Текст книги "Мутант"

– Боже мой! – прошептала Маша. – Ты уверен, что цефалоклор дали именно в «Кимере»?

– Абсолютно. Единственное место, где эти дети могли встретиться, – детский сад «Кимеры». Наверняка там-то им и дали цефалоклор.

– Но кто это мог сделать? – спросила Маша. Ей хотелось получить от Виктора уверения, что их сын не был причастен к этому.

– Скорее всего, либо Херст, либо Рональд. Если бы мне надо было выбрать кого-то одного, я бы назвал Херста. Но пока у меня не будет доказательств, единственное, что я могу сделать, – постоянно держать при Викторе охранника, чтобы быть уверенным, что никто не даст ему цефалоклор.

В этот момент задняя дверь дома распахнулась и в гостиную вошли Виктор-младший, Филип и Педро Гонзалес. Маша осталась сидеть, Виктор вскочил.

– Привет, – сказал он, пытаясь казаться радостным. Он хотел было представить Педро Гонзалеса жене, но Маша сказала, что они уже успели познакомиться утром.

– Это хорошо, – сказал Виктор, потирая руки. Было совершенно ясно, что он не знает, как себя вести дальше.

Маша посмотрела на Виктора-младшего. Он ответил ей пристальным взглядом своих пронзительно-голубых глаз. Это было ужасно – прятать свои мысли о нем, особенно с тех пор, как она поняла, что боится его.

– Почему бы вам, ребята, не искупаться в бассейне? – предложил Виктор.

– Мысль неплохая, – ответил Виктор-младший Они с Филипом пошли наверх переодеваться.

– Вы приедете с утра? – спросил Виктор, обращаясь к Педро.

– Да, сэр, я буду во дворе, в машине, в шесть утра.

Виктор проводил Педро, потом вернулся на кухню.

– Пойду поговорю с Виктором, – сказал он. – Я его прямо спрошу об этой истории с показателем интеллектуальности. Может быть, то, что он ответит, тебя как-то успокоит.

– Мне кажется, я уже знаю, что он ответит, но, впрочем, давай действуй, – вздохнула Маша.

Виктор быстро поднялся по лестнице и зашел в комнату к сыну. Мальчик выжидательно посмотрел на него. Виктор внезапно осознал, что испытывает благоговение, глядя на свое творение. Мальчик был красив, а разум его, по всей вероятности, не имел границ. Виктор не знал, ревновать ему или гордиться.

– Мама не так обрадовалась лаборатории, как ты, это сразу видно, – сказал Виктор-младший.

– Просто это была для нее слишком большая неожиданность, – объяснил Виктор.

– Не надо мне было соглашаться все это ей показывать.

– Не беспокойся. Я возьму это на себя. Но есть один вопрос, который волнует ее уже несколько лет. Ты что, симулировал падение интеллекта, когда тебе было три с половиной?

– Конечно, – ответил мальчик, надевая купальный халат. – Мне пришлось это сделать. Если бы я поступил по-другому, я бы не имел возможности работать так, как работал. Мне нужна была анонимность, а ее невозможно было получить, будучи сверхинтеллектуальным уродцем. Мне нужно было, чтобы со мной обращались как с обычным ребенком, а для этого надо было им казаться.

– Тебе не пришло в голову поговорить со мной на эту тему?

– Ты что, смеешься? Вы с мамой постоянно держали меня на сцене. И вы ни за что не согласились бы от этого отказаться.

– Наверное, ты прав, – признал Виктор. – Тогда твои необычные способности были центром нашей жизни.

– Ты не хочешь с нами поплавать? – спросил мальчик, улыбнувшись. – Я разрешу тебе победить.

Виктор невольно рассмеялся.

– Спасибо, но я лучше пойду поговорю с мамой. Успокою ее. А вы наслаждайтесь. – Виктор направился к двери, но вдруг остановился. – Завтра я хотел бы услышать все подробности о твоих исследованиях в имплантации.

– Я с удовольствием тебе все расскажу.

Виктор кивнул, улыбнулся и пошел вниз. Уже приближаясь к кухне, он почувствовал запах чеснока, лука и перца, жарившихся в масле. Хороший знак – Маша готовит ужин.

Маша занялась ужином, чтобы отвлечься от своих раздумий. Многочисленные события этого дня перемешались у нее в голове. Возня на кухне была для нее быстродействующим терапевтическим лечением. Не обращая внимания на мужа, вошедшего на кухню, она сосредоточенно открывала банку с томатной пастой.

Какое-то время Виктор молчал. Он накрыл на стол, откупорил бутылку кьянти. Когда все это было сделано, присел на стул.

– Ты была права. Он действительно притворялся, – начал он наконец.

– Меня это не удивляет, – произнесла Маша. Она доставала зелень, лук и огурцы для салата.

– Но у него были для этого веские основания. – Виктор рассказал об объяснениях мальчика.

– Насколько я понимаю, это говорится для того, чтобы меня успокоить, – сделала вывод Маша, когда Виктор закончил.

Виктор ничего не ответил.

Маша настаивала:

– Скажи, вот сейчас, там, наверху, ты спросил его о смерти этих детей, о Дэвиде, о Дженис?

– Конечно нет! – воскликнул Виктор, ужаснувшись этому предложению. – Почему я должен об этом спрашивать?

– А почему бы и нет?

– Потому что это нелепо!

– Я думаю, что ты ничего не спросил его об этом, потому что ты боишься.

– Да ладно, перестань. Опять ты чушь городишь.

– А мне страшно спрашивать его об этом, – сказала Маша ровным тоном. Но она уже чувствовала, как к горлу подступает комок.

– Ты просто дала волю воображению. Теперь я понимаю, что для тебя это был нелегкий день. Извини. Я действительно думал, что ты будешь потрясена. Но когда-нибудь, я уверен, ты вспомнишь сегодняшний день и посмеешься над собой. Если то, что он рассказал о своей работе по имплантации, хотя бы частично соответствует действительности, у Виктора впереди безграничная карьера.

– Надеюсь, – проговорила Маша, хотя уверенности в ее голосе не чувствовалось.

– Ты должна обещать, что никому не расскажешь о его лаборатории.

– Кому я могу о ней рассказать?

– Давай пока я займусь Виктором. Я уверен, мы еще будем гордиться им.

Маша невольно поежилась, почувствовав озноб.

– Здесь что, холодно? – спросила она.

Виктор взглянул на градусник.

– Да нет, скорее наоборот, слишком жарко.

12

Воскресенье, утро

Маша внезапно проснулась в полпятого утра. Она не представляла, что могло ее разбудить, и поэтому несколько минут лежала не дыша, прислушиваясь к звукам ночного дома. Однако кругом стояла полная тишина. Она повернулась на другой бок и попыталась снова заснуть, но сон не шел. Мысленно она снова и снова вспоминала мрачную лабораторию Виктора-младшего. Потом вдруг перед глазами возник образ странного человека с опущенным веком.

Высунув ноги из-под одеяла, Маша немного посидела на краю кровати. Потом, стараясь не разбудить Виктора, она встала, надела шлепанцы и халат. Как можно тише приоткрыла дверь спальни и так же бесшумно закрыла ее за собой. Постояв в нерешительности в холле, она направилась к сыну, как будто подталкиваемая неведомой силой. Подойдя к его комнате, она заметила, что дверь была слегка приоткрыта.

Маша тихонько толкнула дверь, расширяя щель. С улицы в комнату проникал мягкий свет от фонарей, окаймлявших подъездную дорогу. С облегчением она увидела, что Виктор-младший спит. Он лежал на кровати, лицом к Маше. Во сне он походил на ангела. Мог ли ее любимый мальчик быть как-то связан с мрачными событиями, происходившими в «Кимере»? Она боялась даже думать о Дженис и Дэвиде, своем первенце. Но Дэвид, с пожелтевшей от болезни кожей, – такой, каким он был в последние дни перед смертью, неотступно стоял перед глазами.

Маша подавила крик. Внезапно в ее сознании возникла страшная картина: она кладет подушку на лицо мирно спящего Виктора-младшего и душит его. Она отпрянула от двери и ринулась через холл, пытаясь убежать от самой себя.

Маша остановилась перед комнатой для гостей, в которой поселили Филипа. Приоткрыв дверь, она увидела голову, темневшую на фоне белой наволочки. Минуту поколебавшись, она проскользнула в комнату и подошла к кровати. Филип громко, с присвистом храпел. Наклонясь, Маша тихонько потрясла его за плечо.

– Филип, – негромко позвала она, – Филип!

Близко посаженные глаза Филипа открылись. Он резко сел. Его лицо озарилось внезапным страхом. Однако, увидев Машу, он улыбнулся, обнажив редкие квадратные зубы.

– Извини, что разбудила тебя, – прошептала Маша, – но мне надо с тобой поговорить.

– Конечно, – сонно сказал Филип. Он прилег, опираясь на локоть.

Пододвинув к кровати стул и включив лампу на тумбочке, Маша села.

– Я хочу поблагодарить тебя, – сказала она. – Ты так заботишься о Викторе.

Филип опять улыбнулся.

– Ты, наверное, оказал ему неоценимую помощь, когда вы устраивали лабораторию.

Он кивнул.

– Кто еще помогал вам?

Улыбка исчезла с лица Филипа. Он нервно осмотрелся.

– Я не должен об этом говорить.

– Я мать Виктора, – напомнила ему Маша. – Мне можно об этом рассказать.

Филип отвернулся.

Маша ждала, но Филип продолжал молчать.

– Доктор Гефардт помогал?

Филип кивнул.

– Но потом у него начались неприятности. Он сердился на Виктора-младшего?

– Да, конечно, – ответил Филип. – Он рассердился, но тогда и Виктор-младший тоже рассердился. Но Виктор-младший поговорил с мистером Мартинесом.

– Как зовут мистера Мартинеса?

– Орландо.

– Он работает в «Кимере»?

Филип опять заволновался.

– Нет, – ответил он. – Он работает в Маттэпене.

– В Маттэпене? К югу от Бостона?

Филип кивнул.

Маша собралась задать следующий вопрос, но внезапно почувствовала холодок, пробежавший по спине. В комнате был кто-то еще. Она обернулась. В дверях, оперевшись на косяк, стоял Виктор-младший. Подбородок был выдвинут вперед.

– Мне кажется, Филипу надо поспать, – процедил он.

Маша резко встала. Она хотела что-то сказать, но слова застряли в горле. Молча она прошла мимо сына и побежала в спальню.

Следующие полчаса Маша лежала, с ужасом ожидая, что Виктор-младший придет к ним в спальню. Каждый раз, когда ветер задевал ветками дуба, росшего вблизи от дома, о стену, она вздрагивала.

Но Виктор не появлялся, и Маша немного успокоилась. Она повернулась на бок и попыталась заснуть, однако ее мысли снова и снова возвращались к загадочному Орландо Мартинесу. Потом она стала думать о Дженис Фэй, Дэвиде, о мистере Ремингтоне из Академии Пендлтона. Вспомнила об учителе, который пытался подружиться с Виктором-младшим, о его смерти. Интересно, подумала она, от чего он умер.

Ее разбудил муж, чтобы сообщить, что они с Виктором-младшим уезжают.

– Который час? – спросила Маша, взглянув на часы. Она с удивлением обнаружила, что было уже половина десятого.

– Ты так глубоко спала, я не решился тебя раньше разбудить, – сказал Виктор. – Мы с Виктором-младшим уезжаем к нему в лабораторию. Он расскажет мне подробно о своих исследованиях по имплантации. Может, поедешь с нами? Я чувствую, что это будет что-то потрясающее.

Маша покачала головой.

– Я останусь дома. Ты потом мне расскажешь.

– Ты правда не хочешь поехать? Мне кажется, тебе следует послушать его рассказ. Тогда ты поймешь, что волноваться за него нет причин.

– Я не поеду, – сказала Маша, хотя уверенности в голосе не было.

Виктор поцеловал жену в лоб.

– Попытайся отдохнуть, ладно? Все будет хорошо. Я уверен.

Виктор стал спускаться по лестнице, заранее предвкушая удовольствие от рассказа сына. Если дела с имплантацией действительно обстояли так, как говорил мальчик, в среду он сможет порадовать членов Правления на очередном заседании.

– Мама не едет? – спросил Виктор-младший. Они с Филипом, уже одетые, стояли у машины.

– Нет, но сегодня она поспокойнее, – заверил Виктор. – Я это вижу.

– Ночью она пыталась выведать кое-что у Филипа, – сказал Виктор-младший. – Ненавижу, когда так делают.

~~

Когда машина скрылась за поворотом. Маша поднялась в кабинет и взяла телефонный справочник Бостона. Усевшись на диване, она стала искать фамилию Мартинес. В справочнике было очень много Мартинесов и даже несколько Орландо Мартинесов. Но в Маттэпене проживал только один из них. Поставив телефон на колени, она набрала номер. Щелкнуло соединение, и Маша уже открыла рот, чтобы попросить к телефону мистера Мартинеса, но поняла, что разговаривает с автоответчиком.

Автоответчик сообщил ей, что фирма «Мартинес энтерпрайзис» работает с понедельника по пятницу. Маша не стала записывать на пленку свое имя. Вместо этого она выписала из телефонной книги адрес.

Одевшись и позавтракав, Маша пошла в гараж.

Через пятнадцать минут она была уже в Академии Пендлтона.

Был ветреный, хотя и солнечный день. Ветер морщил лужи, еще не высохшие после вчерашнего дождя. Некоторые ученики уже вернулись в школу после каникул. Сейчас все были на утренней службе. Маша подъехала как можно ближе к маленькой церкви и стала ждать. Она надеялась увидеть мистера Ремингтона.

Скоро звон колоколов на звоннице возвестил о наступлении одиннадцати часов. Двери церкви распахнулись, и розовощекие ребятишки высыпали навстречу свежему воздуху и солнцу. Среди них она увидела несколько сотрудников школы, в том числе и мистера Ремингтона.

Маша вышла из машины и направилась ему навстречу. Когда Ремингтон был уже в футах десяти от нее, она окликнула его. Он остановился.

– Доктор Фрэнк? – Он был явно удивлен.

– Доброе утро. Надеюсь, я не помешаю.

– Вовсе нет. Вы хотите поговорить?

– Да. Мой вопрос может показаться вам странным. Надеюсь, вы мне простите. Вы сказали мне, что учитель, который хотел подружиться с Виктором, умер. Что было причиной смерти?

– Он умер от рака.

– Я так и знала, – прошептала Маша.

– Простите?

Но Маша не стала объяснять свои слова.

– А вы не знаете, какой именно рак?

– Я не знаю. Вы можете поговорить с его женой. Она по-прежнему работает у нас. Ее зовут Стефани. Стефани Кавендиш.

– С ней можно сегодня увидеться?

– Почему бы и нет? Она живет в коттедже рядом с моим домом. У нас общий газон. Я как раз иду домой и с удовольствием вас ей представлю.

Пока они шли к дому миссис Кавендиш, Маша поинтересовалась:

– А кто-нибудь из сотрудников школы общался близко с моим покойным сыном Дэвидом?

– Почти все учителя. К нему вообще хорошо относились в школе. Насколько мне известно, он был особенно близок с Джо Арнольдом, учителем истории. Его все дети любят.

Коттедж миссис Кавендиш походил на какой-то сказочный домик: белые стены, крыша с покрытием «под солому». Ремингтон позвонил. Он представил Машу миссис Кавендиш, стройной, приятной женщине среднего возраста. Маша знала, что миссис Кавендиш отвечала в школе за физическую подготовку.

Хозяйка пригласила Машу войти, а Ремингтон, извинившись, ушел.

Миссис Кавендиш провела Машу на кухню и предложила ей чай.

– Пожалуйста, называйте меня Стефани, – сказала она, садясь. – Так вы мама Виктора-младшего! Мой муж был им просто очарован. Он считал, что у вас исключительно одаренный ребенок, и постоянно восхищался им.

– Мне говорил об этом мистер Ремингтон.

– Муж любил рассказывать эту историю о том, как Виктор решил задачу по алгебре. Он рассказывал ее всем, кто только соглашался слушать.

Маша, кивнув, сообщила, что мистер Ремингтон тоже уже рассказал ей эту историю.

– Но Раймон считал, что вашего сына что-то беспокоит. Именно поэтому он пытался как-то приблизить его к остальным детям. Он действительно старался это сделать. Раймон думал, что мальчик страдает от одиночества, боялся, что у него есть суицидальные устремления. Он беспокоился за него – нет, не за учебу, я имею в виду в плане общения. Как он сейчас? Я последнее время редко его вижу.

– Боюсь, что у него по-прежнему мало друзей. Он не очень общителен.

– Жаль.

Маша собрала всю свою смелость.

– Надеюсь, вы не сочтете меня бестактной, но мне бы хотелось задать вам личный вопрос. Мистер Ремингтон сказал мне, что ваш муж умер от рака. Я вас не обижу, если спрошу: какой именно рак?

– Не обидите, – ответила Стефани. Ее голос дрогнул. – Некоторое время я вообще не могла об этом говорить. Раймон умер от рака печени. Это была какая-то очень редкая форма. Его отвезли в больницу в Бостоне. Врачи сказали, что они знают только о двух аналогичных случаях.

Именно этого ответа Маша и ждала, и боялась. Она почувствовала себя так, как будто ее ударили.

Маша постаралась по возможности тактично закончить разговор. Однако, прежде чем попрощаться, она попросила Стефани представить ее по телефону Джо Арнольду и договорилась с ним о встрече.

Направляясь к мистеру Арнольду, Маша ожидала увидеть важного профессора-историка, однако он оказался человеком совершенно другого типа. Как и Стефани Кавендиш, он был примерно Машиного возраста. Смуглый, обаятельный, с сочувственным, теплым взглядом коричневых глаз. Маша сразу поняла, что Джо Арнольд был превосходным учителем. В нем чувствовался энтузиазм, которым он наверняка заражал своих учеников. Неудивительно, что Дэвида тянуло к этому человеку.

– Очень рад с вами познакомиться, миссис Фрэнк. Проходите, пожалуйста, проходите. – Он провел ее в кабинет, уставленный книгами. Она с восхищением осмотрела комнату. – Дэвид проводил здесь много времени.

Маша почувствовала, что к глазам снова подступают непрошенные слезы. С грустью подумала она о том, как много не знала о жизни Дэвида. Она попыталась взять себя в руки.

Поблагодарив Джо за то, что он согласился с ней встретиться, Маша стала объяснять цель своего визита. Она спросила, беседовал ли с ним когда-нибудь Дэвид о своем брате.

– Да, было несколько раз, – ответил Джо. – Дэвид признался мне, что у него были трудности с братом с первого же дня появления Виктора-младшего в доме. В принципе это нормально, но, честно говоря, мне казалось, что здесь было нечто большее, чем обычное соперничество между братьями. Я пытался говорить с ним на эту тему, однако Дэвид предпочитал об этом не распространяться. Мы очень близко с ним сошлись, но, когда я касался этого вопроса, он замыкался.

– Он никогда не говорил более конкретно о своих чувствах к брату или о том, что его беспокоит?

– Один раз он сказал, что боится Виктора-младшего.

– Он не сказал почему?

– У меня сложилось впечатление, что Виктор-младший ему угрожал. Но больше он ничего мне не говорил. Я знаю, что отношения между братьями нередко бывают сложными, особенно в этом возрасте. Но откровенно говоря, у меня было какое-то неприятное чувство по поводу его отношений с Виктором-младшим. Казалось, что Дэвид просто в ужасе от Виктора, он даже боялся говорить о нем. В конце концов я заставил пойти его к школьному психологу.

– И он ходил? – удивилась Маша. Она первый раз слышала о визите Дэвида к психологу, и это заставило ее почувствовать свою вину еще сильнее.

– Конечно. Я не собирался оставлять все это просто так. Дэвид был особый ребенок... – Он поперхнулся. – Извините, – добавил он после паузы. Маша была тронута таким явным выражением чувств. Она кивнула, собираясь встать.

– А психолог еще работает в школе? – спросила она.

– Маделин Циннцер? Да, конечно. Без нее трудно представить себе эту школу. Она работает здесь больше, чем кто-либо из нас.

Маша попросила Джо позвонить Маделин Циннцер и представить ее.

Прощаясь с Джо, Маша с трудом подыскивала слова, передающие ее благодарность. Она чувствовала себя ему обязанной.

– Пожалуйста, приходите в любое время, пожалуйста, – говорил Джо, пожимая ей руку. – В любое время.

~~

Маделин Циннцер была крупной женщиной, весом более двухсот фунтов. Ее седые волосы закручивались в тугие спиральки. Она провела Машу в просторную комфортабельную гостиную, из окна которой открывался живописный вид на центральную площадь школьного комплекса.

– Одно из преимуществ длительной работы в школе, – объяснила она, проследив за взглядом Маши. – В конце концов я переехала в самый хороший дом.

– Надеюсь, вы простите, что я пришла к вам в выходной день? – начала Маша.

– Да что вы, конечно.

– У меня есть кое-какие вопросы по поводу моих детей, может быть, вы могли бы на них ответить.

– Да, Джо Арнольд сказал мне по телефону. Боюсь, что я не так хорошо помню вашего мальчика, как он. Но у меня есть записи, и я успела их просмотреть после звонка Джо. Так что вас беспокоит?

– Дэвид сказал Джо, что его младший брат Виктор угрожал ему, но он не хотел рассказывать об этом подробно. Может быть, вам удалось об этом больше узнать?

Маделин прикрыла глаза рукой и откинулась в кресле. Откашлявшись, она начала рассказывать:

– Я беседовала с Дэвидом несколько раз. После длительных бесед я пришла к выводу, что Дэвид использовал защитный механизм проекции. У меня сложилось впечатление, что Дэвид проецирует свои собственные чувства враждебности и соревновательности на Виктора.

– В таком случае угроза не была конкретной?

– Я этого не сказала. Очевидно, все-таки угрозы были.

– Но в какой связи?

– Да всякие мальчишечьи дела. Речь шла о тайном укрытии Виктора, о котором узнал Дэвид. Что-то невинное вроде этого.

– Это могла быть лаборатория, а не тайное укрытие?

– Могло быть и так. Дэвид вполне мог говорить о лаборатории, но в своих записях я пометила «укрытие».

А вы не беседовали с Виктором?

– Один раз. Я решила, что будет полезно понять природу этих отношений. Виктор был довольно откровенен. Он сказал, что его брат Дэвид ревниво относился к нему с первого дня его появления в доме. – Маделин рассмеялась. – Виктор сказал мне, что помнил, как его привезли домой из роддома. Меня это тогда позабавило.

– А Дэвид никогда не говорил, что это была за угроза?

– Да, он говорил, что Виктор грозился его убить.

~~

Из Академии Пендлтона Маша поехала в Бостон. Она одновременно и боялась той картины, которая начинала вырисовываться, если восстановить все события эпизод за эпизодом, и чувствовала, что это все же необходимо сделать. Она убеждала себя, что все то, что она до сих пор узнавала, было либо совпадением, либо случайностью. Одного ребенка она уже потеряла. Но даже это не могло остановить ее. Она должна была знать правду.

Когда-то она работала в Массачусетской больнице психиатром. Приезд туда был для нее чем-то вроде возвращения домой после долгого отсутствия. Но она направилась в отделение не психиатрии, а патологии. Там она разыскала старшего врача, доктора Престона Гордона, и изложила ему свою просьбу.

– Конечно, я могу это сделать, – согласился Престон. – Поскольку вы не знаете дату рождения, искать будет сложнее, но, к счастью, у меня пока есть время.

В компьютер были занесены имена нескольких Раймонов Кавендишей, но, зная приблизительно год смерти, им удалось найти Раймона Кавендиша из Боксфорда, штат Массачусетс.

– Так, – сказал Престон, – вот история болезни. – Экран заполнился записями. Престон стал просматривать информацию. – Вот результаты биопсии, а вот и диагноз: рак купфферовских клеток печени ретиколоэндотелиального происхождения. – Престон присвистнул. – Да я о таком никогда и не слышал.

– А вы не можете выяснить, были ли в больнице аналогичные случаи?

Престон порылся в компьютерных файлах. Через несколько минут на экране высветилось имя.

– В этой больнице был только один сходный случай. Имя больной – Дженис Фэй.

~~

Из радиоприемника в машине лились песни конца пятидесятых, и Виктор с удовольствием подпевал. Мелодии напомнили ему студенческие годы. Настроение было прекрасное. Он провел весь день с Виктором-младшим, изучая результаты научных исследований, выполненных в тайной лаборатории. Все оказалось именно так, как говорил мальчик: даже в своих самых смелых фантазиях Виктор и не мечтал о таких результатах. Когда он свернул на подъездную дорогу, музыка конца пятидесятых сменилась более поздней, и Виктор, подпевая Нейлу Даймонду, затянул «Сладкую Каролайн». Подъехав к дому, он подождал, пока откроются двери гаража. Потом въехал внутрь, вместе с Даймондом допел песню до конца и только тогда выключил радио, вылез из машины, задев своим пальто стоявшую рядом машину Маши, и направился в дом.

– Маша! – закричал он с порога. Ее машина была в гараже, значит, она дома, но света нигде не было видно.

– Маша! – крикнул он еще раз и тут же осекся. Она сидела в десяти футах от него, в темной гостиной.

– Ты что здесь делаешь? – удивился он.

– Где Виктор? – Ее голос казался уставшим.

– Он сказал, что хочет покататься на велосипеде. Не волнуйся, Педро с ним.

– Теперь я за него не волнуюсь. Скорее, нам следует волноваться за Педро.

Виктор включил свет. Маша заслонила глаза рукой.

– Пожалуйста, выключи, – попросила она.

Виктор подчинился. Он надеялся, что к его приезду она будет в лучшем настроении, но, очевидно, ошибался. Ничуть не обескураженный, он уселся на диван и начал рассказывать о потрясающих открытиях Виктора-младшего. Он сообщил Маше, что имплантационный протеин действительно работает. Доказательства этому были неоспоримы. Потом он перешел к рассуждениям о том, что решение проблемы имплантации открывало дверь в тайну всего процесса дифференциации.

– Если бы Виктор-младший так не настаивал на том, чтобы держать все это в секрете, – говорил Виктор, – он вполне бы мог претендовать на Нобелевскую премию. Я убежден в этом. Но он хочет, чтобы я проходил как автор всех открытий, а «Кимера» бы выиграла от этого материально. Что ты думаешь об этом? Это что, тоже расстройство личности, по-твоему? По-моему, это свидетельствует о благородной и щедрой натуре.

Не получив ответа, Виктор растерялся. Ему больше нечего было сообщить жене. После паузы заговорила Маша:

– Мне неприятно портить тебе праздник, но, по-моему, я узнала очень тревожную информацию о Викторе-младшем.

Виктор округлил глаза, нервно провел руками по волосам. Он никак не ожидал такого ответа.

– Единственный учитель из Академии Пендлтона, который как-то пытался сблизиться с Виктором, умер несколько лет назад.

– Мне жаль.

– Он умер от рака.

– Хорошо, допустим, он умер от рака. – Виктор почувствовал, что его пульс учащается.

– От рака печени.

– Да? – Виктору не нравилось, что разговор переходит в это русло.

– Это была та же самая исключительно редкая форма, от которой умерли Дэвид и Дженис.

В комнате повисла тяжелая тишина. Включился холодильник. Виктор не желал слушать об этих вещах. Ему хотелось продолжить разговор о технологии имплантации, о том, что она даст тем бесплодным парам, зиготы которых отторгаются маткой реципиента.

– Такая сверхредкая форма рака, и так много людей, которые ею страдали. И все эти люди как-то связаны с Виктором-младшим. Я говорила с женой мистера Кавендиша. Вдовой. Она очень добрая женщина. И тоже преподает в Пендлтоне. Кроме того, я говорила с мистером Арнольдом. Оказывается, он был близок с Дэвидом. Ты знаешь, что Виктор-младший угрожал Дэвиду?

– Ради Бога, Маша! Дети всегда угрожают друг другу. Я сам угрожал старшему брату, когда он разрушил мой снежный домик.

– Виктор-младший грозился убить Дэвида, Виктор. И это было не в пылу ссоры. – Маша готова была заплакать. – Очнись, Виктор!

– Я больше не желаю об этом говорить, – зло сказал Виктор, – по крайней мере сейчас. – Он все еще не мог прийти в себя после сегодняшнего посещения лаборатории. Были ли какие-нибудь темные стороны у гениальности его сына? Когда-то раньше, в прошлом, он сам кое-что подозревал, но эти подозрения развеялись. Сейчас Виктор-младший казался ему идеальным ребенком. И вот теперь Маша высказывает подобные сомнения и подкрепляет их такими доводами, что против них трудно возразить. Мог ли этот маленький мальчик, водивший его сегодня по лаборатории, гений, открывший тайны имплантации, стоять за этими ужасными событиями? Убийство детей, Дженис Фэй, убийство Дэвида? Виктор даже не хотел думать об этом. Он гнал от себя эти мысли. Это было невозможно. Малышей убил кто-то из сотрудников. Остальные смерти были трагическим совпадением. Маша уж слишком далеко зашла. Кроме того, она уже с того времени, когда умерли Хоббс и Мюррей, находилась на грани нервного срыва. Но что, если ее страхи хоть в какой-то степени оправданны? Как он сможет в счастливом неведении поддерживать Виктора-младшего в его научной работе? А если это было правдой, и Виктор-младший одновременно и чудо-ребенок и монстр, чудовище, то как это характеризует его, Виктора, создателя?

Маша, видимо, хотела продолжить разговор, но в это время вернулся Виктор-младший. Как и неделю назад, он держал в руках две сумки. Казалось, он понял, о чем шла речь в его отсутствие. Он пристально посмотрел на Машу. Его голубые глаза были холоднее, чем когда-либо. Машу передернуло. Она не могла заставить себя выдержать его взгляд. Она все больше боялась собственного сына.

~~

Виктор мерил шагами свой кабинет, рассеянно грызя ручку. В доме было тихо. Насколько он знал, все члены его семьи уже давно легли спать. Вечер прошел в напряженной атмосфере. После того как Виктор отказался от дальнейшего обсуждения всего, что было связано с их сыном, Маша заперлась в спальне.

Виктор собирался провести ночь, работая над сообщением о новом методе имплантации на заседании Правления в среду. Но он никак не мог сконцентрироваться. Машины слова не шли у него из головы. Ну и что, что Виктор-младший угрожал брату? Мальчишки и есть мальчишки.

Но мысль о еще одном случае редчайшей разновидности рака задевала его, особенно если учитывать, что и у Дэвида, и у Дженис был тот особый участок ДНК в тканях опухоли. Это еще предстояло объяснить. Виктор намеренно скрыл свое открытие от Маши. Хватит того, что он ломает себе над этим голову. Если он не в состоянии избавить ее от той ужасной правды, которая может выясниться, он должен огородить ее хотя бы от тех знаков, которые указывали на эту правду.

А кроме того, его беспокоил вопрос Маши о том, чем еще их сын занимается за закрытыми дверями своей тайной лаборатории. Мальчик был исключительно умен, его оборудование позволяло ставить любые эксперименты в биологии. Помимо технологии имплантации, что еще он исследовал? Даже во время их экскурсии по лаборатории Виктор не мог не почувствовать, что сын посвящает его далеко не во все свои дела.

– Может быть, мне следует самому посмотреть, – сказал Виктор вслух, бросая ручку на стол. Было без четверти два, но какое это имело значение!

Виктор написал записку, на случай если Виктор-младший или Маша зайдут к нему. Он взял пальто, фонарь, вывел машину из гаража и закрыл гаражную дверь.

Доехав до конца подъездной дороги, он оглянулся. Все окна в доме оставались темными, никто не проснулся.

В «Кимере» охранник на воротах направил луч фонаря прямо ему в лицо.

– Извините, доктор Фрэнк, – сказал он и побежал внутрь помещения охраны поднимать шлагбаум.

Похвалив охранника за бдительность, Виктор проехал к зданию своей лаборатории. Он припарковал машину прямо перед входом. Удостоверившись, что его никто не видит, он поспешил к реке. Ему очень хотелось включить фонарь, но он боялся, что его заметят. Никто не должен знать о существовании секретной лаборатории. Шум водопада у реки казался еще более оглушающим, чем днем. Порывы ветра, разносившие по аллеям пыль и мусор, заставили Виктора пригнуть голову. Наконец он добрался до входа в башню.