Текст книги "Записки археографа"

Развитие новгородской практики покаянной дисциплины: правило Аще двоеженец второй половины XII – конца XIII века[357]357
  Частично опубликовано в ст.: Пихоя Р. Г. Опыт изучения ранних новгородских памятников церковного права (Правила «Аще двоеженец» и «Вопрошание Кириково») // Вспомогательные исторические дисциплины. [Сборник статей]. Свердловск, 1974. Сб. 1. С. 9-16.


[Закрыть]

Новгородская традиция покаянной дисциплины отразилась в Правиле Аще двоеженец. Это Правило, встречающееся в канонических сборниках XIV-XVII вв., было опубликовано С. И. Смирновым по сборнику XV-XVI вв.[358]358
  РГБ. Ф. 113. № 566. Л. 116 об.-125.


[Закрыть]

Исследователь считал временем возникновения Правила XIV век[359]359
  Там же. Ф. 310. № 44. Л. 140-163 об.


[Закрыть]. Но датировка документа и история его возникновения могут быть существенным образом дополнены в результате привлечения других, не использованных С. И. Смирновым, списков Правила. Укажем на эти списки. Один из текстов помещается в каноническом сборнике XVI в.[360]360
  Там же. Ф. 310. № 28. Л. 78-78 об. См. также: Пихоя Р. Г. Церковь в Древней Руси… С. 195-206


[Закрыть] В этом тексте опущено ряд статей, имеющихся в тексте, опубликованном С. И. Смирновым. Отсутствуют или значительно сокращены статьи – по нумерации

С. И. Смирнова – 8, 11, 17, 19, 23-26, 32-39, 40, 45. Большой интерес представляет список Правила в каноническом сборнике XVII в.[361]361
  МИДПД. С. 351. – Кроме случаев, отмеченных С. И. Смирновым, следует указать также 23-ю статью Правила, имеющую источником 3-ю статью Вопрошания Саввы и 16-ю статью Правила, близкую к 57-й статье Вопрошания.


[Закрыть] Этот список является особой редакцией Правила, отличающейся от опубликованной. Характеристику этой редакции мы дадим ниже. Наконец, в Номоканоне особого состава XVI в. содержится отрывок из Правила, дающий важные варианты к тексту, опубликованному С. И. Смирновым. Справедливо считая Вопрошание Кириково главным источником Правила, С. И. Смирнов доказывал, что 22 из 55 статей Правила имеют своим источником Вопрошание Кириково в редакции Новгородской Софийской Кормчей 1280 г. Однако ряд статей Правила противоречат Вопрошанию. С. И. Смирнов объяснял это отличием церковной практики, зафиксированной в Правиле, от церковной теории, отразившейся в Вопрошании.

Выводы С. И. Смирнова нуждаются в уточнении. Прежде всего, противоречия между Правилом и Вопрошанием встречаются чаще, чем было отмечено в исследовании С. И. Смирнова. Так, 16-я статья Правила[362]362
  РГБ. Ф. 310. № 28. Л. 78-78 об.; МИДПД. С.67.


[Закрыть] близка к 57-й ст. Вопрошания Кирикова.

Сохранение в Правиле статей (14, 16), которые могли быть использованы как источники Канонических ответов епископа Нифонта, позволяет по-иному представить себе историю Правила. Противоречивость объединения канонических статей Нифонта и положений, отвергнутых в своё время епископом, свидетельствует о том, что Правило не носило официального характера.

Использование ряда статей, бывших в распоряжении у Кирика, а также самого Вопрошания, позволяет считать составителя Правила новгородцем.

Большое значение для истории древнерусского церковного права имеет вопрос о том, в каком объёме в Правиле представлены Канонические ответы Нифонта. Больше всего использовалось собственно Вопрошание Кириково. В значительно меньшей степени привлекалось Вопрошание Саввы – его влияние чувствуется в двух статьях: 23 (Савв. 3) и 15 (Савв. 4). Совершенно не использованными остались вопросы будущего новгородского архиепископа, а в момент возникновения Канонических ответов Нифонта – по всей вероятности, приходского священника Ильи. Однако 32-я статья Правила[363]363
  МИДПД. С. 31.


[Закрыть] имеет своим источником ст. 3 Поучения архиепископа Ильи, произнесённого им 13 марта 1166 г. [364]364
  ПДКП. Дополнения. Стб. 353-354.


[Закрыть]

Отсутствие ссылок на вопросы Ильи позволяет предположить, что в распоряжении составителя Правила был текст без третьего раздела Канонических ответов (без Вопрошания Ильи), – возможно, более ранний текст, чем сводный текст Вопрошания Кирика, Саввы и Ильи, помещённый в составе Новгородской Софийской кормчей 1280 г.

Полагаю, что создание Правила происходило после 1166 г., а использование более ранней редакции Вопрошания может свидетельствовать о неофициальном характере Правила, отражая определённый, сравнительно ранний этап в развитии Вопрошания.

То обстоятельство, что в Правиле использовалась особая редакция Вопрошания, отличающаяся от Новгородской Софийской Кормчей, а также той редакции, которая была открыта С. И. Смирновым[365]365
  МИДПД. С. 1-27.


[Закрыть], позволяет предположить, что ряд статей в составе Правила восходят к особой, не отмеченной в литературе редакции Вопрошания. Поэтому создаётся возможность поиска статей, не вошедших в состав обычной редакции. Значительная группа статей Правила изложена в вопросно-ответной форме, причём в протографе Правила вопросно-ответная форма была представлена шире, чем в тексте Чудовского сборника XV-XVI вв., по которому Правило было издано С. И. Смирновым. Так, в тексте Правила, обнаруженного нами в каноническом сборнике XVI в. (РГБ. Ф. 310. № 44) она встречается значительно чаще, чем в тексте Чудовского сборника, опубликованного С. М. Смирновым.

есть[366]366
  МИДПД. С. 68.


[Закрыть]

своя[367]367
  Пихоя Р. Г. Церковь в Древней Руси… С. 200.


[Закрыть]

С деятельностью новгородского епископа связаны ст. 27[368]368
  МИДПД. С. 70. – Сравни также со ст. 4 Заповедей нереям, дьяконам и клирикам (МИДПД. С. 42).


[Закрыть] Правила, построенная в вопросно-ответной форме; 29-я статья[369]369
  «Аще же котории блудять с холостыми или со вдовами, а аще гоубять дети за срам, епитемьи 3 лет» (МИДПД. С. 70).


[Закрыть], в которой рассматривается чрезвычайно распространённое положение церковного права – как византийского[370]370
  2-е правило Василия Великого, 21-е правило Анкирского собора, 91-е правило Тульского VI вселенского собора (Правила Святых апостол, Святых соборов вселенских и поместных и Святых отец с толкованиями. М., 1899. Вып. 3. С. 338; Заозерский Н. А., Хаханов А. С. …Номоканон Иоанна Постника… С. 85).


[Закрыть], так и югославянского и древнерусского. Однако в Канонических ответах Нифонта, содержащихся в составе Новгородской Софийской Кормчей, мы не находим подобного правила. Статья 29 Правила, несмотря на близость к епитимийникам[371]371
  Для сравнения приведём несколько близких к 29-й статье правил из различных епитимийников: «Аще коя жена блуд створши проказить дете в себе, пость 10 лет, о хлебе и воде» («Правила Св. отец по заповеди Св. Василия»); «Аще которая жена блуд створивши, проказить дети в собь, 10 лет покаеться (Написание митрополита Георгия русского и Феодоса // МИДПД. С. 41); «Аще какая жена былие пивши, изьврьжеть дьтя, 3 лет да покаеться о хлебе и о воде» («Заповеди Св. отец о Великом посте»).


[Закрыть], содержит несомненные признаки переработки, которая выразилась в уточнении группы лиц, на кого распространяется действие епитимии; в установлении более чёткой квалификации греха, в уменьшении срока покаяния – с 10 до 3 лет.

Тенденция к снижению величины епитимий вообще характерна для канонической деятельности Нифонта. Она объясняется специфическими условиями деятельности древнерусской церкви, не прибегавшей к большим епитимиям из-за опасности оттолкнуть от христианства людей, сравнительно недавно приобщённых к православию.

Близка по содержанию к 29-й статье следующая, 30-я[372]372
  Ст. 30. «Аще проче жены кому боудеть сблоудити одиноя, а ни мыслил о том, но велми кается, 6 недель епитемьи. Аще же многажды блоудиль боудеть, 2 лет епитемьи» (МИДПД. С. 30).


[Закрыть]. Это оригинальная статья, не встречающая аналогий в других епитимийниках. Интересны размеры епитимий, установленных в статье – 6 недель и 2 года. Это значительно меньше, чем полагалось по канонам византийской церкви. Василий Великий устанавливал епитимию в 7 лет, Номоканон Иоанна Постника смягчал епитимии – в 3 года[373]373
  Заозерский Н. А., Хаханов А. С. …Номоканон Иоанна Постника… С. 40-41.


[Закрыть]. Шестинедельный срок епитимии употреблялся в документах церковного права очень редко[374]374
  Кроме Вопрошания, 6-недельный срок епитимии встречается ещё в «Правиле о церковном устроении», близком по времени и условиям возникновения к Правилу Аще двоеженец (МИДПД. С. 84).


[Закрыть]. Исключение составляют Канонические ответы еп. Нифонта на вопросы Ильи – этот срок указан в 14-й, 16-й, 18-й статьях.

В тесной связи с древнерусским юридически бытом находится 35-я статья Правила, отразившая реакцию церкви на судебный поединок – «божий суд»[375]375
  МИДПД. С. 72.


[Закрыть]. Теоретически отвергая «божий суд», древнерусская церковь на практике вынуждена была считаться с сохранением этого обычая и попыталась, как свидетельствует цитируемая статья, вмешаться в судебные поединки, подчинить их церкви, давая причастие «покаяющемуся».

С деятельностью Нифонта связано возникновение и 36-й статьи Правила, в которой рассматривается вопрос об отношении церкви к самоубийцам, в особенности к представителям зависимого населения. Содержание её как бы вытекает из предшествующих ей 33-й и 34-й статей, посвящённых отношению к больным и восходящих к 18-й, 16-й и 7-й статьям Вопрошания. О несомненной связи между 33-й, 34-й и 36-й статьями свидетельствует то, что они выделялись из состава Вопрошания и составляли самостоятельный документ, помещённый в составе Номоканона особого состава XVI в. (РГБ. Ф. 310. № 28. Л. 78-78 об.)[376]376
  Там же.


[Закрыть]. Текст, опубликованный С. И. Смирновым, отличается от отрывка, помещающегося в Номоканоне особого состава и Правила в составе канонического сборника Ундольского тем, что в двух последних яснее ощущается близость с Вопрошанием Кириковым, полнее сохранена вопросно-ответная форма.

В отрывке (ст. 34 по нумерации С. И. Смирнова) лучше сохранена связь с 16-й и 17-й статьями Вопрошания Кирикова (в тексте, опубликованном Смирновым, две статьи слиты в одну, 34-ю).

В ст. 36 по нумерации С. И. Смирнова в строчке выделяются 3 вопроса и ответа.

Последняя статья отсутствует в тексте Правила, опубликованного С. И. Смирновым. Она встречает аналогию в одном из источников Правила Аще двоеженец – в епитимийнике Максима[377]377
  МИДПД. С. 72.


[Закрыть].

Епитимийник епископа Максима был известен в Новгороде и использовался составителями Правила. Ряд статей Правила возникли под влиянием этого документа.

Составители Правила привлекли также югославянские епитимийники. Значительное количество статей (8, 11, 41, 42, 43) Правила читается в опубликованных В. Ягичем «Правилах Св. отец по заповеди Св. и великого Василия», являющихся по существу оригинальными, не имеющими отношения к Василию Каппадокийскому, югославянскими правилами[378]378
  Jagic VI. Sitna gradia… S. 133-146.


[Закрыть]. Тексты указанных статей довольно близки между собой. Сравним 2 из них:

Аще двоеженец, ст. 8[379]379
  МИДПД. С. 65. – В рукописях Правила отсутствует деление на статьи. Мы используем деление на статьи, предположенное С. И. Смирновым.


[Закрыть]

Правила Св. отец по заповеди Св. и великого Василия[380]380
  Jagic VI. Sitna gradia… S. 137.


[Закрыть]

Указывая на источник 12-й статьи Правила, С. И. Смирнов писал, что «это, несомненно, есть перифраз одной статьи Закона Судного в полной его редакции»[381]381
  МИДПД. С. 353-354.


[Закрыть]. Выяснение того, какая редакция Закона Судного использовалась при составлении Правила – пространная (полная), возникшая на рубеже XIII-XIV вв., или краткая, древнейшая, созданная в IX в., – имеет большое значение для датировки Правила. Для сравнения могут быть использованы тексты Правила, Закона Судного людям в краткой и пространной редакции; Градского Закона – древнерусского перевода византийского законодательного свода конца IX в. – Прохирона, близкого к источнику Закона Судного – византийской Эклоге.

Аще двоеженец, ст. 12 [382]382
  Там же. С. 66.


[Закрыть]

ЗСП краткой ред.[383]383
  Закон Судный людем [Списки краткой редакции…]. С. 106.


[Закрыть]

ЗСП пространной ред.[384]384
  Закон Судный людем пространной и сводной редакции. С. 141.


[Закрыть]

Градскойзакон[385]385
  Мерило Праведное по рукописи XIV в. / Издано под наблюдением и с вступительной статьей Μ. Н. Тихомирова. М., 1961. С. 658.


[Закрыть]

Текст краткой, древнейшей редакции Закона Судного в ряде случаев ближе к 12-й статье Правила. Краткую редакцию сближает с Правилом церковное покаяние за преступление (епитимия в пространной редакции отсутствует); только в краткой редакции предусматривается возможность ликвидации конфликта путём заключения брака.

Первоначальный текст этой статьи Правила читался, вероятно, значительно ближе к тексту краткой редакции Закона Судного. Однако древнейший текст этой статьи в Правиле был отредактирован: в ней содержится ссылка на источник редактирования, на Градской закон – Прохирон. Именно из него были внесены исправления в текст; так, в Правиле был исправлен возраст с 20 лет по краткой редакции – до 13 лет, а также размер штрафа – «в полимения» вместо полной конфискации имущества, предусмотренного Законом Судным люд ем.

Одинаковый возраст, установленный в пространной редакции Закона Судного и в Правиле, объясняется не тем, что пространная редакция стала источником Правила, а тем, что и Закон Судный пространной редакции, как доказал Μ. Н. Тихомиров, исправлялся по тексту Градского закона[386]386
  Закон Судный людем пространной и сводной редакции. С. 14-15.


[Закрыть]. Следовательно, источником Правила стала не пространная редакция Закона Судного, возникшая в конце XIII – начале XIV в., а краткая, древнейшая, возникшая во второй половине IX в. Правило рассматривает широкий круг вопросов, которые находились в сфере церковного суда. В частности, детальнейшим образом регламентирует личную жизнь верующих – вступление в брак и прекращение брака, нарушение супружеской верности, ответственность за воспитание детей; касается взаимоотношений между церковью и верующими, православным население и иноверцами, то есть содержит картину быта людей Древней Руси. Особый интерес представляют те статьи Правила, которые определяют позицию церкви по отношению к зависимому населению Древней Руси, к рабам.

36-я статья Правила, определяя отношение церкви к самоубийцам, указывает на причины самоубийств. Важное место среди них занимают социальные мотивы. Представляется любопытным сам перечень причин, приводящих к самоубийствам: «от нэкие нужа и беды великие, или работен, злэ томим без вины, или t вельмож насилуемь, и от дольжник»[387]387
  МИДПД. С. 72.


[Закрыть]. В этом перечне нельзя не видеть трагического развития тех ситуаций, о которых предупреждал Владимир Мономах, призывавший: «придайте сироте и вдовице оправдите сами, а не вдавайте сильным погубили человека».

Церковь, являясь одним из важнейших институтов общества, занимала в конфликте роль буфера, смягчавшего остроту социальных проблем. Поэтому духовенство разрешало «приношению быть» за тех, кто кончал жизнь самоубийством, не выдержав жизненных тягот «от некие нужа и беды великие»; устанавливало епитимию – церковное покаяние (правда, сравнительно небольшое) для господ, принудивших рабов к самоубийству.

Правило Аще двоеженец, возникнув в Новгороде во второй половине XII в., имело в числе своих источников юго– и западнославянские епитимийники, а также документы церковного права, созданные на Руси в XI – первой половине XII в.[388]388
  В частности, епитимийник Максима, краткую редакцию Закона Судного людем, Правило Св. отец по заповеди Св. Василия.


[Закрыть], часть которых использовалась при работе над Вопрошанием. Важнейшим источником Правила стало Вопрошание Кирика и Саввы к епископу Нифонту, отличающееся от помещённого в Новгородской Кормчей 1280 года. Правило Аще двоеженец не имело официального характера, о чём свидетельствуют статьи, противоречащие Вопрошанию. Несмотря на частный характер Правила, оно широко использовалось духовенством.

В конце XIII в. Правило подверглось редактированию в связи с проникновением на Русь после Владимирского собора 1274 г. новых канонических документов, в том числе и полного текста Градского Закона – Прохирона.

Следы использования Градского Закона, выразившегося в переработке и поновлении текста, особенно ясно сказываются в редакции Правила Аще двоеженец, содержащегося в каноническом сборнике XVII в. собр. Ундольского (РГБ. Ф. 310. № 44. Л. 141, 164).

Статья 12 Правила, которая рассматривалась нами выше, в тексте сборника Ундольского ближе к Градскому закону, чем в Чудовском сборнике.

Градской Закон был применён и при редактировании 29-й статьи Правила:

Ссылка на «Указ в Градском суде у епископа» является ярким доказательством применения Прохирона в сфере епископского суда древнерусской церкви конца XIII – начала XIV в., использования Правила в это время в сфере практической деятельности духовенства. Другим свидетельством поновления текста Правила в сборнике Ундольского является упоминание о причащении на Успенье. Этот праздник стал отмечаться в русской церкви лишь с конца XIII в.

Следовательно, Правило Аще двоеженец сообщает нам сведения о деятельности древнерусской церкви, о быте людей Древней Руси на протяжении длительного времени – с середины XII в. до рубежа XIII– XIV вв., а многочисленные списки XV-XVII вв. свидетельствуют о применении этого Правила в значительно позднее время.

* * *

Подводя итоги, выделим в истории покаянной дисциплины Древней Руси два крупных этапа.

Первый – «митрополичий» период в истории покаянного права связан, прежде всего, с деятельностью митрополитов Георгия (ок. 1072-1073) и Иоанна II (1080-1089). Этот период характеризуется тремя процессами. Во-первых, это стремление предложить обществу, ещё совсем недавно принявшему христианство, епитимийники, уже созданные для южных и западных славян в IX в. Среди этих памятников – Закон судный люд ем, основанный на нормах XVII титула византийской Эклоги, и «Заповедь исповедующимся сыном и дщерем». Этот документ возник как обобщение ряда оригинальных статей, созданных самим митрополитом Георгием, с положениями юго– и западнославянских епитимийников.

Вторым процессом стало непосредственное воздействие, рецепция канонического права путём применения Номоканона XIV титулов без толкований в Канонических ответах митрополита Иоанна II. Полагаю возможным утверждать, что именно при нём состоялся перевод Номоканона XIV титулов без толкований на древнерусский язык.

Третье – это творческое применение норм византийского церковного права с учётом условий Руси, выразившееся в снижении епитимий, в отказе от использования традиционных для византийского права способов наказания, в частности – от членовредительства.

Отмечу и то, что в Киеве во второй половине XI в. появились «антилатинские» сочинения, авторами которых были митрополиты Георгий и Иоанн II, а также игумен Печерского монастыря Феодосий.

Второй этап я определяю как удельный, епископский. В XII столетии в условиях развития удельных земель начинают формироваться местные направления, школы покаянной дисциплины. Можно выделить как минимум три:

• новгородскую, основоположником которой стал епископ Нифонт и его преемник – архиепископ Илья;

• киевскую, связанную с митрополитом Климентом Смолятичем и игуменом Григорием;

• белгородскую, связанную с епископом Максимом.

Каждое из этих направлений отличалось особенностями деятельности духовенства в своих епархиях. Так, для новгородской епархии существенными было снисходительное отношение к ростовщичеству, признание постоянных контактов с иноверцами и язычниками. Для киевского духовенства важнее было ограничение контактов с «латинянами», борьба с богомильской ересью.

Полагаю возможным говорить и о существовании владимирской школы покаянной дисциплины[389]389
  Пихоя Р. Г. Церковь в Древней Руси… С. 155-164.


[Закрыть], однако этот вопрос нуждается в дополнительном исследовании. Епитийники домонгольского периода, находящиеся в разнообразных по своему составу сборниках XIII-XVII вв., выявлены далеко не полностью, «…история древнерусской литературы пока преждевременна, так как она не запаслась еще достаточными материалами для своего научного содержания… Такова, например, довольно обширная литература, стоящая в связи с епитимийно-катехизическим поучением древнего времени» (курсив Н. К. Никольского. – Р. П.)[390]390
  Никольский Н. К. Ближайшие задачи изучения древнерусской книжности. [СПб.], 1902. С. 31.


[Закрыть]. Этот вывод, сделанный в начале XX в. Н. К. Никольским, в полной мере применим к современному состоянию исследования ценнейшего комплекса исторических источников по истории Древней Руси – епитимийников.

1972-1973 гг.

Часть 3
Уральская археография

Уральская археографическая экспедиция и изучение истории духовной культуры
Урала[391]391
  Опубликовано: Пихоя Р. Г. Уральская археографическая экспедиция и изучение истории духовной культуры Урала // Quaestio Rossica. 2015. № 2. С. 21-38.
  Считаю необходимым указать важнейшие публикации, подготовленные участниками Уральской археографической экспедиции после 1990 г.: Манъкова И. Л Вкладные книги Далматовского Успенского монастыря (последняя четверть XVII – начало XVIII в.): Сборник документов. Свердловск, 1992; Памятники литературы и письменности крестьянства Зауралья. Екатеринбург, 1993. T. 2. Ч. 1-2; Каталог старопечатных и рукописных книг Древлехранилища Лаборатории археографических исследований УрГУ. Екатеринбург, 1994-2000 Ч. 1-6; Манъкова И. Л. и др. От Вятки до Тобольска: церковно-монастырские библиотеки российской провинции XVI-XVIII веков / И. Л. Манъкова, П. И. Мангилев, Н. А. Мудрова, А. Г. Мосин, А. Т. Шашков. Екатеринбург, 1994; Вознесенский А. В., Мангилев П. И., Починская И. В. Книгоиздательская деятельность старообрядцев (1701-1918). Материалы к словарю. Екатеринбург, 1996; Парфентьев Η. П. Древнерусское певческое искусство в духовной культуре Российского государства XVI—XVII вв.: Школы. Центры. Мастера. 2-е изд. Челябинск, 1996; Главацкая Е. М. Религиозные традиции хантов. XVII-XX вв. Екатеринбург; Салехард, 2005; Дашкевич Л. А., Корсунова С. Я. Техническая интеллигенция горнозаводского Урала. XIX век. Екатеринбург, 1997; Уральский сборник. История. Культура. Религия. Екатеринбург, 1997-2009. Вып. 1—7; Казанцева М. Г., Коняхина Е. В. Музыкальная культура старообрядцев. Учебное пособие. Екатеринбург, 1999; Белобородов С. А. и др. Очерки истории старообрядчества Урала и сопредельных территорий / С. А. Белобородов, Ю. В. Клюкина, П. И. Мангилев, И. В. Починская. Екатеринбург, 2000; Мосин А. Г. Уральский исторический ономастикой. Екатеринбург, 2001; Манъкова И. Л., Курлаев Е. А. Освоение рудных месторождений Урала и Сибири в XVII веке: у истоков российской промышленной политики. М., 2005; Соболева Л. С. Рукописная словесность Урала: наследование традиций и обретение самобытности. Екатеринбург, 2005. Т. 1-2; Дашкевич Л. А. Городская школа в общественной и культурной жизни Урала (конец XVIII – первая половина XIX в.) Екатеринбург, 2006; Созина Е. К, Анисимов К В., Блажес В. В. и др. Литературный процесс на Урале в контексте историко-культурных взаимодействий: конец XIV—XVIII в. Екатеринбург, 2006; Редин Д. А. Административные структуры и бюрократия Урала в эпоху петровских реформ (западные уезды Сибирской губернии в 1711-1727 гг.). Екатеринбург, 2007; Починская И. В. Книгопечатание Московского государства второй половины XVI – начала XVII веков в отечественной историографии: Концепции, проблемы, гипотезы. Екатеринбург, 2012; Шашков А. Т. Избранные труды. Екатеринбург, 2012; Ануфриева Н. В., Починская И. В. ^Лицевые апокалипсисы Урала. Православная традиция и элементы европейского культурного влияниям. Екатеринбург, 2014; Байдин В. И. Кирша Данилов в Сибири и на Урале. Историко-биографические этюды. Екатеринбург, 2015; Мангилева А. В. Социокультурный облик приходского духовенства Пермской губернии в XIX – начале XX в. Екатеринбург, 2015.


[Закрыть]

В своих заметках я хочу остановиться на некоторых, по преимуществу научно-организационных вопросах появления полевых археографических исследований, истории создания лаборатории археографических исследований (ЛАИ), ставшей инициатором появления программы системного изучения духовной культуры Урала, и организации исследовательского центра – Института русской культуры в Уральском университете. Эти заметки – не официальная история, в основании лежат воспоминания и оценки с позиций сегодняшнего дня, но какими бы отрывочными и не всегда точными они ни были, память отбирает самое существенное, и преимущественно – в человеческих взаимоотношениях. Кроме того, опыт профессионального историка свидетельствует, что за пределами традиционных источников чаще всего оказываются мотивы, отношения, человеческие симпатии и антипатии – словом, то, что предшествует появлению приказов, отчётов и проч.

Мне пришлось организовывать археографическую экспедицию, археографическую лабораторию на историческом факультете Уральского университета, а позже – уже в качестве проректора университета – Институт русской культуры. И рассказ о том, как и почему приходилось принимать в 70-е – 80-е гг. конкретные решения, подобно осколку зеркала, отражает состояние гуманитарной науки последней четверти XX в. в Советском Союзе. Заранее оговариваю возможность неточностей в отдельных деталях, так как весь рассказ ориентирован на устные источники, воспоминания – мои и, частично, моих коллег по экспедициям.

К началу 70-х годов XX в. в Уральском университете существовали несколько направлений и школ, изучавших историю культуры Урала. Большая часть специалистов этого направления находилась на филологическом факультете, что не случайно. Имена уральских писателей Д. Н. Мамина-Сибиряка и Π. П. Бажова были хорошо известны в истории русской и советской литературы. История развития литературы и искусства на Урале получила развитие в работах профессоров М. А. Батина, И. А. Дергачёва и их учеников[392]392
  Батин М. А. Творчество Π. П. Бажова. Свердловск, 1953; Его же. Павел Бажов. М., 1976; Дергачев И. А. Книги и судьбы. Страницы литературной жизни Урала. Свердловск, 1973; Его же. Д. Н. Мамин-Сибиряк: Личность. Творчество. Свердловск, 1977.


[Закрыть]. На факультете работал выдающийся историк древнерусской литературы В. В. Кусков, среди учеников которого хочу отметить Е. И. Дергачёву-Скоп[393]393
  Её небольшая книга (Дергачева-Скоп Е. И. Из истории литературы Урала и Сибири. Свердловск, 1965) содержала интереснейшие и очень плодотворные идеи для понимания процесса формирования урало-сибирского летописания.


[Закрыть]. По инициативе И. А. Дергачёва, Е. И. Дергачёвой-Скоп были предприняты первые археографические экспедиции в 60-х гг. в Свердловской области, итоги которых, судя по экспедиционным дневникам, привели к заключению о бесперспективности их продолжения на Среднем Урале. К середине 70-х гг., когда вновь встал вопрос об археографических исследованиях, В. В. Кусков уже давно работал в Московском университете, а Е. И. Дергачёва-Скоп – в Новосибирском, продолжая там археографические исследования Сибири.

На филологическом факультете действовала кафедра истории искусства под руководством Б. В. Павловского. Именно он оказался у начала изучения истории искусства Урала XVIII-XIX вв., уделив особое внимание тем его направлениям, которые специфичны прежде всего для края горнозаводской промышленности[394]394
  Павловский Б. В. Камнерезное искусство Урала. Свердловск, 1953; Его же. Декоративно-прикладное искусство промышленного Урала. М., 1975; Его же. Каслинский чугунный павильон. Свердловск, 1979; Его же. Художественный металл Урала XVIII-XIX веков. М., 1982.


[Закрыть].

Большие традиции имело изучение уральского фольклора, связанное с экспедиционными исследованиями, выросшими из учебных фольклорных практик. Они были начаты доцентом М. Г. Китайником ещё в 1944 г. и продолжены В. П. Кругляшовой, которая на протяжении многих лет (до 1991 г.) руководила полевыми фольклорными исследованиями, создала фольклорный архив, систематически занималась публикацией полевых материалов[395]395
  Уральский фольклор / Под ред. Μ. Г. Китайника. Свердловск, 1949; Фольклор на родине Д. Н. Мамина-Сибиряка (в уральском горнозаводском поселке Висим) / Сост. В. П. Кругляшова. Свердловск, 1967; Круглягиова В. П. Жанры несказочной прозы уральского горнозаводского фольклора. Свердловск, 1974; Блажес В. В. Π. П. Бажов и рабочий фольклор: Учебное пособие… Свердловск, 1982.


[Закрыть].

Отдельным самостоятельным и мощным научным направлением стало изучение финно-угорской и северорусской диалектной лексики, топонимики и ономастики Урала[396]396
  Матвеев А. К. Методы топонимических исследований: Учебное пособие. Свердловск, 1986; Словарь говоров Русского Севера / Под ред. А. К. Матвеева. Екатеринбург, 2001-2009. Т. 1-4.


[Закрыть], проводимое под руководством А. К. Матвеева. Оно сочетало в себе проведение ежегодных экспедиционных исследований, создание огромной словарной картотеки и большой объём научных публикаций. К концу 70-х гг. лаборатория топонимики была единственным гуманитарным подразделением УрГУ, имевшим официальный статус проблемной лаборатории.

В отличие от филологического факультета, на истфаке УрГУ вопросы истории и культуры Урала практически не изучались, за исключением исследований по истории культурной революции на Урале, проводимых на общеуниверситетской кафедре истории КПСС, которыми руководили В. Г. Чуфаров и Μ. Е. Главацкий[397]397
  Чуфаров В. Г. Деятельность партийных организаций Урала по осуществлению культурной революции (1920-1937 гг.). Свердловск, 1970; Главацкий Μ. Е. КПСС и формирование технической интеллигенции на Урале (1926-1937 гг.). Свердловск, 1974; Кондрашова М. И. КПСС – организатор формирования социалистической интеллигенции на Урале в 1917-1927 гг. Иркутск, 1985.


[Закрыть]. Превосходно организованная археологическая экспедиция, руководимая В. Ф. Генингом, специализировалась по преимуществу на археологии Урала и Западной Сибири эпохи бронзы и железа. Среди историков, изучавших отечественную историю, абсолютно превалировали исследователи социально-экономических процессов развития Урала XVIII-XX вв. По словам моего учителя М. Я. Сюзюмова, сказанным в 1974 г. накануне моей защиты, последняя диссертация по истории России старше XVIII в. была защищена в УрГУ в 1942 г. А. А. Введенским – по истории хозяйства Строгановых[398]398
  Перевалов В. А. Историк А. А. Введенский в Уральском университете // Известия УрГУ. 2000. № 16. С. 150-154.


[Закрыть]. Студенты-историки, специализировавшиеся по отечественной истории, практически не изучали палеографию, спецкурс по археографии читался формально и не был связан с реальной подготовкой публикаций. К сожалению, отсутствовали какие-либо межфакультетские связи между истфаком и филфаком.

…В апреле 1974 года я, тогда старший преподаватель кафедры истории СССР досоветского периода, оказался в Москве, чтобы передать рукопись своей диссертации по истории покаянной дисциплины русской церкви домонгольского периода моим оппонентам – А. Г. Кузьмину и А. И. Рогову. Диссертация далась очень трудно. Тема, предложенная М. Я. Сюзюмовым, предполагала исследование византийского влияния на право Древней Руси. В процессе подготовки пришлось ограничиться исследованием древнерусских епитимийников.

На этом пути я столкнулся как минимум с двумя проблемами. Первая – это почти полное отсутствие историографии по теме[399]399
  Едва ли не единственным исследователем, изучавшим эту проблему как историк, был ученик Е. Е. Голубинского С. И. Смирнов, профессор Московской духовной академии, автор многих исследований (См., например: Смирнов С. И. Духовный отец древней восточной церкви (История духовничества на Востоке). Сергиев Посад, 1906. Ч. 1; МИДПД; Смирнов С. И. Древнерусский духовник…). В советское время можно отметить лишь издание по инициативе академика М. И. Тихомирова Закона судного людем – одного из важнейших памятников покаянного права, основанного на византийской Эклоге (Закон Судный людем: [Списки краткой редакции]; Закон судный людем пространной и сводной редакции), и исследования Я. И. Щапова по истории Кормчей книги на Руси (см.: Щапов Я. Н. Древнерусские княжеские уставы…; Его же. Византийское и южнославянское правовое наследие…).


[Закрыть]. Но гораздо труднее оказалось другое – отсутствие специальной подготовки в области палеографии и текстологии, курсы которых не преподавались в университете на тот момент. До поступления в аспирантуру я и рукописи в руках не держал. Да и где?! В Свердловске единственное собрание находилось в фондах Государственного архива Свердловской области (собрание рукописей Уральского общества любителей естествознания) и отдельные экземпляры хранились в областном музее, но они были малодоступны, и их архивное описание было неквалифицированным. Пришлось сидеть вместе со студентами истфака МГУ на практических занятиях по палеографии в рукописном отделе ГИМа и штудировать исследования по древнерусской литературе, славянской филологии. Но едва ли не главной школой для меня стали рукописные отделы БАНа и Библиотеки им. Ленина.

Начав преподавать в УрГУ, я стал читать спецкурс по культуре Древней Руси для студентов-третьекурсников, ездил с ними на экскурсии в Верхотурье и в Тобольск, пытаясь хотя бы отчасти восполнить пробелы в учебной программе.

Возвратимся к апрелю 1974 года.

Меня разыскали в Москве и передали, что со мной хочет встретиться профессор В. Я. Кривоногов, руководивший историко-архивным отделением нашего истфака. Встреча была назначена в гостинице «Россия». В. Я. Кривоногов попросил меня найти в Научной библиотеке МГУ Ирину Васильевну Поздееву и договориться, когда она сможет прочитать курс для студентов, желающих поехать в археографическую экспедицию. В. Я. Кривоногов осенью 1973 г. был на выездном заседании Археографической комиссии в Пермском университете, где И. В. Поздеева сделала доклад об итогах археографических исследований в Пермской области. Доклад и находки московских археографов произвели большое впечатление на В. Я. Кривоногова и на проректора по учебной работе УрГУ Б. А. Сутырина, заведовавшего кафедрой истории СССР. В Свердловске было организовано Уральское отделение Археографической комиссии во главе с В. Я Кривоноговым, а Б. А. Сутырин возглавил его Свердловское отделение. Там же, в Перми была достигнута предварительная договорённость о совместной работе Уральского университета и МГУ в Свердловской области.

Восторженный рассказ В. Я. Кривоногова я слышал, но никакого особого желания самому участвовать в археографических экспедициях не было. Мне было интересно заниматься Древней Русью. Конечно, во время долгого сидения в рукописных отделах БАНа, Ленинки, Пушкинского Дома я слышал об экспедициях, да и знал некоторых участников. Но знакомство с рукописным собранием Пушкинского Дома убедило меня, что в собраниях, сформированных в результате полевых исследований в 50-е – 60-е гг. XX в. преобладают поздние, а следовательно, неинтересные для меня рукописи XVII-XIX вв. Пожалуй, единственное, что вызывало некоторый интерес, это возможность получить десяток рукописей, чтобы сделать занятия по палеографии более живыми, чтобы студенты хоть увидели, что такое водяные знаки и как по ним можно датировать рукописи. История Урала меня совершенно не интересовала.

Предполагалось, что руководить будущей археографической экспедицией будет кандидат исторических наук А. Б. Черноухов, специализировавшийся на истории Урала XVIII в. и работавший на историко-архивном отделении исторического факультета Уральского университета.

Просьба встретиться с И. В. Поздеевой была неожиданной, но отказаться я не мог. Эта встреча состоялась в маленькой комнатке Научной библиотеки МГУ. Ирина Васильевна сказала, что необходимым условием проведения экспедиции должен стать учебный курс «Круг чтения людей Древней Руси». Со своей стороны я настаивал, чтобы находки первого года экспедиции остались в Свердловске, в университете.

В мае 1974 г. И. В. Поздеева приехала в Свердловск и начала читать курс, когда-то разработанный А. И. Роговым (не только замечательным учёным, но и глубоко православным человеком) для археографов[400]400
  А. И. Рогов вместе с Я. Н. Щаповым и В. Б. Кобриным были инициаторами археографических экспедиций рукописного отделения Ленинской библиотеки.


[Закрыть] и включавший изложение церковного календаря и книжного сопровождения дневного, недельного и годичного циклов богослужения. Сейчас трудно даже представить, насколько неожиданно звучали в стенах истфака слова «Евангелие», «Апостол», «Часослов», «Псалтырь»… Я сам был прилежным слушателем вместе со студентами. Этот курс слушали лаборант кафедры новейшей истории Н. В. Лерник, ставшая затем заместителем начальника свердловской части экспедиции, студенты-третьекурсники, занимавшиеся на моём семинаре по древнерусской культуре: О. А. Лысова (Мельчакова), Н. А. Литвинова (Мудрова), Η. П. Парфентьев, И. Горожанкин.

А. В. Черноухов привёл на занятия трёх студентов-первокурсников архивного отделения – Л. Дашкевич, Е. Пирогову, П. Сасина. На этом участие А. В. Черноухова в подготовке будущей экспедиции закончилось, я нечаянно оказался крайним…

В июле 1974 г. началась первая совместная экспедиция УрГУ и МГУ. Уральская часть отряда выехала в Невьянск. Нам предстояло работать там до Петрова дня, потом должен был прибыть московский отряд, работавший в Пермской области. Дух экспедиции родился, по существу, в часовне невьянских староверов беспоповского согласия. Глубокая религиозность, непосредственная причастность каждого из молящихся к служению Богу; древние и писанные по древним образцам иконы; одежда из XVII-XVIII вв. – женские косоклинники с серебряными позументами и платки, заколотые «под иголочку», кафтаны-однорядки на мужчинах; старинные, но знакомые всем молящимся напевы службы, – всё это превращало часовню в удивительную «машину времени». Наш искренний интерес к истории, образу жизни староверов, уважение к их религиозным убеждениям стали залогом успешной работы по поиску и приобретению первых рукописных и старопечатных книг. Мы общались с людьми, которые в обычной жизни были рабочими, мастерами на заводе, бухгалтерами, но происходили из династий, появившихся здесь, в Невьянске, как минимум 250 лет назад.

Прибытие московского отряда во главе с И. В. Поздеевой означало возможность узнать и приобщиться к опыту работы московских археографов. И. В. Поздеева, по первой специализации археолог, привнесла в организацию археографической экспедиции своего рода «индустриальную составляющую», свойственную хорошим археологическим экспедициям. Вездеходный транспорт, обеспечивавший мобильность и безопасность, тщательно продуманный экспедиционный быт с вечерними отчётами, экспедиционными дневниками, запасом продовольствия, необходимого в полуголодных условиях провинциальной России, и многое другое, что позволяло эффективно работать. И. В. Поздеева в полной мере разделяла подход, впервые сформулированный основателем советской археографии В. И. Малышевым о том, что рукописная традиция – лишь часть, хотя и важная, местной культуры. Уже в первые часы нахождения в невьянской часовне она обратила внимание на своеобразие местной иконописи и узнала имена местных иконописцев Романова, Богатырева[401]401
  Считаю очень важным отметить: сама постановка проблемы невьянской иконописи принадлежит именно И. В. Поздеевой.


[Закрыть].

И. В. Поздеева рассказала о только что вышедшей монографии Η. Н. Покровского[402]402
  Покровский Η. Н. Антифеодальный протест урало-сибирских крестьян-старообрядцев в XVIII в. Новосибирск, 1974.


[Закрыть]. О его непростой судьбе, драматической защите докторской диссертации и экспедициях за книгами в Сибири мне раньше рассказывала в рукописном отделе БАН О. П. Лихачева. Книга же Η. Н. Покровского была замечательна в частности тем, что вводила историю уральского раскола в контекст социальной истории Урала. Архивные источники, на которых она основывалась, дополнялись на наших глазах живой устной традицией уральских староверов. Не вызывало сомнений, что будут найдены сочинения самих староверов об их истории в XVIII-XIX вв.