Текст книги "Судьба убийцы"

Альтия глухо произнесла:

– Никогда еще ты при мне не говорила с таким чувством, даже когда мы с тобой вместе смотрели в лицо смерти.

Лицо Янтарь исказилось от ненависти.

– Они забрали нашу дочь. Они в ответе за то, что ее не стало.

Мне было больно слышать, какие слова выбрала Янтарь. Понятно, что должны подумать Альтия и Брэшен. Пусть Шут верит сколько угодно, что она наша дочь, но когда он вот так сказал об этом посторонним людям, то разбередил во мне старую рану. «Молли», – яростно подумал я. Она, и никто другой, была матерью Би. Не хочу, чтобы другие думали, будто Янтарь родила Би от меня. Нет, это Молли выносила нашу малышку, Молли растила и защищала ее, когда все думали, что она долго не протянет. Янтарь не имела права взять и вычеркнуть Молли. Злость сжигала меня изнутри, но я вдруг понял, что это не только моя ярость.

– Мой мальчик тоже ушел! – выкрикнул Совершенный, и я ощутил, как волна его гнева и горечь утраты прокатились по всему кораблю. Это они питали мою боль, подливали масла в огонь.

Трелл заговорил успокаивающим тоном:

– С Эйсыном все хорошо, Совершенный. Проказница никогда не допустит, чтобы с ним стряслась беда. Он оставил тебя лишь на время. Он вернется. Ты же сам знаешь.

– Правда? – хрипло спросил Совершенный. – Его нет уже два года! Вернется ли он когда-нибудь? Или Проказница объявит его своим? Он родился здесь, на моей палубе! Он мой! Или я единственный живой корабль, у которого нет семьи? Или я единственный живой корабль без наследника, который станет его капитаном после смерти нынешнего? Потому что, когда брат Альтии затребовал к себе на корабль моего мальчика, он обокрал меня уже второй раз! Кеннитссон тоже мой!

– Это королева Этта не пускает Парагона Кеннитссона к тебе, Уиллоу тут ни при чем.

Голос Альтии звучал напряженно. Чувствовалось, что она уже не в первый раз пытается втолковать это кораблю.

Брэшен расправил плечи и шагнул вперед, явно чтобы примирить их.

– Совершенный, – тихо сказала Янтарь, – друг мой, я чувствую твою боль. Это почти невыносимо. Прошу тебя… – И добавила, едва дыша: – Ты сжал меня слишком сильно. Пожалуйста, поставь меня на палубу.

Я мог только беспомощно стоять и смотреть. При мне было два маленьких ножа под одеждой – нелепое и бесполезное оружие против такого великана. Да и вдруг он швырнет Янтарь в воду, если попытаюсь броситься на него? Я покосился на Брэшена, но тот замер, побледнев, как снег.

Альтия перегнулась через планшир и сказала глубоким, спокойным голосом:

– Раздавив своего друга, ты не вернешь сына Кеннита. Успокойся, кораблик.

Разве кораблю, построенному из драконьего кокона, требуется дыхание? И тем не менее грудь Совершенного вздымалась и опадала, словно у мальчишки, охваченного сильными переживаниями. Глаза его были крепко зажмурены, большие руки, сжимавшие Янтарь, дрожали. Подернутые пеленой глаза Янтарь застыли, невидящий взгляд был направлен не на меня, а в безымянную даль. Лицо ее наливалось кровью из-за того, как сильно сжимал ее корабль. Совершенный прижал руки к груди, наклонился – и я испугался, что он откусит ей голову. Но он полуобернулся назад и поставил ее на палубу. От неожиданности Янтарь не устояла на ногах и упала. Бросившись к ней, Альтия поспешно оттащила ее назад.

– И ни к чему оттаскивать ее туда, где я не смогу дотянуться, – хрипло возразил Совершенный. – Я бы не причинил вреда старому другу.

– Я знаю, что не причинил бы, – задыхаясь, сказала Янтарь.

Альтия, несмотря на малый рост, закинула руку Янтарь себе на плечо и помогла ей встать.

– Я отведу Янтарь в нашу каюту, – невозмутимо сказала она.

Я не успел подставить свое плечо: Брэшен уже шагнул к Янтарь с другой стороны и помог жене отвести ее на корму. Я двинулся было за ними, но корабль вдруг снова заговорил:

– Ты, у которого мое лицо. Останься.

Я остановился. Брэшен тоже встал и посмотрел на меня широко распахнутыми глазами. Потом едва заметно покачал головой, умоляя быть осторожнее. Лант переводил взгляд с меня на Янтарь. Я кивком показал ему на нее, и он, уловив просьбу, подхватил ее под руку вместо Брэшена. Капитан скрестил руки на груди и остался стоять, глядя на носовое изваяние.

– Ты, человек из Бакка. «Бакк» ведь означает «олень»? Человек-олень… Я хочу поговорить с тобой. Иди сюда.

Корабль не смотрел на меня. Его взгляд был устремлен вдаль, на широкие воды Дождевой реки. Дальний берег туманной полоской зелени виднелся у горизонта.

– Я здесь, – сказал я, изо всех сил постаравшись, чтобы в этих словах не прозвучало и намека на вызов.

Корабль будто и не слышал. Журчала река, корабль с тихим скрежетом терся о доски причала. Голоса людей в городе на берегу казались птичьим щебетом в кронах.

– Человек-олень?

Я шагнул ближе и произнес громче:

– Я здесь!

– НЕТ!

Крик Брэшена раздался слишком поздно. Мгновенно извернувшись, да так, что корпус корабля ударился о причал, изваяние протянуло руку и схватило меня. Я отпрыгнул, но оно успело поймать мое левое плечо и руку. Правой я вцепился в его палец и попытался оторвать от себя. Не тут-то было. Совершенный дернул меня вверх, так что у меня ушла опора из-под ног, и прижал к фальшборту.

Вся команда почувствовала рывок корабля и всполошилась. Прибежал Клеф и резко остановился, уставившись на меня; за ним примчался Пер, бледный от страха. Еще двое матросов, Хафф и Корд, бросились было к нам, но тоже замерли. Альтия, не отпуская руки Янтарь, остановилась и что-то сказала ей. Я не разобрал слов, но Янтарь обернула к нам незрячее лицо.

Совершенный заговорил ледяным тоном, и его слова дрожью отдавались во мне:

– Это касается только нас двоих. Занимайтесь своими делами.

– Совершенный! – умоляюще проговорила Альтия.

Он сжал меня крепче и приподнял, заставив встать на цыпочки. Щепотью ухватил меня за грудную клетку слева. Я не сопротивлялся. Если не можешь победить – старайся не злить противника. Не давай ему повода лишний раз применить силу.

– Все нормально, – выдавил я, вцепившись в пальцы и тщетно пытаясь разжать его хватку.

– Возвращайтесь к своим обязанностям, – любезно предложил Совершенный всем собравшимся, и я кивнул, отчаянно соглашаясь с ним.

Альтия повела Янтарь дальше. Та шла неохотно, оглядываясь на меня, но я не мог понять, что написано у нее на лице. Клеф оттащил Пера, схватив его за плечо. Лант подошел помочь ему. Брэшен, горестно поджав губы, отступил. Совершенный опустил меня так, что я снова мог стоять, но продолжал удерживать у фальшборта.

– Ну вот, – вкрадчиво произнес он. – Теперь мы поговорим, я и ты, чтобы между нами не осталось неясностей. Ты слушаешь, человек-олень? Слушай, потому что говорить буду я.

– Я слушаю, – сипло ответил я.

– Вот и прекрасно. Похоже, Янтарь питает к тебе теплые чувства. Возможно, уже долгие годы… – Он умолк.

Я кивнул:

– Мы дружим с детства.

Его хватка чуть ослабла.

– Дружите?

– Еще с тех пор, как оба… как я был мальчишкой.

Он издал глубокий горловой звук, который я ощутил всем телом. Потом корабль сказал:

– Пойми вот что. Мы с тобой на одно лицо, хотя я выгляжу моложе и красивее. Когда-то я попросил ее сделать мне такое лицо, какое ей самой полюбилось бы. И она придала мне твои черты. Но «полюбилось бы» не означает «любила». Помни об этом. Она любит меня больше, чем тебя. И так будет всегда.

На последних словах он с силой сдавил меня. Я кивнул, не в силах вдохнуть.

Над головой у меня раздалось встревоженное карканье. Запрокинуть голову, чтобы посмотреть вверх, я не мог, но знал, что Пеструха летает кругами над кораблем. Как бы она не попыталась напасть на него…

Пожалуйста, не надо! – мысленно крикнул я вороне.

Пальцы Совершенного резко разжались, и мне пришлось вцепиться в планшир, чтобы не упасть. Сначала я подумал, что он отпустил меня, потому что ощутил мой Дар.

Но он угрожающе улыбнулся мне:

– Итак, мы поняли друг друга?

– Да.

Хотелось убежать, но я подавил этот порыв. Нельзя поворачиваться к нему спиной, пусть даже он сам отвернулся. Носовое изваяние уставилось на воду, скрестило руки на груди и расправило плечи. Оно был очень мускулистым. Я сомневался, что когда-нибудь сам выглядел так внушительно.

Совершенный молчал. Медленно, шаг за шагом, не спуская глаз с изваяния, я стал пятиться от него. А потом кто-то схватил меня за шиворот и поволок назад. Я попятился быстрее, слепо перебирая ногами, и мы оба повалились на палубу. Брэшен охнул, когда я приземлился на него.

– Не благодари, – сипло сказал он, когда я скатился с него и встал на ноги.

– Спасибо.

– Ты цел?

Рядом со мной, как из-под земли, возникла Янтарь.

Тем временем Альтия протянула мужу руку, помогая подняться.

– Несколько синяков, и только. А вот моей гордости пришлось хуже. – Я повернулся к Альтии и Брэшену. – Вы предупреждали меня, но я и вообразить не мог, какой он проворный. И какой… – Я умолк в нерешительности.

– Коварный, – подсказал Брэшен. И вздохнул. – В последнее время с ним нелегко.

– То есть еще сложнее, чем обычно, – уточнила Альтия. Она помогла Янтарь встать на ноги. – Прости, что мы так встретили тебя, Янтарь. Но ты ведь помнишь нрав Совершенного. То он целый месяц, а то и год остается спокойным и надежным, а то вдруг что-то выведет его из равновесия…

– Ревность, – очень тихо сказал я. – Янтарь, он не хочет делить тебя ни с кем.

– Я постараюсь успокоить его, как смогу, – отозвалась она. – Но дело не только в этом. Корпус и носовое изваяние Совершенного вытесаны из двух бревен диводрева. Он унаследовал характер и отчасти воспоминания двух драконов. На его палубах происходило много ужасного. Когда-то Совершенного захватил и сделал своим личным кораблем Игрот-пират. И Кеннита Ладлака, мальчика из семьи, которой принадлежал Совершенный, пытали у него на борту. Пытали и насиловали. Насилие порождает насилие, – шепотом добавила она.

– Насилие, совершенное намеренно, прощать нельзя, – резко произнесла Альтия.

Янтарь резко кивнула:

– Ныне я понимаю это, пожалуй, лучше, чем когда-либо.

Мы все пошли прочь, подальше от бака. Брэшен мотнул головой, и матросы, глазевшие на нас, поспешно бросились заниматься своими делами. Я осторожно высвободил руку, в которую успел вцепиться Пер.

– Со мной все хорошо, – мягко сказал я ему. – Иди осмотри корабль. Я позову, если ты мне понадобишься.

Он колебался, но тут Клеф звонко свистнул, и Пер вскинулся, как собака, которую позвали.

– Иди, – повторил я, зная, чего ему больше всего хочется, и так будет лучше для него.

И Пер пошел к Клефу. Внезапно раздался шорох черных крыльев, и на плечо Перу опустилась Пеструха. Клеф вытаращился на них, и мальчишка расхохотался. Напряжение лопнуло как мыльный пузырь. Когда я ушел, Персивиранс рассказывал про ворону Клефу и Ант.

Не прошли мы и десятка шагов, как откуда ни возьмись появился Эш.

– Все хорошо? – спросил он совершенно мальчишеским голосом, и я понял, что Спарк вместе с нарядом сменила и свое «я».

Меня кольнуло чувство вины из-за того, что мы увели у Чейда столь превосходного шпиона, когда, возможно, Чейд в нем отчаянно нуждался. Но сейчас важнее было то, что на борту корабля таким играм с переодеваниями не место.

– Все хорошо, Спарк, – ответил я, и Эш странно посмотрел на меня. – Успокойся. – Я показал на Клефа. – Иди осмотри корабль с Пером, как собиралась.

Она улыбнулась мне по-девичьи и с облегчением и побежала к ним так радостно, будто только этого и ждала.

Альтия подкараулила меня у дверей капитанской каюты. Глаза ее метали молнии.

– Здесь не до шуток! Мы ведь предупреждали тебя!

– Предупреждали. Он хитростью заставил меня подойти слишком близко. Я сам виноват.

Мое смирение отчасти успокоило ее. Янтарь слепо потянулась вперед, и я подставил руку, чтобы она могла опереться.

– Ах, Фитц. Если бы ты знал историю Совершенного так же хорошо, как я, ты бы испугался куда больше.

– Нам пора отчаливать. На нас глазеют. Чем скорее мы покинем Трехог, тем меньше слухов породим, – вмешался Брэшен.

Я взглянул на город за иллюминаторами. Да, на нас показывали пальцами, кто-то ахал и охал. Интересно, много ли людей видели, что произошло, и как истолкуют ревность Совершенного те, кто не слышал его слов?

– Проводи меня в каюту. Я пока не могу вспомнить, где тут что расположено, – солгала Янтарь, дав мне предлог вежливо удалиться.

– Они даже не спросили, что он сказал, – тихо заметил я, когда мы остались одни.

– Кое-что мы расслышали. Вот уж не думала, что он так одержим мною.

– Неужели эта мысль доставляет тебе удовольствие?

Она рассмеялась:

– Я боялась, что он забыл меня.

– После того, как ты восстановила ему лицо и вернула зрение?

– Совершенный непостоянен. То он очаровательный ребенок, то вдруг превращается в злого и мстительного мужчину. Иногда он бывает храбрым и благородным. Но я бы не принимала за чистую монету ни одно его настроение, слишком уж быстро они сменяют друг друга.

– Ты и правда забыла, что на корабле где находится?

Ее губы изогнулись в грустной улыбке.

– Фитц, ты слишком веришь в меня. Я не была на этом корабле десятки лет. Конечно, я помню, где какое помещение расположено, но как я могу знать, сколько шагов от носа до кормы, или сколько ступеней в трапе, или где нужно пригнуться, чтобы не удариться головой о притолоку? И все же мне придется ходить с уверенным видом. Потому что когда я шарю руками перед собой или придерживаюсь за стену, я уже не человек, я – обуза. Вот я и притворяюсь, будто вижу больше, чем на самом деле.

– Мне жаль, – сказал я искренне.

На сердце у меня снова стало тяжело при мысли о том, какой долгий и изнурительный путь Шут проделал в одиночку, весь израненный, слепой, сквозь холод и снег.

– Это дверь нашей каюты? – спросила Янтарь.

– Кажется, да.

Я был сбит с толку, хоть и пытался не подавать виду. Как глупо… Пока мы шли, мысли мои были заняты тем, как мне надо было поступить, когда Совершенный схватил меня.

– Я думала, ты ведешь меня.

– Нет, мы просто шли, и ты держала меня за руку. – Я постучал. Никто не отозвался, и я распахнул дверь. – Тут лежат твои вещи. Повсюду. В каюте три койки и складной столик. Мешок Спарк развязан, видно, что она в нем рылась.

Янтарь вошла и только тогда вытянула руки и принялась ощупывать комнату. Я закрыл за нами дверь. Она осваивалась в тесной каюте, измеряя расстояния осторожными маленькими шажками, касаясь стен и предметов руками.

– Я помню ее, – сказала Янтарь и присела на нижнюю койку. – Мы жили тут с Альтией и Йек. Трое в крохотной каютке. Порой из-за этого мы ссорились.

Я затолкал свой маленький мешок подальше под кровать, а большой, с одеждой, поставил у двери.

– В тесноте это бывает, – сказал я, усевшись на койку рядом с ней.

Покачивание корабля изменилось, и новое ощущение не пришлось мне по душе. Очевидно, мы отчалили и нас подхватило течением. Я выглянул в маленький иллюминатор. Корабль быстро набирал ход и удалялся от берега туда, где течение было быстрее, а река глубже. Мне никогда не нравилось быть оторванным от земли. Когда едешь верхом – чувствуешь ритм. Корабль может качнуться или дернуться в любое мгновение и в любом направлении. Я попытался уговорить свои потроха заранее смириться с этой непредсказуемостью.

– Что случилось? – мягко спросила Янтарь.

– Меня обычно не укачивает, но мне не по нутру ощущение, что мы движемся. Я только-только привык к покачиванию Смоляного, но Совершенный…

– Нет. Что на самом деле тревожит тебя? – Это был уже Шут.

Я не стал смотреть на него. Можно ли было признаться кому-нибудь другому? Вряд ли.

– Я… я сам себя не узнаю. Я делаю слишком много ошибок, слишком серьезных. Я думал – я весь собранный, начеку, готовый к любым неожиданностям… А оказалось, что нет. События и люди застают меня врасплох. Сегодня Брэшен подошел ко мне со спины и схватил, а я следил только за Совершенным, и даже Дар не предупредил меня о приближении капитана. А корабль играючи заманил меня к себе, заставив подойти слишком близко. О чем я только думал? Он же мог убить меня. Я бы и глазом моргнуть не успел.

– Фитц, сколько тебе лет?

– Сколько точно? Не знаю. И ты знаешь, что я не знаю.

– Ну хоть примерно, – насмешливо сказал он.

Я подавил свою неприязнь к мыслям о возрасте и попытался вспомнить:

– Шестьдесят два… может, шестьдесят три. Или даже шестьдесят четыре. Но я не выгляжу на свои годы и редко чувствую их.

– Но это твои годы. И они берут свое. Одно время ты жил хорошо. Без трудностей и невзгод. С Молли. Покой и благополучие притупляют бдительность, точно так же как от битв и лишений душа черствеет.

– Это была хорошая жизнь, Шут. Я хотел, чтобы она длилась вечно. Я хотел состариться и умереть и чтобы Молли сидела возле моего одра.

– Но оказалось, что этого тебе не дано.

– Нет. Мне выпало иное. Пересечь полмира, чтобы убить тех, кого я не знаю, тех, кто не знает меня, однако все же явился в мой дом, чтобы отнять весь покой и радость, что оставила мне судьба.

При этих словах меня вдруг охватила такая ярость, что я мог бы играючи сломать врагу шею. Двалия… В эту минуту я готов был разорвать ее голыми руками. Но приступ ярости быстро миновал, осталась лишь пустота и ощущение, что я был полным дураком. Ни на что не способным. И я признался Шуту в том, что за страх терзал меня, порождая чувство вины:

– Они выманили меня из Ивового Леса, верно? Чтобы напасть, пока меня нет.

– Боюсь, что так.

– Как они сумели подстроить такое?

Шут уже объяснял мне, но я хотел услышать это снова.

– В их распоряжении – тысячи пророческих снов, увиденных сотнями юных Белых. Они могли отыскать такие обстоятельства, которые подтолкнули бы тебя в желаемом для них направлении.

– А тебя?

– Возможно, я был частью их плана. Правда ли я сбежал, или меня отпустили? Могло ли быть так, что незнакомцы, помогавшие мне в пути, на самом деле работали на Слуг? Я не знаю, Фитц. Но вряд ли тебе стоит винить себя.

– Я делаю слишком много ошибок! Я уже приставил меч к глотке Эллика, когда силы оставили меня. А когда мне нужно было отправиться сквозь камни вслед за Би, я остался без магии. Столько ошибок, Шут… То, как грубо я «исцелил» этих детей… – Я посмотрел в его пустые глаза. – А теперь вот с Совершенным… Глупо, глупо, глупо! – Я схватил его руку в перчатке. – Шут! Я не способен сделать то, чего ты хочешь от меня. Я подведу тебя, утяну в пропасть, навстречу пыткам и смерти. А Лант, Пер и Спарк? Что, если мы и их утащим за собой? Что, если нам придется слышать крики Пера? Видеть, как измываются над Спарк, прежде чем разорвать ее в клочья? Я этого не вынесу. Я даже думать об этом не могу. А ты еще удивлялся, почему я хочу отправить их домой! Я боюсь подвести всех нас! Боюсь так, как никогда еще в жизни ничего не боялся! Я попадусь на какую-нибудь уловку… Как вообще можно противостоять тем, кто знает все твои действия наперед? Может, им даже известно, что мы в эту самую минуту плывем их убивать?

– О, вот это почти наверняка, – безжалостно сказал Шут. И очень тихо добавил: – Мне больно.

Мои пальцы разжались, и он стал разминать кисть. Его слова лишили меня последней искры храбрости, что еще тлела в моем сердце. Мы молчали, а корабль вокруг нас говорил на своем языке: плескалась за бортом вода, поскрипывало диводрево. Я почувствовал давление его разума и укрепил свои стены.

– Это безумие. Я не справлюсь. Мы оба умрем. Возможно, болезненно.

– Возможно. Но чему еще мы можем посвятить остаток своих жизней?

Я принялся вертеть эту мысль в голове, как волк гложет кость. Или грызет собственную лапу, угодившую в капкан.

– Ночной Волк, – сказал Шут.

– Его больше нет, – тупо проговорил я. – Будь он рядом, я не ощущал бы себя таким ничтожным. Он чуял все и видел все, и все, что он чувствовал, я чувствовал вместе с ним. Но теперь от него ничего не осталось. Одно время я иногда ощущал его в себе. Я почти слышал его, чаще всего мне казалось, что он говорит мне что-нибудь насмешливо… Но больше такого не происходит. Его просто нет.

– Мне жаль, что так, однако я имел в виду не это. Я вспомнил последние дни Ночного Волка. Ты хотел исцелить его, а он отказался. А потом ты оставил его в безопасном месте, когда мы отправились в погоню за Полукровками, а он пришел за тобой.

Я улыбнулся, вспомнив, какой волей к жизни обладал мой волк до последнего вздоха.

– К чему ты клонишь?

Шут произнес серьезно и торжественно:

– Это наша последняя охота, старый волчара. И, как всегда, мы идем охотиться вместе.

Глава 13
На всех парусах

Когда сон вроде бы бессмысленный и в то же время значительный, я не нахожу себе места. Ужасно трудно записать историю бессвязную и бессмысленную, не говоря уже о том, чтобы зарисовать увиденное. Но я попытаюсь.

Пылающий человек протягивает моему отцу питье. Тот пьет, потом отряхивается, как мокрый пес, и во все стороны летят щепки. Он превращается в двух драконов, и они улетают прочь.

Я почти уверена, что этот сон когда-нибудь сбудется. Такой бессмысленный сон!

Дневник сновидений Би Видящей

День был холодный и дождливый. Я надела старую куртку поверх дешевых штанов и рубахи, которые Двалия, поворчав, неохотно купила мне в Калсиде. Носить одно поверх другого было неудобно, но плаща у меня не было. Мы с Виндлайером и Керфом сбежали из тесной вонючей каюты и, съежившись под карнизом капитанского мостика, смотрели на вздымающиеся серые волны под бесконечным шуршащим дождем. Только несколько торговцев решились выйти на палубу в такую погоду. Двое из них прошли мимо нас, увлеченные разговором. Я прислушалась – и сердце мое встрепенулось, ощутив прилив надежды.

– …через шесть дней будем в Кудельтоне. Там-то я и продам свой бренди из Песчаных пределов и получу хороший барыш. Хочу взглянуть на их смородиновую наливку. В ней есть этакая приятная кислинка, аж пощипывает язык. Мужчины пьют ее как укрепляющее, а дамам нравится вкус, – говорил коротышка, вертлявый, как крыса, и одетый с ног до головы в серое.

Высокая женщина рядом с ним рассмеялась и покачала головой. Серьги-кольца в ее ушах мазнули по плечам. Голову ее венчала корона из золотистых кос – и ни шляпки, ни капюшона, несмотря на дождь.

– Продавать мне там нечего, но я рассчитываю кое-что купить. Кудельтон не зря так назвали – там ткут великолепные ковры из шерсти. Думаю, если подарить такой моему посреднику на островах Пряностей, он будет легче расставаться с деньгами своих заказчиков. Будет замечательно ненадолго сойти на сушу. После стоянки в Кудельтоне нам еще семь дней плыть до Тележной бухты, если ветер не переменится.

– Ветер хорош, только я бы предпочел обойтись без дождя.

– А меня этот ливень только радует. – Женщина запрокинула голову, подставляя лицо струям. Коротышка уставился на ее неприкрытую шею. – Он, может статься, спрячет нас от пиратов или Пошлинного флота. Но я жду не дождусь провести пару дней на суше.

Два дня в порту. Два дня, чтобы сбежать с корабля и от Двалии. Шесть дней, чтобы переманить на мою сторону Виндлайера. Если он сбежит со мной и сделает нас незаметными, как сумеет Двалия отыскать нас? Конечно, уговорить его сойти с Пути будет все равно что уговорить птицу улететь от ягодного куста. Стоит выбрать неправильные слова – и Виндлайер испугается, тогда пиши пропало. Придется быть очень осторожной. Я составила себе четкое расписание. Три дня – на то, чтобы подружиться с Виндлайером. И только на четвертый можно будет завести речь о том, чтобы он помог мне.

Керф сидел на корточках рядом со мной, ссутулившись под дождем. Внушенная Виндлайером покорность стерла какое бы то ни было выражение с его лица. Мне стало почти жаль его. Он походил на гордого жеребца, запряженного в телегу с навозом. Когда вечером он снимал одежду, перед тем как лечь спать, я заметила, что мышцы на его руках и груди уже не такие крепкие. Чем дольше он ходит на поводке у Виндлайера, тем меньше в его повадке остается от воина и больше появляется от слуги. Еще немного – и от него уже не будет никакого толка как от защитника. Интересно, понимает ли это Двалия?

По другую сторону от меня развалился Виндлайер. Странное у него было лицо: то выглядело как мальчишеское, то вдруг становилось совершенно стариковское. Вот и сегодня, пока он таращился на волны, оно обвисло унылыми складками.

– Так далеко от дома… – проныл он жалобно.

– Расскажи мне о месте, куда мы плывем, брат. – Подобные просьбы ему всякий раз льстили. Я научилась с жадностью ловить каждое его слово, не поправляя и не шикая. – Что ждет нас там, когда мы сойдем с корабля?

– Ну… – протянул он, словно не знал, с чего начать. – Это смотря где мы сойдем с него. Мы можем причалить с той стороны острова, где море глубже. Можем – в Сизале или Круптоне. Двалию там знают. Надеюсь, мы переночуем в приличной гостинице и хорошо поедим. Может быть, мясо молодого барашка с мятой. Люблю молодую баранинку. А в комнате будет тепло и сухо. – Он помолчал, смакуя в своем воображении эти простые радости. – Может быть, Двалия наймет повозку, чтобы отвезла нас в Клеррес. Только бы она не решила ехать туда верхом. От езды верхом у меня вечно весь зад бывает отбит.

Я сочувственно кивнула, и Виндлайер продолжал:

– И мы поедем в Клеррес. Может быть, мы даже прямо у него и причалим. Смотря какой корабль нам удастся найти. Когда мы приедем, там будет уже настоящее лето. Тебе будет жарко, ты ведь с севера, малыш. А мне будет хорошо. Пусть солнце согреет мои суставы и прогонит из них всю боль. В солнечный день Клеррес сияет белизной. Он построен частью из старых костей, частью из белого камня.

– Из костей? Звучит страшновато.

– Да? А по мне, так нормально. Отшлифованные кости очень красиво смотрятся. Мы дождемся отлива, когда из-под воды покажется насыпь, и по ней перейдем в наше святилище на острове. Ты наверняка о нем слышала! Верхушки сторожевых башен сделаны в виде черепов древних чудищ. По ночам в них зажигают огни, и пылающие глазницы черепов глядят на все четыре стороны! Очень впечатляющее зрелище. – Он поскреб мокрую щеку. Дождевая вода скатывалась с его подбородка. Виндлайер наклонился ко мне ближе и понизил голос, словно собирался поделиться важной тайной. – Мебель в четырех башнях цитадели сделана из костей драконов! У Симфэ есть чайный сервиз, где все чашки выточены из драконьих зубов и отделаны по кромке серебром! Он очень древний и много поколений передавался от Симфэ к Симфэ.

– От Симфэ к Симфэ?

Он вскинул белесые брови:

– Женщину в Северной башне всегда зовут Симфэ. Как можно не знать таких вещей? Мне объяснили все это, еще когда я был совсем малыш. Клеррес – сердце мира, а сердце мира всегда должно биться ровно. – Последние слова он произнес будто известную всему свету истину.

– Пока вы не схватили меня, я вообще не слышала ни о Клерресе, ни о Слугах.

Я даже почти не солгала. На самом деле я читала о них в записках отца, но слишком мало, чтобы понять, что меня ждало впереди.

– Наверное, это потому, что ты такая маленькая, – задумчиво проговорил Виндлайер и посмотрел на меня с жалостью.

Я помотала головой. Волосы у меня уже так отросли, что стали завиваться, и теперь с них во все стороны полетели капли.

– Мне кажется, не такие уж они и знаменитые, как ты думаешь. Керф, вот ты когда-нибудь слышал о Клерресе, прежде чем нанялся к Слугам?

Тот заторможенно повернул ко мне голову, и глаза его медленно распахнулись в испуге, словно у оцепеневшей от ужаса коровы.

– Тихо! – шикнул Виндлайер. – Не спрашивай его ни о чем.

Он свел брови, и лицо Керфа тут же приняло обычное унылое выражение. Тревога в его глазах погасла. Я вдруг встала и потянулась, нарочно сделав это как раз тогда, когда мимо пробегали два молодых матроса. Оба обогнули меня стороной, но один обернулся и удивленно посмотрел на меня. Я поймала его взгляд и улыбнулась. Он споткнулся, едва не упал, обернулся снова и наверняка заговорил бы со мной, но тут кто-то рявкнул на него за нерасторопность. Голос выкрикнул команду, и одновременно раздался хлесткий удар, будто ударили плетью о планшир. Оба парня бросились исполнять. Виндлайер тяжело сопел, словно ему пришлось быстро бежать. Мир вокруг вновь успокоился, словно я только что барахталась на поверхности, а теперь погрузилась в неподвижные морские глубины.

Избегая смотреть в глаза Виндлайеру, я попыталась повторить его слова:

– Клеррес – сердце мира, а сердце мира всегда должно биться ровно.

Дождь внезапно зарядил с новой силой, и я стала всматриваться в лицо Виндлайера сквозь водяную завесу. Не понять было, слезы или капли дождя стекают у него по щекам; подбородок на миг задрожал.

– Мы служим Слугам и помогаем им поддерживать ровное биение сердца. Если мы послушны. Если не отступаем с Пути.

– Но при чем тут ты? Что мешает тебе отправиться на ярмарку, поесть жареных орешков или выпить сидра с пряностями? В этом ведь нет ничего плохого.

Его маленькие круглые глазки глядели на меня с тоской.

– Но и хорошего ничего нет. Я должен делать лишь то, что удерживает мир на верном Пути. Самые простые вещи могут навредить ему. Я съем пирожное, и кому-то его не достанется. Это как один маленький камешек может вызвать обвал, который погребет под собой дорогу.

Кажется, это я уже слышала, когда-то очень давно… Слова упрямо звенели у меня в голове, хотя смысл их мне совсем не нравился. Если Виндлайер верит, что Двалия знает его предназначение, и намерен идти, куда она укажет, мне нечего и надеяться заручиться его помощью для побега.

Словно прочитав мои мысли, он сказал:

– Вот почему я не могу помочь тебе бороться с ней. Если ты попытаешься сбежать, мне придется остановить тебя и вернуть. – Он покачал головой. – Двалия ужасно разозлилась, когда ты сбежала в том большом городе. Я сказал, что не могу сделать тебя послушной. Один раз у меня получилось, в самом начале. В тот день я был полон свежих сил. Она подготовила меня к тяжелой работе. Я справился. Но с тех пор я больше не могу заставить тебя слушаться меня. Она сказала, что я лгу. И стала бить меня по щекам. Била и била… – Он сморщился, ощупывая языком больную щеку изнутри.

Мне стало жаль его, ведь это из-за меня ему было больно.

– Ох, брат… – сказала я и взяла его за руку.

Это было все равно что сунуть руку в ледяную реку, так отчетливо я ощутила бурный поток в нем. Как прикоснуться к отцу в те времена, когда он не сдерживал своих мыслей, а я не научилась защищаться от них. Его течение подхватило мои собственные мысли и унесло. Я почувствовала напряжение, которого ему стоило удерживать Керфа, – словно звенящий от напряжения канат, оплетающий разум. Керф был силен. Он рвался с поводка, будто здоровый пес. Я отдернула руку и попыталась скрыть свое смятение, сочувственно похлопав Виндлайера по руке, там, где ее прикрывала одежда.