Текст книги "Лунный плантатор"

– Спасибо, – недовольно сказала Ната. – Большое тебе спасибо! Просто огромное спасибо, что не отказал!

– Ладно тебе, – усмехнулся Родион. – Не обижайся.

– Ну и как ты собираешься в мгновении ока раздобыть несколько тысяч долларов? – видя, что от Родика больше ничего не добиться Ната перевела тему.

– Я же сказа, – ответил Родион. – Очень просто. И ты мне в этом поможешь!

– Я!?

– Ты, – сказал Родион. – Обещаю массу незабываемых ощущений! – он загадочно улыбнулся. – Кстати, – заметил Родик. – Рисовальщик Кулебякин на самом деле не такой уж и божий одуванчик каким хочет выглядеть!

– Правда? – Ната как-то странно посмотрела на Родика.

– Угу, – кивнул Родик. – Никакой он не божий одуванчик… Он – ЖУК!

Глаза Натки Дуренбаум округлились.

– Откуда ты знаешь? – чуть помедлив, оторопело спросила она.

Часть четвертая
Оккупация Луны

Глава двадцать первая
Один день из жизни Иван Иваныча

Иван Иваныч Бобриков был человеком умным и знал как делать деньги.

Иван Иваныч Бобриков делал деньги методично, как плотник заколачивает гвозди.

Иван Иваны Бобриков понимал толк в коммерции, и коммерция с благодарностью отвечала на его притязания.

Иван Иваныч Бобриков любил хорошую водку, крепкое пиво, селедку под шубой и молоденький продавщиц из своего торгового хозяйства под водочку в банный день.

Иван Иваныч Бобриков имел кое какие связи в мэрии, а так же рыльце в пушку перед женой, налоговой инспекцией и своими компаньонами.

Иван Иваныч Бобриков носил аккуратную стрижку, короткую шею, волосатые пальцы и округлое брюшко.

«Арбуз растет, а хвостик сохнет!» – любил повторять Иван Иваныч.

В активе у Иван Иваныча было двенадцать торговых павильонов на Звездном рынке, шесть на Южном, маленький ресторанчик на Канонерской улице, который так и назывался «Канонерка», и табуреточное производство в поселке Громово.

В пассиве – вечно недовольная, порядком надоевшая жена, ленивая теща, семнадцатилетний сын-лоботряс и инфантильная дочь от первого брака. Все вместе – огромная черная дыра в которую улетали деньги методично и с умом заработанные Иван Иванычем.

Что вы думаете обычно слышит рано по утру от близких и домочадце глава семейства Иван Иваныч, не успев сунуть ноги в теплые тапочки и прогуляться туда куда даже царь пешком ходит?

– Здравствуй, Иван Иваныч?

– С добрым утром, Иван Иваныч?

– Как тебе спалось, Иван Иваныч?

Фигу с маслом! Каждое утро он слышит только одно:

– Иван Иваныч, ДАЙ!!!

Чего дай, естественно, понятно. А кому не понятно – можно объяснить.

– Дай ДЕНЕГ!!!

Бобриков достает портмоне, прикрывая содержимое кошелька от посторонних глаз, вынимает из него разноцветные хрустящие бумажки разного номинала и вкладывает их в протянутые ладошки.

Домочадцы долго разглядывают количество нулей на бумажках, недовольно крутят носами и садятся пить чай с плюшками. Или, там, кофе с гренками. Что кому нравится.

Сам Иван Иваныч дома не завтракает, на скорую руку скребет себя электробритвой, влезает в двубортный костюм, берет ключи от машины, сотовый телефон, кожаную папку с документами и исчезает в дверях, иногда даже забыв сказать до свидания.

Такая вот картинка с выставки. Этюдик в розовых тонах. Называется: «Утро коммерсанта». Достойный пера Шишкина или Репина, что без разницы.

И куда вы думаете направляется Иван Иваныч Бобриков в столь ранний час? По делам коммерции? Подсчитывать вчерашнюю выручку и журить нерадивых продавцов? Ничего не подобно! Иван Иваныч Бобриков направляется к любовнице пить кофе, благо дома его этим самым кофе не напоили.

Летит он, значит, Бобриков на своем авто к ней через пол города, а она уже поджидает в красном шелковом пеньюаре и томной неге к этому пеньюару прилагающейся. Все женщины Иван Иваныча, естественно, кроме жены Иван Иваныча, знают, что он любит красное нижнее белье с черной оторочкой и томных барышень в этом белье обитающих.

Иван Иваныч – эстет.

К любовнице Иван Иваныч ездит не повелению сердца или какого либо другого органа, а потому, что по средам он всегда ездит к любовнице. И его любовница всегда знает, что в среду в девять ноль-ноль, не раньше, не позже к ней приедет Иван Иваныч с бутылкой шампанского и тремя красными розами. Всегда с бутылкой шампанского и всегда с тремя красными розами.

Иван Иваныч – человек педантичный.

Далее Иван Иваныч имеет любовницу три раза по сто двадцать семь секунд. Один раз в ванной, одни раз в кухне на столе и один раз в прихожей на коврике. В спальню Иван Иваныч не заходит. Ему некогда.

Иван Иваныч – человек занятой.

Сунув любовнице в красные шелковые трусики с черной оторочкой зелененькую бумажку Иван Иваны снова влезает в двубортный костюм, берет ключи от машины, сотовый телефон, кожаную папку с документами и исчезает в дверях, иногда даже забыв сказать до свидания.

Любовниц Иван Иваныч тоже меняет педантично. Раз в года на двадцать третье февраля. Видимо делает себе подарок.

Подчиненные Иван Иваныча уважают. Он склонен прощать им мелкие оплошности, но за крупные устраивает головомойку.

Иван Иваныч – человек справедливый и снисходительный.

«Ну, это баня, баня…» – любит повторять Иван Иваныч обнаружив у какой-нибудь из продавщиц беспорядок за прилавком или замызганный фартук.

И нет такой продавщицы которая бы с ним в бане не побывала. Это обязательное условие для повышения зарплаты.

Как ни странно в бане Иван Иваныч моется, а не то, что вы подумали. Продавщицы это знают и поэтому охотно на баню соглашаются. Если Иван Иваныч и маньяк, то, отнюдь, не сексуальный. Просто Иван Иванычу доставляет удовольствие парится или, там, душ Шарко принимать в окружении обнаженных женских тел, как это делали римские патриции.

Иван Иваны – человек начитанный.

Устраивает такое положение вещей конечно не всех. Отдельные, особо предприимчивые барышни не прочь вступит с Иван Иванычем в более тесные отношения в надежде на дополнительные материальные блага, но Иван Иваныч кремень. На работе – ни-ни.

Иван Иваныч – человек принципиальный.

Помывшись, Иван Иваныч влезает в двубортный костюм, берет ключи от машины, сотовый телефон, кожаную папку с документами и исчезает в дверях бани, иногда даже забыв сказать до свидания.

Коммерцию Иван Иваныч ведет умело. Следит за конкурентами и играет на понижении цен. За это конкуренты его недолюбливают и даже пытались сжечь два торговых павильона на Звездном рынке. Он отреагировал мгновенно – позвонил в мэрию кому следует и через час взвод омоновцев «зачищал» рынок и щемил конкурентов.

Иван Иваныч – человек жесткий.

С силами официальными Бобриков корректен до невозможности. Благодаря тому, что он регулярно навещает своих друзей в мэрии с пухлым конвертиком во внутреннем кармане двубортного пиджака Иван Иваныч всегда заблаговременно знает о налетах госторгинспекции и налоговой полиции.

– А-а-а-а… Иван Иваныч Бобриков пришел! – говорят ему в мэрии и радостно простирая навстречу руки.

Ежели разбой начинался без предупреждения Иван Иваныч с неподражаемым изяществом отделывался, опять же, пухленькими конвертами или солидными продуктовыми наборами. Не кочевряжился и всегда давал сколько просили.

Иван Иваныч – человек сговорчивый.

По вечерам Иван Иваныч любит бывать в своей «Канонерке». После трудового дня рюмка холодной водки всегда приводит его в чувство и возвращает благодушное расположение духа. Он начинает рассказывать пошлые анекдоты и щипать за попу молоденьких официанток отчего те всегда ходят в синяках. Впрочем, это неверное профессиональна болезнь всех официанток во всем мире.

– Шалунишка, вы, Иван Иваныч, – кокетливо укоряют официантки Бобрикова.

Нафлиртовавшись с официантками Бобриков вызывает метрдотеля, и говорит ему:

– Даю два шара форы!

После чего поднимался с ним на второй этаж в бильярдный зал и расписывает четыре партии в «американку».

Метрдотель делает вид, что плохо играет и умело подставляет шары на прямой удар Иван Иванычу.

Иван Иваныч не обижается и благосклонно принимает подставки метрдотеля, поскольку сам играет из рук вон плохо.

Плотно поужинав Иван Иваныч приглашает к себе в кабинет местного ресторанного скрипача и тот шесть раз подряд играет ему «Чардаш Моня», пока Бобриков пускает скупую мужскую слезу.

Иван Иваныч – человек сентиментальный.

Поздно вечером Бобриков возвращается домой, поднимается по лестнице, открывает своим ключом дверь и заходит в квартиру.

И как вы думаете встречают его домочадцы? Что говорят они ему, уставшему от забот праведных, в поте лица добывавшему хлеб свой?

– Здравствуй, Иван Иваны?

– Добрый вечер, Иван Иваныч?

– Как денек прошел, Иван Иваныч?

Фиг вам – индейская хижина! Ничего такого Иван Иванычу слышать не доводилось.

Жена болтает по телефону с подружкой и стирает лак с ногтей при помощи гигиенической салфетки и специального лосьона, благоухающего на всю квартиру ацетоном.

Теща смотрит по телевизору что-то мексиканское, мыльное и пузырящееся. А детей вообще дома нет.

Иван Иваны кидает на столик в прихожей кожаную папку с документами, сотовый телефон, ключи от машины, вылезает из двубортного костюма, идет на кухню, открывает кастрюлю с борщом, закрывает кастрюлю с борщом и отправлялся спать так и не сказав никому до свидания…

Глава двадцать вторая
В которой Иван Иваныч проворачивает самую выгодную в своей жизни коммерческую операцию

Когда идет дождь Иван Иванычу делается особенно тоскливо. Даже мелькающие за ветровым стеклом автомобиля щетки стеклоочистителей не в силах разогнать эту тоску своим упорядоченным движением.

Идущие впереди грузовики так и норовят обдать новенькую «Тойоту» Иван Иваныча грязью из под колес, а на светофоре всегда зажигается красный свет лишь стоит Бобрикову подъехать к перекрестку.

Зеленый же свет напротив играет с Иван Иванычем в прятки.

– Я здесь! – игриво восклицает зеленый фонарик на горизонте.

– Успею, – говорит себе Иван Иваныч и поддает газу.

– Оп-па! – говорит хитрый зеленый фонарик и прячется за желтой шторкой.

– Не успел, – вздыхает Бобриков и давит на тормоз.

И так всю дорогу от «Канонерки» до дома.

Так всю жизнь Иван Иваныча. Загорится на горизонте зеленный свет и кажется, что впереди у тебя свободная дорога отсюда и до самых ворот рая. Но стоит только подъехать к перекрестку жизни как вспыхивает красный. Мол, обожди немного, Иван Иваныч, обожди… А чего ждать – не понятно. И на красный-то не рвануть, потому, что за перекрестком уже стоит служитель закона с купюрой на кокарде и небрежно так полосатой палочкой покачивает.

Так и проходит жизнь. Тормоз – газ, газ – тормоз. Иван Иваныч возвращается домой.

Иван Иваныч возвращается домой, заруливает к себе во двор и в довершении всего обнаруживает, что его личное, парковочное место у парадной занято каким-то огромным джипом.

***

… – А вот и наш клиент! – с удовлетворением в голосе произнес первый килер сидевший в джипе.

– Да, – подтвердил второй. – А я уж думала, что с ним случилось чего…

***

Бобриков чертыхнулся, припарковался напротив, почти лоб в лоб, и заглушил двигатель.

В машине стало тихо. Иван Иваныч вздохнул. Приторно пахло автомобильным дезодорантом. Выходить из теплого и уютного пластикового мирка автомобильчика под сырой осенний дождичек не хотелось. Тем более, что зонта у Бобрикова не было.

Иван Иваны положил руки на руль, откинулся назад, на спинку водительского сиденья и стал смотреть как дождь струйками сбегает по лобовому стеклу. Очертания мира за окном постепенно делались призрачными и размытыми. Сумрак позднего вечера скрадывал размеры и увеличивал расстояния. Белые, светящиеся пятна окон на темной стене дома казались далекими и нереальными.

– Глупо, – прошептали губы Иван Иваныча. – Все глупо.

А тут еще черная, заляпанная грязью до неузнаваемости модели, махина джипа припаркованная на «личной», отвоеванной годами у соседей по дому парковке Иван Иваныча…

***

… – Тебе не страшно? – Родик посмотрел на Нату и ободряюще улыбнулся.

– Н… Нет. С тобой нет, – уточнила Ната и заерзала на водительском сиденье джипа. – Мы ведь действительно как Бони и Клайд! Правда?

– Бони и Клайд грабили банки, – возразил Родик. – А здесь мы немного по другому ведомству проходим.

– Ну и что? – Руки Наты дрожали от волнения, и, что бы не показать Родику как она волнуется Натка еще крепче вцепилась в баранку машины. – Все равно мы как Бони и Клайд. Это… Так возбуждает! – чуть помедлив добавила она…

***

– Наверное к Филимонову с третьего этажа друзья-братки в гости прикатили, – недовольно проговорил Бобриков. – Опять всю ночь будут разгуляево устраивать, песни под окнами орать, а утром соберутся пьяных девок катать вдоль разведенных мостов…

Этого Филимонова он знал еще малолетним шкетом, когда тот стрелял из рогатки по окнам, мочился Бобрикову под дверь из хулиганства и размалевывал стены подъезда неприличными словами. Потом Филимонов вырос, писать под дверь Бобрикову перестал, и начал промышлять валютой, фарцевать турецкими джинсами да польской жвачкой. А сейчас, окончательно повзрослев, завел собственный бизнес. Что-то связанное с торговлей подержанными автомобилями. Но нутро Филимонова от этого не изменилось. Как был шкетом, так и остался.

– Шпана, – буркнул Бобриков, посмотрел на джип, втянул голову в плечи, накрыл лысеющую голову кожаной папочкой с документами и потянул на себя ручку двери намереваясь выйти из машины под дождь.

***

… – Пора, – полушепотом сказал Родион и достав с заднего сиденья помповое ружье протянул его Натке. – Держи.

– И что мне с этим делать? – испуганно проговорила девушка.

– Я уже десять раз тебе объяснял, – сквозь зубы проговорил Родик, наблюдая за тем как дверь «Тойоты» открылась и в лужу под машиной опустилась нога Иван Иваныча в замшевом ботинке. – Просто выходишь… и просто направляешь ружье на клиента.

– Он же меня потом узнает!

– Не узнает. Сейчас темно. Фары будут светить ему прямо в лицо…

– Как? – испугано пискнула Ната.

– Молча, – буркнул Родик передергивая затвор своего пистолета… – Включай свет! – приказал он девушке.

***

И лишь стоило Бобрикову хлопнуть дверью автомобиля, как все фары джипа вспыхнули тысячью свечей.

Бобриков, забыв про дождь, прикрыл глаза папочкой защищаясь уже от яркого света, а не от дождя.

Иван Иваныч показалось, что из темноты ночи на него с огромной скоростью несется товарный поезд, освещая себе дорогу прожектором. Иван Иванычу почудилось, что он больной лежащий на операционном столе перед серьезной операцией в мертвенно-бледном свете хирургических ламп голенький и беззащитный. Иван Иваны почувствовал себя неуютно.

Двери полноприводной колесницы отворились с обеих сторон одновременно…

И сошли на землю два ангела. И в деснице у каждого было по мечу огненному. То есть у одного ангела было ружье, а у другого пистолет внушительных размеров.

Лица ангелов были сокрыты под вуалью света, так, что черт их было не разглядеть, а очертания тел их скрывали не промокающие плащаницы с капюшонами.

Первый ангел вострубил и направил на Бобрикова ствол помпового ружья.

Второй ангел вострубил, подошел к Бобрикову, ткнул его пистолетом в живот и сказал:

– Ну вот, Иван Иваныч и настала твоя последняя минутка. Молись, Иван Иваныч, сукин сын ты этакий, если за все свою долгую жизнь тебе довелось выучить хотя бы одну коротенькую молитву… Довелось? – спросил ангел Бобрикова.

– Довелось, – сдавленно пропищал Бобриков и не узнал своего голоса.

– Читай!

– Отче наш… – послушно забормотал Иван Иваныч. – Иже еси… На небеси… – Бобриков вдруг с ужасом понял, что даже «Отче наш» он наизусть до конца не знает и, почему-то пообещал себе, что как только придет домой, возьмет у тещи псалтырь и выучит ее обязательно.

– Понятно, – усмехнулся ангел и добавил. – Ничего, я подскажу: Хлеб наш насущный дашь нам днесь…

– Хлеб наш насущный дашь нам днесь… – вторил Бобриков.

– Молодец, – похвалил Бобрикова ангел. – Да не введи нас во искушение…

– Да не введи… Нас… Во… Искушение… – повторял Бобриков, бегая глазами по сторонам, в надежде, что кто-нибудь заметит это издевательство и протянет ему, Иван Иванычу, руку помощи…

Видимо ангелу нравилось, то как Бобриков читал «Отче наш». Он покачивал стволом пистолета где-то внутри живота Иван Иваныча в такт его словам.

– Да избави нас от лукавого… – продолжал ангел.

– Да избави нас… От… – и тут до Бобрикова наконец дошло, что как только он кончит читать и скажет «аминь» ангел разрядит в него всю обойму. Иван Иваныч запнулся. Язык присох у него к гортани.

– Ну? – ангел ткнул пистолетом в пухлый живот Иван Иваныча.

Бобрикову показалось, что пистолет проткнул пупок и достал до его позвоночника. Ноги его стали подкашиваться. Иван Иваны был готов бухнуться перед ангелом на колени.

– Ну? – сказал ангел удерживая Иван Иваныча от падения на кончике ствола.

– За что? – хрипнул Бобриков.

– Заказали тебя, папаша, – сказал ангел. – Плохи твои дела.

– Совсем плохи? – с надеждой спросил Бобриков.

– Ты даже не представляешь как, – сказал ангел и повернул ствол пистолета внутри живота Иван Иваныча. – Читай дальше. На чем мы остановились?

– Да избави нас от лукавого, – услужливо напомнил Бобриков ангелу.

– Замечательно, – похвалил тот. – Теперь прочти тоже самое, но с чувством. Все таки последние слова в твоей жизни. Ну!? – Бобриков ощутил мощный толчок в живот и почувствовал, что теряет сознание.

Ангел это заметил

– Эй-эй, – сказал он. – Только не умри раньше времени! Держи себя в руках. Ты же мужик! Мужик? Я правильно говорю?

– Гым, – сглотнул Иван Иваныч.

– Тогда читай.

– Гым, – что-то дернулось внутри горла Бобрикова.

– Извини, приятель, не расслышал, – ангел нагнулся к Бобрикову, отодвинул край капюшона и подставил ему под нос ухо, как бы прислушиваясь.

Ангел был теперь так близко. От ангела пахло хорошим дорогим одеколоном. От этого запах Бобриков почему-то стал грезить наяву. Ему представилось как он лежит под дождем у капота своей «Тойоты» с простреленным животом, дыркой в голове и широко открытыми от ужаса глазами.

Дырка должна была остаться после контрольного выстрела. Килеры всегда делают контрольный выстрел. Фразу «контрольный выстрел» Бобриков тысячу раз слышал по телевизору и читал в газетах в рубрике «милицейские хроники». Эта фраза была страшная и короткая как взмах топора над головой смертника приговоренного к отсечению головы. После контрольного выстрела смерть должна наступить неминуемо.

– Ты, что-то сказал? – снова спросил ангел.

– Контрольный выстрел, – ни с того ни с сего ответил Бобриков.

– Что, контрольный выстрел? – переспросил ангел.

– Вы будете делать контрольный выстрел?

– Обязательно, – пообещал ангел и кивнул.

– Боже мой! – прошептал Иван Иваныч.

– Не отвлекайся на мелочи, – попросил ангел Бобрикова. – Читай молитву. Не задерживай людей. У нас еще три заказа.

– Да-да, конечно, – с пониманием проговорил Иван Иваныч. – Да избави нас от… – Бобриков снова запнулся.

– Ну!? – похоже, что ангел начал нервничать.

– Один вопрос, – попросил Бобриков. – Можно?

– Вот, черт! – воскликнул ангел. – Что ты будешь делать? Палач работа грязная, но все же, черт возьми! Работа-то на воздухе! Работа с людьми! – он усмехнулся. – Ладно, валяй! – разрешил ангел. – Только один. Время выходит. Договорились?

– Хорошо, – кивнул Бобриков. – Договорились. Один. Всего один. Что я, не понимаю, что ли? Вы люди занятые…

– Да ты не томи, папаша! Спрашивай!

– Кто меня заказал?

– Хе, – сказал ангел. – Я так и знал, что ты это спросишь. Об этом все спрашивают. Я как правило отвечаю. Чего скрывать? Клиенту уже все равно, а мне без разницы… – ангел снова усмехнулся. – Жена, тебя, родной, заказала! Жена! Кровинушка твоя родная! Пригрел ты на груди гадюку!

– Жена!? – Бобриков ждал такой подлости от кого угодно, от компаньонов, от конкурентов, но только не от своей жены. – Жена!? – еще раз переспросил он. – За что?

– Во-первых это уже второй вопрос. В во-вторых ваши с женой дела меня не колышат, – ангел оскалился. – Мое дело маленькое. Может к любовнице тебя приревновала… А может на бабки твои зарится… Мне деньги платят – я работу делаю…

– Вот, сука! – в сердцах воскликнул Иван Иваныч. – Как сукой был, так сукой и осталась! И мама ее… И… И сколько она за меня заплатила? – спросил Бобриков.

– Папаша, – напомнил ангел. – Это уже третий вопрос.

– Сколько? – жестко спросил Бобриков.

– Вау! – воскликнул ангел. – А ты перец крепкий! Тысячу долларов, папаша. Всего тысячу.

– Ах, она тварь, такая! – Бобриков рванулся было вперед, словно сию минуту собирался рассчитаться с женой, но ствол пистолета у живота оставил его стоять на месте. – Это же та самая тысяча долларов, которую я ей в этом месяце на новую шубу отстегнул! Я еще удивлялся, чего она шубу не купила до сих пор!

– Вот, видишь, – с сочувствием проговорил ангел. – Бабы они все такие.

– У-у-у, гадина, – сквозь зубы процедил Бобриков.

– А теперь, – сказал ангел. – Когда ты удовлетворил свое любопытство…

– Подождите, подождите… – спохватился Бобриков. – Я коммерсант. Я знаю цену деньгам. Мой вопрос не стоит тысячу долларов! Мой вопрос стоит намного больше!

– Ты о чем? – подозрительно спросил ангел.

– Я дам вам еще тысячу долларов. Прямо сейчас. И мы улаживаем дело без стрельбы…

– Знаешь как это называется? – сурово спросил ангел. – Знаешь? – и больно ткнул Бобрикова пистолетом в живот.

– Как?

– Взятка при исполнении.

– При исполнении чего? – не понял Бобриков. – Служебных обязанностей? Вы же не из милиции!

– При исполнении приговора, папаша! – ангел сплюнул. – Ну, это… Короче. Заболтался я тут с тобой…

– Это не взятка. Это деловое предложение. Две тысячи!

– Ну… В общем… Ты понял.

– Три тысячи!

– Нет, вы посмотрите только на него! – воскликнул ангел. – Он еще тут торговаться будет!

– Четыре тысячи! У меня больше нет, – задергался Бобриков. – Правда, нет!

– На нет и суда нет!

– Тогда… Тогда… – Бобриков набрал в грудь побольше воздуха. – Тогда пять тысяч и вы убираете мою жену!

– Вот это уже разговор, – сказал ангел. – Вот это уже деловое предложение! Ты вовремя просек, папаша, что я беру деньги ЗА РАБОТУ, а не за то, что от нее отказываюсь.

– Хорошо, – сказал Бобриков и трясущимися руками достал из внутреннего кармана бумажник. – Здесь тысяча, – он протянул ангелу деньги и еще четыре в багажнике машины, в тайнике за знаком аварийной остановки.

– Пойдем, – благодушно сказал ангел и проводил вымокшего под дождем Бобрикова до багажника.

Иван Иваныч открыл багажник, достал деньги из тайника и протянул их ангелу. – Четыре тысячи. Ровно.

– А не дорого? За жену-то? – с усмешкой спросил ангел. – Она ведь за тебя в пять раз меньше заплатила.

– Она мне всегда дорого обходилась, – буркнул Бобриков. – Сука.

– А теперь, – сказал ангел. – Садись в свою машину и сиди тихо десять минут. Понял?

– Понял, – кивнул Бобриков. – А когда мне ждать… Ну… Этого… Исполнения вашего приговора… Я про жену… – на всякий случай добавил Иван Иваныч.

– Не нашего приговора, а ВАШЕГО приговора, – уточнил ангел. – Со дня на день!

– А вы точно, все сделаете? – осторожно спросил Иван Иваныч.

– Папаша, – зло сказал ангел. – Не на базаре. Не обманут. Садитесь в машину.

Ангел подождал пока вымокший как курица Иван Иваны заберется в свою «Тойоту» и пошел к джипу.

– Поехали! – сказал он второму ангелу. – Быстро.

Перепуганную Натку не нужно было долго уговаривать. Она прыгнула за руль, Родик уселся на место пассажира с водителем и внедорожник, взревев всей мощью своего двухсотсильного дизеля, сорвался с места и вылетел со двора.

Иван Иваны, оглянулся, попытался рассмотреть номера на джипе но они безнадежно было заляпаны грязью. Обождав еще минут пять Иван Иваныч покинул автомобильчик и быстро-быстро забежал в парадную. Дома он не снимая ботинок, оставляя мокрые следы на ворсистом персидском ковре, прошел в гостиную, откопал на стеллаже среди прочих книг псалтырь и бросил его жене, как всегда торчавшей у телефона, на колени.

– На, – сказал он. – Что бы к утру выучила наизусть «Отче наш»!

– Это еще зачем? – спросила она.

– Там узнаешь! – рявкнул Иван Иваныч.

***

– Примерно таким вот образом, – довольно проговорил Родион сбрасывая с себя непромокаемый плащ и кидая его на заднее сиденье джипа в след за игрушечным пистолетом Наткиного сына. – Передашь Женьке спасибо от дяди Родиона. Дескать мы тут его арсеналом ненадолго воспользовались. Помповое ружье вообще как настоящее! Ну и нагнала ты им страху на этого чудика! – воскликнул Родик.

– А сам еще больше испугалась, – сказала Ната. – А если он сейчас в милицию побежит. – Нас же через десять минут по всему городу будут разыскивать!

– Не будут, – пообещал Родик. – Что он им скажет? Что только, что заказал килерам свою жену? Каков засранец, а?

– Ну, – сказала Ната. – Все равно боязно.

– Не бойся, – усмехнулся Родик. – Во имя великой цели приходится играть на грани фола.

– А что сейчас? – спросила Ната.

– Сейчас заезжаем на автомойку и, что бы машина твоего ненаглядного мужа блестела как у кота сама знаешь что!

– Фи, – Натка брезгливо поморщилась. – Твой солдафонский юмор не переношу!

– Зато у нас теперь много денежек! – Родик с удовольствием потер руки.

– А если бы он отказался платить? – спросила Натка.

– Ну первые двое же не отказались? – резонно возразил Родион. – Психологию надо было в институте изучать, а не дурью маяться! – поучительно проговорил Родик.

– А если бы все таки отказался?

– Ну отказался бы… Ну и что? – Родион пожал плечами. – Что нам трудно до следующего баклана доехать? А? Та-а-а-к… Кто у нас там дальше на очереди? Дай-ка списочек посмотреть!