Текст книги "Судьба убийцы"

Глава 15
Торговец Акриэль

Человечек-марионетка танцует. Он крутит сальто и выкидывает коленца. На его лице красной краской нарисована улыбка, но человечек кричит от боли, потому что танцует на раскаленных углях. Его деревянные ноги начинают дымиться. Тут приходит человек со сверкающим топором и замахивается им. Я боюсь, что он отрубит дымящиеся ноги куклы, но топор рассекает все ниточки марионетки. Однако человек с топором падает наземь так же быстро, как освобожденная марионетка убегает прочь.

Дневник сновидений Би Видящей

– С чего ты взяла, что я стану помогать оборванке вроде тебя? – Женщина отпила чая и свирепо уставилась на меня. – Ты выглядишь в точности как одна из тех неприятностей, которые я всю жизнь стараюсь обходить стороной.

Она не улыбалась. Не говорить же ей, что я выбрала ее, потому что она женщина, и я надеялась, что у нее доброе сердце. Пожалуй, она скорее оскорбится, чем смягчится, услышав такое. В желудке у меня было так пусто, что меня рвало желчью. Я старалась сдерживать дрожь, но силы мои были на исходе. Все, что у меня осталось, – это воля. Тело мое слишком ослабло для любых проявлений храбрости.

Ответила, стараясь, чтобы голос звучал ровно:

– Я видела, как в начале нашего пути вы продали старика, умевшего читать и писать. Он сам написал на себя купчую. Я заметила, что вы выручили за него хорошую цену, хотя он старый и ему, наверное, уже недолго осталось.

Женщина кивала, но продолжала слегка хмуриться. Я постаралась встать как можно прямее:

– Может, я еще маленькая, но я сильная и здоровая. Я умею читать и писать. А еще я умею срисовывать или рисовать то, что попросите. И хорошо считаю.

На самом деле с числами я не очень ладила, но решила, что немного прихвастнуть не повредит. Если уж продаваться в рабство, надо выставить себя в наилучшем свете и получить хорошую цену.

Женщина поставила локоть на камбузный столик. Мне стоило огромного труда подловить ее в одиночестве. Пришлось выслеживать ее целый день, перебегая от одного укрытия к другому, чтобы наконец увидеть, как она задерживается за столом, когда все остальные торговцы уже расходятся, набив брюхо. Наверное, она нарочно приходила попозже, чтобы поесть в одиночестве, без сутолоки и чужого чавканья. Я пробралась на камбуз после завтрака, когда схлынула толпа. Тарелка с остатками еды стояла перед женщиной. Я старалась не пялиться туда, но она отпечаталась у меня в памяти с первого взгляда: корочка хлеба с остатками масла и капля подливки, которую мне так хотелось подобрать хлебом или хотя бы пальцем. Остатки овсянки по стенкам миски… Я сглотнула.

– И у кого прикажешь тебя купить?

– Ни у кого. Я сама себя продаю.

Она помолчала, разглядывая меня, потом спросила:

– Ты сама себя мне продаешь. В самом деле? Где твои родители? Или твой хозяин?

Я тщательно продумала, что ответить на этот вопрос. У меня было на это три дня – три мучительных дня холода, голода и жажды. Три дня, когда я шныряла по кораблю, стараясь не попадаться никому на глаза и в то же время как-то добывать себе еду, воду и находить место, чтобы облегчиться. Корабль был большой, но везде, где можно было спрятаться, оказывалось холодно и сыро. Сжавшись в комочек и стуча зубами от холода, я строила планы. Они получались так себе. Продаться в рабство кому-нибудь, кто оценит мои скромные умения. Сойти с корабля и убраться подальше от Двалии. Когда-нибудь найти способ послать весточку отцу или сестре. «Хороший план», – убеждала я себя. А потом думала: почему бы заодно не задумать построить замок или захватить Калсиду? И то и другое настолько же недостижимо.

Я выдала свою тщательно сочиненную ложь:

– Моя мать снова вышла замуж и перебралась со мной в Калсиду к своему новому мужу. Он и его старшие дети не любили меня и шпыняли. Однажды мы пошли на рынок, и один из мальчиков стал дразнить меня, а потом погнался за мной. Я спряталась на этом корабле. И вот я очутилась здесь, а корабль с каждым днем все дальше от моего дома и от мамы. Я пыталась постоять за себя, но вышло еще хуже.

Она медленно отпила чая. Я так отчетливо ощущала его запах. Напиток был сдобрен медом. Кажется, кипрейным. Он был таким горячим, что от него шел пар, а от аромата его текли слюнки. Почему я никогда не ценила утреннюю чашку чая, которую мне давали, как она того заслуживала? При этой мысли на меня снова нахлынули воспоминания. Как повариха Натмег и все остальные суетились вокруг меня на кухне, подавая мне незатейливую еду. Бекон. О, бекон… Поджаренный хлеб с тающим на нем маслом. Мои глаза обожгли слезы. Нет, этим делу не поможешь. Я сглотнула слюну и выпрямила спину.

– Ешь, – вдруг сказала женщина, пододвинув ко мне тарелку.

Я уставилась на еду, затаив дыхание. Может, тут какой-то подвох? Но Калсида научила меня есть все, что удается добыть, даже если приходится жевать, лежа лицом в уличной пыли. Я постаралась не забывать о приличиях. Нельзя, чтобы женщина подумала, будто я невоспитанная невежа, пусть видит во мне ценный товар. Села за стол и осторожно взяла корочку хлеба. Откусила маленький кусочек и тщательно прожевала. Женщина внимательно наблюдала за мной.

– А ты умеешь держать себя в руках, – заметила она. – И историю ты сочинила неплохую, хотя, подозреваю, это ложь от первого до последнего слова. Я не видела тебя на борту до этого дня. И пахнешь ты так, будто и в самом деле все это время пряталась. Ладно. Если я приобрету тебя в собственность, кто-нибудь поднимет шум и назовет меня воровкой? Или, возможно, похитительницей?

– Никто, госпожа моя.

Это была самая наглая ложь. Я понятия не имела, что может сказать или сделать Двалия. Я сильно ее покусала и надеялась, что она не покажет носа из каюты, зализывая рану. Керф может потребовать вернуть меня, только если Виндлайер будет дергать его за ниточки. Это вряд ли случится, но лучше всего не попадаться им на глаза. Еще дважды откусив, я медленно доела хлеб. Мне страстно хотелось вылизать тарелку и подобрать остатки каши пальцем, но я аккуратно сложила руки на коленях и притихла.

Она наклонила котелок с кашей, стоявший посередине стола, и большой деревянной ложкой, которой ее накладывали, выскребла подсохшие комки со стенок и дна на свою тарелку. Они слегка подгорели. Женщина пододвинула мне свою миску и вручила ложку.

– О, благодарю, госпожа моя!

Я чуть не задыхалась от голода, но заставила себя есть понемногу и сидеть не сутулясь.

– Я тебе не госпожа. Я вообще не из Калсиды, хотя именно там я заключаю лучшие сделки. Я выросла неподалеку от Удачного, но родом я не из старинного семейства, так что мне непросто было там пробиться. А когда они запретили торговать рабами, вести дела стало еще труднее. Я не торговка рабами, как ты подумала. Я разыскиваю редкий и ценный товар, покупаю его и продаю с прибылью. Не всегда это происходит быстро. Порой приходится выждать, чтобы выручить больше. Иногда ценным товаром оказывается раб, таланты которого недостаточно ценили. Вон как тот писарь: в одном краю его считали старым и дряхлым, а в другом он оказался опытным и многознающим. Встань.

Я подчинилась без промедления. Она окинула меня оценивающим взглядом, как корову на рынке:

– Грязная. Слегка побитая. Но держишься прямо, умеешь себя вести и глаз не прячешь. В Калсиде из тебя быстро бы выбили эту дерзость. Я отвезу тебя туда, где подобные качества в слугах ценятся. Сомневаюсь, что ты заплатила за проезд, так что до конца пути будешь сидеть у меня в каюте и носу наружу не высовывать. Учинишь там хоть малейшее безобразие, и я выдам тебя капитану. Едой я тебя обеспечу. В Коттерсби я продам тебя знакомому семейству в качестве горничной для их сынишки. Будешь за ним ухаживать – мыть, одевать, кормить, на людях выполнять его капризы, а наедине учить манерам, которые ты мне продемонстрировала. Это богатая семья, и, думаю, они будут хорошо с тобой обращаться.

– Да, госпожа моя. Спасибо, госпожа моя. Надеюсь, вам хорошо за меня заплатят.

– Заплатят, надо только немного отмыть тебя. И ты еще должна доказать, что и впрямь умеешь делать все то, что сказала.

– Да, госпожа моя. Жду не дождусь, когда смогу показать вам.

В этот миг я верила, что быть личной рабыней маленького мальчика ничуть не хуже, чем потерянной принцессой Шести Герцогств. Может, они будут добры со мной. Я буду сыта и смогу спать под крышей. Я буду очень хорошо обращаться с их малышом. И буду в безопасности, пусть и не на свободе.

– Я не твоя госпожа. Я сама добилась в жизни того, чего добилась, а не получила по рождению все готовенькое. Я – торговец Акриэль. А ты?

– Би… ах!

Надо ли называть ей мое настоящее имя?

– Беа? Отлично. Доедай кашу, а я пока допью чай.

И я стала доедать – не спеша, соблюдая все правила приличия. Я бы охотно съела еще три такие полные миски, но не подала виду, как голодна, а покончив с кашей, аккуратно положила ложку на стол рядом. Оглядела заставленный посудой липкий стол и подумала, как бы поступила с ним прислуга в Ивовом Лесу.

– Желаете, чтобы я прибрала со стола и вытерла его, торговец Акриэль?

Она покачала головой и рассеянно улыбнулась мне, явно думая о другом:

– Нет. Это сделают те, кто сегодня дежурит по камбузу. Ступай за мной.

Женщина встала, и я пошла за ней. Она носила аккуратные брюки из синей шерсти и короткий жакет на тон светлее брюк. Все в ней было предельно аккуратно, от сверкающих черных сапог до косы, уложенной вокруг головы венцом. Серьги, покачивающиеся в ушах, кольца, драгоценный гребень в волосах говорили о ее благосостоянии. Акриэль двигалась со спокойной уверенностью, и, когда мы спустились в трюм и двинулись среди покачивающихся гамаков и дыма, она напомнила мне дерзкую амбарную кошку, идущую сквозь собачью стаю. Она не избегала взглядов менее состоятельных торговцев, вынужденных спать в трюме, но будто не слышала того, что они бормотали. Ее каюта располагалась ближе к носовой части, и, чтобы попасть туда, надо было подняться по короткому трапу. Акриэль достала ключ на массивной цепочке и отперла дверь.

– Входи, – велела она, и я с радостью подчинилась.

А войдя, обмерла от изумления. Там было крохотное круглое окошко, и сама каюта была не больше той, что я делила со своими похитителями. На нижней койке стоял распахнутый дорожный сундук, и одежда в нем была разложена тщательно, словно инструменты в ящике мастера. После вороха нарядов Шун видеть это было удивительно. Но, кроме того, с первого взгляда становилось ясно, как хорошо Акриэль подготовилась к путешествию. С верхней койки свисало лоскутное одеяло из синих и белых квадратов, и такой же коврик был на полу. К балке был подвешен масляный фонарь, колпак его слегка отливал розовым. По всей каюте висели мешочки с кедровой и сосновой стружкой, хотя они и не могли полностью заглушить запах дегтя, которым был пропитан весь корабль. Под оконцем стоял небольшой столик с бортиком по краям, а на нем – кувшин и тазик. Рядом лежало аккуратно сложенное влажное полотенце.

– Ничего не трогай, – строго сказала торговец Акриэль, закрыв за нами дверь. Она постояла немного, задумчиво меня разглядывая. Потом показала на тазик. – Разденься. Вымойся. Шить умеешь?

– Немного.

Я никогда особенно не любила рукоделие, но мама настояла на том, чтобы научить меня хотя бы подрубать края на одежде, и показала мне основные вышивальные стежки.

– Когда вымоешься, сложи грязную одежду у двери. – Акриэль подошла к сундуку и пробежалась пальцами по сложенной в нем одежде. Она выбрала простую рубашку, достала из ящичка ножницы, нитки и иголку. – Укороти рукава, чтобы были тебе впору. От подола отрежь полоску и подруби. Оставшейся длины все равно хватит на твой рост, чтобы сошло за платье. Из отрезанного сделай себе пояс. Сядь в тот угол и сиди, пока я не вернусь. – С этими словами она повернулась и вышла.

Я услышала, как щелкнул замок. Выждав немного, подергала ручку. Да, заперто. Тут на меня накатило такое облегчение, что сама изумилась. Я – рабыня, запертая в хозяйской каюте. Отчего же я так счастлива? Да, счастлива впервые с тех пор, как меня похитили. Однако, когда я разделась, осторожно отложив в сторону сломанную мамину свечку, из глаз у меня полились слезы. К тому времени, когда вода, оставленная хозяйкой, стала черной от моей грязи, я уже всхлипывала. В последний раз прижала к груди свою грязную, рваную, вонючую рубашку. Последнее, что оставалось у меня из Ивового Леса. Нет, не последнее. Еще была мамина свеча.

Мне вдруг страшно захотелось свернуться калачиком и уснуть, прямо голой. Но я заставила себя сделать, как велела хозяйка. Рубашка была добротная, теплая: ткань соткали из шерсти, а потом постирали, чтобы села. Она была темно-синяя. Может, это любимый цвет Акриэль? Я тщательно подшила подол, дважды, чтобы точно не полезли нитки, а потом так же аккуратно прошила кушак. Потом подшила рукава – и вот я уже одета в теплое, чистое и мягкое, впервые за много месяцев. Из обрезков рукава наскоро сделала карман на груди с внутренней стороны. Скрепя сердце, сложила сломанную свечу вдвое и спрятала ее туда. Потом прибрала полотенце. И, выполняя наказ хозяйки, забилась в угол, где вскоре и уснула.

Я услышала, когда она вошла в каюту. Снаружи было темно. Я встала, едва хозяйка переступила порог. Торговец Акриэль оглядела меня с головы до ног, потом окинула взглядом комнату:

– Неплохо. Только надо было убрать швейные принадлежности. У тебя должно было хватить ума сделать это самой, не дожидаясь, когда я скажу.

– Да, торговец Акриэль. – Я-то думала, что надо делать в точности то, что сказано, не больше и не меньше, и не решилась открыть внутренний ящичек в ее сундуке. Теперь я поняла, что она хочет. – Мне вылить грязную воду из тазика?

– Выставь его за дверь вместе с пустым кувшином. Это не твои обязанности. Что тебе делать, я скажу. – Она села на край нижней койки и протянула мне ногу. – Для начала сними с меня сапоги и разотри мне ноги.

Я слишком благородного происхождения для такой работы. Или нет? Я же хочу выжить и сбежать от Двалии? Хочу. Мой отец – наследник трона Шести Герцогств, но он сперва работал на конюшне, потом убивал для своего короля. Может, я и принцесса. Только сейчас я рабыня. Так тому и быть.

Я опустилась на корточки, стащила с Акриэль сапоги и поставила их рядышком. Потом стала растирать ей ступни. Мне никогда раньше не приходилось этого делать, но она слегка постанывала, направляя меня.

Спустя какое-то время она сказала:

– Довольно. Выставь за дверь тазик и убери в сторонку мои сапоги. В сундуке есть мягкие туфли. Найди их.

Так у нас и повелось. Я никогда не давала ей повода просить дважды. Она была очень благоразумной хозяйкой. Акриэль нравилась тишина. Я не болтала попусту, но без страха задавала ей простые вопросы о том, что касалось моих обязанностей.

Когда корабль прибыл в порт, Акриэль заперла меня, позаботившись, чтобы у меня было вдоволь еды и воды. Для естественных надобностей имелся горшок. Наш борт был обращен в сторону моря, так что взглянуть на город не получилось, зато никто не видел, как я опорожняю за борт горшок. Мы простояли в порту почти десять дней, потому что шторм потрепал корабль сильнее, чем я думала. Всякий раз, когда мне не сиделось на месте и хотелось выбраться из каюты, я представляла себе, как бесится Двалия оттого, что я пропала. Мне очень хотелось, чтобы рана от моих зубов воспалилась и Двалия умерла, чтобы она сошла на берег и не вернулась, чтобы решила, будто я упала за борт и утонула. Но я не могла проверить, сбылось ли что-нибудь из этого, так что сидела в каюте и строила планы на будущее.

Я решила, что буду добра со своим маленьким новым хозяином, даже если он испорченный и избалованный. Не дам новым владельцам повода наказать меня или не доверять мне. И однажды, когда-нибудь, поведаю им свою истинную историю и скажу, что мой отец и моя сестра с радостью выкупят меня у них, возможно даже, за большие деньги. И тогда я вернусь домой, к своим. В Ивовый Лес? А хочу ли я вернуться туда и посмотреть в глаза всем, кто пострадал из-за меня? Так много людей погибло…

Когда меня одолевали такие мысли, я брала мамину свечу, подносила ее к лицу, вдыхала аромат и говорила себе, что мой отец каким-то образом успел побывать там, на ярмарочной площади посреди леса. Непонятно, как он сумел попасть туда прежде нас и куда подевался потом. Но я цеплялась за мысль о том, что он пытался разыскать меня. Что скучает по мне и будет изо всех сил стараться вернуть меня.

Дни текли один за другим. Иногда торговец Акриэль что-нибудь мне рассказывала. Часть ее тканей подпортилась, когда в трюм во время шторма попала вода. Акриэль считала, что капитан должен возместить ей часть утраченного, а он не хотел. Она утверждала, что это он напрасно, потому что пусть она уже шестой раз с ним путешествует, но если он не возьмется за ум – больше не поедет.

Акриэль когда-то была замужем, но муж обманывал ее, так что она просто взяла свою долю заработанных ими вместе денег и пошла своей дорогой. В тот же день, как узнала о его измене, закупила товар и договорилась о месте на корабле и никогда больше не оглядывалась назад. Ее дела шли хорошо, его, как ей говорили, – не слишком. Ей было безразлично, что с ним стало. Женщине нелегко было торговать с калсидийцами. Ей пришлось пырнуть одного из них ножом, чтобы поучить приличиям. Она его не убила, но крови он потерял много, так что, когда он принес свои извинения, она послала за лекарем. Она не знает, что с ним стало потом. Еще один мужчина, до которого ей нет дела.

Вернувшись на борт перед отплытием, Акриэль принесла для меня две пары широких штанов, туфли на плоской подошве и мягкую синюю рубашку, мне впору. Той ночью она еще дала кусок мыла и велела вымыть голову. А потом дала собственный гребень, чтобы я расчесала колтуны. Я удивилась тому, какими длинными отросли мои волосы.

– Эти твои золотые кудряшки выдают в тебе калсидийскую кровь, – сказала хозяйка, желая сделать мне приятное.

Я заставила себя кивнуть и улыбнуться.

– Не устала сидеть в четырех стенах и бездельничать?

Я ответила, тщательно подбирая слова:

– Моя усталость не идет ни в какое сравнение с благодарностью за кров и еду.

Она улыбнулась мне, но лишь едва-едва:

– Ладно. Теперь проверим, правда ли ты умеешь все то, о чем говорила. На берегу я купила книгу, чтобы ты могла почитать ее вслух. А еще бумагу, перо и чернила. Покажи мне, что умеешь обращаться с цифрами и рисовать.

И я показала. Хозяйка осталась довольна, а в том, что касалось рисунков, я даже превзошла ее ожидания. Сначала она велела мне нарисовать ее туфлю, потом – в точности срисовать цветок, вышитый на шали, которую она купила.

Посмотрев на мою работу, Акриэль задумчиво сказала:

– Возможно, мне будет выгоднее продать тебя как секретаря, чем как няньку.

Я вежливо поклонилась.

Мы плыли и плыли, и все это время мой мир был ограничен стенами каюты. Еще дважды корабль заходил в порт. Я уверилась, что Двалия и ее спутники отчаялись найти меня и сошли на берег. И лихорадочно надеялась, что после второй остановки торговец Акриэль позволит мне ходить по кораблю. Но та не разрешила, а я не стала просить об этом. Зато она показала мне тетрадь, где вела учет своих торговых дел. Отрез ткани куплен за столько-то, продан за столько-то. По каждой поездке учет велся отдельно. Она показала мне страницу, где записывала расходы на меня, и заставила сложить стоимость моей одежды, бумаги, книги, чернил и даже пера, купленных ради того, чтобы я могла показать свои умения. Пояснила, что это все деньги, которые она вложила в меня. Она будет довольна, если ей удастся выручить за меня хотя бы вдвое больше потраченного. Я посмотрела на сумму. Вот, значит, как. Вот сколько я стою в этой новой жизни. Я глубоко вздохнула и решила повысить цену.

Наконец настал день, когда торговец Акриэль велела мне сложить ее вещи в дорожный сундук. Еще до наступления ночи, как ожидалось, корабль должен был зайти в порт. И в этом порту мы с ней сойдем на берег. Город назывался Сивелсби, потому что был расположен на реке Сивел, в краю под названием Шейл. Я ни о чем не спрашивала. Ясно было, что мы далеко от любых мест, обозначенных на картах, которые мне доводилось видеть. Хозяйка была довольна и тихо напевала себе под нос, пока я складывала ее вещи – каждую на отведенную ей место. Мне она дала сумку на длинной помочи, чтобы я могла сложить свою одежду. Тщательно уложив волосы и выбрав серьги, торговец Акриэль сказала, что ей удалось сберечь кругленькую сумму, поскольку наш корабль благополучно избежал встречи с Пошлинным флотом Пиратских островов. Из этого я сделала вывод, что мы уже где-то в водах по другую сторону Пиратских островов, но остальное все равно оставалось загадкой.

Мы вошли в бухту, убрали паруса, и маленькие лодки подплыли к кораблю, чтобы взять его на буксир. Гребцы налегли на весла и потащили нас в бухту. Дело шло мучительно медленно, но торговец Акриэль заперла меня и ушла, так что мне оставалось только стоять на цыпочках и глядеть в иллюминатор. Когда судно подошло к причалу и надежно пришвартовалось, она вернулась и велела мне идти с ней. У меня голова пошла кругом, когда я наконец покинула крохотную каюту, где просидела так долго.

Ноги с трудом вспоминали, как шагать и подниматься по лестнице. Вот мы очутились на верхней палубе. Дул свежий ветер, летнее солнце согревало мне макушку и играло на ряби. Ах, эти запахи – моря, корабля и города, до которого рукой подать! Пахло дымом из печных труб и лошадями, потеющими на солнце, и еще в воздухе стоял резкий запах лошадиной мочи, словно люди жили на этом клочке земли слишком долго.

– Ступай за мной, – резко бросила мне хозяйка. – Я всегда останавливаюсь в одной и той же гостинице. Мой сундук отнесут туда, а мои товары – на склад. А мне надо встретиться с людьми и обсудить доставку. Так что будешь ходить со мной, пока я не решу, как тебя лучше всего пристроить.

Мне понравилось, что она сказала «пристроить», а не «продать». Невелика разница, но я попыталась убедить себя, что хозяйка намерена передать меня в хорошие руки, а не только выручить за меня хорошие деньги. Поскольку я досталась ей даром, а она потратилась лишь на одежду и бумагу, я надеялась, что ее доброта ко мне окупится сторицей.

Она бесстрашно шагала по запруженным людьми улицам, вымощенным брусчаткой.

– Не отставай! – крикнула хозяйка и вдруг стала переходить другую улицу, где в обе стороны ехали повозки и всадники, только успевай уворачиваться.

Я совершенно запыхалась, пока мы перебрались на другую сторону, а ей хоть бы что. Торговец Акриэль шагала себе вперед так быстро, что мне приходилось бежать за ней. Волосы мои вскоре намокли от пота и прилипли к голове; по спине потекла щекотная струйка, когда хозяйка резко повернулась, поднялась на каменное крыльцо из трех ступенек и толкнула деревянную арочную дверь. Я поймала дверь за ней, и она оказалась такая тяжелая, что мне с трудом удалось удержать ее, чтобы не хлопнула за нами.

До этого мне довелось побывать только в одной гостинице, в Дубах-у-воды. Эта была ничуть на нее не похожа. Пол белокаменный, с золотыми прожилками. Ни тепла, ни запаха еды, которые, как мне казалось, должны были встречать гостей в любом подобном заведении. Мы очутились в просторной, холодной комнате с удобными креслами и маленькими столиками. Внутри царила приятная прохлада, толстые стены не пускали внутрь шум и запахи улицы. Я почувствовала на лице легкий поток пахнущего благовониями воздуха. В удивлении запрокинув голову, увидела под потолком огромный веер: он ходил туда-сюда, овевая нас ветерком. К нему была привязана веревка, а в углу стояла женщина и мерно тянула за канат. Я в изумлении уставилась на это диво и стояла с открытым ртом, пока торговец Акриэль не крикнула мне, чтобы я шла за ней.

Нас встретил человек, одетый во все белое. Волосы его были заплетены в шесть косиц, каждая перевязана шнурком своего цвета. Кожа была цвета старого меда, а глаза – чуть темнее.

– Все готово. Я ожидал вашего прибытия с той минуты, как корабль пришел в порт.

Он улыбнулся моей хозяйке, как один делец другому, даже почти как друг.

Хозяйка отсчитала монеты, вручила ему и сказала, что рада его видеть. Он дал ей ключ. Я заставила себя не таращиться, а двинулась за Акриэль вверх по лестнице из белого камня, а потом по коридору. Она остановилась возле двери, отперла ее большим медным ключом, и мы вошли в красивейшие покои. На столе посреди комнаты стояли ваза с цветами, чаша с фруктами и стеклянный графин с золотистым вином. Две распахнутые двери вели на балкон, откуда открывался вид на улицу и гавань за ней.

– Закрой их, – велела хозяйка, и я поспешно захлопнула обе створки, оставив снаружи уличные звуки и запахи.

Обернувшись, я увидела, что Акриэль налила себе в бокал вина из графина. Опустилась в мягкое кресло, глубоко вздохнула и сделала маленький, осторожный глоток.

– Скоро доставят мой сундук. Открой его. Найди белые сандалии, длинную красную юбку и белую блузу с красной оторочкой по подолу и манжетам. На полочке рядом с зеркалом и духами лежат щетки для волос и украшений. Достань их. После этого можешь поесть фруктов из вазы, бери что нравится. За вон той дверью, думаю, комната для прислуги. Раньше я никогда не путешествовала со служанкой, но ты можешь устроиться в этой комнате, пока меня не будет. – Она тяжело вздохнула. – Боюсь, мне придется идти прямо сейчас. Надо проследить, чтобы товары доставили на склад, и дать знать троим из моих покупателей, что я привезла им то, что они просили. – Акриэль взяла бокал с вином и быстро допила его. – Не выходи из комнаты, – строго сказала она и решительным шагом вышла прочь.

За ней закрылась дверь, и помещение наполнила тишина. Я прерывисто вздохнула. Я была в безопасности.

Послонялась по комнате, рассматривая красивую мебель. Заглянула в каморку для прислуги: она оказалась простая, но чистая. Там стояла низкая кровать, застланная одеялом, и умывальный столик с тазиком и кувшином. Еще был ночной горшок и два крюка для одежды. После того как мне столько ночей пришлось спать на голом полу, а то и вовсе на земле, даже самая простая койка казалась роскошью.

В дверь громко постучали: это принесли сундук. Я впустила двоих здоровых мужчин; они поставили его у стены, поклонились и ушли. Закрыв за ними дверь, сделала все в точности так, как велела торговец Акриэль. Кое-что рассыпалось или упало со своих мест, пока сундук несли. Я все поправила. И разложила щетки для волос, духи, притирания и краски для лица и украшения, как было сказано.

Только покончив с работой, я подошла к вазе с фруктами. Не все из них были мне знакомы. Я понюхала один, светло-зеленый, и задумалась, как его едят. Сгрызть его прямо так, или сначала почистить, или порезать? Рядом с вазой стояла тарелка, на ней лежал маленький ножик. Я решила остановиться на ягодах, с ними хотя бы все ясно. Они оказались терпкие и сочные. Я так долго обходилась хлебом и кашей да изредка мясом, что от столь яркого вкуса у меня слезы на глазах выступили. В вазе лежал большой фрукт, похожий на сливу, только желтый. Я взяла его на балкон. Села там, скрестив ноги, глядя сквозь решетку балкона, и стала медленно есть. Пригревало солнце. В порту бурлила жизнь, ветер доносил незнакомые запахи нового для меня города. Меня стало клонить в сон, так что, посидев немного, я вернулась внутрь, легла на свою кровать и быстро закемарила.

Когда я проснулась, за окнами уже темнело. Сообразив, что меня разбудил хлопок двери, быстро вскочила с постели. Не проснувшись толком, нацепила на лицо улыбку и вышла из своей каморки со словами:

– Надеюсь, ваш день прошел удачно, торговец Акриэль.

Хозяйка непонимающе посмотрела на меня. Глаза ее были словно затуманены.

– Попалась! – завопила Двалия.

– Нет! – крикнула я.

Оттолкнув торговца, в комнату ввалились пришельцы из дурного сна. Керф выглядел лохматым и неухоженным, борода его разрослась, волосы липли к голове. Он встал, ссутулившись и отвесив челюсть, тупо глядя перед собой. Виндлайер выглядел немногим лучше. Заметно было, что путешествие стало для них куда большим испытанием, чем для меня. Щеки Виндлайера осунулись, глаза ввалились от истощения. Он никогда не давал себе труда причесаться, и волосы свисали сальными прямыми прядями. Но хуже всех была Двалия: она выглядела как настоящее чудовище из ночного кошмара. Ее щека была фиолетовой, красной, а местами черной. Рана закрылась, но кожа поверх нее не наросла. Когда она смеялась, видно было, как вытягиваются мышцы у нее на лице. В руках был кусок черной цепи, и я знала, что это для меня.

Я кричала. Верещала без умолку, без слов, как попавший в ловушку зверь.

– Закрой дверь, идиот! – рявкнула Двалия на Виндлайера.

Он обернулся, чтобы так и сделать, и в глазах Акриэль появилось осмысленное выражение.

– Бегите! – крикнула я ей. – Воры и убийцы! Спасайтесь!

Она послушалась. Ее плечо ударило в дверь, когда Виндлайер уже закрывал ее. Он приналег, упираясь ногами, но ее голова и плечо были уже снаружи, и к ней вернулся голос. Торговец Акриэль стала звать на помощь, а я продолжала вопить.

Тем временем Двалия без толку кричала на своих:

– Керф, убей женщину! Хватай девчонку! Закрой дверь! Виндлайер, никчемный ты идиот, направляй же их!

В коридоре кто-то крикнул:

– О всеблагой Са! – и побежал. Но не к нам, а в другую сторону.

Издалека донеслись его крики, – похоже, человек звал на помощь гостиничных служащих, но я не могла разобрать слов, потому что Двалия орала:

– Виндлайер! Заставь Керфа убить ее!

– Нет! – закричала я.

Похоже, Двалия боялась сама прикасаться ко мне. Я бросилась к двери мимо Керфа, который бестолково топтался по комнате, и попыталась помочь Акриэль сбежать. Виндлайер налегал на дверь; он был сильнее, поэтому я принялась пинать его по икрам, как могла, ногами в мягких туфлях и колотить кулаками. Дверь приоткрылась чуть шире, и торговец Акриэль вывалилась в коридор. А потом Виндлайер захлопнул дверь, зажав ее лодыжку. Раздался хруст кости, и от крика женщины у меня зазвенело в ушах.

– Забудь о ней! Направляй Керфа! Керф! Хватай Би и выводи нас отсюда!

Виндлайер тряхнул головой, словно собака, угодившая в осиное гнездо, и движения Керфа вдруг обрели четкость. Дверь Виндлайер отпустил, и Акриэль выползла в коридор, крича о помощи. Керф схватил меня левой рукой, а правой выхватил меч.

– Выведи нас отсюда! – приказала ему Двалия.

И он повел. Керф тащил меня за плечо, а я кричала во весь голос.

– Убей ее! – рявкнула Двалия, и я завопила громче прежнего, но его меч вонзился не в меня, а в Акриэль.