Текст книги "Cлова подвижнические"

Слово 18
О видении естества бесплотных, в вопросах и ответах

Вопрос. Сколькими различными способами человеческая природа приемлет видение естества бесплотных?

Ответ. Постижение всякого простого и тонкого естества духовных тел[34]34
  Духовные тела – здесь бесплотные и невещественные сущности, которые называются также несложным естеством.


[Закрыть] подлежит чувству природы человеческой в трех разных видах: или в дебелости видимого предмета – осуществление, или в тонкости его – неосуществленно, или в истинном созерцании, то есть в созерцании самой сущности. Что до первого, то на это имеют власть и чувства; что до второго, то душа усматривает это в одной поверхности; что до третьего, то нужна здесь сила естества умного.

И еще, что до каждого из двух последних[35]35
  Видов постижений.


[Закрыть], то на это имеют власть воля и ум; и что до воли и душевного услаждения и того, с чем оно сложено[36]36
  Возможно, здесь имеется в виду ум.


[Закрыть], то воля бывает первой этому причиной. И это – порождения свободы, хотя во время потребности свобода и воля сохраняют безмолвие, пока имеет место и останавливается на этом действование. В одном случае оно указывает только и бывает без ободряющей воли и без истинного ведения, потому что чувства способны принимать в себя случайное без участия воли. Этими тремя способами святые Силы при общении с нами служат к нашему наставлению и к устроению нашей жизни.

Нечистые же демоны, когда приближаются к нам на погибель, а не на пользу нашу, могут в нас приводить в действие два только способа, не могут же приступать к нам для обольщения нашего третьим способом. Потому что демоны вовсе не имеют силы приводить в нас в движение естественные помыслы ума. Ибо сынам тьмы невозможно приближаться к свету. Но святые Ангелы обладают тем, что могут приводить в движение и просвещать помыслы, тогда как демоны суть властители и творцы ложных мыслей – исчадий тьмы. Потому что от светоносных приемлется свет, а от потемненных – тьма.

Вопрос. Какая причина, что тем дан свет, а этим нет?

Ответ. Всякий из этих учителей то ведение, которому учит, сперва сам в себе рассматривает, изучает, приемлет, вкушает и тогда уже может предлагать его научаемым. Первые учителя[37]37
  То есть Ангелы.


[Закрыть]точное познание о вещах передают из собственного здравого ведения; и это суть те, которые в самом начале могут все обнимать в быстром постижении самого быстрого и чистого ума. Демоны же обладают скоростью, но не светом. Иное же дело – быстрота, а иное – свет. Первая без второго ведет к погибели обладающего ею. Второй показывает истину, а первая – призрак истины, потому что свет показывает действительность вещей и умножается и умаляется соразмерно с образом жизни. Святые Ангелы из собственного ведения вливают в нас познание о движении вещей – ведения, которое сами прежде вкушают и постигают и тогда передают нам.

И также вторые учителя[38]38
  То есть демоны.


[Закрыть], по мере своего ведения, возбуждают в нас представления о движении вещей, потому что иначе о том, в чем сами не пребыли, нет необходимости им в нас возбуждать правые помыслы. Впрочем, будь уверен, как уже сказал я, что если бы мы и могли принять, то они не были бы в состоянии научить нас истинному ведению, хотя вначале и имели его. И опять, каждый из них возбуждает научаемых к тому или к противному сообразно с порядком, которым он управляется.

А я признаю за истину то, что ум наш и без посредства святых Ангелов может сам собой и не учась возбуждаться к доброму, хотя познания о зле без посредства[39]39
  То есть без внушения.


[Закрыть] демонов не приемлют чувства и не приводятся злом в движение, и ум не может сам собой сделать зла. Ибо доброе насаждено в природе, а злое – нет. Все же чуждое и приходящее извне, для того чтобы быть познанным, имеет нужду в каком-либо посреднике. Между тем как все, что произрастает внутри, проникает хоть сколько-нибудь в природу и без научения. И если таково свойство вещества, что само собой возбуждается оно к добру, то возрастание его и светозарность возможны и без созерцания Ангелов.

Впрочем, они – наши учителя, так же как учителя и взаимно друг к другу. Низшие учатся у тех, которые приникают на них и имеют более света. И таким образом учатся одни у других, восходя постепенно до той единицы, которая имеет учителем Святую Троицу. И опять же самый первый чин утвердительно говорит, что не сам собой учится он, но имеет учителем посредника Иисуса, от Которого приемлет и передает низшим.

Рассуждаю так, что ум наш не имеет естественной силы устремиться к Божественному созерцанию, и одним лишь несовершенством равны мы всем небесным естествам, потому что в нас и в них действует благодать. По естеству же и человеческому и ангельскому уму созерцание Божества чуждо, потому что созерцание это не сопричисляется к прочим созерцаниям. Во всех же разумных, и первых и средних, существах не по естеству бывает, но благодатью совершается созерцание всего сущего, и небесного и земного. И не естество постигло это, как прочие вещи.

Умное созерцание, в каком пребывает чин существ небесных, и видение до пришествия Христа во плоти не были для них столько доступны, чтобы проникать им в эти тайны. Но когда воплотилось Слово, отверзлась им дверь в Иисусе, как говорит апостол. А если бы мы соделались непорочными и чистыми, то рассуждаю (а это и действительно так), что у нас – человеков – мысли наши без посредства существ небесных не могли бы приблизиться к откровениям и познаниям, возводящим к тому вечному созерцанию, которое подлинно есть откровение тайн.

Потому что уму нашему недостает такой силы, какая есть у горних сущностей, которые приемлют откровения и созерцания непосредственно от Вечного. Ибо и они приемлют в образе, а не без прикровения. Подобно им приемлет[40]40
  Видения и откровения.


[Закрыть] и наш ум. Ибо каждый чин приемлет через передание от другого чина с соблюдением строгого порядка и различения в сообщении от первого чина второму, пока тайна перейдет таким образом ко всем чинам. Но многие из тайн останавливаются на первом чине и не простираются на другие чины, потому что, кроме первого чина, все прочие не могут вместить в себя величия тайны.

А некоторые из тайн, исходя от первого чина, открываются одному второму чину и им сохраняются в молчании, другие же чины не постигли их. И некоторые тайны доходят до третьего и до четвертого чина. И еще в откровениях, видимых святыми Ангелами, бывают приращение и умаление. А если так бывает у них, то тем более мы можем ли принять таковые тайны без их посредства?

Напротив, от них бывает то, что в уме святых является ощущение откровения какой-либо тайны. И как только попущено Богом, чтобы откровение передавалось от чина высшего и потом низшего другому чину, то таким образом, как только Божиим мановением попущено доходить чему-либо до естества человеческого, доходит это к людям, по всему к тому достойным. Ибо через горние чины приемлют святые свет созерцания даже до славного Присносущия – этой неизучаемой тайны, сами же они приемлют друг от друга, потому что суть служебный дуси, в служение посылаеми к тем, которые готовы соделаться наследниками жизни (Евр. 1, 14).

Но в будущем веке упразднится такой порядок, потому что не один от другого будет принимать тогда откровения славы Божией, к прославлению и веселью души своей, но каждому по мере доблестей его непосредственно, что следует ему, дано будет Владыкой по достоинству, и не от другого, как здесь, приимет он дар. Ибо там нет ни учащего, ни поучаемого, ни имеющего нужду, чтобы другой восполнил недостаток его. Там один Даятель, непосредственно дарствующий способным приять, и от Него приемлют обретающие небесное веселие. Там прекратятся чины учащих и учащихся, и быстрота желания всякого будет стремиться к Единому.

Говорю же, что мучимые в геенне поражаются бичом любви! И как горько и жестоко это мучение любви! Ибо ощутившие, что погрешили они против любви, терпят мучение, большее всякого приводящего в страх мучения. Печаль, поражающая сердце за грех против любви, страшнее всякого возможного наказания. Неуместна никому такая мысль, что грешники в геенне лишаются любви Божией. Любовь есть порождение ведения истины, которое (в чем всякий согласен) дается всем вообще. Но любовь силой своей действует двояко: она мучит грешников, как и здесь случается другу терпеть от друга, и веселит собой соблюдших долг свой. И вот, по моему рассуждению, гееннское мучение есть раскаяние. Души же горних сынов любовь упоевает своими утехами.

Вопрос. Некто был спрошен: когда человек узнает, что получил отпущение грехов своих?

Ответ. И спрошенный отвечал: когда ощутит в душе своей, что совершенно, от всего сердца возненавидел грехи, и когда явно дает себе направление, противоположное прежнему. Таковой уповает, что получил от Бога оставление грехопадений, как возненавидевший уже грех, по свидетельству совести, какое приобрел в себе по апостольскому слову, что неосужденная совесть сама себе свидетель (см. Рим. 2, 15).

Да сподобимся и мы получить отпущение грехов наших по благодати и человеколюбию Безначального Отца с Единородным Сыном и Святым Духом. Ему слава во веки веков! Аминь.

Слово 19
Образец умозрения о дне воскресном и о субботе и приточное их значение

День воскресный есть неприемлемая нами, пока мы с плотью и кровью, тайна ведения истины, и она превосходит помышления. В сем веке нет ни дня восьмого, ни субботы в подлинном смысле. Ибо сказавший Почи Бог в день седмый (Быт. 2, 2) означил отдохновение по совершении течения жизни сей. Потому что гроб оный есть тело, и оно от мира. Шесть дней совершаются в делании жизни хранением заповедей, седьмой день весь проводится в гробе, а восьмой – в исшествии из гроба.

Как удостаиваемые приемлют здесь тайны воскресного дня в притче, а не самый день в существе его, так и подвижники приемлют тайны субботы в притче, но не в действительности самую субботу, которая есть отдохновение от всего скорбного и совершенное упокоение от беспокойств. Ибо таинство, а не истинную действительность устроять дал нам здесь Бог. Истинная и несравненная суббота есть гроб, показующий и знаменующий совершенное успокоение от тягости страстей и от противоположного покою делания. Там субботствует все человеческое естество – и душа, и тело.

Бог в шесть дней привел в порядок весь состав мира сего, устроил стихии, приснодвижному их движению дал благоустройство для служения, и не остановятся они в течении до своего разорения. Их-то силой, то есть силой первобытных стихий, составил Он и наши тела. Но и стихиям не дал покоя в движении их, ни телам нашим, из стихий происшедшим, отдохновения от делания.

Предел же отдохновения от делания положил в нас до тех пор, когда тела наши последуют первому своему сродству, и это есть разрешение от жизни сей. Так и Адаму сказал: В поте лица твоего снеси хлеб твой. И долго ли будет это? Дондеже возвратишися в землю, от неяже взят еси, и которая терния и волчцы возрастит (Быт. 3, 19, 18). Вот тайны делания жизни сей, пока ты живешь! Но с той ночи, в которую Господь излиял пот, пременил Он пот, изведший терния и волчцы, на пот, проливаемый в молитве и вместе в делании правды.

Пять тысяч и пятьсот с лишним лет Бог оставлял Адама трудиться на земле, потому что дотоле не у явися святых путь, как говорит божественный апостол (Евр. 9, 8). В последок же дней пришел и заповедал свободе один пот заменить другим потом, дозволил не отдохновение от всего, но пременение всего, потому что за продолжительность злострадания нашего на земле оказал нам Свое человеколюбие. Потому если перестанем проливать на земле пот, то по необходимости пожнем терния.

Ибо оставление самой молитвы есть делание отелесения земли, которая естественно произращает терния. Действительно же, страсти суть терния и произрастают в нас от сеяния в тело (см. Гал. 6, 8). Пока носим на себе образ Адамов, необходимо носим в себе и страсти Адамовы. Ибо невозможно земле не произращать прозябений, свойственных ее природе. Порождение же ее естества есть земля тел наших, как гласит Божие свидетельство: Возвратишися в землю, от неяже взят еси (Быт. 3, 19). Та земля произращает терния, а эта разумная [земля] – страсти.

Если Господь по всему был для нас образом: в таинстве, во всех различных действиях домостроительства Своего, и даже до девятого часа пятка не преставал от дела и труда (а это есть тайна делания нашего целую жизнь), в субботу же почил во гробе, то где утверждающие, что в жизни еще есть суббота, то есть отдохновение от страстей? О дне же воскресном высоко для нас и говорить.

Наша суббота есть день погребения. Там действительно субботствует существо наше. Ежедневно же, пока стоит земля, належит нам нужда исторгать из нее терния. За продолжительность только нашего делания оскудевают эти тернии, потому что не всецело очищается от них земля. И если это так и при временном обленении или при малом нерадении умножаются тернии и покрывают лицо земли, подавляют посеянное тобой и труд твой обращают в ничто, то каждый уже день должно очищать землю, потому что прекращение очищения увеличивает множество терний, от которого да очистимся по благодати Единосущного и Единородного Сына Божия! Ему слава с Безначальным Отцом и Животворящим Духом вовеки! Аминь.

Слово 20
Ежедневное напоминание о том, что всего нужнее и что весьма полезно пребывающему в своей келье и решившемуся быть внимательным к одному только себе

Некто из братии написал это и всегда полагал перед собой, напоминал об этом себе и говорил: «Неблагоразумно прожил ты жизнь свою, человек посрамленный и достойный всякого зла. Остерегись же хотя бы в этот день, оставшийся от дней твоих, прошедших напрасно без дел добрых и обогатившихся делами худыми. Не спрашивай ни о мире, ни о жизни в нем, ни о монахах, ни о делах их, ни о том, как они живут, как велико их делание, не заботясь ни о чем подобном. Таинственно исшел ты из мира и считаешься как бы мертвым о Христе.

Будь готов и вооружись терпением против всякого поношения, всякой обиды, осмеяния и порицания от всех. И все это принимай с радостью, как действительно того достойный. Переноси с благодарением всякий труд, и всякую скорбь, и всякую беду от демонов, волю которых ты исполнял. Мужественно сноси всякую нужду, и что приключится естественно, и все горести.

В уповании на Бога терпи лишение того, что необходимо для тела и вскоре обращается в гной. Желай все это принимать в надежде на Бога, не ожидая ниоткуда более ни избавления, ни чьего-либо утешения. Возверзи на Господа печаль твою (Пс. 54, 23) и во всех искушениях своих осуждай сам себя, как виновного во всем этом.

Ничем не соблазняйся и не укоряй никого из оскорбляющих тебя, потому что и ты вкусил с запрещенного древа – и ты приобрел разные страсти. С радостью принимай горести; пусть они потрясут тебя немного, зато впоследствии усладишься. Горе тебе и смрадной славе твоей! Ибо душу свою, которая исполнена всякого греха, оставил ты, как неосужденную, а других осуждал словом и мыслью. Довольно, довольно с тебя этой свиньям приличной пищи, которой доныне питаешься ты! Что общего с людьми у тебя, скверный? И не стыдишься оставаться в их обществе, проводя жизнь так неразумно?

Если обратишь на это внимание и сохранишь все это – может быть, и спасешься при содействии Божием. В противном же случае отойдешь в страну темную и в селение демонов, волю которых исполнял ты с бесстыдным лицом. Вот засвидетельствовал я тебе обо всем этом. Если Бог праведно подвигнет на тебя людей воздать тебе за обиды и порицания, какие держал ты в мысли и изрекал на них во все время своей жизни, то целый мир должен быть занят тобой. Итак, перестань отныне и претерпи находящие на тебя воздаяния».

Все это напоминал себе брат каждый день, чтобы, когда придут на него искушения или скорбь, быть ему в состоянии претерпевать это с благодарностью и с пользой для себя. О, если б и нам с благодарением претерпевать постигающие нас бедствия и извлекать из них для себя пользу по благодати человеколюбца Бога! Ему слава и держава вовеки! Аминь.

Слово 21
О разных предметах. В вопросах и ответах

Вопрос. Какими узами связывается сердце человеческое, чтобы не стремиться ему к злу?

Ответ. Теми, чтобы постоянно последовать премудрости и избыточествовать учением жизни. Ибо нет иных более крепких уз, чтобы сдерживать ими бесчиние мысли.

Вопрос. Где предел стремлений у последователя премудрости и чем оканчивается обучение ей?

Ответ. Подлинно невозможно в шествии своем достигнуть своего предела, потому что и святые не дошли в этом до совершенства. Пути премудрости нет конца; она шествует выше и выше, пока не соединит последователя своего с Богом. То и составляет ее признак, что постижение ее безраздельно, потому что Премудрость есть Сам Бог.

Вопрос. Какая первая стезя, приближающая нас к премудрости, и в чем ее начало?

Ответ. В том, чтобы всей силой стремиться вослед Премудрости Божией и в этом стремлении от всей души поспешать до самого конца жизни, даже из любви к Богу не вознерадеть

и о том, чтобы, если нужно, совлечься жизни и отринуть ее от себя.

Вопрос. Кто достойно именуется разумным?

Ответ. Тот, кто действительно уразумел, что есть предел этой жизни. Он может положить предел и своим прегрешениям. Ибо какое ведение или какое разумение выше того, чтобы умудриться человеку выйти из этой жизни в нерастлении, не имея ни одной части, оскверненной зловонием вожделения, и никакой скверны в душе, оставляемой сладостью вожделения?

Ибо если какой человек утончает свои мысли, чтобы проникнуть ему в тайны всех естеств, и обогащается изобретениями и наблюдениями во всяком ведении, но душа его осквернена греховной скверной и не приобрел он свидетельства о надежде души своей, однако же думает, что благополучно вошел в пристань упования, то нет в мире человека неразумнее его, потому что дела его, в непрерывном стремлении его к миру, довели его только до мирской надежды.

Вопрос. Кто воистину крепче всех?

Ответ. Тот, кто благодушествует во временных скорбях, в которых сокрыты жизнь и слава его победы, и не вожделел широты, в которой скрывается зловоние стыда и которая обретающего ее во всякое время напоевает из чаши воздыхания.

Вопрос. Какой бывает вред в шествии к Богу, если кто по причине искушений уклоняется от добрых дел?

Ответ. Невозможно приблизиться к Богу без скорби; без нее и праведность человеческая не сохраняется неизменной. И если человек оставляет дела, приумножающие праведность, то оставляет и дела, охраняющие ее. И делается он подобен неохраняемому сокровищу и борцу, с которого совлечено его оружие, когда окружили его полки врагов его, и кораблю, не имеющему снастей, и саду, от которого отведен источник воды.

Вопрос. Кто просвещен в своих понятиях?

Ответ. Кто умел отыскать горечь, сокровенную в сладости мира, воспретил устам своим пить из этой чаши, доискивается всегда, как спасти душу свою, не останавливается в своем стремлении, пока не отрешится от мира сего, и заключает двери своих чувств, чтобы не вошла в него приверженность к этой жизни и не похитила у него его тайных сокровищ.

Вопрос. Что такое мир? Как познаем его и чем вредит он любящим его?

Ответ. Мир есть блудница, которая тех, которые с вожделением взирают на ее красоту, привлекает в любовь к себе. И кем хотя бы отчасти возобладала любовь к миру, кто опутан им, тот не может выйти из его рук, пока мир не лишит его жизни. И когда мир совлечет с человека все и в день смерти вынесет его из его дому, тогда узнает человек, что мир подлинно льстец и обманщик.

Когда же будет кто усиливаться выйти из тьмы мира сего, пока еще сокрыт в нем, не возможет видеть путь его. И таким образом мир удерживает в себе не только учеников и чад своих и тех, которые связаны им, но и нестяжательных, и подвижников, и тех, которые сокрушили его узы и однажды стали выше него. Вот и их различными способами начинает уловлять в дела свои, повергает к ногам своим и попирает.

Вопрос. Что делать нам с телом, когда окружат его болезнь и тяжесть, а с ним вместе изнеможет и воля в пожелании доброго и в первой крепости своей?

Ответ. Нередко бывает с иными, что одна половина их пошла вослед Господа, а другая половина осталась в мире и сердце их не отрешилось от здешнего, но разделились они сами в себе и иногда смотрят вперед, а иногда назад. И думаю, этим разделившимся в себе самих и приближающимся к пути Божию премудрый дает совет, говоря: Не приступи к нему сердцем раздвоеным (Сир. 1, 28), но якоже оряй и сеяй приступи (Сир. 6, 19).

И Господь, зная, что они не совершенно отрекающиеся от мира, но разделенные в себе самих, словом или, вернее сказать, помыслом обращаются вспять вследствие страха перед скорбями и потому, что не отвергли еще от себя плотской похоти, то, желая свергнуть с них это расслабление ума, изрек им определенное слово: Аще кто хощет по Мне ити, да отвержется себе (Мф. 16, 24).

Вопрос. Что значит отвергнуться себя самого?

Ответ. Как приготовившийся взойти на крест одну мысль о смерти имеет в уме своем и таким образом восходит на крест, как человек, не помышляющий, что снова будет иметь часть в жизни настоящего века, так и желающий исполнить сказанное. Ибо крест есть воля, готовая на всякую скорбь. И Господь, когда хотел научить, почему это так, сказал: кто хочет жить в мире сем, тот погубит себя для жизни истинной, а кто погубит себя здесь Мене ради (Мф. 10, 39), тот обрящет себя там, то есть обретет себя шествующий путем крестным и на нем утвердивший стопы свои.

Если же кто снова печется об этой жизни, тот лишил себя упования, ради которого вышел на скорби. Ибо попечение это не попускает ему приблизиться к скорби ради Бога, и тем самым, что предается он сему попечению, оно увлекает его постепенно и уводит из среды подвига воистину Божественнейшей и блаженной жизни, и возрастает в нем помысл этот, пока не победит его. А иже в уме своем погубит душу свою Мене ради, из любви ко Мне, тот неукоризненным и невредимым сохранится в жизнь вечную. Это-то значит сказанное: Иже погубит душу свою Мене ради, обрящет ю (Мф. 10, 39).

Потому еще здесь сам уготовь душу свою к совершенному уничтожению для этой жизни. И если погубишь себя для этой жизни, то Господь скажет тебе, так помышляющему: «Дам тебе живот вечный, как обещал Я тебе (см. Ин. 10, 28). Если же и в этой жизни пребудешь, то здесь еще самым делом покажу тебе обетование Мое и удостоверение в будущих благах. И тогда обретешь вечную жизнь, когда будешь пренебрегать этой жизнью».

И когда, так приготовленный, выступишь на подвиг, тогда сделается в очах твоих достойным пренебрежения все, почитаемое печальным и скорбным. Ибо когда ум приготовится таким образом, тогда нет для него ни борьбы, ни скорби во время смертной опасности. Потому должно в точности знать, что если человек не возненавидит жизни своей в мире по причине вожделения жизни будущей и блаженной, то не может вполне перенести всякого рода скорбей и печалей, постигающих его каждый час.

Вопрос. Каким образом человек отсекает прежнюю свою привычку и приучается в жизни к недостаткам и подвижничеству?

Ответ. Тело не соглашается жить без удовлетворения его нужд, пока окружено тем, что служит к наслаждению и расслаблению, и ум не может удержать его от этого, пока это тело не будет устранено от всего производящего расслабление. Ибо когда открыто перед ним зрелище наслаждения и сует и каждый почти час видит служащее к расслаблению, тогда пробуждается в нем пламенное пожелание этого и, как бы разжигая его, раздражает.

Потому-то Искупитель Господь обязавшемуся идти вослед Его всепремудро и весьма хорошо заповедал обнажиться и выйти из мира (см. Мф. 19, 21), потому что человек должен сперва отринуть все, служащее к расслаблению, и потом приступать к делу. И Сам Господь, когда начал брань с диаволом, вел ее в самой сухой пустыне. И Павел приемлющим на себя крест Христов советует выйти из града: Да исходим к Нему, – говорит, – вне стана, поношение Его носяще (Евр. 13, 13), потому что пострадал Он вне града.

Ибо, если отлучит себя человек от мира и от всего, что в мире, скоро забывает прежнюю свою привычку и прежний образ жизни и долгое время не трудится над этим. А от приближения его к миру и к вещам мирским скоро расслабевает сила ума его. Потому должно знать, что особенно споспешествует и ведет к преуспеянию в этой страдальческой и спасительной брани.

Итак, пригодно и споспешествует в этой брани, чтобы монашеская келья была в скудном и недостаточном состоянии, чтобы келья у монаха была пуста и не содержала в себе ничего, возбуждающего в нем вожделения покоя. Ибо, когда удалены от человека причины расслабляющие, нет ему опасности в двоякой брани – внутренней и внешней. И таким образом человек, который вдали от себя имеет служащее к удовольствию, без труда одерживает победу по сравнению с тем, у которого вблизи возбуждающее его к вожделению. Ибо здесь сугубый подвиг.

Когда человек желает иметь только нужное для поддержания своего тела, тогда и потребности его делаются удобопренебрегаемыми, и даже в необходимое время умеренного удовлетворения своих потребностей взирает он на это не с вожделением, и малым чем-нибудь подчиняет себе тело[41]41
  То есть удовлетворяется малым количеством пищи.


[Закрыть], и смотрит на это как на нечто удобопре-небрегаемое, и приближается к пище не из-за сладости ее, но чтобы помочь естеству и подкрепить его. Такие средства скоро доводят человека до того, что приступает он к подвижничеству с нескорбным и беспечальным помыслом.

Итак, рачительному иноку прилично скорою ногою, не обращаясь вспять, бежать от всего воюющего с иноком, не входить в общение с тем, что ведет с ним брань, но воздерживаться даже от единого воззрения на них и сколько возможно удаляться от их приближения.

И говорю это не только о чреве, но и обо всем, что вводит в искушение и брань, чем искушается и испытывается свобода инока. Ибо человек, когда приходит к Богу, заключает с Богом завет воздерживаться от всего этого, именно же не засматриваться на лицо женское, не смотреть на красивые лица, не питать ни к чему вожделения, не роскошествовать, не смотреть на нарядные одежды, не смотреть на всякий порядок, заведенный у мирян, не слушать слов их и не любопытствовать о них, потому что страсти приобретают большую силу от сближения со всем подобным этому, как расслабляющим подвижника и изменяющим мысли его и намерения.

И если воззрение на что-либо хорошее возбуждает произволение истинного ревнителя и склоняет к совершению добра, то явно, что и противоположное этому имеет силу пленять ум. И если с безмолвствующим умом не случается чего-либо большего, а только ввергает он себя в бранный подвиг, то и это великая уже утрата – самому себя из мирного состояния произвольно ввергнуть в смущение.

И если один из старцев, подвижников и борцов, увидев юношу, не имевшего бороды и походившего на жен, почел это вредным для помысла и гибельным для своего подвига, то может ли кто вознерадеть в другом чем, когда этот святой не решился войти и облобызать брата? Ибо мудрый старец рассуждал: «Если подумаю только в эту ночь, что есть здесь нечто такое, то и это будет для меня великим вредом».

Поэтому-то не вошел он и сказал им: «Не боюсь я, чада, но для чего же мне и желать напрасно воздвигать на себя брань? Воспоминание о чем-либо подобном производит в уме бесполезное смущение. В каждом члене этого тела скрывается приманка. Человеку предстоит от этого великая брань, и должно ему охранять себя и облегчать для себя угрожающую в этом брань, спасаясь от нее бегством. А как только приближается что-либо такое, человек, хотя и принуждает себя к добру, однако же бывает в опасности от этого, всегда видя это и вожделевая этого».

В земле видим многие сокровенные яды, и летом по причине жара никто не знает их. Когда же они будут увлажнены и ощутят силу прохлажденного воздуха, тогда оказывается, где был погребен в земле каждый яд. Так и человек: когда он в благодати безмолвия и в теплоте воздержания, тогда действительно бывает в покое от многих страстей; если же входит в мирские дела, то видит тогда, как возрастает каждая страсть, подъемлет главу свою, особенно если ощутит благоухание покоя.

Сказал же я это для того, чтобы никто не предавался самонадеянности, пока живет в этом теле и пока не умрет. Хотелось мне также показать, что убегать и удаляться от всего, что ведет к порочной жизни, много помогает человеку в подвижническом борении. Всегда должно нам бояться того, о чем одно воспоминание причиняет нам стыд, и также не попирать совести и не пренебрегать ею.

Итак, попытаемся удалить тело на время в пустыню и заставим его приобрести терпение. А что всего важнее, пусть каждый (хотя бы это и прискорбно было для него, но зато нечего уже будет ему бояться) старается, где бы он ни был, удаляться от причин брани, чтобы, когда придет потребность, не пасть ему от близости их.

Вопрос. У того, кто отринул от себя всякое попечение и вступил в подвиг, какое начало брани с грехом и чем начинает он эту борьбу?

Ответ. Всем известно, что всякой борьбе с грехом и вожделением служит началом труд бдения и поста, особенно же если кто борется с грехом, внутри нас пребывающим. В этом усматривается признак ненависти ко греху и его вожделению в ведущих эту невидимую брань. Начинают они постом, а после него содействует подвижничеству ночное бдение.

О посте и бдении

Кто в течение целой своей жизни любит беседу с этой четой, тот бывает другом целомудрия. Как началом всему худому служит упокоение чрева и расслабление себя сном, возжигающие блудную похоть, так святой путь Божий и основание всех добродетелей – пост. Бдение, бодрствование в службе Божией, в распятии тела целый день и ночь противно сладости сна.

Пост – ограждение всякой добродетели, начало подвига, венец воздержанных, красота действа и святыни, светлость целомудрия, начало христианского пути, матерь молитвы, источник целомудрия и разума, учитель безмолвия, предшественник всех добрых дел. Как здоровым глазам свойственно вожделение света, так посту, соблюдаемому с рассудительностью, свойственно вожделение молитвы.

Как только начнет кто поститься, вожделевает уже с этого времени умом своим прийти в вожделение собеседования с Богом, ибо тело постящееся не терпит того, чтобы целую ночь проспать на своей постели. Когда на уста человеку налагается печать постов, тогда помысл его поучается в умилении, сердце его источает молитву, на лице у него грусть, и срамные помыслы далеки от него; не видно веселости в очах его, он враг похотений и суетных бесед. Никто никогда не видал, чтобы рассудительный постник стал рабом худого вожделения.

Пост с рассудительностью – обширная обитель для всякого добра. А кто нерадит о посте, тот приводит в колебание все доброе, потому что пост был заповедью, вначале данной нашему естеству в остережение против вкушения пищи, и нарушением поста пало начало нашего создания. Но в чем состояло первое уничижение, с того начинают подвижники преуспевать в страхе Божием, как только начнут хранить закон Божий.