Электронная библиотека » Понсон Пьер Алексис дю Террайль » » онлайн чтение - страница 3


  • Текст добавлен: 12 ноября 2013, 21:21


Автор книги: Понсон Пьер Алексис дю Террайль


Жанр: Исторические приключения, Приключения


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Шрифт:
- 100% +

VIII

Маликан уже поджидал Пибрака, хотя в кабачке и не было огня. Но, как выразился кабатчик, «у слов нет цвета», а потому они решили из осторожности говорить, не зажигая огня.

– Мне кажется, что я догадался сам, – начал Пибрак. – Наваррский король похитил королеву-мать. – Совершенно верно, – согласился Маликан. – Это отчаянный поступок, но… конец венчает дело!

– В этот момент всякая опасность уже миновала, – наваррского короля и его добычи не догнать никому. Да и некому догонять, потому что еще никто не знает и не подозревает истины.

– Ошибаетесь, герцог Гиз уже прозрел планы наваррского короля и преследует его по пятам! – и Пибрак рассказал Маликану все, что только что узнал от монаха.

– Это неприятно, но нашему королю не помешает, – возразил Маликан, отлично знавший план Генриха. – У него все рассчитано и принято во внимание. Однако что это такое?

Они оба насторожились и в ночной тишине ясно расслышали стук копыт лошади, мчавшейся бешеным галопом. Стук становился все яснее и, видимо, близился к кабачку. У Маликана и Пибрака сердце сжалось неясным, но жутким предчувствием. Но вот стук копыт замер у дверей кабачка, и знакомый голос крикнул по-беарнски: – Отворите!.. Скорее!..

– Господи Иисусе Христе! – простонал Маликан. – Это он! Что же случилось? – и встревоженный кабатчик поспешил отпереть дверь. – Боже мой, это вы, государь? – сказал он, увидав Генриха Наваррского.

– Да, это я. Спаси меня! Мы погибли! – крикнул Генрих и вбежал в зал кабачка. Несмотря на царившую там тьму, он различил какую-то человеческую фигуру, стоявшую посредине, и крикнул, хватаясь за шпагу: – Кто здесь? – Друг, – ответил голос. – Это Пибрак? Вы… все слышали?

– Я все знаю, но не я же предам своего государя! – сказал капитан королевской гвардии.

– Нет, вы не все знаете, Пибрак, потому что вы не знаете, что мы погибли! – ответил Генрих, в изнеможении бросаясь на скамью. – Не знаю, что сыграло с нами злую шутку – предательство или несчастная случайность, но, проехав Блуа, мы не нашли заказанных свежих лошадей. А в это время нас настиг отряд из пятнадцати человек, которым командовал… – Герцог Гиз. '

– Вы это тоже знаете? Каким образом? Пибрак рассказал Генриху о монахе. Выслушав его, наваррский король продолжал:

– Произошла жаркая схватка. Мои молодцы бились как львы, но враги задавили нас численностью. Лагир и Ноэ попались в руки герцога Гиза, а мне с Гектором удалось убежать. Около Парижа моя лошадь пала, и тогда Гектор отдал мне свою. Что у него за лошадь! И вот я примчался сюда. Маликан, зажги лампу и дай мне поесть, я умираю с голода.

– Но почему же вы не ехали к себе в Гасконь, государь? – спросил Пибрак.

– Как, вы хотели бы, чтобы я покинул своих друзей на произвол судьбы? Ведь их ждет эшафот, от которого я должен спасти их!

Маликан принес еду и питье, и Генрих с жадностью стал утолять голод и жажду. В это время Пибрак сосредоточенно думал о чем-то. Когда Генрих утолил первый голод, капитан спросил его:

– Я вижу, что вы были замаскированы, государь. Ваша маска не развязалась в сражении? – О, нет. – Значит, вашего лица никто не видел? – Никто, как никто не слыхал моего голоса.

– В таком случае никто не может доказать, что вы были в числе похитителей. Вам следует сейчас же вернуться в Лувр, государь, а завтра утром повидаться с королем. – Сначала надо посоветоваться с королевой Маргаритой. – Ее величества нет в Лувре. – Как? Пибрак достал письмо Маргариты и, подавая его, сказал: – Королева-мать исчезла, ваше величество – тоже, королева Маргарита – тоже. Я не знал, что случилось, и потому взял на себя смелость вскрыть адресованное вам письмо.

Генрих прочел поданное ему письмо и упавшим голосом сказал: – А ведь я так любил ее!

– Полно, ваше величество! – сказал Пибрак. – Теперь не время думать о любви. У меня в голове составился полный план спасения, и я расскажу вам его в Лувре. Идем!

Генрих, пошатываясь от усталости, встал и оперся на руку Пибрака, который сказал Маликану: – Побывай завтра у меня; ты, может быть, понадобишься мне.

Затем они направились к Лувру. Генрих так плотно закутался в плащ, что часовой не узнал его и лишь почтительно отдал честь капитану.

Последний, по прибытии в комнату наваррского короля, сказал: – Должно быть, вашему величеству очень хочется спать? – Я умираю от усталости!

– Тем не менее вам придется пересилить ее, государь, и просмотреть вместе со мной вот эти бумаги, – с этими словами Пибрак выложил перед Генрихом бумаги, взятые у Патюро, и прибавил: – На сто пистолей здесь достаточно, по крайней мере для того, чтобы снести голову герцогу Гизу.

IX

Просмотрев бумаги, Генрих Наваррский убедился, что некоторые из них были шифрованными – очевидно, самые важные; кроме того, судя по цвету чернил, они принадлежали к самому недавнему времени; следовательно, в них-то и крылась наиболее опасная для Гизов тайна. В нее необходимо было проникнуть… но как?

Хотя Генриху и очень хотелось спать, но он понимал, что время не ждет и надо до утра привести себя в такое состояние, чтобы быть во всеоружии. Единственно, кто мог открыть тайну шифра был Лашеней; поэтому, преодолевая страшную усталость, Генрих решил последовать предложению Пибрака и отправиться в камеру к Лашенею, чтобы постараться заставить агента герцога Гиза открыть всю истину.

Они застали Лашенея сидящим в углу своей камеры. При свете факелов узник вышел из охватившей его моральной оцепенелости и вскочил на ноги. Узнав в спутнике Пибрака наваррского короля, он удивленно и испуганно посмотрел на него, решив, что раз злейший враг герцога Гиза явился в тюрьму, где заключен вернейший слуга герцога, то нечего ждать пощады. Пибрак уловил этот испуганный взгляд и сказал:

– Не бойтесь ничего, милейший Лашеней! Стоит только вам быть благоразумным, и вам ничего не грозит. Мы пришли, чтобы покончить утренний разговор. – Но ведь я все сказал! – упрямо ответил Лашеней.

– О, нет, милый мой Лашеней, вы сказали далеко не все! – возразил Пибрак. – Вы не сказали, например, что у вас в доме имеется потайной ящик, в котором хранятся очень интересные документы.

– Вот этот, например! – прибавил Генрих Наваррский, расстегивая камзол и доставая шифрованную бумагу.

– Какие странные значки! – сказал Лашеней, выдерживая принятую на себя роль.

– Да, милый мой, они очень странны, и вы должны удовлетворить наше любопытство, объяснив, что здесь написано! – сказал Пибрак. – Но откуда же мне знать это? – Полно притворяться!

– Я не знаю, что здесь написано, и поэтому не могу ничего объяснить вам! – упрямо повторил верный клеврет лотарингских принцев.

– В таком случае придется пустить в ход решительные средства! – сказал Генрих Наваррский. – Ну-ка, милейший Пибрак, воткните свой факел в землю и помогите мне приподнять этого молодца.

– Что вы хотите сделать со мной? – тревожно спросил Лашеней.

– Мы хотим дать вам поближе полюбоваться той самой ублиеттой, о которой я говорил вам сегодня утром! – ответил Пибрак и, подхватив вместе с Генрихом под мышки старика, посадил его у самого края каменной дыры, в глубине которой слышался мрачный рокот Сены. – Ну-с, – сказал он затем, – у вас только пять минут срока, милый мой господин Лашеней. – На что? – На то, чтобы прочесть поскорее этот документ. – Я не знаю этого шифра. – Да полно вам! – Или – вернее – я не хочу открывать вам его тайну! – Ну, так вам придется расстаться с жизнью. – Значит, вы убийцы?

– Нет, мы просто очень любопытные люди! – насмешливо ответил Генрих Наваррский.

Глаза Лашенея налились кровью, на губах показалась пена. Кинув злобный взгляд на Генриха, он сказал: – Ну, так убейте меня, я же ничего не скажу вам!

– Это ваше последнее слово? – крикнул Пибрак, теряя терпение.

– Нет, мое последнее слово будет вот что:» Да здравствует герцог Гиз. Смерть наваррскому королю!« – и, выкрикнув с дикой энергией эти слова, Лашеней сам бросился в ублиетту. Генрих и Пибрак вскрикнули и с изумлением переглянулись. – Вот таковы-то они все, слуги герцога Гиза! – сказал Генрих, когда прошла минута первого изумленья. – Что же нам теперь делать и как объяснить королю исчезновение Лашенея?

– Ну, это-то совсем простое дело, – сказал Пибрак. – Мои швейцарцы преданы мне и скорее сложат головы на плахе, чем выдадут то, что я прикажу им скрыть в тайне. Часовые по моему приказанию промолчат о нашем посещении темницы Лашенея, и дело получит такой вид, что он с отчаяния сам бросился в ублиетту. Гораздо важнее решить сейчас же, что делать, если король потребует нас к себе завтра утром.

– Ну вот еще! Это меня тоже нисколько не затрудняет. Я скажу ему, что, увидав письмо королевы Маргариты, бросился в погоню за нею и вернулся в Лувр, ничего не достигнув, умирающим от усталости, голода и жажды. – Ну а бумаги?

– С ними надо подождать, Пибрак. В данный момент королевы-матери еще нет в Лувре, и гнев короля Карла направится в пустое пространство. Вы ведь знаете, что король легко вспыхивает и легко остывает. Мы должны приберечь эти бумаги до более благоприятного времени. Ну, а теперь до свидания, милейший Пибрак, я умираю от усталости.

Генрих ушел к себе, а Пибрак тщательно запер опустевшую камеру, отдал необходимые распоряжения часовому и тоже ушел в свои комнаты. Но, в то время как Генрих Наваррский спал крепчайшим сном, забыв о всех своих горестях, Пибрак нетерпеливо ворочался с боку на бок, одолеваемый тревожными мыслями. Он успокоился только под самое утро. Однако едва он стал засыпать, как в дверь постучались, и вошедший паж позвал его к королю.

– Здравствуйте, Пибрак, – сумрачно встретил его Карл, когда капитан гвардии вошел в королевскую спальню, – знаешь ли, ведь я глаз не сомкнул всю ночь! Я думал, что моя бедная мать, быть может, томится теперь узницей лотарингских принцев, а мы-то пользуемся здесь всеми удобствами. Поэтому я решил, что если королеву Екатерину похитил действительно герцог Гиз с целью получить крепость Дьелуар, то бог с нею, с этой крепостью!» О, изменчивый монарх!« – подумал Пибрак. Между тем король продолжал:

– Вообще, какое это бесчестье для моего царствования, что у меня во дворце незаметно похищают родную мать, а я… Король не договорил и мрачно задумался.

– Но ведь это бесчестье легко смыть, ваше величество, – ответил Пибрак, – стоит только объявить войну лотарингским принцам…

– Это невозможно! – ответил король. – Ведь у меня нет других союзников, кроме них. Я окружен гугенотами, еретиками, а лотарингские принцы – твердая опора католицизма. Неужели мне собственноручно разрушить эту опору? Кстати, что ты сделал с этим… как его… ну, словом, агентом герцога Гиза, которого ты вчера приводил ко мне?

– С Лашенеем? Согласно приказанию вашего величества я запер его в При-Дье.

– Ну, так его надо отпустить… Распорядись сейчас же, и, кстати, пошли ко мне наваррского короля.

Пибрак отправился к Генриху и, разбудив его, сказал: – Государь, все-таки напрасно вы не скрылись в Наварру. Король только что объяснил мне, что лотарингские принцы – его вернейшие союзники и опора католицизма. Теперь король зовет вас к себе и, судя по всему, хочет говорить с вами о своей ненависти к еретикам-гугенотам!

Генрих поспешно оделся и отправился в королевские апартаменты. В тот момент, когда он входил в переднюю, другая дверь тоже открылась, и через нее в прихожую вошел человек, которого Генрих никак не ожидал встретить здесь. Это был Рене Флорентинец, покрытый пылью и кровью.

Х

Мы уже знаем, каким присутствием духа, находчивостью и способностью к притворству обладал Генрих Наваррский, а потому не будем удивляться, если увидев Рене, наваррский король с удивлением воскликнул: – Боже мой, господин Рене, в каком вы виде!

Если Генрих не ожидал встретить здесь Рене, то и Рене не ожидал встретить Генриха; более того, присутствие наваррского короля в прихожей короля Карла казалось ему совершенно необъяснимым, странным, невозможным после всего того, что только произошло. Поэтому он с трудом смог выговорить: – Как?.. Вы здесь, ваше величество?

– Где же мне быть, как не здесь? – флегматично ответил Генрих.

– Но… я не знаю… – пролепетал Флорентинец, теряясь все больше в догадках.

– Да и вообще с вами что-то неладное! – продолжал Генрих. – Вы говорите несуразные вещи, а про вид и говорить нечего. – Мне пришлось выдержать ожесточенный бой.

– Вот как? Верно, вы хотели по привычке ткнуть кого-нибудь сзади, а это было замечено и вас отделали как следует? Эх, милейший господин Рене, пора бы вам оставить свою манеру! – и с этими словами Генрих, отдернув портьеру, спокойно вошел к королю.

Здесь он с первых же слов стал жаловаться королю, что Маргарита жестоко поступила с ним, покинув его из-за пустой шалости. Король, бывший в отвратительном настроении духа, стал иронизировать над супружеским несчастьем зятя и уверять, что на Маргариту вообще никогда нельзя было положиться, потому что еще до брака…

Не успел король кинуть эти ядовитые слова, заставившие Генриха вспыхнуть, как в комнату вошел Пибрак. Бросив украдкой многозначительный взгляд на Генриха, он доложил:

– Ваше величество, Рене Флорентинец просит быть допущенным к вашему величеству. Он в ужасном виде, но уверяет, что явился с поручением от королевы-матери.

– Впустить его! – крикнул король, радуясь, что наконец – то он может узнать что-либо об исчезновении матери.

Рене, войдя, поклонился чуть ли не до земли. Король сказал ему: – У тебя письмо? Дай его!

– Ее величество дала мне словесное поручение к вашему величеству, – ответил Рене. – Это почему? Что она писать разучилась, что ли? – Ее величество опасно ранена… . – Ранена? Кем? – Наглыми похитителями, государь!

Карл вскрикнул и вскочил со стула. Генрих и Пибрак тоже вскрикнули, и на этот раз совершенно искренне: они ничего не знали о покушении Гектора, который почему-то не сказал о нем никому ни слова.

– Ранена? – с рычанием в голосе повторил король Карл. – Негодяи! Они осмелились!.. Да я прикажу сжечь дотла все Нанси вместе с герцогом Гизом!

– Простите, ваше величество, но герцог Гиз совершенно не при чем в этом деле. – Так кто же осмелился?

– Четыре неизвестных замаскированных всадника похитили королеву-мать; двое из них бежали после сражения, когда я напал на них с рейтарами, причем один из бежавших нанес королеве опасную рану. Двое других взяты нами в плен и связаны. – Кто это такие?

– Два гасконца: одного зовут Лагир, другого – граф Амори де Ноэ.

Последнее имя опять вызвало крик у короля, Генриха и Пибрака. Последние двое негодующе запротестовали: – Это неправда! Этого не может быть!

– Но ведь граф де Ноэ – ваш друг! – с угрозой сказал король Карл, обращаясь к Генриху.

– Ваше величество, – ответил тот, – разве можно верить таком; человеку, как Рене? Я не допускаю мысли, чтобы мой друг Ноэ решился на подобную дерзость. Да и к чему ему это? Поэтому мне кажется существенно необходимым сначала узнать все подробно из уст ее величества, а потом уже составлять себе окончательное мнение. – Вы правы! – сухо сказал король Карл. – Где ее величество? – опросил он у Рене.

– Ее величество, изнемогая от полученной раны, была принуждена остановиться вблизи Парижа, в маленьком домике, расположенном в Медонском лесу… Ее величество заклинает его величество сейчас же отправиться к ней.

– И я поеду, клянусь небом! – крикнул король, а затем, обращаясь к Пибраку, сказал: – Оседлать мою лошадь и собрать гвардию! Скорее, Пибрак, я хочу выехать сейчас же. А вы, – обратился он к Генриху Наваррскому, – вы последуете за мною, и там, на месте, мы разберемся, где правда, где ложь… Но берегитесь! Виновным нечего ждать пощады от меня!

– Мое искреннейшее желание, чтобы виновные в этом преступлении понесли должное возмездие! – ответил Генрих.

– Там увидим! – мрачно сказал король Карл, нетерпеливо расхаживая по комнате.

В скором времени он уже мчался по дороге в Медон, не подозревая даже, что едет к герцогу Гизу, так как медонский домик, о котором говорил Рене, был известным уже читателю местопребыванием герцогини Монпансье.

XI

Когда Генрих Наваррский и Гектор бросились бежать с поля сражения, герцог Гиз яростно кинулся вдогонку за ними. Но Генрих хорошо знал эти края и, быстро свернув на малозаметную лепную тропинку, вместе с Гектором скрылся по ней. Между тем геэцог со своими людьми направился по ложному следу, и потоку погоня не имела никакого успеха.

В то время как Гиз преследовал беглецов, Рене кинулся к экипажу и отдернул завесу. В этот момент луна выплыла из-за тучи, кинула в экипаж один из своих лучей, и перед глазами Рене предстала окровавленная, недвижимая королева Екатерина. Рене отчаянно зарычал и крикнул рейтаров, оставленных для охраны пленных. С их помощью он вынес королеву и, положив на траву, принялся осматривать рану. Хотя кровь лилась ручьем, рана была неопасна, и Рене понял, что беспамятство королевы следует отнести лишь за счет пережитых ею волнений.

Действительно, вскоре Екатерина Медичи застонала и открыла глаза. Увидав Рене, она с облегчением перевела дух и сказала: – Это ты, милый Рене? Где же они? – Кто» они «, государыня? – Похитители… – Двое спаслись бегством, а двое захвачены живыми. – Кто это такие? – Одного из них зовут граф Амори де Ноэ! Глаза королевы зажглись огнем мрачного торжества.

– Теперь я все понимаю, – сказала она, – теперь я знаю, кто дерзнул поднять на меня руку! Ну берегись же, Генрих!.. теперь мы сведем с тобою счеты!

Тем временем Лагир и Ноэ лежали связанными на траве и разговаривали между собой по-беарнски.

– Да, милый Ноэ, мы с тобой пропали, – сказал Лагир, – но зато король спасся.

– Спасся ли? – печально ответил Ноэ. – Я очень боюсь, что его погубит благородство и что ради попытки спасти нас, он вернется в Лувр, а не скроется на родину.

– Во всяком случае, если ему удастся скрыться от преследователей, то ведь никто не может доказать, что одним из скрывшихся был именно он.

– По крайней мере я и под пыткой буду утверждать, что его среди нас не было.

– Я тоже… Лишь бы он сам не признался! Пленные помолчали; затем Ноэ сказал:

– Нас, конечно, будут допрашивать, так ты предоставь говорить мне, а я уж сочиню какую-нибудь сказочку. – Ладно! – согласился Лагир.

Вскоре их взвалили на лошадей, и кортеж двинулся обратно к Парижу. Через сутки они уже въезжали в Медонский лес.

В домике они не застали никого, кроме пажа Амори, так как сама герцогиня Монпансье была в Париже. Герцог Гиз проводил королеву-мать в комнату своей сестры, и тут Рене принялся перевязывать раненую. Между тем сам герцог отправился к своим людям, чтобы приказать запереть пленных в какое-нибудь верное место. Это было поручено Гастону де Люкс и Льву д'Арнембургу, причем последний с особенным рвением взялся за исполнение этой приятной для него обязанности: ведь у него были еще не погашенные счеты с Лагиром.

– Господа! – насмешливо сказал он, вводя пленников в тесный погреб. – Здесь, быть может, и не очень уютно – в Лувре у вас были комнаты получше, но что же делать? У нас нет лучшего помещения для таких почетных гостей, как вы.

Ноэ хотел оборвать люксембуржца, но Лагир остановил его, сказав:

– Оставь, милый мой! Ведь этот субъект просто ревнует. Он знает, что я имел здесь когда-то более удобное помещение.

Арнембург вышел, с силой захлопнув дверь, после чего приставил к выходу из погреба двух рейтаров.

– Теперь мы можем поговорить, – сказал товарищу Лагир. – Знаешь ли ты, где мы находимся? Неужели нет? Да ведь мы в медонском домике герцогини Монпансье! – А, так это здесь она удостоила тебя… – Вот-вот! – Ну, так она, наверное, сделает что-нибудь для тебя!

– Я тоже так думаю. Например, она пришлет нам отравленную еду, чтобы я не проговорился о своем знакомстве с нею.

– Не думаю, чтобы она сделала это. Да наконец, если даже и так, то не все ли равно, как умирать? Лишь бы не от голода. А ведь мы уже давно не ели, друг Лагир. – Ты прав, и я сам голоден как волк!

Сказав это, Лагир кое-как подобрался к двери и принялся стучать в нее.

На этот стук к двери подошел один из рейтаров, и заключенные передали ему о своем желании.

Прошло около получаса. Наконец заскрипел ключ, дверь открылась, и на пороге показался паж Амори, сопровождаемый рейтаром. – Ба, да ведь это вы, мой юный друг! – сказал Лагир.

– Я самый, – весело ответил паж. – Что вы наделали, господин Лагир? – Я замешался в политику, милый мой!

– О, это очень плохо для вас! Ведь это хуже, чем убивать и грабить…

– Вы просто пугаете меня, господин Амори! – ответил Лагир улыбаясь.

– Я принес вам еду, которую посылает вам герцог с собственного стола, ну, а так как я узнал, что одним из заключенных являетесь вы, господин Лагир, то я прихватил и парочку бутылок старого вина.

– Вы – воплощенная любезность, господин Амори. Но как же нам есть, если у нас связаны руки?

– А вот мы их сейчас развяжем! – и с этими словами паж, достав кинжал, разрезал путы, связывавшие руки Лагиру и Ноэ. – Вы – истинное Провидение!

– Я просто по христианскому учению воздаю добром за зло. Еще недавно вы сыграли со мной злую шутку, но я не злопамятен. – Докажите это и поужинайте с нами! – Охотно!

Амори принялся распаковывать принесенную корзину и достал оттуда кусок дичи, паштеты и много другой снеди, равно как две бутылки старого вина. Увидев всю эту благодать, Ноэ сказал: – Право, я готов выпить за здоровье герцога!

– Ну, и за здоровье хозяйки этого дома тоже! – сказал паж, бросая лукавый взор на Лагира. – Герцогини в данное время нет дома; но, как только она приедет, я не премину сообщить ей о постигшей вас злой судьбе.

Паж и оба узника сытно поужинали, а затем Амори ушел, забыв, к слову сказать, свой кинжал. Однако пленники не обратили на это внимания; стоило ли делать какие-нибудь попытки к бегству, когда было видно по всему, что всякие попытки окажутся бесполезными? Да и чем помог бы один кинжал? К тому же усталость давала себя знать, и вскоре наши узники мирно храпели на своем неудобном ложе.

Прошла значительная часть ночи. Вдруг шум в замке разбудил Лагира. Пленник вскочил, и сейчас же его ослепил свет, хлынувший из открытой двери. Перед ним была герцогиня Монпансье в сопровождении Льва д'Арнембурга.

Герцогиня только что вернулась из Парижа, где от Гертруды, прибежавшей к ней, узнала, что Лашеней арестован. Герцогиня была очень взволнована этим известием, а когда, примчавшись в медонский домик, узнала от Амори, что Лагир привезен связанным, почувствовала такой укол в сердце, перед которым совершенно отступили все политические тревоги. Она поняла, что, несмотря ни на что, страстно любит Лагира и не может дать ему погибнуть. Но как спасти его? Ведь Амори сказал ей, что Лев сам сторожит пленников и поклялся не снимать вооружения до тех пор, пока они не сложат голов на плахе!

Герцогиня в отчаянии ломала руки, но видела, что помимо Арнембурга освободить Лагира невозможно. Конечно, будь этим узником кто-нибудь другой, Лев охотно исполнил бы требование герцогини и выпустил бы пленного; но здесь помимо всяких других соображений фигурировали еще ревность, ненависть, несведенные счеты… Хватит ли обаяния и власти ее – герцогини – на то, чтобы заставить влюбленного люксембуржца пойти наперекор чувству долга и личной склонности?

Однако медлить было нельзя, и, раз под рукой не было другого средства, следовало попытаться использовать то, которое имелось. Анна Лотарингская велела позвать к себе Льва д'Арнембурга и неожиданно спросила: – Лев, кому вы служите?

– Но… его высочеству герцогу Гизу, – ответил юноша, удивленный странным вопросом.

– У вас плохая память, сир д'Арнембург! – холодно ответила Анна. – Вы служите только мне одной; другие же лица, в том числе и брат Генрих, распоряжаются вами лишь тогда, когда я хочу этого. Однако по существу вы служите только мне, запомните это.

– Разве между вашими высочествами произошел разрыв? – испуганно спросил Лев.

– Не говорите глупостей. Лев, и не задавайте ненужных вопросов! Никакого разрыва между нами не произошло, а просто o хочу напомнить вам о том, что вы клялись мне безусловным повиновением. Я хочу подвергнуть испытанию вашу преданность. – О, герцогиня! Приказывайте только, и я…

– Без громких слов!.. Мне нужны дела, а не слова. Итак, помните ли вы, что вы клялись мне беспрекословно повиноваться? – Помню и готов повторить свою клятву.

– Отлично! В таком случае мне нужно вот что: один из узников должен быть освобожден, и вы поможете мне в этом.

Лев смертельно побледнел и в первую минуту не мог выговорить ни слова. Наконец у него хрипло вырвалось: – Никогда! Лучше умереть самому…

– Так вот каковы ваши клятвы преданности, вот каковы ваши уверения в любви! О, я вижу, что ошиблась в вас!

– Герцогиня! – стоном вырвалось у пылкого люксембуржца. – Но подумайте сами, чего вы требуете от меня!

– Я требую от вас только того, в чем вы добровольно клялись мне, а именно – повиновения. Если же вам и трудно сделать то, что я хочу, то ведь я и искала таких преданных друзей, которые готовы все сделать для меня. Но на что мне друг, способный только на легкое, а не на трудное? Нет, вы не любите и никогда не любили меня!

Бледное лицо д'Арнембурга посерело, затем налилось кровью, а после того вновь побледнело. Наконец молодой человек глухо сказал:

– Хорошо, я готов даже и на это… Приказывайте, герцогиня!

– Но помните, я требую, чтобы вы исполнили все, что я захочу. Если же вы и впредь намерены капризничать, словно упрямый ребенок, то лучше не будем начинать.

– Приказывайте, герцогиня! – повторил юноша. – Раз все мое сердце принадлежит вам, не все ли равно, истечет ли оно кровью по вашему желанию или нет?

– В таком случае, милый Лев, отпустите часовых, возьмите факел и посветите мне! – сказала герцогиня.

Благодаря всему этому и случилось, что Лагир был разбужен появлением в его тюрьме герцогини Монпансье, явившейся в сопровождении Льва д'Арнембурга.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации