Текст книги "Экономические очерки. История идей, методология, неравенство и рост"

Демографический переход – историческая закономерность, имеющая универсальный характер. Хотя опыт отдельных стран может сильно варьироваться в широких пределах, все они раньше или позже, быстрее или медленнее проходят через одни и те же его фазы. В развитых странах, как упоминалось, этот процесс начался намного раньше (примерно на 100 лет), но зато и протекал гораздо медленнее, чем это происходит сегодня в развивающихся странах. Можно сказать, что развивающиеся страны повторяют путь развитых, но только по ускоренной программе. В частности, хотя они намного позднее сталкиваются с проблемой старения населения, из-за гораздо более высоких темпов она, как ожидается, будет становиться все более и более острой.

В настоящее время большинство развитых и даже развивающихся стран вышли на завершающую стадию демографического перехода. Скажем, в Японии это произошло в 1970 г., в Китае – в 2012 г. [Lee, 2016]. В таком контексте старение населения предстает уже не как проблема каких-то отдельных стран, а как проблема (и неизбежное будущее) всего человечества. Тем не менее все они находятся лишь в начале пути (даже Япония, продвинувшаяся по нему дальше других). При текущих значениях показателей рождаемости и смертности ни в одной из стран мира процесс эйджинга не может считаться завершенным.

Механика старения. Как уже отмечалось, фундаментальной причиной старения населения является взаимодействие двух вековых трендов – возрастающей продолжительности жизни (вследствие снижающейся смертности) и падающей рождаемости[234]234
  Отметим, что когда мы говорим о вековом тренде к снижению смертности, то имеем в виду снижение ее возрастных коэффициентов. Непосредственным выражением этого тренда оказывается рост ожидаемой продолжительности жизни. При этом по мере того как старшие когорты становятся все более многочисленными, общий коэффициент смертности должен с определенного момента начать повышаться, поскольку вероятность смерти в более пожилых возрастах по понятным причинам намного выше, чем в более молодых.


[Закрыть]. Снижение смертности повышает средний возраст, в котором люди умирают, тогда как снижение рождаемости уменьшает частоту, с какой они появляются на свет [Weil, 1997]. В первом случае средний возраст становится больше, потому что увеличение продолжительности жизни меняет пропорцию между числом лет, проживаемых людьми в старших возрастах, и числом лет, проживаемых ими в младших возрастах, в пользу первых. Во втором он становится больше, потому что снижение рождаемости меняет соотношение между численностью поколений, родившихся недавно, и поколений, родившихся давно, в пользу последних.

Эффект от падения рождаемости однозначен: сокращая численность населения сначала в младших, а затем и в рабочих возрастах, оно даже при неизменной продолжительности жизни будет вести к старению населения. Сложнее обстоит дело с падением смертности и вытекающим отсюда увеличением продолжительности жизни. С одной стороны, ускоряя рост населения, снижающаяся смертность делает население моложе, поскольку в момент появления на свет поколения, родившиеся позже (при более низкой смертности), оказываются больше по численности, чем поколения, родившиеся раньше (при более высокой смертности). С другой стороны, она делает население старше, потому что представители каждого поколения начинают в среднем жить дольше. Как следствие, в странах с высокой и низкой рождаемостью результирующая двух этих эффектов будет разной: в первом случае средний возраст будет уменьшаться (население молодеет), во втором – увеличиваться (население стареет).

К этому следует добавить, что хотя и падение рождаемости, и увеличение продолжительности жизни (как результат снижающейся смертности) ведут к старению населения, их последствия с точки зрения индивидов различны [Ibid.]. Изменения в показателях рождаемости никак не влияют на то, какую часть жизни человеку предстоит провести в той или иной возрастной категории, тогда как изменения в показателях смертности обладают именно таким эффектом (при раннем наступлении смерти люди проживают бо́льшую часть жизни молодыми, при позднем – зрелыми и пожилыми).

Вклад снижающейся рождаемости и снижающейся смертности в процесс старения населения не одинаков, как не одинаковы и возможности компенсации негативных эффектов, которые они могут порождать. Скажем, если средняя ожидаемая продолжительность жизни возрастает вследствие снижения смертности среди пожилых, то при улучшении состояния их здоровья и повышении производительности их труда издержки, связанные со старением населения, могут быть в значительной мере уменьшены (поскольку при хорошем физическом состоянии ничто не мешает пожилым продолжать оставаться на рынке труда). Однако таким образом невозможно нейтрализовать (даже частично) вызовы эйджинга, связанные с более низкой рождаемостью и более низкими (или даже отрицательными) темпами роста населения. Надежды на то, что пронаталистская политика государства сможет повернуть вспять долгосрочный понижательный тренд в показателях рождаемости, выглядят достаточно эфемерными [Lee, 2016].

При этом анализ показывает, что главным драйвером старения населения выступает как раз падение рождаемости. По имеющимся оценкам, в США рост удельного веса пожилых был на 2/3 обусловлен снижением рождаемости и лишь на 1/3 – увеличением продолжительности жизни [Ibid.][235]235
  Если говорить о динамике доли младших когорт в общей численности населения, то для нее контраст оказывается еще резче: например, в США снижение доли младших когорт в течение последних десятилетий на 90 % объяснялось падением рождаемости и лишь на 10 % – увеличением продолжительности жизни (иными словами, снижением смертности) [Bloom, Luca, 2016].


[Закрыть]. Согласно прогнозам, это соотношение сохранится и в будущем на протяжении всего XXI в. [Sheiner et al., 2006]. Сходные оценки относительных вкладов снижающейся рождаемости и возрастающей ожидаемой продолжительности жизни получены для Китая и Индии [Bloom, Luca, 2016].

В открытых экономиках к падению рождаемости и увеличению продолжительности жизни добавляется еще один фактор, способный заметно скорректировать масштабы и темпы старения населения, – международная миграция. Во многих развитых странах в течение последних десятилетий миграционный прирост являлся главным источником роста численности населения, намного превышая значение естественного прироста. Но среди мигрантов абсолютное большинство составляют лица молодого и среднего возраста. Соответственно, их приток способен значительно улучшать соотношение между численностью населения в нерабочих и рабочих возрастах в принимающих странах. К тому же мигранты из развивающихся стран отличаются, как правило, значительно более высокой фертильностью. По мере того как их дети взрослеют и достигают совершеннолетия, это может еще больше снижать общий коэффициент демографической зависимости. (Дополнительный выигрыш для стран-реципиентов состоит в том, что они получают «готовую» (взрослую) рабочую силу, не неся никаких издержек, связанных с ее формированием, – образованием, уходом и поддержанием здоровья в детском возрасте и т. д., – которые приходится нести старшим возрастным группам в странах-донорах.)

Однако видеть в миграции надежное и эффективное средство борьбы со старением населения, как это делают многие политики, нет достаточных оснований. Она способна дать лишь временную отсрочку, но может еще больше обострять проблему эйджинга в долгосрочной перспективе [Lee, 2016]. Хотя в начальный момент мигранты оказываются в среднем моложе коренного населения, с течением времени они также стареют. В результате, для того чтобы сохранять возрастную структуру населения хотя бы неизменной, миграционный приток пришлось бы безостановочно наращивать. Если же этого не делать, избежать старения населения становится невозможно. Анализ показывает, что для развитых стран массированная иммиграция чревата еще более сильным долгосрочным старением населения [Goldstein, 2009].

Кроме того, потенциал миграционного фактора не следует переоценивать. По имеющимся оценкам, за период 1945–1985 гг. активный приток мигрантов в страны ОЭСР понизил средний возраст их населения менее чем на год и сократил долю пожилых менее чем на 1 п.п. [Le Bras, 1991]. Перспективы крупномасштабного «импорта» рабочей силы из-за рубежа выглядят не слишком реалистично также и по сугубо политическим соображениям, поскольку, как правило, он наталкивается на резко негативную реакцию со стороны коренного населения. Наконец, нельзя забывать и того, что, облегчая проблему старения для стран-реципиентов, международная миграция усугубляет ее для стран-доноров.

Панорама глобального эйджинга. Увидеть общую картину старения человечества не только в настоящем, но и в будущем позволяют демографические прогнозы ООН (обновляются каждые два года). В дальнейшем обсуждении мы будем опираться преимущественно на средний вариант последней версии этого прогноза, выпущенной в 2017 г. [United Nations, 2017].

На рис. XVI.1 представлена динамика численности мирового населения за полтора столетия – с 1950 по 2100 г. (для интервала 2015–2100 гг. оценки прогнозные). Если в начале этого периода численность пожилых (65+) не превышала 130 млн, то к 2015 г. она выросла до 600 млн и должна увеличиться, как ожидается, до 1,6 млрд к 2050-му и затем до 2,5 млрд к 2100 г. За те же полтора столетия численность престарелых (80+) должна будет вырасти, по расчетам экспертов ООН, почти в 100 (!) раз: с 10 млн в 1950 г. до 910 млн в 2100.

Контингент пожилых (65+) неуклонно увеличивался и, как ожидается, будет продолжать увеличиваться не только в абсолютном, но также и в относительном выражении. Об этом красноречиво свидетельствует «хроника» его доли в мировом населении: 1950 г. – 5 %, 2015 г. – 8 %, 2050 г. – 16 %, 2100 г. – 23 %. Важно отметить, что это универсальный тренд, затрагивающий все без исключения страны. В этом отношении ожидаемая в XXI в. ситуация будет радикально отличаться от той, что наблюдалась во второй половине XX в., когда в большей части стран доля пожилых не увеличивалась, а сокращалась.

Рис. XVI.1. Динамика численности мирового населения, 1950–2100 гг., млрд человек

Источник: [United Nations, 2017], средний вариант прогноза.

При построении диаграммы, представленной на рис. XVI.1, мы использовали данные среднего сценария демографического прогноза ООН. Если показатели рождаемости в предстоящие десятилетия окажутся ниже, чем предполагается этим сценарием, доля пожилых вырастет еще сильнее. Так, при реализации низкого варианта прогноза ООН она выйдет к 2100 г. на отметку 30 %, так что почти треть мирового населения будет находиться в пожилых возрастах (рис. XVI.2). Правда, третий (высокий) вариант этого же прогноза выводит на существенно более низкую оценку – 17 %. Но и он предполагает не менее чем двукратный рост доли пожилого населения в течение текущего столетия.

С точки зрения масштабов старения населения развитые страны намного превосходят развивающиеся: в настоящее время доли пожилых когорт (65+) соотносятся в них как 17,6 % против 6,4 % соответственно (рис. XVI.3). Однако в предстоящие десятилетия развивающиеся страны, как ожидается, будут стареть гораздо более высокими темпами, чем развитые. Хотя к 2100 г. их «отставание» от развитых стран не исчезнет полностью, оно станет заметно меньше, сократившись с 11 до 8 п.п.

Рис. XVI.2. Динамика доли пожилых (65+) в общей численности населения мира, три варианта демографического прогноза, 2015–2100 гг., %

Источник: [United Nations, 2017].

В развитых странах и фактические, и ожидаемые траектории старения населения достаточно близки (рис. XVI.4). Безусловными лидерами выступают здесь Япония и Южная Корея, где к 2100 г. свыше трети населения будет старше 64 лет. Вплотную к ним примыкают страны Западной Европы, в которых доля пожилых, как ожидается, вырастет с 20 % в настоящее время до 30–33 % к концу века. Явно особняком стоят США, где демографическая ситуация и сейчас, и в будущем выглядит намного благоприятнее. Хотя и в США доля пожилых за период 2015–2100 гг. увеличится с 15 до 28 %, это все же заметно меньше прогнозных оценок по другим развитым странам.

Рисунок XVI.5 показывает фактическую и ожидаемую динамику доли пожилых (65+) в странах БРИК (Бразилии, России, Индии и Китае). Мы видим, что текущая демографическая ситуация в России выглядит менее благополучно, чем в трех других странах – членах БРИК: доля пожилых в ней сейчас в 1,5–2 раза выше, чем в них. Однако это «лидерство» сугубо временное. Бразилия и Китай стремительно стареют, так что уже через 1,5–2 десятилетия они «догонят» Россию, а к концу столетия доля пожилых будет в них почти в 1,5 раза выше, чем в России. Более того, в последней четверти века даже Индия сумеет сначала нагнать, а затем и обойти Россию. Все указывает на то, что в долгосрочной перспективе эйджинг будет представлять для экономик Бразилии, Индии и Китая намного более серьезный вызов, чем для экономики России. Связано это с тем, что, как показывает рис. XVI.5, примерно с середины XXI в. процесс дальнейшего старения российского населения практически прекратится. К концу столетия с показателем 24 % Россия окажется в более выигрышном положении даже по сравнению с США.

Другим наглядным проявлением старения населения выступает повышение медианного возраста. По среднему варианту демографического прогноза ООН, медианный возраст мирового населения должен увеличиться с 30 лет в 2015 г. до 42 лет в 2100-м, причем в развивающихся странах его повышение будет идти вдвое быстрее, чем в развитых (рис. XVI.6). К концу столетия практически во всех развитых странах он приблизится к порогу в 50 лет или даже превысит его (рис. XVI.7). Столь же «почтенного» медианного возраста к 2100 г. достигнут Бразилия и Китай (рис. XVI.8). Из рассматриваемых стран ниже всего он будет оставаться в России – 44 года (против 39 лет в настоящее время).

Рис. XVI.3. Динамика доли пожилых (65+) в общей численности населения по укрупненным регионам, 1950–2100 гг., %

Источник: [United Nations, 2017], средний вариант прогноза.

Как уже отмечалось, старение населения можно рассматривать как результат взаимодействия двух базовых демографических процессов – динамики рождаемости и динамики смертности (см. предыдущий подраздел). Если говорить о рождаемости, то в предстоящие десятилетия она продолжит снижаться во всем мире (рис. XVI.9). В развитых странах ее показатели уже находятся на очень низких уровнях, так что здесь снижение окажется более чем скромным – с 11 рождений на 1000 человек в 2015 г. до 10 рождений в 2100. В отличие от этого развивающиеся страны ожидает настоящий «обвал»: с 21 рождения на 1000 человек в 2015 г. до 12 рождений в 2100 г. В результате столь стремительного падения к концу столетия развивающиеся страны будут фактически находиться в том же состоянии, в каком в настоящее время находятся развитые страны.

Рис. XVI.4. Динамика доли пожилых (65+) в общей численности населения, развитые страны, 1950–2100 гг., %

Источник: [United Nations, 2017], средний вариант прогноза.

Рис. XVI.5. Динамика доли пожилых (65+) в общей численности населения, страны БРИК, 1950–2100 гг., %

Источник: [United Nations, 2017], средний вариант прогноза.

Из развитых стран только две – Франция и США – будут иметь в 2100 г. общие коэффициенты рождаемости, превышающие уровень 10 рождений на 1000 человек (рис. XVI.10). В Бразилии, Индии и Китае соответствующие показатели, как ожидается, упадут в течение нынешнего столетия настолько сильно (в 1,5–2 раза), что опустятся до значений, ассоциирующихся сегодня с развитыми странами (рис. XVI.11). Хотя снижение рождаемости продолжится также и в России[236]236
  В этом контексте повышение рождаемости в России в 2005–2015 гг. может рассматриваться как временная флуктуация, связанная со спецификой возрастной пирамиды.


[Закрыть], но из-за уже достигнутого более низкого уровня оно будет идти намного медленнее, чем в других странах БРИК. Это позволит России, подобно Франции и США, сохранять к концу XXI в. рождаемость на уровне выше 10 рождений на 1000 человек.

Хотя возрастные коэффициенты смертности, по имеющимся прогнозам, продолжат устойчиво снижаться во всем мире, в странах с быстро стареющим населением общий коэффициент смертности будет при этом расти, поскольку вероятность смерти у более пожилых когорт по понятным причинам намного выше, чем у более молодых. Отсюда закономерность: чем быстрее стареет население той или иной страны, тем большего прироста общего коэффициента смертности можно в ней ожидать. Действительно, если в развитых странах за период 2015–2100 гг. он увеличится лишь на 10 %, то в развивающихся – примерно на 50 % (рис. XVI.12). Как следствие, к концу столетия развивающиеся страны практически сравняются в этом отношении с развитыми: если в 2015 г. общая смертность была выше в развитых странах – около 10 смертей на 1000 человек против 7 в развивающихся странах, то в 2100 г. и в тех и в других она будет составлять одинаковую величину – примерно 11 смертей на 1000 человек.

Рис. XVI.6. Динамика медианного возраста по укрупненным регионам, 1950–2100 гг., лет

Источник: [United Nations, 2017], средний вариант прогноза.

Рис. XVI.7. Динамика медианного возраста, развитые страны, 1950–2100 гг., лет

Источник: [United Nations, 2017], средний вариант прогноза.

Рис. XVI.8. Динамика медианного возраста, страны БРИК, 1950–2100 гг., лет

Источник: [United Nations, 2017]), средний вариант прогноза.

Рис. XVI.9. Динамика общего коэффициента рождаемости по укрупненным регионам, 1950–2100 гг., число рождений на 1000 человек, усредненные оценки по пятилетиям

Источник: [United Nations, 2017], средний вариант прогноза.

В развитых странах прирост общего коэффициента смертности за период 2015–2100 гг. будет варьироваться в пределах 10–20 % (единственное исключение – Южная Корея, где он, как ожидается, должен удвоиться) (рис. XVI.13). В отличие от них в Бразилии, Индии и Китае смертность под влиянием старения населения увеличится примерно вдвое (рис. XVI.14). В России общая смертность в первой половине XXI столетия также будет расти, однако во второй начнет постепенно снижаться. Связать это можно с тем, что, как уже упоминалось, примерно с середины века процесс старения российского населения окажется практически заморожен.

Рис. XVI.10. Динамика общего коэффициента рождаемости, развитые страны, 1950–2100 гг., число рождений на 1000 человек, усредненные оценки по пятилетиям

Источник: [United Nations, 2017], средний вариант прогноза.

Рис. XVI.11. Динамика общего коэффициента рождаемости, страны БРИК, 1950–2100 гг., число рождений на 1000 человек, усредненные оценки по пятилетиям

Источник: [United Nations, 2017], средний вариант прогноза.

Рис. XVI.12. Динамика общего коэффициента смертности по укрупненным регионам, 1950–2100 гг., число смертей на 1000 человек, усредненные оценки по пятилетиям

Источник: [United Nations, 2017], средний вариант прогноза.

Сочетание снижающихся общих коэффициентов рождаемости и повышающихся общих коэффициентов смертности приведет к резкому замедлению темпов прироста численности населения – во многих случаях до нулевых или даже слабо отрицательных значений. Но если в развивающихся странах численность населения будет все же продолжать пусть медленно, но расти, то в большинстве развитых стран рост сменится убылью (рис. XVI.15). Отметим, что уже в 2015 г. две из них, Италия и Япония, демонстрировали отрицательные темпы изменения численности населения. Из развитых стран в 2100 г. только в трех – Великобритании, США и Франции – будут все еще наблюдаться положительные темпы прироста населения (рис. XVI.16). В остальных они станут отрицательными, причем быстрее всех будут терять население Южная Корея и Япония. Хотя во всех странах БРИК темпы изменения численности населения также переместятся в зону отрицательных значений, в России они останутся близкими к нулевым, тогда как в Бразилии, Индии и Китае опустятся до внушительных отрицательных величин – порядка –0,5 % (рис. XVI.17)[237]237
  Нулевые или слабо отрицательные темпы прироста населения можно рассматривать как сигнал, что демографический переход в данной стране завершился или близок к завершению.


[Закрыть].

Рис. XVI.13. Динамика общего коэффициента смертности, развитые страны, 1950–2100 гг., число смертей на 1000 человек, усредненные оценки по пятилетиям

Источник: [United Nations, 2017], средний вариант прогноза.

Рис. XVI.14. Динамика общего коэффициента смертности, страны БРИК, 1950–2100 гг., число смертей на 1000 человек, усредненные оценки по пятилетиям

Источник: [United Nations, 2017], средний вариант прогноза.

Рис. XVI.15. Годовые темпы прироста численности населения по укрупненным регионам, 1950–2100 гг., %, усредненные оценки по пятилетиям

Источник: [United Nations, 2017], средний вариант прогноза.

Одним из главнейших источников старения населения выступает рост ожидаемой продолжительности жизни (см. об этом выше). На протяжении нынешнего столетия она, как прогнозируется, будет быстро увеличиваться во всем мире, возрастая за каждое десятилетие примерно на один год (рис. XVI.18). По этому показателю развитые страны имеют сейчас ощутимое преимущество (9 лет) перед развивающимися и, по прогнозам, сохранят его практически неизменным (8 лет) к концу столетия. В 2100 г. почти во всех развитых странах ожидаемая продолжительность жизни при рождении будет уже достигать 90 лет и выше (рис. XVI.19). Вплотную к этому порогу приблизятся Бразилия и Китай, в то время как Индия и Россия будут находиться на значительном отдалении от него – 81 и 83 года соответственно (рис. XVI.20). Приведенные оценки показывают, что к концу XXI в. распределение стран по величине ожидаемой продолжительности жизни не претерпит особых изменений и останется почти таким же, как сейчас.

Рис. XVI.16. Годовые темпы прироста численности населения, развитые страны, 1950–2100 гг., %, усредненные оценки по пятилетиям

Источник: [United Nations, 2017], средний вариант прогноза.

Представление о степени ресурсного давления, которое может исходить от населения, живущего «за чужой счет», дают коэффициенты демографической зависимости. Как показывает рис. XVI.21, общий коэффициент демографической зависимости, рассчитываемый для населения всего мира, немного вырос за первые два десятилетия (1950–1970) рассматриваемого нами полуторавекового периода – со 105 до 112 %; затем на протяжении последующих 50 лет он последовательно снижался, достигнув в 2015 г. минимального значения – 74 %, но, как ожидается, вновь станет расти в течение оставшейся части столетия. К 2100 г. прибавка должна составить 12 п.п.

Рис. XVI.17. Годовые темпы прироста численности населения, страны БРИК, 1950–2100 гг., %, усредненные оценки по пятилетиям

Источник: [United Nations, 2017], средний вариант прогноза.

Рис. XVI.18. Динамика ожидаемой продолжительности жизни при рождении по укрупненным регионам, 1950–2100 гг., лет

Источник: [United Nations, 2017], средний вариант прогноза.

Рис. XVI.19. Динамика ожидаемой продолжительности жизни при рождении, развитые страны, 1950–2100 гг., лет

Источник: [United Nations, 2017], средний вариант прогноза.

Рис. XVI.20. Динамика ожидаемой продолжительности жизни при рождении, страны БРИК, 1950–2100 гг., лет

Источник: [United Nations, 2017], средний вариант прогноза.

Рис. XVI.21. Динамика общего коэффициента демографической зависимости по укрупненным регионам, 1950–2100 гг., %

Источник: [United Nations, 2017], средний вариант прогноза.

В развитых странах этот показатель отстает сейчас от того, что демонстрируют развивающиеся страны, примерно на 10 п.п. Объясняется это тем, что в последних гораздо выше доля когорт младше 20 лет (37 % против 22 % соответственно). Однако достаточно скоро развитые и развивающиеся страны поменяются местами: в первых общий коэффициент зависимости достигнет к концу столетия 100 % (прирост на 35 п.п.), тогда как во вторых поднимется лишь до 84 % (прирост менее чем на 10 п.п.). Причина этой асимметрии проста: если в развивающихся странах увеличение доли пожилых будет в значительной мере компенсироваться сокращением доли детей, то в развитых такая компенсация будет едва заметной[238]238
  Но здесь есть существенная разница. Требуя немалых денежных и временны́х издержек, уход за детьми в то же время служит для родителей источником значительных психологических удовлетворений. Уход за престарелыми родителями не порождает для взрослых детей сопоставимых положительных психологических эффектов либо даже имеет достаточно сильные отрицательные эффекты.


[Закрыть].

В большинстве развитых стран общий коэффициент демографической зависимости колеблется в настоящее время в пределах 65–75 % (аутлайер – Южная Корея, где он не дотягивает даже до отметки 50 %). Однако к концу столетия он достигнет в этих странах отметки 100 % или даже превысит ее, так что на каждого экономически независимого индивида в них будет приходиться свыше одного экономически зависимого (рис. XVI.22). Единственное исключение – США, где общий коэффициент демографической зависимости будет все еще оставаться ниже порога 100 %.

Ожидаемая динамика общего коэффициента зависимости в странах БРИК будет схожей (рис. XVI.23). Но если Бразилия и Индия стартуют сегодня примерно с того же уровня (64–78 %), что и развитые страны, то Китай и Россия – с существенно более низкого (50–53 %). Однако к концу столетия можно ожидать частичной рокировки: Бразилия и Китай, подобно развитым странам, перешагнут порог 100 %, тогда как в Индии и России общий коэффициент демографической зависимости будет продолжать удерживаться на значительно более низком уровне – 86–87 %. Как видно, хотя на протяжении XXI в. соотношение между экономически зависимым и экономически независимым населением будет ухудшаться во всех без исключения странах, для России это ухудшение окажется наименее критичным.

Однако для нас больший интерес представляют ожидаемые изменения не в общих коэффициентах зависимости, а в коэффициентах зависимости пожилых[239]239
  Строго говоря, считать всех пожилых и даже всех неработающих пожилых «экономически зависимыми» не вполне корректно. Они могут участвовать в создании ВВП не своим трудом, а своим капиталом, т. е. накопленными ими ранее сбережениями. В таком случае их было бы некорректно причислять к «иждивенцам», живущим за счет других (подробнее об этом см. далее).


[Закрыть]. За период 2015–2100 гг. этот показатель, как прогнозируется, вырастет глобально с 14 до 42 %, в том числе в развитых странах – с 29 до 60 %, а в развивающихся – с 11 до 40 % (рис. XVI.24). Таким образом, разрыв между развитыми и развивающимися странами в размере 20 п.п. сохранится, и это при том, что в первых нагрузка со стороны пожилых увеличится вдвое, тогда как во вторых – вчетверо.

В большинстве развитых стран коэффициент зависимости пожилых варьируется в настоящее время в пределах 25–35 % с двумя явными аутлайерами: если в Южной Корее он не достигает даже отметки 20 %, то в Японии приближается уже к 50 % (рис. XVI.25). К концу столетия в большинстве развитых стран нагрузка со стороны пожилых увеличится примерно вдвое, а в Южной Корее даже вчетверо. В результате каждому человеку рабочего возраста придется «содержать» не менее 0,6–0,8 пожилых.

Рис. XVI.22. Динамика общего коэффициента демографической зависимости, развитые страны, 1950–2100 гг., %

Источник: [United Nations, 2017], средний вариант прогноза.

Рис. XVI.23. Динамика общего коэффициента демографической зависимости, страны БРИК, 1950–2100 гг., %

Источник: [United Nations, 2017], средний вариант прогноза.

Рис. XVI.24. Динамика коэффициента зависимости пожилых по укрупненным регионам, 1950–2100 гг., %

Источник: [United Nations, 2017], средний вариант прогноза.

В странах БРИК коэффициенты зависимости пожилых до сих пор удерживаются на крайне низких отметках: оценка для России едва превышает 20 %, а оценки для Бразилии, Индии и Китая оказываются и того меньше – можно сказать, «жалкие» 10–15 % (рис. XVI.26). Тем поразительнее рывок, который этим странам предстоит сделать к концу текущего столетия: в Бразилии, Индии и Китае этот показатель должен вырасти в 4–5 раз (!) и даже в России в 2 раза. В результате этих сдвигов к 2100 г. Бразилия и Китай сравняются по степени старения населения с развитыми странами: на каждого человека в рабочих возрастах в них будет приходиться 0,65–0,70 пожилых. Хотя в Индии и России эта пропорция окажется значительно ниже (0,45–0,48), но и для них это будет рекордно высокими, по историческим меркам, показателями.

Рис. XVI.25. Динамика коэффициента зависимости пожилых, развитые страны, 1950–2100 гг., %

Источник: [United Nations, 2017], средний вариант прогноза.

Рис. XVI.26. Динамика коэффициента зависимости пожилых, страны БРИК, 1950–2100 гг., %

Источник: [United Nations, 2017], средний вариант прогноза.

Итак, в XXI в. все страны мира ожидает сверхбыстрое старение населения. Его масштабы будут больше в развитых странах, но темпы выше в развивающихся. В результате к 2100 г. демографическая ситуация в ряде крупнейших развивающихся стран окажется практически такой же, как в наиболее развитых. Очевидно, что глобальное перераспределение людских ресурсов из состояния экономической независимости в состояние экономической зависимости наложит сильнейший отпечаток на дальнейшую траекторию развития мировой экономики. Но повторим еще раз: на фоне того, что ждет в недалеком будущем подавляющее большинство других стран, предстоящее старение населения в России не представляется сверхкритичным и уж тем более аномальным.

АЛЬТЕРНАТИВНЫЕ ПОДХОДЫ К ОЦЕНКЕ КОЭФФИЦИЕНТОВ ЗАВИСИМОСТИ/ПОДДЕРЖКИ

Как упоминалось во введении, наиболее популярными количественными индикаторами, широко используемыми при анализе проблемы эйджинга, являются коэффициенты демографической зависимости или обратные им коэффициенты демографической поддержки. Их предназначение – измерять величину экономического бремени, налагаемого на работающую часть населения его неработающей частью. Однако с этой задачей, как нетрудно показать, они справляются не слишком хорошо.

Во-первых, далеко не все представители когорт среднего возраста являются занятыми, участвуя в создании ВВП, и далеко не все представители молодежных и пожилых когорт являются незанятыми, не участвуя в его создании. С одной стороны, многие индивиды покидают рынок труда задолго до достижения «старости» (скажем, официального пенсионного возраста), с другой – многие продолжают оставаться на нем уже после ее достижения. В этом смысле полезно различать коэффициенты демографической зависимости и коэффициенты экономической зависимости, которые могут не только не совпадать по величине, но и перемещаться во времени по несовпадающим траекториям. Очевидно, что ресурсная нагрузка на работающее население определяется не только демографическими, но и экономическими факторами: так, при прочих равных условиях она тем меньше, чем выше показатели занятости и участия в рабочей силе.

К тому же с возрастом меняются не только уровни занятости, но и уровни заработной платы работников. Заработки бывают низкими в начале трудовой карьеры, становятся высокими в ее середине и вновь снижаются ближе к ее концу. Если в составе занятых доминируют высокооплачиваемые возрастные группы, то бремя экономической зависимости оказывается относительно ниже, а если низкооплачиваемые, то относительно выше. Причина проста: один и тот же по абсолютной величине объем «иждивенческой» нагрузки будет составлять меньшую долю от совокупного фонда оплаты труда в первом случае и бо́льшую – во втором. Соответственно, в первом случае экономически независимые индивиды смогут поддерживать собственное потребление на более высоком уровне, чем во втором. Но если благоприятные изменения в возрастной структуре рабочей силы уменьшают нагрузку, возлагаемую на общество экономически несамостоятельным населением, а неблагоприятные – ее увеличивают, то коэффициенты зависимости должны оцениваться с учетом этого обстоятельства.

Во-вторых, стандартные индикаторы зависимости/поддержки по умолчанию предполагают, что функциональные возможности людей одного и того же возраста не меняются ни во времени, ни в пространстве. Но их едва ли можно считать одинаковыми для 30-летних индивидов, живших, скажем, в 1900 и 2000 гг., или для 60-летних индивидов, живущих в настоящее время, скажем, в Японии и Кении. Основания думать так дает не только громадный прогресс, достигнутый современной медициной, но и значительные различия в потенциале и эффективности существующих национальных систем здравоохранения. С точки зрения функционального статуса сегодняшние 70 лет жизни могут быть эквиваленты 60 годам жизни полвека тому назад, сегодняшние 60 лет – 50 годам полвека тому назад, а сегодняшние 50 лет – 40 годам полвека тому назад [National Research Council, 2012]. В этом смысле полезно разграничивать хронологический возраст и перспективный возраст – иначе говоря, возраст, скорректированный на различия в состоянии здоровья и дееспособности, характерные для каждого отдельно взятого исторического периода. С учетом достижений современной медицины можно предполагать, что стандартные индикаторы зависимости/поддержки будут преувеличивать степень реального старения современных обществ, во всяком случае если говорить о наиболее развитых странах.