Текст книги "На необитаемом полуострове"

Через окошечко я стал наблюдать, как проверяют мои билеты. Это очень ответственный момент, и надо быть внимательным: могут обмануть, поменяв билет, подсунуть другой… Да, мир полон подлости, и потом трудно будет доказать свою правоту. Не прошло даже одной минуты, как молодой человек сказал:

– Один лотерейный билет выиграл.

Он произнес это очень спокойно и совершенно без каких-либо эмоций, как будто хотел сказать, что троллейбус только что проехал, а следующий за ним появится через пять минут. Он даже не мог себе представить, какой взрыв провоцировал во мне.

«Выиграл! Да, наконец-то я выиграл! – подумал я. – Как я надеялся и ждал! И вот свершилось! Оказывается, месяц тому назад вопрос уже был решен и я выиграл. Вот почему я так сильно надеялся. Интересно, а что же я выиграл: мебель, ковер, телевизор?..» Я не успел задать этот вопрос сотруднику банка, а он поднял голову и в свойственной ему манере, совершенно спокойно, сказал:

– Один из ваших билетов выиграл радиоприемник. Он стоит недорого, всего пятнадцать рублей. Хотите сразу деньги получить или же сейчас я оформлю, а вы через магазин получите свое радио?

«Ай да! Ни больше и не меньше, именно пятнадцать рублей… А почему так мало? Пусть не мебель, не ковер – радиоприемник. Но там же есть радиоприемники подороже; только рижский ВЭФ стоит сто два рубля…» – с горьким сожалением подумал я. А вслух сказал:

– Мне радиоприемник не нужен. Я хочу получить деньги.

– Хорошо, сейчас я дам вам деньги.

– А вторая лотерея как, она ничего не выиграла? – спросил я.

– Нет, из двух билетов только один выиграл. Можете и сами проверить, – сказав так, сотрудник банка через окошечко передал мне газету и оба билета.

А что было бы, если бы не пятнадцать рублей, а больше, например тридцать, сорок, пятьдесят рублей? Тогда я купил бы полкило говядины, картошку, лук, зелень и бутылку вина. Наверху, в своей бедной квартире, сварил бы бозбаш, хорошенько пообедав – уже полдень, а я был не только без обеда, но даже без завтрака – выпил бы за то, что успешно решил еще один практический вопрос и перешел на пятый курс; я уже студент пятого курса. Это же замечательно, и такие события надо отмечать. Основные трудности учебы остались уже позади. На пятом курсе надо сдать экзамен по специальности, госэкзамен по философии и написать дипломную работу. Все сделаем – будем решать еще один практический вопрос. А сегодня день особый: я успешно сдал экзамен по военному делу и получил звание офицера – вот это надо отметить. Но у меня очень мало денег: в кармане всего шестнадцать рублей. Я не имею права эти деньги бросать на ветер. Поэтому отмечать будем тогда, когда получим стипендию. А вот эта дрянь – вторая лотерея – какая она бестолковая, ничего не выиграла. Если бы она выиграла хотя бы один рубль, тогда на это можно было бы купить бутылку вина. Только одна лотерея выиграла, и ровно столько, сколько мне очень и очень нужно было – всего пятнадцать рублей, и больше ничего. Неужели там – говоря «там», я даже не знал, что имел в виду и где это так называемое «там» находится – учет денег ведется так строго и точно? Интересно… Оказывается, там деньги дают только на самые необходимые нужды, и это тоже не всегда – только в исключительных случаях. На отдых, на развлечения даже копейки не дают. Да, все правильно. А что было бы, если бы моя лотерея ничего не выиграла? Это была бы катастрофа. Тогда из этого банка я вышел бы как дохлая курица. А потом пришлось бы просить деньги в долг у этого старика. Казалось бы, все очень просто: попросить деньги в долг у человека, который тебя хорошо знает и у которого деньги есть. Но это так сложно и так унизительно! Вот представьте:

– Знаете, я уже сдал все экзамены и перешел на пятый курс, – так надо было начать свое выступление, и это всего лишь начало, только первый шаг. Но как противно это и как бессмысленно! Спрашивается, какого черта я должен отчитываться перед ним? Ему самому нужно ли это? Это мое личное дело, и нельзя рассказывать об этом каждому проходимцу. Но все равно, раз начали, надо доводить до конца. – Как вы уже знаете, в течение двух месяцев я был на сборах в Нахичевани. За это время нам стипендию не давали, невозможно было и, сезонно работая, зарабатывать какие-то деньги. Я только что, буквально час тому назад, сошел с поезда Нахичевань – Баку и прямо с вокзала приехал сюда. Все хорошо, я жив и здоров. Только есть одна небольшая проблема: у меня денег нет… – Да ты подожди! Ты уже все сказал. А теперь посмотри, как нахмурился старик. Он уже знает, что у тебя денег нет, для него это главное. Представь себе: какой-то студент у него живет квартирантом и говорит, что у него денег нет. Старик знает, на что ты намекаешь: квартплата будет не скоро. Если бы была возможность, ты знаешь, что он сказал бы тебе:

– Если у тебя денег нет, какого черта ты занимаешь мою квартиру? Студент ты, ученый, солдат или генерал, стипендию ты получаешь или зарплату – меня это не волнует, дай мои деньги. Все!

– Сейчас я не могу заплатить за август…

– Как это ты не будешь платить за август? Ты же сам сказал, что как только приедешь в Баку, сразу заплатишь. А теперь не хочешь платить? – сказал бы старик.

– «Не будешь платить» или «не хочешь платить» – не об этом речь. Я так не сказал и никогда не скажу. Вот уже два года я живу у вас квартирантом. Слава богу, за это время мы успели как следует узнать друг друга. А тем более вы – видавший виды, опытный и мудрый человек – в таких вопросах очень хорошо разбираетесь, и уверен, что меня тоже достаточно хорошо знаете. Скажите честно, был ли хоть один случай, когда за квартиру я не платил или же не хотел платить?

– Нет, не было.

– Правильно, не было. В конце каждого месяца я аккуратно плачу за квартиру, и никогда задержки не было. Сейчас я должен заплатить за август. Это мой долг, и даже в июне я вам сказал, что, как только приеду в Баку, сразу заплачу…

– Я знаю, что ты должен заплатить за август. Но вместо того чтобы взять и заплатить, ты мне рассказываешь о Нахичевани, о поезде и об экзаменах… Об этом расскажешь потом. А сперва будь добр, заплати за квартиру.

– Я не забыл свое обещание и знаю, что должен заплатить…

– Да, ради бога, давай плати. Кто тебе мешает?

– Не волнуйтесь, заплачу. Пожар, что ли? Конечно, я заплачу. Дело не в этом.

– Как это «дело не в этом»? Интересно! А в чем же тогда дело? Весь вопрос как раз в этом. А ты говоришь: дело не в этом. Потому что, оказывается, у тебя денег нет.

– Да, правильно, сейчас у меня денег нет. Но скоро будут.

– Да, будут. То же самое говорится и в поговорке: не умирай ты, мой хороший ослик, скоро будет весна, а кругом будет зелень.

– Какая там зелень и какой ослик? Нет, я так не говорил и никогда не скажу. Вы за кого меня принимаете? Я просто хочу сказать, что на сборах нам сказали, что студентам пятого курса, в том числе и мне, стипендию дадут раньше, точнее, десятого сентября. Так что не волнуйтесь, через десять дней я получу стипендию за три месяца и сразу же из этих ста пяти рублей дам вам сорок пять рублей.

– Сорок пять рублей? А это зачем?

– Как это зачем? Я оплачу август, сентябрь…

– Тогда надо платить не сорок пять, а тридцать. А-а, может быть, ты хочешь заплатить и за октябрь тоже?

– Нет, за октябрь пока не буду. Я заплачу только за август и сентябрь. А сорок пять рублей вам дам, потому что сейчас же я хочу взять у вас еще пятнадцать рублей в долг. А через десять дней верну вместе с двухмесячной квартплатой.

– Я не понял. Ты сейчас должен пятнадцать рублей за август. Но не хочешь платить. Этого мало, ты еще хочешь пятнадцать рублей в долг взять?

– …

В такой ситуации как можно было просить у старика деньги в долг? Нет, этого нельзя было делать…

Продолжая так думать, я уже перешел дорогу и направился к продовольственному магазину, чтобы купить продукты питания. Но ситуация резко изменилась, я уже, как говорится, человек с деньгами. Поэтому вопрос «что купить?» надо было пересмотреть. Надо было быть еще бережливым и без особой нужды не тратить даже одной копейки. Потому что чудом доставшиеся мне пятнадцать рублей спасли меня. Он, хозяин квартиры, все равно не дал бы денег. А я в сильном разочаровании, назло всем, больше ни у кого попросив помощи, уморил бы себя голодом.

Годы учебы значительно ослабили мое здоровье, потому что спортом мало занимался, стал даже пить и курить. Повлиял и климат Апшеронского полуострова: я никак не мог как следует приспособиться к сырой бакинской погоде с ее частыми и порывистыми ветрами. Начиная с октября месяца я простужался, не успев до конца вылечиться, еще раз простужался… И это продолжалось до середины мая. Поэтому с каждым годом положение ухудшалось. На пороге осени голодание более десяти дней если не окончательно, то по крайней мере серьезно подорвало бы мое и так ослабленное здоровье. Но, слава богу, я просто чудом спасся: не унижаясь ни перед кем, получил эти спасительные деньги. Да, я их получил – они у меня в кармане: ни больше ни меньше – ровно пятнадцать рублей. Очень даже интересно! А что это, случайность? Может быть, стечение обстоятельств? А может быть, просто какое-то совпадение? Нет, ни это, ни то и ни другое. Не надо нагружать себя: человеческое сознание не в состоянии объяснить это, дать научное толкование хотя бы уже свершившемуся факту. Это – чудо, проявление божественной воли.

За последние три дня произошли значительные события: я сдал последний экзамен четвертого курса и перешел на пятый. Вдобавок к этому я еще получил звание офицера. И наконец, сбылась моя давняя мечта: мой лотерейный билет выиграл конкретную вещь – ручной радиоприемник. Он стоит недорого – всего пятнадцать рублей. Когда-то я мечтал выиграть машину и улучшить свое материальное положение. Но выиграл всего лишь радиоприемник. Это произошло в тот момент, когда моя жизнь висела на волоске. Радиоприемник спас меня. Машина должна была улучшить мое материальное положение: после этого выигрыша я уже не снимал бы самую дешевую квартиру в городе Баку – на окраине поселка Баилово, на горе, а снял бы приличную квартиру в центре города; обедал бы не дома или же в студенческой и рабочей столовых, а в приличных столовых, иногда даже в кафе и ресторане; купил бы себе приличные летние и зимние костюмы, даже хорошие импортные пальто и плащ. Ну и что из этого?

А получилось так, что в самый трудный момент своей жизни я выиграл радиоприемник, который спас меня от физического уничтожения и морального унижения. Поэтому этот выигрыш ценнее машины и даже квартиры. Все это необыкновенно и непостижимо. Я молод, вся жизнь впереди. А то, что очень необходимые деньги достались мне каким-то чудом, уже говорит о том, что я вовсе не один – как многие считали и по сей день считают, а до этого дня мне самому тоже так казалось – и не совсем беспомощен. Сегодня будем отмечать эти замечательные события. Отмечать? Это будет расточительство. Да, в принципе так получается. Но я не намерен идти в кафе или же ресторан. Отмечать будем там, наверху, как здесь говорят, на горе – в моей бедной квартире. Но сперва давайте посмотрим, что можно купить на наши деньги. Сейчас у меня в кармане шестнадцать рублей и какие-то копейки. Возьмем полкило сахара и пачку чая – в утренние часы без чая не могу, голова болит, часто зеваю. Расходы на чай составят девяносто копеек. Куплю еще небольшой арбуз – не более трех килограмм, двести грамм сыра за тридцать копеек, серый хлеб за двадцать копеек – и на все эти продукты потрачу восемьдесят копеек. Но мы должны отмечать великие события! А для этого надо купить водку или вино. Водка стоит дорого, возьмем за девяносто копеек бутылку белого сухого вина «Садыллы». Поскольку я буду пить спиртное, надо будет купить еще и сто пятьдесят грамм колбасы «Отдельной». В итоге получается, что на все эти продукты я потрачу три рубля. Здесь только вино лишнее, а все остальное очень даже необходимое. Потраченные на вино девяносто копеек – это перерасход. Да, согласен, но это я возмещу за счет строгой экономии в последующие дни: например, газет не буду покупать, на транспорт не сяду… Если надо будет ехать даже в центр города – пойду пешком. Нам и так неделю дали на отдых, в это время никуда не поеду. Мои занятия начнутся после седьмого числа, а в университет я пойду пешком. И это не новость, иногда я это практикую: мимо зоопарка через Нагорный парк выхожу на большой проспект и за полчаса добираюсь до университета, – будем строго экономить, чтобы ни перед кем не унижаться.

А сегодня будет пир. В своей бедной квартире я накрою стол. На столе будет хлеб, сыр, колбаса, арбуз и вино – это же великолепно! Для бедного студента даже роскошно. Буду отмечать значительные события моей жизни, самое главное же – свое спасение. В очень сложной ситуации я, как говорится, сухим вышел из воды. Все покинули меня, бросили на произвол судьбы, думая: пусть пропадет. События тоже как будто так и развивались, даже мне самому казалось, что я уже пропал. Но… Я чудом спасся.

Храм на горе Бадри

Как только я открыл дверь и вошел в автобус, Луноход тут же спросил:

– Он дома?

– Да, он дома, – сказал я. – Но, говорит, не могу с вами поехать. Дома есть дела, говорит, как закончу, сразу же приеду. Сказал, что к одиннадцати часам будет в цехе.

– Ты уверен, что он приедет? – спросил Луноход.

Я разговаривал не с каким-то роботом, планетоходом. Луноход – обыкновенный человек, он слесарь нашего цеха. У него есть хорошее имя – родители назвали его в честь знаменитого арабского халифа. Луноход же – его прозвище. Мне кажется, это прозвище ему дали из-за особой манеры ходьбы. Дело в том, что его правая нога косит влево, и когда он ходит, постороннему наблюдателю кажется, что правая нога вот-вот зацепится за левую и он упадет. Но ноги не зацеплялись, и Луноход не падал, а продолжал ходить.

– Он приедет, – уверенно сказал я и обратился к водителю: – Теперь поедем в Новые Ахмедлы.

– А это зачем? – спросил тот.

– Как это зачем? Дежурному по заводу сказали же: после восьмого километра надо ехать в Новые Ахмедлы. Он не сказал тебе?

– Нет, не сказал.

– Наверное, забыл. Но ничего, он не сказал – я скажу: нам надо отвезти этого человека домой, – объяснил я и рукой указал на Лунохода. – Он живет в Новых Ахмедлах. Мы его задержали на работе, а теперь должны отвезти домой.

– Интересно, а почему я должен везти его домой? Какая ему разница, пусть сядет на маршрутный автобус и поедет домой, – сказал водитель.

Это такой человек – всегда находит причину и грызется как собака. Я не знаю, почему дежурный автобус должен водить именно он…

– Если ты не хочешь делать то, что я сказал, тогда я вынужден буду сделать то, что ты прикажешь: сейчас мы оба сойдем с этого автобуса и сядем на маршрутный. А ты поезжай, куда тебе надо.

Это была угроза. Ее последствия будут неблагоприятными для водителя. Он не дурак и понял это сразу. Поэтому, недовольно качая головой, молча завел машину. Луноход же с улыбкой на лице тихо сидел и смотрел на меня; я так понял, что ему понравилась моя решительность.

Выходной день – суббота, люди отдыхали. А мы работали – такова была традиция в нефтяной отрасли. Там работа круглосуточная. Рабочий класс трудился в три смены. Инженеры же, хоть они дневные работники, все равно должны были приспосабливаться. Поэтому считалось, что… вернее, это был неписаный закон: у инженеров ненормированный рабочий день. Мы вынуждены были работать в среднем по двенадцать часов ежедневно. А платили же нам только за восемь, то есть мы получали только свой оклад. Рабочим же за каждый сверхурочный час платили в двойном размере.

В этот субботний день, придя на работу, мы, инженеры цеха, обнаружили, что положение близко к критическому: в ночной смене несколько насосов вышло из строя. Ночью дежурил Луноход, но работы было много, и он не все успевал. В первую смену пришел другой слесарь, но он тоже один не справится. Ему нужна помощь. Начальник цеха, я – его заместитель, старший механик и механик по насосам обсуждали вопросы: что делать, за кем ехать?

– Дадаш не приедет, у него другая работа, – старший механик стал по одному перечислять слесарей. – Остается Исмаил, а он получил новую квартиру, поэтому его точный адрес пока не знаем.

– Луноход знает его адрес, он у него был. Только он может нам помочь. Но, по-моему, уже поздно, – посмотрев на свои наручные часы, сказал механик по насосам. – Наверное, он ушел домой. Сейчас я позвоню в мастерскую и узнаю, где он.

Выяснилось, что Луноход в цехе. Его предупредили, что он нам нужен. Наконец вызвали дежурный автобус, и я вместе с Луноходом – он был моим гидом – поехал за Исмаилом. Вопрос решили: Исмаил приедет. Но надо было решить еще один: доставить Лунохода домой. Со старшим механиком они договорились, что домой он поедет на дежурном автобусе.

– А он не спросил, как же вы нашли его дом? – хитро улыбаясь, спросил Луноход.

– Нет, – сказал я. – Сначала я разговаривал с какой-то женщиной. Это, наверное, его жена. Когда я постучал в дверь, открыла она. «Извините, Исмаил здесь живет?» – спросил я. «Да. А что?» – удивилась она. «Я с работы. Если можно, позовите его, пожалуйста», – сказал я. А она как-то недовольно нахмурилась и спросила: «А что случилось, зачем он вам нужен?» В общем, она меня допрашивала, как следователь уголовного розыска, а лишь потом вызвала Исмаила.

– Как она выглядит? – спросил Луноход.

– Мощная баба, рядом с ней Исмаил выглядит цыпленком.

Луноход улыбнулся – видимо, мое сравнение ему показалось смешным. Его и так большой рот с обеих сторон раздвинулся и стал еще шире.

– Да, точно. Это его жена.

– Не знаю, может быть, мне так показалось, но, по-моему, она намного моложе Исмаила.

– Ваше зрение не обмануло вас, она действительно моложе. Это его вторая жена. Первая работает у нас на заводе. А ты не знаешь ее?

Мне стало смешно, и я чуть было не сказал: «Слушай, о чем ты говоришь? По-твоему, я обязан знать всех его жен и любовниц, что ли?». Но вслух произнес:

– Нет, не знаю. Ты молодец, всех его жен знаешь. А сколько их у него?

– Исмаил не бабник. Просто так получилось, что он женился два раза. Вы видели его вторую жену, – Луноход, обращаясь ко мне, иногда говорил «вы», иногда – «ты». Правда, он старше меня, но я был его начальником, а он как человек деликатный часто употреблял местоимение «вы». – Она свалилась на его голову как гром среди белого дня и изменила всю его жизнь.

– Что ты говоришь?! – сказал я с искренним удивлением.

– Да.

– Интересно. А я не знал. А может, расскажешь?

Между прочим, Луноход хороший рассказчик. Его интересные истории я слушал, когда еще работал начальником установки. Для ремонта насосов к нам на установку обычно приходил он. Далековато было, а он еще инструменты таскал. И как только заходил в операторскую, сразу же с грохотом бросал на пол свою грязную сумку. Потом как-то устало и недовольно спрашивал:

– Чай есть?

– Чай? Сейчас тебе дадут чай, – отвечал я ему и начинал описывать неполадку, которую он должен был устранить.

Луноход сидел в операторской и курил. Ему уже принесли чай. Теперь надо было пошевелить его:

– Работы много. Не знаю даже, успеешь ли ты до обеда закончить? – говорил я. А это означало: «Луноход, ты давай побыстрее со своими курением и чаепитием». А Луноходу, как говорится, до лампочки было: не торопился, по мере возможности старался усыпить и мою бдительность:

– Работа не волк, в лес не убежит. Чай горячий, надо подождать, чтобы он остыл. Иначе можно ожог получить. Потом придется составить акт о производственной травме.

Время шло. Я смотрел на стенные часы, потом на грязную сумку, которая валялась в углу, потом на Лунохода и про себя думал: «Работа не убежит, а ты убежишь – это точно. За полчаса до начала обеда, даже раньше, ты все бросаешь и уходишь. И у тебя веские доводы: «В таком виде нельзя ходить в столовую, надо руки мыть. Опаздывать тоже нельзя, потом найдешь остатки и крохи».

Если Луноход быстро заканчивал свою работу и до обеда или до конца рабочего дня оставалось время, он не торопился вернуться в мастерскую из расчета, что там сразу дадут ему другую работу. Поэтому сидел в операторской и курил. А там нельзя курить. И, как ни странно, на установке курилки не было. А где должны курить люди? Этот вопрос я обсуждал с начальником отдела техники безопасности. Он пришел на установку, на месте проверил и сказал: «Это упущение строителей. Люди могут курить в вентиляционной». А в вентиляционной никаких условий нет, заходишь – как будто карцер. Но этот карцер находился рядом с операторской. Рабочие нашли выход: они курили в операторской. Если кто-то им делал замечание, что, ребята, в операторской нельзя курить, они отвечали: «Какая разница, там или здесь? Если никаких условий нет, как можно там курить? Мы же люди. Если на то пошло, курить в вентиляционной – тоже нарушение». На установке за технику безопасности и пожарную безопасность отвечал я, и, чтобы подстраховать себя в этой тупиковой ситуации, я повесил у входа в вентиляционную табличку с надписью: «Курить можно только здесь».

Луноход хороший оратор. Я даже иногда думал: почему он не передовик производства? Трибуны больших залов плакали по нем. А он не был передовиком. Казалось бы, да, Луноход не очень-то добросовестно относился к работе и считал, что работа не волк и в лес не убежит. Но все равно трудился. А передовики производства часто вовсе не работали. Ведь у них же было очень много мероприятий – собраний, заседаний, пленумов, съездов, слетов, поездок и т. п. – и они вынуждены были в какие-то дни, порой несколько дней подряд, на работу не выходить. А рабочие дни им отмечались. Человек ко всему привыкает и приспосабливается. Со временем это – не работая, получать зарплату, премию, еще какие-то дополнительные льготы и поощрения, одновременно прославиться – стало для них нормой.

По рассказам Лунохода, вторая жена Исмаила несколько лет назад окончила среднюю школу, неплохо училась и хотела поступить в институт. Она дочка приятельницы Исмаила, и все они – Исмаил с его первой и второй женами – из одного и того же села. По договоренности земляков, в период сдачи вступительных экзаменов эта девушка жила в квартире Исмаила, который к тому моменту был женат уже пятнадцать лет, но детей у него не было. С появлением молодой девушки в их доме стало веселее. Они называли ее студенткой. Девушка же им сказала, что она не студентка, а абитуриентка; если все экзамены сдаст и поступит в институт, только тогда ее можно будет называть студенткой. Муж и жена выслушали это объяснение и сказали, что какая разница, рано или поздно все равно она тоже поступит, и продолжали называть ее студенткой. Присутствие студентки в их доме особенно было на руку жене Исмаила. После работы, придя домой, ей уже не надо было нагружать себя, студентка – шустрая и энергичная девушка – за нее все делала: стирала, убирала, готовила… Фактически она была бесплатной домработницей.

* * *

К концу августа с работы позвонили жене Исмаила. Звонила женщина, бухгалтер завкома, и сказала, что ей достали путевку, которую она давно заказала и о которой часто спрашивала.

Жена Исмаила лечилась. Врачи старались помочь ей, чтобы она стала матерью. Они говорили, что для укрепления организма необходимо посещать курорты и санатории; были названы даже те, которые очень помогли бы ей. Но достать в них путевки было очень трудно. Вот наконец-то и ей добыли такую путевку. Бухгалтер завкома же позвонила, чтобы обрадовать ее. Одновременно ей сказали, что эта редкая путевка, как говорится, «горит»: послезавтра надо быть там.

Тридцатое августа, послеобеденное время. Надо было до конца рабочего дня оформить отпуск, получить отпускные, заплатить за путевку и завтра уехать. Нельзя было медлить. Задача трудная – успеет ли она? Председатель завкома тоже взялся за дело: позвонил руководителям соответствующих структур и сказал, что надо помочь человеку. Дело пошло. В половине пятого жена Исмаила получила отпускные, спустилась на первый этаж, заплатила за путевку и с этой – для нее очень дорогой – бумажкой вернулась в свой цех. В шесть часов она вышла из цеха и отправилась на трамвайную остановку. Все дневные работники завода уже уехали, на остановке было как-то непривычно безлюдно. А вот ее трамвай идет. Она зашла в полупустой вагон и села. Женщина была довольна. Она была благодарна председателю завкома за то, что он почти с боем выбил эту путевку для нее; все же этот Мехти очень благородный человек, он не какой-то чиновник, он как родной брат или отец. Она была благодарна и бухгалтеру завкома: без ее содействия – суть вопроса председателю объяснила она – получить такую путевку невозможно было. Жена Исмаила сама никогда не смогла бы сказать Мехти, зачем эта путевка ей нужна, – стыдно, он же мужчина.

Женщина сидела в трамвае. Ее лицо сияло от радости – она была счастлива. Все будет хорошо. Да, конечно, все будет хорошо. Надежда – вот что делает человека счастливым. Эта женщина тоже надеялась и была счастлива. Но вдруг она нахмурилась, потому что вспомнила студентку. Ее настроение испортилось. Ей стало очень неприятно, даже отвратительно. Но это не все. Она чувствовала явную, реальную опасность, которая пугала, даже страшила ее.

Нетрудно представить себе: хозяйки нет дома, она приедет через месяц. Все это время ее муж будет жить под одной крышей с молодой и соблазнительной самкой. Сработала фантазия: вот ее нет дома, после работы Исмаил пришел домой. Он устал, голодный, ему нужен уход. Студентка приготовила хороший ужин – между прочим, она вкусно готовит – и, уже соблазнительно качая своим пышным задом, ходит туда-сюда, обслуживает хозяина дома. Другое время, другая обстановка – и студентка ведет себя по-другому, она даже выглядит по-другому: нарядилась, надушилась, сладко говорит, многозначительно улыбается и при этом часто смущается, временами даже краснеет от стыда… О Господи, что творится на этом белом свете!

Итак, здоровая самка и молодой мужчина – Исмаилу нет даже полных сорока лет – живут под одной крышей. Никого нет. Вокруг тишина, как на необитаемом острове. Ночь с каждым днем становится длиннее и прохладнее. Один день, второй день… Безусловно, жена Исмаила не читала рассказ Бестужева-Марлинского «Страшное гаданье», где героиня Полина говорит своему возлюбленному: «Мы далеки от порока, но всегда ли далеки от слабости? Кто пытает часто силы, тот готовит себе падение».

Да, мы не всегда далеки от слабости. Исмаил тоже человек, и он долго не выдержит. Но так получилось, что его жена об этом даже не думала. Только теперь в трамвае как будто даже случайно до нее дошло, и она про себя сказала: «Нет, нельзя проводить такие эксперименты. Вообще-то зачем я пустила в свой дом чужую женщину? Мой дом не гостиница, не караван-сарай. Что нужно от меня? С ее матерью мы были всего лишь соседями, вернее, наши родители были соседями. Она старше меня, мы с ней вместе не учились, подружками тоже не были. Только соседи, и все. Казалось бы, мелочь, но люди и этим пользуются, даже злоупотребляют. Весной, когда я ездила к родителям, она улучила момент и якобы совершенно случайно встретилась со мной и говорит: «Дочка уже оканчивает школу. Она хорошо учится, хочет поступить в институт. Если ты не возражаешь, на время сдачи экзаменов, около десяти дней, она будет жить у вас». Вот тебе и десять дней! Она уже целый месяц живет в моем доме… Ну, давай не будем. Не-ет, так нельзя. Двадцать дней назад она собрала свои вещи и хотела уехать. Ее задержали, даже уговорили мы, в первую очередь, конечно, я. Зачем я это сделала? Какая ошибка! Надо срочно ее исправить».

Весной этого года, к празднику Новруз-байрамы, жена Исмаила действительно поехала к родителям. Там как бы случайно встретилась с матерью этой девушки. А та по ходу беседы сказала, что ее дочь хорошо учится – мать так считала – и хочет поступить в институт. Но неизвестно, поступит ли она. Поэтому даже нет смысла в городе снимать квартиру на целый месяц. Если можно, на время сдачи экзаменов, примерно на неделю, может быть чуть больше – зависит от того, как пойдут дела, – она будет жить у них.

У Исмаила была однокомнатная квартира. Но там имелся еще балкончик – небольшой застекленный балкон, где в теплое время года можно было поставить раскладушку и спать. Спрос на временное и дармовое жилье был настолько высок, что об этом балкончике знали даже в далеком от Баку селении. Жена Исмаила не возражала: подумаешь, девушка будет у них в гостях неделю. Нельзя было отказать, это было бы некрасиво. Такие временные жильцы, в основном родственники-односельчане, иногда поселялись у них. Безусловно, за ночлег они не платили – это было бы некрасиво. Но многие из них приезжали не с пустыми руками, и в зависимости от количества съестных припасов, которые они привозили, можно было даже заранее знать, кто на какой срок приехал: если, например, человек привез полтуши барана, значит он останется на неделю.

На этот раз балкончик был заранее забронирован. А в конце июля девушка приехала к ним, чтобы сдавать вступительные экзамены. Хоть на тройку, но все равно – два экзамена она сдала. На третьем же срезалась и сразу стала готовиться к отъезду. Гостья очень разочаровалась и чуть было не плакала. Между тем она сказала, что хочет поступить на вечернее отделение: говорят, там легче, конкурс небольшой, иногда даже бывает недобор. Но там экзамены начнутся поздно – во второй половине сентября. Говоря так, девушка уже намекнула: может ли она через месяц приехать и еще раз попытаться?

– А зачем ехать в деревню? – сказала жена Исмаила. – Что ты будешь делать там? Тебе надо готовиться к экзаменам. Здесь условия лучше: целый день мы на работе, а ты одна, тебе никто не мешает. Садись, как следует занимайся и поступай.

– Не хочу быть вам в тягость целый месяц, – сказала девушка.

– Да ради бога! О чем ты говоришь? Какая тягость?

Хозяева настаивали, чтобы гостья задержалась и непременно попыталась поступить на вечернее отделение. Они были очень довольны ею и хотели, чтобы она не только месяц до начала и во время сдачи экзаменов, но, если поступит, весь период учебы жила у них. Они так хотели, но условия не позволяли: у них была одна комната, а девушка спала на балконе. С наступлением холодов это будет невозможно. Но пока есть возможность, пусть живет у них.

* * *

Жена Исмаила в семь часов пришла домой. Муж уже был дома. Обычно она приходила раньше, но на этот раз задержалась из-за путевки, потом ходила по магазинам, кое-что купила для дома, ведь целый месяц ее не будет здесь.