Текст книги "Сталин и Гитлер"

Глава 4
Партийное государство

Партия и государство не являются единым целым, и это не одно и то же, поскольку у них различные функции. Партия руководит государством, но сама она не является государством! Партия осуществляет политическое руководство, а государство выполняет административные функции.

Отто Дитрих, сентябрь 1936¹

Партия осуществляет диктатуру пролетариата… В этом смысле партия берет власть, партия управляет страной.<…> Это еще не значит, что партию можно отождествить с Советами, с государственной властью. Партия есть ядро власти. Но она не есть и не может быть отождествлена с государственной властью.

Иосиф Сталин, январь 1926²

Никакая другая проблема не требовала от двух диктатур такой изобретательности в области семантики и концептуализма, как проблема определения сущности партии и точной характеристики ее взаимоотношений с обществом и государством. Меж тем политическая партия была центральным институтом в обеих системах. Гитлер был фюрером партии на протяжении гораздо большего времени, чем фюрером Германии, в общей сложности двадцать пять лет, если учесть и год заключения в тюрьме; личная власть Сталина проистекала не из занимаемой им высокой государственной должности, а из положения Генерального секретаря партии, положения, который он занимал более тридцати одного года, и в течение большей части этого времени он выступал в качестве ее неофициального «Хозяина партии». И та и другая диктатуры были бы немыслимы без активного соучастия партийных масс, между тем значение самой партии в понимании того, как функционировала диктатура и какие факторы обеспечили ее живучесть, в целом недооценивалось, так как фокус исследований был в большинстве случаев нацелен на доминирующие личности диктаторов или же на формальные структуры государственной власти.

Понятие «партия» вводит в заблуждение. Обе партии возникли как одни среди многих им подобных, борющихся за членов, голоса на выборах и места в парламенте, однако ни Гитлер, ни Сталин не рассматривали национал-социализм или советский коммунизм как партии в общепринятом европейском понимании этого слова. На ежегодном съезде партии в 1934 году Гитлер выступил с продолжительной заключительной речью о политических партиях в Германии. В ней он характеризовал старые парламентские партии, выжившие после 1933 года, как электоральные машины, представляющие лишь узкие конфессиональные или экономические интересы отдельных групп населения, но никак не интересы всего народа. Ни одна из этих партий не была воодушевлена «истинным взглядом на мир»; всегда готовые к идеологическому компромиссу с другими партиями ради того, чтобы получить свой кусок власти, либо проявляя готовность оказаться в оппозиции, они становились жертвами фракционной борьбы и классовых конфликтов³. Сталин также отвергал дореволюционные российские партии, считая, что они не более чем «машины, приспособленные для парламентских выборов и парламентской борьбы», ставившие свои корыстные, властные интересы выше политических принципов и способные привести российские массы лишь к «безнадежному отчаянию и неизбежному поражению»⁴. В чем нуждалась страна, писал он в 1924 году в «Основах ленинизма», так это в партии нового типа, бескомпромиссной, единой, революционной и исключительной, своего рода трансцендентной партии. Гитлер описывал только что зародившееся национал-социалистическое движение (он предпочитал слово «движение», имея в виду «партию»), используя почти те же термины. Это движение было основано, говорил он, обращаясь к делегатам съезда, для того, чтобы не идти ни на какие компромиссы, выражать единую революционную волю и держать власть только в своих руках»⁵.

Оба диктатора говорили эти слова, оглядываясь назад с безопасной позиции, которую обеспечивало им установившееся однопартийное правление, однако их взгляд на то, какими особыми чертами должны были бы обладать обе партии, красноречиво свидетельствуют о преимуществах каждого из них в условиях уже окрепшей диктатуры. Как национал-социализм, так и советский коммунизм были пронизаны чувством глубинной исторической связи с чаяниями народов, из которого и проистекали их претензии на то, чтобы быть представителями всего народа, а не отдельных классов или групп. Коммунизм был «движущей силой» или «авангардом» всех сил, участвовавших в социальной революции в России; в понимании Гитлера национал-социализм был «расовым ядром» всего германского народа, ответственным за будущее всей германской расы⁶. Гитлер исходил из того, что партия привлечет в свои ряды лучших представителей народа, чья преданность и сознательный активизм выдвинут их из общих рядов. Партия, продолжал Гитлер, состояла из меньшинства «достойных элементов», преданных борьбе и готовых жертвовать собой во имя всего народа. По убеждению Сталина, коммунисты были «лучшими представителями рабочего класса», призванными руководить им⁷. В то же время приверженцы партии не должны были отделяться от остальной части населения, напротив, им следовало стать некой формой «передаточного ремня» (термин Ленина) или «связующего звена» (Гитлер) между ядром посвященных и маргинальной частью населения, не состоящей в партии. Через партию, согласно Гитлеру, «весь народ становится национал-социалистом», тогда как партия «вбирает в себя волю всего германского народа»; согласно Сталину, партия пронизывает все население революционным «духом дисциплины и стойкости»⁸. Идеальный образ популистского движения бескорыстных и сознательных политических активистов, вышедших из простого народа и выражающих его самые глубинные и наиболее общие интересы, стал основополагающим мифом обеих партий.

Гораздо сложнее было очертить точные границы взаимоотношений между партией и государством. В обоих случаях не было понимания того, что партия может стать государством, заменив своей собственной бюрократией, процедурами и персоналом унаследованные административные и политические структуры даже там, где они, как это было в России после 1917 года, были развиты слабо или практически не существовали. И все же ни одна из партий не была парламентской в общепринятом смысле этого слова, предпочитающей несколько отстраниться, препоручив управленческие функции небольшим министерским кругам и независимой бюрократии. Дилемма разрешилась тем, что партия стала рассматриваться как источник политического руководства и фактор, вдохновляющий государство, превратившееся в ее исполнительный орган. «Партия управляет страной», – писал Сталин, но «организациями, сплачивающими трудящиеся массы» под руководством партии, являются институты государства, обеспечивающие подчинение народа, когда это необходимо⁹. Необходимость принуждения, осуществления того, что Ленин называл «властью, основанной на применении силы», рассматривалась как отдельная функция государства; было бы абсурдно, считал Сталин, если бы партия рабочих «стала применять силу против рабочего класса»¹⁰. Такое же разделение существовало и в Германии. В гитлеровском рейхе партия позиционировала себя как источник политического руководства и политических лидеров, однако ответственность за административную политику возлагалась на государство, а его чиновники становились, по словам Гитлера, «удостоенными чести и послушными офицерами движения». Обе части единого конгломерата, партия и государство, были наделены явно различными функциями, но в этом тандеме партия, по крайней мере в теории, выступала старшим партнером: «Пока существует Национал-социалистическая партия, ничего другого, кроме как национал-социалистического государства, не может быть»¹¹.

Во всех этих идеалистических построениях был собственный смысл. В обеих системах не существовало никаких других партий, кроме правящей, а внутри партий велась жестокая бескомпромиссная борьба против фракционной деятельности. Политическое руководство осуществлялось верхушкой партии, занимавшей во многих случаях и высшие государственные посты. Обе партии воспринимали себя как представительную элиту. Вместе с тем взаимоотношения с государством и более широкими слоями населения, откуда рекрутировалась основная масса рядовых членов, были как более сложными, так и менее четко определенными, чем это было прописано лидерами партии в отношении разделения ответственности. И сами партии не были просто пассивными актерами, управляемыми только сверху. Со временем, по мере изменения сущности диктатуры, роль, структура, и значение партий также менялись. Разделение функций между государством и партией представляло собой скорее процесс подгонки и поиска компромисса, чем согласованное установление границ полномочий. Социальные узы, связывавшие партию и народ, не всегда были счастливым союзом, а скорее являлись результатом политической агитации, неусыпного надзора, а, когда это требовалось, и открытого принуждения.

* * *

Обе партии произросли из более чем скромных корней и поднялись до гигантских организаций, в которые была вовлечена огромная часть населения каждой из двух стран. В 1905 году, вскоре после своего основания, фракция большевиков в Российской социал-демократической рабочей партии насчитывала 8000 членов, а в феврале 1917 года, после свержения царя, – 26 000; к моменту смерти Сталина в 1953 году Коммунистическая партия Советского Союза, название, полученное ею за год до этого и заменившее менее звучное наименование Всесоюзная коммунистическая партия (большевиков), под которым она была известна с 1924 года, число ее членов взлетело до 7 миллионов. Национал-социалистическая рабочая партия Германии, наследница крошечной Германской рабочей партии, в 1921 году насчитывала в своих рядах около 3000 членов, а в 1945-м это число возросло до 8 миллионов¹².

Кривая роста численности двух партий не была плавной, долгие периоды консолидации или медленного роста в ней сменялись периодами стремительной инфляции или дефляции. Обе партии внимательно следили за численностью и качеством претендентов, поскольку членство в ней рассматривалось как привилегия, а не автоматический процесс. Заявки на вступление часто отклонялись. В 1922 году в советской компартии был формально установлен обязательный испытательный срок для «кандидатов в члены», хотя впервые краткий период обязательного обучения и практики появился в 1919 году. Каждый перспективный кандидат должен был быть рекомендован по крайней мере тремя действующими членами партии, имеющими необходимый стаж членства в партии. До 1939 года рабочим и крестьянам отдавалось предпочтение и испытательный срок для них был установлен от шести месяцев до года, в то время как служащим полагалось ожидать решения своей участи два года, а число необходимых партийцев, готовых поручиться за них, достигло пяти. В 1939 году была принята единая система проверки кандидатов и установлен общий для всех испытательный срок в один год¹³. В 1933 году в Национал-социалистической партии Германии для кандидатов был установлен двухгодичный испытательный срок, после успешного прохождения которого все они получали, помимо партийной карточки, желанный партийный билет; все новобранцы проходили проверку на политическую благонадежность, и на каждого счастливца, прошедшего через все барьеры, заводили отдельную папку. В каждой диктатуре партийные билеты выдавали в ходе официальной церемонии, дабы подчеркнуть высокую значимость и торжественность события. В Советском Союзе члены партии в отдельных случаях награждались в знак отличия небольшим полотняным кошельком, которому полагалось висеть на цепочке на шее и в котором должен был храниться бесценный документ. Потеря партийного билета могла иметь самые серьезные последствия, вплоть до исключения из партии, но в некоторых случаях провинившегося могли в наказание за проступок вернуть в статус кандидата¹⁴. Одной из важнейших для члена партии была обязанность платить ежемесячные взносы в кассу партии, без которых ни одна организация не может нормально функционировать. Коммунисты платили 2 % от их доходов сразу после вступления в партию, после чего их регулярные взносы рассчитывались исходя из ежемесячной зарплаты. В 1934 году наиболее низкооплачиваемые члены партии платили по 20 копеек в месяц, наиболее обеспеченные – 3 % от их доходов; в 1952 году была установлена скользящая шкала взносов от 0,5 % до 3 % от доходов¹⁵. В национал-социалистической партии в 1934 году скользящая шкала взносов варьировала от 2 до 5 марок в месяц в зависимости от доходов, но для вступивших в партию до мая 1933 года размер взноса, существовавший до этого периода, – 1,5 марки, сохранялся на прежнем уровне. Неуплата либо несвоевременное внесение этой скромной суммы были наиболее частыми причинами исключения из партии¹⁶.

Рост численности Коммунистической партии в 1920-х годах объяснялся главным образом острой необходимостью в возможном большем числе новых членов из среды рабочих и беднейших крестьян, чтобы демонстрировать ее истинно пролетарский характер. Кампании по набору новых членов 1924 и 1925 годов, проводившиеся под названием «Ленинский призыв», принесли 200 000 новых членов, третий, так называемый «Октябрьский призыв» 1927 года имел более скромные результаты, однако стремительный рост численности партии, в первую очередь за счет поступления более молодых рабочих и крестьян, совпал с первым пятилетним планом, когда более чем за четыре года в партию было спешно принято около 1,8 миллиона новых членов, что привело к удвоению ее численности. Но, начиная с 1933 года, с осознанием того, что процесс отбора новых членов был недостаточно строгим, как это изначально предусматривалось, а также ввиду указания Сталина о необходимости новых технически образованных кадров для осуществления второго пятилетнего плана партия приостановила отбор новых кандидатов и, напротив, инициировала серию чисток, приведших к уменьшению численности партии на 1,6 миллиона. В ноябре 1936 года была разрешена новая кампания по набору кандидатов, однако, ввиду продолжающихся безосновательных чисток, результаты были незначительными. Только с лета 1938-го года численность партии начинает снова быстро расти и, хотя война приостановила этот рост на короткое время, миллионы солдат, отличившиеся в войне, получили в качестве награды возможность вступить в партию в укороченный срок. Формальная рутина, связанная с принятием в партию, сохранялась даже в зоне боевых действий. Даже в осажденном весной 1942 года немецкими войсками Севастополе, подвергавшемся непрерывным бомбардировкам и обстрелу, за первые три месяца было принято в партию 57 новых членов из числа гражданских лиц¹⁷. В январе 1946 года 1,8 миллиона членов партии были отправлены в отставку из Вооруженных сил, они стали гражданскими членами партии, но, поскольку многие из них вступили в партию во время боевых действий, партийные руководители запустили в июле 1946 года кампанию проверки участников войны на благонадежность. Число вступивших в партию едва превышало число исключенных, поэтому в последние шесть лет диктаторства Сталина численность партии росла в среднем на каких-то 1,8 % в год¹⁸.

Изменение численности Национал-социалистической партии не демонстрировало такие резкие колебания, но и этот процесс подвергался периодическим произвольным ограничениям. В 1933 году, когда партия пришла к власти, число ее членов резко возросло, и накануне победы на выборах в марте 1933 года так называемый «Märzgefallene» заполонил партию, доведя ее численность почти до 850 000 и вынудив партию объявить с 1 мая мораторий на прием новых членов. Партийные чиновники не могли справиться с дополнительной работой, связанной с обработкой документов; прием новых членов, за исключением членов аффилированных организаций (СА, СС, Гитлерюгенд и проч.), был приостановлен до мая 1937 года, когда партийные организации лучше подготовились к этой работе, а партия стала нуждаться в дополнительных средствах¹⁹. Новая волна приема в партию охватила только тех немцев, кто уже продемонстрировал свою близость к движению, участвуя в одной из многочисленных аффилированных или ассоциированных организаций, либо кто уже оказал какую-либо «особую услугу» Рейху. В итоге численность партии выросла с 2,7 миллиона в 1937 году до 3,9 миллиона в 1938-м. В этот год прием документов был вновь приостановлен на короткое время, но уж в 1939 году было решено открыть двери всем желающим, с тем чтобы членством в партии была охвачена по крайней мере одна десятая часть всего населения страны. За два года численность партии разрослась до 5,4 миллиона человек, пока двери в партию снова не были закрыты. В 1942 году новичков отбирали только из Гитлерюгенда с целью изменения возрастного состава движения, и молодые немцы образовали непрекращающийся поток новой крови, вливавшейся в партию до самого коллапса, наступившего в 1945 году, когда численность партии наконец-то достигла почти 10 % от всего населения страны²⁰.

В обоих случаях число тех, кто был вовлечен в партийную работу, было значительно больше, чем можно предположить из суммарных данных. В Советском Союзе в начале 1920-х годов была основана сеть «сочувствующих», потом ее деятельность была приостановлена, а затем вновь возобновлена в 1930-х годах с целью оказания помощи партийным активистам в тех регионах, где желающих вступить в партию было немного. Сходная ситуация наблюдалась и в Германии, где из-за нехватки высококвалифицированных организаторов партия была вынуждена назначить на партийные посты не членов партии²¹. Члены партии могли быть исключены из нее, могли умереть, или быть убитыми, или уйти в отставку. Нагрузка на членов партии была значительной, а неспособность соответствовать высоким требованиям влекла за собой наказание в виде понижения в должности или чего-нибудь худшего. Советская коммунистическая партия находилась в состоянии постоянного самообновления – миллионы новых членов вступали в партию, еще больше миллионов были исключены из партии, или расстреляны, или же убиты на войне. Быстрый оборот членов партии означал, что многие советские граждане становились коммунистами только на короткий период, до того момента, когда все привилегии вновь отбирались. Чистка 1933 года лишила партию 800 000 ее членов; чистки партии после 1934 года привели к снижению ее численности еще на 340 000 человек. К 1935 году, после двухлетней кампании проверки партийных документов, еще 350 000 человек лишились партийных билетов. К концу 1930-х годов численность партии была значительно меньшей, чем в 1933 году, и ее состав во многом обновился. По установленным данным, 40 % всех членов вступили в партию после 1937 года, 1,1 миллиона человек получили партийные билеты только в одном 1939 году²². Цель чисток партии заключалась в том, чтобы исключить из ее рядов большую часть старых большевиков, вступивших в партию до 1917 года. В 1930 году 69 % секретарей партии имели дореволюционный стаж; в 1939 году более чем в 90 % случаев посты секретарей занимали члены партии, вступившие в нее после 1924 года²³. Война способствовала возобновлению массового вливания новых членов. В ее годы погибли 3,5 миллиона коммунистов, а более 5 миллионов новых кандидатов стали членами партии. На 1 января 1946 года лишь одна треть выживших партийцев имела стаж, начинавшийся до июня 1941 года, и из этого числа по крайней мере у половины членов довоенный партийный стаж составлял менее трех лет. Ситуация на Украине, оккупированной войсками Оси, была чрезвычайной. В 1940 году партия насчитывала здесь 521 000 членов, но к моменту освобождения территории от захватчиков осталось всего 16 816 коммунистов и партия была вынуждена начать восстановление своего кадрового состава почти с нуля²⁴.

Война нанесла удар и по национал-социализму, поскольку тысячи партийцев должны были перейти в войска. К 1943 году в армию было призвано почти 40 % партийного «блока», или руководящего состава партии²⁵. Во время войны численность партии выросла примерно на три миллиона, но в силу потерь, понесенных в ходе боевых действий или в результате бомбежек, процент новых членов стал, несомненно, выше. К 1945 году партия по крайней мере на 65 % состояла из членов, вступивших в нее в 1938 и после 1938 года²⁶. Кроме того, она практиковала исключения членов из своих рядов за нарушения партийной дисциплины либо недолжное поведение; в 1934-1935-м годах была произведена масштабная чистка партийных рядов с целью исключения из нее тех, кто поддержал или был заподозрен в поддержке революционных амбиций СА Рема в 1934 году. Пятая часть из 203 000 политических руководителей, состоявших в партии в 1933 году, к 1935 году стали жертвами чисток или покинули партию; а в тех регионах, где симпатии к СА были наиболее сильными, чистки привели к сокращению партии почти на треть²⁷. Баланс между германским эквивалентом старых большевиков, партийных alte Kampfer, и новичков также был сильно смещен в пользу поколения, пришедшего в партию после 1933 года. К 1935 году 71 % всего руководящего ядра партии и 60 % всего политического руководства состояли из тех, кто вступил в партию после прихода Гитлера к власти²⁸. В обеих партиях старые члены, составлявшее ее испытанное ядро, закаленное в политических битвах 1920-х годов, было размыто новыми рекрутами, пришедшими в партии уже при диктатурах.

Обе партии подверглись фундаментальным изменениям в процессе роста и трансформации в массовое движение. Обе начали свой путь с небольших протестных групп, подчеркивавших свою антиправительственную направленность, непримиримо враждебных по отношению к соперничавшим партиям. По мере трансформации в более массовые организации они вовлекали в свои ряды помимо верных сторонников и множество других людей, прежде участвовавших в соперничавших движениях.

Партии были вынуждены вступать в коалиции, поглощая более слабые политические группировки и обращая своих сторонников в верных коммунистов или национал-социалистов. Советская коммунистическая партия в 1920-х годах представляла собой смешение бывших социал-революционеров, меньшевиков, анархистов и националистов, объединенных новой верой в коммунизм. Неимоверные усилия, потребовавшиеся для укрепления единства партии и устранения фракционной деятельности в начале 1920-х годов, были связаны с разнородностью источников происхождения движения. Только к 1930 году в партию стали вступать новобранцы, имевшие, бесспорно, коммунистическое воспитание. Национал-социалистическая партия представляла собой своеобразный коктейль из бывших маргинальных националистических движений, крестьянских партий и ассоциаций, объединявших радикальные анти-республиканские протестные движения. В 1933 году в нее влились члены распавшихся правых партий, Германской национальной народной и Баварской народной партий. Среди волны новобранцев 1933 года можно было обнаружить бывших коммунистов и социал-демократов²⁹. Только к началу войны новые члены партии, привлеченные в основном и целенаправленно из молодежных групп, могли считаться политическими новичками, не запятнанными политическим прошлым.

Находя поддержку во всех социальных слоях и в разных регионах, обе партии в социальном и географическом отношении представляли собой коалиции. Состав каждой партии имел очевидные особенности: советская коммунистическая партия имела более слабое влияние в регионах, чем в городах, Национал-социалистическая партия – наоборот; ни одна из партий не привлекла в свои ряды сколько-нибудь значительное число женщин, впрочем, это больше относится к коммунистам; обе партии к 1940 году имели среди своих членов примерно одинаковый процент рабочих, занятых ручным трудом; в обеих партиях преобладали члены моложе тридцати пяти лет. Самые первые члены партий вступали в них по самым разным причинам – по идейным соображениям, в связи с социальными обещаниями или же воодушевленные сокрушительным активизмом движения, либо оказавшись во власти магнетизма культа личности. Миллионы новичков в определенных случаях разделяли этот энтузиазм, но широта охвата социальных слоев и географических регионов приводила к тому, что в партии вступали и люди с более практичными взглядами и здравыми амбициями, для которых партийное членство было привлекательно по соображениям социальных и политических преимуществ. Однако были и такие, которые вступали вынужденно, в силу занимаемой ими должности или характера работы. На пике первого советского пятилетнего плана всех рабочих и сотрудников одной фабрики попросили подписать коллективное заявление о приеме в партию, на следующий день на заседании местного комитета все они были приняты без какой-либо проверки политической благонадежности в прошлом³⁰. Школьные учителя в Германии находились под постоянным прессом в связи с тем, что их настойчиво убеждали вступать в партию; то же происходило и с бюрократами. Разросшаяся к 1940 году численность партий не могла служить убедительным свидетельством того, что миллионы тех, кто прежде не был коммунистом или национал-социалистом, стали ими в силу своего энтузиазма.

Сохранившиеся статистические данные о социальной структуре обеих партий фрагментарны, а использованные для их описания социальные категории слишком запутаны, но все же позволяют сделать некоторые выводы. Предубеждения, существовавшие в Советском Союзе в отношении кандидатов, происхождение которых не восходило к трудящимся массам, занятым тяжелым физическим трудом, привели к тому, что к началу 1930-х годов большая часть партии была представлена рабочими и крестьянами, которые в 1932 году составили 92 % из общего числа членов партии. Однако надо иметь в виду, что партийная статистика основывалась на социальном происхождении, а не на роде занятий на момент членства в партии; в 1932 году 38 % членов партии не были работниками ручного труда и только 43 % были фактически заняты в производстве. В середине 1930-х годов Сталин инициировал движение привлечения в партию большего количества людей из числа технической интеллигенции под лозунгом «кадры решают все», с тем чтобы очистить партию от многих рабочих и крестьян, принятых в нее по соображениям приоритетов первого пятилетнего плана. Эти изменения в политике постепенно привели к тому, что партия стала преимущественно движением белых воротничков, основу которого составляла когорта образованных технических работников и интеллектуалов. В 1947 году они составляли половину всех членов партии, тогда как рабочие – только 32 %, и эта цифра продолжала сокращаться³¹. К моменту смерти Сталина около половины всех членов партии работали с ручкой в руке, а не стоя у токарного станка. Присутствие партии в советских регионах оставалось малозначимым. Чистки 1930-х годов имели самые негативные последствия для привлечения крестьян в партию, поэтому к 1939 году 243 000 колхозов смогли набрать всего 12 000 партийных ячеек и 153 000 членов. В Калининском районе к северу от Москвы после войны насчитывалось всего 167 партийных ячеек на 6940 колхозов, то есть ячейки имели только 2,4 % колхозов³². Поддержанные центром усилия, направленные на расширение присутствия партии в регионах, увеличило число сельских членов партии так, что они стали составлять чуть больше четверти всех членов, однако многие из новичков, пришедших в партию в сельских местностях, относились к местным руководителям или техническим работникам, посланным в села из городов, и их правильнее было бы считать партийными белыми воротничками.

Коммунистическая партия становилась все менее пролетарской, то же происходило, только в большей степени, и в национал-социалистическом движении. До 1933 года гитлеровское движение искало поддержки во всех слоях германского общества, но численность его членов из рабочего класса стремительно росла во время экономического спада после 1929 года, отражая популистский характер движения. Многие трудящиеся, вовлеченные в национал-социализм, происходили из сельских местностей либо были мелкими ремесленниками или выходцами из менее организованной части промышленного пролетариата, так что усиление поддержки со стороны рабочих было совершенно очевидным. В Саксонии, наиболее густо населенной промышленной области Германии, партия получила и самую широкую поддержку³³. В период между 1930 и 1932 годами процент новобранцев из рабочих, занятых ручным трудом, достигал 36 из общего числа всех членов партии. Этот процент неуклонно возрастал на протяжении всего периода существования Третьего рейха и к 1944 году достиг сорока, а рабочие стали наиболее многочисленной группой в движении. Примерно пятая часть членов была представлена белыми воротничками, 10 % – крестьянами, остальная часть пришла в партию из среды профессиональной интеллигенции и бизнес-сообщества³⁴. Партия в городах была представлена менее широко, чем в провинциях, откуда в 1933 году были набраны 43 % новобранцев, часть из которых была фермерами, другая часть – рабочими и третья – работниками, живущими в сельской местности, но работающими в городах³⁵. Вопреки усиливающемуся плебейскому составу партии, существовала большая пропасть между должностным статусом рядовых членов и партийной верхушкой. Та же пропасть разверзлась и в Советском Союзе. Делегатами съезда 1930 года были в значительной степени работники ручного труда; на съезде 1939 года больше половины делегатов являлись представителями слоев интеллигенции и служащих, а в 1952 году, на XIX съезде партии процент делегатов от бюрократов и интеллигенции достиг 85³⁶. Обеими партиями руководили аппараты, состоявшие из выходцев из чиновничьего сословия, учителей, менеджеров и технической интеллигенции, воспроизводивших в своих политических карьерах унаследованные модели социального разделения.

Возрастной и гендерный профили партий красноречиво характеризуют социальную реальность обеих диктатур. Обе партии были в значительной степени мужскими и преимущественно молодыми сообществами. В Национал-социалистической партии вход женщинам не возбранялся, если они играли какую-либо роль во вспомогательных организациях, но все же к 1935 году в партии на каждые двадцать членов приходилась только одна женщина. Начиная с 1938-го года, по мере увеличения числа молодых женщин, вступавших в партию через молодежные движения, это соотношение стало меняться, и во время войны, с потерей мужского состава партии на фронтах, у женщин появилось больше возможностей, что привело к увеличению их доли в партии. Однако на руководящих постах в партии продолжали доминировать мужчины. Статистика относительно доли женщин в партии лучше известна по Советскому Союзу: в 1932 году эта доля составляла 15,9 %, в январе 1945 года – 17 %, в 1950 году – 21 %³⁷. В Советском Союзе руководящие посты занимали почти исключительно лица мужского пола.