Текст книги "Клуб маньяков"

– И надо будет анализировать прошлое, выявлять детские переживания, сформировавшие характер, выявлять неврозы, мании склонности! Ты знаешь, киска, у меня прямо руки зачесались! Давай, начнем завтра же?

Я перевернулся на Веру и запечатал ее уста долгим, чувственным поцелуем. Точнее, хотел запечатать долгим, чувственным поцелуем, хотел, но не вышло, Вера отняла губы и неистово зашептала мне в ухо:

– Ты представляешь, со временем мы приобретем опыт, и сможем проделывать все это на воле! Понимаешь, на воле, без заточения, без оков, кляпов и клеток! Наша жертва будет жить на свободе, а мы будем вокруг нее, мы будем везде, мы будем контролировать все ее чувства и поступки, контролировать с тем, чтобы, к примеру, 1-го января 2001-го, в шесть часов утра она в полном одиночестве вскрыла себе вены!

– Грандиозно! – восхитился я и тут же попытался вновь заняться губами супруги.

Но Веру было не остановить. Вырвавшись, она перевернула меня на спину, накрыла горячим телом и, занавесив лицо распущенными волосами, зашептала вновь:

– Ты представляешь, какая интересная жизнь у нас начнется! Каждые три месяца – увлекательнейшая шахматная партия на время, шахматная партия с одной белой фигурой! Представь, она одна посереди доски, а вокруг нее мы, черные, мы, весь наш клуб!

Мне вдруг стало скучно. Опять этот Митька, опять этот маньяческий колхоз, опять трудодни и соревнования…

– Весь наш клуб… – скривился я. – Представляю… Туча черных муравьев травят бедную зеленую гусеницу, бедную гусеницу, которая никогда не станет нарядной бабочкой…

– Да ты не бойся, глупый! Ты будешь нашим гроссмейстером! Ты знаком с психоанализом, ты хорошо знаешь людей, знаешь, где у них висят ниточки, ведущие к душам! Ты будешь составлять сценарии, а мы станем твоими верными исполнителями!

Вера знала, как меня достать… Через гордыню, которую я так и не смог вытравить из себя… В свете бронзовой настольной лампы – подарка клуба к нашей свадьбе – Вера выглядела демонически. В ее глазах сверкала решимость во что бы то ни стало убедить меня, и я сдался.

Через три минуты мы засыпали. Устал я за суматошный день и не смог продолжить вечер, так как хотелось бы… Так, как хотелось Вере.

Со временем подросла Наташа. Я не хотел ее вводить в круг наших интересов, но это как-то само собой получилось. Точнее, не получилось, а Вера проболталась. Дочки-матери – это дочки-матери. Понимаю, растлением малолетних это называется, но ведь все равно яблочко от яблони недалеко падает, никуда от этого не денешься…

В общем, начали мы втроем маньяковать. Клубные дела не занимали много времени, да и «психологии» одной нам явно не хватало.

Девочка сообразительной оказалась, колорит детский внесла. Однажды поздно вечером забрели мы в один дом на дачах валентиновских… Богатый дом… В три этажа с башенками и завитушками, кирпич красный, одно загляденье. Во дворе, правда, бультерьер пасся. Большой такой, противный. Рожа розовая. Терпеть не могу бультерьеров. Не собаки, а прирожденные убийцы. Маньяки собачьи. Хотел уже в другой дом идти. Который волкодав охранял. С волкодавами-то я знакомый, в горах частенько с ними встречался. Они интеллигентные, взгляд с прищуром понимают. Не то, что эти тупицы.

А Вера вошла во двор, как ни в чем не бывало. Вошла, посмотрела на этого бультерьера глазками своими нежными, сказала что-то ласковое. И, представляете, он лапки подогнул, запищал щеночком, испуганно так. А она – раз! – и голову ему свернула. Только хрустнуло немного.

В доме этом гангстер на заслуженном отдыхе жил. Его в округе каждый знал. Полютовал он на своем веку, дай бог. Здоровый еще, волосатый, кулаки с кастрюльку. Совсем нас не испугался. А чего ему нас пугаться? С малолетней же девочкой пришли. Платьице кружевное, бантики пышные на косах. Он на Наташу вытаращился, а она ему говорит:

– Ты, дяденька, нас не бойся! Мы зашли тебе сказать, что у тебя собака во дворе сдохла. Жалко песика…

Мужик заволновался и к двери ринулся. Когда мимо меня пробегал, я ему ребром ладони по горлу врезал. Качественно врезал. Упал мужик на пол и захрипел обиженно. В себя пришел уже связанным по рукам и ногам. Побаловались мы с ним с часик, а потом дочка и говорит мне:

– Пап, а можно я ему ушки отрежу? Они такие противные, волосатые… И немытые совсем. Мама не любит немытых ушей.

– А почему нет? Валяй, доченька, только бритвой не поранься, острая очень.

Отрезала она ему уши своей любимой прадедушкиной бритвой из германской стали и опять ко мне обращается:

– Пап, а можно я ему глазки поросячьи выколю?

– Умоляю, не делай этого, – поморщился я. – Терпеть не могу выколотых глаз!

– Да ладно тебе! – махнула рукой Вера. – Пусть делает, что хочет. Японцы, вон, утверждают, что детям до одиннадцати лет нельзя ни в чем отказывать.

Наташа не стала выкалывать гангстеру глаз. Не захотела делать мне неприятное. Походила, походила вокруг трупа (мужик к этому времени тихонечко дух испустил), потом достала фломастеры из своего рюкзачка и рисовать принялась. Татуировки на ягодице бывшего гангстера (я на живот его перевернул, чтобы он Наташу не шокировал). Сердце, пронзенное кинжалом, нарисовала, голубков сверху. И надпись снизу изобразила. «Не забуду мать родную». Я подивился, подивился и спросил:

– А почему ты именно на ягодице рисуешь?

– А где еще? – простодушно ответила дочь. – Спина вся утюгом горячим поглажена, на груди звезда… Постарались вы с мамочкой.

Да, постарались… Когда грешника мучаешь, как-то легче на душе становится, свободнее. Понятно, грешника мучить – это дело богоугодное. Сотрудником бога себя чувствуешь…

Когда с бедным бандюгой делать было уже нечего, сели мы втроем чай на кухне пить. Терпеть не могу пить чай в перчатках, но торт а холодильнике нашелся великолепный. И бутылка французского шампанского. Самого настоящего. Когда я за второй кусок принимался (после второго фужера), Вера глубокомысленно проговорила:

– Торт за сегодняшнее число, шампанское в холодильнике… Не иначе этот фрукт пассию свою дожидался… Потому и дверь была открыта.

– Ты, что, хочешь продолжить? Поздно уже, нашей каманче спать пора… Ребенок ведь.

– Да, это так… – согласилась Вера. – Но представь, заявиться эта девица или женщина сразу после нашего ухода… Или вообще на нее во дворе или на улице наткнемся…

– Ты права… Давай подождем до одиннадцати.

– Ура! – восторжествовала Наташа, вся вымазанная кремом. – Люблю девочек мучить!

Да, любила моя дочь девочек мучить, факт. Наверное, это от татаро-монгольских предков. Или от меня. Я ведь пятерых жен извел. Самым мучительным способом. Занудством своим. А Наташе года не было, когда лишилась жизни первая ее кукла. И остальные жили недолго: минуты через три после слов благодарности за подарок они четвертовались моей дочерью, с сатанинским блеском в глазах четвертовались, затем потрошились, или в лучшем случае обливались зеленкой или малиновым йогуртом.

Пассия хозяина явилась ровно в одиннадцать. Красивая. Естественная блондинка, голубоглазая, живая, ха-ха, фигурка потрясающая, я аж заморгал в немом восторге. И возраст подходящий, лет тридцать с малюсеньким хвостиком. «Зря мы Наташу с собой взяли, – подумал я. – Да ну ладно, перебьемся, не последний день живем».

Наташа зевала вовсю, и не стали мы с девицей долго возиться. Заклеили рот липкой лентой, веревку бельевую на люстру забросили и подвесили. Не за шею, подмышками. Потом вены на ногах вскрыли. Это Вера так решила ее измучить. Усмотрела, наверно, в глазах моих мужское любопытство. Да и любит она кровушку пустить.

Проснулся я в холодном поту. Вера бормотала что-то во сне. Прислушался и разобрал: «Зря мы Наташу с собой взяли…»

Представляете? «Зря мы Наташу с собой взяли… «У меня чуть сердце не остановилось. Вылез тихонько, – я у стенки всегда сплю, – пошел в туалет курить. Уселся на унитаз, закурил, несколько спичек сломав, и крепко задумался…

«…Опять приснилось. И как я киллера своего изловил, и как спился, и как действительным членом литературно-маньяческого клуба стал… Два диких кошмара за два дня… Сначала с Ворончихиными и Маргаритой, потом этот с бультерьером и Наташей. Тихий ужас!

…И это бормотанье… «Зря мы Наташу с собой взяли»… Это что, кошмары эти от Веры происходят? Она мне их навевает? Внушает? Телепатирует? Но последний кошмар – куда еще не шло, она рядом спала. Но первый же мне в электричке приснился? И сразу же после него она предложила мне с Маргаритой сожительствовать…

Чудеса. Похоже, у меня от переживаний крыша едет. Кошмары снятся, убийцы охотятся… Ну и жизнь пошла… Валеру убили, Руслана-племянника, бабу Фросю с мужем… Телевизор включишь – тоже самое. И во сне теперь покою нет… Надо на кухне поискать. Где-то там теща спирт медицинский для компрессов прячет…

Спирт нашелся в шкафчике за пакетами гречки. Выпил прямо из пузырька. Не разбавляя.

Люблю неразбавленный спирт. Как горчица ядреная согревает и мозги прочищает.

Закусил колбаской, послушал, как где-то в стороне Валентиновки палят из автоматов и пистолетов, почистил зубы и к Вере под бочок заткнулся. Засыпал уже, как она сказала четко: «Завтра без Наташи пойдем». Во сне, естественно, сказала. Значит, опять что-нибудь приснится. Хорошо, если та блондинка с голубыми глазами. Ноги длиннющие. Изнасилую ее всевозможными способами. Или нет… Она сама мне отдастся… отдастся… Вот, подходит, стройная, страстная, в черном спадающем пеньюаре, руки тянет. Ноготки длинные, алый призыв… Шепчет чуть слышно… Иди, ко мне, мой милый Женечка… мой милый Женечка… мой милый…

Глава 10. У каждого – своя трагедия. – В арабо-израильском конфликте на стороне верблюдов. – Девы, Львицы, Весы и Тельцы. – Ох, уж эта групповуха!

Блондинка мне не приснилась. И во сне я не маньячил. Наверное, положительно подействовал спирт. Что ж, лекарство – это лекарство. Жаль, конечно, что пузырек пустой не выкинул. Теща утром нашла и забухтела:

– Я его для твоей дочери принесла, алкоголик несчастный! Ей компрессы ставить нужно, чихает и кашляет, а ты все выпил!

– Водки куплю, не беспокойтесь. А, что, Наташу вы не увозите?

– Нет. Юрий Борисович ремонт затеял…

– А как же…

– Юрию Борисовичу утром рассказали, что сегодня ночью того мужчину с пистолетом милиционеры застрелили. Прямо на станции. У него жену с трехлетней дочерью бандиты убили, и он с ума сошел… Ходил, искал повсюду убийц. В нескольких человек стрелял, ранил двоих.

«Вот такие вот дела, – подумал я, почесывая затылок. – Как говорится, у каждого своя трагедия».

…К обеду с медкомиссией было покончено. Получив справку, поехал в охранное агентство. В отделе кадров сидел совсем другой человек. Не тот, молодой, из «братков», который давал мне направление, а средних лет, с цепким взглядом и явным чекистским прошлым.

– А где Анвар? – спросил я, чувствуя, что новая моя вольготная трехсотдолларовая жизнь ускользает, так и не наступив.

– Умер вчера, – ответил новый заведующий ОК.

Внимательно взглянув в его проникновенные чекистские глаза, я понял, что Анвар скоропостижно скончался, и скончался не от банального гриппа или несварения желудка. Охранные агентства – это охранные агентства, они занимаются многими серьезными делами.

– Вот справка… Меня Анвар на рынок грозился устроить…

– На рынок – это хорошо, – весело проговорил заведующий. И достав из выдвижного ящика стола мой личный листок, начал его с улыбкой рассматривать.

– Вы, наверное, кандидат наук? – наконец, спросил он, вперив в меня свои проникновенные черные глаза.

– Да, – поник я.

– А почему вы не указали это в личном листке?

– Дык…

– Утаили, значит…

– Да, утаил, – ответил я, понемногу свирепея. У меня уже не было никаких сомнений, что этот уважающий себя член племени кадровиков решил дать мне от ворот поворот. То ли счел человеком Анвара, то ли еще из-за чего-то. И значит, я зря просидел три дня в пропахших формалином коридорах поликлиники.

– А что вы еще утаили? – продолжал измываться кадровик.

– Правительственные награды и участие в арабо-израильском конфликте на стороне верблюдов! И еще я маньяк! И жена у меня маньячка! – выкрикнул я и бросился вон из комнаты.

Да, вот, убежал… Псих, что поделаешь? Да и на фиг мне их рынок? Уеду в Приморье. В тайгу. Там таких, как этот из ОК, отродясь не было. Климат влажный, и они быстро плесенью исходят.

Взял бутылку портвейна и домой пошел. На Плешке, – это площадка перед станцией, где леваки добычи дожидаются, – тестя встретил. Поговорили о том, о сем, покурили, потом его одна бабушка на кладбище ехать уговорила. На несколько километров за десятину моей зарплаты. И откуда только у бабушек такие деньги? И тесть поехал. Внушительный такой, вальяжный.

В частности, я Тельцам удивляюсь – внушительные они, себя уважают. Это в частности. А в общем меня астрология удивляет. Я ни в каких богов не верю, материалист до мозга костей, а знаки эти меня достают. Почему люди, рожденные примерно в одно и то же время, похожи? И почему они похожи чем-то на существа и вещи, давшие имена зодиакальным созвездиям? Ведь созвездия, это каждый знает, от фонаря называли? И в разных странах по-разному?

Но ведь похожи. На Овнов, Козерогов, на Весы похожи. Вот Тельцы-мужчины мне напоминают быков на лугу. Стоят, жуют себе, и почти все им до лампочки. Нет, они могут участие проявить, особенно к родственникам, но очень уж формальное это участие, без искорки, я бы сказал. Очень обстоятельные люди.

А Девы? Это вообще феномен, особенно женщины. Будь я учителем в мужской гимназии, я бы на каждом уроке советовал бы ученикам держаться от них подальше. А если не получиться, то гулять с ними подальше от загса. О, господи, какие они гордые, эти Девы! Порох, а не женщины. Чувство собственного достоинства, вкус, активность, пренебрежение к знаниям (часто вынужденное)! Пятьдесят процентов разведенок – это Девы. Но им на это наплевать. Замуж выскочить им делать нечего, потому как могут они мужика охмурить, так охмурить, что он от счастья жмуриться будет. Ох уж эти Девы! Глазки потупят, вкусненькое сготовят, в постельку сами затащат. А оттуда пинком, если не угодишь в области послушания. Порох, а не женщины.

О Весах и говорить нечего. Весы они и есть Весы. Вот Саша Свитнев. Мой коллега по институту. По лаборатории дешифрирования материалов аэрокосмических съемок. Говорит мало, его почти не видно. А как решить чего надо, головоломку какую-нибудь, все его зовут. Посидит, минуты две в стол внимательно глядя, подумает и выдает, чуть ли не специальную теорию относительности. И сразу всем ясно, что дело он говорит.

Женщины-Весы не совсем такие. Они тоже хорошо думают и рассчитывают, но иногда сбои у них происходят по поводу зажатого созвездием темперамента. Я так думаю, что мужчины-Весы персонифицируют весы обычные, рычажными, их еще называют. А женщины-Весы – весы пружинные. И пружинка их внутренняя иногда наружу от напряжения выскакивает.

От Львиц бы тоже подальше держаться. Но не всегда это удается. В частности, мне. Львицы – это Львицы. Мужику рядом с ними хорошо. Если, конечно, он политес соблюдает и гриву свою вовремя расчесывает. Львицы добычливы, завсегда мяску сожителю принесут. Но себе на уме. Их глазами надо есть, комплименты говорить, а на фиг это надо? За кусок мяса и еженедельный доступ к телу? Не, Львицы – это не то. Вера – Львица. Хороша была, пока я ей бананы чистил и больше ее получал. А как она с декрета вышла и работу себе хорошую нашла, так все. У нее свой бюджет, у меня свой. И собственность тоже. У меня зубная щетка, у нее дом и счет в банке. Но это к теме не относиться. Просто такой она человек. Не бесхитростный, мягко говоря. А практичный.

Козерогов еще знаю. Упрямы, честны, лесть за чистую монету принимают. Разъяряются часто и рогами бьют, куда не надо. И потому редко удачливы, хотя куда угодно забраться могут.

Рыбы… Рыб я хорошо знаю. Сам такой. Они двух видов бывают. Водолеистые И овнистые. Вы правильно улыбнулись. К последнему слову букву «г» запросто можно добавить. Ради красного словца не пожалеют и отца. Так охарактеризуют, что не отмоешься. Очень на Овнов похожи. Инертны как в покое, так и в движении. Если лежат, то фиг их поднимешь. Если бегут – лучше не останавливать. Себе дороже будет.

А водолеистые рыбы… Теща Светлана Анатольевна водолеистая. У нее вся жизнь из пустого в порожнее. Вроде муж есть, вроде квартира, вроде работала, вроде ездила куда-то. Вроде читает много. А наружу ничего не выходит. И ничего за десятки лет не меняется. И вода, которую она льет, какая-то не питательная, ничего из нее не вырастает. Цветы сохнут, попугаи дохнут. И супы не очень. Без души. Но это, как говориться, вид сбоку. А если изнутри… Если изнутри, то Рыбы, как водолеистые, так и овнистые в аквариуме живут. В глухой воде и за стеклом. И очень не любят, когда их трогают руками. Даже если гладят.

Но все это чепуха. Я это как материалист говорю. Люди все на 90 процентов одинаковы. А остальные 10 процентов сами про себя выдумывают. Как я только что. Но все равно Тельцы очень похожи. И Девы, и Козероги. А все остальное чепуха.

Дома поужинал котлетами и бутылочкой вина, потрепался с Наташей о жизни и принялся полы мыть. На кухне, в прихожей и коридорчике. Срач страшный, босиком не пройдешься, а я по среднеазиатской привычке босиком дома хожу.

Вот, ведь дела, никому ничего не нужно. Однажды, на первый год жизни с Верой, бросил ради интереса на пол гостиной хвост селедки, так он три дня лежал, пока я его с разными словами в сердцах в помойное ведро не удалил. Я, честно говоря, могу с головой в грязи сидеть, особенно если на все наплевать, но в других такой толерантности не уважаю. И потому мою полы. Хотя это дело от души не люблю. Посуду помыть, постирать – это пожалуйста, это просто и быстро, но полов мыть не люблю. Не рыбье это дело.

А может быть, это южное. Однажды в кафе летнем, уличном, с кокаколовыми грибочками, с азербайджанцем за одним столом оказался. Вагиф его звали, тоже овнистой Рыбой оказался. Понравился я ему, сразу он понял, что я свой парень, с югов. Разговорились. Где живешь, сколько детей, где служил. И рассказал он мне, что служил в Читинской области. И на первой же неделе вошел в антагонистическое противоречие с русским духом (он, конечно, слов таких, как антагонистическое противоречие в упор и с детства не знал, это для выразительности я их употребил).

Противоречие это приключилось, смешно сказать, из-за полов. Нет, не из-за человеческих, то есть сексуальных, а из-за обычных, обычной коричневой краской крашенных. В общем, приказал ему сержант полы в казарме помыть, а Вагиф на рога встал: Нет, мол, не буду, у нас, азербайджанцев, только женщины полы моют. Ну, конечно, в зубы получил. Да я сам бы ему дал – как же, все моют, я мою, а он, фон-барон, видите ли, не будет! В зубы получил, и надо же, ответил тем же. Вмазал бедному сержанту прямиком в глаз. А тот, поохав, штык-нож достал и начал в запястье странного азербайджанца ковыряться. После того, как другие служивые его в нокдаун отправили. Классную, до кости дырку выковырял, Вагиф мне показывал.

Короче, очнулся он в камере, то есть на губе, побитый весь, по колено в воде, густо хлоркой заправленной (это ему для символики подсыпали, потому как в армии полы моют водой с добавлением хлорки). Два дня он в этой воде стоял, пока его не выпустили и опять не приказали полы помыть. Капитан уже приказывал. А он отказался. И потом опять отказался. И получил прикладом автомата в лоб. Вагиф, парень был без комплексов, житейский был парень, и, рассказывая об этом жизненном фолте, взял мою руку в свою и в лоб свой ткнул. Смотри, мол, какая вмятина после того образовалась. И знаешь, – сказал, – как только я очнулся, капитана этого в зубы долбанул…

Дивился я с противоречивыми чувствами этому рассказу типичнейшей овнистой рыбы, а потом гордость за русский народ ощутил: оставили этого Вагифа в покое, после того, как он не умер от справедливого гнева. И до самого дембеля он полов не мыл…

А я, вот, мою. Я не гордый и не дикий.

Помыл, прибрался, новости телевизионные по НТВ посмотрел и пошел с Наташей гулять. На Клязьму пошли. Сколько мы с дочерью себя помним, она всегда на мне ездила. «На шею хочу» – это у нее самая любимая фраза. Я уже привык, не реагирую болезненно, но недавно она совсем уж освоилась – на голову начала ложиться. Положит свою головку на макушку и философствует или песенки напевает. А у меня шейные позвонки друг в друга входят. Но ничего, терплю. Хотя иногда появляются мысли.

…Интересный народ, эти девочки. Наташа родилась, когда я уже свои сороковые считал. И кое-что знал и про Эдипов комплекс и вообще про людей. Короче, я наблюдать начал, как человек из нее появляется. И многое понял из того, что знал…

Во-первых, то, что характер – это дело наследственное. И все, что можно сделать с человеком, так его немного подразвить. Образному мышлению научить, привить интерес к искусствам и мастерству.

А во-вторых, заметил, что женщиной она со второго года стала. Я серьезно и не надо улыбаться. Со второго года она всех кукол своих женского пола истреблять начала, я уже рассказывал об этом. Интерес к маминой одежде несомненный проявляла. Потом обнаружил (года с третьего-четвертого), что она мужчин выделяет и к ним тянется. И меня к Вере ревнует.

Однажды на Новый год, в Хургаде это было, Вера накрасилась к праздничному банкету, прическу удачную сделала и одела то, что я выбрал. И получилась очень даже ничего женщина. Я отметил это пространным комплиментом и последующим поцелуем в напудренную щечку. А Наташа что? Наташа маменьке личико расцарапала! Ненароком так, походя. Вера расплакалась всерьез, на море ночное убежала, а дочке даже мой увесистый подзатыльник настроения не испортил.

Да, девочки, девочки… Если у них мужика нормального в детстве рядом не было, то все… Не станут, они нормальными, не зажатыми женщинами, гарантирую… А я не хочу, чтобы моя дочь зажатой была, настрадался от таких. И физически, и духовно. И потихоньку ей все объясняю. Что такое мужчина, как с ним бороться и как за жабры брать. И вообще мы с ней не разлей вода. Недавно фотографии просматривал. Так с матерью и тещей Наташа всегда рядом стоит, а со мной всегда в обнимку. И они Наташе завидуют. Что у нее такой отец. Сколько раз ловил их завистливые взгляды: «Мой так со мной не носился…»

…На этот раз я Наташе сказку рассказывал о бегомотихе, которая замуж хотела. Но ничего у нее не получалось. Потому как грязнулей была, слов круглых не знала, за собой со вкусом не следила и в отдельном своем болоте такой срач развела, что мужики-бегемоты его за пять верст обходили. Или сбегали на следующий день, что тоже очень обидно. Но рассказать до конца не успел. Рухнул на землю как подкошенный. Как я доченьку свою от булыжников дорожных уберег, не знаю.

Наташа молодец, не растерялась. Скорую вызвала. Когда она приехала, попросила домой ее завести.

А я выжил. Едва-едва, но вылез. Промыли меня, обкололи. Врач потом сказал, что отравление это. Спрашивал, что ел, что пил. Я сказал, что, вероятно, портвейном азербайджанским жизнь свою на крепость попробовал. Он не поверил, даже глаза круглыми стали.

– Неужели вы его пили!!? – спросил испуганно.

– А куда денешься? Я – старший научный сотрудник.

– А… – участливо закивал доктор. – Это – диагноз…

* * *

Ну и что, что старший научный сотрудник? Иногда это даже помогает. Однажды с работы домой пьяненький шел. Ну, не пьяненький, я весьма редко напиваюсь, а под хмельком. Но изрядным. Праздновали мы что-то. День космонавтики или День геолога, не помню. И на Арбатской площади милиционер меня углядел, и как гончая настропаленная набросился, чтобы, значит, содержимым моего кошелька не побрезговать. А я, как увидел его глаза, алчно горящие, так сразу свое удостоверение развернул и в рожу сунул. Мент сразу кислым стал, расстроился даже: каждый знает, что с ученого брата ничего, кроме анализов не возьмешь. Хотел я ему рубль дать, чтобы так не огорчался, но пожалел. Рубль, естественно.

После больницы я портвейн допил. Уверен был, что не от него отравился. А от котлет. Вера вчера сказала, чтобы я ими ужинал, а Наташе ни в коем случае не давал, так как они три дня у Светланы Анатольевны в холодильнике пролежали.

Вот так вот… Значит, травить меня супружница начала… Замечательно… Сумасшедший дом… А может все нормально? Ведь люди друг другу кажутся нормальными только потому, что им удается многое утаивать друг от друга? Может быть, и в других семьях живут убийцы и насильники, живут и по дороге домой покупают любимым дочерям киндер-сюрпризы? Как Вера?

…Конечно, живут. Ведь те, кто убил Валеру и Руслана, наверняка семейные люди. И те, которые продают смертельно опасную водку и негодные продукты, тоже. А миллиардеры наши, в одночасье появившиеся? Те, которые выжимают из страны соки и отправляют их для брожения в солнечную Испанию? Облекая тем миллионы людей на скотское существование? Эти уж наверняка выглядят суперреспектабельными. Ван Гогов с Матиссами покупают и жертвуют на белых носорогов. По сравнению с ними моя жена-маньячка и отравительница вообще выглядит ангелочком. А сколько людей избивает своих детей? Или еще хуже – не замечает их?

…Нет, все нормально. Подумаешь, кто-то хотел меня отравить… Если вообще хотел. Может быть, фарш из какой-нибудь гадости на мясокомбинате прокрутили, или уронили в него баночку с обувным кремом? А может быть, они этим кремом мясо красят? Мне одна знакомая такое рассказывала про эти мясокомбинаты и заводики! Фосфаты для удержания воды, червивая манная крупа в качестве наполнителя, красители разные. Я ее еще спросил: а почему вы цианистый калий вместо всего этого не добавляете? Засмеялась радостно. «Мы подумаем», – сказала. Точно маньячка.

А другой мой знакомый этикетки красочные печатает. К просроченным продуктам. Колбасам, копченостям, шейкам и всяким там рулькам и карбонатам. Импортным и отечественным. Так его высокопроизводительный принтер круглые сутки работает… Я его спросил: «А сколько ты народу угрохал своим творчеством?» Засмеялся знакомый довольно. «Ну, примерно, столько же, сколько и Ельцин, наверное», – сказал. У него тоже, видно, «патологическое стремление, влечение, страсть», то есть мания в голове.

Мне иногда кажется, что основная задача нашего народонаселения – это угрохать друг друга быстрее. У одних это лучше получается, у других хуже. Но все делают это без спешки и с удовольствием посмеиваясь. То есть «в состоянии психологического расстройства с ярким проявлением эйфории».

…Поужинав и уложив Наташу, Вера ласковой львушечкой устроилась у меня под боком с пузырьком лака для ногтей и сказала:

– Ты знаешь, что с Ворончихиными случилось? Я сразу тебе не сказала, не хотела после отравления тебя беспокоить…

– Что случилось? – напрягся я в предчувствии недоброй вести.

– Убили их зверски на даче… Позавчера. У Митьки почти все кости были переломаны, а Татьяна умерла от потери крови. Хорошо еще сына они у матери оставили…

– Ты так спокойно об этом говоришь… Лариска ведь твоей подругой была… – пробормотал я, придя в себя. Пока я переваривал услышанное, Вера выкрасила ноготки на левой руке. Лак был ярко-красным, хотя моя супруга обычно предпочитала пастельные тона.

– Я не любила Митьку. Он, как маньяк, меня преследовал, глазами раздевал, стихи любовные подсовывал, очень плохие. А я не могла на зубы его гнилые смотреть. Однажды в гостях у кого-то увидела себя с ним в настенном зеркале. Чуть в обморок не упала. Из-за него клуб однажды бросила.

– Понятно. А Лариска?

– Крыска-Лариска… Сплетничала про меня. Ревновала и всякие гадости говорила. С Емельяном меня поссорила. С Олегом. Зарилась на них, волчица. Ненавижу.

– Тебя послушаешь, так можно подумать, что ты их убила, – решился я «прощупать» жену.

– Глупости, – внимательно взглянув на меня, Вера стала красить ногти на правой руке. И вдруг засмеялась:

– У меня алиби есть! Я в это время с тобой была. Кстати, Маргарита в эту субботу к себе приглашает. На майские праздники. Пойдем?

Я сморщился. Видно не открутишься. Перед этим делом ведь даже не напьешься для храбрости. Пьяным облажаться можно. Хотя вряд ли… В постели вчетвером… Это возбуждает… Если бы не этот Тамагоча… В постели с мужиком… Противно.

– Так пойдем? Ты же обещал?

– Пойдем, если обещал… Но я согласен только на Маргариту. С Викешей спать не буду. Ни под каким соусом.

– Ну и чудненько! Спокойной ночи, милый!

Чмокнула в щечку, и спать ушла. А я телевизор включил. Наш, русский фильм показывали. «Гангофер». Или «Галгофер», не помню. Какой-то мужик рубил труп женщины и кормил ее мясом собаку. Собаку женщины. Огромную, черную, страшную, как черт.

Ничего фильм. Постановка хорошая, необычная, с претензией. Но непонятный. Наверное, режиссер намеренно сделал его непонятным. Как все вокруг.

Посмотрел, посмотрел этот фильм и переключил каналы. На шестую программу. Мужик ярко накрашенный, противный, в женской одежде какую-то известную певицу интервьюировал. Пошло так и безвкусно. Неужели это кто-то смотрит?

Выключил телевизор и принялся думать о предстоящей субботе.

Групповой секс. Группенсекс, как говорил Борька Бочкаренко. А ведь лежал я в постели с мужиком! С Борисом Бокаренкой лежал… С первой женой тогда доживал. С Ксюхой. У нее кто-то, у меня кто-то. И вспоминать не хочется. Пошли как-то в субботу с Борисом по городу пошляться и неожиданно оказались рядом с домом Софии, Ксюхиной давнишней подруги. А у Бориса квартира пустая – жена ушла с больным отцом сидеть.

– Тут дамочка недурная живет, – кивнул я на дом, задумчивость друга легко расшифровав. – Софой ее зовут. Давай, зацепим и у тебя напьемся до посинения?

– А она е..ся? – спрашивает Борис.

– Думаю, да, – ответил я и в подъезд направился.

Позвонили, открыла, ну прачка, прачкой, Голова платком повязана, бесцветная вся, в руках – выкрученная после стирки майка. Борис, ценитель женщин, аж сморщился, такая она неприглядная была. Смотрит на меня и глазами потухшими предлагает: «Давай смоемся? На нее же не встанет?»

А я Софу знаю.

– Ты не спеши, дорогой, – говорю. – Софа – женщина первый сорт. Правда, Софа?

– Через пятнадцать минут буду, – ответила Софа, довольная вся. Видно Борька ей понравился. И повела в гостиную.

Вышла к нам она через двенадцать минут. Конфетка. Клевая в доску – стройная, ладненькая, все французское сверху донизу, все на месте, все показано, ну прямо – «сахарная тростиночка, кто тебя первый сорвет!» Схватили мы ее под белы ручки и понесли в Борину квартиру. И напились там втроем до до раздвоения в глазах.