Текст книги "Встретимся в морге (Испытание злом)"

Глава 19

Гостиница «Нептун» находилась посередине огромного пустыря, раскинувшегося между неоновыми огнями деловой части города и темной пропастью порта. Вывеска «Комната с ванной – доллар пятьдесят» то потухала, то вновь загоралась, и это дерганье наводило на ассоциации с параличной старухой. Рядом со входом располагался бар, где за стойкой восседали матросы с небольшим количеством девиц. У них были полуночные лица. В холле не оказалось ни света, ни людей. Зелень помытых стен легла на лицо Молли смертельной бледностью, превратив ее темно-коричневые волосы в зеленовато-золотистые. Она привычно огляделась, словно это место было ей хорошо знакомо.

Из-за конторки выглянул ночной портье. Им оказался молодой человек с прогрессивной стрижкой – ежиком на макушке и длинными, свисавшими на уши волосами. Он носил алую рубаху и расписные подтяжки.

– Двойной номер? – произнес он нагловатым тенорком.

– Нет.

– Коли приволокете её в одинарный, все равно заплатите как за двойной.

– Я полицейский.

Он крякнул, провел пальцами по своему ежику и выпрямился, нацепив на физиономию подобие улыбки.

– Что ж сразу не сказали?

– У вас здесь остановился человек по имени Артур Лемп.

Парень оглянулся на доску с ключами.

– Его нет в номере.

– Когда он ушел?

– Не могу сказать. Вечером я его не видел. Предыдущим тоже.

– А когда?

– Похоже, что позапрошлым. Ведь вечера так похожи. – Он опустил руку ладонью вниз, вознамерившись показать скуку и безрадостность этих самых однообразных вечеров.

– С кем?

– Ни с кем. Этот старикан – одиночка.

– Друзья?

– Лично я ни одного не видел. Приходил он всегда один, это я помню точно, примерно в это время.

– А где он проводил вечера?

Парень выразительно перевернул руку.

– Откуда мне знать? В барах?.. Я ведь не циклоаналитик. Но видок у него был как у прожженного пьянчуги.

Молли фыркнула.

– Мне и в морге так же показалось, – сказал я.

Молодой человек потрогал рот, а затем приложил палец к носу.

– Мертв?

Я кивнул.

Рука Молли вцепилась в мой локоть. Ее яростный шепот впился мне в ухо:

– Вы не говорили, что он умер. Надули меня, приволокли сюда…

Я стряхнул ее руку и обратился к портье:

– Лемпа убили сегодня утром. Я бы хотел осмотреть его комнату.

– Ордер у вас есть?

– В подобном случае ордер не нужен. Речь идет об убийстве. Умер человек.

Пожав худыми плечами, он снял с доски ключ, снабженный биркой, и запустил его по стойке в мою сторону.

– Думаю, вы понимаете, что делаете. Номер три-семнадцать. Ничего, если я останусь здесь? Заменить меня некому. От лифта свернете налево. Последний номер в конце коридора, у пожарного выхода.

– Благодарю. – Я повернулся к Молли. – Вы пойдете со мной.

– Не хочу.

– А я не желаю, чтобы вы тут болтались без присмотра и нарывались на очередные неприятности.

Я взял ее за руку и повел к лифту. С жутким протестующим скрипом машина подняла нас на третий этаж. Мы повернули налево и пошли вперед, ориентируясь по красным огонькам в конце коридора.

Молли шла, еле волоча ноги.

По звукам, исходящим из-за тонких стен и дверей, угадывались тревожные сны, пьяные разборки, вороватая любовь. Я безумно устал от этого хлынувшего на нас потока чужих жизней, затопивших узкий коридор подобно потопу. Внезапно я почувствовал, что кошмар вот-вот станет реальностью, ибо увидел себя со стороны – крошечное существо, пробирающееся по венам гигантского, корчащегося в судорогах тела.

Ключ свободно повернулся в замке, и мы вошли в комнату. От выключателя на внутренней стороне стены к потолку тянулась витая жила. Две слабых сорокаваттных лампочки осветили простую железную койку, умывальник в углу, рахитичное бюро и несколько квадратных футов вытертого коврика.

Через наполовину прикрытое жалюзи окно по диагонали шла пожарная лестница – железная, черная, на фоне жуткой вечерней тьмы над крышами.

– Так, значит, вот, где он обретался, – презрительно сказала Молли. – В этакой-то берлоге, а сам о норках, лимузинах… Старая грязная вонючка.

– Вы очень своеобразно выражаете печаль по умершему…

– Как умею. Вы не видели, что он сотворил со мной? Тогда поглядите…

Внезапно сбросив с плеч пальто, она дотянулась до молнии сзади и обнажила лопатки. Спина была исполосована сине-черными рубцами, которые уже стали наливаться зеленью и желтизной.

– Это его работа. Мексиканский ремень; как раз после этого случая я его и погнала. И знаете, как он объяснил это проявление «нежности»? Что способен на что угодно ради привязанности. Что, видите ли, он старый и никому не нужный, потому и побил меня.

– Мне очень жаль.

– Мне тоже, только не его. – Она застегнула молнию. – Как вы думаете, сколько предложений стать манекенщицей у меня появится, пока на спине сияет подобное расписание?

– Молли, присядьте пока. Сейчас я должен заняться делом.

Она села на единственный стул и уставилась в стену. Инструмент маляра оставил на стене и потолке мириады крошечных серпообразных следов, и казалось, что по комнате прокатилась волна каких-то кошмарных существ, которые цеплялись коготками за стены.

Шкафа не было, а на крючках за дверью ничего не висело. Ящики бюро оказались пустыми. Я подошел к застеленной кровати и откинул простыни. Под ними ничего не оказалось, кроме коричневатых пятен на матраце. Я поднял матрац и прислонил его к стене. Чемодан Лемпа оказался под кроватью. Он был сделан из дубленой парусины и украшен коричневой кожей. Отделка уже порядком пообтрепалась, а замок заржавел. Внутри лежал пакет белья, присланный из китайской прачечной, который я не удосужился вскрыть; пинтовая бутылка дешевого «бурбона», закутанная в изъеденный молью свитер; аккуратно сложенный коричневый костюм с потускневшим значком полицейского департамента Сан-Франциско, прикрепленным к внутреннему нагрудному карману; револьвер 38-го калибра; коробка патронов, пачка лакричных пастилок, тяжелый перочинный нож, снабженный ножничками для подравнивания ногтей; пара черных кожаных ботинок с бритвенными разрезами на носках; порядком заплесневелая половина гамбургера с ветчиной, завернутая в вощеную бумагу; пустой бумажник из крокодиловой кожи; почти пустая бутылка с этикеткой «Пот-н-Зии – Гормональный Эликсир»; и пара бронзовых детских башмачков на голубой ленте.

На самом дне оказалось несколько книг и бумаг. Одна книжка была озаглавлена «Истинное значение ваших снов», на обложке я узрел распухшую от фантазий человеческую голову. Лемповские интересы замечательно просматривались в подборе литературы: судя по иллюстрациям, он превратился в законченного садиста. На титульном листе одного из этих шедевров кто-то нацарапал химическим карандашом такие стишки:

Молли, Молли, веселушка,

Дева – девочка-резвушка!

С золотыми волосами,

Сине-синими глазами

Ты в одиннадцать за мною прилетай,

Полетим с тобою, Молли, прямо в рай

Припев: Девочка веселая моя, волосы как золото горят.

В бумагах я нашел письмо, написанное помощником окружного прокурора графства Сан-Диего, датированное 1941 годом, в котором Лемп рекомендовался на работу в качестве охранника на авиационный завод; выцветший снимок молодого лысого мужчины, Лемпа, стоящего под опавшим кленом и держащего на руках ребенка в длинной одежде, и свидетельство о рождении: «Артур Джордж Лемпке, Питтсбург, Пенсильвания, родился 14 июня 1892 года; отец – Артур Лемпке, рабочий, его жена – Тринити, домохозяйка». Чтобы уместить всю свою жизнь в единственном документе, Лемп карандашом накорябал на загнутом уголке официального конверта, в который было вложено свидетельство: «Распорядок – отправить письмо на Велли-Висту-Ранч, Риджкрест-роуд в пяти, полд. не позже. – Майнер отвезет мальчика в пустыню до доставки почты (субб.) 9.00 – 9.30 ут. – поезд уходит со станции 11 часов – самолет улет, из Междун. Аэр. 2.00».

Но Лемп отправился на небеса сразу же после одиннадцати и опоздал на этот рейс. Я открыл бутылку «бурбона» и хорошенько глотнул. Боже! Какой скукой и мраком веяло от этих стен, из чемодана, от объедков лемповской жизни. И я содрогнулся, почувствовав могильный холод, заползающий мне в душу. Безумие.

– Главное – не забыть спереть выпивку у мертвеца. Какая низость. – Молли поднялась со своего места и направилась ко мне и сказала робко: – Я бы тоже заглотнула этого пойла, мистер.

– От меня ни капли не получишь.

– Отчего же? – улыбнулась она задабривающе.

– Оттого, что я не спаиваю малолеток и не отнимаю у малышей леденцы.

– Я не малолетка. Я уже регулярно выпиваю в течение нескольких лет.

От дешевого неочищенного виски внутри у меня все зажглось и осветилось, и тогда я увидел, что нахожусь в центре какого-то дьявольского лабиринта, в который составными частями входили: расписание похищения ребенка и пара детских башмачков; безвкусное любовное послание стареющего мужчины на обложке извра-шенческой книжонки и молоденькая, но уже растленная до мозга костей девица. И улыбочка Молли, пустая, как стены, и затертая, как половик, внезапно все поставила на свои места.

– Ты, дитя лесное, – сказал я. – Укройся листвой.

Память, словно расплывшиеся в воде чернила, оживила ее холодные глаза.

– Вы говорите затасканнейшие вещи. Я ведь только этим и занимаюсь. Еще маленькой я играла листьями осенью. Мы тогда всей семьей играли.

– Это было до наводнения?

– До.

Я опустился на корточки и принялся запихивать вещи в чемодан. По телу разливалась огненная волна. Зло трудно возненавидеть, но можно пересились ненависть и самому стать злом. Я ненавидел не Молли и даже не Лемпа, а тщетность желаний, неистовое разбазаривание жизненной энергии и тот омерзительный нуль, что поджидал их в конце.

Какие неуклюжие у меня руки! Складывая коричневый костюм, я выронил на пол бумажник из крокодиловой кожи.

Молли на четвереньках подползла к нему.

– Давай сюда, – сказал я. – Это улика.

– Бумажник Керри… Я сделала ему подарок на прошлый день рождения. Тридцать лет – не шутка, а у меня в то время как раз были деньги.

– Ты уверена?

Ее пальчики заползли в бумажник.

– Здесь его инициалы. Когда я расплачивалась, то попросила, чтобы сделали монограмму.

В уголке внутреннего кармашка и впрямь переплелись маленькие золотые буковки "К" и "С".

– Я была права: Лемп убил Керри и взял его бумажник и машину.

– И девушку.

– Не так. Керри единственный человек, которого мне довелось любить. Когда Лемп не бил меня, я испытывала к нему чуть ли не родственные чувства, словно он был мне отцом или дедом. Ему хотелось только смотреть на меня – и все. Но сердце мое всегда принадлежало только Керри.

Я взял бумажник у нее из рук и бросил в чемодан. Она подошла к зеркалу, укрепленному над рукомойником, поизучала отражение и сказала, обращаясь к самой себе:

– Иногда я начинаю забывать, кто я на самом деле. Иногда даже я не могу этого вспомнить.

Она подняла створку окна и, выглянув, осмотрела пожарную лестницу. Красновато-черное зарево зависло над крышами. Были слышны дальние вопли, гиканье. Звуки города били по нервам, словно порывы ветра по струнам железного леса.

Глава 20

Вид уродливого цементного фасада здания суда с его мавританскими арками и византийскими башенками ласкал мой взор. Огни в щелевидных окнах шерифовой конторы сияли, напоминая огни родного дома. Но Молли, увидев решетки на окнах, отпрянула. Пришлось мне помочь ей взобраться по ступеням и даже придержать дверь.

Я усадил девушку на скамью во внешнем офисе, а рядом поставил чемодан Лемпа. Сегодня работало в ночную смену трое помощников вместо полагающегося одного. Шесть глаз впились в Молли, а затем в мою сторону. Я сказал:

– Есть что-нибудь о ребенке Джонсонов?

– Пока нет. Хотя все может быть: нам ведь не докладывают. А это что за симпампунчик?

Молли выгнула спину и блеснула на помощников ослепительной, полной неподдельного восхищения улыбкой.

– Свидетельница. Сэм здесь?

– В своем кабинете. Не хочет идти домой.

– А Форест?

– Устроил в канцелярии временный штаб, – проговорил человек у панели с телефонами. – Если хочешь до него добраться, то заполни несколько анкет, а я постараюсь выбить тебе временный паспорт или визу. С демократами связан не был?

– Не волнуйся.

– Шучу, сынок.

– Хо-хо.

– Что с тобой, Хов? Теряешь чувство юмора? – Он повернулся к остальным. – Мистер Кросс ведет свой корабль по звездам.

Я ответил:

– Если хочешь удружить, будь добр, закажи мне какой-нибудь еды. Я не питался в течение последних нескольких недель.

– И… что же вы желаете, сэр? – Он взял в руку телефонную трубку.

– Смирно! Ветчину, яйца и кофе. Буду у Сэма.

Я шваркнул на прилавок доллар и, подхватив чемодан в одну руку, а Молли в другую, пошел по коридору к закутку Сэма Дрессена.

Сэм спал, так пристроив голову на столе, что она казалась большим гранитным пресс-папье. Я растряс его, и он, мигая и улыбаясь, уселся прямо.

– Придавил пару минуточек. Пришлось крутенько попыхтеть с этой визиткой, что ты мне подсунул, Хов. Но, по крайней мере, один труп опознан.

– Арт Лемп?

Загнутые вверх уголки губ кисло обвисли.

– А-а, ты, значит, уже в курсе? Куда ездил?

– В ад и обратно. Эта юная леди знала Лемпа, а февральский парень был ее мужем.

Я кивнул в сторону Молли. Она вся как-то съежилась и постаралась слиться с дверью. Я подумал, что девица почуяла тюремный душок. А быть может, ее напугали симпатичные фотографии, развешанные по стенам кабинета, на которых хорошими черными чернилами было выведено: «Разыскивается».

– Хов, ты ведь не станешь насмехаться над стариком, который тебе в отцы годится?

– Она его вдова в бытовом значении этого слова, но все-таки… Его звали Керри Сноу.

– Мы поженились в Лас-Вегасе! – выкрикнула Молли. – Пятнадцатого января. Все было по закону!

– Я верю тебе, Молли. А теперь подойди сюда, присядь и расскажи все по порядку.

Вопросы и ответы продолжались до прибытия моего раннего завтрака. Молли не сообщила по сути дела ничего нового. По ее словам выходило, что и Сноу, и Лемп держали ее в полном неведении относительно своих темных делишек, а быть может, она просто опасалась проболтаться и подсесть в тюрьму. Девушка выглядела напуганной и голодной.

Мы по-братски поделили еду. Сэм сказал, что в полночь уже отобедал. Сейчас было почти два.

Я встал, слыша скрип в коленках.

– Эми Майнер все еще здесь?

– Она в спецкамере на третьем этаже. Я схожу с тобой.

– А кто дежурит?

– Стэн Марслэнд.

– Я сам справлюсь. А у тебя, Сэм, намечается работенка. Это чемодан Лемпа. В нем достаточно зерна для твоей мельницы.

На изборожденном морщинами лице проявилась целая гамма чувств: от приятных ожиданий до дурных предчувствий.

– Отлично, – пробормотал он с сомнением. – А с девицей что прикажешь делать?

– С ней наверняка захочет поговорить Форест. Наверное, будет лучше, если ты и чемодан прямо ему отдашь. Ведь они, наверное, приехали со своей передвижной лабораторией?

– На заднем дворе стоит возле гаражей.

– Ну вот и отлично. Так что ты запросто можешь отправляться домой. Кстати, и Молли с собой прихвати. Она вряд ли захочет провести эту ночь в тюрьме.

– Я вряд ли захочу!

Сэм уставился на нее с некоторым сомнением.

– Спасибо, да я уже женат.

– В этом-то и дело. Я вряд ли подхожу на роль дуэньи. – Я обернулся к девушке. – Ты не сбежишь из дома помощника шерифа Дрессена?

– Куда?

– Ладно, Хов, – проворчал Сэм. – Ты за последнее время несколько раз меня выручал. Правда, так до сих пор и не вернул фотографии…

– Дай мне еще несколько минут…

Только на автоматическом лифте можно ночью попасть на тюремные этажи. Я поднялся наверх. Возле шахты стоял Стэн Марслэнд, держа руку на кобуре.

– Не слишком ли ты припозднился, а?

– Обстоятельства, Стэн. У нас не так уж часто похищают детей.

– Мне вполне хватает. А в портфеле что? Харч? Господи, пусть это будет харч!

– Да нет, не харч. Ножовка по металлу, надфиль.

– Слушай, не упоминал бы ты при мне эти штуковины. – В ночную смену даже немой становится болтуном. – Я-то думал… Штекс с луком, жареная картошечка, кружка разливного пивка. И все это мне! Мне! Мне!

– Миссис Майнер спит?

– Понятия не имею. Вполне возможно. В первую ночь заключенные обычно страдают от бессонницы. А ты к ней?

– Да.

– Привести сюда?

– Не стоит. Пройду в камеру. Я буквально на минуточку.

По витой железной лестнице он провел меня на металлическую галерею с клепаным полом. Мы прошли мимо нескольких обитых железом дверей с малюсенькими, забранными решетками окошками. Из-за одной доносились стоны, вопли и смех.

– Алканавт, – пояснил Марслэнд. – В субботу вечером у них оттяг. Зато похмелье поутру в воскресенье: ууух!..

У конце галереи он открыл дверь и передал меня полусонной надзирательнице. Женские камеры были просто решетчатыми клетками. Сквозь аммиачное амбре и запахи зверинца пробивалась вонь духов. В последней клетке, вцепившись руками в решетку, стояла, слово ожидая моего прихода, Эми Майнер.

– Мистер Кросс! Вы должны вызволить меня отсюда!

– Спокойнее, Эми, – успокаивающе проговорила надзирательница. – Ты разбудишь остальных девочек.

– Но я не могу здесь находиться. Я не совершила ничего дурного.

Надзирательница кивнула мне. На затылке ее волосы были стянуты в такой тугой узел, что он сильно походил на дверную ручку.

– Морока с этой Эми, мистер Кросс. Как вы думаете, может быть, ее поутру освободят? – И добавила шепотом: – Мне пришлось отнять у нее чулки, а то она грозилась покончить с собой.

– Меня должны немедленно отсюда выпустить, – бубнила Эми. – Я не сделала ничего дурного.

– Да, этим занимался ваш муж.

– Не верю.

– Пока все не выяснится, вас отсюда не выпустят. Я лично против этих санкций. Такое вряд ли кому-нибудь понравится. И все же необходимо выяснить правду.

Я придвинулся ближе к прутьям решетки. Лампочка в проволочной сетке чахла под потолком. Глаза Эми распухли. Слезы размочили морщины, и они расползлись по лицу, подобно эрозийным канавам. Рот, наоборот, превратился в тонкую полоску. Губы были жестоко обкусаны. Волосы свисали у висков серо-коричневыми веревками.

– Что с Фредом?

– О нем никто ничего не слышал.

– Его ведь прикончили? Я знаю: Фреда убили, мальчика похитили, меня заперли здесь и выбросили ключ.

Мне не понравилась ее истерическая припевка.

– Эми, вам нужно успокоиться. Ведь все могло быть намного хуже. Через день-два вас непременно отсюда выпустят.

Женские руки пролезли сквозь прутья решетки.

– Обещаете?

Я взял ее ладони. На ощупь они были той же температуры, что и железо.

– Думаю, что смогу взять на себя эту ответственность. Вас здесь держат в качестве свидетельницы, частично для вашего же личного блага. После дачи показаний вас отпустят.

– Свидетельницы чему?!

– Не имеет значения. Вы жена Фреда. Лет десять, наверное?

– Около того. В общем, достаточный срок, за который я вполне могла уяснить себе, что Фред не преступник.

– Жены и раньше ошибались. – Я повернулся к надзирательнице. – Нельзя ли сделать чуток посветлее?

Она прошла к приборной доске с рядом переключателей и зажгла полный свет. В четвертый и последний раз я вынул из портфеля фотографии мертвеца.

– Видели ли вы когда-нибудь раньше этого человека? – Я прижал к решетке увеличенные изображения разбитого лица.

Из ее глотки вырвалось: «аугхл!» – пальцы впились в металл; суставы побелели.

– Кто это?

– Он служил на «Юрике Бэй». Ваш муж должен был его знать. Ведь Фред находился на корабле с момента пробного плавания.

– Это что, Сноу? Неужели он?

– Да. Керри Сноу.

– Что с ним такое случилось?

– Этого человека раздавил в феврале Фред. Фотографии сделаны после наезда, разумеется.

– Он мертв?

– Его убил ваш муж. Насколько близко они были знакомы?

– Думаю, что не слишком близко. Я говорю так потому, что Керри Сноу приходил к нам на квартиру в Даго всего раз или два. А ведь Фред всегда был гостеприимным хозяином и привечал молодых. Но все это осталось в сорок пятом.

– И с тех пор они больше не виделись?

– Понятия не имею.

– А с Артуром Лемпом?

После непродолжительного молчания она промямлила:

– Никогда о таком не слыхала.

– Вы в этом уверены?

– Зачем бы мне лгать? Ведь вы пообещали, что после того, как я расскажу все, что знаю, меня отпустят…

– Последний вопрос, миссис Майнер. Как, по-вашему: мог ли Фред увезти мальчика в пустыню? И куда в подобном случае он бы направился?

– Здесь я ничем не смогу помочь. Мне очень жаль. Но Фред не переваривал пустыню. У него больные пазухи. Как-то мистер и миссис Джонсон взяли его с собой. Но это было в первый и последний раз…

– Значит, в феврале ваш муж не ездил в зимнюю резиденцию?

– Нет. Машину вела миссис.

– Кстати, как хорошо Фред знал миссис Джонсон?

– Они всегда были друзьями.

– Скажите, а до того, как Фред поступил шофером к Джонсону, он часто виделся с Хелен?

– В общем, да. Она ухаживала за ним в больнице, где он примерно год лежал с переломом спины.

– А после выписки они встречались?

– Об этом я ничего не знаю. – Ее серое лицо протиснулось между прутьев решетки. – Я знаю, на что вы намекаете. Но это неправда. Фред никогда не путался с другими женщинами, так что оставьте миссис Джонсон в покое. Чего вы, в конце концов, добиваетесь?

Я сказал, что и сам не знаю, и попросил надзирательницу вывести меня.

Форест допрашивал Молли в кабинете Сэма Дрессена. Сквозь закрытую дверь доносились глухие монотонные голоса.

– Вы можете доказать, что все утро провалялись в постели?

– Никто не сидел рядом и не наблюдал.

– Вряд ли сонливость можно зачесть вам в плюс.

– Это еще не преступление.

– Не то что заколоть человека пешней!..

– У меня и пешни-то никогда не было.

Я постучал и отдал Сэму фотографии. Ни Форест, ни Молли не обратили на меня ни малейшего внимания. Абсолютно абстрагировавшись от внешнего мира, они следили только за тем, чтобы как можно достойнее вести свои партии в маленькой игре в вопросы и ответы.

На сегодняшнюю ночь я по горло насытился этой девицей. Но если говорить правду, я нес за нее определенную ответственность. А копнув поглубже, становилось понятно, что сейчас я ничем не мог ей помочь. Ее жизнь летела по инерции, подобно метеору пронесясь мимо полуночи в бездну.

– Хорошенько о ней позаботься, Сэм, – проговорил я, чувствуя, насколько слова не вяжутся с моментом. Очень трудно поймать метеор.

– Жена за ней присмотрит.

– Передай Форесту, что я его жду.

В самом конце коридора на скамье кто-то бросил местную газету. Я не нашел в ней упоминаний о киднеппинге или убийстве. Но одна заметка меня все же заинтересовала. Женщина, ну та, пожилая, снова поддалась клептоманской страстишке. Внеся залог и выйдя на свободу, она ринулась в ближайший магазин и стырила пару купальников девятого размера.

Откинув голову, я погрузился в сон, близкий по ощущениям к коме. Разбудили меня быстрые шаги Фореста. Агент присел рядом. Выглядел он так же проницательно и свеже выбрито, как и днем; вот только вокруг рта у него появилась белая полоса.

– Вы совсем неплохо поработали, Кросс. Поначалу я был против вашего вмешательства, но похоже, что нюх вас не подвел.

– Мне знаком местный народец и обычаи. А это частенько помогает. Сэм Дрессен, например, стареет, становится медлительнее, но ведь умрет за свое дело!..

– Я предложил ему отдохнуть. Так как вам удалось выйти на девчонку?

– Об этом – позже. Вы говорили с Бурком?

– Ага. Что вы о нем думаете?

– Прыток, но осмотрителен.

– А вам не кажется, что именно он может стоять за всем этим делом?

– Только не Бурк. Слишком уж поспешно он выложил всю имеющуюся информацию, которую к тому же не составило труда проверить. Думаю, что Артур Лемп подготовил похищение в одиночку. – Из внутреннего кармана я достал надписанный Лемпом конверт. – А вот вам и доказательство.

Форест прочитал «расписание», присвистывая в некоторых местах.

– Теперь мы точно знаем, что Майнер замешан в этой истории. Что же вы думаете о пустыне?

– Ничего, Калифорния ими славится.

Минутку Форест раздумывал, покусывая верхнюю губу.

– Теперь ясно, что именно Лемп задумал похищение. Но вряд ли он мог запланировать удар пешней…

– Резонно.

Форест как-то мрачновато ухмыльнулся.

– Похоже на то, что и Майнер его не убивал. Этот должен был увезти мальчика. Следовательно, он убрался до того, как прибыло письмо о выкупе. Это означает, что существует третий член банды.

– Или же не означает ничего. До сегодняшнего дня Лемп, похоже, не практиковался в преступном бизнесе. Зато какой-то вор в законе или организованная шайка могли скорректировать его план в свою пользу и прикарманить выкуп.

Форест задумчиво пробормотал:

– Корпорация «убийство» предпочитает действовать пешнями. Частники тоже. Слишком уж удобное оружие. А что, если это сделала девчонка Фоон? Она вполне могла знать о планах похищения.

– Эту возможность исключить нельзя. Хотя, на мой взгляд, она достаточно эфемерна. Если бы у Молли было пятьдесят тысяч, она не стала бы рассиживаться и дожидаться неизвестно чего.

– Это в случае наличия у девчонки мозгов.

– Не волнуйтесь, у нее их нет. В ее мире так: либо ты агнец, либо палач. Она – первое.

– Реальность дробится, а подозреваемых становится все больше. Как я понял, у Фоон была личная причина ненавидеть Лемпа, что приводит нас к двум мотивам вместо положенного одного…

– Если честно, то меня больше интересует ее бывший муж – Керри Сноу. Я выяснил, что между ним и Майнером существовала связь. Во время войны они оба служили на одном судне и, кажется, даже дружили. Я только что вытянул это из миссис Майнер. Пока сей факт не был установлен, Майнер мог утверждать, что его пьяный наезд – чистая случайность. Теперь же…

– Что-то начинает вырисовываться, – сказал Форест. – Как назывался корабль?

– "Юрика Бэй". Керри Сноу работал на нем судовым фотографом.

– Черт меня побери совсем! – Фэбээровец резко шлепнул себя по голове таким образом, чтобы не смять пробор. – Я должен был это вспомнить! Видел же название в рапорте по делу Майнера! Сноу зарегистрирован в нашей картотеке. Как только мы выяснили его фамилию, я тотчас же послал запрос в Вашингтон. Наше лос-анджелесское бюро арестовало Сноу в январе сорок шестого. Мы сдали его военно-морскому трибуналу как дезертира; Сноу признали виновным по этой статье и за кражу имущества. Он провел шесть лет и четыре месяца в Портсмуте и вышел на свободу прошлой весной.

– Молли говорила мне об этом.

– А вы знаете, кто его выдал?

– Нет, сэр. Лос-анджелесский адрес Сноу был предоставлен нашему бюро лейтенантом Лоренсом Сайфелем, приписанным в то время к одиннадцатому военно-морскому округу в Сан-Диего.

– Вы уверены?

– Ошибки быть не может. Его фамилия зарегистрирована лос-анджелесским офисом. Наши дела находятся в полном порядке, – сказал он несколько воинственно. – А что вы знаете о Сайфеле?

– Немного. Похоже, он умен и очень издерган. Так чтобы вы знали, у него семейные неурядицы. Сейчас наш адвокат не в лучшей форме. Вы с ним виделись?

– Разумеется. Как только выплыло его имя, я немедленно отправился к нему. С первого же взгляда мне стало ясно, что Сайфель эгоист и скупердяй. И как он сам признался, Лемп разговаривал с ним. Правда, всего лишь единожды. Что касается Керри Сноу, то Сайфель не отрицает того, что дал адрес этого человека, раз к тому же это зафиксировано, но клянется, что не помнит ни обстоятельств, ни фамилии. Во время войны через его руки прошли десятки подобных дел. Значит, вполне возможно, что адвокат говорит правду и он действительно ничего не помнит.

– Он сейчас дома?

– Уезжая отсюда в одиннадцать, Сайфель направлялся в дом Джонсонов. Сказал, что постарается сделать все, что в его силах, чтобы отвлечь миссис Джонсон от горестных мыслей о потере. – Форест язвительно спародировал интонацию Сайфеля.

– Потере? Разве мальчик мертв?

– Не он, а Джонсон. Я думал, вы уже слышали.

– Убили?

– Умер естественной смертью ранним вечером. Думаю, это можно назвать косвенным убийством. Доктор сказал, что сердце бедняги просто не выдержало.