Текст книги "Мой нежный хищник"

«И зачем я так резко с ним разговаривала… в чем я обвиняла? Но он сердито начал меня расспрашивать – где была? К кому ходила? За руку схватил… чуть что не так сразу показывает свой тиранический характер. Нет, надо мне выдержать паузу и показать, что я такое поведение в свой адрес не потерплю… Но мне-то как эту самую паузу пережить, я уже к нему хочу… чтобы он меня обнимал, ласкал… Я теперь знаю, он умеет быть нежным и даже очень.»

Внезапно тишину комнаты нарушил скрип медленно открывающейся двери. Катя сначала натянула одеяло на вспыхнувшее румянцем лицо, а потом рывком села на кровати с закрытыми глазами и громко заявила:

– Я прошу оставить меня одну, не желаю ни с кем разговаривать. Я устала и буду спать! Утро вечера мудренее.

На эту бурную тираду не последовало ответа, тогда она решилась приоткрыть один глаз и опешила, увидев, что перед кроватью стоит большой волк.

Катя быстренько справилась с легким испугом и отвернулась к окну, чтобы спрятать невольную улыбку.

– Какая наглость заявиться сейчас ко мне в таком виде! Я вас не приглашала!

Зверь вдруг жалобно заскулил, опустился на живот и положил голову на лапы, видимо, в знак глубочайшего раскаяния. Катя со вздохом заглянула за край постели и сердце дрогнуло при виде искренней грусти в глазах серого хищника.

– Вот уж нет! Я не собираюсь так быстро вам это прощать! Следовало сказать мне гораздо раньше, а не наблюдать за тем, как я купаюсь голышом и потом лезть мне в трусики своим… своим языком. К вашему сведению, я вообще не приемлю такое… такое… настолько откровенное…

Внезапно Катя поняла, что совершенно не может больше сердиться и скоро на всю комнату облегченно рассмеется как бывает после удачного розыгрыша. Почувствовав перемену в ее настроении, волк тотчас поднялся и одобрительно фыркнул, а потом тонкое поскуливание раздалось уже почти на кровати, куда зверь на полном серьезе собирался запрыгнуть.

Катя не сдержалась и погладила гостя по мохнатой морде.

– Беги-ка в свой лес, дружочек, или укройся в комнате, что в конце коридора. Увидимся завтра…

Она едва могла сдержать возглас разочарования, когда увидела, что Волк опустил лапы с кровати и отвернулся. «Нет, нет, не уходи, только не сейчас, я не смогу сейчас быть одна… побегу за тобой следом!»

Но Волк и не собирался никуда исчезать, как бы ни так. Волк отлично знал, что эта длинная ночь будет целиком принадлежать ему… как и страстная женщина, что с трепетом сейчас следит за каждым его движением. Волк ликовал…

А Катя успокоенно выдохнула, обнаружив, что серый приятель всего лишь обошел кровать и забрался на нее с другой стороны, всерьез намереваясь устроиться на ночлег рядом с хозяйкой. Теперь они лежали рядом и смотрели друг другу в глаза.

Катя натянула одеяло до самого носа и начала изливать наболевшее:

– Вот послушай, я теперь даже не знаю, как мне к тебе обращаться, как с тобой говорить. Я беспокоилась, когда ты побежал на звуки охотничьего рога, боялась, как бы тебе не причинили вред в лесу, а потом вдруг исчез Веймар. Я стала за него переживать, а он, оказывается, это ты… как все запуталось, это же надо еще уложить в голове, что Веймар и есть волк. Ты меня, правда, сейчас понимаешь, дай какой-нибудь знак.

Волк поднял голову с явным намерением лизнуть Катину щеку, но вместо этого ткнулся прохладным носом в плечо.

– Ну уж нет, не подлизывайся в прямом смысле этого слова. И вот чего ты сейчас добиваешься, ответь? Почему не рискнул прийти ко мне в обычном виде? Думаешь, я не буду ругаться с волком? Ты все просчитал, да? Знаешь, что мне нравятся зверюшки, даже такие лохматые и клыкастые…

К ее великому изумлению и ликованию, хищник покачал головой, со всем соглашаясь.

– Какой же ты у нас умный, красивый – замечательный во всех смыслах. И такой почти деликатный, нежный… И кого же мне теперь больше любить из вас двоих – человека… или зверя?

От такой постановки вопроса Веймар растерялся и тут же насторожился:

«А не начать ли мне ревновать к самому себе, точнее к своей звериной ипостаси? Кто бы мог представить, что моя женщина будет больше благоволить Серому?»

Зато Волк был просто вне себя от счастья, еще бы, хозяйка только что его похвалила и даже совершенно правильно расставила приоритеты. Зато Веймар немедленно остудил его пыл:

«Уж кое в чем ты мне точно не соперник, дружище! Тебе-то, пожалуй, придется ограничиться только облизыванием ручек Возлюбленной. А вот мне, если Боги будут сегодня благосклонны… мне, вероятно, позволят гораздо больше и эту возможность я не упущу, уж поверь мне!»

А Катя даже не представляла, какие споры сейчас ведутся на другой стороне постели, поскольку ее откровенно клонило в сон после всех вечерних перепитий.

– О-о-х… Ну, ты хотя бы достаточно чистый, чтобы забраться в постель к леди… даже если она еще не совсем леди? Ладно, просто лежи смирно и не вздумай приставать с поцелуями… хотя бы до утра…

Уже закрывая глаза, Катя поудобнее взбила подушку и пробормотала, засыпая:

– Я люблю вас обоих, даже не сомневайся, вы оба дороги мне, Веймар – навсегда.

Кажется, только этих слов ему и не доставало для полнейшего выздоровления. К рассвету на мощном теле и следа не останется от недавних «царапин». На рассвете он полностью будет готов к любви во всех наилучших ее проявлениях.

Глава 16. «Мой нежный хищник…»

 
Знай, друг мой гордый, друг мой нежный,
С тобою, лишь с тобой одной,
Златоволосой, белоснежной,
Я стал на миг самим собой.
 

Н. Гумилев

Катя с удовольствием потянулась, выбираясь из-под теплого одеяла, и тут взгляд уткнулся в обнаженную мужскую грудь – идеально гладкую и мускулистую.

– Ай…

Рядом на постели, вытянувшись во весь высокий рост, возлежал Веймар, причем, кажется, абсолютно голый, будучи лишь слегка прикрыт краешком цветного покрывала. Несколько мгновений Катя лишь ресницами хлопала, пыталась понять, как это великолепное тело, вообще, оказалось в ее спальне.

Потом она снова ахнула, осознав, что барон столь же сосредоточенно изучает ее саму, задерживая взгляд на белоснежном плечике, с которого опять сползла широкая в вороте ночная рубашка.

– А где же волк?

Веймар даже зарычал от досады, просто не мог сдержаться:

– Тебе больше нравится зверь лесной в твоей постели? Я заметил… учту! Ну, что же, я могу ласкать тебя и в зверином обличье, если пожелаешь. Однако, сейчас мне хочется быть рядом с тобой в облике человека, уважь мою просьбу.

– Немедленно покинь кровать и не рычи.

– А волка ты не прогоняла! – веско заметил Веймар.

– Он гораздо воспитаней тебя и никогда так сердито со мной не разговаривает! – выпалила Катя и смутилась от того, насколько странно прозвучало ее обвинение.

Барон улыбнулся, закидывая руки за голову, продолжил деловито осматривать занавеси над постелью, рассуждая вслух.

– И почему я совсем не обижен? А, пожалуй, стоило бы прийти в немыслимую ярость. Подумать только, моя невеста выбрала серое клыкастое чудище! Предпочла лохматого зверя мужчине в расцвете лет.

Задетая его насмешливым тоном, Катя сменила нечаянный гнев на милость и прильнула к груди любимого:

– Потому что, ты и есть зверь! Самый нежный мой хищник.

– Может, пришло время тебе в этом окончательно убедиться, желанная…

Веймар приподнялся и одним быстрым движением стащил рубашку Катерины до пояса, а потом, опустив ее на постель перед собой, начал покрывать шею и грудь жадными поцелуями. Обнаженное колено барона уверенно разместилось между ее ног.

Катя сперва попробовала протестовать столь бурному натиску, но когда Веймар накрыл ее своим телом, у нее не осталось сил сопротивляться. Не сдерживая стонов удовольствия, она таяла под нетерпеливыми ласками, тихо шептала:

– Я тоже тебя хочу… возьми…

Когда он проник языком между ее полураскрытых губ, разум, казалось, вовсе оставил голову, передавая управление древним инстинктам. Веймар целовал страстно, неистово, то отрываясь на мгновение от ее рта, чтобы жарко лизнуть шею, то снова возвращаясь к лицу. И она доверчиво подалась навстречу, раскрываясь, впуская его в себя, крепко прижимая к своему телу, вцепившись дрожащими пальцами в налитые силой плечи.

Поймав столь горячий отклик, Веймар больше не мог сдерживаться, он вошел в нее стремительно и так глубоко, как смог, чувствуя, как сладостные ощущения близости целиком заполнили сознание. Катарина была сейчас настолько тесная, влажная, трепещущая и готовая для него, что он замер на миг от нахлынувшего блаженства. Казалось, впредь он никогда не сможет ощутить нечто столь же восхитительное, как первое соединение с избранницей.

А потому хотел как можно дольше задержаться в этом удивительном состоянии, продлить его и убедиться, что она тоже готова разделить с ним божественные ощущения, – зверь в нем заворчал от удовольствия, заставляя излиться в мощном движении к самым сокровенным глубинам ее тела.

– Я был с тобой как мальчишка – слишком быстро… – виновато простонал Веймар, зарываясь лицом в густые пряди ее волос.

Катя довольно рассмеялась, поглаживая его слегка вспотевшую спину.

– Будем считать, что сегодня я лишила тебя невинности, мой юный волк.

– Хм… Я слишком долго тебя хотел, каждый день, каждую ночь представлял как беру тебя везде – в лесу, в замке… в каждой из комнат, даже на кухонном столе, посреди твоих аппетитных пирожков. И ты покорная и ласковая таешь в моих руках…

Катины глаза светились от счастья, припухшие губы лукаво улыбались. Она положила голову на грудь Веймара и потерлась носом о его напрягшийся сосок, а потом несмело лизнула его языком. Барон прищурился, чувствуя, как быстро реагирует тело на робкие ласки.

– Ты ведь не думаешь, что мы уже завершили любовные игры?

– Откуда мне знать, может, ты еще не совсем восстановился после недомогания… Пожалуй, мне следует тебя поберечь до свадьбы.

Нахмурившись, он снова потянулся к ее лицу, но Катя ускользнула и отодвинулась ниже, словно желая подразнить:

– Мы и так целуемся все утро.

– Я только разогрелся как следует. Не надейся никуда улизнуть!

– Но вдруг ты переутомишься, дорогой, а я должна хорошо о тебе заботится. Может, хочешь есть или пить?

– Я желаю только тебя! Порой мне кажется, я рожден для того, чтобы быть с тобой и любить тебя, Катарина. Я принадлежу тебе весь, как и мой волк.

– Какое счастье слышать твои слова, лежать с тобой рядом, прикасаться к тебе, ощущать, как ты двигаешься во мне… и я вся твоя, ты же знаешь.

В подтверждение своих слов, Катя ласково погладила пальчиками его твердый живот, потерлась об него лбом и вдруг осторожно коснулась губами поднявшейся мужской плоти… Веймар глубоко вздохнул и на мгновение закрыл глаза, окунувшись в надвигающееся удовольствие. А потом решительно поднялся на колени, возвышаясь над невестой.

Некоторое время они молча любовались друг другом, и Катя не чувствовала ни малейшего смущения, напротив, она даже игриво потягивалась, красуясь перед Веймаром, ловя его голодные, жадные взгляды. А потом подняла ножку и провела пальчиками от его паха по животу до самого горла.

Он только хищно улыбнулся, быстро подхватил шаловливую ножку под колено и притянул к себе. Катя видела, как часто и высоко теперь поднимается его грудь от бурного дыхания, а в глазах вдруг появился незнакомый стальной блеск.

– Ты позволишь мне взять тебя сейчас так, как я давно уже хочу? Хотя бы один раз так, а потом иначе, как пожелаешь сама! Я буду любить тебя долго-долго… пока не скажешь мне остановиться… запомни.

Катя только моргнула удивленно и качнула головой в знак согласия.

«Я бы и так позволила ему все… ну-у, не все же сразу, не в первый же день…»

– Дай-ка сюда другую ножку! Я тебе сейчас покажу, что бывает с той хозяйкой, что вдруг задумает дразнить голодного Волка.

Она даже испуганно вскрикнула, когда Веймар довольно грубо и яростно ворвался в нее, крепко удерживая руками разведенные бедра, почти приподняв ее над постелью. Глядя прямо в глаза Кате, он сейчас двигался в ней сильными и резкими толчками. Верхняя губа барона приподнялась, обнажив заострившиеся вдруг клыки, из горла вырвалось сдавленное рычание:

– От-вер-нись, если страшно… Может, не надо тебе… видеть меня таким…

Но Катя как нарочно на не могла отвести взгляда от серых звериных глаз, в которых сейчас вспыхивали золотые искры нарастающего желания оставить в ней часть себя. И подчиняясь бешеному ритму, отвечая ему, подстраиваясь под него всем телом, она наконец послушно закрыла глаза, полностью отдавшись неизведанной до сей поры страсти – на грани боли и удовольствия.

– Не-ет, смотри на меня, – хрипло настаивал барон, – теперь я хочу, чтобы ты видела, как я беру тебя, женщина… запомни, что с этой минуты ты принадлежишь только мне. Повтори!

Веймар чуть замедлил движение, умело распаляя ее, заставляя дрожать всем телом, молить о продолжении, признать мужское превосходство над ее женской сутью, даже если она и надеется зваться хозяйкой… И Катя готова была смиренно просить об ускользающем наслаждении.

– Да, Веймар я твоя! Я принадлежу тебе всегда, как ты хочешь и когда захочешь… еще, Веймар… люби меня еще…

Широко раскрытыми глазами теперь она ловила каждую черточку его лица, каждую капельку пота, блестевшую на смуглом плече, каждый напряженный мускул больших рук, что сейчас сжимали ее лодыжки у своей крепкой груди… суровое, сосредоточенное лицо – пугающее… даже немного чужое… И не в силах больше выдерживать промедление, Катя приподнялась, опираясь на руки, чтобы самой заставить его плоть погрузиться в ее сочное лоно.

– Боже, Веймар! Как это хорошо…

Довольный ее покорностью, он ласково проворчал в ответ:

– Боги все видят, не сомневайся, – они подсматривают за нами целую вечность, а чем еще заняться от скуки? И как только не надоест!

И Катя рассмеялась, не сдерживая счастливых слез. Веймар был с ней прежний, любимый, желанный… Ей вдруг захотелось, чтобы он немедленно лег на нее сверху, прижал к постели своим весом, – так, чтобы она ощутила его каждой клеточкой тела, и пусть будет тяжело и даже нечем дышать, она потерпит ради того, чтобы почувствовать его силу… его власть… его право обладать ею. Иногда это бывает нужно даже самой дерзкой и самодостаточной женщине.

– Иди ко мне… Иди, ты мне нужен… прошу…

Кате вдруг показалось, что она сойдет с ума, если он вдруг откажется. Ее соски ныли от жажды прикосновений, грудь и живот желали новой ласки его жестких рук, губы хотели поцелуев. Как же он этого не понимает, почему медлит… Невыносимо ощущать одиночество, когда сама она сейчас находилась близко от чего-то настолько приятного, что не хватало слов для описаний… Но жестокий Тиран наблюдал… он нарочито медлил, чтобы помучить… вызвать еще большую страсть.

– Умоляю… ложись со мной.

Но Веймар только покачал головой с хитроватой усмешкой, а потом сильнее сжал пальцами ее бедра, глубже насаживая на себя.

– Я же сказал, сейчас будет так, как хочется мне! Твои желания позже.

– Не останавливайся… я больше не могу… еще, Веймар… еще… не оставляй…

Катя всхлипнула, протянув к нему руки, – ей показалось, что он собирается вовсе покинуть ее тело, отодвинуться и уйти. И тогда он вдруг запрокинул голову и глухо взвыл, ускоряя ритм, а потом резко наклонился к ее щиколотке у своего плеча и прикусил кожу.

Она вздрогнула от короткой боли и без сил опустилась на кровать, чувствуя, как Веймар быстро-быстро зализывает отметины от своих зубов на ее ноге. Он все же опустился на нее сверху, немного опираясь на ладони, и Катя с восторгом обхватила его разведенными бедрами и руками.

«Больше не отпущу… мой, теперь уже весь мой».

Она задыхалась. Она получила все, что желала сейчас, достигла вершины блаженства. Самое главное – сейчас он был рядом, щека к щеке, грудь о грудь, живот о живот – и даже самые их сокровенные местечки – не бывает ближе… ее мужчина… ее нежный хищник… ее прирученный Волк… покорный лишь ей… удовлетворенный и восхищенный ее собственной преданностью. Пусть считает себя хозяином и господином, да разве ж разве с нее убудет. Вот уже виновато заглядывает в ее затуманившиеся глаза.

– Я тебя напугал? Я причинил тебе боль? Такого больше не повторится, обещаю! Ты меня просила, а я сделал по-своему, и ты хмуришься? Это все волчьи проделки – иногда я не могу с ним спорить. Хочешь, я его накажу?

– Разве что воздержанием? – медлительно предложила она, надув губы.

– От еды и питья, пожалуй. Только не отказывай мне в любви… я буду другим… как ты скажешь… как пожелаешь.

Веймару было немножечко совестно перед ней, совсем чуть-чуть, но в душе он, конечно, торжествовал. А потом увидел в ее глазах слезы, но она сказала, что это просто так… Глаза Кати, и впрямь, были мокрыми – как роса на цветах, от ощущения полноты жизни, от избытка счастья, хотя бывает ли счастья в избытке…

Веймар осторожно поцеловал ее румяную щеку, слизывая соленые капельки, а потом, откинув волосы, подул в розовую раковину уха.

– Ты на меня не сердишься? Не прогонишь в комнату, что находится в конце коридора?

– Ты почти заставил меня страдать, Волк! – упрекнула она.

– Из – за того, что сразу не лег сверху? Это же ерунда… да сколько захочешь, хоть прямо сейчас!

– Сейчас я уже не хочу… Перестань! Немедленно слезь с меня, чудовище, ты же меня раздавишь. Отпусти немедленно! Э-эй, осторожно, Веймар! Вдруг у меня уже сегодня могут быть дети и…

Катя со смеху покатилась на кровать, наблюдая, как вытянулось лицо Веймара, когда он с невероятной скоростью отшатнулся.

– Эх, ты! Сам еще щеночек, раз не знаешь, что скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. А туда же – кусаться по взрослому.

– Катрин, я не потерплю насмешек над важными вещами. Дети – это очень серьезно.

– Тогда вам во всем надлежит слушаться меня, барон да Лостан и по совместительству Серый Волк… уж не знаю, как сказать точнее.

– Что ж, иногда я буду послушен. А сейчас можешь меня укусить в отместку. У тебя такие маленькие зубки, что я даже ничего не почувствую.

– Ты в этом уверен?

Катя запрыгнула на Веймара сверху и чуть прикусила кожу на плече, одновременно пытаясь заглянуть в глаза.

– Я же говорил… даже ничуть не больно, может, это снова был поцелуй?

– Вот, только попробуй еще на меня зарычать – укушу по-настоящему!

– Надо бы преподать тебе пару охотничьих уроков, ты смыслишь только в пирожках…

– Неужели? Да мне просто жалко пускать тебе кровь.

– Да… В это утро пустить кровь должен был я…

Катя растерянно выдохнула и закуталась в простыню, отвернувшись.

– Думаешь, твоя щепетильная Нарида потребует подтверждение моей невинности? Я тебя сразу предупреждала, Веймар, надо было взять в жены деревенскую «скороспелку».

– Кого-кого ты мне предлагаешь? – засмеялся он. – Иди-ка сюда, ишь, замоталась в тряпку и думает, я до нее не доберусь.

– Если тебе нужна девственница, то можешь искать…

– Мне нужна только ты, Катрин! Прости, я не хотел обидеть тебя.

– Не стоило упоминать вообще… Скажи, а служанки начнут меня обсуждать, если на белье не окажется красных пятен? Они будут потом на меня коситься и сплетничать?

– Ну, раз уж тебе нужны пресловутые доказательства…

Веймар вдруг рванул зубами кожу на внутренней стороне предплечья и тут же прижал рану простыней.

– Тут хватит на целый выводок невинных дев, лишь бы ты была спокойна, любимая!

Осознав, что совершилось на ее глазах, она едва сдержала слезы.

– Веймар, зачем?! Господи, я же не думала, что ты так поступишь, дай посмотреть твою рану.

– Завтра заживет, пустяки… лучше дай снова тебя обнять, я уже скучаю.

Их тела вновь переплелись, даря друг другу наслаждение, катаясь по постели, взбивая простыни и разбрасывая подушки. Никто даже не заметил, как в комнату заглянула хлопотливая Сирма.

– Госпожа, вы уже встали… Ой… Ах!

Увидев на смятой, истерзанной кровати столь откровенную сцену служанка застыла столбом, пока Веймар не обратил на нее свой гневный взор. Заслышав тихое рычание, Сирма тотчас же нашла задом двери и выбежала прочь. И получаса не прошло, как весь Ульфенхолл знал, что в это, несомненно, доброе утро хозяин и его невеста голышом резвятся в постели.

Нарида налила большую кружку парного молока с раннего надоя, и уже хотела передать его служанке, чтобы та как обычно отнесла Торму, но вдруг передумала.

– Сама… Займись пока рыбой да помешай квашню!

Свежее молоко для однорукого воина было обычным утренним ритуал, и отчего-то именно сегодня Нарида решила совершить его лично. Чуть прихрамывая, пожилая женщина направилась в каморку Торма, как обнаружила его сидящим во дворе.

«Решил на солнышке понежиться, видно, не очень-то согрела его кровь городская вдовушка… У-у! Старый кобель…»

Вслух же тирада вышла с незначительными изменениями:

– На вот, лакай свое молоко, блудливый пес!

– Благодарю тебя от души, добрая женщина, – Торм приложил единственную руку к сердцу и притворно тяжко вздохнул.

Тут же со стороны кухни выпорхнула молоденькая служаночка и, подскочив к Нариде, принялась что-то быстро шептать ей на ухо, хихикая в кулачок. Брови домоправительницы поднимались все выше и выше, а вот уголки губ наоборот удивленно поползли вниз.

– Что там у вас еще стряслось в замке? Кто кого покусал? – буркнул Торм, отставляя на деревянный чурбан недопитую кружку с молоком и миролюбиво добавил:

– С чего бы так суетиться… Вроде все дома, даже леди еще никуда не успела сбежать.

– Так, они, пожалуй, и до ужина не выйдут из ее спальни, – игриво подмигнула служанка, вертясь на одном месте, словно пританцовывая от радости.

– Поменьше болтай! – прикрикнула на нее Нарида, пытаясь придать строгое выражение все еще удивленному лицу.

Торм с нарастающим интересом оглядел давнюю подругу:

– Тебе первой должны были донести, это понятно. И я хочу знать, что у них там твориться? Уже говори, Нари…

– Подумаешь, улеглись вместе. Давно пора было взять в руки вздорную девчонку, глядишь, присмиреет!

Осознав, наконец, причину всеобщего волнения, Торм задумчиво накрутил на палец усы, сморщив губы в улыбку.

– Готов поспорить, Катрин сама уложила его в постель. Вот молодчина!

Старый вояка знал, чем задеть бывшую пассию. Не обманулся и на сей раз. Услышав, что девица из чужих земель взяла верх над ее воспитанником, Нарида просто рассвирепела:

– Чего-о? Да пусть бы только попробовала дразнить хозяина… Дай Бог ей, вообще, живой выбраться сегодня из спальни!

С любопытством прислушиваясь к перебранке, служанка опять встряла в разговор, уж так ей не терпелось посмаковать фривольные подробности:

– Сирма еще сказала, что все покрывало было в крови… ой…

Теперь и Нарида громко ахнула, всплеснув руками. На дебелом лице появилось выражение искреннего сочувствия:

– Славная девочка! У меня каждый день у болит за нее сердце. Неужели Веймар не понимает, что надо ее поберечь, ведь впереди свадебное торжество. Мой мальчик может быть таким грозным, а что если бедняжка едва жива от страха?

Торм расхохотался, откровенно забавляясь над тем, как быстро меняется настроение и симпатии Нариды.

– Леди Катрин не такая уж трусиха, да и характера ей не занимать! Да-а-а… быстро же она приручила нашего Волка, наверно, с ней-то он как ягненок – пушистый и ласковый, как считаешь, старушка?

– За старушку мне после ответишь! Но «ягненок»?! Я вот тебя сейчас живо отучу потешаться над господином! Не погляжу, что ты у нас дряхлый калека.

Торм едва увернулся от шлепка толстым полотенцем, что в руках Нариды превращалось порой в серьезное орудие воздействия на нерадивых служанок.

– Смотри, женщина, как бы тебе о том не пожалеть! Я ведь потерял лишь руку, а все остальное, нужное мужчине для любовного боя, пока еще состоит при мне и не дает отказа! А ты, как я погляжу, до сих пор страстная воительница, моя Нари, никогда не забуду, как единственный раз сражался с тобой на сеновале… добрая была битва, помню, ты жарко отвечала на каждый мой выпад…

Растерявшись от подобного заявления, да еще в присутствии служанки, Нарида, не придумала ничего лучше как подобрать юбки и попросту покинуть поле словесного поединка. Торм добродушно посмеивался, глядя ей в след, но в глазах его на самом-самом донышке пряталась давняя грусть.

«Эх, Нари – Нари, не была бы ты так строптива, может, довелось бы еще понянчить и наших с тобой детишек, когда-то я очень этого хотел. А теперь злишься на меня, как собака на чужой перине, ревнуешь к моложавым горожанкам, но ведь сама знаешь, я до последнего вздоха от тебя ни на шаг, хотя вряд ли нам суждено когда-то проснуться под одним одеялом. Моя старая, глупая Нари…»