Текст книги "Канал имени Москвы. Университет"

– По-моему, я нашёл путь Горха.

5

Ева отступила на шаг. Эта женщина словно выросла из-под земли. А точнее, как призрачная лесная колдунья из жутких сказок канала, отделилась от стволов укрывших её деревьев. Ева сглотнула, но, скорее, не из-за страха, а от неожиданности. Она направлялась через дикую часть парка в отдел реликвий и артефактов, где обещала дождаться Алёшку. Но, конечно, не только поэтому…

– Привет, Ева, – сказала эта женщина. – Конечно, ты идёшь туда не только поэтому… Как я понимаю, ты уже прочитала дневник?

Ева даже не пыталась скрыть своего изумления, растерянности, затем коротко усмехнулась:

– Кто вы?

– Старинный друг Петропавла. И… того, кого ты называешь Фёдором.

Ева молчала. Пристально посмотрела ей в глаза. Эта невероятная женщина была очень красива.

– Вы читаете мысли?

– Не только, – улыбнулась. – Это я принесла тебе его бусы. Ева, нам надо многое успеть понять, а времени совсем нет.

6

– Ты догадываешься, что это значит? – шёпотом спросил Петропавел.

– Да, – кивнул Нил-Сонов.

– «По-моему» или нашёл?

– Это там, где устье Неглинки в трубах… Там следы сильного воздействия, похожего на гипнотическое.

– Да, правильно. Я тоже об этом думал. Ничего никому не говори пока. Обсудим вдвоём.

– Хорошо.

То, что Петропавел сказал дальше, озадачило Нил-Сонова:

– Если я отключусь после сеанса, приходи ко мне вечером.

– Почему вы должны отключиться?

– Сейчас узнаешь. И вот ещё что, Нил, если мне понадобится помощь, сразу после гипноза проследи, чтобы я это выпил. – И он указал на стакан с отваром, который отодвинул сейчас к центру стола.

* * *

Петропавел поднялся, обвёл взглядом всех присутствующих, ни на ком особо не задерживаясь, лишь кивнул Хайтеку.

– Ну вот, все в сборе, – подытожил гид. – Сейчас я сделаю несколько заявлений. Всё, что здесь произойдёт, должно остаться в этих стенах, пока не будут приняты окончательные решения. Вам известна моя точка зрения на погружение в гипноз. Сегодня мы пойдём несколько дальше. В гипнотическую цепь вместе со свидетелем, – он мягко улыбнулся Алёшке, – будут погружены не только белые мутанты, я загипнотизирую сам себя. Вы знаете, что общество мутантов в гипнозе может негативно сказаться на мне как на проводнике, что, вероятно, несколько выведет меня из строя. Если такое случится, то до тех пор, пока ко мне не вернётся дееспособность, всё управление Университетом, как его президенту, полностью передаётся Хайтеку. Мы это уже обсудили с Главой учёных.

Повисла гробовая тишина. Затем тихий ропот среди гидов перерос в возмущённый шёпот. Алёшка, видимо не понимая, что его теперь ждёт, побледнел ещё больше. Наконец Мелани сказала:

– Это очень опасно.

– Возможно, – согласился Петропавел. – Но я принял меры.

– Зачем? Есть же белые мутанты! Они зарисуют всё, что всплывёт из его памяти, они увидят больше Алёшки. Остальное мы услышим. Зачем так рисковать? Ведь очень опасно, и вы знаете это.

– Мелани, моё решение не обсуждается. Есть причины. – Он посмотрел на неё спокойно и доверительно, затем отвёл взгляд. – Нил, если случится что-то непредвиденное, то приказы Хайтека также не обсуждаются.

И тут же, не ожидая больше никаких реакций, он обернулся к Алёшке:

– Как ты, дружок?

– Н-н-ормально, – слабо отозвался тот.

– Ты уж прости, что не дали тебе полностью оправиться, но тянуть с этим больше нельзя.

– Я п-п-понимаю, – рискнул кисло улыбнуться Алёшка.

– Тебе не о чем беспокоиться, – протяжно заявил Петропавел, и Нил-Сонов заметил, как он начал быстро вертеть в пальцах блестящий латунью патрон от автомата Калашникова, поднимая его на уровень Алёшкиных глаз. Ровный завораживающий блестящий круг, а дальше голос Главы гидов зазвучал будто несколько сонно: – Опасения Мелани касались меня. Ты же, когда проснёшься, ничего не вспомнишь. Никаких тревог. А ну, спи!

Алёшка пошатнулся, как от удара. Затем лицо, на миг застыв, расслабилось, сделалось безвольным, и глаза закатились. Он счастливо улыбнулся, голова упала на грудь, и весь он несколько обмяк, да так и стоял, покачиваясь, словно платяная кукла, пугало, надетое на шест.

– Спи-и… Я пойду с тобой на плотину, прямо в ту ночь. Буду рядом, никаких тревог. – Голос Петропавла действительно изменился, даже не сонный, а какой-то отстранённый. – Я уже в сторожке… Что ты видишь? Кто ещё там? Ты видишь меня?.. Никаких тревог…

Петропавел и сам, слегка качнувшись, осел на край стола:

– Мы ждём… Куда ты смотришь? Что там, за дверью?

Лёгкий стон сорвался с губ одного из белых мутантов, а второй заметался, задрожал, как в конвульсиях, на лице его отразился ужас. А потом Мелани это увидела впервые в жизни. Кожа обоих мутантов стала даже не бледной, как у перепуганного Алёшки, а белой, подобной белизне снега или больших листов бумаги, разложенных сейчас перед ними. Дрожь унялась, головы обоих свесились набок, а рты слегка приоткрылись. И тот, кто застонал первым, дёрнулся ещё раз и перестал покачиваться на стуле, словно китайский болванчик, а рука его с зажатым в пальцах грифелем стала бегать по чистому листу бумаги, нанося первые штрихи.

– Началось, – сказал Хайтек.

7

Петропавел стоял в полутьме, в дальнем от входной двери углу сторожки. И он видел их всех, видел последние минуты их жизни, потому что трескуче-полый звук уже плыл там, в ночи, снаружи, и уже приближался.

– Мом-мм-мо-может, пойти посмотреть, ч-что там? – слышит Петропавел голос Алёшки. Парень явно храбрится, хочет не выглядеть трусом перед своими товарищами. Но он напуган, очень напуган.

– Угу, – усмехается Николай. – Отвага и слабоумие?

Гиды смеются.

– Не надоело третировать парня? Как дети малые… – упрекает их Лазарь.

Но что-то не так. Петропавел стоит в полутёмном углу и пока не понимает, в чём дело.

– Нечего там делать, – спокойно говорил Николай, глядя на чёрные и узкие, словно бойницы, прорези окон. Николай только что закончил чистить оружие и теперь собрал его. – Сюда никакая гадость оттуда не пройдёт. Утром разберёмся, что там.

«Заряжай, – думает Петропавел. – Почему ты не заряжаешь оружие?»

И раздаётся первый глухой удар в дверь. Тишина в сторожке. Тяжёлая кованая дверь, стук повторяется. Дверь приходит в движение, тот, кто находится снаружи, обладает нечеловеческой силой.

Но что-то не так. Здесь, внутри, словно находится ещё что-то. Петропавел выходит из своего угла, оглядывает сторожку. Миг застывает: трое гидов, трое учёных и хромой Алёшка… Там, за пределами сна, реальный Алёшка, а не воспоминание, начинает стонать – нельзя насильно останавливать течение времени, это может повредить его рассудку. В лучшем случае, изменить всю картинку. Так и происходит: Алёшка в сторожке тоже начинает стонать. Два его воспоминания, давнее страшное и нынешнее, сталкиваются: в сторожке появляются белые мутанты, чертят на листах то, что открыто их внутреннему взору. Петропавел отступает, и Алёшка успокаивается. Нет никаких мутантов в сторожке, течение времени той ночи восстанавливается.

«Что-то противостояло мне сейчас, – думает Петропавел. – Словно действительно здесь, в сторожке, незримо присутствует кто-то ещё».

Стук в дверь, всё сильнее, всё настойчивей…

* * *

– Посмотрите, – взволнованно шепчет Хайтек, но и Нил-Сонов, и Мелани его прекрасно слышат. – Посмотрите, что он нарисовал! Видите?! Задвижка на двери – она открыта. Этого не может быть… Этого не должно быть!

Нил-Сонов осторожно, чтобы не потревожить мутанта, берёт у него предыдущий рисунок – там дверь заперта на тяжёлую задвижку изнутри. И, конечно, Нил знает о мощном сейфовом замке. Но на рисунке, который только выходит из-под руки белого мутанта, задвижка открыта. Гиды и Хайтек обескураженно переглядываются. И Нил-Сонов слышит то, что он давно уже знал: тот, кто стучит снаружи, его ждали, кто-то его впустил.

– Вы понимаете, что это значит? – шепчет Хайтек. – Кто-то заранее отворил дверь.

* * *

Стук в металлическую дверь; то, что появилось из ночи, требует впустить его.

– Он пройдёт! – с обречённостью и паникой говорит Лазарь. И его паника будто заразна, она повисает здесь, в пространстве сторожки, делает его масляным, пропитанным страхом и покорной обречённостью. Николай, бросив взгляд на Лазаря, говорит…

И вот тут Петропавел вздрогнул. Что-то действительно было не так. Тот, кто незримо присутствовал здесь, словно на миг показал себя. Чем-то неуловимым в движении губ Николая, как трещина в прежде цельном пространстве. И эта трещина немедленно раскрылась внутри мозга Петропавла, грозя расколоть его разум… Вот о чём его предупреждала Агнец и просила гораздо менее искушённая Мелани.

– Агнец, – из неподвижности своего полутёмного угла позвал Петропавел, – мне нужна твоя помощь. Здесь есть кто-то ещё, и мне нужна твоя защита.

«Стой и не двигайся! – откуда-то, словно из другой вселенной, долетел голос Агнец. – То, что здесь есть, очень сильное и хищное. Даже не вздумай! Просто стой и смотри».

(– Он пройдёт! – сказал Лазарь, и Николай ответил ему. Только артикуляция его губ… словно он сказал что-то совсем другое.)

«Не вздумай! Если хочешь жить и не лишиться сейчас рассудка, – повторно предупреждает Агнец, только сейчас голос еле слышен. – Просто смотри».

– Он пройдёт! – обречённо повисает в воздухе.

Николай смотрит на Лазаря, переводит взгляд на дверь и говорит то, что противоречит движению его губ:

– Задвижка, – теперь ответные слова наполнены тревогой. – Кто не запер её?!

Руки Лазаря в темноте под столом, в них что-то тускло металлически блеснуло. Но Николай не видит этого, он занят гораздо более важным: кто-то мог открыть дверь, незаметно отпер сейфовый замок, а теперь передвинул задвижку.

– К оружию, – немедленно командует Николай. – Проверь дверь!

Но зато руки Лазаря глазами Алёшки видит Петропавел. Не только видит, но и чувствует его эмоции: озадаченность, нежелание верить, попытка закрыться от кошмарного понимания. «Лазарь… – словно стон в голове Алёшки. – Что ты делаешь? Этого не может быть!»

Один из гидов берёт входную бункерную дверь под прицел, другой бросается к ней, вперёд, и почти успевает задвинуть мощный засов. Но ведь «почти» не в счёт и в гораздо менее значимых вещах… Тяжёлая кованая дверь распахивается, как будто весит несколько граммов. И вместе с ночью, из которой выступают контуры чудовищного силуэта, сюда входит смерть.

Всё происходит быстро, непозволительно быстро, их обманули, искусно провели, тех, кто находится в сторожке, выдав одно за другое, и они обречены. Смертельная опасность, враг находится не только по ту сторону кованой двери, он был внутри с самого начала. Лазарь молниеносно поднимается из-за стола, приставляет к шее Николая ствол и жмёт на спусковой крючок. Николай успевает дёрнуть головой, с ошеломлённым непониманием смотрит на Лазаря, взгляд его затухает. Вопли кого-то из учёных, стонущее «не-е-ет» Алёшки… Лазарь уже ведёт огонь по гиду у двери. И промахивается, тот успевает уклониться от пули, и она застревает в деревянной обшивке стены. Удар чудовищной лапы валит его с ног, но гид ещё жив…

* * *

«Несоответствие в Стране Теней, – думает Нил-Сонов, глядя на свежий рисунок, выходящий из-под руки белого мутанта. – Вот она, пуля, которую потом извлекли из стены».

– Это невозможно, – хрипло произносит Хайтек.

– Теперь вы понимаете, что в сторожке было ещё оружие, – жёстко говорит Нил-Сонов.

Обоих мутантов бьёт мелкая дрожь, оба стонут и дёргаются в конвульсиях – слишком много смерти; оба на пределе, но продолжают рисовать…

* * *

Ночной гость уже в сторожке, Петропавел никогда не видел, чтобы живые существа двигались с такой скоростью. Гид, что держал дверь на прицеле, успевает дать короткую очередь, но чудовищный монстр падает к земле и вырастает перед стрелком сбоку, не оставляя тому шансов. Жгучий страх Алёшки окрашивает пространство в тёмно-багряный цвет; это странно, но Петропавел в состоянии уловить этот тягучий сладковатый запах – болезни, безумия, запах смерти. В Весёлой сторожке начинается бойня. И сознание Алёшки, не выдержав, закрывается, милосердно прячет невыносимый жуткий ужас за тёмно-багряной стеной. Но Петропавлу необходимо пробиться за эту стену, там, за ней, лежат последние ответы.

«Горх, – думает он, слыша вопли, стоны, мольбы о пощаде и запоздалые выстрелы, которые уже не достигнут цели. – Чудовище древней ночи… Вот ты и появился снова».

– Нет! – останавливает его Лазарь. – Серебро… Гиды нужны мне живыми.

А потом чудовищная оскаленная пасть нависает прямо над Алёшкой, горячая вспышка боли, и наступает темнота…

Петропавел пошатнулся, окружённый чернотою и плотным безмолвием. Ну, вот и всё, Алёшка без сознания, больше не свидетель, пора прекращать сеанс. Но что-то подсказывает Петропавлу, что это ещё не конец: гипнотическая связь не прервалась, и он, проводник, не выпал из цепи. Тоненькая нить, за которую можно ухватиться. Для чего-то она не порвалась, утаив, возможно, самый главный ответ. Это не конец – во тьме появляется багряная точка, сначала еле заметная, но разрастается всё больше.

Алёшкины глаза чуть приоткрываются, перед ними муть, он лежит на полу сторожки и не всё понимает. Он жив, и о нём забывают.

Он жив, хотя полученные раны такой тяжести, что это невероятно, и о нём забывают. Его сознание снова сбивается: в багряной полутьме сторожки появляется белый мутант с листами бумаги на дощечке перед ним. Потом второй, и оба рисуют, чертят, значит, ещё есть, что рисовать. И над обоими светится тёмный ореол боли, наливается густой чернотой всё больше – оба мутанта на пределе, всё может закончиться в любой миг, нить слишком тонка.

«Потерпи, пожалуйста, – просит Петропавел Алёшку, того, что лежит сейчас на окровавленном полу сторожки, и того, что загипнотизирован в его кабинете. – Ты видел что-то ещё. Ты оказался крепче, чем полагали многие и чем сам о себе думал. Поэтому потерпи, постарайся справиться».

Бойня окончена. Лазарь проходит прямо сквозь одного из белых мутантов, склоняется над гидом, что лежит у двери, и делает роковой выстрел в шею. Сразу же убеждается, что по краям запёкшегося отверстия начинают выступать крупицы серебра. Тоненькая струйка крови появится чуть позже, и она его не беспокоит.

Дверь открыта. В чёрном проёме появляется кто-то ещё.

«Стой и не шелохнись! – прошептала Агнец прямо в ухо Петропавлу. – Смотри и постарайся понять. Возможно, вещи не таковы, какими кажутся».

В черноте проёма, похожего на могильный провал, стоит человек. То хищное, что незримо присутствовало в сторожке и чего так стоит опасаться Петропавлу, знает о нём. Он пришёл из Страны Теней или… кто-то хочет, чтобы так о нём считали. Человек медленно поднимает взгляд, багряные отсветы падают на лицо, и совсем скоро его можно будет разглядеть. Петропавел старается не дышать: то, что незримо присутствует в сторожке, сейчас ищет гида, ищет проводника, пытаясь пробраться за тонкую вуаль защиты Агнец. Петропавел узнаёт человека, стоящего в проёме двери. И вдруг он всё понимает. Ему надо немедленно убираться отсюда, убираться, пока не поздно, но сознание Алёшки держит Петропавла. Ему надо выпить отвар Агнец, пока он в состоянии ему помочь, выпить отвар Агнец, потому что Петропавел всё понял…

8

…оба белых мутанта безвольно откидываются к спинкам стульев, застывая в неподвижности, словно две неживые куклы в человеческий рост. На рисунках обоих проём двери в сторожку. У одного он закрашен нервными штрихами, болезненной чернотой. Но у другого проём оставлен чистым.

– Всё, – говорит Мелани. – Я бужу Петропавла.

– Нет, Мелани, нельзя, – останавливает её Нил-Сонов. – Он должен проснуться и вернуть… свидетеля.

– Ещё не всё! – вдруг говорит Хайтек.

Белый мутант, закрасивший проём, стонет, пытаясь поднести грифель к листу, но его рука падает, не проделав и половину пути, пальцы разжимаются, выпуская грифель на пол. Голова неестественно опрокидывается набок, на губах лопаются пенные пузыри. Но второй начинает рисовать. Лишь лицо, штрих за штрихом, в проёме двери. Штрих за штрихом, лицо крупным планом…

Петропавел тихонько застонал за их спинами.

– Не двигайтесь! – предупреждает Хайтек. Однако даже тихого шёпота Главы учёных хватает, чтобы рисующий белый мутант начал визжать. Но лицо крупным планом всё больше появляется из небытия, штрих за штрихом. Взгляды всех присутствующих прикованы к листу: штрих за штрихом, хотя Мелани уже всё поняла и отказывается верить собственным глазам. И никто не видит, как вздрогнул Петропавел и как его рука ползёт по столу в поисках стакана с отваром Агнец… Последние штрихи, свинцовой тяжестью наливается пространство, Хайтек поворачивает голову, смотрит на Нил-Сонова. Отступает на шаг назад. Рука Петропавла находит стакан, сдвигает, останавливая его в опасной близости от края стола. Последний штрих: в проёме черноты лицо словно пылает тем же болезненным жаром…

– О господи, Нил, – произносит Мелани.

– Нил-Сонов, – раздаётся голос Хайтека. – Я приказываю вам немедленно сдать оружие и гидовский манок. Я арестовываю вас по подозрению в сговоре с целью убийства.

– Я не понимаю… – ошеломлённо роняет Нил-Сонов. Снова смотрит на рисунок, потом недоумённо, почти оправдываясь, на Мелани.

– Нил, это ведь ты, – горько и так же ошеломлённо говорит она, указывая на рисунок.

Нил-Сонов, будто вспомнив о чём-то и будто собственная судьба его больше не волнует, внезапно резко оборачивается, смотрит на Петропавла:

– Мне надо к нему! – делает шаг вперёд.

Хайтек преграждает ему дорогу.

– Идиот, мне надо ему помочь! – пытается успеть Нил.

Хайтек под напором его голоса отступает на шаг, но дальше он непреклонен:

– Нил-Сонов, ваше оружие и манок! Это приказ Петропавла. Или я немедленно, прямо здесь, обвиню вас в измене.

Мелани, Кондрат и два гида, что присутствовали на сеансе, вынуждены извлечь оружие. Но Нил-Сонов и сам уже видит, что не успел: рука Петропавла в слепом поиске сдвигает стакан с мутноватым отваром с края стола; стакан уже в воздухе и в следующий миг он достигает пола. Не разбивается вдребезги, лишь пара сколов, но расплескавшаяся жидкость немедленно впитывается ковровым покрытием.

– Страна Теней, – шепчет Нил-Сонов и резко, словно сбрасывая дурман, мотает головой; жёстко, почти презрительно смотрит на Хайтека. Затем оборачивается к гидам. – Всем успокоиться! Пока ещё я здесь в отсутствие нашего Главы отдаю приказы гидам. И я подчиняюсь.

Снимает с шеи свой манок, извлекает оружие, скорострельный «Глок», берёт его за ствол, протягивает Хайтеку. Тут же передумывает и отдаёт всё Мелани. Хайтек пытается что-то возразить, но не решается. Хромой Алёшка в глубоком сне, Петропавел снова стонет и вот-вот рухнет на пол, и все не знают, что сейчас делать. Кроме Нил-Сонова:

– Помогите ему, что стоите, – приказывает он гидам. – Мелани, происходит что-то очень плохое. Будь с ним, – он кивает на Петропавла. – Не оставляй его ни на минуту. Кондрат, работа гидов на тебе теперь.

– Достаточно распоряжений, Нил-Сонов, – заявляет Хайтек, глаза его горят победным отблеском. – Вы арестованы!

Мелани, прижимая к груди, как драгоценность, оружие и манок Нила, вдруг подходит к Хайтеку и громко, чтобы все слышали, бросает тому в лицо:

– Ну что, ублюдок, давно мечтал это сказать?!

Глава 16
Путь Горха

1

– Я тебя не понимаю, – сказал Юрий Новиков. – Не мог бы ты изъясняться менее туманно?

«Директива сменилась, – усмехнулся Шатун. – Мы больше им не мешаем».

– Но почему?

«Потому что им помешают другие. И хватит торчать здесь – ступай на палубу, Хозяин ждёт».

– Другие, – насупился Юрий. – И кто эти другие?

«Поднимайся, всё узнаешь».

– А если они не смогут им помешать?

«Тем лучше».

– Опять ты за своё, громила?! – Юрий почувствовал смесь раздражения и что-то типа сильной весёлости. Они действительно всё больше срастались с Шатуном. – Нельзя ли чуть больше конкретики?

«Тебя опять наказать?» – В вопросе Шатуна ирония.

– Всё, что меня не убьёт, сделает меня сильнее, – глубокомысленно изрёк Юрий Новиков.

Шатун расхохотался; виски болезненно сжало, но не сильно, и Юрий тут же рассмеялся в ответ.

«Ты и правда растёшь, малыш, – похвалил Шатун. – Нет, правда, скоро сможешь утереть мне нос».

– У меня был хороший учитель. И можешь наказывать сколько хочешь, я не сдвинусь с места, пока не раскроешь все карты.

Шатун молчал. Что-то в голове Юрия Новикова наливалось тяжестью, но он к этому уже привык.

– И не забывай, – поспешил вставить он, – у нас с тобой теперь одно тело на двоих, пока ты там в дурке изображаешь овоща. Вряд ли нам стоит его калечить.

«Здесь ты прав».

– Ну и что там «лучше»?

«Хозяин введёт тебя в детали».

– Я не сдвинусь с места.

«Хорошо. Твоё упрямство даже симпатично. “Октябрьская звезда”, пароход Хозяина, снова на волне. Судно идёт в Москву, к Метромосту. Всё случится через три дня, в ближайшее полнолуние».

– Это ты уже говорил, и я не понимаю, почему – лучше?

«Потому что мы в любом случае в выигрыше. Если им помешают, ты получишь, что хотел. Только не знаю, устроит ли тебя теперь это – Пирровы победы для сосунков».

Юрий усмехнулся, настало ему время подумать. Когда он ввязался во всё это, им двигали лишь ревность, уязвлённое самолюбие и желание отомстить. Он не задумывался о том, что будет дальше и какой пресной может стать победа. Но ведь с тех пор он и вправду вырос. Нет, бесспорно, Ева должна понести наказание, только… ему этого мало. Шатун прав – для сосунков. А их теперь интересуют гораздо более ослепительные цели. Если бы речь шла только о Еве, он бы давно плюнул на всё это. Точнее, не стал бы заходить так далеко.

«Верная мысль».

– Ну, громила… – нахмурился Юрий. – И какие альтернативы?

«Это касается нас с тобой. Нашей подлинной мечты. Да-да, и твоей тоже, хотя ты, быть может, пока не догадывался. Нашей золотой мечты, нашего Эльдорадо, ради всего остального не стоило сюда забираться».

– Меня не надо агитировать! Ты мне конкретику давай.

Шатун был в восторге. Юрий почувствовал это и добродушно ухмыльнулся.

«Если им не смогут помешать и у твоей сбежавшей невесты всё получится… мы сможем пройти за ней. Этого и ждёт от нас Хозяин».

– Чего ждёт?

«Малыш, мир Хозяина намного больше, чем ты можешь себе представить! Мир, наполненный вечным солнцем юности».

– Не пудри мне мозги.

«Если у твоей невесты всё получится, то в самом тонком месте появится брешь. И мы уйдём за ней, понимаешь? Мы пройдём сквозь туман».

От воодушевления Шатуна, похожего на опьянение эйфорией, голова Юрия Новикова неприятно закружилась. Но ведь он прав! Это, а не что-то ещё их золотая мечта. Только головокружение вызвало прилив тошноты.

«Терпи, партнёр: ад – это другие. Не предполагал, что придётся пережить это буквально?»

На подобное Юрий не стал даже отвечать, его озаботил другой вопрос. Все эти позёрские сентенции Шатуна воздействуют, приводя их в восторг, на слабые умы типа Колюни-Волнореза. Шатун в голове Юрия усмехнулся, но молчал. Наконец Юрий Новиков сказал:

– Ясно, будем загребать жар чужими руками.

«Типа того».

– Неплохо. Очень неплохо. Почему бы тогда нам не помочь им?

«О, Бог мой! – застонал Шатун. – Как же ты можешь иногда всё испортить, малыш. Почему бы нам не вступить в один пионерский отряд? Стать братьями-скаутами?! Всем пережениться и прожить долго и счастливо до конца дней?»

– Ну-ну…

«Равновесие, друг мой. Для гидов и Университета ты – яд. Хуже тех, кто сейчас пытается им помешать. Заразная гангрена, которую надо удалить».

– Понятно… Но ведь бывают симбиозы, временные союзы?

«В этом случае – исключено. Я был по обе стороны. Поверь мне».

Юрий помолчал, раздумывая, поморщился:

– Хорошо. Что я должен сделать?

«Должен быть готов, когда это понадобится. А для этого… Поднимайся на палубу, отбрось, наконец, все сомнения. И ещё кое-что…» – Шатун усмехнулся.

– О чём ты, громила? – Юрий почувствовал прилив бодрости. Ему действительно пора наверх, на палубу, к солнцу.

«Не удивляйся, если Хозяин станет обращаться к тебе “товарищ Шатун”».

2

Нил-Сонов лежал на казённой койке, слегка прикрыв глаза, и чувствовал, что прелый запах внутри помещения карцера так до конца и не выветрился. Здесь давно никого не держали: Петропавлу удалось наладить жизнь в Университете, и к заключению под стражу в течение уже многих лет просто не приходилось прибегать. Правонарушителям предлагалось либо соблюдать закон, либо – изгнание. И сейчас он, Нил-Сонов, – единственный здесь узник.

Сегодня выдался на удивление красный, кровавый, почти зловещий закат. Мелани сказала бы, что это дурной знак. И Кондрат, самый могучий, физически сильный из всех известных ему гидов, с лёгкостью согласился бы с ней. Нил-Сонов улыбнулся: сам он не верил в дурные предзнаменования, но…

– Лодка, – тихо и словно бы нехотя обронил Нил. – То, о чём забыли.

Действительно, поверишь в дурные знаки.

Хайтек всё же позволил Мелани и Кондрату свидание с ним, но только в своём личном присутствии, сразу оговорившись – при малейшем подозрении в передаче какой-либо информации или попытке сговора свидание тут же прекратится. Выяснилось, что Петропавел в крайне тяжёлом состоянии доставлен в лазарет, ничего утешительного врачи пока сказать не могут. Картинка, анамнез его болезни, похожа на ту, как если бы Глава гидов подвергся серьёзному нападению тумана и не принял защитных мер, только все присутствующие на утреннем сеансе гипноза видели, что это не так.

– Охрану выставили? – обеспокоенно спросил Нил.

– Конечно, – тут же заверила Мелани. – И большую часть времени я нахожусь при нём.

– Этого мало! – возразил Нил. – Я хочу, чтобы ты была там постоянно.

Хайтек вскинул брови, но от комментариев всё же решил воздержаться.

– Я поняла, – сказала Мелани и печально улыбнулась.

Нил-Сонов и сам смутился. Они говорили так, словно всё по-прежнему и он их командир, словно этого кошмарного, всё меняющего сеанса гипноза не было. Пытались, но давалось это всё сложнее.

Говорили дальше. Выяснилось, что в связи с произошедшим утром в Университете введено чрезвычайное положение. А также создана специальная смешанная комиссия из гидов и учёных для расследования по открывшимся новым обстоятельствам. И при всём отсутствии симпатии к Хайтеку Нил-Сонов признал его действия разумными.

И что-то висело в воздухе, как марево недоверия, которое тяжелело с каждой минутой. Надо было что-то делать, требовалось немедленно поговорить, но слова для этого ещё не сложились.

– Мелани, – попытался Нил-Сонов и посмотрел ей прямо в глаза. – Я не понимаю, почему он это нарисовал! Моё лицо… Но я знаю точно, что там не был. Ты веришь мне?

– Я не знаю, чему верить, Нил, – тихо отозвалась она.

– Послушайте, Нил-Сонов, – тут же с присущей ему лёгкой надменностью встрял Хайтек. – Вы же не глупый человек, верно? Тогда и следующая логическая посылка, которую нам следует принять, что и Лазаря там не было. Не было вас обоих, или вы оба там были, не так ли, друг мой?

На это Нил-Сонов не знал, что возразить. Он лишь решил постараться быть искренним:

– Хайтек, послушайте меня, – просьба звучала максимально миролюбиво. – Нас кто-то очень искусно разводит. – Глава учёных поморщился, и Нил сказал по-другому: – Водят за нос. Мы все сейчас играем чужую и чудовищную пьесу. А он на шаг впереди. Прошу, поверьте, происходит что-то очень… плохое, я говорил уже, это… это просто интуиция, можете считать, нюх на дерьмо, но, к сожалению, здесь я редко ошибаюсь. У меня пока нет доказательств, я так же, как и вы, всё видел собственными глазами, но когда доказательства появятся, может стать слишком поздно.

– О чём вы, чёрт вас побери?!

– Меня подставляют… Я не знаю кто и не знаю как. А главное – цель не ясна, но, возможно, именно за ней скрыта подлинная картина происходящего.

Хайтек нахмурился:

– То есть вы предлагаете не доверять результатам сеанса гипноза, проведённого, между прочим, Петропавлом, вашим Главой?

– Я лишь говорю о возможной манипуляции…

– Угу… То есть вас кто-то подставил… Возможно, сам Лазарь. – Хайтек даже не пытался скрыть иронии в собственном голосе. – А заодно подставил и сам себя.

– Мы не обо всём знаем, что видел Петропавел, – глухо отозвался Нил-Сонов. – Он просил меня дать ему это отвар…

– Вы это уже говорили.

– Да поймите же вы наконец, я нужен вам! И не в стенах этого карцера.

– Комиссия, Нил, она во всём разберётся, – успокаивающе кивнул Глава учёных; видимо, за прошедшие двенадцать часов он несколько поостыл. – Комиссия и время всё расставят по своим местам.

– Времени как раз у нас и нет, – горько откликнулся Нил.

– Ладно, поглядим, – неопределённо сказал Хайтек. – А сейчас свидание окончено.

Мелани всё-таки обняла Нила на прощание, а Кондрат, сперва крепко пожав его руку, поступил так же:

– Всё образуется, брат.

– Поищите ещё, – вдруг сказал Нил-Сонов. – Особенно… за плотиной.

– Что? – тут же отозвался Кондрат. – Что искать?!

Нил-Сонов задумчиво покачал головой:

– Не знаю… думаю, не ошибётесь, когда найдёте.

– Нил, говори быстро, что?! – потребовала Мелани.

– Так-так, – насторожился Хайтек.

Нил-Сонов не сразу осознал, почему он это сказал, откуда родилось это слово. Оно всплыло само собой, видимо, та самая интуиция, о которой он только что твердил:

– Лодка…

– Так, свидание окончено, – немедленно оборвал их Хайтек.

Нил-Сонов странно, непонимающе обернулся на его голос, а затем в глазах загорелось что-то:

– Хайтек… Лодка Николая – тяжёлый грузовой восьмиместный шлюп, с ней не справиться в одиночку. Почему Лазарь ушёл на ней?

Глава учёных усмехнулся, но теперь возмущённо:

– Нил… Вы слышали то, что только что сказали? Может, потому, что вы были вдвоём?! Всё, свидание окончено.

Сейчас, лёжа на казённой койке, Нил-Сонов снова подумал о лодке. То, о чём все забыли, и он сам, лодка Николая… То, что казалось настолько очевидным, что о нём все забыли. А ведь это первое, что пришло ему на ум в тот злополучный день, последний день Чёрной весны, когда они только ещё приближались к Перервинской плотине. Лодки Николая нигде не было, и тогда эта картинка выглядела вполне логичной, ясной и понятной – убийца ушёл на ней. Лазарь покинул место бойни, воспользовавшись единственным доступным плавсредством. Всё так бы и оставалось, если бы… не путь Горха. Потому что у Лазаря была ещё одна лодка, лёгкая байдарка с изображением знака Рыбы на носу, как две капли воды похожая на лодку самого Нила.

«Ещё одно несоответствие в Стране Теней, – неприятно-болезненно резануло у Нила в голове, вызвав опустошающе-ватное посасывание чуть ниже желудка. – Так же, как с пулей, которую извлекли».

Нил вдруг обнаружил внутри себя какую-то странную тишину и понял, чем она могла быть: Император, чьё назойливое присутствие ощущалось с утра, затих. Затих и прислушивается.