Текст книги "Лунный плантатор"

Глава десятая
В которой выясняется, что Родион не может поджечь море, но зато может затмить солнце. И в которой выясняется, что Родик немножко волшебник

– Секунду, – сказал Ната Дуренбаум, включила правый поворот и под зеленую стрелку светофора, следом за какими-то ржавыми Жигулями неповторимого серо-грязного, пардон, серо-красного цвета повернула с Невского проспекта на Дворцовую площадь – самую прекрасную и загадочную площадь Петербурга. Доехав до набережной она свернула еще раз направо и припарковала автомобильчик прямо под ярко освещенной, впрессованными в асфальт тсячеватными фонарями, громадой Эрмитажа.

– Как, где Луна? – улыбаясь сказала Натка, заглушив двигателем и поворачиваясь к Родиону Оболенскому вполоборота. – Там же где и всегда… Пойдем, прогуляемся, – она кивнула в сторону парапета набережной где по одиночке, парами, и небольшими компаниями, в ожидании момента когда начнут разводить мосты, прогуливались скучающие, некоторые даже трезвые, страдающие бессонницей граждане.

– Годится, – кивнул Родик и открыл дверцу машины, – Понимаешь, какая штука, – вещал Родион уже снаружи. – В ваших краях я оказался, так сказать, волею рока. И поэтому где у вас Луна я не знаю…

– У нас Луна, – нравоучительно ответила Ната выходя из автомобиля и с наслаждением втягивая свежи ночной воздух, пахнущий рекой с горчинкой асфальтового запаха. – У нас Луна там же где и у вас. На небе, – и Ната картинно развернувшись широким жестом указала на край горизонта где уже взошла круглолицая бледная, как с перепугу спутница земли. – Вот, обратите ваше внимание! Прямо над горизонтом.

– Да, что вы говорите? – притворно удивился Родик. – А я то, лапоть провинциальный, грешным делом подумал, что в таком замечательном городе как Питер и Луна должна быть на каком ни будь особенном месте!

– Вот Как!? – Натке пришлось удивится взаправду. – Ты не наш, в смысле не питерский? – она взяла из машины пакет с вином и передала Родику. – Думаю это нам пригодится.

Оболенский безропотно принял пакет и покачал головой

– Неа. Сами мы не местные… – дурачась запричитал он. – Приехали сюда случайно… Осталися без денег… Помогитя люди добрые кто чем может… А? – Родик посмотрел на Нату.

Ната, закрыла машину, взглянула на изображающего попрошайку Родиона, не выдержала и рассмеялась.

Попрошайка в модном костюме, в рубашке и при правильно подобранном галстуке «в тон» выглядел весьма комично. Но играл Родик натурально. Жалости и вселенской скорби в его голосе, а тем паче на его, якобы страдальческой физиономии было хоть отбавляй.

– Ну ты и артист! – проговорила Ната. – Тебе бы в театре работать…

– Нет уж увольте, – отмахнулся Родион, сбрасывая с себя личину этакого Рокфеллера идущего с сумой по миру. – Работал я как-то в одном театре, так еле живым ушел, – Оболенский галантно подставил девушке руку, Ната взяла его под локоть и они перешли на другую сторону улицы, где влились в стройные ряды гуляющих. – Театр, впрочем, как и любой другой творческий коллектив, продолжал Родик. – это террариум единомышленников. Все вроде бы делают общее дело, выдают, так сказать на гора кубометры трагедий и фарсов, но каждый того и гляди народит другого за задницу зубами хватануть. Лавровый венец, знаете ли, одни на всех и каждый желает его именно себе на чело водрузить. А отсюда – дрязги, сплетни, интрижки. Смешно смотреть как актеры каждый день пиписками меряются.

– В смысле, – не поняла Ната.

– Ну, в смысле, выясняют у кого таланту больше, – объяснил Родик. Театр. Нет уж. Увольте.

– А кем ты работал в театре? – спросила девушка.

– Призраком Отца Гамлета.

– Кем-кем?

– Реквизитором-иллюзионистом, специалистом по спец эффектам, – уточнил Родион. – Призраком Отца Гамлета, как я себя называл. Ваял, например, приведений из света, ветра, дыма и шелка. Свечение воздуха организовывал, туман там или предзакатную дымку. В общем всячески воплощал режиссерский замысел.

– Так ты сейчас в театре работаешь?

– Нет, давненько ушел я, барышня, из театра.

– Почему?

– Скучно стало, – пожал плечами Радион. – как пел в свое время Владимир Семенович Высоцкий: «Лучше гор могут быть только горы…»

– На которых еще не бывал, – закончила Ната. – Стало быть вот такие мы не постоянные? Поработаем где ни будь, надоело, бросили…

– Дело не в этом, – возразил Родион. – Я не вижу смыла ежедневно делать одно и тоже, на одном и том же уровне. Если ты способен на большее, то нужно искать другую точку приложение собственных усилий! Если я могу создать иллюзию не хуже чем Дэвид Копперфилд, то почему я должен все жизнь вытаскивать кроликов из цилиндров в захолустной филармонии?

– А ты действительно можешь? – спросила Ната.

– Иллюзию создать? Могу, – кивнул Родион.

– Покруче чем у Копперфильда? – язвительно поинтересовалась Ната.

– Копперфильду и не снилось, – подтвердил Родион.

– И можешь статую Свободы украсть?

– Ха, – рассмеялся Родик. – Девочка моя. Что вам статуя Свободы!? Тебе матушка во младенчестве пухлощеком вирши Корнея Чуковского читала?

– … А лисички взяли спички. К морю Синему пошли море Синее зажгли… – прочитала Ната.

– Правильно, – кивнул Оболенский.

– Я Чуковского в детстве очень любила, – призналась девушка. – Только причем тут Копперфильд?

– А при том, что у Чуковского не стихи, а руководство по изготовлению иллюзий! Вот хотя бы этот стишок взять. «про лисичек». Представляешь себе такое шоу. Ночь. Берег, например, Майями или там Флориды, – Родик остановился, повернулся к Неве и повел рукой изображая, что перед ним огромное открытое пространство океана. – Пляж. Ряды кресел на пляже как в театре. Море света. Кругом прожектора, софиты разные. В черном небе парят вертолеты – тоже прожекторами море и берег освещают. Звучит таинственная музыка в духе Поля Моруа. Длинный, уходящий далеко в море ярко освещенный помост или пирс устланный черной дорожкой. По этой дорожке иду я в переливающемся огнем блестящем фраке. Иду быстро и там где я прошел поднимается шлейф дыма. Зрителю кажется, что это искра бежит по бикфордову шнуру…

И вот, когда я дохожу до края пирса свет над берегом гаснет, наступает тишина. Слышны только шум моря и рокот винтов вертолета в воздухе. В моей руке огненной птицей вспыхивает факел на длинном шесте. Чуть помедлив я подхожу к самой воде и подождав первую набежавшую волну, медленно, так что бы он описал плавную дугу, окунаю факел в воду. Пляж взрывается возгласом удивления, потому что от того места где факел коснулся воды, расширяясь по окружности побежала огненная волны в сторону горизонта. Море вспыхнуло от моего факела. Море колыхалось и пело огнем. Море полыхало без дыма и копоти. Море переливаясь волнами света у моих ног. У ног человека, который поджег море. – Родик задумался. – «Человек который поджег море»… Неплохое название для иллюзии. Правда?

– Ты действительно можешь ЭТО сделать? – спросила Ната, заворожено глядя на Неву, где Родион только что развернул перед ней этакое феерическое действо.

– Что, это? – спросил Родион.

– Можешь поджечь море?

– Нет, – Родик отрицательно покачал головой. – Море я поджечь не могу. Да и как я его подожгу? Вода-то ведь не горит! – он усмехаясь посмотрел на девушку. – Ты разве не знала?

– А как же… – Натка обиженно надула губки. – Значит это все твоя фантазия?

– Наточка, – утешительным тоном ответил ей Родик. – Не ФАНТАЗИЯ, а ИЛЛЮЗИЯ! Я не могу поджечь море! Но я могу создать иллюзию того, что я его поджег!

– Но как!?

– Ну, – сказал Родик. – На самом деле есть несколько способов заставить светится верхний слой морской воды. Например химический. Ты в химии, что-нибудь понимаешь?

– Нееет, – расстроено протянула Натка.

– Тогда я тебе вряд ли смогу объяснить. Слово «фосфорогенный» тебе вряд ли чего-нибудь скажет. Правда?

– Ну… Нет. Ничего не скажет, – Ната еще больше расстроилась. Родион это заметил.

– Наточка, да брось ты! Нашла из-за чего портить себе настроение! Я тоже в химии разбираюсь весьма поверхностно…

– А я вообще не разбираюсь, – насупилась Натка. Ей почему-то стало очень обидно, что ей невозможно понять как действительно Родик сможет поджечь море.

– Да и не важно это! – продолжал Родион. – Здесь главное идея! Вот почему я про Чуковского вспомнил. Краденое Солнце! Краденое Солнце! – два раза с восторгом проговорил Родик. – Помнишь? «А огромный крокодил наше солнце проглотил!»

– И что?

– А то, что ты ахаешь: Ах, украсть статую Свободны! Ах, Дэвид, душка! Ах, Копперфильд!

– Да ничего такого я не ахаю, – возразила Ната.

– Ну, хорошо, – согласился Родик. – Не ахаешь. Но, я другое хочу сказать! Чего там статую какую-то, пусть даже и огромную слямзить с постамента! То же мне фокус-покус! Детский лепет! Я солнце могу украсть! Солнце!

– Ой, – казала Ната. – Не верю. В это уже точно не поверю.

– И зря, – пожал плечами Родион. – Могу.

– Нет, – отрицательно покачала головой Ната. – Это никто не может.

– А я могу.

– И, что? Станет темно как ночью?

– Почти. Как во время солнечного затмения. Если быть точным, – то это и будет иллюзия солнечного затмения.

– Не много ли ты на себя берешь? – хитро спросила Ната.

– Почему много?

– Уж не хочешь ли ты сказать, что можешь затмить солнце?

– Да, – кивнул Родик. – Я могу затмить солнце!

– Уж не собой ли? – язвительно спросила Ната и усмехнулась.

– Не смешно, – парировал Родик. – Я же говорю – это иллюзия солнечного затмения. Это иллюзия того, что Луна затмевает солнце. Разве не ясно?

– Ясно, – кивнула Ната. – Только не ясно как ты это сделаешь?

– Барышня, – лукаво прищурившись, на ленинский, так сказать манер, Родион посмотрел на девушку. – Барышня, а не слишком ли много вы хотите знать? В цирке ты тоже после представления подходишь к фокуснику и спрашиваешь у него секрет его фокусов-покусов?

– Ну, – сказала Ната, – Во-первых, никаких таких фокусов-покусов ты мне еще не показывал. А во-вторых…

– Постойте, постойте, барышня, – запротестовал Родик. – Как это не показывал? Почему это не показывал? Где это не показывал? А фокус: «Розы, девушка, автомобиль?»

– Нннда, – протянула Натка. – Ошибочка вышла. Это действительно был фокус!

– Вот видишь, – Родион победоносно посмотрел на Нату.

– А секрета ты мне так и не раскрыл, – сказала она.

– И не собираюсь, – пожал плечами Оболенский. – Я же говорю – это фокус, магия, волшебство. А маги строго хранят свои тайны.

– Месье – Волшебник? – спросила Ната.

– Нет, Наточка, – улыбнулся Родик. – Конечно же я не волшебник. Я только учусь!

– Так, вот, месье Ученик волшебника, – с вызовом проговорила Ната, взяв из рук Родиона пакет. – Не будите ли вы столь любезны, что бы сотворить чудо… – она достал из пакета бутылку отменного французского вина и изобразил над ней несколько как бы магических пасов. —… Не будите ли вы столь любезны сотворить чудо и попытаться открыть эту бутылку без штопора?

Родик взял бутылку из рук Наты, повертел ее в руках и сказал:

– Хм… – если бы я открыл эту бутылку без штопора, то это во истину было бы чудо… Настоящее, – он скептически поджал губы. – Нет, Наточка. Такого чуда я действительно сотворить не могу… Можно я лучше сотворю штопор? – и на глазах изумленной Натки Родион достал из кармана пиджака эту замечательную деталь сервировки стола.

– Месье Маг, – покачала головой Ната. – Я поражена. Я в восхищении. Королева в восхищении! У тебя всегда с собой штопор?

– Нет, только сегодня, – улыбнулся Родион. – Это правда, – он указал на скамейку невдалеке. – Прекрасный вечер… Присядем?

– Мерси, – Ната сделала реверанс. – А ты странный, – она присела на скамейку.

– Почему это я странный.

– Ну, только странный человек может носить в кармане штопор. Так, на всякий случай…

– Не странный, барышня, а наблюдательный, предприимчивый и… – Оболенский принялся открывать бутылку. —… И предусмотрительный!

– Ну пожалуйста, – жалобно, как ребенок, попросила девушка.

– Пожалуйста, что? – спросил Родион.

– Расскажи мне секрет этого фокуса? Ты первый мужчина в моей жизни…

Родик вопросительно уставился на Нату даже перестав завинчивать штопор в пробку. Ната перехватила этот взгляд и улыбнулась.

– Ты первый мужчина в моей жизни, который носит в кармане штопор. Открой тайну, а?

– Тайну золотого штопора?

– Угу.

– Да никакой тайны здесь нет, – Оболенский взял бутылку в левую руку, а правой с помощью штопора стал вынимать из нее пробку. – Когда я зашел в цветочный павильончик, что бы купить те самые розы с которых началось наше знакомство, то заметил, что лесные феи, порхающие вдоль набухающих амброзией бутонов и, по совместительству, являющиеся продавцами, слегка навеселе. А причиной их веселья была бутылка эльфийского нектара, то есть вина, которую они не успели спрятать при моем появлении под прилавок. Бутылку они открыли штопором, который я у них и купил после некоторых уговоров и серии изысканных комплементов.

– А зачем ты купил у них штопор?

– Ну я же видел сквозь окно витрины, как ты выбирала вино и решил, что эту бутылку ты выпьешь сегодня со мной. А бутылку надо будет чем-то открыть…

– Самодовольный нахал, – констатировала Ната и почему-то поджала губки.

– Что есть, то есть, – усмехнувшись, констатировал Родик со звонким хлопком вынимая пробку из горлышка. – Только есть одна проблема, барышня.

– Какая?

– У нас нет фужеров, – поведал Оболенский. – И не думай пожалуйста, что я сейчас как по мановению волшебной палочки достану из кармана пиджака два хрустальных бокала. Повторяю. Я не волшебник, я только учусь. Материализацию хрусталя мы еще не проходили. Штопор – пожалуйста, а хрусталь – увольте.

– Ну и подумаешь! – фыркнула Ната. – У нас же есть вторая бутылка! Открывай, Родион! Я буду пить из одной бутылки, ты из другой.

– Марочное французское вино? – переспросил Оболенский. – «Бордо», – он прищурясь посмотрел на этикетку. – Девяносто пятого года из горал? На скамейке в сквере? Как какой-нибудь пролетарский портвейн или херес?

– Да, – восторженно проговорила Ната. – Будем пить Бордо из горлышка как портвейн или херес в студенческие годы. Пить, закусывать сыром, который будем отщипывать маленькими кусочками и колбасой, которую будем просто отламывать!

– Очень романтично, – согласился Родик.

– А, что? Нет? – спросила Ната.

– Да! – кивнул Родион. – Конечно, да! Приятно встретит девушку в которой еще не угасло чувство прекрасного!

Он собрался было открыть вторую бутылку, Ната воскликнула, указывая пальчиком в сторону Эрмитажа:

– Смотри! Дворцовый мост разводят!

Глава одиннадцатая
В которой Родик и Натка пьют вино и смотрят на Луну, где по слухам плещется целый океан любви, а воздухе тем временем начинает витать бриллиантовый дым, почему-то с зеленоватым оттенком

Родион проследил за ее рукой. Два циклопических пролета дворцового моста действительно дрогнули. Между ними появилась небольшая щель и столбы поддерживающие провода трамвайной лини стали как-то неестественно заваливаться набок. Подсвеченные снизу сине-зеленым неоном створы Дворцового поднимались все выше и выше к нереально светлому, легкому как вуаль тумана, Петербургскому небу. Совершенно бесшумно. И благодаря этой бесшумности начинало казаться разводная часть моста совершенно не имеет веса.

– Сто лет живу в этом городе, – с благоговением в голосе проговорила Ната, – И сто лет при виде этого зрелища у меня захватывает дух. Настолько он необычное и нереальное. Иногда мне кажется, что если разогнаться от Невского проспекта на машине и въехать на разводящийся Дворцовый мост, то по нему, как по трамплину можно прыгнуть в небо и улететь далеко-далеко к звездам…

– Да, – сказал Родион тоже заворожено глядя на то, как Нева разлучает на несколько часов берега-братья. – Удивительный город, который каждую ночь делится на два, – Родик поежился, решил, что уже довольно прохладно, потому как дело двигалось к середине сентября, сбросил с себя пиджак и накинул его сверху на Наткин свитер, а сам присел рядом.

– Спасибо, – тихо проговорила Ната и передернула плечиками. – я действительно немного продрогла, – чуть наклонившись она коснулась плечом Родиона, а Родик просунул руку у нее за спиной и обнял девушку за тонкую талию.

– Ты не замерзнешь? – спросила она.

– Нет, – ответил он.

– Спасибо, – еще раз поблагодарила она склоняя голову ему на плече.

Так они и седели на скамейке в сквере вытянувшемся вдоль набережной недалеко от дворцового моста. Он думал о том как приятно пахнут ее волосы, она о том, какое все-таки настоящее, надежное мужское тепло исходит от этого еще несколько часов назад незнакомого мужчины, заставляя чувствовать себя спокойно и уверено.

А по Неве в сторону Ладоги размеренно, один за другим, наступая друг другу на винты, шли сухогрузы под утробное ворчание судовых машин, в шелесте рассекаемой форштевнем невской волны. Шли сухогрузы, тяжелые, неповоротливые и не по воротимые, словно какая-то неведомая, магическая сила влекла их из Гавани в сторону Ладожского озера. И казалось, что ничто на земле не сможет остановить этого целенаправленного движения.

И сотни неспящих глаз следили за ними.

И среди этих глаз были глаза Родиона и Наты.

А за всем этим был город, вытянувшейся вдоль реки анфиладой домов, разноцветные фасады которых с другого берега были похожи на фанерные декорации Большого театра.

А над всем этим плыла Луна, молчалива, бледная, бесстрастная и огромная…

– Моя бабушка говорила, – прошептала Ната, – что это Кот-краденец каждый вечер крадет с неба солнце, а потом, проказник этакий, всю ночь разъезжает по небу в серебряной масленке до краев наполненной маслом. Похоже, правда? – спросила она Родика пристально глядя на Луну. – Это я все про солнце которое ты можешь украсть. – уточнила она.

– Правда, – согласился Родион отпивая вина из бутылки. – Ничего винишко. Забавное, – он отщипнул немного от крохотной головки сыра которую обнаружил в пакете и продолжил, закусив винную сладость. – А еще я слышал, что если очень долго смотреть на Луну, то можно сойти с ума…

– Стать Лунатиком, – поправила Родиона Ната. – И ходить по ночам во сне… Дай мне тоже вина, пожалуйста и сыра, – попросила она. – А ты можешь затмить Луну?

– Ну если солнце могу, значит и Луну тоже… – он протянул ей бутылку. – Я не буду новую открывать пока. Пей из моей.

– Хорошо, – согласилась Ната. – А как? – в ее голосе появилась хитринка.

– Как я устраиваю затмения? – Родик отщипнул немножко сыра и протянул Нате.

– Угу. Спасибочки, – ответила она. – Да. Как?

– Не скажу, – просто ответил Родион.

– Почему?

– Потому, что стоит раскрыть одну маленькую тайну одной маленькой очаровательной женщине, как через пол часа о ней будет знать весь огромный мир. Может быть я когда решу стать известным иллюзионистом и заработаю на этом кучу денег.

– Как Копперфильд?

– Больше, – пообещал Родион.

– Никогда бы не подумала, что на затмении Луны можно заработать много денег, – прижимаясь к Родику сказала Ната.

– Деньги можно зарабатывать на чем угодно, – уверенно проговорил Оболенский.

– А еще на Луне бывают моря, – не слушая заметила Ната, жмурясь от удовольствия как кошка.

– И океаны бывают, – добавил Родион беря из рук Наты бутылку и отпивая. – Ну и, что с этого, – он пристально посмотрел на Луну. – Только на самом деле это никакие не моря и не океаны, а бескрайние пустоши и равнины расположенные от земли на расстоянии триста восемьдесят четыре миллиона километра.

– Все равно красиво звучит, – сказала Ната. – Океан Бурь. Море Ясности… – она задумалась. – Чего там еще приходит на ум из школьного ученбника по астрономии?

– Море Дождей, Море Влажности… – продолжил Родик слегка напрягая память. – Какая на Луне влажность? Какие дожди? Пыль одна!

– Ну и что? – сказала Натка. – Зато ты только вслушайся как красиво! Море Радости! Если бы ты владел Луной, то смог бы подарить мне Море Радости?

– Наточка, – с грустью в голосе сказал Родион. – Дорогой мой человечек! – Если бы я владел Луной, то подарил бы тебе не только Море Радости, но и Море Надежд помноженное на Океан Любви!

– Ну, – сказала Ната. – Такого океана на Луне положим нет.

– Ну и что? – хмыкнул Родион. – Какая разница? Согласно международной конвенции об освоении космоса Луна принадлежит всем государствам земли, то есть никому конкретно, а мне уж тем более. Так, что дорогая моя Наточка, море радости я подарить тебе не смогу, хотя очень бы хотелось…

– То есть как это никому не принадлежит? – встрепенулась Ната. – очень даже принадлежит. Я даже знаю кому! Вот!

– И кому же? – с усмешкой поинтересовался Родион.

– Луноходу!

– Не понял, – Родик недоумевая посмотрел на девушку.

– Вовчику Оболенскому!!! Луноходом мы еще в школе прозвали за то, что… – Ната торжествовала. – Ой, – сказала она. – Как интересно! – У вас же с ним фамилии одинаковые!

– Подумать только какое совпадение, – скептически заметил Родион.

– Нет, правд! – Натка повернулась к Родику. – Как интересноооо! – протянула она. – Вова Оболенский – мой одноклассник. – еще в школе он хвастался, что, дескать принадлежит к знатному роду графьев Оболенских! Дескать о его предках и у Льва Толстого упоминается в «Войне и Мире» и еще много где в разных исторических книжках… Очень он кичился своим происхождением и голубой кровью, хотя сам был тупица и зазнавала!

– Забавно, – сказал Родион.

– Так может ты ему дальний родственник? – Ната взяла бутылку вина у Родика, отпила из нее, уже ощущая как алкоголь запускает мягкие теплые пальцы под кожу на затылке.

– Может быть, – сказал Родик. – Но к сожалению ваш покорный слуга воспитывался в детдоме куда был определен сразу после родов. Единственное, что я знаю о своей генеалоги это то, что мою маму звали Анастасия Ивановна Оболенская… А было это все в славном городе Ростове, который стал мне на самом деле и мамой, и уж конечно, как в песне поется, папой. Так-то. Даже если у меня и появился некий дальний родственничек, что еще не факт. Мало ли в Бразилии Донов Педро? Да и что мне с того?

– Как, что? – всплеснула руками Ната. – Я же тебе самого главного не рассказала. Еще в школе Вовчик хвастался тем, что его предкам сам, – Натка подняла вверх указательный палец. – Сам Император Петр Первый Самодержец Всея Руси жаловал в вечное владение Луну. Представляешь? За это ему прозвище «луноход» и дали! А ты говоришь никому Луна не принадлежит. Луноходу! Вовчику Оболенскому она принадлежит! И тебе может тоже, раз ты Оболенский, – добавила она последнюю фразу. – Вот, так!

– Смешно, – надменно улыбнулся Родик.

– И ничего смешного! – возразила Натка. – Я своими глазами видела старинный документ, который Вовчик тайком слямзив у родителей приносил в школу. Манускрипт сей был запаян в целлофановый кулек, что бы не портился и в нем черным по белому было написано, что я, дескать такой сякой «Император Всея Руси Петр Первый жалую графу Оболенскому небесное светило Луну в вечное владение за заслуги перед отечеством нашим славным». И все это собственно рукой государя начертано! Представляешь за сколько этот документик, да еще с таким содержанием можно на каком-нибудь аукционе продать? О-го-го!

– Документик, говоришь, продать? – Родион Оболенский прищурившись посмотрел на захмелевшую Нату, а потом на плывущую над Невой Луну и почувствовал легкое покалывание в кончиках пальцев и холодок в животе. Так всегда бывало у него перед тем как на свет божий должна родится свежая, оригинальная идея? – И где он сейчас этот твой Вовчик Оболенский?

– Да там, же где и всегда, – сказала Ната. – Пьет водку в каком-нибудь баре или ночнике и рассказывает всем какой он умный. Или валяется у себя дома на Литейном в квартире пьяный в стельку. Жизнь прожигает, в общем.

– Богатенький? Раз жизнь прожигает?

– Богатенький, – кивнула Ната. – Хотя все относительно.

– А денежки у него откуда? – поинтересовался Родион. – Коммерсант, али кто покруче?

– Да, какой он к черту коммерсант, – отмахнулась Натка. – Единственное, что он мог в плане коммерции, так это фарцевать в школе жвачкой, которую ему папа привозил когда за границу на какой-нибудь симпозиум ездил.

– Так и с чего он ведет такой праздный образ жизни?

– Известно с чего, – ответила Натка. – Распродает фамильное имущество. Сдает знакомому антиквару по одной картине в год и живет припеваючи. А картин у него много! Оболенские-то все-таки графьями были. Видимо во время революции припрятали кое, что на черный день.

– Есть! – Родион хлопнул в ладоши. – Есть!

– Что, есть? – переспросила Ната.

– Бриллиантовый дым!

– Какой еще дым?

– Бриллиантовый!!! – Родион выхватил у Наты бутылку и сделал несколько длинных, булькающих глотков. – Феноменально! – воскликнул он. – Замечательно!

– Ты, чего? – спросила Ната.

– Идея! – с жаром проговорил Родик. – Понимаешь? Нет? У меня появилась ИДЕЯ! Это совершенно непередаваемое чувство. «Эврика!» – в свое время кричал Архимед. «Идея!» – кричу я. Бриллиантовый дым. Озарение!

– Да, к чему ты это все!? – Ната во все глаза смотрела на молодого человека. – У меня такое чувство, что ты сейчас пустишься в присядку.

– А это мысль! – воскликнул Родион, сходу опустился на корточки и пошел в присядку смешно выкидывая вперед ноги.

Ната рассмеялась.

– Эй, месье Танцор Диско! У вас все дома? – смеясь спросила она. – Прекратите сей час же! Вы привлекаете внимание широкой общественности, – Ната оглянулась и увидела, что компания пьющая пиво на соседней лавочке как-то странно смотрит на Родика и, сало быть, на Нату.

– Ну. И. Пусть. У. Меня. Все. Дома, – продолжая плясать, в так дыханию ответил Родион. У. Меня. Все. Дома. Ай! Да! Родик! Ай! Да! Сукин… Сын! Фу! – он присел на скамейку рядом с Натой. – Я твой должник, – сказал он ей.

– С чего бы это?

– Ты мне только что подарила просто гениальную идею!

– То есть так и гениальную?

– Вне всякого сомнения! – Родик указал на Луну застрявшую меж пролетов разведенного дворцового моста как в тисках. – Знаешь?

– Что, сколько стоит? Дворцовый мост, сколько стоит?

– К черту дворцовый мост!

– А, что? – Ната еще раз посмотрела туда куда указывал ей Родион. Луна, сколько стоит?

– Луна.

– Сколько?

– О-о-о! – протянул Родион. – И глаза его сверкнули адским, почему-то зеленым, пламенем. – Луна стоит минимум… – и Родион Оболенский назвал сумму.