Текст книги "Весы Лингамены"

– Хм, ладно, – сказал Штольм. – Но у меня такое ощущение, Дарима, будто тебе очень хочется, чтобы на всём этом вечно оставался необъяснимый налёт таинственности и непостижимости. Словно это светящийся неприступностью оттиск «божественной печати», а не явление, которое просто нужно хорошенько изучить.

– Ну, Штольм! Сейчас ты и меня в шпионы ИБ запишешь!

– Не, у нас тут уже есть такой, – ухмыльнулся учёный. – Но я вот всё думаю, отчего за 3500 лет существования Учения люди всё никак не могут подобраться к ответу, как именно передаётся из жизни в жизнь то, что мы называем кармой? Может, это первый Учитель так решил, что достаточно описать своим современникам механизм причинности без физической его основы, то есть не раскрывая «вещества кармы»? Но почему бы, наконец, именно сейчас – за неизвестное время до обнуления Кармопроцента, за одну кальпу до нового цикла, за миллион лет до Майтрейи – не совершить это важное открытие?

– Мы не будем тебе мешать, Штольм, – ответила Дарима. – Если считаешь нужным – работай, конечно, над своей машиной. Мы постараемся пока справиться с текущим проектом и без тебя. Твоя дерзкая мысль, конечно, имеет право на существование, и кто-то, вероятно, должен попытаться воплотить её в жизнь. Но… мы просто не хотели бы, чтобы для нашего товарища это закончилось как-то не очень радостно.

– Я вижу, – утомлённо проговорил Штольм. – Вы все не верите. Не верите, что это вообще возможно. И не ты ли, Дарима, сама говорила на Совете, что материя живая?

– Да, было такое предположение. Но знаешь, Штольм, эти вещи никак не помогут обрести истину. Эти гипотезы, как и твои последние идеи, напоминают мне то, что первый Учитель называл бесполезными вопросами: бесконечна ли вселенная, есть ли у неё создатель? Бесполезными они являются потому, что, даже зная ответы на оные, никак не приблизишься к цели, изложенной в учении дхармы.

– Да, я слышал об этом, – тихо сказал Штольм.

– Мы уж тут засиделись, дела ждут, – вздохнула Дарима и потянулась. – Но разрешите всё же рассказать одну древнюю притчу. Мне кажется, она хорошо отражает ситуацию, сложившуюся вокруг предмета сегодняшнего обсуждения.

Однажды Учитель сидел на берегу реки с учениками и ждал лодочника, чтобы переправиться на другую сторону. Пока лодочника не было, появился йог, который на виду у всех присутствующих перешёл реку по воде и обратился к учителю со словами:

– А ты так можешь, Просветлённый?

Учитель ответил вопросом:

– Скажи, йог, сколько времени ты потратил, дабы обрести такое умение?

– О, – отвечал йог, – почти всю жизнь я провёл в аскезах и упражнялся.

В это время появился лодочник, и Учитель спросил его:

– Скажи, лодочник, сколько стоит переправа на тот берег?

– Три гроша, – сказал лодочник.

Учитель повернулся к йогу и сказал ему:

– Ты слышал? Вот сколько стоит твоя жизнь.

– Ну что ж, надеюсь, результаты моего эксперимента не будут куплены такой ценой, – сказал Штольм, поднимаясь.

– Как бы то ни было, нам пора по делам, – сказал Гелугвий. – Если что – мы рядом.

Стоял уже полдень, а Штольм только вернулся домой с затянувшейся беседы в институте. Нельзя сказать, что после этой встречи учёный пребывал в угнетённом расположении духа, но всё же он надеялся хоть на какое-то понимание со стороны коллег – а его не было. И разговор по большей части опять происходил лишь с Даримой, остальные участвовали как-то вяло и всяко односложно. Да ещё Гелугвий со своими шуточками…

Штольм взял папку с чертежами и уселся на диван. Недавний разговор с коллегами в основном крутился вокруг морально-этических составляющих его идеи, и никто из них даже не выразил желания ознакомиться с технической стороной проекта.

– Они считают его заведомо провальным только потому, что никто ещё не подбирался так близко к этой тайне, – вполголоса произнёс Штольм. – А между тем…

Учёный выудил из папки те самые три листочка, описывающие его проект, и пробежал их глазами.

– Всё безупречно! – снова вырвалось у учёного. – Вот здесь только нужно ещё приделать трансформер гиперактивности света, а вот тут усилить излучение тройными уровнями Гирвальда-Нуора.

Наконец, получив из «машинки желаний» в точности то, что было задумано, Штольм оторвался от работы и посмотрел в окно. День уже угасал, скрадываясь мягкими летними сумерками. Именно то, что надо.

Добираться до Города Радости пришлось пешком – все знали, что горожане, добровольно отказавшиеся от виман и машин желаний, справедливо рассчитывают, что в радиусе двух километров от них никто не станет беспокоить их этими достижениями цивилизации. Можно было, конечно, немного срезать – долететь до ИКИППСа, который находится всего в километре от поселения, но Штольму уж очень не хотелось там «светиться» после сегодняшнего «совещания» (в ИКИППС сотрудники, конечно, не добирались пешком, но летали туда низко и одной дорогой, так что за зданиями института из Города Радости не было видно никаких летающих объектов).

Меж тем смеркалось. Вдали показались сереющие в полутьме строения нового города. Штольм переложил свой тяжёлый агрегат на другое плечо.

«Ещё немного, ещё чуть ближе, – в волнении размышлял он. – Нет, показываться им на глаза и привлекать к себе внимание мы никак не будем, ни к чему нам это. Они все, должно быть, ещё на своих посевных, а поля у них с другой стороны города – авось, не приметят».

Пройдя ещё пару сотен метров, Штольм совсем замедлил шаг и стал пробираться крадущейся походкой, как будто это могло укрыть его лучше уже совсем сгустившейся темноты. Ещё пятьдесят метров. Отчаянно стучало сердце. Каждая мышца лица, казалось, чувствовала прикосновение свежего ночного ветерка. Вот уже совсем близко проглянули огоньки в окнах окраинных домов. Ночной разведчик на миг почувствовал себя в непривычной роли воришки – скрываться и делать что-то исподтишка совсем не пристало людям нашей эпохи. «Да мы и не крадём ничего, – решил тут же путник, – мы лишь возьмём взаймы немного воздуха – и, если повезёт, вместе с теми самыми волосками. А потом обязательно вернём назад. Эх, на что не пойдёшь ради науки!» Штольм остановился и перевёл дух. Сейчас! Уверенно сняв с плеча свою «мотыгу», он размахнулся и нажал на кнопку в топорище.

Когда следующим утром мы оказались в рабочем зале ИКИППСа, нас ждал сюрприз. Вероятно, Штольм забыл здесь какой-то инструмент или игрушку. Во всяком случае, первое, что мне пришло в голову при виде невероятного штольмовского агрегата – это булава, виденная мной во время последнего посещения «Карусели Времени». И действительно, на длинную, добротную деревянную основу был наживлён прозрачный корпус полуметровой длины, наполненный пирамидальными фигурами, причудливо расположенными внутри. Ящик имел входные дверцы, выполненные в виде раскрывающихся челюстей, «украшенных» большими клыками.

– Кто бы ещё сказал, что это такое! – произнёс Гелугвий, взяв в руки эту странного вида штуковину, лежавшую на нашем рабочем столе.

М-388 по кличке «Кармовед», штатный робот ИКИППСа, умеющий работать с вычислителями и заменяющий, в сущности, рядового работника института в рутинном труде, тут же замигал иллюминацией и бодро направился к нам.

– С вашего позволения, – замурлыкал он, – это Сачок для ловли красного ветра, электромагнитный, охотничий, артикул: «38-2-266».

Мы в недоумении воззрились на М-388.

– Откуда ты знаешь? Помогал Штольму в разработке? – наконец спросил я.

– Нет, сотрудник Штольм Штольц вчера рассказывал об этом советнику Гараклию Домоону по связи.

– И что тот отвечал?

– Гараклий охал и смеялся, намекал, что кому-то надо что-то подлатать или подлечить – к сожалению, не расслышал кому и что.

– Подлечить, да… – попытался я скрыть улыбку. – Слушай, Кармовед, а больше тебе ничего не удалось узнать об этом проекте?

– Нет, только это.

– Спасибо, М-388! Будь уверен, железный друг, – сказал я, по-отечески кладя руку на плечо робота, – ты никого не выдал, просто нам необходимо понять, отчего наш товарищ отбился от коллектива в это напряжённое время становления глобального проекта.

– Я не железный, я из карбида вольфрама и пластика, – ответил М-388 ровным голосом. – Спасибо за доверие.

– Ну а самого Штольма ты давно не видел? – спросил Гелугвий.

– Недавно видел. Он в Зале 151 на 3-ей Радиальной, обосновал там лабораторию.

– Далеко забрался. Может, он хочет уединиться?

– Он такого не говорил, – сказал робот уверенно.

Как буквально они всё понимают…

Ещё на подходе к 151-й мы услышали раздающиеся оттуда вопли.

– Стой!.. Ага, попалась! Так тебя. У-у, Неймар, опять ушла!..

Я первым заглянул в Залу. Посередине её возвышался неизвестного типа большой прозрачный, напоминающий аквариум контейнер, освещённый со всех сторон. На него были направлены различные излучатели и прочие приборы, назначение которых сразу не угадывалось. Обнаружился и наш пропавший учёный: он лихорадочно жал какие-то кнопки на пульте и отчаянно пытался попасть манипулятором в движущиеся на экране предметы.

Гелугвий кашлянул и сказал как можно приветливее:

– Доброе утро, коллега!

Штольм даже не сразу заметил вошедших.

– А, это вы! Заходите! – откликнулся он вскоре. – Мои исследования в полном разгаре.

– Это мы видим, – сказал я. – Очень любопытно, кого это можно ловить, сопровождая охоту такими громкими возгласами? Я, было, подумал, что у тебя тут Мини-карусель Времени и Каменный Век с охотой на мамонтов.

– Ну, до такого я ещё не дошёл! – искренне рассмеялся Штольм. – А громко кричал – значит, слишком увлёкся. Я, знаете ли, победные тактики отрабатываю. Перед вами симулякр волосковых пространств!

– Это ты там ловишь тех, на кого вот с этим агрегатом в реальности ходишь? – спросила Дарима, показывая Штольму на принесённый нами Сачок. – Или уже поймал чего-нибудь? – невинно улыбнулась девушка.

– Нет, пока безрезультатно.

– А это что там виднеется? – спросила Дарима, с интересом склонившись к прозрачному контейнеру Сачка, в одном месте которого из пирамидки торчал еле приметный миллиметровый кусочек чего-то цветного.

– А что там? – удивился Штольм. – Вроде ничего не должно оставаться, всё проверял… погодите, сейчас ещё раз посмотрим.

Штольм нажал кнопку на рукоятке Сачка, и из раскрывшихся челюстей посыпалась на пол цветочная пыльца, а следом выпало что-то пёстрое.

– О, да это бабочка! – первой догадалась Дарима. – Ну ты даёшь, Штольм, – произнесла девушка с притворной укоризной, – весь наш пятидесятилетний эксперимент и то обошёлся без жертв, а ты тут всего за день умудрился загубить целого одного представителя отряда чешуекрылых насекомых!

– Но… – Штольм и сам не понимал, как в Сачок попала бабочка, но ещё больше недоумевал, почему она не перекачалась вместе с остальным содержимым Сачка в контейнер для изучения – там ведь мощный компрессор…

– Ладно, не будем больше мешать, пойдёмте, друзья, – позвал всех Гелугвий.

– Мы зайдём завтра узнать как дела, – сказал я выходя.

Мы оставили Штольма в размышлениях над конструкторскими недочётами Сачка и потихоньку ретировались.

Однако, ни завтра, ни ещё через пару дней Штольм на связь так и не вышел. Как мы узнали позже, всё это время он усиленно пытался получить хоть сколько-нибудь удовлетворительные результаты в своём «сачкомашестве». Каждую ночь пробираясь в сумерках к Городу, он черпал и черпал воздух своим Сачком, тщетно надеясь отловить вожделенные волоски. Возвращаясь обратно, он каждый раз успокаивал себя тем, что в этот раз уж точно наловил полные пирамидки невидимого порошка кармы, из которого и состоит всё вокруг. Он мечтал о том, что вот сейчас он дойдёт до ИКИППСа, свернёт в 151-й Зал, а там… Ночь за ночью ходил Штольм одной и той же дорогой, и вскоре примятую на этой тропинке траву уже мог бы приметить посторонний, буде таковой нашёлся бы в этих не посещаемых никем местах. После пятой ночи, проведённой в поле близ Города Радости, Штольм, обескураженный отсутствием результатов и ужасной усталостью, решил, что если и этот воздух, который он сейчас нёс в институт в своей «заплечной котомке», окажется «пустым», то он просто выкачает всё из своего институтского аквариума и снесёт обратно к городу. Обещал же вернуть – и вернёт.

Весь следующий день учёный облучал и изучал новый воздух, подвергал допросу кристалловизорами, внедрял и разные другие средства – всё было тщетно. «Это или не живая материя, или просто не та, и большего пока не достичь», – решил он. Той же ночью Штольм перекачал весь «взятый взаймы» воздух в Сачок и выпустил близ Города Радости в том месте, где и набирал его все последние дни.

Сильно измотанный учёный добрался домой только под утро, и почти сразу же провалился в долгий сон, плывя в объятиях которого, он проводил новый эксперимент. Всё происходящее выглядело очень реальным, только было смещено в прошлое и развивалось по альтернативному сценарию. Ящеру, проникшему под Колпак, удалось убедить не только Кхарну, но и всех без исключения поселенцев, что Эксперимент изжил себя, и икиппсовцы держат их там исключительно из собственного самодурства и упрямого желания не выглядеть проигравшими. Наланда в негодовании нажимает тайную кнопку, и оглушительно и необратимо воет на весь ИКИПСС впивающийся в самый мозг сигнал о том, что поселенцы требуют выпустить их из Закрытого Города. В ужасе носятся по коридору икиппсовцы, натыкаясь на роботов и падая, а роботы спешат в разные стороны, и объезжая лежащих, пытаются сообразить, что делать в нештатной ситуации. Но вот двери шлюзовой камеры в Зале Неймара открываются и оттуда начинают ползти цепочкой поселенцы – бывшие герои-экспериментаторы; лица их размыты, и их гораздо больше, чем было под Колпаком; и все они очень хотят что-то сказать, но сотрудники института не смеют поднять на них глаза, и экс-поселенцы спешат навсегда покинуть стены института, чтобы никогда больше не вспомнить о нём. Ещё несколько минут и Поле Неймара отключат навсегда. Штольм издаёт душераздирающий крик «не-е-е-е-е-е-ет!» и, схватив со стола институтскую машину желаний с расширенным набором функций, бросается в открытую дверь шлюза. Теперь он один знает, что надо делать. Выскочив из туннеля в поле близ опустевшего Города, он быстро создаёт на «машинке» нужную аппаратуру и переключает управление Полем на себя.

– Теперь они так просто его не отключат, о нет! – кричит Штольм.

Создав для Поля Города первичную защиту изнутри, он просит по связи Гелугвия не беспокоить его и не отключать Поле. Не отключать во имя науки, потому что он задумал важный эксперимент. И даже если он потом сам будет просить – всё равно не выпускать его. ИКИППС отвечает молчанием на странную просьбу, и учёный продолжает выполнять задуманное. Быстро выходят из машины готовые автоматические сачки-контейнеры для ловли красного ветра. Штольм уверен, что ни одна молекула «нажитого» тут за 50 лет «вещества кармы» не улетучилась за Колпак, и дело уже за малым. И вот, наконец, зафыркали, застучали гигантские жернова и захлопали воздухозаборники автоматов по ловле ветра, а Штольм стоял рядом и радовался. Но проходил день за днём, а результата всё не было. Молчали кристалловизоры, а облучённый воздух намагничивался, но оставался самым обычным воздухом, никак не тянущим на живую, мыслящую материю. И тогда Штольм прозрел, увидев вдруг всю силу своих заблуждений. Он не раздумывая нажимает кнопку отключения Поля, но ничего не происходит, потому что он сам просил Гелугвия оставить его здесь навечно «ради науки» и не реагировать на его возможные просьбы. Учёный пытается связаться с Институтом по связи, но приборы молчат. В отчаянии Штольм начинает толкать и дёргать ускользающий всё дальше и дальше Рычаг Отключения Всего, но слабые пальцы никак не могут сжать гладкую металлическую ручку и съезжают, а та выскальзывает из ладони и растворяется в тумане…

– Не-е-е-е-е-т, выпустите меня! Гелугви-и-и-и-и-й! Я больше никогда не буду издеваться над тобой! – кричит Штольм в полный голос и просыпается от грохота. Выскользнувшим во сне Рычагом Отключения Всего в реальности оказалось топорище Сачка, за которое Штольм тщетно пытался уцепиться во сне, пока не столкнул Сачок с кровати. Когда последний упал с толстым, тугим звуком и раскрыл свою клыкастую пасть, Штольму на миг показалось, как из неё вылетело и уплыло через окно на улицу несколько еле заметных белесых волосков.

– Нет, ну это уж слишком! – в сердцах сказал Штольм и сел на кровати. Сердце его билось словно после спринтерской пробежки вокруг многочисленных корпусов родного института. – Гелугвий прав. Не время ещё для всего этого. К Неймару все эти идеи, возвращаюсь к нашему проекту!.. если Колпак ещё можно открыть!

В тот же день Штольм появился в ИКИППСе и признался нам, что его разработки, наверно, и впрямь были слишком радикальны для своего времени. Вот в будущем, когда наука перешагнёт в своём бесконечном развитии «этот заклятый Рубикон», можно будет выстроить большие автоматизированные Сачки для ловли и обработки красного ветра – и совсем не обязательно близ Города Радости.

– Но нет-нет, это не сейчас, это когда-то… после, – быстро поправляется учёный.

Что ж, инженер Штольм Штольц вернулся к глобальному проекту ИКИППСа и занимается им с обычными для него прилежанием и педантичностью. Странный, так никем и не понятый эксперимент учёного начали уж забывать, но вот среди поселенцев Города Радости пустила корни весьма живучая и постоянно меняющая очертания легенда: периодически возникает в тёмное время то тут, то там Сумасброд с Сачком. В описаниях очевидцев (готовых голову прозакладывать, что они это собственными глазами видели) он появляется то вблизи окраинных домов на западе, то ближе к полям в противоположном конце города; то он ползком подбирается с юга, то блуждает в высоких травах на севере, и лишь страшный Сачок колышется над ним как коса. Рассказы эти сильно разнятся, но все сходятся на том, что ходит Сумасброд всегда только за околицей и на чай заглянуть не норовит. Иные горячие языки даже утверждали, что сами видели, как он им там непонятными процедурами «воздух портит», а вторили им те, кто уверял, что в том направлении, где стоит ИКИППС, иногда появляется ночью свечение, и в этой голографической картинке метрах в десяти за околицей можно разглядеть мужчину, какой-то аквариум и кучу приборов рядом. Впрочем, где выдумка, а где быль – гадать можно долго, ибо в этих душещипательных историях дело каждый раз происходит в сумерках или глубокой ночью, и были ли там действительно какие-то световые перфомансы, или же только чья-то тень кралась с Сачком в замахе – сказать, по правде говоря, не представляется возможным. А, может, там и вовсе простое сплетение света и тени так причудливо складывалось, что иные не слишком усердно молящиеся на ночь моеверцы могли узреть в этом рогатого или тётку с косой? Да и вообще, кто знает, не виной ли всему чересчур развитая фантазия некоторых обитателей Города Радости, которая, не имея никакого иного приложения, обретает вдруг такие странные, вычурные формы?..

Город Радости

Увлёкшись наблюдением за внештатными экспериментами ИКИППСа и ведя репортаж с последнего Совета Земли, мы, тем самым, совершенно потеряли из виду жизнь Города Радости и населивших его обитателей. В этой части повествования мы решили исправить это несомненное упущение, подробно рассказав об этом новом поселении. Итак, как было сказано ранее, в монархистской общине «Моя Вера», ведомой Криадатом Фалесским, сразу же поверили сообщению об обнаружении Мессии, слишком поспешно пущенному в народ с лёгкой руки Тоссирха, руководителя Института Богоявления. Три сотни моеверцев совершили полуторамесячный пеший ход до бывшего Закрытого Города и основали там новый город, выбрав эту территорию как место явления миру Ящера, которого все они приняли за вернувшегося на Землю Спасителя. Однако маленькая, радикально настроенная община «Моя Вера» – ещё не показатель реакции на Ящера всего остального многомиллиардного мира. Подавляющее большинство людей, верующих в Спасителя и ждущих его возвращения на Землю, не разделяли фанатичных чувств Тоссирха и Криадата Фалесского, восприняв известие из ИБ довольно спокойно. Они здраво рассудили, что Ящер нигде и ни разу не именовал себя Мессией и не обещал спасти всех, кто последует за ним. И на чём тогда основано утверждение ИБ?

– Да, разрушение полувекового эксперимента ИКИППСа Ящером – несомненно, феномен нашего времени, – говорили одни. – Феномен, достойный внимательного изучения; но вот сразу принимать этого жаждущего перемен человека за Второе Пришествие – с чего бы это?

– Мы лучше просто подождём, посмотрим, что будет дальше, – говорили другие, и таких было абсолютное большинство.

Подобной позиции придерживалась и значительная часть землян, причём, не только из тех, кто относил себя к монархистам. Но кроме тех, кто верил или не верил в божественность Ящера, были ещё и те, кто воспринял его появление не как событие религиозное, а как сигнал к личному наступлению, как выстрел стартового пистолета на спортивных соревнованиях древности. Это были те немногие, кто долго, затаившись, ждал случая изменить свою жизнь; те, кто лелеял неосуществимые до поры мечты о новом мире без заменивших человека машин. Пара сотен таких энергичных, отчаянных людей, прозванных «мечтателями»2424
  Для лучшего восприятия текста далее мы упоминаем «мечтателей» без кавычек.


[Закрыть], вскоре присоединилась к неполным трём сотням поселенцев, состоявших до этого практически полностью из общины «Моя Вера».

Так, около пятисот человек, возжелавших «истинной» жизни, пришли на выбранное Ящером место и воздвигли палаточный городок, где в первые дни царили шум и неразбериха. Новоявленные поселенцы знакомились со старожилами-участниками эксперимента, бродили где придётся и намечали места под будущие дома. Текано и Ящер пытались наладить какое-никакое руководство над городом, Кхарну увлечённо выискивал среди разношёрстной толпы плотников и каменщиков, а Криадат Фалесский прилагал все усилия, чтобы его община сохраняла вид более-менее организованного сообщества. В эти три дня на закате лета среди населения города постоянно происходили перетасовки (они и вызывали большую часть шума): одни люди приходили, другие решались покинуть Город Радости. Уходили в первую очередь те монархисты, в чьих головах не укладывался контраст между их ожиданиями и тем, какими в реальности оказались Город и его основатель. Так, одна группа моеверцев в количестве пятидесяти человек, до знакомства с Ящером ежедневно воспевавшая ему хвалу по пути в новый город, увидев его в реальности, не смогла поверить, что он – посланник Неба. Они так и не услышали от него страстно ожидаемых ими слов – Ящер ни разу не назвал себя Сыном Создателя, и не сказал, что спасёт всех, кто последует за ним, из чего они заключили, что грозит им тут лишь одно бесконечное пропалывание грядок, а спасением души и вовсе не пахнет. Тут даже весомая и безупречная в вопросах веры фигура Криадата Фалесского не смогла сыграть свою роль, и от трёхсот прибывших в Город Радости моеверцев на второй день откололось около пятидесяти человек. Но тут нашла своё подтверждение старая как мир истина: категорически неприемлемое для одних может оказаться весьма полезным для других.

Оставшиеся моеверцы говорили:

– Пусть уходят. А для нас недосказанность Ящера только подтверждает его аутентичность! Вспомните, Писание предупреждает – придут лжепророки и будут прельщать! А наш брат, ведущий нас за собой, ни разу и не провозглашал себя ни пророком, ни Спасителем.

Тогда выступил вперёд сам Ящер и сказал:

– Люди Города Радости, братья! Благодарю вас за доверие. Я не могу назвать себя тем, кем бы многие хотели меня видеть. Не спрашивайте, пожалуйста, почему. Но я скажу: кто хочет истинной жизни, такой, какой жили многие века наши предки – оставайтесь в Городе, и мы построим эту жизнь вместе! И пусть город наш станет пристанищем для людей любой веры. Мы будем жить и работать как единая семья, и труд на родной земле сделает нашу жизнь наполненной и счастливой.

– Верно, брат! – отвечали наиболее смелые. – В Писании ведь говорится, что Создатель трудился над созданием Земли, и потом радовался результатам трудов своих. Вот и наш труд будет подобен труду Его, и в этом найдём мы утешение и радость!

– И верно то, – кричали из толпы, – что нужно с радостью принимать здесь людей любой веры – ведь Создатель един для всех, разнится лишь восприятие его человеком!

Но в те начальные дни становления Города Радости люди покидали его не только из-за недостатка веры в его основателя. Среди тех двухсот мечтателей, горевших желанием изменить свою жизнь и под воздействием разнообразных слухов стёкшихся к новому поселению из разных мест, нашлись и достаточно легкомысленные личности, вообразившие себе, что стоит лишь попасть в этот мифический Город Радости, в эту современную Шамбалу, и счастье само свалится тебе на голову, и мгновенно избавит тебя от скуки и серости обычной цивилизованной жизни.

– А, ручной труд!.. – ворчали они, узнав, что к чему. – Как это мы сразу не догадались?! Ну и какой смысл постоянно работать на износ, чтобы себя обеспечивать? В этом смысла не больше, чем в обыденной жизни там, в «большом мире», где можно вообще с дивана не вставать, только на кнопочки жать и получать всё что угодно. И там ноль смысла, и тут тот же ноль, да ещё без палочки!..

Люди эти не испытали на себе целительных свойств труда и вернулись в мир, чтобы снова целыми днями лежать на диване и задаваться вопросами вроде «зачем оно всё?»

Ещё часть пришедших в Город – среди них было больше женщин и пожилых людей – испугались трудностей, связанных с бытовыми вопросами – питанием, гигиеной, отоплением домов. Когда спустя три дня вавилонское столпотворение в новоявленном Городе пошло на убыль, подсчитали, что количество оставшихся составляет немногим более четырёхсот человек. Таким образом, те, кто хотел уйти – ушли, а все остальные получили уникальный шанс испытать на себе жизнь и быт первобытных людей. Оставшиеся люди были настроены решительно, и их неподготовленность к «жизни на земле» компенсировалась горячим желанием добиться своего. Вот только мотивы у оставшихся групп несколько различались. Моеверцы и все остальные монархисты вовсе не искали спасения от тлена вездесущего современного мира; они пришли в Город Радости, потому что уверовали в Спасителя в лице Ящера и готовы были следовать за ним куда угодно. Они вняли его словам о том, что такая жизнь – правильная.

Не всё так однозначно было у мечтателей, осевших в Городе. Неужели все они пожаловали сюда, чтобы найти на свою голову небывалые трудности и через это стать счастливыми? Пожалуй, ближе к истине было то, что всех их просто объединяло полное разочарование в современной жизни и возможностях, которые она предоставляет человеку для достижения счастья. Выходит, прогресс лишь способствует всё более быстрому удовлетворению потребностей человека, но не может обеспечить ему то, чему ещё даже нет чёткого определения в нашей земной юдоли?.. Вспомним: тысячелетиями люди грезили о полном достатке, но стоило только ему, долгожданному, наконец, появиться, как пресыщенность тут же стала давать обратный эффект – люди начали терять мотивацию, мучиться в долгих поисках себя и в итоге попадать в Механические Города. Так что же тебе нужно, человече, где та золотая середина, что будоражит из века в век умы учёных и простых людей? Быть может, эта истина разнится от индивида к индивиду?

Мечтатели сознательно бежали от омертвелого достатка современной жизни, они были похожи на первопроходцев, на тех, кто пешком покрывал в древние века огромные пространства земного шара, на тех, кто рискуя, спускался на лодках по бурным рекам или пересекал на них моря. И остаться в Городе Радости смогли только те из них, кто уже побывал на самом дне отчаяния; те, кто понимал, что пути назад нет.

Итак, с наступлением осени численность населения Города Радости стабилизировалась, а бессистемное шатоброжение людское сменилось более осмысленной и упорядоченной деятельностью – все постепенно нашли себе дело. А уж тем, кто взял на себя роль лидеров, скучать и вовсе не приходилось.

Криадат Фалесский, доходивший порой в своём поклонении новоявленному «мессии» до крайнего фанатизма, во всём остальном вовсе не был недалёким твердолобым фанатиком, способным лишь слепо верить и преклонять колена перед объектом своего почитания. Он обладал прекрасными организаторскими качествами; его отличала яркая внешность и харизма, умение внимательно слушать и логически мыслить. В частности, именно благодаря ему отринутые как богомерзкие ещё на памятном собрании моеверцев машины желаний и кристалловизоры не потянули за собой фанатичные отказы от огня, колеса и призывы к ношению вериг. Он напомнил некоторым радикально настроенным участникам общины, что целью «Моей Веры» было всё-таки нахождение истинной веры и спасение душ прихожан, но никак не умерщвление их плоти голодом, холодом и отказом от всяко мирского. Вот если бы сам Ящер призывал к такому отказу… но, как говорится, оставим такие варианты палеогеникам!

Пока все вокруг ещё бродили и искали себе место, Криадат одним из первых стал задумываться о том, что лето уже на исходе, и пора бы подумать о тёплой зимовке. К обычным печам, которыми собирались оборудовать новые дома, он предложил присовокупить обогревательные батареи.

– В этом случае одно будет удачно дополнять или заменять другое, – говорил он на всеобщем собрании. – Отопительные печи – это хорошо, это как раньше, но мало кто нынче владеет забытым искусством запасания дров и складывания их в поленницы! И лес от нас далеко, как мы будем ходить туда, когда все дороги занесёт снегом? Извините, виман тут нет, в такси2525
  В древности – вид общественного транспорта


[Закрыть] не садят!

– Но на чём же тогда будут работать эти батареи, можно ли узнать? – раздался ехидный старческий голос вездесущего Амвротия.

– Известно на чём, Амвротий, – отвечал Криадат. – На днях тут появятся солнечные батареи и ветрогенераторы.

– Это грех! – тут же возвысил голос Амвротий и многозначительно поднял указательный перст к небу. – Как же мы спасёмся, если будем использовать диавольские машины сии? Зачем же мы…

– Ох, подождите! – с улыбкой сказал Ящер, примирительно подняв руку. – Генераторы и батареи у нас будут машинные. А как же ты хотел, Амвротий? При свечах жить? Но у нас и свечей-то нет. Мы начинаем новую жизнь с нуля, но это не значит, что мы возвращаемся назад в Каменный Век и отказываемся сразу от всех достижений цивилизации! Наша задача на данный момент – найти радость в совместном труде.

– Я услышал тебя, о… брат! – вымолвил Амвротий и склонился перед Ящером, сложив ладони лодочкой.