Текст книги "Стороны света"

ГЛАВА 1. КАНЦЛЕР

Размашисто изобразив в воздухе знак бога Огня и глубоко поклонившись, глава цеха виноделов кивнул мастеровым, и те медленно высыпали большую корзину спелого винограда в пылающий огонь жертвенника. Глава цеха повернулся к Императору и снова поклонился, на этот раз заметно ниже, чем богу Огня. Император с высоты помоста, на котором стояло его кресло, только скользнул взглядом по ярко вспыхнувшему пламени и повернулся к Канцлеру Эльте, сидевшему рядом с ним на раскладном стуле.

– Хороший был виноград, – резюмировал Император. – Торчим здесь четвертый час и кидаем в огонь все самое лучшее, чтобы задобрить Багала, которому на это плевать с высокой башни.

– Это дань великому божеству Запада, – коротко заметил Канцлер.

– Угу, – Император закинул ноги на стоящую у трона скамейку. – Сошло бы за религиозный пыл, Эльте, если бы каждый дурак на Западе не знал, что ты не поклоняешься Багалу.

Канцлер Эльте растянул губы в холодной улыбке и бессознательно коснулся рукой груди там, где под одеждой висел старый железный морской крест, знак Морского бога.

Огромный помост был выстроен в форме буквы «П» вокруг жертвенника, который жрецы Багала установили прямо перед входом в его святилище. Внизу собралась толпа, глазеющая на жертвоприношения и ожидающая, когда закончится официальная часть, чтобы кинуть свои небольшие дары в огненное чрево бога и попросить его об исполнении своих мелких желаний. Исполнял ли их когда-нибудь Багал? Канцлер о таком не слышал, но придерживался мнения, что раз здесь собралась толпа крестьян с половины Запада, то, видимо, что-то в этом все-таки было. Эльте оторвал взгляд от толпы и посмотрел на правую сторону помоста – там на импровизированном троне сидела Императрица Марта и двое юных принцев, Сигизмунд и Валтасар. Императрица была высокой полной женщиной с вечно опухшим лицом, сейчас она о чем-то напряженно беседовала с одной из своих фрейлин, вероятно, осталась недовольна разговором и ударила девушку веером по лицу. Канцлер скривился и перевел взгляд на принцев. Старший, Сигизмунд, бледный мальчик десяти лет с темными волосами, сидел на своем маленьком троне неестественно прямо и внимательно наблюдал за тем, что происходило перед жертвенником, рядом с ним сидел Валтасар, малыш пяти лет, который отчаянно вертелся и все время хватал за рукав одну из своих гувернанток.

– Ты сейчас загоришься, – заметил Император.

– Почему? – удивился Канцлер.

– Потому что Марта сейчас испепелит тебя взглядом! – Лазарь ткнул Эльте в плечо и рассмеялся.

Император Запада, дай ему Огненный бог здоровья, имеет прекрасную привычку смеяться над собственными шутками, потому что ни у кого не хватает смелости сказать ему, что чувство юмора у него, мягко говоря, не выдающееся. Эльте посмотрел на Императрицу, та действительно буравила его взглядом через помост.

– Это, Эльте, страдания покинутой женщины, – резюмировал Лазарь, он оторвал крыло от фазана, блюдо с которым стояло на небольшом столике по его правую руку, и начал жевать.

– Я ее не покидал, – парировал Канцлер.

Лазарь бросил недоеденное крыло на блюдо и подпер голову рукой. Надо признать, что выглядело это достаточно устрашающе – эдакий огромный рыжий великан с задумчивым взглядом, Лазарь мог служить моделью для статуи под названием «Утомленное величие». Жаль только, что яркие зеленые глаза Императора сейчас не соответствовали этому образу, в них играли веселые искры.

– Зато ты у нас поспособствовал тому, что ее сердечный друг Казимир отправился с посольством на Юг покрываться пустынной пылью.

Канцлер понял, что начинается любимая игра Императора под названием «Во всем виноват Канцлер Эльте».

– Десятый год одно и то же… – пробурчал Канцлер.

– Что? – переспросил Император.

– Я говорю, что это не я отправил Казимира на Юг, это целиком и полностью было решение великого Императора Запада.

– А ты всего лишь предложил идею.

– А я всего лишь предложил идею, – согласился Эльте.

Он поправил шарф на шее, сегодня ослепительно белый в честь праздника. Лазарь снова посмотрел на Императрицу.

– Вот что она в нем нашла? Он же ей в сыновья годится…

– Учитывая, что она пятый год сидит в деревенской глуши, и за это время он был единственным, кто ее навещает, я таким поворотом событий совершенно не удивлен.

– Слушай, Эльте, – Лазарь оторвал от фазана второе крыло, – а ты вот считаешь это нормальным, что мой племянник, мой Хранитель Меча, который командует моими войсками, спит с моей женой?

О господи… Канцлер устало посмотрел на Императора.

– Нет, Ваше Величество, я не считаю это нормальным. Я считаю, что вы должны посадить его в каземат и морить голодом. Особенно, – тут Канцлер не выдержал, – учитывая вашу великую любовь к Ее Высочеству Императрице Марте.

Которая стала тебя раздражать так, что ты чуть ли не в одном белье отправил ее в какую-то богом забытую крепость, закончил про себя Канцлер.

– Угу. Наша любовь вечна, – хмыкнул Лазарь. – Тебе, кстати, не кажется, что у Казимира в последнее время с головой не все в порядке?

– О чем это вы?

– Ну ты сам подумай: он принес мне план войны с Востоком прямо посреди переговоров с посланником Эоганна, как будто бы не знает, что Юг уже давно пляшет под дудку этого проклятого Мáдога. Ты только представь, что если бы этому восточному отродью донесли, что я наконец-таки собираюсь с ним воевать? Нет, ты только подумай, какой бы безумной радостью озарилось лошадиное лицо дорогого лорда Востока, когда он понял бы, что у него в очередной раз есть прекрасная возможность изобразить из себя поруганное достоинство! Он же у нас прямо таки невинное дитя, страдающее от несправедливых нападок монстра по имени Лазарус III! Вот святой прям, мать его! Вот прям святее не придумаешь! Вот искать будешь…

Эльте перестал слушать – Лазарь начал свою любимую тему, его хорошее настроение улетучивалось. Эльте перевел взгляд поверх шатров на городские башни.

Горд, столица Запада. Запад правил равнинами, горами и побережьями Севера, таящими в себе бесконечные запасы золота и драгоценных мехов. Восток правил морем. Западом правил Император Лазарус III, вспыльчивый и скорый на расправу. Востоком правил лорд Мадог, не менее амбициозный, чем Лазарь, но в противовес последнему слывущий образцом скромности и тонкого вкуса. Лазарь заказывал себе корону из чистого золота, которую еле выдерживала его массивная шея – Мадог вообще не признавал отличительных знаков своей власти. Лазарь строил летнюю резиденцию на островах, почти на самой границе с Востоком, и устраивал в ней оргии на несколько тысяч человек – Мадог переманивал лучших живописцев Запада и за баснословные деньги расписывал стены своего дворца Палладиум. И на самом деле Лазарю не была нужна корона и парадный плащ из пятисот отборных соболей, а Мадога мало интересовали морские пейзажи и батальные сцены – просто они всю жизнь воевали друг с другом, и эта война началась задолго до того, как оба заняли свои престолы. Канцлер не был свидетелем того, как все начиналось, но он слышал отголоски этой истории: что-то ему рассказал сам Лазарь, хотя этому вряд ли можно было верить, что-то он узнал от придворных старожилов, которых осталось слишком мало, учитывая страсть Лазаря к разоблачению несуществующих заговоров.

Когда-то много лет назад наследник короны Запада и сын правителя Востока имели несчастье встретиться на приеме у короля Юга, оба были молоды, оба не могли дождаться того момента, когда получат власть над своими странами. Их судьбы были схожи: Лазарь – единственный, но нелюбимый сын своего отца, вечная пария с клеймом пожизненных подозрений в своем праве на престол из-за любовных похождений его матери, Мадог – второй сын, всегда в тени блестящего старшего брата, война, мореплавателя, но – увы! – ушедшего в орден морских монахов и уступившего престол своему младшему брату, лишенному каких-либо явных достоинств. И вот, два нежеланных наследника скрестили словесные шпаги. Никто уже не помнил из-за чего, но им и не нужно было многого: косой взгляд, неловко выстроенная фраза, неопределенная благосклонность придворной дамы – кого это теперь могло интересовать? Схватка была краткой, но жестокой. Лазарь бросил перчатку в лицо Мадогу, Мадог ответил, что не снизойдет до поединка с человеком неблагородных кровей, тем самым намекая на слухи, долгие годы преследовавшие Лазаря, Лазарь выплеснул на него бокал вина, Мадог плюнул Лазарю в лицо. Тогда их еле растащили: обоих, вытирающих лица и яростно ругающихся. И это могло бы стать всего лишь невинным эпизодом, ошибкой горячей молодости, тем, над чем много лет спустя можно было бы посмеяться за бокалом вина в дружеской беседе, но Лазарь не простил публичного оскорбления, а Мадог принял облик жертвы эксцентричного наследника Запада, чтобы нести его всю жизнь и, в конце концов, и самому уверовать в свою невиновность. Так, с плевка в лицо и с испорченного вином камзола, и началось вечное противостояние Востока и Запада с надуманными поводами и копанием в многовековой истории в поисках спорных клочков земли. А Канцлер Запада Эльте, герцог Валлардии и наместник Северных побережий, вот уже почти десять лет ходил по острому лезвию дипломатии между Императором Запада и лордом Востока. Канцлер отвечал за переписку между Лазарем и Мадогом, перекладывая грязные ругательства в изящную светскую речь.

«Передай этой грязной морской крысе, что я скорее выкопаю труп собственной матери, чем позволю хоть одному его грязному кораблю приблизиться хоть на метр ближе к моей земле!» – «Лорд Мадог, нижайше уведомляю Вас о том, что его Императорское Величество считает невозможным расположение Вашего флота близ побережий Альды, однако, этот вопрос достоин обсуждения при условии, что Запад получит права на исследование пограничных территорий близ города Ильт».

Конечно, потом все забывали про флот и находили новый повод для распри. А Канцлер продолжал свою работу: язвительные ответы Мадога не доходили до Лазаря, грязные ругательства последнего не обретали жизни на бумаге. Была еще имперская казна, стонущая от бесконечных проектов Императора, была Имперская печать, которую каждый торгаш мечтал получить на свои бумаги, была Книга Наследников, в которую могли вносить изменения только Лазарь и Канцлер, с бесконечным количеством браков, разводов и сотнями внебрачных детей, стремящихся в ней оказаться. Каждый день, из года в год… Конечно, существовала целая канцелярия, которая отсеивала большую часть необоснованных или откровенно глупых прошений, но все равно каждое утро на столе Канцлера оказывалась увесистая стопка бумаг, требовавших его личной оценки. Он с ужасом вспоминал, как неделю пролежал в лихорадке, а потом несколько дней работал до утра, пытаясь перекрыть бесконечный поток бумажной волокиты. Лазарь ценил это, хотя не признался бы в этом даже под пыткой. Герцог Валлардии, наместник Северных побережий – с точки зрения имперского двора Канцлер был обласкан небывалыми почестями, прибавьте к этому полное содержание за счет казны и годовой доход в семь тысяч золотых монет, и вы получите одного из богатейших людей Запада. Но Канцлер вел замкнутую жизнь, был равнодушен к роскоши, а семь тысяч золотых регулярно отправлялись на покрытие расходов на очередной эпатажный поступок Лазаря, когда казна трещала по швам…

– Папа, смотри! – радостный детский крик вывел Канцлера из размышлений.

Он резко повернул голову и увидел, как прямо к ним по помосту несется Валтасар, сверкая своей огненно-рыжей головой. На руках у мальчика был щенок борзой, который отчаянно тявкал и вырывался из его рук, за наследным принцем, неприлично высоко задрав юбки, бежала целая стая гувернанток, лица которых были искажены ужасом от одной мысли, что юный наследник посмеет нарушить покой самого Императора. Валтасар, тем временем, летел с невероятной скоростью, Канцлеру с каждой секундой становилось все очевиднее, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет. Эльте бросил быстрый взгляд на Императора, брови того взлетели вверх от удивления, но он даже не пошевелился. Эльте инстинктивно привстал со стула, сделал шаг вперед, и именно в этот момент Валтасар зацепился ногой за неровные доски помоста и полетел прямо на Канцлера. Раздался собачий визг. Эльте почувствовал, что падает, каким-то чудом ухитрился схватить Валтасара и вынуть его из-под себя, ногу пронзила острая боль, и Канцлер приземлился на жесткие доски.

– Папа! – Валтасар как уж выскользнул из рук Канцлера.

Эльте лежал на помосте, апатично размышляя, что если бы в Горде был глашатай, то он уже трубил бы что-нибудь вроде «Канцлер Эльте пытался убить наследника Валтасара».

– Вставай, Эльте, – услышал он смех Императора.

Канцлер с трудом поднялся, отряхнулся от пыли, проковылял к своему стулу, сел и вытянул ушибленную ногу. Он зло покосился на Лазаря, потом посмотрел на сияющего Валтасара, и злость отступила: мальчик видит своего отца два раза в год, каждая встреча для него – незабываемое событие. А нога заживет… Канцлер попытался наступить на ногу и поморщился от боли.

Но тут воздух разорвал детский вопль.

– Храбрец!

Ну что там еще? Валтасар с ужасом тыкал пальчиком куда-то вниз, его глаза наливались огромными слезами.

– Храбрец!

Собака, понял Канцлер. Щенок упал с помоста, наверняка сломал себе хребет. Эльте поднял глаза и столкнулся с насмешливым взглядом Императора.

– Я разберусь, – процедил Эльте и поковылял к лестнице.

Охрана Императора расступилась перед ним. Эльте начал спускаться боком, держась рукой за перила. Нога болела при каждом шаге. На последней ступеньке Канцлер не выдержал и сел, снова вытянув ногу.

– Канцлер… – услышал он тихий голос.

Канцлер поднял голову. Рядом с ним стоял высокий поджарый человек неопределенного возраста с прямой как струна спиной и непроницаемым лицом: правильные черты, уверенный взгляд темных глаз, аккуратно подстриженные соломенные волосы. Его имя было Тарт Вильрен, и по его собственным словам он родился на Юге. Канцлер никогда не называл его по имени – просто Капитан, а Капитан в личной беседе называл его просто Канцлер, этого порядка они придерживались уже много лет, и он устраивал обоих. Тарт Вильрен был капитаном личной гвардии Канцлера Эльте, пожалованной ему высочайшей милостью Императора Запада.

– Капитан, нам нужно найти собаку. Если та, что упала, сдохла, найдите такую же, но живую.

– Где Храбрец!? – снова раздался с помоста оглушительный визг.

– И побыстрее, – заметил Канцлер.

Он поковылял вперед, раздраженно оттолкнув руку Капитана, который пытался его поддержать. Капитан тем временем отдавал указания.

Как оказалось, Храбрец упал на головы ничего не подозревающих граждан, отделался легким испугом и теперь радостно носился в толпе и лаял. Приступили к поимке пса, для чего пришлось задействовать не только гвардию Канцлера, но и солдат Императора. Щенка гоняли по всей площади, через четверть часа все-таки изловили и доставили лично в руки Канцлеру Эльте.

– Ты паразит, – коротко сказал Канцлер, глядя в щенячьи глаза, взгляд которых был таким же озорным, как и у глаз Валтасара, – вдоволь набегался?

Щенок не ответил. Канцлер, который к этому времени отошел немного в сторону, чтобы дать Капитану перевязать себе щиколотку, медленно поковылял через площадь к лестнице на помост.

И вдруг раздался взрыв. Канцлер инстинктивно прикрыл голову рукой, а потом обернулся. Толпа молчала в благоговейном ужасе. Канцлер увидел, как пламя жертвенника взмыло высоко в небо, потом опустилось, образовав арку с черным провалом внутри. Из пламени вышел человек. Огонь опустился и как собака улегся у его ног. Человек парил в воздухе. Его кожа казалась глянцевой и холодной, время от времени по ней пробегали искры. Длинные волосы становились то ярко-красными, то рыжими как у Императора, то черными как смоль. Взгляд не мог поймать форму и цвет его одежды, и казалось, что его окружает раскаленное марево. Канцлер понял, что наблюдает явление покровителя Запада, бога Огня Багала.

Все еще держа на руках притихшего щенка, Канцлер застыл как изваяние. Багал здесь? Собственной персоной? Казалось бы, когда ему еще являться, как не в день празднества, устроенного в его честь? Но Канцлер знал, что в последние десятилетия явления Багала были чрезвычайно редки.

– Приятно видеть тебя, Император, – голос бога походил на треск пламени. – Но мне не очень приятно видеть твоих слуг, стоящих на ногах, а не на коленях.

В едином порыве вся площадь пала ниц. Стоять остались немногие, в том числе Эльте и Капитан. Глаза Огненного бога стали горящими углями.

– Я вижу, ты привечаешь в своем доме многих, Лазарус, – огненный взгляд заскользил по толпе, – и тех, кто верит в бога воды, и тех, кто верит в шепот черных слуг.

Бог воды – Морской бог, покровитель Востока, черные слуги – это, видимо, черные ноб, в которых верят на Юге, перевел сам для себя Канцлер.

– Так было всегда, Великий бог, – раздался, наконец, раскатистый голос Лазаря.

– То, что было всегда, не может длиться вечно, – глаза бога из ярко-красных стали желтыми. – Я хочу, чтобы вы выжгли огнем с моей земли тех, кто не придерживается истинной веры.

Повисла тишина. Канцлер с трудом представлял, что сейчас творится в голове у Лазаря.

– Кого ты хочешь, чтобы мы покарали, Великий бог? – спросил Император.

– Я желаю, чтобы вы сожгли заживо тех, кто не придерживается истинной веры – веры в меня и моего брата, Морского бога. Я видел Север, который принадлежит тебе, Лазарус, но мне открылось, что на Севере почитают духов ветра…

Вольтов, понял Канцлер, духов ветра вольтов.

– … вера в них грязна и опасна. Я повелеваю тебе отправиться на Север и сжечь заживо всех, кто поклоняется северным духам.

Лазарь не отвечал.

– Ты понял мою волю, Император, который правит, потому что этого хочет бог Огня? – что-то снова яростно треснуло в жертвеннике, и в воздух поднялся исполинский сноп искр.

– Да, Повелитель! – ответил Лазарь. – Твоей великой волей еретики будут преданы твоему огню!

Бог огня оскалился, раздался хлопок, и в один момент исчезло все: и Багал, и пламя. Прошло несколько секунд, и толпа с ревом кинулась к жертвеннику, если бы Капитан вовремя не затащил Канцлера под помост, то его точно бы затоптали. Осторожно они пробрались к лестнице, и Канцлер поднялся к Лазарю. Тот стоял посреди помоста и смотрел на то место, где только что горел огонь. Притихший Валтасар сидел в кресле отца и испуганно вертел головой по сторонам. Эльте подошел к Императору. Лицо того было мрачным, он смотрел на беснующуюся толпу, жилы на его шее надулись.

– Поедешь на Север исполнять приказание бога.

Канцлер открыл рот от удивления.

– Но почему я?

– Потому что сейчас здесь только ты, – отчеканил Император. – Все! Праздник окончен!

Лазарь развернулся и быстро спустился с помоста. Канцлер остался, вдруг он почувствовал, как что-то теплое побежало по руке. Он посмотрел вниз, щенок, все еще сидевший у него на руках, тихонько заскулил.

– Храбрец, да ты мастер тонкой иронии, – Канцлер отдал щенка Валтасару, которого уже захлестнул поток гувернанток, и стал спускаться вниз.

Канцлер вернулся во дворец Горда, чтобы переодеться, потом вдруг почувствовал головокружение и прилег на несколько минут. Как оказалось, он заснул. Эльте открыл глаза и уставился в потолок, покрытый позолоченной лепниной. Господи, какая пошлость, подумал Канцлер. Он сел и обвел глазами спальню: все как всегда, широкая кровать, бюро у стены, стол и несколько стульев, стены незатейливого серого цвета. Единственное, что тогда не удалось отвоевать у Лазаря – это проклятый позолоченный потолок. Канцлер поднялся, нога отозвалась ноющей болью, но потом ему удалось медленно и осторожно дойти до двери в кабинет. У Канцлера во дворце было всего три комнаты: приемная, кабинет и спальня, первые две были проходными, в спальню вел еще один вход, которым Канцлер пользовался, когда хотел ускользнуть от вечных просителей, которые неведомым образом пробирались к его дверям даже несмотря на охрану. Канцлер вошел в кабинет, прошел через него и вышел в приемную. Там было пусто, хотя беспорядок на столе секретаря говорил о том, что он просто отлучился на несколько минут.

– Черт знает что, – прошипел Канцлер.

Он ненавидел, когда секретаря не оказывалось на месте. Обычно Канцлер держал двух, но как назло на этой неделе второй подцепил какую-то лихорадку. Канцлер поправил одежду, перевязал съехавший на сторону шарф, чуть приоткрыл дверь в коридор и осторожно выглянул. В коридоре было светло, преимущественно из-за огромных окон, портьеры на которых были раздвинуты в стороны, хотя Канцлер категорически запрещал это делать. В принципе при дневном свете красная обивка стен, черный мрамор и повсеместная позолота даже не казались такими пошлыми как обычно. У двери стояли двое стражников – оба в черных мундирах дворцовой гвардии, но с золотым вензелем из переплетенных букв «К» и «Э» на груди, его личная гвардия.