Текст книги "Бриз для двоих"

– Милая, милая, девочка моя… Прости меня…

Все решительные слова застряли у нее в гортани, Джуди поперхнулась своей злостью, и волна нежности к нему захлестнула ее душу.

Задыхаясь, он шептал почти бессмысленные слова, а ее соскучившееся тело не могло насытиться…

И все было как всегда. Удовлетворившись, он повернулся на бок и задремал. А она обхватила колени, уткнулась в них лицом и неслышно заплакала. Может, это были слезы радости, как бывало раньше, но возможно – разочарования. Как бы то ни было, через три дня, когда Рэй объявил, что ему необходимо уехать, Джуди не расплакалась, как обычно, и не стала задавать никаких вопросов – она кивнула и стала складывать вещи в его дорожную сумку.

Она понимала: что-то сломалось в ней, и, наверное, уже давно. Иначе она никогда бы не приняла приглашение Роджера, иначе не вспоминала бы того незнакомого мужчину, который поддержал ее в трудную минуту, и ее не томила бы тоска по кому-то, с кем можно поговорить, кому можно излить душу. Рэй больше не заменял ей весь мир, хотя она все еще любила его.

Джуди вдруг захотелось встретиться со Стивеном, Мэтью, Мэрион, Джоанной – с любым из тех, кто был так дорог ей когда-то. Но снять трубку и набрать номер – а она до сих пор хранила в памяти все номера телефонов друзей, – было слишком смелым и почти невозможным поступком для нее. Рэй стоял между ней и ее друзьями. Рэй, поняла она вдруг, теперь не заменял ей весь мир, нет, но он стоял между нею и миром, между нею и жизнью. И жить она могла, только убрав его со своего пути.

Одно дело понять, другое – осуществить. Его глаза, губы, руки крепко держали Джуди в плену. Отказаться – значило: никогда больше не увидеть этих глаз, не поцеловать этих губ, не ощутить ласковой тяжести этих рук на своем теле. Вырваться – означало: перечеркнуть восемь лет жизни. А жить – означало: остаться одной. Джуди была уверена, что никогда больше не полюбит. Рэй – любовь всей ее жизни, разве после восьми лет такой любви можно встретить кого-то, кто вызовет похожие чувства? И все же, все же пора расставаться…

Она металась от надежды к отчаянию. Сейчас как никогда она нуждалась в работе. Не только из-за денег, а потому что работа, на которой необходимо сосредоточиться, могла бы отвлечь ее от этих бесплодных мыслей.

– Ей необходим покой, – сказал врач. – Вы живете вместе?

– Нет, мы с дочерью живем в Нью-Йорке, – ответила Нора.

Он нахмурился.

– Слишком далеко. А здесь у вас есть еще кто-то: родственники, близкие друзья?

– Нет.

– И вы не можете забрать ее к себе? Теперь нахмурилась Нора.

– Боюсь, что нет. Вернее, мы могли бы, конечно, но, насколько я знаю свою мать, она на это не согласится.

Доктор пожал плечами.

– Тогда попросите кого-нибудь присматривать за ней. Наймите человека.

– Сиделку?

– Нет, – он улыбнулся. – Просто нужно, чтобы она не была одна. Не тот возраст, не то здоровье.

Еще до того, как забрать мать домой, Нора обратилась в первое попавшееся агентство по найму с просьбой подыскать «милую, образованную, ответственную девушку», впрочем, не указывая конкретно, что от нее потребуется.

– Мне никто не нужен, – резко отреагировала на это Эмили.

– Но доктор сказал, что тогда тебе придется перебраться к нам.

– Это невозможно!

– Я тоже решила, что ты будешь против. Хотя и не понимаю, почему…

У Эмили задрожали губы, и Нора поспешила переменить тему.

Наконец поступило предложение, но Джуди была неприятно поражена: фирма, о которой шла речь, тесно сотрудничала как с компанией Спарка, так и с фирмой Джонса. Трудно найти работу в деловом мире небольшого городка, не желая встречаться с некоторыми представителями этого мира…

– Есть еще одно предложение, – глядя в глаза Джуди и растягивая слова, проговорила служащая агентства. – Немного, правда, неясное…

«Милая, образованная, ответственная». Только в последнем Джуди была уверена. Она всегда ответственно относилась к своим обязанностям. Что касается остального… «Милая» – что это означает? Что под этим подразумевается? Сама себе она кажется милой…

А вот Джулия вечно находит в ней какие-то изъяны. Впрочем, Джулия саму себя считает эталоном женственности и не переносит то, что не стремится быть похожим на нее.

Через полчаса нужно выходить. Джуди собрала волосы в пучок, надела один из строгих деловых костюмов. Прическа в сочетании с костюмом, на ее взгляд, придавала даже чрезмерное выражение ответственности ее похудевшему лицу, но… Возможно, это и есть то, что надо. Чтобы скрыть желтизну вокруг глаза, пришлось нанести на лицо слой тонального крема. Обычно Джуди почти не пользовалась косметикой, поэтому провозилась довольно долго. И все же синяк можно было разглядеть. Сумасшествие! – в таком виде идти к работодателю. А! Будь, что будет! И, ободряюще улыбнувшись своему отражению в зеркале, Джуди отправилась на Эшли-стрит.

Она дважды нажала на желтую кнопку. Электрический звонок издал нежный, мелодичный звук старинного дверного колокольчика. Через полминуты Джуди услышала неторопливый перестук каблуков и постаралась изобразить на своем лице выражение ответственности в сочетании с милой ненавязчивой улыбкой. Ей открыла высокая красивая женщина, которая быстро оглядела ее, но Джуди почему-то поняла, что замазанный синяк уже замечен и принят к сведению. Это не могло придать ей уверенности, но она постаралась не выдать охватившее ее чувство неловкости и стыда. Любезно, но без улыбки, ее пригласили в дом.

Сидя в гостиной за круглым столом красного дерева с мраморной белой столешницей, Джуди водила подушечкой указательного пальца по его прохладной серебряной окантовке, понимая, что от взгляда хозяйки не ускользнет это движение, выдающее ее волнение. Впрочем, она почти сразу же подумала, что ей будет в мягкой форме отказано, и ею овладело то же безразличие, какое она испытала во время решающего разговора с мистером Спарком. Все же она старалась отвечать на вопросы как можно точнее и сохраняла на лице то выражение, какое придала ему еще перед дверью. Это было трудно, не только потому, что результат разговора был заранее известен, но и потому, что собеседница не нравилась Джуди, и она сама не была уверена, что хотела бы получить эту работу. Джуди не привыкла относиться к работе как к каторге, и поэтому непременным для себя условием считала ту неосознанную симпатию, что возникает – или не возникает – между людьми при первой же встрече. Эта женщина чем-то напоминала ей Джулию, хотя, безусловно, в отличие от сестры, она обладала безукоризненным вкусом. Заметная разве что с очень близкого расстояния косметика лишь подчеркивала ее правильные черты, тогда как Джулия считала, что, если она пользуется косметикой от Маргарет Астер, то все должны это видеть. Светло-серая батистовая блузка чуть отливала серебром, но оттенок был мягким, лишенным блеска. Джуди невольно вспомнила блестящую зеленую «чешую», которую одолжила ей Джулия в тот памятный вечер, и ей стало неловко, словно эта элегантная женщина, сидевшая сейчас напротив, могла ее видеть тогда.

В гостиную заглянула девочка-подросток, окинула Джуди беглым, скользящим взглядом, от которого разглядываемый просто не успел бы смутиться, и тут же исчезла. Собеседница Джуди, по-видимому, мать девочки, извинилась и вышла. Джуди захотелось встать и потихонечку проскользнуть к дверям.

Разговор и так подходил к концу, сейчас она получит вежливый, обоснованный отказ. Впрочем, может быть, сразу и не откажут, а попросят позвонить через пару дней. Но уйти было невозможно – при всей своей импульсивности Джуди никогда не позволяла себе нарушать правила приличия.

– Эми! – влетела в спальню Никки. – Там какая-то строгая мисс пришла устраиваться к тебе секретаршей!

Эмили скривилась.

– Да ты не волнуйся! – Никки присела на край постели и погладила бабушкино запястье. Она теперь старалась обращаться с Эмили как можно бережнее. – Мама сама хочет от нее отделаться, она ей не понравилась.

– Почему?

– Мама сказала, что у нее… – девочка сделала страшные глаза и, не удержавшись, прыснула, – что у нее синяк под глазом!

Никки зашлась смехом. Эмили невольно улыбнулась, как всегда, чуть сморщив губы, но тут же сделала строгое лицо.

– Не понимаю, что здесь смешного, – урезонивая разошедшуюся внучку, проговорила она. – Мало ли что случилось с человеком…

Она о чем-то задумалась, а Никки все еще вздрагивала от подавляемых изо всех сил приступов рвущегося наружу хохота.

– Подай мне халат, – вдруг сказала Эмили и откинула легкое покрывало.

Она тщательно причесалась, не отвечая на удивленный взгляд Никки, и направилась к двери.

– Ты что – собираешься спуститься? – спросила внучка.

– Да.

– Тебе же еще нельзя…

Но Эмили уже вышла, и лицо ее выражало упрямую решимость.

Нора с гостьей стояли в дверях гостиной, видимо, уже прощаясь. Эмили попыталась приглядеться к претендентке на роль помощницы, но в последние годы зрение заметно ослабло – хотя машину она все еще водила, не испытывая трудностей. Все, что она смогла разглядеть – это неплохо сидевший, но все же чрезмерно строгий, не по сезону, костюм цвета выцветшего неба и гладко зачесанные волосы, увенчанные на затылке пышным, тяжелым узлом. Однако для Эмили не имело большого значения то, что она хотела разглядеть, она и так уже приняла решение: если дочь против – значит, она будет за.

– Нора! – негромко окликнула Эмили.

Нора и Джуди подняли головы. Эмили стояла наверху, опираясь на деревянные перила лестницы.

– Мама! Зачем ты поднялась?! – Нора произнесла это мягко, но чувствовалось, что она очень недовольна. Все последние дни она говорила с матерью мягким и одновременно настойчивым тоном, как говорят с расшалившимися детьми. К тому же сейчас они были не одни.

– Попроси девушку пройти в кабинет, Нора, – тоном, не терпящим возражений, произнесла Эмили.

– Мы уже все обговорили… – возразила было Нора, но сразу осеклась.

Она повернулась к Джуди и впервые за время их общения попыталась улыбнуться. Улыбка свидетельствовала о чувстве неловкости, испытываемом этой невозмутимой женщиной, и поэтому доставила Джуди некоторое, почти жестокое, удовольствие.

– Понимаете, мама все привыкла решать сама… Вас не затруднит?..

– Нет-нет, конечно, – пришла ей на выручку Джуди. – Я охотно поговорю и с ней, тем более, что…

– Да, возможно, вам придется общаться. Я ведь только посредник…

Джуди узнала ее сразу, как только вошла в кабинет. События того вечера пронеслись перед ее глазами с удивительной ясностью. Джуди вспомнила счастливую улыбку на лице этой женщины, ее глаза, глядевшие куда-то далеко, за много миль или за много лет от того ресторана и того вечера, а потом так пронзительно взглянувшие на нее, Джуди… За эти два месяца она осунулась и постарела – видимо, болезнь оставила свой неизгладимый след.

Эмили молча указала Джуди на кресло и села сама. Джуди ждала скользящего взгляда, которым, наверное, обладали все члены этой семьи, но старая леди, напротив, без всякого стеснения рассматривала ее…

Вдруг брови Эмили удивленно приподнялись.

– Позвольте, – не совсем уверенно произнесла она. – Мы ведь с вами уже встречались…

Джуди струсила и решительно замотала головой:

– Не припоминаю, простите…

– Да-да, – задумчиво произнесла Эмили, – вполне возможно, что вы не помните. С чего бы вам меня помнить?.. – Прошла, должно быть, минута, прежде чем она заговорила снова: – Вам, наверное, уже сказали, что я не совсем здорова. За мной, так сказать, нужен присмотр. Хорошо, что хоть нет необходимости в девице в белом халате… Вы, я надеюсь, не медсестра?

– Нет.

Джуди была предупреждена Норой о том, что миссис Краун недолюбливает медсестер и необходимо скрывать, что Джуди когда-то окончила курсы и даже почти год проработала в больнице.

– По правде сказать, – тут Эмили наклонилась поближе к Джуди и произнесла доверительным шепотом: – я их не переношу.

Джуди не сумела скрыть улыбки, на которую, видимо, и рассчитывала Эмили.

– А вы хорошо улыбаетесь… – сказала она, – когда делаете это искренне.

Джуди смутилась. Та приклеенная улыбка, которую она водрузила на лицо, заслышав шаги Норы и с которой вошла в кабинет, теперь ей самой показалась глупой и жалкой.

Некоторое время обе женщины молчали, однако отчего-то это молчание не было для Джуди тягостным.

– Вы любите такой стиль одежды? – наконец спросила Эмили.

Джуди опешила.

– Простите?..

– Я вовсе не хотела вас обидеть. У вас чудный костюм, и он вам очень к лицу.

Джуди смутилась еще больше.

– Но… может, я ошибаюсь, однако, я редко ошибаюсь… – Эмили сама первой рассмеялась над тем, что сказала, а затем с улыбкой продолжила: – Почему-то мне кажется, что вы любите одеваться как-то иначе. Понимаете, чувствуется, когда человек оделся потому, что так надо, а когда он одет так, как ему нравится.

Джуди не успела ответить – да и что бы она смогла ответить? – как в комнату заглянула Нора.

– Мама! – произнесла она все тем же мягко-настойчивым тоном, – тебе категорически запрещено вставать вообще, а тем более так долго оставаться на ногах.

– Нора, детка, – совершенно невозмутимо проговорила Эмили, – разве я не учила тебя, что прежде чем войти, все воспитанные люди стучат?

Нора поджала губы: это было уже слишком! Передернув плечами, она удалилась с видом оскорбленного достоинства, уже не стесняясь чужого человека, невольно оказавшегося посвященным в непростые семейные отношения.

– Вообще-то моя дочь права, мне действительно пора вернуться в постель, – сказала Эмили. – Надеюсь, я вас не очень напугала своей чрезмерной прямотой? – Не дожидаясь ответа, она встала. – Дочь позвонит вам, как только соберется меня покинуть. Думаю, это случится очень скоро.

Джуди не знала, куда деть глаза. В такую щекотливую ситуацию она еще ни разу не попадала. Только на улице, отойдя не меньше, чем шагов на двадцать от дома, она, наконец, немного расслабилась и, оглянувшись назад, в недоумении пожала плечами.

А Эмили, лежа у себя в спальне, морщила в улыбке губы. «Какой маленький городок, – думала она, – какой до смешного маленький городок!» Она вспомнила, как говорила Фрэнку, что нет ничего поразительного в том, что он встретил эту женщину с печальными глазами спустя полчаса вблизи того же самого ресторана. «Да, и ничего нет удивительного в том, что теперь именно она появилась в моем доме. Еще одна случайность, без этих случайностей жизнь бы просто-напросто остановилась…»

Глава 6

Берта разрезала пополам каждую грушу. Получилось двенадцать половинок. Груши были спелые, сочные, и, удалив из каждой сердцевину, она сложила губы трубочкой и втянула в себя сладкий сок с ладоней. Затем тщательно сбрызнула груши лимонным соком и принялась наполнять ямки жирным творогом. Покончив с этой нехитрой работой, она бережно уложила отяжелевшие плоды на выстланное салатными листами блюдо и занялась приготовлением соуса. Вскоре блюдо окрасилось кроваво-красной, с прогалинками зелени, густой жидкостью и приобрело законченный вид.

Берте было дано указание накрыть стол без шика, по-домашнему. На отполированную поверхность овального, красного дерева, стола легли две маленькие скатерти, на них Берта поставила фаянсовые тарелки цвета слоновой кости и стаканы дымчатого стекла. Она раздвинула бледно-желтые шторы, и летнее солнце залило столовую ярким светом.

Джуди сначала вспоминала об этом странном посещении, пытаясь предположить, позвонят ей или нет, и что делать, если позвонят. Хотелось бы ей работать с этой странной дамой, при первой же встрече дающей непрошеные советы и ставящей на место своих домашних в присутствии постороннего человека? Это было признаками явной невоспитанности, но в данном случае о невоспитанности речи не шло. Миссис Краун, видимо, просто считала себя выше всех правил, а может, она всегда была несколько эксцентричной особой. Во всяком случае, Джуди не могла однозначно ответить на заданный себе вопрос. Ее смущала манера поведения этой старой женщины, однако в то же время в ней было что-то обаятельное.

Но дни проходили, звонка не было, и Джуди уже стала забывать об этом эпизоде. Она собралась снова зайти или позвонить в агентство, так как работу нужно было найти в самое ближайшее время – иначе ей пришлось бы потревожить свой небольшой банковский счет, который она привыкла считать неприкосновенным запасом. И тут раздался звонок, звонила сама миссис Краун, из чего Джуди сделала вывод, что ее дочь так и не согласилась с решением матери. Джуди не успела еще собраться с мыслями, как уже ответила: «Да, непременно буду», – и только положив трубку, задумалась, не пожалеет ли она о сделанном шаге. Мысль о том, что ее будут с утра до ночи поучать, не радовала – Джуди сама была достаточно своенравна и не терпела нравоучений ни от старшей сестры, ни даже от родителей. Попытка мистера Спарка сделать ей внушение вызвала моментальную реакцию, и теперь Джуди опасалась, надолго ли хватит у нее терпения, чтобы выносить советы нового «босса». И все же перспектива работы у миссис Краун чем-то привлекала… Так или иначе, но в назначенный день Джуди стала собираться на Эшли-стрит, 35.

Строгий деловой стиль, по мнению миссис Краун, не подходит ей? Так что же надеть на этот раз? Ведь старая придира в первую очередь оглядит ее с головы до ног, нимало не стесняясь! Внезапный задор овладел Джуди, и она достала из шкафа давно заброшенные вещи во вкусе Рэя, которые он когда-то покупал ей сам. Чаще всего она чувствовала себя в них неуютно и надевала их только по его требованию, но в последние годы он все реже просил ее одеться «для него» и почти не обращал внимания на то, как она выглядит…

Она надела короткую кожаную юбку, короткую майку, так называемый «топ», и кожаную же жилетку, а потом не скупясь подвела глаза и накрасила губы яркой помадой. Этот стиль был ей не только не близок, но и не привычен, в отличие от делового, к которому Джуди успела привыкнуть за несколько лет работы в офисах. Но сейчас ею двигало и неосознанное желание позлить даму, лезущую со своими непрошеными советами. Волосы на этот раз она собрала в пышный хвост, какие носят девочки-подростки, примерно такого возраста, как внучка миссис Краун. И неожиданно веселый бесенок заплясал в глазах Джуди. Может, старой леди понравится игра «кто-кого»?..

На этот раз строгий костюм был на Эмили. И тон ее был по-деловому сух. Она казалась совершенно здоровой, и Джуди даже усомнилась, действительно ли ей так уж нужна помощь. Эмили показала ей дом, а потом пригласила в столовую. Обед прошел при полном молчании, Джуди иногда взглядывала на Эмили, но та словно забыла о ее существовании. И вновь поведение хозяйки задело Джуди. «Что за странная женщина!» – подумала она. После обеда они перебрались в гостиную, и Эмили наконец заговорила.

– Если честно, – сказала она, – я пыталась убедить дочь в отсутствии необходимости присмотра за мной, но она заставила меня выслушать врача, и мне ничего другого не оставалось, как согласиться с его доводами. Однако ваша работа не будет слишком обременительной. Разбирать бумаги, может быть, иногда помогать мне с переводами, сопровождать в поездках или во время прогулок… Да и то, я полагаю, немного прогуляться перед сном я могу и без вашей помощи. Одним словом, вам придется быть… раньше это называлось компаньонкой. Чтобы мне не было одиноко, – тут Эмили передернула плечами. – И хотя мне вовсе не одиноко, – она немного помолчала, – моя дочь считает, что мне нужен человек, который мог бы отчасти заменить родственника или подругу. В общем, обязательные звонки каждый день, частые посещения и такая невеселая компания, как скучная старая дама. Предупреждаю, что человек я прямой, недовольство свое скрывать не стану и, возможно, буду даже резка. Раз уж вы мне за родственника или подругу… Согласны ли вы на такие условия?

– Да, – тотчас же ответила Джуди.

Что-то в голосе Эмили, в выражении лица, с которым она произнесла все это, заставило ее отбросить сомнения.

Она появлялась в доме на Эшли-стрит три раза в неделю, иногда чаще. Миссис Краун была по-прежнему сдержанна, не позволяя приблизиться к себе. Джуди поняла, что получила эту работу только потому, что дочь хозяйки была против ее кандидатуры. Временами Джуди казалось, что она неприятна своей «подопечной», но она старалась не обращать на это внимание, относясь к общению только как к работе. Бесенок, заставивший ее однажды вырядиться в кожу, опять забрался в глубокую норку, и Джуди перестала продумывать свой наряд перед каждым визитом к Эмили, тем более, что той, казалось, было все равно. Джуди даже не всегда была уверена, что она вообще замечает ее присутствие. Но как только Джуди стала носить свои любимые вещи, в которых чувствовала себя естественно и комфортно, Эмили почти сразу же отреагировала.

– Знаете, Джуди, – сказала она как-то, когда они вышли на прогулку, – вам, безусловно, шли все ваши наряды, но в последнее время вы мне особенно нравитесь. Возможно потому, что нравитесь самой себе.

С этого момента началось заметное потепление. Хотя они все еще мало говорили друг с другом, Джуди ощущала, что миссис Краун теперь гораздо ближе к ней, что, сидя в кресле напротив в кабинете, или за обедом в столовой, или во время их пешеходных и автомобильных прогулок, Эмили находится в ее обществе, а не где-то далеко отсюда. И если прежде каждый раз накануне визита Джуди испытывала неприятное ощущение своей ненужности, даже стыд – казалось, она получает деньги за то, что навязывает свое присутствие весьма независимой старой леди, – то теперь мысль о нескольких часах, которые придется провести в обществе миссис Краун, не только не пугала, но была уже почти приятна.

Они чаще стали выбираться за город, проезжая тихими проселочными дорогами, что белесыми змейками вились меж обожженных солнцем полей, к пустынным каменистым пляжам, по которым подолгу бродили, время от времени присаживаясь на плоские горячие валуны и безмолвно глядя в даль океана.

Однажды Эмили предложила Джуди взять купальники, и, раздевшись, они одновременно подошли к воде.

– Вы уверены, что доктор ничего не имел бы против? – еще раз спросила Джуди.

– Думаю, он покачал бы неодобрительно головой, но потом непременно проявил бы снисходительность, – Эмили улыбнулась. – Не будьте уж столь осторожны, Джуди!

Джуди улыбнулась в ответ и туго закрутила свои пышные волосы на затылке.

Они вошли в воду вместе и поплыли рядом, едва не задевая друг друга. Купание явно доставляло Эмили удовольствие.

– Вы не часто плаваете, миссис Краун? – спросила Джуди.

– В последнее время почти никогда. Даже Никки не может уговорить меня показать мое дряблое тело пляжным толпам. Да и вообще я люблю тихие, безлюдные, можно сказать, дикие места.

– Я тоже, – подхватила Джуди, – но я и в городе пытаюсь найти островки покоя. А почему бы вам не приезжать сюда вместе с дочерью и внучкой?

– Вряд ли это вызовет у них восторг. Они как раз любят быть в центре внимания. – Плавно развернувшись к берегу, она добавила: – Я вполне понимаю их, это свойственно молодости.

Джуди тоже повернула назад и, задумавшись на мгновение, нерешительно возразила:

– Не знаю, я всегда любила уединение. Хотя любила и компании, недостатка в веселье не было…

– Вы говорите так, словно вам, как и мне, семьдесят. Верно, вы и теперь довольно насыщенно проводите свободное время…

– Да, конечно, – изменившимся голосом проговорила Джуди и поспешила продолжить свою мысль: – Но с природой необходимо оставаться один на один, в тишине, чтобы расслышать ее голоса, разглядеть цвета и все их оттенки, почувствовать запахи…

Потом они лежали на круглых, обточенных океаном камнях. Эмили внимательно слушала разговорившуюся Джуди и смотрела на нее своим проницательным взглядом.

А когда они уже вернулись к машине, Джуди наконец решилась задать не дававший ей покоя вопрос:

– Миссис Краун, возможно, мой вопрос покажется вам странным, но не знаете ли вы, в городе много «фольксвагенов» этой модели?

– Не знаю, Джуди, хоть городок и невелик, автомобилей в нем предостаточно. Но боюсь, что такой развалюхи, как у меня, нет ни у кого.

– Почему же вы не приобретете что-нибудь другое? – спросила Джуди, садясь за руль.

– Самая верная примета старости – безграничная власть привычек. Этот автомобиль – мой старый друг, очень старый и очень верный. А от друзей не отказываются только потому, что они вышли из моды. Его, правда, частенько приходится отдавать в заботливые руки автолекарей, так что за те деньги, что потрачены на его ремонт, возможно, я могла бы купить не одну машину новой модели, но зачем? А почему вы спросили?

Джуди ответила не сразу, делая вид, что поглощена дорогой.

– Видите ли, – наконец произнесла она, – я как-то познакомилась с одним французом, вернее американцем, но живет он в Париже, и у него был такой же «фольксваген», просто в точности такой же – у меня хорошая зрительная память. Вряд ли он взял его на прокат. Вот я и подумала, что это машина каких-нибудь его здешних друзей…

– Что ж, может быть. Значит, я не одинока в своих пристрастиях. – Губы миссис Краун морщила лукавая улыбка, но Джуди не отрывала взгляда от дороги и не могла ее заметить. – Извините за бестактность, это романтическая история?

– Нет, – совершенно искренне ответила Джуди, – он просто помог мне… в трудную минуту. Я даже не знаю его имени. Ваш автомобиль сразу же напомнил мне тот случай, и я до сих пор никак не могу от этого отвлечься…

Прощаясь в тот день с Эмили, Джуди, как всегда, сказала:

– До свиданья, миссис Краун.

Но Эмили слегка придержала ее за локоть, словно боясь, что Джуди, не дослушав, уйдет.

– Зовите меня по имени, прошу вас.

С того дня Джуди отправлялась на Эшли-стрит с радостью, а Эмили, просыпаясь, первым делом вспоминала о предстоящем визите Джуди и вставала в хорошем настроении. Их прогулки стали более продолжительными, и теперь они редко проходили в молчании. Женщины обменивались впечатлениями по любому поводу, будь то необычный оттенок воды, перебежавшая дорогу белка, причудливая форма подобранного на пляже камня или глуповатое выражение лица полицейского на посту при въезде в город. Дистанция, соответствующая разнице их положений, сохранялась, но потребность в общении друг с другом появилась у обеих. Они вместе занимались переводами, и иногда от души потешались над неуклюжестью слога или пошлостью сюжета оригинала, подолгу сидели в библиотеке, попивая сок или легкий коктейль, делились впечатлениями от прочитанного, а иногда Джуди читала что-нибудь вслух. Постепенно общение с Эмили стало необходимым для нее, и иногда ей даже бывало неудобно получать деньги за то, что не стоит никакого труда и доставляет удовольствие. Посещения дома на Эшли-стрит стали более частыми, и нередко теперь Джуди проводила там почти весь день.

И все же в свободное время на нее по-прежнему наваливалась тоска, возвращались безрадостные размышления, бесплодные сожаления, неясные надежды, сменяющиеся отчаянием… Вновь вечерами Джуди поглядывала на телефон, упорное молчание которого изредка нарушали лишь звонки Джулии и Эмили. Она опять упрямо и привычно ждала.

Но когда, вернувшись домой после очередного визита к Эмили, Джуди обнаружила там Рэя, это явилось для нее полной неожиданностью.

Фрэнк взял в руки картонку и пробежал глазами перечень блюд. Жан ушел в изучение меню с головой. Его ухоженные длинные волосы красивой волной спадали на плечи. Время от времени быстрым движением растопыренной ладони он откидывал их назад. Наконец он предложил Фрэнку салат «бон фам», консоме с овощами и яйцами, жаркое из кролика, и на десерт – «кольбер». Фрэнк, как всегда, мало представляя себе, что скрывается за каждым из названий, кроме вполне понятного кролика, охотно согласился с этим выбором. «Бон фам» оказался щедро заправленным сливками и горчицей сельдереем, перемешанным с мелко нарезанными яблоками; кролик в соусе из белого вина был превосходен, но что особенно пришлось Фрэнку по вкусу, так это «кольбер» – поджаренные во фритюре и обсыпанные сахарной пудрой абрикосы, в которых вместо косточек оказались шарики сладкого риса.

– Так о чем ты хотел поговорить? – спросил Жан, вытирая полные губы салфеткой.

Фрэнк уже готов был отказался от запланированного разговора, ограничившись обычной застольной болтовней с другом. Но Жан смотрел на него вопрошающим взглядом, и ему пришлось сделать над собой усилие.

– Я хотел поговорить о Шарлотте, – сказал он.

– А что такое? – Жан внимательно посмотрел на Фрэнка, и вдруг брови его взлетели вверх: – Она что, беременна?

– Нет-нет, – поспешил успокоить его Фрэнк.

– Впрочем, что это я так разволновался? – медленно проговорил Жан. – Я, конечно, нашел бы, кем ее заменить, и это скорее стало бы ее проблемой… или твоей.

– Да, – усмехнулся Фрэнк, – мне пришлось бы выложить кругленькую сумму…

– Так в чем все-таки дело?

– Дело в том, что Шарлотта не удовлетворена отведенным ей местом… Ее не устраивает то, что ее используют на вторых ролях.

– Ах, вот оно что… – Жан еще раз провел салфеткой по губам и бросил ее на стол. – Ох уж эти девчушки. Стоит им ступить на подиум или сняться в массовке, как они уже грезят о всемирной славе.

– Речь не об этом… – Фрэнку было ясно, что разговор ни к чему не приведет, но он все же продолжил: – Ей хочется чего-то достичь, а она не видит никакой перспективы…

– Я понимаю, – перебил Жан, – что ей хочется войти в первую пятерку моих девочек, а не быть фоном. Она действительно в резерве…

– Вот видишь, – успел вставить Фрэнк.

– Давай начистоту, Фрэнк. Ты попросил меня взять Шарлотту к себе, потому что тебе хотелось, чтобы она не болталась без дела. По крайней мере, я так тебя тогда понял.

– Да, но с тех пор прошло немало времени, она взрослеет, ей хочется большего…

– У меня она вряд ли сделает себе карьеру, – вздохнул Жан. – Видишь ли, Фрэнк, с моей стороны это был лишь жест дружбы, я счел возможным оказать тебе эту услугу. Но я не могу сделать ее примой только из любви к тебе…

– Я тронут… – нахмурившись, начал Фрэнк, но Жан опять перебил его:

– Не кипятись, пожалуйста. Поверь, это не предмет для ссоры. Может быть, она когда-нибудь и сделает карьеру модели, но только не у меня.

– Но почему? Разве она не красива?

– Красива, наверное… Но не в моем вкусе. Я, знаешь ли, предпочитаю несколько иное.

– Да? – Фрэнк испытывал сильнейшую досаду и сам на себя сердился за это. Испортить давние дружеские отношения с Жаном из-за прихоти Шарлотты было бы несомненной глупостью.

– Юные незрелые девочки-подростки, тонкорукие и длинношеие – это, знаешь ли, не тот образ женщины, который мне нужен.

– А каков же твой образ? – с интересом спросил Фрэнк.