Текст книги "Бриз для двоих"

Она вдруг вспомнила, как подсела к столику Жана и положила руку ему на колено, так, чтобы не заметила Софи. А Жан весь напрягся, словно она его не погладила, а когтями впилась. И потом, отвозя ее домой, битый час читал лекцию о том, что допустимо, а что нет. «Что скажет Фрэнк?» А что, черт возьми, может сказать Фрэнк? Разве она его собственность? Разве не вправе она сама распоряжаться своим телом и своей жизнью? Ну и не надо! Подумаешь! Нужен ей этот Жан! Ничего нового он выдумать не может! То уши Лапидуса вылезут («Шелк, шелк – вот что нам нужно! Он заменяет собой все: бархат, парчу, шерсть и мех! Нынешний шелк многолик и неузнаваем!»), то Пако Рабанна («Нет ничего более сексуального, чем женская грудь, очертания которой проступают сквозь серебряные кольца кольчуги…»). Зачем ей нужен этот второразрядный модельер, когда Париж наводнен всемирными знаменитостями?! На прошлой неделе Лали представила ее Эрику Мартенсену, и тот взглянул на нее с интересом. Да-да, с интересом! И улыбнулся ей. Это, конечно, еще ничего не значит, не такая уж она дурочка, чтобы этого не понимать, но если приложить усилия, встретиться еще раз, потом еще… Кто знает?

Шарлотта вдруг поняла, как далеко увели ее мысли, а глаза Фрэнка по-прежнему устремлены на нее, и этот взгляд не предвещает ничего хорошего. «Чего доброго, еще и ударит», – подумала она. Но нет, все, хватит! Что может дать ей этот занудный критик-искусствовед? Правда, она привязалась к нему, с ним бывает весело, особенно когда он начинает дурачиться, а не строит из себя престарелого умника. Впрочем, он ведь и есть престарелый умник, кто же еще? Только она больше не нуждается в его назойливой опеке. Если хочет с ней спать – пожалуйста, но поучать ее больше не надо. Ей скоро семнадцать, и она уже год с лишним сама зарабатывает себе на хлеб. Шарлотте захотелось немедленно высказать это Фрэнку, но все-таки она не решилась… Вскочив на ноги, под пристальным взглядом Фрэнка она ушла в спальню.

Он подождал несколько бесконечно тянувшихся минут. Потом вошел в спальню. Внутри у него все кипело, и он сам боялся того, во что могла вылиться эта с величайшим трудом сдерживаемая ярость. Шарлотта, уже одетая в новые узкие джинсы и джинсовую жилетку на голое тело, вынимала из шкафа одну за другой свои вещи и бросала их как попало в большую сумку – видимо, она всерьез собралась уходить. Несколько минут назад Фрэнк представлял себе, как тащит ее к двери и, в одном халатике, оставляет на лестнице, захлопнув дверь перед ее носом. Но теперь, глядя на эти сборы, он понимал, что никогда не смог бы этого сделать, поэтому и ее поведение казалось ему только глупой демонстрацией. Словно она прочла его мысли и решила опередить его. Нет, не ты выставишь меня, я сама уйду! – кричали движения ее рук, сдергивавших с вешалок бесконечные платья, юбки, брюки, рубашки, майки, жилетки, пиджаки…

– Шарли, – позвал Фрэнк.

Его ярости как не бывало. Вернее, она свернулась клубком на сердце и давила своей тяжестью. Но все же это было отступление. Шарлотта не ответила, продолжая свое занятие.

Тогда он тихо вышел из комнаты и, вернувшись в кресло, закурил очередную сигарету. Руки перестали дрожать, и сигарета больше не прыгала в пальцах. Но через минуту ему снова стало не по себе. Он понял, что его преследуют бесконечные повторения. Рано или поздно в каждом романе наступает заключительный этап. Он может длиться сколь угодно долго, но его начало всегда легко определить. Ссор может быть великое множество, однако лишь одна вдруг становится началом конца. И если Фрэнк, зафиксировав этот момент, обычно продолжал вести себя по-прежнему, то его партнерша, сделав тот же вывод, могла одним махом приблизить финишную черту.

Он вспомнил, как много лет назад девушка по имени Уитни раздраженно передернула плечами и сказала ему: «В таком случае, не провожай меня!» Он забыл, из-за чего они тогда повздорили, но не забыл, что именно в тот вечер ему впервые не хотелось тащиться с ней рядом по ночному городу. Ее слова он до сих пор вспоминал с благодарностью – она избавила себя от многих ненужных вопросов, а его – от бессмысленно-упрямого молчания в ответ.

Второй случай был в Париже не так уж давно, когда в его жизни уже появилась Шарлотта, но его сосредоточенность на ней еще не исключала кратковременных увлечений другими женщинами. Только в последнее время Фрэнк понял, что бесконечная смена имен, лиц, тел, привычек утомила его так, будто он не по собственной воле, а под чьим-то давлением спешил от одной женщины к другой, из одного запутанного клубка отношений к другому. Женщина, о которой он сейчас вспоминал с благодарностью, оказалась подругой той самой жены дипломата и поклонницы дома «Torrente», что, впрочем, не смущало ни ее, ни Фрэнка. Как-то, после бурного соития, он в шутку заметил, что от ее пронзительных криков у него закладывает уши. Она моментально парировала: «В следующий раз заклеишь мне рот скотчем!» Но следующего раза так и не состоялось, так как на предложение встретиться телефонная трубка томно ответила ему: «Милый, я думаю, нам следует остановиться…» И снова он испытал огромное благодарное облегчение. А ведь любая другая из его женщин проглотила бы эту «шутку» спокойно…

И вот теперь у Фрэнка появилось ощущение, что ситуация повторяется в третий раз. Сколько бы ни было между ним и Шарлоттой непонимания и ссор, никогда он не испытывал такой ярости, такого неистового раздражения. Возможно, это и было начало конца. Недаром, глядя на ее склоненную стриженую голову, на кончик языка, время от времени медленно проползающий по верхней губе, он мысленно просмотрел весь фильм, отснятый на пленку его памяти, фильм под названием «Шарлотта». Возможно, в этой юной неопытной девушке уже достаточно мужества и силы, чтобы, почувствовав первое прохладное дуновение ветра, разом поставить последний титр: «FIN». При этой мысли Фрэнк почувствовал внезапную тоску – словно Шарлотта уже ушла, оставив его бесконечно просматривать одну и ту же видеокассету. Нет-нет, это не было началом конца, как вся их история не была очередным романом, увлекательным в начале и утомительным в конце. Шарлотта просто пугает его, это обычная женская уловка с собиранием вещей. Ведь сколько времени возится! Давно бы уже собралась, если бы…

Словно в ответ на его мысли, она появилась в дверях и, с трудом дотащив сумку до середины комнаты, села на диван.

– Будь любезен, вызови мне такси, – сказала она, не глядя на Фрэнка.

– Зачем? Я отвезу тебя, куда скажешь, – он все еще пытался относиться к этому, как к затянувшемуся женскому «фокусу».

Шарлотта скривилась.

– Нет уж! Я не хочу, чтобы ты знал, куда я еду, и потом доводил меня своими приходами… Впрочем, я и сама вызову.

Она поднялась, но Фрэнк одним прыжком настиг ее и преградил дорогу. Теперь ему стало ясно, что она не шутит, это не каприз и не временная мера, чтобы проучить его. Она бросает его! Впервые от него уходит женщина, которую он боится потерять! Его ярость вскинула голову, как притаившаяся кобра. Он вцепился в худенькие плечи…

Шарлотта в джинсовом наряде была очень похожа на мальчишку и дралась, словно мальчишка – ожесточенно и яростно. Бой был без правил. Она так страстно влепила Фрэнку между ног, что он взвыл и на мгновение выпустил ее. Но тут же догнал и сгреб в охапку. Она извивалась, брыкалась, лягалась, кусалась, но он все же удержал ее и, внеся в спальню, бросил на постель. Он стоял над ней, будто насильник, настигший свою жертву ночью в безлюдной местности, где можно даже не зажимать рот. Выбившись из сил, она вжалась в кровать и затихла, испуганно глядя, как стоящий над нею мужчина с незнакомым страшным лицом не спеша стаскивает с себя брюки.

– Не трогай меня, ублюдок! – взвизгнула она, но тут же осеклась, потому что незнакомец вдруг жутко осклабился.

Она метнулась было куда-то в сторону, но он поймал ее, больно схватив за волосы, и подмял под себя. Стащив с нее джинсы, он ногой откинул их на пол и рванул молнию на жилетке. Как ни старалась Шарлотта освободиться, как ни пробовала ударить, укусить, у нее ничего не выходило. Оба ее запястья крепко держала его рука, а тело было беспомощно распластано под навалившейся тяжестью… Плача от обиды и унижения, она впервые ощущала себя в таком полном подчинении у грубой мужской силы. И постепенно ее судорожные всхлипы превратились в полные мучительной страсти стоны, поразившие впервые воспользовавшегося женской слабостью Фрэнка.

Глава 7

Не было покоя и Рэю. Беспокойная натура вечно влекла его куда-то – к новым манящим перспективам. Он был похож на альпиниста, что, преодолев только половину подъема, вдруг с изумлением обнаруживает невдалеке другую вершину, гораздо выше, прекраснее, соблазнительнее и стремглав спускается вниз, чтобы отправиться к подножию новой высоты. Но и ее не успевает покорить, увлеченный уже новым видом, новой целью. У Рэя всегда наготове были наполеоновские планы, которые он никому не позволял критиковать, а каждую свою неудачу расценивал как знак свыше, как указание оглянуться вокруг и поискать более достойную цель.

Шлейф самых разнообразных видов деятельности тянулся за ним. После окончания университета Рэй занимался аудитом, и уже тогда начались его длительные поездки в другие города. Потом он с головой ушел в коммерцию, надеясь со временем открыть свое дело, но планы его менялись слишком часто… Что только не продавал он за эти годы! Автомобили и соли для ванн, надувные кровати и вновь входившие в моду женские чулки, посуду с антипригарным покрытием и всевозможные виды мебели – спальни и гостиные всех эпох, на любой вкус. Иногда ему приходилось начинать с должности рекламного агента, но, обладая коммерческой жилкой, Рэй быстро поднимался по служебной лестнице. За что бы он ни брался, все ему удавалось. Но каждый раз за пять минут до окончательной победы ему подворачивался вдруг такой шанс, который никак нельзя было упустить, какой бывает лишь раз в жизни, и он снова бросал все, пускаясь вдогонку за призрачной птицей удачи. Импульсивность и несдержанность Рэя привели к тому, что у него не осталось друзей. Не задерживались у него и деньги – сколько бы он ни зарабатывал, все быстро куда-то уходило: на подарки женщинам, на помощь родным, на собственные удовольствия. Он так и не приобрел своего жилья, снимая квартиры просторные, богато обставленные, в престижных районах или же тесные, с беднотой вокруг, за добрых полтора часа езды до центра – в зависимости от того, что мог себе позволить в тот или иной период жизни. Так же менялись его автомобили.

Порой, устраивая шикарную вечеринку, он начинал покровительственно похлопывать гостей по плечу и, подвыпив, пускаться в разглагольствования о таланте, который выпадает на долю одному из ста, а прочим приходится всю жизнь довольствоваться жалкой ролью рабочей пчелы. Естественно, это не встречало бурного восторга. Но он никогда никого не хотел обидеть, просто хамство было присуще его широкой натуре так же, как и щедрость.

Несмотря на постоянные перемены, кое-что в жизни Рэя все же оставалось неизменным. В Гринвилле ему всегда были рады мама, две сестры и племянница. Он приезжал к ним только тогда, когда бывал «на подъеме», привозил кучу подарков, сорил деньгами и неизменно одаривал каждого члена семьи довольно крупной суммой. Нередко за время своего пребывания в Гринвилле он тратил практически все, что у него было, но уезжал при этом чрезвычайно довольный собой. Вся семья гордилась им. Рэй давно уже решил, что ни мама, ни сестры не должны знать о его проблемах – для них он должен быть образцовым сыном и братом. Оставшийся без отца в возрасте пяти лет – тот ушел от матери Рэя к другой женщине – он был окружен заботой и лаской и рано научился ценить это. Чувство благодарности к матери и сестрам теплой волной омывало его сердце, когда неудачи, казалось, готовы были сломать его. Сознание того, что он огорчит маму, неприятно удивит сестер, подстегивало его к принятию смелых и иногда рискованных решений, большинство из которых оказывались удачными. Пропав из вида родственников на несколько долгих месяцев, Рэй вдруг сваливался, как снег на голову, сияющий и щедрый, и ни у кого не поворачивался язык упрекнуть его в том, что он заставил их волноваться. И кто бы из них мог подумать, что всего полгода назад этот самоуверенный и импозантный бизнесмен рыскал в поисках любого, самого скромного заработка! Удачливый умница Рэй – только таким знали его в родном городе.

И был лишь один человек, перед которым он мог предстать в любом состоянии и к которому чаще всего являлся в нерадостные моменты своей жизни… Этим человеком была Джуди.

Он возил ее в Гринвилл, подумывал даже поселить ее там, чтобы вся семья была в сборе. Но быстро понял, насколько ему это невыгодно. Пришлось бы выбирать: или надевать для жены ту же маску, что для матери и сестер, или раскрываться перед ними так же, как перед ней. К тому же между его родными и Джуди сразу возникло непонимание. Именно из-за различия тех ролей, что он играл в их жизни. Мать и сестры почувствовали, что Джуди недостаточно восхищается Рэем и даже с какой-то иронией относится к его словам. А Джуди с изумлением взирала на то обожание, которым его окружала семья. Это могло перерасти в конфликт, которого он не собирался допустить.

Он отвез Джуди обратно, и с тех пор идиллия, царившая в его взаимоотношениях с семьей, ничем не нарушалась. А Джуди было уготовано совсем иное.

Она стала для Рэя той отдушиной, без которой он уже не мог обходиться. Когда его дела шли в гору, он нечасто вспоминал о ней и редко приезжал – лишь время от времени звонил и успокаивал обещаниями скоро появиться. Иногда он посылал ей деньги, обычно это случалось на праздники – Джуди давно уже настояла на том, что будет брать у него деньги только тогда, когда они наконец станут жить вместе, а пока она сама в состоянии себя обеспечить. Слушая жалобы приятелей на непомерные запросы жен, Рэй не раз с гордостью говорил о ее независимости.

Он называл ее женой – возможно потому, что еще ни разу не встречал женщину, которая смогла бы привязать его к себе более, чем на полгода. Несколько лет назад он тратил немыслимые деньги на одну смешливую куколку, которая бесследно исчезла, как только его карьера сделала очередной виток и Рэй оказался в тяжелом нокауте. Казалось бы, он должен был переживать, но в нем даже не было злости на куколку – было лишь чувство неизбывной вины перед той, кому он нужен и без единой монеты в кармане. Тогда он вернулся к Джуди. Она, конечно, знала о куколке, но, как всегда, простила. Сколько клятв было дано им тогда и как легко они были потом забыты! И все же место Джуди ни разу не занял никто.

Что это было? Любовь? Рэй не лгал, говоря Джуди о любви. Он вообще редко прибегал к сознательной лжи. Когда нежность до краев заполняла его душу и грозила перелиться через край, он говорил: «Я люблю тебя». Он никогда не испытывал подобного чувства ни к кому другому и поэтому называл его любовью. Но Джуди изводила его ревностью, она завидовала той кукольной хохотушке, что сводила его с ума одним покачиванием бедер. Джуди тоже хотелось сводить его с ума, заставив забыть не только обо всех женщинах на свете, но даже о работе. Однако ее страсть не находила отклика, натыкаясь на сдержанность и внешнее безразличие Рэя. Только ссоры рождали бурю эмоций, и Джуди все чаще бессознательно искала повода для них. Дойдя до полного исступления, они расходились по разным комнатам, чтобы еще долгое время гневно щуриться в темноту и строить новые бесчисленные оскорбления, учитывающие все слабые места противника. Для каждого было очевидным, что больше они уже не смогут быть вместе, но прежде чем навеки вычеркнуть этого ненавистного человека из своей жизни, необходимо было высказать ему все, все!.. А следующим утром Рэй напряженно ждал знакомого звука: босая, Джуди тихонько пробирается к его постели, и он знает, как замирает сейчас ее сердце – от страха, что он оттолкнет ее…

В последнюю ссору, когда неведомо откуда взявшаяся бешеная ревность впервые вызвала у него желание причинить Джуди физическую боль, она утром не пришла к нему. Он впервые ударил ее, и она впервые не пришла. Многое в тот раз оказалось впервые. Никогда прежде он не бросался к ней сам – всегда лишь позволял прильнуть, зашептать на ухо примиряющие слова… И потом не сразу, а словно нехотя отвечал на ее ласки. Но в этот раз его просто бросило к ней, им побитой, им униженной. За какие-то несколько мгновений Рэй вдруг понял, сколько боли причинил ей за все прошедшие годы, – боли, несравнимой с той, что испытал он сам, узнав о ее измене. Но острое чувство раскаяния быстро прошло: Рэй ощутил, что вина может связать его по рукам и ногам, а этого он ужасно боялся. Ему казалось, что теперь он должен быть с ней, потому что виноват перед нею, потому что она слишком давно и слишком беззаветно любила его, потому что, не встреть Джуди его, возможно, она была бы счастлива, а значит, он должен сам постараться сделать ее счастливой.

Должен… Чувство долга по отношению к матери и сестрам присутствовало в Рэе, но оно не было основано на сознании своей вины, оттого не тяготило. Это было, скорее, приятное бремя ответственности. В случае же с Джуди это была долговая тюрьма, куда Рэю, как честному человеку, надлежало явиться самому. Никогда еще он не испытывал к ней такой нежности и никогда не чувствовал себя настолько загнанным в угол. Впервые он уезжал от нее, осознав, что не волен освободиться, что, выйдя за дверь и уехав куда угодно, все равно должен будет вернуться. Он привык считать себя абсолютно свободным человеком и вдруг в одночасье оказался пойман в ловушку, расставленную им же самим. Джуди не могла не ждать его. А он не мог не возвращаться.

Встреча с Норой помогла ему на какое-то время вновь почувствовать себя свободным, но как только он остался в Нью-Йорке один, чувство зависимости от собственной вины опять вернулось, и он перестал ему сопротивляться. Его тянуло в маленький курортный городок на побережье. Тянуло к Джуди. Но и не только к ней. Словно на карте военной операции, стрела, указывающая направление на юг, в самом пункте назначения вдруг раздваивалась, поражая сразу две цели. Первой была Джуди, а второй… Нора.

Мысль о Норе возвращала ему уверенность в свободе собственного выбора, к которой он привык. Этой женщине он ничего не был должен, он мог не бояться ее слез и гневных обвинений. Между ними не было никаких обязательств, не было щемящих душу воспоминаний.

Да, садясь в глубокое кресло и пристегивая ремни, Рэй летел к Джуди, чтобы попытаться исправить все ошибки, решить все вопросы. Но закрыв глаза, он представлял себе лишь загорелое тело Норы, обжигающее каждым своим прикосновением.

* * *

– Где ты была? – настороженно спросил Рэй, заметив, как радостно блестевшие глаза Джуди при виде его испуганно заметались.

– На работе. – Она сняла с плеча плетеную сумку и бросила ее в кресло.

– Что за работа? Ты вернулась к Спарку?

– Нет. Нашла кое-что совсем новое.

– И что же это такое? – Он ждал подробного отчета.

Они всегда рассказывали друг другу обо всем мало-мальски интересном, что произошло за время разлуки, с той поправкой, что Джуди было нечего скрывать от Рэя, а он корректировал свои рассказы, удаляя из них все женские имена, за исключением имен коллег и жен приятелей. Правда, обычно он слушал рассказы Джуди вполуха – ведь в ее жизни не происходило ничего нового, ничего, что могло бы его заинтересовать. Ну и что, что она встретила Стивена? Ну и что, что его жена ждет ребенка? А Джуди хотела дать понять Рэю, как ей не хватает друзей и как она завидует каждой беременной женщине, встреченной на улице. Она не могла сказать этого прямо, но надеялась, что, выслушав ее рассказ о встрече со Стивеном, Рэй сам все почувствует. Но он не понимал, он не слушал, он отмахивался. Однако новая работа – это стоило того, чтобы послушать.

Глаза Рэя вопрошающе смотрели на Джуди. Отчего она так смешалась? Что за работа, о которой нельзя сказать просто и прямо? А может, дело вовсе не в работе? Он внимательно оглядел Джуди. Длинное, жатого материала, облегающее черное платье без рукавов и крупной вязки накидка с бахромой – стиль семидесятых, так любимый ею и вновь входящий в моду. Босоножки на толстой подошве, плетеная сумка, накидка – все цвета слоновой кости. Вещи были новые и явно дорогие – за годы работы в рекламно-коммерческих компаниях он научился отличать оригинальные вещи от подделок.

– А ты, видно, неплохо зарабатываешь – смотрю, гардероб пополнился. Так что за работа?

Как этого давно не было – чтобы Рэй обратил внимание на то, что на ней надето! Но с какой иронией это произнесено! Чего это ты, мол, вырядилась? Джуди вдруг разозлилась. Да уж не для тебя, это точно!..

В последние дни они с Эмили обошли, кажется, все более или менее приличные магазины в центре. «Смена сезона предполагает смену наряда, – сказала Эмили. – Безусловно, можно сохранить свой стиль, но что-то новое все же должно появиться. Осень предлагает нам иные краски, чем лето. Осень навевает на нас совершенно иное настроение. Она приходит каждый год, но каждый раз она не та, что была в прошлом году. Другие листья опадают, другие дожди льют, и ветер иной. – Джуди разбирал смех. – Что вы смеетесь?! Конечно, я несу чушь. Но мне простительно: я стара, а с возрастом люди, уж поверьте мне, вовсе не умнеют…» В магазинах она выбирала кое-что и для себя, но в основном цепляла пальцем вешалку и принималась вертеть ее перед Джуди, совершенно так же, как это делала Джулия.

Таким образом гардероб Джуди действительно заметно пополнился новыми вещами, причем исключительно такими, какие носишь годами, и все не в силах с ними расстаться, словно с близкими друзьями. Правда, когда Джуди высказала эту мысль Эмили, та строго заметила: «Вещь – это только вещь, она не имеет души и привязываться к ней нельзя. От старых вещей надо избавляться. Для женщины это просто обязательно. Я же уже говорила: каждое время года требует обновления. Можно, конечно, зимой вытащить прошлогодний замызганный свитер, но куда приятнее купить новый. Вы даже не представляете, насколько иначе при этом воспринимается приход зимы. Вы словно приветствуете ее появление! А если в первый по-настоящему летний день вы наденете новый сарафан и пройдетесь в нем по набережной, разве ощущения будут те же, надень вы тот, что носили уже два лета подряд?» Перед столь убийственными аргументами Джуди, конечно, было не устоять.

– Э-эй, Джу! Да что с тобой?

Они сидели друг напротив друга. Джуди теребила бахрому накидки, а Рэй напряженно всматривался в ее лицо. Неподдельный интерес читался в его взгляде. Впервые Джуди встретила его не объятиями и не упреками, а вот так – словно они расстались сегодня утром. Словно она и не ждала его. А может, и вправду – не ждала? Джуди понимала его удивление, да и сама удивлялась себе: еще вчера она вопросительно поглядывала на молчавший телефон, а сейчас… Где обжигающая душу радость, отчего не пронзает тело ток, каким всегда ее било под взглядом Рэя?

– Что со мной? – рассеянно переспросила она. – Со мной все нормально.

– Нормально? – Брови Рэя взлетели вверх, но он сдержался: – Ты так и не сказала ничего о своей новой работе…

Она слегка усмехнулась, дав ему понять: она отлично понимает, что ему на самом деле кажется странным. Эта усмешка неприятно поразила его. Перед ним сидела другая женщина. Когда она успела так измениться? Или… что за игру она ведет, что за маску напялила на свое настоящее лицо?

– Меня наняли быть подругой у одной пожилой дамы, – наконец сказала Джуди.

Рэй рассмеялся. Смеялся он на редкость заразительно, Джуди никогда не могла удержаться, чтобы не последовать его примеру, и сейчас она тоже не смогла сдержать улыбку.

– Прости, но… что за ерунду ты только что произнесла?

– Разумеется, в подруги меня не нанимали… Но вышло именно так. В мои обязанности входит присматривать за семидесятипятилетней женщиной, у которой больное сердце.

– Так ты работаешь сиделкой?

– Нет, кем-то вроде компаньонки…

– Черт знает что! – начал терять терпение Рэй. – Чем ты, собственно, занимаешься?

– Мы беседуем, читаем, гуляем, катаемся на машине, делаем покупки.

– И это – работа?!

– Меня она устраивает.

– Еще бы! А что, эта дама одинока? Джуди вопросительно взглянула на Рэя.

– Если тебе платят просто за общение и раз вы, – он ухмыльнулся, – уже подруги, так может тебе и завещание светит?

– Можешь не рассчитывать! – Джуди резко встала.

– Я-то здесь при чем? Это тебе, может быть, повезет…

– У нее дочь, внучка, да еще и любимый зять в придачу.

– Ну и ладно. – Он сделал серьезное лицо и взял Джуди за руки. – Лучше скажи, ты что – совсем не рада мне? – В его голосе прозвучала нежность, от которой у нее мгновенно перехватило горло.

– Как ты можешь так говорить?

– Джуди… Джу…

Его губы были уже совсем близко, они жадно тянулись к ее губам. Электрический разряд наконец пронзил ее, не оставив и следа от недавнего равнодушия.

Давно уже им не было так хорошо друг с другом. Словно что-то вернулось, казалось бы, уже потерянное безвозвратно. И вдруг, когда трещина между ними грозила превратиться в пропасть, их бросило друг к другу, как когда-то, почти десять лет назад.

Они оказались тогда за одним столиком в университетском кафе. Джуди была со своей соседкой по комнате, хорошенькой и кокетливой. Рэй ждал кого-то и явно был недоволен тем, что они уселись за его столик. Он смотрел поверх их голов, а Линда постоянно шептала на ухо Джуди всякие глупости, и они обе хохотали. Джуди было неловко, она понимала, что парень принимает их смех на свой счет, но ничего с собой поделать не могла – подставляла ухо горячему шепоту Линды и зажимала рот ладонью. Рэй раз-другой взглянул на них, потом поморщился… Линда громко прыснула, заметив его гримасу, а Джуди стало вдруг настолько стыдно, что она густо покраснела и, вскочив, выбежала из кафе. Вечером Линда подняла на смех и ее, похваставшись тем, что познакомилась с парнем, сидевшим за их столиком. Он, кажется, ждал девушку, да так и не дождался – и решил утешиться новым знакомством. «Ну, а мне все равно! – заявила Линда. – Как познакомиться с красивым парнем – это не так уж и важно. Главное – во что ты сумеешь превратить знакомство! Кстати, он пригласил меня завтра после лекций прогуляться по парку и предложил взять с собой тебя. Пойдешь?»

Она отказалась, чем явно обрадовала Линду.

С этой прогулки Линда вернулась заполночь, когда Джуди уже давно тщетно пыталась заснуть. Линда шумно хлопнула дверью, споткнулась о коврик и громко чертыхнулась. Затем Джуди услышала, как она расстегнула застежки на туфлях, приоткрыла окно и чиркнула зажигалкой. Джуди чувствовала, что Линде не терпится изложить подробности свидания. Она щелчком отправила окурок в окно и тихонько позвала:

– Джуди…

Та не откликнулась.

Но потом ей вдруг почудился всхлип, за ним другой. Откинув одеяло, Джуди села в постели. Линда сидела на подоконнике и дрожащей рукой пыталась вытащить из пачки новую сигарету.

– Что с тобой? – спросила Джуди. – Ты решила выкурить всю пачку разом?

– Тебе-то что?!

– Да ничего… Просто завтра нам попадет за курение в комнате.

– Плевать!

– Как знаешь. – Джуди снова легла.

– Джу…

– Да? – Линда молчала. – Ну, что случилось? Я слышала, как ты хнычешь.

– Мужчины такие мерзавцы!

– Он тебя обидел?

– Не то слово!

Джуди встала и, завернувшись в одеяло, села рядом с Линдой на подоконник. Ей не хотелось слышать ничего плохого об этом парне, она давно замечала его, и чем-то он ей нравился.

– Ну? – спросила она, чувствуя, что Линде необходимо сочувствие.

Та провела ладонью по лицу, размазав по щеке тушь.

– Мы встретились, зашли в бар, выпили немного, а потом пошли гулять… – Она снова надолго умолкла.

– Ты можешь сказать толком: он что, приставал к тебе, да?

– Да. Но дело не в этом. Джуди поежилась.

– А в чем? Все зашло слишком далеко? – Линда не отвечала. – Ты хотела пофлиртовать, да? – Джуди уже с трудом сдерживала злость. – Обниматься, целоваться всю ночь… А вышло иначе.

Линда разрыдалась, и Джуди подумала, что она сама легко могла бы оказаться на ее месте! В чужих проблемах всегда отлично разбираешься, а в своих допускаешь ошибку за ошибкой… Разве она, Джуди, не пошла бы на свидание с таким парнем? Разве весь этот вечер не завидовала она Линде, которую пригласил красавец-старшекурсник?

– Нет, все не совсем так. Даже наоборот.

– То есть?

– Я этого хотела. А он…

Джуди вытаращила глаза:

– Так это ты к нему пристала? А он тебе отказал? Линда странно задергала головой – непонятно, утвердительно или отрицательно.

– Он предложил заглянуть к его другу, в дом сразу за парком… И я согласилась. Он… он так мне понравился, Джу! Потом… мы остались одни… Мы столько целовались – и в парке, и там… И я стала раздеваться, а он смотрел…

У Джуди перехватило дыхание, как в детстве, когда на экране кинотеатра бесконечно длился страстный поцелуй.

– Он смотрел, а сам так и не стал раздеваться. Это так унизительно – стоять совершенно голой перед одетым мужчиной! А потом он спросил, делаю ли я это за деньги или просто так…

– Дурак! – воскликнула Джуди.

– И… и как именно я это делаю.

– Что?!

– Он спросил: «И как же ты будешь меня обслуживать?»

– Мерзавец! Ну?..

– И все.

– Что «все»?

– Ну, он сгреб мои вещи, бросил их мне и велел убираться.

Джуди была ошеломлена.

– Ты понимаешь? – Линда снова закурила. – Он просто хотел меня унизить, еще в кафе поставил себе такую цель. Такое вот развлечение у мальчика.

– И он… больше ничего не сказал?

– Сказал… Он много чего наговорил, пока я одевалась! Обзывал меня и твердил, что из-за таких, как я, он больше вообще на женщин смотреть не может… – Она нахмурилась. – Слушай, а может, он импотент? – Джуди пожала плечами. – Или психопат, – задумчиво, словно ставя диагноз, добавила Линда. – Одно из двух.

– А скорее, и то, и другое, да? – не без иронии подсказала Джуди. Ее жалость куда-то подевалась, и только мысль о том, что Линда и без того получила чрезмерно жестокий урок, удерживала ее от явных насмешек.

– Возможно, – не почувствовала иронии Линда, – это шизофрения на почве ранней импотенции.

Она вдруг вся затряслась от смеха. Джуди удивленно смотрела на нее минуту-другую, а потом рассмеялась тоже.

Спустя полчаса обе уже спали, а утром стояли, опустив глаза, перед дежурным, выговаривавшим за курение в комнате, и уголки губ у обеих слегка подрагивали, словно всю прошлую ночь они веселились напропалую.