом на вопрос ответила Нора.

– Я думаю, ты все-таки рада меня видеть.

– Ты самонадеян.

– Но разве я не прав?

Они не отрывали друг от друга жадных немигающих глаз.

– Как ты нашел меня?

– Адрес твоей матери находится в городской базе данных.

– Простой способ.

– А что, я должен был объездить всю округу и совершить при этом несколько подвигов?

– Это было бы неплохо…

– Нора! – Рэй больше не в силах был сдерживать себя.

– Я соскучилась по тебе, – ответила она. «Судьба?» – подумал Рэй, на мгновение оторвавшись от ее губ.

Тяжелый период в жизни Фрэнка закончился, во всяком случае, ему так казалось. Боль немного отпустила, и дышать стало легче… Но ему не хватало некой точки опоры, чего-то, что придало бы жизни смысл, озарило бы ее ясным светом…

В начале ноября, когда с неба сыпал крупный мокрый снег, и было ветрено и сыро, Фрэнк оказался в одном городишке, почти ничем не отличающемся от других мелких французских городов. Художника, к которому он ехал без предупреждения, в этот час не было дома, и Фрэнк решил прогуляться по окрестностям, заранее представляя себе все, что может увидеть.

Его ожидания оправдались: церквушка двенадцатого века, местный замок, памятник «A nos morts»[8]8
  «Нашим усопшим» – фр.


[Закрыть] и табличка на одной уютной вилле: «Petit nid».[9]9
  «Маленькое гнездышко» – фр.


[Закрыть] После шумного многолюдного Парижа здесь можно было отдохнуть душой.

Хозяин дома принял его по-провинциальному радушно. Фрэнк посмотрел его новые работы и отобрал две из них для выставки. На кухне суетилась сестра Жюльена, Анни, и оттуда неслись дразнящие запахи. Когда они сели за стол, Фрэнк почувствовал, что по-настоящему голоден. На деревянном, выскобленном до белизны столе дымились горшочки с луковым супом, хлеб был нарезан крупными ломтями, из высокого тяжелого кувшина в толстостенные стаканы полилась струя красного вина… Фрэнк был очарован неторопливой обстоятельностью и простотой почти деревенского быта этой семьи. Белые руки Анни принесли рубленое мясо с бобами и морковью, покрытые золотистой корочкой сырные шарики и тушеные каштаны, только что снятые с огня и обжигающие пальцы…

Художник курил трубку, протянув ноги к камину, и для полноты картины ему не хватало только бороды. Анни, стоя на коленях на стуле, склонилась над белокурой кудрявой головкой дочери, монотонно заучивающей:

– I shall read, he shall read…

– He will read, – поправила девочку Анни.

– He will read, – повторила белокурая Софи. Анни исподлобья взглянула на Фрэнка. «Трудный у вас язык!» – сказал ее взгляд. Фрэнк улыбнулся.

Он остался ночевать у гостеприимных хозяев и провел с ними весь следующий день, потому что его машину пришлось отправить на небольшой ремонт в местную автомастерскую. Его общество, кажется, не только не тяготило брата и сестру, но даже было приятно им, а ему и вовсе было по-настоящему хорошо.

Жюльен снарядился для «похода на этюды» и ушел бродить по окрестностям, Фрэнк остался в доме. Просматривая небольшую библиотеку художника, он, по возможности незаметно, наблюдал за его сестрой. Но его внимание не осталось незамеченным ею. Проходя мимо Фрэнка, она каждый раз улыбалась, глядя в его сторону, хотя он и делал вид, что поглощен перелистыванием пожелтевших страниц старых изданий. Фрэнка восхищала та ловкость, с которой Анни справлялась с повседневной работой, будто это и не стоило ей никаких усилий. Ему нравились ее движения…

Когда она собралась за покупками, он увязался за ней. Протягивая Анни длинную булку, продавщица так пристально взглянула на Фрэнка, что сестра художника смутилась. Фрэнк заметил это и потом, когда она вошла в следующий магазинчик, уже не стал заходить вместе с нею, а остался ждать на улице. Она словно поняла, почему он это сделал, и благодарно улыбнулась ему.

Отнеся покупки домой, они отправились к школе – встречать Софи после уроков. Говорили они немного, но Фрэнк понял, что Анни далеко не глупа, остроумна, но не многословна и не смешлива. Редкие качества для женщины! Он был очарован ею, ему все больше нравилось ее лицо, ее походка уже казалась ему восхитительной… Давно забытое ощущение, будто что-то легко щекочет душу, – ощущение зарождающейся влюбленности постепенно охватывало его.

Кругом было бело, снег скрипел под ногами, воздух был свеж и пахуч. Софи прыгала вокруг них на одной ноге, Фрэнк увлеченно болтал обо всем на свете, а Анни улыбалась и наклоняла голову то к одному, то к другому плечу. В этом ее движении было что-то очень трогательное, и Фрэнк уже знал, что запомнит этот жест и, заметив его у кого-то другого, непременно вспомнит эту женщину, ее улыбку, снег, тишину и запах морозного воздуха…

Темнело. Оттого, должно быть, снег казался каким-то неестественно, неправдоподобно белым. В парке он еще не был исхожен, и они бродили между деревьями, протаптывали дорожки, стараясь ступать след в след. Потом Софи бросила во Фрэнка снежком, от неожиданности он взвизгнул не хуже любой школьницы, что, наконец, рассмешило Анни. Они принялись лепить снежки и, запуская их друг в друга, носились по всему парку… Потом Фрэнк споткнулся и упал, а Софи вскочила на него верхом и принялась осыпать снегом, приговаривая: «Вот тебе, дракон, получай!» А он, вывернувшись, погнался за ней с криком: «Да, я дракон и сейчас спалю тебя своим огнем!» Время от времени в этой беготне он улучал возможность коснуться Анни, обнять ее, создавая видимость шуточной борьбы. А она смеялась, и глаза ее сияли…

Вдруг, в тот момент, когда они, переводя дух, оказались друг напротив друга, Софи подбежала к матери и что было сил толкнула ее сзади… Анни оказалась в объятиях подхватившего ее Фрэнка…

– Поцелуйтесь! – крикнула маленькая проказница.

Смутившись, Анни отодвинулась от Фрэнка.

– Простите, – пробормотала она. – Софи растет без отца… И вы ей очень понравились.

Девочка стояла в сторонке и, насупившись, смотрела на них.

– А по-моему, она ревнует, – сказал Фрэнк.

– Да, и это немножко. Хотя… как это глупо!

– Вы думаете? – прищурился Фрэнк. – Дети все чувствуют. Во всяком случае, она крикнула именно то, чего мне хочется весь сегодняшний день…

Анни молча отвела взгляд.

– Я дракон! Береги-ись! – закричал Фрэнк и снова сорвался с места вслед за припустившей девочкой.

Всю дорогу до Парижа он вспоминал Анни, ее сияющие глаза и этот крик Софи: «Поцелуйтесь!» Какого черта он спасовал, ведь можно было последовать приказу, сделав вид, что это только игра… Нет, нет, Анни не та женщина… А снег кружился в свете проносившихся мимо фонарей, снег летел в лобовое стекло, слепил глаза белизной, заносил дорогу и жизнь…

На открытие выставки вместо Жюльена приехала Анни, что стало для Фрэнка приятной неожиданностью. Он часто вспоминал ее за прошедшие несколько недель – так всегда бывало, когда его отношения с женщиной обрывались в самом начале, еще не успев принять какую-то определенную форму. Анни приехала вместе с дочерью.

– Я решила, что пора показать ей Париж, – сказала она, когда они разместились за столиком в кафе и Софи принялась расправляться с высокой горкой разноцветного мороженого.

– А она никогда прежде здесь не бывала?

– Да нет, она даже родилась здесь… – Анни опустила глаза. – Мы жили здесь с мужем три года, прежде чем уехали в Алжир.

– Вот как!

– Но Софи вряд ли что-то помнит, ей было два с половиной, когда мы уехали.

– И долго вы были в Алжире? Анни усмехнулась:

– Тоже три года, как-то все подчиняется принципу троичности…

– А потом?

– Потом я вернулась домой, и вот скоро… три года, как мы живем вместе с Жюльеном.

Фрэнк засмеялся:

– Значит, грядут перемены? Приближается роковой срок?

На этот раз Анни даже не улыбнулась, напротив, очень серьезно взглянула на него:

– Не знаю. Мы ладим, нам хорошо. Всем троим. Но… кто знает…

Фрэнку показалось, что ее слова как-то относятся к нему. Уж не думает ли она, что он может изменить ее жизнь? Женится на ней, удочерит Софи и заберет их в Париж? Эта мысль его неприятно царапнула. Отчего женщины, почувствовав мало-мальски не пошлый интерес к себе, молниеносно вцепляются своими прелестными щупальцами в того, кто может взять на себя всю ответственность, решить все проблемы? Почему им всегда нужен поводырь, спаситель? Почему они не могут сами преобразить свою жизнь? Вот он, Фрэнк, смог же пересилить себя, а женщина в подобной ситуации выпадает из жизни не на месяц-два, зачастую ее жизнь прерывается на долгие годы, хотя им-то, увядающим так быстро, как раз нельзя терять драгоценного времени! И пока не найдется кто-то, кто захочет спасти ее, она не живет, а лишь страдает и ждет… Черт возьми! Если она хочет в Париж, так пусть и едет, но он-то, Фрэнк Дорсон, здесь при чем?

Наверное, эти мысли отразились на его лице, потому что Анни как-то особенно пристально посмотрела на него, словно пытаясь разгадать, о чем он думает…

Снега не было, и, казалось, им обоим не хватало того скрипа под ногами, той белизны…

– Нотр-Дам! – сказала Анни. – Я даже забыла, как это красиво…

Своды уходили ввысь, к небесам… Фиолетовые с розоватостью витражи, застывшие каменные фигуры… И подсвеченные гладиолусы у подножия Мадонны, и тишина… Софи ерзала на прохладной деревянной скамье, глазея по сторонам. Фрэнк держал руку Анни в своих ладонях, а она словно и не замечала этого, устремив взгляд под своды собора.

Она нравилась Фрэнку, очень нравилась. В ней был покой, тихая улыбка светилась на ее лице и была самой сутью ее натуры. Почему-то ему всю жизнь встречались совершенно другие женщины: страстные, импульсивные, властные. А может быть, просто именно такие нравились ему. Раньше. А теперь, теперь хотелось чего-то совсем иного. Такие, как Анни – редкость, счастливая находка. Что произошло у нее с мужем? Ведь это просто ангел, а не женщина. Глядя на то, как она легко и нежно касается золотистых мелких цветков зимнего жасмина, Фрэнк вспомнил, как заподозрил ее там, в кафе, в посягательстве на его свободу. Ему стало стыдно. Ведь надо было додуматься! Да даже если и так, он должен быть только счастлив. Это то, что ему нужно. Покой, ласка, нежность, забота… Верность, преданность… А не жениться ли? А?

Сначала она отказалась остановиться у него.

– Нам надо ехать домой.

– Но ведь не сегодня же! Уже поздно. Я понимаю, что вас смущает. Но ведь я останавливался у вас, считайте это ответным жестом гостеприимства с моей стороны.

– Это совсем другое дело, и вы это понимаете, – покачала головой Анни. – Не надо лукавить.

Фрэнк заглянул ей в глаза:

– Тогда не лукавьте сами. Вам ведь хочется остаться. Так зачем подчиняться каким-то условностям? Вы боитесь сплетен? Но ведь это Париж, у вас не осталось здесь никаких знакомых, чьих же пересудов вы боитесь? К тому же, – он взял за руку Софи, – ребенку пора в постель. Да и вам надо отдохнуть. Я не отпущу вас, слышите?

И она повиновалась.

Утомленная за день девочка быстро заснула. Анни мелкими глотками пила разогретое вино и внимательно слушала болтовню Фрэнка. Бесценное качество для женщины! Каждая мало-мальски умная женщина знает, что для мужчины необходимо сосредоточенное и восхищенное внимание. Женщина, умеющая слушать, слушать и удивляться всему, что бы ни рассказывал мужчина, пусть даже он несет полный бред, может быть уверена в том, что он уже более чем наполовину ее.

Конечно, он попробовал поцеловать ее. Но она не далась. Фрэнк отсел и насупился. Потом взглянул на нее и изумился: глаза Анни были полны слез, но на губах – все та же тихая улыбка. Лицо ее светилось, озаренное этой улыбкой, и даже слезы сверкали маленькими бриллиантами. Фрэнк опустился на колени перед этой странной прелестной женщиной и поцеловал ее безвольно опущенную на колени кисть. Потом другую. Анни робким движением коснулась его волос. Он, наконец, понял: это страх, она боится поверить, боится снова разочароваться. Мысль о том, что он ни за что не должен позволить себе хоть чем-то обидеть эту женщину, мелькнула в его голове. На мгновение он испугался той ответственности, что может привязать его сильнее всякой страсти, и чуть было не встал, едва не раздумал вступать на этот путь, но… Но ее пальцы смелее погрузились в его волосы… И Фрэнк понял, что ему уже не остановиться.

Они задержались у него на целую неделю. Уже на третий день Фрэнку стало казаться, что они с Анни давно женаты и счастливы. Правда, это было совсем незнакомое ощущение счастья – без душевных потрясений, без телесного озноба. Это не было лихорадкой, сумасшествием, манией, тем ни с чем не сравнимым полетом над пропастью, что заставляет сердце замирать и бешено колотиться, – это было нечто совсем другое…

«Я влюблен? – спрашивал он себя и не мог ответить на этот вопрос. – Если да, то почему все так? И возможна ли такая любовь? Любовь ли это? А если не любовь, то что?»

Только на вокзале он, наконец, решился и сделал ей предложение.

– Я… – ее губы дрожали. – Я не знаю. Фрэнк, ты не шутишь?

– Конечно, нет!

– Мне нечего тебе ответить, прости. Я была не готова… к такому.

Фрэнк был немного разочарован. Он всего во второй раз в жизни делал женщине предложение. Первый раз случился слишком давно, и он успел забыть свои тогдашние ощущения. А сейчас у него не было никаких сомнений в том, что Анни согласится. Ведь, черт возьми, это стоило ему немалых усилий! Но она и не отказала. Может, ей нужно благословение брата… В том, что она по уши влюблена в него, Фрэнк не сомневался.

– Я приеду к вам на Рождество. И ты ответишь. Да?

Она кивнула.

Фрэнк хитро прищурился:

– Будем считать, что ты уже ответила. Поняв его уловку, она рассмеялась.

– До Рождества! – крикнул Фрэнк ее машущей из окна вагона руке.

– Я буду ждать! – донесся ее голос.

Жениться! А почему нет? Фрэнк находился в приятном возбуждении. В его воображении разворачивались картины будущей семейной жизни, далекой от бурь и безумств, наполненной тихой радостью взаимопонимания, уважения и привязанности друг к другу. Конечно, это не совсем то, что он привык считать любовью, вернее, совсем не то. Любовь и покой несовместимы, любовь как раз противоположна покою. Но, может быть, это исключение, редкий случай, выпавший на его долю? Ну а если это не любовь, что тогда? Фрэнк представил себе такое чистое, такое милое лицо Анни, представил, что видит его каждый день в течение месяца, в течение многих месяцев… Не станет ли она раздражать его? Не наскучит ли ему эта тихая семейная заводь? Но ведь когда-то надо положить конец одиночеству, а лучшей жены, чем Анни, ему все равно не найти…

Хотя согласие предполагаемой невесты еще не было получено, Фрэнк не удержался и похвастался паре приятелей грядущими переменами в своей жизни. Париж жаден до сплетен, и вскоре об этих переменах знало не менее двух десятков человек.

…Он только что вернулся из порядком вымотавшего его похода по магазинам и укладывал приготовленные для Анни, Софи и Жюльена подарки в дорожную сумку, как вдруг услышал, как кто-то вставил ключ во входную дверь. Он оглянулся. На пороге стояла Шарлотта. Он так давно не видел ее, что в первый момент даже не узнал. Глядя немигающим взглядом прямо ему в глаза, она неторопливым движением развязала пояс своего короткого, отороченного мехом пальто и, распахнув его, уперла руки в бока. Профессиональной походкой она прошла к столу и остановилась рядом с Фрэнком.

– Что это тут у тебя? Рождественские подарки родственникам? – Шарлотта провела пальчиком по разноцветным сверткам. – А для меня что-нибудь найдется?

Рука ее остановилась на самом маленьком свертке. Шарлотта потянула за розовую ленточку, поддела ноготком блестящую обертку…

– О! – сказала она, когда на ее ладони оказался темно-синий футляр, и подняла глаза на потрясенного Фрэнка. – Думаю, мне понравится то, что внутри… Ты не будешь возражать, если я не стану ждать Рождества? Я так нетерпелива, так любопытна!

С ехидной торжествующей улыбкой она откинула крышечку…

Выставка продлилась два месяца. За одну из работ Жюльена удалось выручить неплохую сумму, продажей пришлось заниматься Фрэнку, хотя он и знал, что не возьмет причитающие ему комиссионные. Сам художник должен был приехать на закрытие в середине января, и Фрэнк ждал его приезда со страхом: почему-то ему казалось, что Жюльен должен быть по-патриархальному суров. Но встреча оказалась доброй, они зашли выпить по стаканчику и с удовольствием проболтали целых два часа. Жюльен был очень доволен тем, что картина продалась, и благодарил Фрэнка за помощь. Через некоторое время Фрэнк понял, что художник ничего не знает об их отношениях с его сестрой.

Как это могло случиться? Она ничего не сказала ему? Как она объяснила свое недельное пребывание в городе, где у нее не было ни родных, ни знакомых? Он даже не знал, что Фрэнк обещал приехать к ним на Рождество. Странно! Даже если Анни не стремилась выйти за него замуж, не могла же она предположить, что он не сдержит обещание? Ведь она наверняка ждала его приезда и знала, что он будет добиваться ее согласия…

– А как Анни? – устав ждать, Фрэнк не удержался от вопроса.

– Хорошо, – спокойно ответил художник. – Наверное, уже успела соскучиться по нашему холоду и слякоти. Там ведь Бог знает какая жара…

– Где? – Фрэнк был настолько потрясен, что даже не смог изобразить приличествующий ситуации вежливый интерес.

– В Алжире, – Жюльен развел руками. – Моя сестра путешественница! Из Алжира сюда, отсюда в Алжир, все не может решить, где ей лучше.

– Когда она уехала? – взяв себя в руки, уже вполне безразличным тоном спросил Фрэнк.

– Почти сразу после возвращения из Парижа. Сказала, что виделась здесь с Альбером, мол, он был в Париже тогда же, когда и они с Софи, и вот – решила вернуться к нему. Не знаю, правильное ли это решение, но я не привык ей диктовать. Даже от советов воздерживаюсь.

Фрэнк хотел спросить о муже Анни, кто он, как относится к жене и дочери, почему они расстались… Но вовремя остановился.

Все сложилось как нельзя лучше. Никто никому не причинил боли. Однако самолюбие Фрэнка было уязвлено. Ведь он мог бы приехать тогда с кучей подарков, с тем кольцом в темно-синем футляре, которое сам собирался надеть на тонкий палец Анни… Ему было жаль упущенной возможности наладить свою жизнь, он был уверен, что это был тот самый шанс, что дается раз в жизни. И они оба – сначала Анни, потом он – отказались от этого шанса.

Жизнь вновь покатилась по старым рельсам. За те несколько месяцев, что они не виделись, Шарлотта сильно изменилась. Теперь она была, или, по крайней мере, казалась, взрослой независимой женщиной, и вела себя соответственно. Фрэнк не спрашивал, каким образом она зарабатывает себе на жизнь и как жила без него. Конечно, ему хотелось знать это, но спрашивать он боялся. Боялся, что она снова исчезнет из его жизни. Он завалил ее подарками, был нежен и готов снести все…

Она стала иначе, более стильно и уже совершенно по-женски одеваться, даже вознамерилась отпустить волосы. Эти перемены были неприятны Фрэнку. Конечно, она нравилась ему и такой, но то, что в ней сводило его с ума, – исчезло. И теперь он пытался поймать это неуловимое нечто, вернуть, очистить Шарлотту от стандартного грима красивой, знающей себе цену и умеющей себя преподнести парижанки. Угождая и подчиняясь ей во всем, он неуклонно гнул свою линию в том, что было для него самым важным. Он закалывал ее уже успевшие отрасти волосы и напяливал на нее кроссовки, джинсы, широкую мужскую рубашку и смешную кепку, какие любят носить подростки, не отличающиеся примерным поведением.

Переодевшись, она мгновенно превращалась в то странное создание, полудевочку-полумальчика, с которым он когда-то встретился в дешевом баре.

В таком виде Шарлотта некоторое время передвигалась по его квартире, злясь и не скрывая своего возмущения, а Фрэнк наблюдал за нею… Конечно, ей хотелось послать его подальше, но ведь женщине льстит восхищение и желание, женщины сами часто выдумывают все новые маски, которые способны поддержать так быстро гаснущий мужской интерес. С Фрэнком же не нужно было прибегать к помощи фантазии. Красивое белье, духи и косметику можно было приберечь для других. И, ворча, Шарлотта втайне была даже довольна, что так легко может довести его до крайнего возбуждения: просто пройтись той походочкой, что ходил ее братец, да потом еще потомить немного:

– Убери руки, не то нос расквашу!

И все! И старичок, покраснев как рак, рвет пуговицы на ее рубашке…

Но любая роль способна надоесть исполнителю. С каждым днем ее все больше бесила эта игра, этот образ, эта роль, из которой она уже выросла, как выросла из своей старой одежды.

Фрэнк не был счастлив. Да, он готов был сделать все, что угодно, лишь бы не потерять Шарлотту во второй раз, но в то же время он мучился. Его мучили вопросы, которые он не смел ей задать и которые без устали задавал самому себе, мучил ее насмешливый взгляд, когда она возвращалась под утро и сонно потягивалась, направляясь в спальню, а он не позволял себе даже рта раскрыть, его мучило сознание того, какой унизительной, смешной, но опасной болезнью он болен, мучило предчувствие, что все это может плохо закончиться, ведь его властная мужская натура рано или поздно должна заявить о себе… Распутать этот клубок вряд ли было возможно, его нужно было разрубить одним махом. Но сам Фрэнк был не в состоянии это сделать.

Однажды Шарлотта не пришла не только ночью, но и на следующий день. Не пришла она и вечером, и утром. А когда ее не было уже четвертый день, Фрэнк решил, что это конец. Без объяснений, без ссор. Просто ушла, исчезла, растворилась. Искать? Он пытался найти ее тогда, в первый раз, но ему выставили такие кордоны, что теперь он и не думал пытаться.

Вечером этого четвертого дня он обнаружил под своей дверью бумажный листок: «Приходи сегодня в клуб «Мари-Жак». Буду ждать тебя до полуночи. Шарль». Фрэнк бросился выяснять адрес этой дыры с идиотским названием и полчаса спустя уже заказывал себе выпивку, озираясь по сторонам. Клуб был неплохо оформлен, впрочем, банально. Фрэнка вообще мало интересовали все эти ночные заведения с бильярдными столами, кегельбанами, полуголыми девицами, которых можно было за определенную плату пригласить в отдельный кабинет. Фрэнк мог просидеть не один час за стаканчиком «сансерра» в «Клозери де Лила» или в «Кафе де Флор», все равно – в компании с симпатичным неглупым собеседником или в полном одиночестве, и это не казалось ему пустой тратой времени, прожиганием жизни. А здесь, как представлялось ему, люди занимаются странным занятием – убивают время, или, по крайней мере, убегают от него. Атмосфера подобных мест пропитана удушающей пустотой и скукой, пресыщенностью и развращенностью. Здесь Фрэнк чувствовал себя рыбой, выброшенной на берег.

Шарлотта все не показывалась, а он не мог уйти, не дождавшись ее. Смотреть по сторонам было не слишком приятно, и Фрэнк предпочитал направлять взгляд в свой бокал. Вскоре он был уже слегка пьян, и ему стало легче. Люди вокруг показались не такими уж противными, и он стал наблюдать то за одной парой, то за другой. Вскоре он понял, что попал в гей-клуб: женщин здесь было мало, зато в глаза бросались тихие мужские пары, явно интересующиеся только друг другом. Может, Шарлотта подшутила над ним? «Шарль» – она редко называла себя так…

Тихий музыкальный фон иссяк и раздался волнующе хриплый голос Нины Хаген. Все оживились и развернулись к небольшой круглой сцене в центре зала. Фрэнк тоже повернулся. Чего ждать? Если его догадка верна, то юных женоподобных мальчиков, игриво подергивающих бедрами и оттопыривающих пальцами резинку собственных трусов.

Так и оказалось. Но, черт возьми, он никогда не интересовался мужчинами! Его возбуждает та Шарлотта, которую он встретил у стойки бара и которая действительно напоминала мальчишку-хулигана, но при чем здесь это?

Однако он не уходил и продолжал пить ром, не отрывая глаз от сцены. Там танцевали шестеро юношей в костюмах и шляпах, с одинаковыми усиками в стиле начала века. Игра со шляпой была основным элементом танца: юноши постоянно снимали и надевали свои головные уборы, подбрасывали их, крутили на одном пальце, а также менялись с партнерами, посылая свою шляпу в полет через всю сцену. Фрэнк был несколько удивлен: что может быть возбуждающего в костюме, усиках и летающих по всей сцене шляпах? А может быть, это просто танцевальный номер, безо всяких эротических штучек? Однако все вокруг с таким интересом следили за этим странным танцем, словно были уверены, что вот сейчас-то все и начнется…