Текст книги "гАрмон счастья, или Повесть о проснувшемся человеке"

XXIII. Осознание Бабочкова

Бабочков, наконец-то решился шагнуть в неизвестность. Поезд уносил его в неизвестном ему направлении. В животе Федора сладостно-щемящим порывом отдавал импульс, что продолжаясь, уже на уровне груди изливался счастливо-радостной заинтересованностью.

Паразит Бабочкова пребывал в онемении от ужаса. Его шокировало место, где находился Федор. Вагон был буквально переполнен любопытными шумно-весело суетящимися индусами. Они сидели везде, в проходах, на верхних полках, забившись туда по несколько человек, в тамбуре, который носил условный характер, т.к. не имел заграждений с местами пассажиров. Сидели и на ступеньке около двери из вагона, которая не закрывалась, что особенно понравилось Бабочкову.

Сидящий рядом с Федором индус в белом тюрбане, держащий на коленях годовалого ребенка, на маленькую головку которого он намотал такой же тюрбан, уже успел поинтересоваться у Бабочкова из какой он страны и как ему Индия. А на этих основаниях уже считал своим долгом опекать Федора от назойливости всех любопытных, покрикивая на них и пресекая все их вопросы.

Из прохода раздавался звучный и призывающий голос, не прерывающийся ни на секунду – «Райс ведж! Райс ведж! Ведж райс! Чапати! Райс, райс, райс ведж! Райс….». Голос приблизился, из прохода вывалился мужичок в индийской юбке и клетчатой рубашке, держащий в руках огромные сумки, отчего шаг его, в купе с шатающимся движением поезда и загораживающими проходы пассажирами, напоминал что-то, среднее между утиным и слоновьим. Сосредоточено, не прерывая своих оповещений о возможности приобретения ведж райса, мужичок оглядел людей сидящих в купе, и решительно остановил свой взгляд на Бабочкове, от чего его звучный голос приобрел явный оттенок, призывающий незамедлительно и безапелляционно приобрести то, что он протягивал, почти засунув пакет Федору под нос.

– Чело! Чело! (иди, уходи) – презрительно прикрикнул на него индус в тюрбане.

Человек с сумками, никак не реагируя на соседа Федора, поставил сумки на пол и улыбаясь во все тридцать два зуба, произнес новые слова – Гуд! Чип! Терди рупис!

Жена человека в тюрбане возмущенно прикрикнула на него, и, после недолгой перепалки, тот вновь повернулся к Федору, произнося – Ок! Ок! Тен рупис!

По наивно-решительным глазам человека, Бабочков увидел, что тот еще долго не будет отступаться от своей идеи непременно продать ему рис с чапати. Бабочков, улыбаясь, взял пакет с рисом из его рук и потянулся рукой к карману. Продавец пакета с рисом, одобряюще восприняв этот жест, сразу присел к сумкам, достав несколько пакетов, заинтересованно тараторя – Ту, три?!

Бабочков протянул ему десять рупий, показывая рукой, что только одну. Человек с сумками отдал ему пакет с рисом, и тут же в испуге отскочил. На его место, с диким криком впрыгнул человек в набедренной повязке, к которой был приделан длинный обезьяний хвост, который колыхался рядом с его головой. Лицо человека было при этом очень серьезным и сосредоточенным, при этом, оно было раскрашено всевозможными красками и штрихами.

Обезьяно-человек также серьезно оглядел всех присутствующих рядом, и с более истошно-агрессивным криком, изображающим обезьяний, ловко подскочил к мужичку, уплетающему лепешки с рисом, призывающе протягивая мешок, куда мужичок тотчас же отправил несколько лепешек.

Человек с обезьяним хвостом, даже не удостоив мужичка взглядом, также яростно подпрыгнул к другому пассажиру.

Тут Федор заметил, что места около двери из вагона освободились. Он с удовольствием уселся на подножке поезда в дверном проеме, прислонившись спиной к одному проему и оперевшись ногами о другой.

Индусы из его купе неодобрительно посмотрели в его сторону, мол «это места для неприкасаемых», но Бабочкову не было до них дела, он наслаждался необычайно насыщенной красотой мест, по которым проезжал поезд. Ощущение Счастья буквально переполняло его. Он с Любовью огляделся вокруг. Взгляд его привлек мальчик, который наполнил воду в бутылку из умывальника в туалете, а затем успешно, и без зазрения совести, продал ее важному индусу в военной форме.

Раньше, подобное вызвало бы в Бабочкове возмущение, но в этот раз он улыбнулся.

Восприняв улыбку за понимание, мальчик, с улыбкой заговорщика подошел к нему.

– Good pani (вода), сэр – смеясь, протянул он воду Федору.

– Good? – улыбнулся Федор

– Water good, people do – с этими словами он сделал жест, будто что-то забрасывает в бутылку – after no good.

– People?

– Yes, like this man – смеясь и по-индийски качая головой, произнес мальчик, указывая рукой на мужчину, которому только что продал воду.

– You are right – улыбнулся Бабочков – if you give been seeds to earth, after grow been.

– Yes, yes – заулыбался мальчик, радостный от того, что его поняли, затем, покопавшись в сумке достал другую бутылку с водой и протянул ее Федору – I have other one for you!

– No, thank you

– Take! No money!

– Thank you my friend – улыбнулся Бабочков.

– Good pani, my village – с этими словами мальчик гордо похлопал себя в грудь – mountain – показывая рукой вверх.

Бабочков взял бутылку из рук мальчика, тот радостно уставился на него, словно ожидая, когда тот сделает глоток.

– Good? – нетерпеливо спросил мальчик у Федора, только успевшему сделать глоток.

– Good, but your grow been is coming – улыбаясь указал головой Бабочков, на человека в военной форме, которого подначивала жена, указывая на мальчика. Тот нехотя встал, хотя, отпив из бутылки сам, даже и не почувствовал разницы.

– Бай сэр! – мальчик с озорством вскочил на ноги, улыбнулся Федору и побежал в другой вагон.

Военный, ворча, вернулся на место.

– Да уж, что посеешь, то и пожнешь – подумал Федор – вот, только что я сею сейчас, и долго ли мне еще сталкиваться с тем, что посеял ранее? Ведь всходы каждого семени имеют разную продолжительность.

– Все равно семя вновь упадет на землю и снова взойдет – попытался незаметно активизироваться тюремщик

– Да, если я буду продолжать ухаживать за ним – мысленно улыбаясь, ответил ему Бабочков.

– Да что ты можешь! – взорвался тюремщик – Вот это все и есть твой предел! Признай и смирись! Вернись в город и верни свой бизнес!

– Твое, это не мое – спокойно улыбнулся Федор – просто, пока еще я позволял тебе отвлекать меня…..позволял и надолго….недавно, но теперь хватит.

– А может, и это я тебе отвечаю? А может, ты сам с собой говоришь? Может я вообще с ума сошел? – попытался применить другую стратегию паразит – Посмотри вообще где ты находишься! Позволял жить!…Кому???! Себе?!

– Теперь себе – улыбнулся Бабочков – но и тебе пока тоже.

С грохотом сверкнувшая в небе молния, разом привлекла внимание Федора. Воздух наполнился свежестью дождя, спешащего насытить своей радостью землю.

На небе снова сверкнула молния, громыхнул гром, и вода крупными каплями полилась с неба.

– Да ты слушаешь меня?! – неистовствовал паразит.

Федор лишь внутренне усмехался над ним, все его существо было погружено в мощь и красоту разворачивающейся перед ним картины. Он и она были одним. Он ощутил как… Он рисовал молниями на небе, ощущая, что то, что он сейчас делает, так же, как и все имеет последствия.

И тут Федора пробило! Осознание и решимость переполнили его.

– С этого момента, новое, будет создаваться только мною! – вырвалось из глубин его существа громогласно.

Индусы с удивленным интересом посмотрели на улыбающегося им Федора.

– Mister good? – посмеиваясь с женой, одобрительно по-индуски покачал головой, недалеко сидящий толстенький индус.

С задних рядов появился высокий европеец с дредами на голове. Оглядевшись и увидев Бабочкова, уверенно и с улыбкой двинулся в его сторону.

– Привет – улыбнулся высокий с дредами, аккуратно постелив на пол, рядом с Федором пакет и усевшись на него.

– Привет – с интересом «что будет дальше» – улыбнулся в ответ Федор.

– Я вижу, вы тоже Ошо читаете?

– Даже не знаю, кто это – улыбнулся Бабочков.

– Но вы же только что его цитировали! – разочаровано возмутился обладатель дредов.

– Из меня вырвалось то, что я ощутил – спокойно улыбнулся Федор.

– Ну, я же говорю! Ошо тоже об этом говорит! Мы с вами одинаково мыслим. Если хотите, я вас познакомлю с хорошим мастером, он у самого Ошо учился.

– Мой мастер – мое Сердце – улыбнулся Бабочков – как из меня и вырвалось, отныне я буду слушать лишь его.

– Но ведь вы можете неправильно его слышать, а мастер может научить вас как!

– Разве – засмеялся Федор – неужели он лучше тебя ощущает то, что у тебя на сердце? – улыбаясь и смотря в глаза дредисту, продолжил он.

– Не знаю… – запнулся европеец – Но, вы все равно приходите, будет интересно – с этими словами он протянул ему какую-то рекламную бумажку, с большими буквами «Yoga» по центру листа.

– Хорошо – улыбнулся Федор – возможно и зайду, но, вы лучше обратите сейчас внимание на красоту этой картины – показывая рукой на небо, с периодически вырисовывающимися на нем молниями.

– Я их уже много раз видел – важно и заучено ответил человек с дредами – пойду, лучше дочитаю главу. Кстати, у меня еще есть несколько книг Ошо, хотите, дам почитать?

– Не сейчас, мой друг.

– Как знаете!

– Желаю вам начать доверять себе, а не тому, что кто-то в книжке написал.

– Ошо не писал, он только говорил, за ним записывали другие, целых сто книг получилось! Представляете?!

– Я ведь говорил совсем о другом – улыбнулся Федор.

– Я понимаю но, до этой ступени мене еще очень далеко! – жалко улыбнулся дредист, и поспешил на свое место с книжкой наперевес и перебирая в руке четки.

– Можно сказать, но как услышат, и услышат ли, зависит лишь от каждого конкретного человека – завороженно пробормотал Федор, провожая глазами человека с дредами, а затем, полусвесившись из вагона, вдохнул полной грудью, став одним с ветром.

Трчунов ожидал Федора на пероне. События прошлого дня подвели его к тому, что он отступил от плана действий, запланированных в сторону Федора ранее. Теперь он решил больше не вмешиваться, и помочь, в случае чего преодолеть, лишь то, что произошло при его участии. Или же в том случае, если Федор сам попросит у него помощи.

Он заметил Бабочкова еще издалека, когда тот вышел из поезда, сбросил сумку на землю и с удовольствием потянулся.

Дмитрий, с улыбкой, двинулся в сторону Федора.

– Федя! – окликнул Трчунов Бабочкова, когда тот, не заметив его, прошел рядом.

Бабочков радостно, со слезами на глазах обнял Диму.

– Прости меня – прошептал он.

– Я и не обижался на тебя – улыбнулся Трчунов, затем, обняв Федора за плечи и подхватив его сумку, мягко добавил – Пойдем. Мне нужно поговорить с тобой кое о чем.

– Мне тоже – улыбаясь, решительно и медленно произнес Федор.

– Я предлагаю следующее – остановившись, и внимательно посмотрев в глаза Бабочкову, произнес Трчунов – давай пока просто помолчим и поговорим обо все на берегу океана. И…я очень рад….вижу в тебе большие перемены. Согласен?

В животе у Федора защемило, он ощущал, что начинается новый виток для него, но теперь он был готов к нему, от чего щемление приобретало радостно-побуждающую форму. На его лице появилась загадочная улыбка.

– Конечно – заворожено и тихо произнес он.

XXIV. Диалог на пляже

На почти безлюдном, залитом солнцем и своим золотистым песком отвоевавшим место у океана, пляже, полулежа, беседовали двое мужчин, периодически прерываясь на наслаждение от чудесного танца и музыки океана.

– А можно тебе задать вопрос, Дим? – мягко улыбнулся Федор.

– А нужно? – засмеялся Дмитрий.

– Ну – понимающе засмеялся в ответ Бабочков – ты моему сердцу, конечно же, не конкурент, как я уже и говорил, но…. Вопрос я хочу задать…., а может и не я…., не знаю…., вот поэтому и хочу его задать.

– Так и я не знаю – открыто улыбнулся Трчунов – знаю лишь то, что ничего не знаю.

– Как это?! – удивился Федор – Ты мне показал путь! Ты мне открыл глаза на столько чего, что я раньше не видел!

– Федь – с любовью смотря Бабочкову в глаза, произнес Дима – ты сам был готов к этому. Для твоей игры, я всего лишь подвернулся под руку. Для моей…., тут другое…., за что я хочу попросить прощения у тебя.

– За что?! – вырвалось из Бабочкова – Какое прощение?! Ты мне так помог!

– За то, что часто действовал с напором! За то, что потерял ощущение того, что не от меня зависит то, что у тебя произойдет!

– Я понял тебя, Родной – тепло обнял Федор Диму – затем, отодвинувшись, открыто глядя в глаза, продолжил – Прощаю…. И как ты сказал, это же, произошло бы по отношению ко мне, каким-либо другим способом. Но, я рад, что через тебя! И бесконечно благодарен тебе за это.

Дима и Федор по-братски тепло обнялись.

Некоторое время они вновь просидели молча, с блаженными улыбками на лицах, наблюдая за океаном. Наконец, Федор, словно решившись на что-то, повернул голову к Трчунову.

– Дима, и все же я хочу кое о чем спросить тебя….Скажи…. Ты мне рассказывал о семи долинах…. Вот пройду я их, и что дальше? Расскажи мне пожалуйста….так же полно, как раньше….я больше не буду тебя спрашивать.

– Хорошо Федь – улыбнулся Трчунов – я говорил лишь о том, что ты столкнешься с ними. Вопрос не в этом. А в том, чтобы просто не отвлекаться. Не отвлекаться ни от одной секунды своей Жизни. Проживать Ее, Быть Ею, Наслаждаться Ею, Создавать в Ней, Проявлять Ее и Делится Ею.

Естественно, то, что ты уже создал, или создало то, что ты принимал за себя, будет возвращаться и пытаться привлечь твое внимание, и, если привлечет, увлекать тебя за собой, отвлекая от радостной реальности, но, если ты в момент, когда оно подходит, видишь это, то можешь все изменить.

Пойми, мы здесь для того, чтобы столкнутся с тем, что мы производим. Столкнутся в очень грубой форме, ведь здесь, в этих условиях игры, существуют время и пространство, здесь действуют определенный набор условий игры. И абсолютно все, что происходит в жизни каждого, создано им же самим, или же тем, что посылает импульсы в его разум вместо него, по причине его отвлечения. Все, что происходит в центрах создания твоей реальности, происходит через n-ный промежуток времени в этой игре. Все создаешь ты сам. Каждый из нас центр своего мира. Причины всего происходящего в нашей жизни только в нас самих. Важно увидеть то, что ты создал, когда сталкиваешься с происходящим, ощутить всем своим существом то, что ты проявил, что сотворил, и…. вообще увидеть, ты ли это сотворил…., нужно ли поддерживать существование этого. Увидеть, что оно несет, на чем основывается, каким образом действует, к чему пытается подвести, и, вообще, откуда оно растет.

Если то, что ты видишь, ужасает тебя, осознай, прими…., ведь оно уже есть. Вопрос лишь в том, готов ли ты осознать всю ужасающесть этого, дабы не перезапускать такое вновь. Твоя вина лишь в том, что тебя самого в этот момент не было, и по этой причине, импульсы в центры создания твоей реальности послало что-то извне, в своих целях. Отпусти это, не теряй Настоящего. Ведь именно в нем Мы Создаем. Так Твори Сейчас. А то, что уже создано….влей в это Любовь, измени его Ею.

– Знаешь, все, что ты сказал, я сам ощущаю периодически. Но вот вопрос, а как же с неизменными условиями, их же Творим не мы.

– Есть неизменное, что создали мы сами, спустившись в эту игру, а есть правила игры, которые существуют на этой планете. О которых условиях ты говоришь?

– Об общепланетарных….

– Федь….мы же сами выбрали эту игру….. Раз мы сюда попали, значит, мы где-то сильно напортачили. Прими то, что условия здесь такие, и ты ничего не можешь с эти поделать. Что изменилось за столько веков в людях? Вопрос только в каждом. А раз мы сейчас здесь, и играем в эту игру, так давай играть с удовольствием и весело, помогая каждому ближнему настолько, насколько это возможно для него.

– Я понимаю тебя…. – улыбнулся Бабочков.

– Хорошо – улыбнулся Дима – Тогда пошли плавать, вместо того, чтобы говорить.

– Я за! – улыбнулся в ответ Федор, и радостно побежал в сторону океана.

Медленно погрузившись в воду, Трчунов с наслаждением нырнул, вынырнув метров через десять, и улегся на спину, через каждую волну ощущая бьющее мощной красотой сердце океана.

– А можно, я задам еще один вопрос, только уже другой направленности – смеясь и с прерывистым дыханием, спросил Бабочков, издалека подплывший к Трчунову.

– Задавай – не открывая глаз, с блаженной улыбкой ответил Дима.

– Ты надолго здесь задержишься?

– Теперь уже не знаю – опустился в воду Трчунов, так, чтобы видеть глаза Федора – предполагал уехать завтра, но вчера встретил….Она…..Она! Я знаю….мы друг для друга!

– Так чего же ты сейчас не с ней?!

– Ты прав! —встрепенулся Дима – Ты очень прав! Только…. мне придется оставить тебя одного…. Ты не против?

– Я обеими руками «за»! Но, можно тебя кое о чем попросить?

– Не знаю – выбравшись на сушу и натягивая шорты, улыбнулся Дмитрий – спроси, тогда и скажу.

– Дим….можешь какое-то время еще побыть со мной? Может месяц, может чуть меньше.

– Какое-то могу – внимательно, по-доброму смотря Федору в глаза, ответил Дмитрий – как ты понимаешь, обещать, тем более со сроком, я ничего не буду, но, я пока что здесь, и, как видишь, на это есть весомые причины…. Кроме того, и с тобой мне приятно общаться сейчас. А что будет дальше…., кто его знает – засмеялся Трчунов – Но, вот скажи…., нужна тебе эта отсрочка? Чего ты боишься?

– Не нужна! – засмеялся Федор, затем, сердечно тепло продолжил – Но чувствовать сейчас друга рядом буду рад.

– И я рад – обнял Дима Федора – а раз мы оба рады, скорее всего, к вечеру увидимся.

С этими словами, Трчунов начал подниматься вверх по скале, туда, где стоял мотоцикл, на котором они доехали до этого пляжа.

– Тебя подвезти до отеля? – обернулся Трчунов к Бабочкову.

– Мне отсюда совсем не хочется уходить – блаженно улыбнулся Федор.

– Тогда до встречи.

Бабочков помахал рукой Диме, через несколько секунд исчезнувшему за скалой.

Оглянувшись вокруг, поднявшись на ноги и воздев руки к небу, Бабочков огласился возгласом счастья.

XXV. Важный клоун

Бабочков был Счастлив…. Он наслаждался сказочными красками океанского заката…. Он был самим Счастьем, не зависящим ни от чего, в том числе и от светила, медленно и благостно, словно погружающегося в бушующий Любовью океан…. И…. тут его прервало….

– Ничто не случайно! – зазвучал знакомо-незнакомый голос – Вот мы опять и встретились!

Федор медленно, наслаждаясь своими движениями, повернулся. Перед ним предстала улыбающаяся физиономия парня с дредами, из поезда, того, который непременно желал дать почитать ему какую то книгу. Бабочков мягко улыбнулся ему в ответ. Не теряя Любви, смотрел он на причину, которая развертывалась перед ним.

– Вам повезло – загадочно-важно улыбнулся дредист – именно сегодня, уже минут через десять, сюда пожалует наш мастер – при этом глаза его округлились, а палец автоматически-значимо поднялся вверх – помните, я рассказывал вам о нем! А тут я прихожу, а вы здесь! Это судьба! Вам точно нужно поговорить с мастером!

Бабочков улыбался в ответ, его тишина не нарушилась. Все его существо было пропитано Любовью и Счастьем, Любовь изливалась из него во все вокруг. Слова дредиста ему были не важны, он видел глаза того, кого дредист обманул что «он это он», он видел всю боль, которую причинял паразит этому светлому парню…. Он Видел Его Настоящего – Всемощное, Вечное и Безмерное Проявление Любви, которое не Верит в себя и боится собственной тени, в плен которой добровольно продался….

Импульс сострадания вырвался у него из груди, он обнял его.

– Да не волнуйтесь вы так! – сконфуженно-испуганно высвободился из объятий паразит дредиста, затем он, чуть ли не прыгая от радости, но, при этом сдерживая даже громкость голоса, подобострастно-важно почти прошептал – А вот и он!

Дредист важно выпрямился, затем встрепенувшись, не теряя важного подобострастия, продолжил – Пойдемте со мной, я вас представлю мастеру.

Бабочков направил свой взор в сторону человека в белом балахоне, который, с важно-раздутым видом спускался на пляж, теребя в руках массивные четки и поглощенным ореолом своей непревзойденной святости. Вслед за ним, с таким же важно-подобострастными минами на лицах, шествовала его свита, насчитывающая около тридцати человек, ловящих каждое движение и слово важного человека, словно это было самым значительным в их жизни.

Смешно и грустно было Федору наблюдать за этой процессией. Активировавшись с нерешенной и нежданной стороны, тюремщик склонил его на то, что Бабочков ощутил себя выше, а улыбка преобразилась в ироничную

– Вот клоун! – захохотал тюремщик в голове Федора.

– Так! – в ужасе опомнился Бабочков – Воистину, ничто не случайно! Что покажет ситуация дальше?

– Хорошо, пойдем – улыбнулся он в ответ дредисту.

Тем временем человек в балахоне важно уселся на коврик, который ему услужливо постелили два субъекта, сплошь увешанных четками и бусами. Субъекты смотрели на остальную свиту свысока – «типа вам еще расти и расти до нашего уровня», из чего Бабочкову стало ясно, что это особо приближенные важного человека в балахоне, а после того как те, весьма гордясь собой уселись по обе сторону от своего гуру, сомнения Федора относительно иерархии этого сборища рассеялись. Остальная свита полукругом уселась лицом к человеку в балахоне обожающе-подобострастно поглощая его глазами.

Важный человек снисходительно и лениво-важно обратил свой взор на Бабочкова неспешно идущего в их сторону и обеспокоенного парня с дредами, который все пытался убыстрить шаг Федора.

Ускорившись и обогнав Бабочкова, дредист с дрожью в коленках, с глупо-обожающей улыбкой и потупив глаза, подошел к человеку в балахоне. Надменный гуру важно и небрежно возложил руку на голову, которую дредист преклонил перед ним.

– Ом нама шивая! – радостно и хором огласилась вся свита.

Дредист, сияя, поднял глаза на своего гуру – Учитель! Помогите этому человеку! – указывая глазами на Бабочкова, затем, вновь повернувшись, продолжил – Он близок, но сильно заблуждается! Укажите ему его путь!

Саньясин, с тем же важным видом, повернул голову в сторону Федора, стоящего чуть поодаль и с ироничным интересом наблюдающего за происходящим.

Небрежным знаком руки человек в балахоне сделал знак Бабочкову подойти.

– Хорошо – внутренне улыбнулся Федор – что же будет дальше? – с этими мыслями он подошел и сел прямо напротив важного человека, открыто смотря ему в глаза.

По обожающей толпе пронесся гул негодования, от наглости Бабочкова – «как можно так с самим мастером!». Дредист обеспокоенно подавал знаки Федору, мол, преклони голову перед великим гуру. Бабочков в ответ лишь улыбался и продолжал смотреть в глаза человеку в балахоне, в глазах которого появлялось беспокойство. Гул в свите нарастал. Человек в балахоне важно и небрежно поднял руку, толпа стихла.

– Я знаю – с акцентируемой значимостью в голосе, размерено начал важный человек, повелительно обращаясь к Бабочкову – Что тебе поможет! Приезжай в следующее воскресение в Пуну, пройдешь десятидневную випасану под моим надзором!

– Поможет в чем? – также открыто смотря в глаза важному человеку, улыбнулся Федор.

Вновь встретившись глазами с Бабочковым, тюремщик важного человека сильно забеспокоился, тем более, что это происходило на глазах обожающих и преклоняющихся перед ним учеников. Но, спустя пару мгновений активировалась его всегда действенная защитная маска «святости», по типу – «он не знает что творит!».

– В том, чтобы обрести покой в своем сердце – произнося эти слова, человек в балахоне с той же маской святости посмотрел на небо.

– Хорошо – улыбнулся Федор – а что такое, эта ваша випасана?

– Это тотальное молчание – активировался один из приближенных, голос которого звучал одновременно и торжественно и пристыжающе, мол, «как! Ты не знаешь о випасане?!» – Молчание как внешнее, так и внутреннее – снисходительно-просвящающе продолжал приближенный – Это очень важный шаг на пути к себе! – при последних словах он осторожно перевел взгляд на своего гуру, словно ожидая его одобрения.

Бабочков не выдержал, из него вырвался смех – Т.е., для того, чтобы помолчать, нужно непременно ехать в Пуну к вам?

Вопрос Бабочкова застал врасплох маску святости гуру, такого вопроса к нему еще никогда не возникало. В глазах его появился страх, перерастающий в агрессию, которую он усиленно маскировал за фальшивой улыбкой.

– Как это зачем! – прозвучал выкрик второго приближенного, который, гневно сверкал глазами, но при этом пытался придать своему голосу тон спокойствия – Пойми! Молчать можно по-разному! А свами Бурушвати сможет направить тебя в правильное русло!

– И атмосфера в Пуне благоприятствует – осторожно начал дредист, словно стыдясь того, что привел к мастеру такого темного человека, который даже не знает что такое випасана, затем, подобострастно-воодушевленно продолжил – Ведь там жил сам Ошо! А находясь рядом с мастером, ты уже ближе к тому, чтобы просветлиться!

При этих словах «гуру» удостоил дредиста одобряющим взглядом, от чего тот засиял, и воодушевленно перевел взгляд на Бабочкова, мол, «понял теперь?!».

В голове Федора активировался новый вид программы, изощренный по-новому, но имеющей ту же саму основу, отчего его губы растянулись в ухмылке, а в глазах появились искорки издевки.

Бабочков заметил действия тюремщика, но ощутил, что стоит дать этому полную свободу в действиях и просто рассмотреть, что это такое и каким образом оно действует в нем.

– А что такое это ваше просветление, и зачем оно мне нужно? – саркастично произнес тюремщик Федора, с вызовом адресуя вопрос Бурушвати.

Глаза человека в белом балахоне еще больше округлились, он с недовольством посмотрел на дредиста, мол, – «Кого ты привел ко мне!», но, вновь вернув маску святости на место, примешав к ней маску, которую он называл сострадательной, начал отвечать, тем самым утихомирив недовольный гул учеников.

– Достигнув просветления, ты станешь как Будда! Как Иисус! Как Ошо!

– И, наверное, как ты! – залился смехом паразит Федора.

– Да как ты смеешь?! – выкрикнул гневный приближенный

– Помолчи – важно сделал знак приближенному Бурушвати.

– Возможно и так – с теми же масками, пытаясь придать своему голосу максимальный тон, соответствующий этим маскам, продолжал «гуру» – но отвечаю тебе на вопрос по поводу просветления….. Достигнув просветления, ты станешь единым со всей бескрайней Вселенной! В твоем Сердце будут лишь покой, Любовь и Счастье!

– Т.е., – с деланным принятием, но с хитрыми искорками в глазах продолжил тюремщик Бабочкова – раз ты просветленный, покой и Любовь останутся в тебе при любых обстоятельствах?

«Гуру» с еще более раздутой маской святости, утверждающе, чуть повел головой. Свита восхищенно вздохнула словно в унисон.

– А если так?!!! – истошно захохотал паразит Федора, с силой бросив в глаза «гуру» пригоршню песка.

– Козел!!! Да я тебя!!! – истошно заорал «гуру» вскочив с коврика, но, тут же осекся, потерянно смотря на шокированных от происходящего учеников.

Бабочков моментально увидел всю картину, увидел свое отражение в этом несчастном человеке в балахоне, который столько лет жил с маской, из-под которой боялся вылезти даже на секунду, увидел и то, что собиралось пустить корни в нем самом и по-новому обмануть его. В одно мгновение увидел, как в него это было заложено в детстве, когда он в первый раз предал себя именно в этом, вежливо ответив другу отца, которому хотелось дать в глаз, ответил, дабы отец был им доволен и не сердился. Увидел, как потом это предательство себя повторялось с родственниками, друзьями, знакомыми, с девушками….

Федор огласился криком боли от увиденной ситуации с отцом, еще более шокировавшим «гуру» и его учеников.

Из его груди вырвалось рыдание, сменившееся ощущением Свободы, Счастья и Любви.

Он подошел к ошеломленному человеку в балахоне и искренно и тепло обнял его – Прости, Брат! Это нужно было и тебе и мне…. Прости, что это произошло через меня…., и я благодарен тебе, что для меня это произошло через тебя. Не бойся стать собой. Не нужен ни тебе, ни им направляющий. Каждый может только сам. Без цели.

«Гуру» ошеломленно смотрел вслед удаляющемуся силуэту Федора. Он ярко ощущал свой обман себя. Он не знал что делать.

– Да что ты нюни распустил – активировался его тюремщик – психованный какой-то! Больной! – с этими словами в голове он оглядел испуганно смотрящих на него учеников.

– Это еще одна из медитаций, которой меня научил Ошо – с новой, еще более изощренной маской святости произнес бывший служащий Совторга Буденный Иванович Табуреткин, которого его ученики знали под именем свами Бурушвати – этот человек был сильно душевно болен, вот я ему и показал его зеркало.

Ученики одобряюще закивали в ответ.