Текст книги "Обнаженная жара"

Тем временем подтянулись Тараканы, и Никки поручила им разделить свидетелей и снять с каждого более подробные показания с описанием грабителя. Свидетели, как обычно, когда действие разворачивается бурно и быстро, не запомнили даже основных примет.

– Я добилась от сторожа, что это был белый парень, обычного телосложения, в солнцезащитных очках и темной куртке или в черной толстовке с капюшоном и в джинсах, но это мало что дает. Попробуйте вытянуть побольше и отвезите их в участок, покажите фото подозреваемых. И между прочим, вызовите художника. – Оглядевшись в поисках Рука, Никки обнаружила журналиста сидящим на корточках над водостоком, в котором валялось содержимое редакторского портфеля.

– Нет, я ничего не трогал, – заверил он, когда Никки, натягивая перчатки, подошла к нему. – Я неисправим, но дрессировке поддаюсь. Как он, выживет?

Никки обернулась к «скорой», куда уже загружали носилки.

– Все еще без сознания, это плохо. Но он дышит, и пульс стал ровнее, так что посмотрим. – Она присела рядом с журналистом. – Нашел что-нибудь стоящее?

– Только помятый и практически пустой портфель. – Это был старомодный большой портфель, зияющий пустым нутром. Визитки, зажимы для бумаг и прочие канцелярские принадлежности были разбросаны рядом. Чуть дальше валялся диктофон. – Должен сказать, я восхищен его выбором авторучки, – добавил журналист, указывая на кирпично-рыжий с черным «Монблан Хемингуэй», откатившийся с водостока к поребрику. – Такие нынче идут по три штуки. Так что версия об уличном грабителе отпадает.

Никки готова была согласиться, но устояла перед искушением. Так дела не ведут.

– Возможно, грабитель не увлекается коллекционными авторучками.

Она осеклась, когда журналист схватил ее за руку.

– Идем со мной, быстро.

Она поколебалась, но все же позволила ему перевести себя на другую сторону улицы. Но, разумеется, спросила:

– Ты что, Рук?

– Скорее, а то улетит! – журналист указал на одинокий белый листок, порхавший по направлению к парковке на Риверсайд.

Никки потянулась к листку, но ветер выхватил его из-под руки. Пришлось сделать еще один рывок. Когда бумажка легла на мостовую у ее ног, Никки присела и ладонью прижала ее к асфальту.

– Поймала!

– Молодец! Я бы и сам схватил, но ты в перчатках, – сказал журналист.

Свободной рукой Никки бережно подцепила листок за угол и перевернула. Раздосадованный ее непроницаемым видом, Рук не выдержал.

– Ну? Что там?

Никки молча развернула бумагу так, чтобы он мог прочесть строки:

Кэссиди Таун 

БРОСИТЬ – ЖИВЫМ ИЛИ МЕРТВЫМ

Подлинная история гибели Рида Уэйкфилда

Глава четырнадцатая

Старший редактор отдела документалистики «Эпиметей-бук» Митчел Перкинс открыл глаза в своей палате на четвертом этаже больницы «Сент-Люк-Рузвельт» и увидел сидящих в изножье кровати детектива Хит и Джеймсона Рука.

Никки встала и склонилась к нему.

– Как вы себя чувствуете, мистер Перкинс? Позвать сиделку или подать вам что-нибудь?

Он на миг прикрыл глаза и покачал головой.

– Пить…

Никки зачерпнула ложечкой кусочек льда из чашки на столике-тележке и дала ему пососать.

– Спасибо… что помогли жене. Она сказала, ваши копы прибыли, практически, сразу.

– Все улажено, мистер Перкинс. Хотя вы пока, наверное, этого не ощущаете. – Не дожидаясь просьбы, Никки дала ему еще ложечку со льдом. – Вы видели, кто это сделал?

Он покачал головой и поморщился от боли.

– Кто-то налетел на меня сзади. Вообще-то это спокойный квартал.

– Мы еще прорабатываем версии, но мне не верится, что это было случайное ограбление. – Никки поставила чашку на столик. – Учитывая попытку вломиться в ваш дом… это мог быть один и тот же человек.

Перкинс кивнул. Похоже, он тоже об этом думал.

– У нас нет полной уверенности, потому что ваша жена не видела взломщика. По ее словам, кто-то выбил окно и убежал, когда включилась сигнализация.

– На что бы я поставил, – вмешался Рук, – так это на то, что удирал он по Девяносто шестой.

– Повезло же мне, – усмехнулся Перкинс.

Никки скептически вздернула бровь.

– Повезло преступнику. Стоит отметить еще, что часы и бумажник остались при вас.

– Он выхватил у меня портфель.

– Очевидно, портфель-то и был ему нужен. – Никки приподняла чашку со льдом, и редактор, покачав головой, поморщился. – Кому-то очень нужна была рукопись Кэссиди Таун, мистер Перкинс. – Никки так и не отыскала судью, готового поспорить с Первой поправкой, выдав ордер на обыск издательства, и ей очень трудно было скрыть досаду в голосе. – Помните, вы еще сказали, что у вас ее нет?

– Я не говорил, что у меня ее нет.

Никки услышала, как пошевелился за спиной Рук, и поняла, что тот разделяет ее мнение: «Редактору явно лучше, раз он снова начал играть словами». Этот тип и в суде, и на больничном судне будет пускать дымовую завесу.

– Согласна, вы не говорили – вы сделали вид, что у вас ее нет. Вам не приходит в голову, что сейчас неподходящее время для препирательств?

Не ответив редактор, опустил голову на крахмальную наволочку.

– Нам известно, что было у вас в портфеле. Мы нашли страницу с заглавием. И знаем, что остальные листы пропали. – Выдержав паузу, Хит сделала следующий ход. – Человек, ограбивший вас, еще на свободе. По описанию, которое мы получили, искать его бесполезно, поэтому нам необходим любой намек на мотивы. – Отвратительно было так наваливаться на парня с сотрясением мозга, переломом ноги и трех ребер, но Никки решила идти до конца и открыла свою первую карту – сыграла на страхе. – Ну как, вы хотите нам помочь или готовы рискнуть и дать ему шанс попытаться еще раз – когда вас не будет дома, а вашей жене повезет меньше?

Перкинс раздумывал недолго.

– Я позвоню на работу и распоряжусь, чтобы вам немедленно выслали копию рукописи.

– Если позволите, мы за ней кого-нибудь пришлем.

– Как пожелаете. Знаете, я взял ее с собой, потому что подумывал занести вам по дороге. Почти решился. – Лицо редактора помрачнело. – Всем нам было бы лучше, если только… – Он не договорил, неловко шевельнулся, попытался приподняться, чтобы заглянуть Никки в лицо. – Понимаю, вы сомневаетесь, учитывая историю нашего… общения, но поверьте, это правда, как перед Богом.

– Продолжайте.

– У меня нет заключительной главы. Нет. Материал, который я получил, неполон. Он охватывает только биографию Рида Уэйкфилда и месяцы перед его смертью. Последнюю главу Кэссиди не сдала, но говорила, что там подробно описывается, кто в ответе за его смерть.

– Погодите, – сказал Рук, – причиной смерти признана случайная передозировка. Я думал, Рид Уэйкфилд умер в одиночестве.

Перкинс качнул головой.

– Если верить Кэссиди Таун – нет.

Конечно, все это противоречило и заключению коронера, и сведениям, полученным Никки Хит в беседах со служащими «Драгонфлая». До сих пор все указывало на то, что наркоман не рассчитал дозу и тихо умер во сне и что никто не навещал его ни накануне вечером, ни в то утро, когда обнаружили тело.

– Мистер Перкинс, а Кэссиди Таун объясняла, что она понимала под словами «в ответе за смерть»? – спросила Никки.

– Нет.

– Ведь это может означать совершенно разные вещи. Например, кто-то продал ему наркотик или передал пузырек с лекарством.

– Или, – вставил Рук, – если он был не один накануне, это могло означать, что, когда ему стало плохо, никто не вызвал ни полицию, ни врача. Если все просто разошлись и оставили его умирать, тут есть что замалчивать.

– А Дерек Сноу работал в отеле, – напомнила Хит. – Он что, помогал замять скандал? Или нечаянно оказался свидетелем?

– Или участником вечеринки, – предположил Рук.

– К несчастью, мы этого уже не узнаем, – заговорил редактор. – Она так и не сдала последней главы.

– Возможно, потому, что не знала, о чем писать? – спросила Хит.

– Нет, – возразил журналист. – Кэссиди Таун наверняка знала, что у нее на руках, и хотела поторговаться.

– Именно так, – согласился Перкинс. – Она придерживала все до сенсационной главы, которая, по ее словам, должна была разоблачить всё и вся. Сдав незаконченную рукопись, предложила возобновить переговоры по поводу контракта. Вы не поверите, сколько она запросила. Эта женщина хотела нас убить!

– Какая ирония! – заметил Рук и, наткнувшись на яростный взгляд Никки, пожал плечами. – Брось, ты тоже об этом подумала.

Никки разделила Тараканов. Выяснив, что Эстебан Падилья был убит тем же оружием, что Кэссиди Таун и Дерек Сноу, она послала Каньеро разыскивать в компании по прокату лимузинов заказ Рида Уэйкфилда – в ночь его смерти или до того. Таррелла она отправила просматривать видео с камер наблюдения, которые могли зафиксировать сцену ограбления Перкинса. Рук, закончив телефонный разговор, вышел к ним на середину бокса.

– Только что пообщался с помощником Перкинса в «Эпиметее». Они сделали электронную копию рукописи. Пришлют по почте. Получим ее раньше, чем распечатку, и сразу с головой погрузимся в чтение.

Никки переключила внимание на доску со списком имен, сделанным ее аккуратным почерком.

– Если Перкинс не соврал и последняя глава еще где-то гуляет, кто-то будет ее искать. – И, повернувшись к остальным, чтобы те видели ее взгляд, добавила: – Ини перед чем не остановится, лишь бы найти.

– Этому книжнику повезло, – заметил Таррелл. – Как он?

– Выкарабкается, – ответила Никки. – Думаю, больше всего его мучает мысль, что, отдай он нам рукопись по первому требованию, ничего бы с ним не случилось.

– И в этом ирония, – усмехнулся Рук. – Греческий Эпиметей[133]133
  Эпиметей – в древнегреческой мифологии титан, брат Прометея и муж Пандоры, стал олицетворением недальновидности.


[Закрыть] недальновиден. – Все уставились на него. – Подлинный факт. Алекс, я выбираю «Спутники Сатурна» за тысячу[134]134
  Намек на популярную телевикторину «Jeopardy!» и ее ведущего Алекса Требека.


[Закрыть].

Пора было встретиться с Солей Грей в более официальной обстановке. Однако бывшая подруга Уэйкфилда явилась в комнату для допросов с адвокатом – одним из самых агрессивных, успешных и – как следствие – дорогих. Детектив Хит помнила Элен Миксит еще по тем временам, когда сочла бы за честь находиться с ней в одной комнате. Та была жестким прокурором, коллекционировала обвинительные приговоры вместо скальпов, и копы готовы были задаривать ее букетами. Но шесть лет назад Миксит ушла из прокуратуры и продалась другой стороне. Она сменила гардероб, но не повадки. Бульдог, как ее прозвали, открыла огонь, еще не сев за стол.

– Вы сами понимаете, что это вздор.

– Рада снова видеть вас, Элен. – Никки спокойно уселась на свое место.

– Боюсь, что в этом деле мы вышли за пределы любезностей. Клиентка пожаловалась, что вы ее преследуете, и я посоветовала ей молчать.

Сидевшая рядом Солей нашла себе занятие: начала покусывать костяшки пальцев. Убрав руку ото рта, она качнула головой, но в ее лице Никки не видела уверенности. Певица выглядела не задиристой, а скорее беззащитной. Задираться она предоставила адвокату.

– Итак, мы явились на допрос только потому, что не могли отказаться. А теперь вы сбережете нам немало времени, если признаете, что все это напрасно, и закончите встречу.

Никки улыбнулась.

– Благодарю вас. Признаю, я очень старалась. Вы не забыли, как все выглядит с нашей стороны? Людей убивают, копам приходится задавать вопросы… такая морока!

– Вы дважды явились к Солей на работу, устроив охоту на ведьм. По вашей вине она пропустила выступление в ночном шоу, а теперь вы выводите ее из равновесия, между тем как с утра ей предстоят съемки нового музыкального ролика. Это все от отчаяния или вы поставляете материал для очередной статьи? – Адвокат искоса посмотрела на Рука.

– О, не волнуйтесь, – ответил он. – Продолжения не будет. Я здесь только потому, что мне нравятся люди, которых можно встретить в участке.

Никки не дала ему развить мысль.

– Повторный визит к Солей был вызван необходимостью получить правдивые ответы, поскольку в первый раз она засыпала нас ложью. Ваша клиентка фигурирует в двух делах об убийствах и…

– Пустые слова. Фигурирует! – презрительно передразнила Миксит. – Бросьте, детектив.

Никки прекрасно изучила стиль атаки этой женщины, но привыкла видеть ее в зале суда рядом как союзницу, а не через стол. Теперь ей предстояла борьба за право направлять беседу. Хит упорно гнула свое, не обращая внимания на выпады противницы.

– А одна из жертв, Кэссиди Таун, как мы недавно узнали, писала книгу о смерти сердечного друга мисс Грей.

– О, неужели вы пригласили нас ради этого!

Солей прокашлялась и сглотнула. Элен Миксит демонстративно поддержала ее за локоть.

– Нельзя ли обойти этот вопрос? Он задевает еще не зажившую рану.

Никки тихо сказала:

– Солей, у нас почти не осталось сомнений: Кэссиди Таун убили, чтобы предотвратить публикацию, посвященную смерти Рида Уэйкфилда. – Она помедлила, осторожно подбирая слова: ведь еще неизвестно, находится Солей в числе виновных или жертв. – Если вы что-то знали или каким-то образом замешаны – пора рассказать об этом.

Элен Миксит вмешалась:

– Я с самого начала предупредила, что мы, конечно, придем, но это не значит, что мы будем с вами разговаривать.

Никки склонилась к Солей:

– А вы ничего не хотите сказать?

Певица задумалась, открыла было рот, потом взглянула на адвоката, покачала головой и снова принялась грызть костяшки пальцев.

– Вы поняли, детектив Хит? Полагаю, на этом можно закончить?

Хит бросила на Солей еще один взгляд – как мостик над пропастью, – но та не поднимала глаз.

– Можно и закончить. Пока.

– Пока? О нет! Это конец. Если вы мечтаете увидеть свой портрет на шестой странице, найдите себе другую жертву. – Миксит встала. – Позвольте вас предостеречь. Пиар-машина не всегда так дружелюбна, колесики могут повернуться и в другую сторону.

Никки проводила их к выходу и, глядя как женщины идут через вестибюль, окончательно уверилась, что Солей замешана. Осталось выяснить, каким образом.

Когда Никки вернулась в рабочий бокс, Рук уже вывел на компьютер первую страницу присланной по электронной почте рукописи. Детектив Гинсбург устроилась на месте Хит, и что-то писала в ее блокноте ее ручкой.

– Располагайся со всеми удобствами, Шерон!

Никки еще не отошла после стычки и с удовольствием выпустила пар на Гинсбург. Покаяться можно будет позже.

– Шутишь? – как ни в чем не бывало улыбнулась Шерон. Ее непробиваемость всегда раздражала Хит, но в данном случае избавляла от необходимости извиняться. – Просто оставляю тебе записку. Я проверила агентство, в которое обращалась Элизабет Эссекс, чтобы следить за своим мужем. Это местные частные детективы, с которыми сотрудничают ее адвокаты. Наш техасец тут ни при чем.

Хит этого ожидала. Что ж, одна версия исключается.

– А как насчет других клиентов Рэнса Вольфа?

– Переговорила с Вегасом. Там охотно составили для меня список. Он обслуживал корпорации и отдельных лиц. Я еще спросила, кого техасец мог найти без посредников. Говорят, что вся внештатная работа подотчетна, потому что агентство требует, чтобы сотрудники избегали столкновений интересов. Эти сведения они тоже пришлют, и я дам тебе знать.

Подобная скрупулезность и инициативность делали Гинсбург отличным следователем и заставляли Никки прощать ей мелкие недостатки.

– Хорошая работа, Шерон. Да, извини, что я на тебя накинулась.

– Когда? – удивилась Гинсбург, перебираясь на свое место.

Каньеро позвонил из компании по прокату лимузинов. На заднем плане в трубке слышалось пыхтение домкрата – шикарной машине меняли колесо.

– Нашел кое-что странное. Сейчас я тебя удивлю.

– Заказ от Рида с предсмертной запиской на том же листке? – предположила Никки.

– Нет заказа от Рида. И вообще ни одного заказа в ночь его смерти. Я уже попросил Таррелла проверить – в тех нарядах, что мы забрали, их тоже нет. Мы их разбирали до того, как всплыла связь со смертью Уэйкфилда, поэтому просто решили, что у Падильи был выходной. Но сейчас передо мной наряды всех водителей компании, и похоже, что все шоферы в ту ночь отдыхали. Поняла, к чему я веду? – Никки задумалась, что бы это могло значить. В трубке снова зажужжал мотор. – Ты еще слушаешь?

– Так в чем дело, Каньеро? Как они это объясняют?

– Управляющий изображает идиота: мол, меня не спрашивайте. Хорошо хоть что-то удалось доказать, уж больно скользкий тип.

– Да, – согласилась Никки, – сошлется на кражу или объявит, что виноват кто-то из шоферов. Может, даже сам Падилья. – И тут она спохватилась: – В ту ночь Падилья ведь должен был работать?

– Это они признали. И как раз после той ночи уволили его.

– И что? Просто вырвали страницы?

– Нет, вырезали бритвой.

Часом позже Никки вышла из кабинета капитана Монтроза. Она ввела его в курс дела, чтобы капитан знал, что говорить начальству с Полис-плаза. Он доверял Хит и не сомневался, что та ничего не упустила. Лишняя встреча нужна была, чтобы отбиваться от напора пресс-службы главного управления. Помня о предстоящем повышении, капитан завел привычку улыбаться и названивать начальству чуть ли не ежечасно.

Таррелл разложил на своем столе кассеты с камер наблюдения парковки, где утром был сбит Перкинс, а также с камер соседних магазинов и жилых домов по всей 96-й.

– Работы на всю ночь, но, если повезет, мы получим приличный снимок грабителя, – обратился он к Никки, загружая очередную запись, и добавил: – Ты ведь не думаешь, что это техасец?

– В данном случае, Тэрри, я ничего не исключаю, – ответила Никки, – но Вольфу я сломала ключицу и прострелила плечо. Перкинс – не Железный человек, но, чтобы так с ним управиться, нужно было приложить силу – вряд ли это сделал раненый.

Она перебралась к столу, где Рук просматривал рукопись Кэссиди Таун, и уловила странные вибрации, исходящие от журналиста, еще до того как тот заговорил. Никки списала это на мальчишескую ревность к Петару.

– Ну, что интересного?

– Я просмотрел всего четверть, – сказал Рук. – Все примерно так, как говорил Перкинс. Ретроспектива жизни Рида Уэйкфилда. Кэссиди подготавливает читателя к взрыву. По правде сказать, тут не помешала бы хорошая редактура. – Опять тот же странный взгляд.

– Что такое?

– Я положил вторую копию тебе на стол. Вернее, в стол. В ящик для бумаг.

– Рук, говори, что случилось, не то, клянусь, хоть у нас и нет «обезьянника», тебе я его организую!

Журналист чуть помедлил, открыл свою репортерскую сумку и вытащил газету. Вечерний номер «New York Ledger», сложенный так, что сверху оказалась колонка «Шум и гам». В редакции, как видно, решили, что после смерти Кэссиди Таун ее рубрика поднялась в цене, поэтому колонка печаталась по-прежнему, но вели ее пока приглашенные колумнисты. В этом номере вместо имени колумниста значился псевдоним: Стингер[135]135
  Жалящий (англ.).


[Закрыть].

Просматривая первую заметку, Никки чувствовала, как загораются щеки.

Хит жаждет славы 

Звезда нью-йоркской полиции и журнальная знаменитость Никки Хит вместе с репортером и по совместительству своим возлюбленным Джеймсоном Руком расследует новое дело, разгадывая тайну смерти основательницы этой колонки, Кэссиди Таун. Как видно, минута славы разожгла аппетит Хит, и она стремится под свет софитов, в частности терзая певицу Солей Грей. Детектив преследует бывшую солистку «Оттенков серого», настигая ее даже на репетициях. Супер-Хит сорвала выступление мисс Грей в шоу «Еще позже», перед самым эфиром предъявив ей снимки зарезанной жертвы! Учитывая, что Солей репетирует номер не для «Суини Тодда»[136]136
  «Суини Тодд» – популярный мюзикл.


[Закрыть], вы, возможно, удивлены, откуда такие страсти? Похоже, один детектив готовится к крупному плану, не так ли, мистер де Милль?[137]137
  Сесиль де Милль (1881–1959) – американский кинорежиссер и продюсер, обладатель премии «Оскар». Здесь намек на известную фразу из фильма «Бульвар Сансет», где де Милль играет самого себя: «А теперь, мистер де Милль, я готова к крупному плану».


[Закрыть]

Когда Хит подняла взгляд от газеты, Рук сказал:

– Никки, мне очень жаль.

У нее кружилась голова. Перед глазами стояли фургоны, выгружающие пачки «Ledger» возле всех киосков города. Газета ложится на столики в приемных, падает в щели почтовых ящиков… Капитану Монтрозу звонят из пресс-службы главного управления. Никки вспомнила состоявшуюся несколько часов назад беседу с Солей и Миксит и прощальные слова адвоката. Она не сомневалась, что это очередной выстрел Бульдога.

– Ты в порядке? – спросил Рук.

Вего ласковом голосе она услышала сочувствие. Он понимал, какая буря сейчас у нее в душе.

Никки сунула ему газету.

– Вот вам и пятнадцать минут славы!

Джеймсон Рук вернулся домой на такси. Никки сказала, что сегодня ночью хочет побыть одна. Рук все понял и согласился без лишних вопросов, лишь на мгновение заподозрив, что она может провести ночь с Петаром. После того как Никки показала Монтрозу заметку из «Ledger», журналист и детектив взяли домой по экземпляру рукописи Таун, и Рук пообещал звонить, если наткнется на что-то, имеющее отношение к делу.

– Лучше пошли сообщение, – попросила Никки, и Рук почувствовал, насколько ей сейчас необходимо одиночество. Пожалуй, для начала спрячется в лавандовой пене, наполнив ею свою ванну на львиных лапах.

Выйдя из черной машины у дома в Трайбеке, Рук пробрался между мусорными завалами и, остановившись у входной двери, зажал в зубах пакет с китайской едой, нашаривая в кармане ключи. Ему послышался звук шагов на лестнице. Улица была пуста. Огни такси скрылись в конце квартала. Вспомнив о рукописи в сумке, Рук задумался: принять бой или бежать? В тени что-то шевельнулось, и журналист, сжав кулаки, застыл перед шагнувшей на свет дочерью Кэссиди Таун.

– Я вас напугала? – спросила Холли Фландерс.

– Мм… – Журналист вытащил изо рта пакет. – Нет.

– Я часа два уже жду.

Рук огляделся, опасаясь нападения со спины.

– Я здесь одна, – сказала Холли.

– Как ты узнала мой адрес?

– На прошлой неделе пару раз видела вас у матери. Когда сделала слепок ключей от нового замка, нашла ваше имя и адрес на счете от почтовой службы.

– Да ты предприимчивая шпионка!

– Мне нужно с вами поговорить, – сказала Холли.

Рук посадил ее за кухонную Г-образную стойку так, чтобы не находиться рядом – хотел видеть лицо.

– Китайские радости! – провозгласил он, открывая пакет. – Я всегда заказываю больше, чем съедаю, так что угощайся.

Поначалу Холли почти не разговаривала, сосредоточившись на еде. Девушка была худенькой, но круги под глазами и цвет кожи выдавали в ней человека, не ставшего рабом пищевой пирамиды[138]138
  Пищевая пирамида – схематическое изображение набора продуктов для рационального питания; была разработана Министерством сельского хозяйства США в 1992 году.


[Закрыть]. Когда Холли опустошила тарелку, Рук подложил ей еще обжаренного риса со свининой. Девушка вскинула ладонь:

– Хватит.

– Ешь, – возразил Рук. – Знаешь, в Беверли-Хиллз дети голодают. Конечно, по собственному желанию.

Когда Холли справилась с добавкой, он спросил:

– О чем ты хотела поговорить? Кстати, знаешь, почему я такой великий репортер? Умею задать неожиданный вопрос.

– Ага… – Она вежливо хихикнула и кивнула. – Ну, в общем, вы были так добры в тот день, когда меня арестовали. И поняли, что значит жить без родителей.

– Верно, – кивнул Рук и стал ждать, гадая, к чему она ведет.

– Вы собирались писать статью про мою мать, да? И… – Холли запнулась, и в ее глазах заблестели слезы. – И вам, наверное, все говорят, какая она была плохая. А я пришла, чтобы сказать: черт, именно такой она и была! – Руку представилась Холли, стоящая над спящей матерью с пистолетом в руке, готовая нажать на курок. – Но раз уж вы решили о ней написать, не превращайте ее в чудовище.

Губы у Холли дрожали, и по щекам катились слезы. Рук протянул ей салфетку, девушка вытерла лицо и высморкалась.

– Я на нее очень зла. Наверное, теперь, когда ее нет, злюсь еще сильнее, потому что не на кого выплеснуть злость. Отчасти потому я ее и не убила: мы с ней еще не разобрались, понимаете?

Рук не понял, но кивнул и стал слушать дальше.

Холли хлебнула пива и, успокоившись немного, продолжила:

– Что плохого о ней ни скажешь, все правда. Но за всем этим было кое-что еще… Восемь лет назад мать со мной связалась. Отыскала у очередных приемных родителей и с их разрешения отвела пообедать. Мы пошли в закусочную «Джексон-Хол», которая мне очень нравилась. Мать попросила официантку нас сфотографировать, будто мы отмечали мой день рождения или что-то подобное. Сама она ничего не ела, все рассказывала, как туго ей пришлось, когда узнала, что беременна, и что сначала она хотела меня оставить, потому и не сделала аборт, но в первый же месяц передумала, поскольку это не вписывалось в ее жизнь, – она так и сказала: «это», будто я какое-то «это». В общем, разглагольствовала насчет того, почему так сложилось, и как это было тяжело, и как ей было плохо… Помню, она сказала: «в агонии», мол она все время была в агонии, испросила, как я думаю, нельзя ли нам сойтись.

– То есть…

– Ну да! Она решила, что можно вот так объявиться, после того как она меня бросила, и я кинусь ей на шею, и будем мы жить долго и счастливо.

Рук дал девушке немного прийти в себя, прежде чем спросил:

– Что же ты ответила?

– Я плеснула ее в лицо водой со льдом и ушла, – с гордостью объявила Холли.

Рук заподозрил, что она не раз за последние годы произносила эти слова перед подружками и клиентами, наслаждаясь великой местью. Но он видел и другую Холли Фландерс – ту, что два часа ждала его в темноте, девушку, в которой копилось чувство вины, неизбежное для человека, наделенного совестью, когда тот отверг другого человека. Выплеснув в лицо ледяную воду.

– Холли, ты тогда была еще подростком?

– Я не для того пришла, чтобы вы меня утешали, ясно? А потому, что раз уж узнали, что она отказалась от меня, не хочу, чтобы вы думали, будто для нее все было так просто. Оглядываясь назад, теперь, когда я старше и все такое, я вижу, что она не просто умыла руки, понимаете? – Одним глотком допив пиво, Холли медленно опустила стакан. – Плохо уже то, что это на всю жизнь останется со мной. Но было бы еще хуже, если бы я позволила вам писать вашу статью, не рассказав. Вы должны знать: хоть она меня и отвергла, в ней что-то… в ней все-таки что-то было.

Уходя, Холли привстала на цыпочки, чтобы поцеловать Рука. Потянулась к губам, но он повернул голову, подставив щеку.

– Это из-за моей работы? – спросила она. – Потому что иногда я ими торгую?

– Это потому, что у меня сейчас кое-кто есть. Во всяком случае, – улыбнулся Рук, – я стараюсь.

Холли оставила ему номер мобильника на случай, если он захочет обсудить статью, и ушла. Вернувшись на кухню мыть посуду, Рук поднял ее тарелку. И нашел под ней цветное фото четыре на шесть со следами старого сгиба. На снимке Кэссиди с дочерью-подростком сидели за столиком в «Джексон-Холе»: Кэссиди улыбалась, Холли терпеливо слушала. Но Рук не мог отвести взгляда от стакана воды со льдом.

На следующее утро Хит и Рук сели за ее рабочий стол, чтобы обменяться впечатлениями о рукописи. Журналист первым делом спросил, не было ли у Никки неприятностей из-за статейки в «Ledger».

– Нет еще, но день только начинается.

– Знаешь, это ведь все Бульдог, – сказал Рук.

– Вряд ли она писала сама, пусть даже под псевдонимом, но я уверена: адвокат Солей использовала свои связи, чтобы послать мне предупреждение.

Выслушав рассказ о визите Холли Фландерс, Никки заметила:

– Как мило, Рук. Это поддерживает мою веру в людей.

– Хорошо, а то я сомневался, рассказывать или нет.

– А почему ты не хотел рассказывать?

– Сама знаешь. Боялся, что ты не так поймешь. Принимаю у себя ночью молодую даму, когда должен был сидеть в одиночестве, погрузившись в чтение…

– Как мило, что ты решил, будто мне не все равно.

Никки отошла за рукописью, оставив его разбираться в подтексте последней реплики.

Хит пользовалась скрепками, а Рук стикерами, однако оба отметили в рукописи всего по несколько абзацев. Ини один не давал оснований подозревать в убийстве колумнистки конкретного человека. Более того, они не нашли ни одного точного указания на скрытые обстоятельства смерти Рида. Рассказ велся в типичном для Кэссиди Таун ключе: намеки и коварные вопросы, подготавливающие заключительный аккорд.

И детектив, и журналист отметили одни и те же места: в основном эпизоды, где упоминалась Солей Грей и их с Уэйкфилдом наркотический роман. Рассказы участников съемок рисовали весьма мрачного Рида Уэйкфилда, который после разрыва с головой ушел в роль незаконного сына Бенджамина Франклина. Многие считали, что страсть, с которой он входил в образ, скрываясь от реальности, принесет ему «Оскар», хотя бы и посмертно.

Бо́льшую часть книги составляли общеизвестные факты жизни Уэйкфилда, но с подробностями, которые могли предоставить только люди из близкого окружения. Одну мелкую, но выразительную деталь сообщил актер, блиставший рядом с ним в трех фильмах. Сотрудничество закончилось вместе с дружбой, после того как Рид счел, что его приятель уговорил режиссера выделить ему более крупный план в «Девах пустыни». Рид не только порвал с бывшим другом, но и решил отомстить. Он послал его жене фотографии с мобильного телефона, на которых рука ее мужа шарит под юбкой актрисы второго плана. Сообщение, приложенное к снимкам, гласило:

«Не волнуйтесь. Это не любовь, это ракурс».

И Хит, и Рук сделали заметки в этом месте, чтобы обсудить друг с другом, и оба согласились, что, хотя для обидчивого актера эта история закончилась разводом, у него не было повода убивать Кэссиди Таун, поскольку он сам же и рассказал ей все.

Значительная часть рукописи посвящалась анекдотам о том, как талантливый и нервный актер уходит в загулы, пьет, нюхает и колется. Хит и Рук дружно пришли к заключению, что, если бы недостающая глава оправдала ожидания, книга стала бы бестселлером, однако на прочитанных страницах не было ничего настолько скандального, чтобы стремиться замять это любой ценой вплоть до убийства автора. Не говоря уже о том, что до последней наличествовавшей страницы Рид Уэйкфилд был еще жив.

Детектив Таррелл, нередко сетовавший на судьбу, приговорившую его просматривать видео с камер наблюдения за весь отдел, в то утро подписал себе приговор. Вслед за Каньеро направляясь к столу Таррелла, Никки уже издали заметила, с каким благочестивым трепетом тот уставился в монитор.

– Что у тебя, Тэрри? – спросила она, когда коллеги полукругом обступили рабочее место.

– На самом последнем видео, детектив. Гаражная камера показала только ноги нападавшего. По-видимому, после стычки он направился на восток, потому я прочесал тот квартал и следующий за ним. Камера магазина электроники на углу Девяносто шестой и Бродвея через шесть минут после ограбления запечатлела прохожего. Соответствует описанию, к тому же в руках пачка бумаги наподобие рукописи.

– Ты покажешь, наконец? – не выдержала Хит.

– Конечно-конечно, детектив.

Таррелл поднялся из-за стола, уронив при этом одну из трех пустых кофейных чашек. Никки передвинулась так, чтобы видеть стоп-кадр на мониторе. Рук последовал за ней. Стоп-кадр показывал взломщика в упор – тот обернулся лицом к камере, возможно привлеченный движением на работающем экране в витрине магазина. Несмотря на темный капюшон и темные очки, сомнений не оставалось. Более того, даже на зернистом черно-белом изображении различалась неопровержимая улика: похищенная рукопись в руке.