Текст книги "Грешница"

– Гм, – подумал он, – если мы еще промедлим хоть несколько часов, то может случиться, что мы совсем лишимся этого индийского перла и пяти миллионов.

Затем он уже громко добавил:

– Право, будьте спокойны, все уже готово, и маркиза погибнет безвозвратно.

Ревность несколько воспламенила Дай Натха.

– Я хочу знать, – сказала она, – как все это сделается.

– Да вы это и узнаете, тем более что мы не можем обойтись без вас.

– Говорите, я вас слушаю.

– Во-первых, – начал Рокамболь, – вы напишете маркизу Ван-Гоп.

Дай Натха встала и позвонила.

– Перо! – приказала она вошедшему слуге.

– Я жду, – заметила она, садясь за письменный стол. Рокамболь продиктовал: «Друг мой, приезжайте ко мне сегодня вечером… к сожалению, вы убедитесь, что я умею держать свои обещания».

– Это все?

– Да!

Дай Натха подписалась.

Рокамболь взял от нее эту записку.

– Она будет завтра утром у маркиза Ван-Гопа, – сказал он. – Завтра в половине седьмого я буду здесь с человеком, который должен играть главную роль в вашем салоне.

– А больше вы ничего мне не скажете?

– Ничего, – ответил сухо Рокамболь, прощаясь с индианкой.

– Прощайте, – проговорила она, – и не забывайте, что теперь моя жизнь находится в ваших руках.

– Милейшая особа, – подумал между тем Рокамболь, уходя от нее, – если бы дело шло только о твоей жизни, то это не очень беспокоило бы меня, но твои пять миллионов стоят вполне того, чтобы мы спасли тебя.

От Дай Натха виконт де Камбольх проехал к госпоже Маласси, которую Вантюр еще утром предупредил, что вечером у нее будет гость.

– Вот, – сказал Вантюр, вводя к ней Рокамболя, – то лицо, которое вы ждете.

Вдова вспомнила, что она уже видела виконта у маркизы.

Рокамболь раскланялся с ней и выслал Вантюра. Вантюр немедленно исполнил его приказание, а Рокамболь преспокойно сел себе в кресло.

– Мне нужно, – сказал он, – сообщить вам несколько слов.

Маласси молча поклонилась.

– Я приехал, – продолжал Рокамболь, – потребовать от вас услуги, платой за которую будет ваш брак с герцогом де Шато-Мальи.

Мадам Маласси задрожала и вообразила, что, вероятно, за такую высокую плату от нее потребуют чего-нибудь невероятного.

– Я вас слушаю, – сказала она покорно.

– В таком случае будьте добры и напишите то, что я вам сейчас продиктую.

Вдова встала и села за письменный стол.

«Милая моя, – диктовал Рокамболь, – Шерубен непременно хочет видеть вас сегодня вечером, так приезжайте в восемь часов ко мне, чтобы утешить этого ревнивца, который только и мечтает о дуэли, чтобы иметь возможность убить вашего мужа».

Мадам Маласси подняла голову.

– Но, – заметила она, – ведь, право, это глупо!..

– Только пишите – остальное вы поймете потом, – заметил Рокамболь и продолжал диктовать.

«Я в семь часов не буду дома и отпущу Вантюра. Приезжайте ровно в восемь, но не забудьте закрыться хорошенько. Фанни примет вас и сходит за противным американцем… Видите, как я люблю вас».

Мадам Маласси покорно писала.

– А теперь. – продолжал виконт, – потрудитесь подписаться.

Она подписалась.

Рокамболь взял записку и положил ее к себе в бумажник.

– Милостивая государыня, – сказал он, – тогда, несколько дней тому назад, вы могли еще отказаться от услуг вашего управляющего, но теперь это уже поздно… тут дело идет не только о вашем браке, но и о вашей жизни.

– Жизни!

– Да, – ответил Рокамболь и сказал ей, что она должна будет умереть, если только не будет исполнять того, что от нее потребуют.

Результатом совещания с ней было то, что Маласси немедленно поехала к маркизе Ван-Гоп и упросила ее приехать к ней завтра в восемь часов вечера.

На другой день после этого маркиз Ван-Гоп получил от индианки письмо, в котором она уведомляла его, что доказательства находятся в ее руках и что она просит маркиза приехать к ней за получением их в семь часов вечера.

Маркиз сделал духовное завещание, которым завещал все свое имущество, в случае его смерти, городу Амстердаму, и отправился к Дай Натха.

Индианка приняла его и рассказала ему, что будто бы его жена влюблена в известного обольстителя всех красавиц легкого поведения – по имени Оскар де Верни, носящего также имя Шерубена-очарователя, и что она изменяет своему мужу при помощи госпожи Маласси, в доме которой и живет Шерубен. В доказательство своих слов она позвала Вантюра, который подтвердил ее слова, и показала уже известное нам письмо Маласси. написанное этой последней под диктовку виконта де Камбольха.

– Ну. а теперь, – сказала она, – вы все еще будете сомневаться?

– Я хочу видеть… видеть их обоих! – вскричал маркиз.

– Идите за этим человеком… вы увидите этого Шерубена на коленях перед вашей женой.

– Хорошо, – сказал маркиз, – я иду – час наказания наступил.

– О! яд… яд действует… торопитесь, Эркюль… мне кажется, что я умру.

– Вот голубой камень, – проговорил маркиз, бросив к ногам индианки кольцо. – Я всегда успею убить тебя, если ты солгала.

Маркиз все еще сомневался, не допуская мысли, чтобы его жена обманывала его.

– Ну, идем, негодяй, – сказал он, следуя за Вантюром, – и читай свою предсмертную молитву, потому что я убью тебя, если ты только солгал.

И маркиз вышел, между тем как Дай Натха собирала свои последние силы, чтобы достать кольцо, камень которого должен был возвратить ей жизнь.

Вантюр привез его к дому Маласси и спрятал его в уборной вдовы.

– Барыни нет дома, – сказал он, – и она не воротится раньше ночи… Теперь я вам более не нужен?

Маркиз молчал.

Он сел в уборной и положил перед собою заряженные пистолеты и стал ждать прибытия маркизы Ван-Гоп, решив убить ее и ее соблазнителя.

– Надо ускользнуть, – подумал Вантюр, уходя, – а этот бедняга Шерубен и не подозревает того, что ему придется отправиться вслед за маркизой!.. Одним червонным валетом будет меньше и одной частью больше в нашем дивиденде в сумме пяти миллионов.

На пороге калитки Фанни ждала маркизу, чтобы вести ее на смерть.

Возвратимся теперь опять назад.

Шерубен задрожал всеми членами, когда к нему подошел граф Артов, и бросил на него умоляющий взгляд.

– Милостивый государь, – продолжал граф, – вы фат и подлец, и вы будете наказаны за это.

Граф медленно поднял пистолет и хотел уже спустить курок, как Шерубен бросился в ноги к нему и, ползая на коленях, умолил о прощении.

– Хорошо, – сказала Баккара, – ты будешь прощен, но только с условием, что ты расскажешь нам всю правду о том, что есть общего между тобой и маркизой Ван-Гоп?

– О! – прошептал радостно он. – Я сделаю все, что вы только прикажете, но только пощадите меня.

Баккара сделала знак графу, который тотчас же опустил свой пистолет.

– Да… да, – бормотал Шерубен, – – я расскажу все, но вы защитите меня от них, иначе они убьют меня!..

– Кто они?

– Червонные валеты.

– Я не ошиблась, – вскричала Баккара, – – берегись, если ты только утаишь хоть одно слово, то ты ничем тогда не спасешь своей жизни.

– Я все скажу, – пробормотал Шерубен.

И рассказал все, что знал: о червонных валетах и о том, что они делают, и какую он играл роль в деле с маркизой Ван-Гоп, и о пятимиллионном вознаграждении индианки…

– Но кто же начальник этого общества? – настаивала Баккара.

– Не знаю, – ответил Шерубен, – об этом знает только виконт де Камбольх.

– Хорошо, – проговорила молодая женщина, – мы проверим твои слова.

Шерубен встал тогда, думая, что он уже спасен.

– Ты исполнил одно, – заметила Баккара, – исполни же и другое.

– Все, что вы хотите!..

– Что это? – спросила она, показывая на флакон.

– Одуряющее вещество!..

– Не яд ли это?

– Нет, – ответил с полным убеждением Шерубен.

– В таком случае мы это узнаем сейчас же… Я сделаю опыт над тобою.

Шерубен, не предполагавший никогда, что Рокамболь подсунул ему яду, с радостью согласился испытать на себе эти духи и таким образом спасти свою жизнь.

– Если бы это был яд, – думала Баккара, – то Сара, вероятно, сказала бы мне об этом, а она только говорила, что эта жидкость лишает рассудка, так пусть же этот человек будет хоть этим наказан. Она подала флакон Шерубену и сказала:

– Откупорь его и понюхай несколько минут. Шерубен молча повиновался, предполагая, что в флаконе находится одуряющая наркотическая жидкость.

Он и не подозревал, что вдыхает смерть.

Затем Баккара оделась и, оставив его под надзором графа Артова, велела подать карету и поехала к маркизе Ван-Гоп.

Когда она приехала туда, то маркиза уже давно спала.

Баккара позвонила и передала лакею, который отворил ей дверь, что она просит разбудить маркизу, так как ей нужно сообщить маркизе одно очень серьезное дело.

Маркиза приняла Баккара, которая передала ей о всех кознях, которых она была жертвой, и, посвятив ее во все подробности дела, увезла ее к себе.

Когда маркиза Ван-Гоп и Баккара вернулись в отель на Монсейскую улицу, то Шерубен лежал, растянувшись на полу, лицом к земле.

Баккара предположила, что граф убил его, и громко вскрикнула.

Граф сразу понял ее и сказал:

– Это не я, а сам Бог!

И при этом он рассказал, что после ее ухода и под влиянием яда Шерубен предался особенной неудержимой бешеной веселости, вслед за которой наступило полное изнеможение. Стих прекратился, и Шерубен впал в какое-то ужасное оцепенение.

– Так он умер? – спросила Баккара.

– Умрет через несколько часов.

Тогда Баккара обернулась к маркизе, онемевшей от ужаса и отвращения.

– Маркиза, – сказала она ей, – человек этот оскорбил нас обеих, но он умирает… помолимся за его душу.

Обе женщины стали на колени и начали читать отходную, и дневной свет застал их все в том же положении около тела Шерубена-очарователя, который умер, не придя в разум.

Наказание червонных валетов уже начиналось.

Мы оставили маркиза Ван-Гопа в комнате, куда его спрятал Вантюр.

Преступник, ожидающий, что за ним придут, чтобы везти его на эшафот, вероятно, не испытывал таких страшных мук, какие испытывал теперь маркиз, оставшись один с пистолетом в руках.

Он пришел сюда, чтобы убить… убить женщину, которую он так любил в продолжение двенадцати лет.

У маркиза на лбу выступил холодный пот.

Между тем в его душе все еще оставалась надежда на то, что она, может быть, еще не придет.

Каждый шум на улице вызывал у него нервную дрожь.

Вдруг раздались на лестнице чьи-то шаги.

Маркиз судорожно сжал пистолет.

Дверь отворилась, и вошла – женщина… но это не была маркиза.

Это была Фанни, бывшая горничная Баккара, преданная всей душой и телом сэру Вильямсу и которую червонные валеты поместили у мадам Маласси.

Она села к камину и развалилась на кушетке с непринужденностью герцогини.

Вероятно, она знала, что маркиз видит ее.

– Что за мучение! – ворчала она довольно громко, – ждать ежедневно, как барынина приятельница является на свидание со своим милым дружком… Признаюсь, что со стороны моей барыни крайне глупо и позорно уступать свой дом для подобных свиданий. Пусть она сегодня придет сюда одна… на дворе настоящий собачий холод.

Маркиз пришел в необыкновенную ярость, услышав этот циничный разговор: итак, тайна его позора была в руках горничной, как уже была в руках лакея… и в его душе разбилось и исчезло последнее чувство жалости, которое он все еще питал к той, которую он так любил в продолжение целых двенадцати лет.

Спустя четверть часа после этого на лестнице снова раздались шаги.

– Ну, – громко сказала горничная, – вот и маркиза. И при этом она встала и приняла почтительное положение, но, обернувшись назад, Фанни невольно вздрогнула и отступила назад как бы перед каким-нибудь привидением. Это была не маркиза!

Вошедшая женщина была высокого роста, закутанная в большой плащ.

Маркиз никогда не видал ее.

Это была Баккара.

Она сняла с себя плащ и явилась во всей прелести своего роскошного стана.

– Здравствуй, Фанни! – проговорила она спокойно. Фанни поклонилась и отступила еще дальше от нее.

– Гм, кажется, ты боишься меня, крошка! – заметила, смеясь, Баккара.

– Нет… – пробормотала она.

– Ты, как я вижу, не ждала меня?

– Я думала, что вы уже умерли.

– Это все может быть.

Фанни вздрогнула.

– Но ведь и мертвые возвращаются… и кулаки у них здоровее живых. (И при этом она дернула так за руку Фанни, что та невольно вскрикнула от боли. Баккара опять рассмеялась.)

– Ты из этого можешь заключить, что я хотя и привидение, но, однако, все еще сильна по-старому… Садись, мне надо поговорить с тобой.

Фанни дрожала всем телом и не садилась.

– Ну, – повторила Баккара, – садись и поговорим. Сказав это, она толкнула ее в кресло.

– Что вам угодно от меня? – шептала испуганная горничная, вспомнив с ужасом о той страшной ночи в сумасшедшем доме, когда Баккара чуть не убила ее.

– Мне нужно поговорить с тобой, – сказала Баккара и пристально посмотрела ей прямо в лицо.

– Что ты тут делаешь?

– Жду барыню.

– Врешь.

Баккара произнесла это слово твердо и холодно.

– Врешь! – продолжала она. – Твоя барыня уехала и воротится только ночью.

Фанни хотела отделаться наглостью.

– Я жду барынину приятельницу, – сказала она.

– Что же это за приятельница? Фанни колебалась.

Баккара расстегнула лиф своего платья и вынула оттуда кинжал с резною ручкою.

– Узнаешь его или нет? – сказала она. Фанни приподнялась и хотела бежать, но сильная рука

Баккара удержала ее на месте.

– Ну, отвечай же.

– Маркиза Ван-Гоп.

– А!.. Помни, что если ты солжешь хоть одно слово, то тебя ожидает смерть.

– Черт побери! – подумала горничная. – Не умирать t же мне в самом деле из-за них… я лучше скажу все!..

И она рассказала тогда все, что устраивал сэр Вильямс, чтобы доказать виновность и измену маркизы Ван-Гоп.

Фанни не колебалась и созналась во всем, не упустив ни одной из подробностей плана презренного Андреа.

Наконец, она протянула руку к уборной и. добавила:

– Маркиз, ее муж, – там.

Баккара встала, чтобы отворить дверь в уборную, но она отворилась сама, и на пороге ее появился маркиз Ван-Гоп.

Баккара подошла к нему.

– Милостивый государь, – сказала она, – довольны ли вы подобным оправданием маркизы в ваших глазах или вы хотите еще доказательств?

Маркиз молчал – на его глазах видны были слезы.

– Едемте со мной, – проговорила тогда Баккара, – и вы будете вполне удовлетворены…

В то время как все это происходило у госпожи Маласси, в отеле Дай Натха совершалась ужасная драма.

Когда маркиз отправился от нее к Маласси, то индианка, ужасно страдавшая от действия яда, с трудом дотащилась до кольца, брошенного к ее ногам маркизом, и, подняв его, опустила в стакан с водой.

Хотя она невыразимо страдала, но уверенность в целебную силу синего камня придавала ей силу и твердость.

Прошло около десяти минут, а вода все не окрашивалась синим цветом.

Дай Натха сделалось страшно… Она боялась умереть, прежде чем вода получит целебную силу противоядия.

С отъезда маркиза прошло уже три часа… она страдала невыносимо.

Но вдруг в гостиной раздались шаги…

– Это он, – подумала она.

Но портьера приподнялась, и в комнату вошел человек, которого она прежде никогда не видала. Это был граф Артов.

– Сударыня! – сказал граф. – Вы напрасно ожидаете, что этот камень разойдется… это простая бирюза!

Дай Натха дико вскрикнула.

– Этой бирюзой был заменен настоящий голубой камень без ведома маркиза Ван-Гопа, – добавил он. – Как это совершилось, вы можете узнать вот от этой дамы, – сказал граф, указывая на вошедшую в это время маркизу Ван-Гоп.

Маркиза предложила спасти ее от смерти. Но Дай Натха сперва долго отказывалась и только тогда согласилась, когда в комнату к ней вошли маркиз и Баккара.

– Проси прощенья, – сказал ей маркиз, – и ты будешь спасена.

– Простите! – прошептала побежденная индианка. Маркиз взял стакан и уже хотел поднести его к губам умирающей, но Баккара остановила его.

– Нет, – сказала она, – погодите!.. Если эта женщина хочет жить, то пусть она укажет нам людей, которым она обещала эти пять миллионов.

– Их двое, – прошептала Дай Натха.

– Как их зовут? – настаивала Баккара.

– Одного из них – де Камбольхом.

– О, я убью его, – прошептал маркиз.

– Другого… другого! – повторяла Баккара, надеясь хоть теперь услышать проклятое имя – сэра Вильямса. – Скорей… другого, начальника!

– Он из Нью-Йорка!..

– Имя… имя его?

Дай Натха открыла рот и, вероятно, хотела произнести имя этого недосягаемого демона, но голос ее прервался, и она протянула руку к питью…

– Имя его… имя его? – все еще спрашивала Баккара. Дай Натха сделала последнее усилие, чтобы взять стакан, потом громко вскрикнула и упала мертвою…

Баккара ждала слишком долго, яд действовал быстрее ее, и Дай Натха унесла в могилу разгадку этой страшной загадки – имя этого человека, которому, казалось, покровительствовал сам адский гений – дух зла.

В то время как происходили эти события, два человека сторожили в ночной темноте результаты своих преступных планов. Один из них – сэр Вильямс, главный двигатель всей этой драмы, завернувшись в плащ и тщательно закрыв свое лицо, стоял в восемь часов вечера в маленьком темном и вечно пустынном переулке, куда выходил сад госпожи Маласси.

Незадолго перед этим мимо него прошел Вантюр, который, конечно, не заметил его.

Из этого сэр Вильямс заключил, что маркиз Ван-Гоп находится уже в предназначенном ему месте.

Пробило восемь часов… потом половина девятого…

– Этот выстрел, которого приходится что-то долго ждать, – думал сэр Вильямс, – это правда, что он стоит пять миллионов.

Прошло еще полчаса.

Сэр Вильямс вздрогнул. Ему невольно пришло в голову имя Баккара.

Он подождал еще несколько минут, и так как тишина все еще продолжалась, то он не выдержал и побежал к главному подъезду.

В первый раз после своего превращения проклятый Андреа изменил своим благоразумным привычкам и рискнул быть узнанным. На этот раз он положительно потерял голову… Он поднялся по лестнице и, добравшись через отворенные двери до комнаты Маласси, не нашел в ней никого, кроме обезумевшей от страха Фанни.

Она бросилась перед ним на колени.

– Что случилось? – вскричал он громовым голосом. – Говори или я задушу тебя!..

Но ей незачем было отвечать – взгляд сэра Вильямса упал на кинжал, лежавший на камине, и он понял, что его страшный враг был уже тут.

– Где она?.. Где он?.. Где Шерубен? – спрашивал он.

– Он не был.

– А Баккара?

– Она уехала с маркизом.

– Куда они поехали?

– К Дай Натха.

– Все погибло! – заорал сэр Вильямс. – Все погибло – опять Баккара! – Ив припадке ярости вонзил этот кинжал по самую рукоятку в горло Фанни, которая почти мгновенно умерла.

– По крайней мере, – прошептал он, – хоть ты не изменишь мне.

И убийца бросился из дому, где он пролил кровь.

– Я не хочу, – шептал он, – чтобы Арман ускользнул от меня подобно другим! Я непременно хочу отомстить ему.

И он вскочил в первый попавшийся ему фиакр и приказал везти себя на улицу «Лорд Байрон».

Кроме сэра Вильямса, был еще один человек, который следил с лихорадочным волнением за исполнением своих планов.

Он вышел от Дай Натха, сказав ей, что возвратится через час.

Блестящий шведский виконт отправился в клуб и ровно в десять часов поехал опять в улицу «Лорд Байрон», ничуть не подозревая того, что в этот час Дай Натха умерла, а маркиз, Баккара и граф Артов нарочно устраивали для него безвыходную тюрьму.

Он позвонил, ему тотчас же отворили и провели наверх.

Войдя наверх и достигнув комнаты, где он оставил Дай Натха, он отворил дверь и только что переступил порог, как невольно попятился назад: на полу лежала мертвая Дай Натха, а по обеим сторонам двери стояли граф Артов и маркиз с пистолетами в руках.

Баккара сидела в нескольких шагах.

Рокамболь вскрикнул, поняв, что все погибло и что он пойман.

– Один! – прошептала с торжеством Баккара.

– Милостивый государь, – сказал маркиз, – я мог бы убить вас, но предпочитаю дать вам свободу защищаться… Идите в сад… у нас найдется оружие.

Но не успел пораженный Рокамболь ответить хоть одно слово, как дверь потайной лестницы затрещала и в комнату вбежал человек, который мгновенно бросился на Рокамболя и вонзил ему в грудь кинжал.

– А, разбойник! – вскричал он. – Вот уже целый месяц, как я наблюдаю за тобой, и на этот раз ты не ушел от меня, и у червонных валетов не будет более начальника.

Человек, ударивший Рокамболя, был благочестивый виконт Андреа, преданный брат Армана де Кергаца, святой человек, давший обет уничтожить червонных валетов.

В глазах маркиза Ван-Гопа, Фернана Роше, Леона, Вишни и Армана виконт Андреа был человек с благородным сердцем, тронутый раскаянием, человек, который не мог иметь ничего общего с таинственным и неизвестным начальником, имя которого было загадкой и который основал опасное общество… Одна только Баккара, пораженная такою наглостью, поняла, что этот человек, которого она одна разгадала, умел еще раз восторжествовать в своем поражении, и почувствовала, что добро опять побеждено злом…

Но Баккара надеялась на Бога, и Бог был с ней…

Начиная последний период всей этой ужасной драмы, мы должны на некоторое время оставить наших второстепенных героев и заняться графом и графинею де Кергац.

Прошло три месяца.

Мы находим Рокамболя в мансарде небольшого меблированного отеля в улице Фландр, куда он попал при помощи его названной мамаши вдовы Фипар, которая перевезла его к себе из госпиталя, где он лечился от раны, полученной им от сэра Вильямса.

Было утро…

Рокамболь, уже совсем поправившийся, ожидал к себе своего капитана, который устроил все дело так, что полиция окончательно потеряла следы при розыске убийц Дай Натха.

Сэр Вильямс был, как и всегда, аккуратен и не заставил себя долго дожидаться.

Он явился к Рокамболю и приказал ему ехать в Гавр, откуда вернуться в Париж под именем бразильского маркиза дона Иниго де Лос-Монтеса, и дал ему в услужение Вантюра, который в окрашенном виде должен был изображать из себя негра.

Через две недели после этого в десять часов утра во двор отеля Мерис, где обыкновенно останавливаются знатные иностранцы, въехала почтовая карета, в которой сидел молодой человек с черными, как смоль, волосами и бородой и с лицом цвета меди.

Это был маркиз дон Иниго де Лос-Монтес, или попросту Рокамболь.

Поселившись в отеле, он потребовал к себе управляющего и, расспросив у него, где живет граф де Кергац, к которому у него были рекомендательные письма, написал Арману де Кергацу вежливое письмо, прося его дозволения приехать к нему.

Через час после этого от графа Армана де Кергаца была прислана к мнимому бразильскому маркизу карета, в которой приехал виконт Андреа и от имени своего брата просил маркиза пожаловать к графу.

Когда они сели в карету и поехали, то Андреа нагнулся и шепнул на ухо бразильцу:

– Едем, волчонок, я ввожу тебя в овчарню.

– У меня, право, хорошие зубы! – ответил мнимый маркиз, улыбаясь и показывая свои острые и белые зубы!

Граф Арман и его жена уже решили переехать на дачу в Шату, когда они получили письмо от маркиза Иниго, и это обстоятельство чуть было не расстроило все планы виконта Андреа, которого они сперва предполагали оставить в Париже для того, чтобы избавить этого великого человека от тех мучений, которые он испытывал в присутствии Жанны.

Когда карета, в которой ехали виконт Андреа и новый бразильский маркиз, стала подъезжать к отелю, где жил де Кергац, то сэр Вильямс счел своим долгом приказать бразильцу начать ухаживать за Жанной де Кергац.

– Да вы очумели, дядя, – заметил Рокамболь.

– Нисколько.

– Да вы тронулись мозгами.

– В чем?

– Да во всем.

– Дурак, настоящий дурак!

– Однако!

– Олух, неужели ты не можешь понять, что если ты будешь ухаживать за ней, то я могу поссориться с тобой.

– Что?

– То, что устроится дуэль.

– Но, дядя…

– Ив глазах Жанны я буду ее спасителем, преданным братом, спасающим честь своего брата.

– Ну… а… он?

– Кто?

– Арман!

– Он узнает про это позднее, когда будет стоять против тебя со шпагой в руке… Понимаешь теперь?

Вы просто гений!

Молчи и прими праздничный вид.

– А Баккара не узнает меня?

– Никогда, ты теперь просто неузнаваем; да я теперь мало боюсь ее.

– Это почему?

– Потому что она уверена, что я сделался святым человеком.

– Вы убеждены в этом?

– Да.

– Ну, это хорошо.

– Мы подъезжаем… тесс!..

– Ладно! Я теперь снова маркиз… не бойтесь за меня, дядя.

И оба негодяя опять приняли серьезный и несколько сдержанный вид таких людей, которые час тому назад не знали друг друга.

Но мы не должны также терять из виду Баккара и ее молодого друга.

А потому нам необходимо вернуться назад.

Через два дня после так называемого ван-гоповского дела отель в улице Монсей опустел… Баккара снова переехала в свой дом в улицу Бюсси.

Мы находим ее, накануне этого переезда, сидящей вместе с графом Артовым в библиотеке ее монсейского отеля.

– Итак, вы убеждены теперь, что Андреа низкий негодяй? – спросила Баккара.

– Да, но зачем я не убил его в тот день, когда я целился в него, – ответил ей граф Артов.

– Тогда, – заметила молодая женщина, – мы, вероятно, избежали бы многих несчастий.

– Как, вы предполагаете, что он не оставил своих подлых замыслов?

– Никогда!.. Я в этом больше чем убеждена и уверена, что раньше всех он отомстит своему брату… а потом.»

– Потом?

– Мне, – ответила холодно и спокойно Баккара.

– О! – вскричал граф, вздрогнув. – Если только он осмелится коснуться вас, то я изрублю его на мелкие куски.

Баккара протянула ему руку и сказала:

– Вы благородный молодой человек.

– О! – прошептал граф восторженным голосом. – Это оттого, что я люблю вас…

– Тсс! – проговорила она, ударив его слегка своею прелестною ручкой по плечу. – Вы заставите меня побранить вас, мое милое дитя…

И, сказав это, она улыбнулась ему несколько грустно, но искренне и дружественно.

Но, – заметил вдруг граф, – уверены ли вы, что сэр Вильямс убежден, что вы не узнали его?

– В этом теперь я еще не могу уверять, вас, – сказала Баккара, – но это будет так через час.

– Это почему?

– Сэр Вильямс будет здесь.

– Здесь?

– Да, через час.

– Но может ли быть и зачем?

Баккара отворила ящик и вынула оттуда письмо, которое она показала графу, сказав:

– Прочтите!..

В этом письме сэр Вильямс просил молодую женщину позволить ему приехать к ней в этот день в два часа.

– Это наглость, – прошептал граф Артов.

– Он придет, – сказала Баккара, – для того, чтобы убедиться вполне, что я не подозреваю его.

– Вы думаете?

– Я уверена в этом.

В это время раздался звонок.

– Это он, – сказала Баккара, – спрячьтесь вот за этой дверью, о существовании которой никто не знает, и наблюдайте, что произойдет здесь.

Лишь только граф успел спрятаться, как возвестили о виконте Андреа.

Сэр Вильямс, желая вывести начистоту Баккара, сознался ей в своей любви к Жанне де Кергац, а Баккара в свою очередь рассыпалась перед ним в уверениях, что она теперь сама убедилась, что без его помощи им бы никогда не удалось открыть главу червонных валетов, и в доказательство своего доверия к нему она подарила ему только что привезенный для нее из Америки револьвер. Сэр Вильямс окончательно поверил Баккара, в особенности, когда она согласилась действовать с ним заодно, для открытия остальных членов этого преступного общества.

Прощаясь с ней, сэр Вильямс с жаром пожал руку молодой женщине и ушел, вполне убежденный в Том, что Баккара не признала его.

Молодая женщина подождала, когда шум его шагов совершенно затих, и потом отперла дверь, за которой находился граф Артов.

– Ну, – заметила Баккара, – думаете ли вы и теперь, что он раскаялся?

– А вы? Я чувствую себя положительно неспособным проникать в подобные тайны.

– Ну, а меня вы считаете способной на это?

– Да, – ответил с убеждением граф.

– Ну, так помните же, что виконт Андреа – негодяй!.. Он ушел от меня, предполагая, что ему больше нечего бояться меня, а я, наконец, убедилась, что обманула его и что уже недалеко то время, когда мы схватим его и принудим сознаться в своей подлости.

– Вы гениальная женщина, но…

– Но?..

– Зачем вы доверяете ему надзор за виконтом де Камбольхом, если вы уверены, что это он его начальник.

– Для того, чтобы заручиться его доверием.

– И?

– Потому, что у меня сложилось то убеждение, что только один его сообщник и может при случае разоблачить его козни.

– Так если виконт де Камбольх выздоровеет от раны, ему опять позволят начать его подвиги.

– Конечно, так как он один только знает сэра Вильямса и только он может сорвать с него маску лицемерия; если он умрет, то наше дело погибло. Надо молить Бога, чтобы он спас его… хотя бы ему пришлось привести в исполнение какое-нибудь новое преступление.

– Может быть, вы и правы, – прошептал граф Артов.

Андреа, согласно своему обещанию, стал почти ежедневно бывать у Баккара и аккуратно сообщать ей, что происходило с раненым виконтом де Камбольхом.

Баккара постоянно делала вид, что вполне верит ему, и просила его постоянно продолжал следить за ним.

Сэр Вильямс аккуратно и точно исполнял свои обязанности до самого отъезда Рокамболя в Гавр.

В этот день он явился к Баккара и сообщил ей, что Рокамболь, сделавшись идиотом, отправился в провинцию к брату своей матери – одному зажиточному землевладельцу.

– Хорошо, – заметила Баккара, – но что же, по-вашему, надо делать теперь?

– Право, не знаю…

– Нам, мне кажется, не следует терять его из виду.

– Хорошо, я устрою так, что за ним будут следить и в провинции.

– Где он?

– В Анжу.

– А деревня?..

– Я узнаю это вечером.

– Отлично! А мы тогда подумаем вместе, что нам следует делать, – заметила Баккара.

Сэр Вильямс, убежденный, что Баккара питает к нему безграничное доверие, уже собирался уходить, как вдруг из соседней комнаты отворилась дверь и в ней показалась жидовочка.

Баккара уже давно подготовляла эту сцену.

При виде ее сэр Вильямс мгновенно изменился в лице.

Баккара отлично заметила эту перемену, которая произошла с ним при виде ее.

Через две минуты он ушел, а Баккара прошла в свой кабинет, где ее ждал граф Артов.

– Ну? – спросил он, смотря на нее с любопытством.

– Друг мой, – сказала она, – он любит Сару… в это-то слабое место я и ударю.

– Но если его сообщник ускользнет от нас?

– Теперь я этого больше не боюсь… в продолжение трех месяцев он отдыхал и, конечно, что-нибудь да выдумал в это время… я уверена, что он не идиот, и надеюсь, что для него скоро наступит час искупления… накануне торжества зверь попадет в западню, которую я в продолжение трех месяцев рою под его ногами; приманкой в этой западне будет служить эта девочка, на которую он уже осмелился взглянуть своим преступным взором…

Де Кергац купил себе несколько месяцев тому назад виллу Примевер, находящуюся около реки в самой поэтической местности и в недальнем расстоянии от Парижа.

В Примевер-то он и переехал на дачу, оставив Андреа в городе. Андреа иногда приезжал на эту дачу и однажды, воспользовавшись отсутствием Армана, который был на свадьбе у одного бедного художника, высмотрел расположение комнат и приказал Рокамболю, который, как мы уже знаем, был принят в доме Армана де Кергаца, забраться ночью через окно в комнату Жанны де Кергац.