Текст книги "Больная реальность. Насилие в историях и портретах, написанных хирургом"

ТАНЮ НИСКОЛЬКО НЕ СМУТИЛО МОЕ ПРИСУТСТВИЕ, И ОНА ПРОДОЛЖИЛА СИДЕТЬ С ШИРОКО РАЗДВИНУТЫМИ НОГАМИ И ОГОЛЕННЫМ ЛОБКОМ.

Надев резиновые перчатки, я подошел ближе и принялся внимательно осматривать пациентку. Мои глаза начали слезиться от едкого запаха пота и перегара, который исходил от пострадавшей. Набрав полную грудь воздуха и задержав дыхание, я стал ощупывать нижний край глазницы, скуловые кости и нижнюю челюсть. Когда воздух заканчивался, я отворачивался в сторону, чтобы сделать новый вдох, и вновь возвращался к лицу пациентки. Я исключил все возможные переломы костей лицевого скелета и предоставил ее заведующей для дальнейшего осмотра. Когда та начала осматривать половые губы Татьяны, моя голова вновь закружилась, и я почувствовал сильный позыв к рвоте. Казалось, мой желудок вместе с кишками вот-вот вылезет наружу, и я поспешил выйти на улицу. Дожидаясь заведующую на улице, я пытался воссоздать сцену насилия, но у меня никак не получалось. Я пытался понять, чем она привлекла таксиста. В ней не было женской красоты, выглядела она старой, да и запах от Татьяны исходил не из приятных. Но таксиста это не остановило.

Наконец заведующая вышла, и мы отправились обратно в амбулаторию. По дороге я узнал, что до нас к ней приходил участковый, который отказался заводить уголовное дело, потому что Татьяну насилуют и бьют каждый месяц. Как он объяснил пострадавшей, у него есть и более серьезные дела, и она просто мешает со своими ухажерами. «Разбирайся с ними сама! И чтобы больше от тебя не было звонков в участковый пункт, – отрезал он. А затем подумал и добавил: – Проблемы негра товарища шерифа не волнуют».

В тот день Любу я видел в последний раз. Наступила зима, а она все не приходила. Я спрашивал у медсестер и пациентов у меня на приемах, не встречали ли они Любу, как она, жива ли, здорова. Как оказалось, не видели ее в селе уже давно. Пришла весна, и с теплыми лучами солнца начал таять снег. В лесу возле озера какой-то рыбак под проталиной нашел Любкино тело. Ее зарезали, но перед этим очень долго били, на ее теле не осталось живого места. Так исчезла Люба.

Глава 5
Стеклянная бутылка

Прошло два года с того момента, как я начал работать врачом. За это время я уже многому научился и в моей жизни произошли важные события: я успел жениться и стать отцом. У меня родился сын, которого я назвал Виктором в честь Высоцкого. Наверное, вы сейчас подумали о том, что я полный идиот, ведь Высоцкого звали Владимиром. Но так я отвечаю каждому, кто спрашивает меня, почему я выбрал именно это имя.

Уже год как я стал брать ночные дежурства в выходные. Я ждал их всю рабочую неделю, ведь теперь только на них мог отдохнуть от бессонных ночей, которые дома мне дарил маленький Витя. Начиналось дежурство в субботу, в восемь вечера, и заканчивалось в восемь утра в понедельник. Таким образом, дежурная смена составляла тридцать шесть часов.

Однажды на таком дежурстве в оториноларингологическом отделении ЦРБ поздним вечером мой покой нарушил звонок стационарного телефона. Я решил, что у кого-то опять заболели зубы. Чаще всего в дежурные смены, ближе к ночи, поступали звонки в ординаторскую от пациентов с обычной зубной болью, поэтому я старался на них не отвечать. Внутренний голос успокаивал меня тем, что от зубной боли еще никто не умирал, поэтому если уж я и поднимал трубку телефона, то рекомендовал пациенту прийти утром, а сейчас принять обезболивающее. Я уже не боялся ни переломов костей лица, ни гнойных заболеваний – к тому времени у меня появился определенный опыт. И я не стал поднимать трубку, подумав, что ничего серьезного случиться все равно не может. Не дозвонятся – ничего: отоспятся, придут утром. Но телефон с короткими промежутками отдыха звонил снова и снова. Было ощущение, что трубка вот-вот оплавится, если я ее не возьму.

– Дежурный стоматолог, – ответил я.

– Это приемное отделение, спуститесь к нам на второй этаж, гинекологу нужна ваша консультация, – сообщила медсестра.

Положив трубку, я стал перебирать все возможные варианты, по какой причине меня могут пригласить гинекологи и, самое главное, для чего. Никакие варианты, разумеется, в голову не приходили, поскольку область медицины эта вообще не моя, да и там у женщин зубы не растут.

На пути к приемному отделению я встретил своего друга, нейрохирурга, с которым когда-то учился в медицинской академии. Он тоже в тот день дежурил и шел как раз из того самого приемного покоя. Я спросил у него:

– Юра, ты не знаешь, что в приемном делает гинеколог и зачем ей понадобился я?

– Там скорая помощь привезла изнасилованную, вроде как побита, – ответил он и пошел дальше.

Спустившись в приемное отделение, я встретил дежурного гинеколога. Это была молодая девушка, так же, как и я, недавно окончившая институт.

– Здравствуйте, что случилось? – спросил я.

Врач ничего не ответила, на лице ее была растерянность, она попросила меня пройти за ней в пустой кабинет врачебного осмотра. Там она неуверенным и дрожащим голосом объяснила:

– Скорая помощь привезла девушку около тридцати лет, у нее кровотечение из половых путей и массивные разрывы влагалища. На лице имеются ушибы и ссадины, видимо, он ее бил. Поэтому нужна ваша консультация.

Я ничего не понял и переспросил:

– Кто он?

– Муж, ее изнасиловал муж. Нам нужно, чтобы вы исключили переломы лицевых костей.

Ранее я не сталкивался с жертвами сексуального изнасилования и, признаться, не имел ни малейшего понятия, как себя вести. Я понимал, что придется задавать уточняющие вопросы для сбора анамнеза, но мне не хотелось заставлять пациентку вновь вспоминать ужасные события и наносить ей еще большую психологическую травму. Поэтому я постарался по максимуму расспросить гинеколога о том, что ей было известно. Как оказалось, пациентка была изнасилована инородным предметом – стеклянной бутылкой. Причем по характеру разрывов и травм можно было сделать вывод, что происходило это с особой жестокостью. При опросе девушка рассказала гинекологу, что изнасиловал ее собственный супруг, который пришел с работы в плохом настроении и в сильном алкогольном опьянении. Позже она также добавила, что муж часто срывался на нее, но обычно это заканчивалось побоями или извращенным сексом.

Врач провела меня в смотровой кабинет, где находилась пациентка. Это была худенькая, маленькая девушка тридцати двух лет, с приятными чертами лица. Она лежала на кушетке и, скрючившись от боли, держалась за живот обеими руками. Пах ее прикрывали белые пеленки, промокшие от крови. Не поднимая пациентку с кушетки, я принялся осматривать ее лицо. Первое, на что я обратил внимание, – это ее мокрые от слез глаза. Как только я пересекался с ней взглядом, она тут же отводила их в сторону. Мне показалось, что она испытывала сильный стыд за то, в какой ситуации находилась. Проведя тщательный осмотр, я исключил переломы костей. Со стороны челюстно-лицевой области было только несколько ушибов и гематом. Для подтверждения своего заключения я назначил рентгеновские снимки нижней челюсти и скуловых костей.

В ожидании результатов исследования меня не покидало гадкое и гнетущее чувство. По непонятной мне причине я стал испытывать тот же стыд, что и та девушка.

ХУЖЕ САМОГО ИЗНАСИЛОВАНИЯ, НАВЕРНОЕ, МОЖЕТ БЫТЬ ТОЛЬКО ТО, ЧТО СДЕЛАЛ ЭТО САМЫЙ БЛИЗКИЙ ЧЕЛОВЕК, ТОТ, КТО, НАОБОРОТ, ДОЛЖЕН БЫЛ БЕРЕЧЬ И ЗАЩИЩАТЬ.

После проведенного рентгенологического исследования, благодаря которому стало возможно окончательно исключить травматические повреждения костей лицевого скелета, я вынес в диагноз только ушибы мягких тканей лица. Они не требовали хирургического лечения, в то время как кровотечение из половых путей угрожало жизни пациентки.

Операция была назначена незамедлительно. Поскольку больница была районная, специалисты узкого профиля дежурили в экстренные часы по одному, из-за чего гинеколог попросила меня ассистировать ей на операции. В ходе ее мы обнаружили еще и повреждения кишечника. Пришлось вызывать врача-проктолога из дома, так как они дежурили «на дому». Проктолог же, в свою очередь, пригласил в операционную абдоминального хирурга, потому что у него возникли сомнения по поводу травм брюшной полости. В итоге девушку оперировала бригада из четырех врачей разного профиля. Операция длилась более трех часов, и все это время царила звенящая тишина. Ни у кого не было слов. И даже опытный проктолог, повидавший многое за свою практику, был поражен такой жестокостью. К счастью, жизнь девушки спасли. Однако ей предстоял тяжелый период реабилитации.

После операции, которая закончилась в пять утра, я вернулся в свою ординаторскую истощенным как физически, так и морально. Мне хотелось забыть об этом побыстрее, и я лег спать. Но уснуть до конца своей дежурной смены так и не смог. Оставшиеся три часа я лежал, глядя в пустоту, и думал об этой девушке. Я то пытался представить зверя, которого она называла своим мужем, то вовсе старался прогнать мысли из своей головы. Также я думал о ее будущем: хватит ли сил и терпения этой хрупкой девушке выдержать все это, сможет ли она когда-нибудь прийти в себя, доверится ли она кому-нибудь в будущем еще раз? Но ответов на эти вопросы у меня не было.

Я больше не виделся с этой пациенткой, но от коллег слышал, что за время лечения муж так и не появился.

Глава 6
Седьмое марта

Я проработал в должности стоматолога-хирурга в Центральной районной больнице Минусинска и по совместительству стоматологом общей практики в Лугавском два с половиной года. И если первая работа мне очень нравилась, вдохновляла меня просыпаться утром пораньше и бежать к своим пациентам в отделение, то вторая медленно меня убивала. В первой половине дня, находясь в стационаре, я хотел, чтобы время шло как можно медленнее, потому что, как только стрелка часов подкрадывалась к двенадцати, я понимал, что вынужден ехать в село. Прием там у меня начинался с часу дня, и на дорогу оставалось не так много времени. И попробуй только опоздать на десять-пятнадцать минут, «нечищеные рты» тут же напишут несколько отзывов в книге жалоб и предложений. «Нечищеные рты» – так я называл в разговорах с самим собой львиную долю пациентов села.

Мало того что на все Лугавское было три зубные щетки и вопрос о предварительной чистке зубов у пациентов перед походом к стоматологу даже не вставал, так они еще и умудрялись перед самим приемом поесть какой-нибудь пищи с резким, тяжело переносимым запахом, например рульку или соленое сало с луком.

Разумеется, они отдавали предпочтение зеленому перьевому луку, который застревал в межзубных промежутках и продолжал издавать отвратительные запахи. Ежедневно во время осмотра перед началом лечения зубов в их ртах я находил целые залежи укропа, лука, петрушки, волокон свинины и много чего еще. Конечно, справедливости ради нужно отметить, что не все пациенты пренебрегали гигиеной полости рта, были и люди с на удивление чистыми зубами, но их было ничтожно мало. Поначалу я требовал от пациентов уважения к себе, зачастую даже отправлял их домой чистить зубы сразу после осмотра, так и не приступив к лечению, потому что работать в таких условиях было просто невозможно. Но в ответ получал лишь жалобы, а большинство устраивали скандалы прямо в кабинете, заявляя, что никогда не чистили зубы и не собираются начинать. Со временем у жителей села сформировалось стойкое мнение, что я их раб. Кто-то один, а может, несколько человек выдвинули такую теорию, которая постепенно устоялась: «Стоматолог наш получил миллион, он нам обязан его отработать, это наши деньги ему дали». Неоднократно я слышал упреки в свой адрес: «Взял миллион, вот теперь отрабатывай, “делай мне рот”. Не хочешь делать? Верни миллион обратно». Правда, куда его возвращать, они не знали. Зато точно знали, что я им его должен.

Мне несказанно повезло, поскольку спустя какое-то время началась реформа здравоохранения, в результате чего все медицинские учреждения города и района вошли в состав Центральной районной больницы. Тогда сняли с должностей всех главных врачей, а начальником всех учреждений стал главный врач той самой ЦРБ, где я работал хирургом. А чуть позже уволился один из двух стоматологов-хирургов Городской стоматологической поликлиники Минусинска, и население города осталось без амбулаторной хирургической помощи. Главный врач, которому теперь была подвластна амбулатория села, в которой я работал, словно на каторге, уже два года, приказал отозвать меня из Лугавского в связи с производственной необходимостью для работы в Городской стоматологической поликлинике. Счастью моему не было предела, чего не могу сказать о пациентах села, которые лишились бесплатной стоматологической помощи и своего верного раба.

Теперь я работал только стоматологом-хирургом, позабыв о пломбах, пульпитах и кариесах, которые мне уже успели порядком надоесть. Первую половину дня я по-прежнему оперировал в оториноларингологическом отделении Центральной районной больницы, а с двух часов дня заступал на рутинную работу в стоматологической поликлинике, где чаще всего приходилось удалять зубы. Пусть работа в поликлинике и была однообразной, но я работал хирургом, и мне это нравилось. Со временем я окончательно решил посвятить себя хирургии, совершенствоваться в ней. Однако рядом не оказалось опытных коллег, которые могли бы меня научить чему-то новому, поэтому я начал в большом количестве скупать научную литературу. Но, читая учебные пособия и книги по челюстно-лицевой хирургии, я с трудом мог представить, как выполнить ту или иную операцию на живом человеке. Тогда-то мне и пришла в голову идея подружиться с санитаром патологоанатомического отделения. Так я себе организовал своего рода бесплатные диссекционные курсы[5]5
  Диссекционный курс, или кадавер-курс – курсы повышения квалификации врача-хирурга, позволяющие освежить знания анатомии человека, а также отработать новые техники операций путем послойного препарирования трупа с выделением анатомически значимых структур.


[Закрыть], за которые врачи сейчас отдают огромные деньги.

Как-то пришла ко мне пациентка с гемангиомой[6]6
  Гемангиома (hemangioma) – доброкачественная опухоль, сформированная из неправильно развившихся клеток внутренней поверхности кровеносных сосудов. Представляет собой багрово-лиловые новообразования на поверхности, в толще кожи и под ней.


[Закрыть], или, как ее еще называют, сосудистой мальформацией. Находилась эта опухоль на правой щеке и имела внушительные размеры по меркам лицевой области – около двух с половиной сантиметров. Иссечение крупных сосудистых опухолей всегда связано с риском, поскольку во время операции может возникнуть кровотечение, с которым не так просто справиться. К тому времени я уже считал себя великим стоматологом-хирургом и, разумеется, бросил вызов этой гемангиоме, назначив пациентке операцию на следующей неделе. Конечно, при пациентке я вел себя уверенно, но глубоко внутри у меня закрались сомнения, что справлюсь. После приема я позвонил своему старому приятелю Дмитрию, бывшему одногруппнику. Дима работал в отделении челюстно-лицевой хирургии города Кемерово. Выслушав меня, он посоветовал освоить технику перевязки общей сонной артерии. Вспоминая наш разговор сейчас, спустя время, я осознаю, что на тот момент мы оба мало что понимали в челюстно-лицевой хирургии.

Я ПОМНЮ, КАК ПРИШЕЛ В ПАТОЛОГОАНАТОМИЧЕСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ СО СВОИМИ РЕЗИНОВЫМИ ПЕРЧАТКАМИ, КНИГОЙ «ОПЕРАТИВНАЯ ЧЕЛЮСТНО-ЛИЦЕВАЯ ХИРУРГИЯ» И СВЕРТКОМ, В КОТОРОМ ЛЕЖАЛИ ПИНЦЕТ, СКАЛЬПЕЛЬ И НОЖНИЦЫ.

Среди нескольких трупов санитар Сережа выбрал для меня самый невзрачный – труп бомжа. Сергей пояснил мне: «Родственники этого трупа не будут против твоей работы с ним, ведь у него их попросту нет». Я стоял, закрывая лицо локтем от неприятного запаха то ли мертвой плоти, то ли грязи и прелости, который исходил от моего «пациента». Во мне тогда боролись два человека: брезгливый студент, который предлагал не трогать бомжа и просто сбежать из морга, и ученый, исследователь, который утверждал, что я обязан разрезать шею и перевязать общую сонную артерию, ведь в будущем этот навык может спасти кому-то жизнь. Голос ученого оказался убедительнее, и я разложил инструменты на столе, выкрашенном когда-то белой краской, теперь уже состарившейся и пожелтевшей. Поверх нее местами были видны кровавые пятна, которые явно пытались отмыть, но безуспешно. Рядом с инструментами, на самое чистое, как мне показалось, место, я положил книгу с описанием техники перевязки общей сонной артерии. Открыв ее на нужной странице, я сделал надрез на коже по переднему краю кивательной, или грудино-ключично-сосцевидной, мышцы, называемой так по точкам прикрепления к скелету. Кожа «пациента» была холодной и твердой, так что, когда я вел по ней скальпелем, он скорее скоблил, чем резал, издавая характерный неприятный звук. Рядом, за соседним столом, орудовала санитарка лет шестидесяти – шестидесяти пяти. Меня поразило, с какой легкостью она разрезала ребра трупа обычным столовым ножом[7]7
  Обычный столовый нож для масла санитары затачивают под режущий, стачивая закругленный кончик до треугольного острия.


[Закрыть] для масла. Сначала она произвела косой разрез на коже от уха до низа живота. Затем отсепарировала кожу от мышц и откинула образовавшийся лоскут в сторону. Одним махом воткнула нож между первым ребром и ключицей, затем резким движением дернула нож двумя руками в сторону живота, тем самым отделив ребра от грудины с одной стороны, и следом она повторила то же с другой стороны. Получилась своеобразная крышка, которую она подняла так резко, что я услышал характерный хруст и мне стало плохо. Затем, засунув нож со стороны шеи, точными движениями она отсекла корень языка, после чего сделала еще пару надрезов в области шеи. Отложив инструмент в сторону, она крепко обхватила рукой язык, трахею и пищевод и резко дернула все вниз так, что все внутренности трупа вслед за языком единой массой вывалились на стол.

Санитарка положила комплекс органов в ноги трупа. Взяв металлическую поварешку, она принялась черпать кровь из брюшной и грудной полостей, которые теперь стали одной общей. Мне уже было не до техники перевязки общей сонной артерии.

Я СТОЯЛ И СМОТРЕЛ, ВОСХИЩАЯСЬ СПОКОЙСТВИЕМ, С КОТОРЫМ САНИТАРКА РАЗДЕЛЫВАЛА ТРУП.

Мне представилась в голове ситуация, в которой на эту внешне слабую пожилую женщину в темном переулке нападают грабители, не догадывающиеся, как она орудует столовым ножом. Понаблюдав за вскрытием еще немного, я все же вернулся к своему кадавру и провел запланированную операцию от начала и до конца.

Через неделю я удалил гемангиому той самой пациентке без особых трудностей, не прибегая к перевязке общей сонной артерии. Однако тренироваться на трупах я ходил еще не раз. И только спустя время я понял, что навык перевязки общей сонной артерии вряд ли мне когда-либо понадобится. Все дело в том, что общая сонная артерия является главным сосудом, питающим не только ткани лица, но и головной мозг. Нам с Дмитрием тогда не пришло в голову, что, если его перевязать, мы не только остановим кровотечение в челюстно-лицевой области, но и, вероятнее всего, сделаем человека инвалидом, поскольку питание головного мозга тоже резко нарушится. Поэтому при сильном кровотечении в челюстно-лицевой хирургии прибегают к перевязке не общей сонной артерии, а ее ветви, питающей зону лица, – наружной сонной артерии. Но я рад нашему незнанию, поскольку благодаря походам в патологоанатомическое отделение получил хороший хирургический опыт.

По большей части мои дежурства проходили спокойно, и, заступая на очередные сутки, я планировал отдохнуть от семьи и побыть наедине с собой. Одиночества не хватало катастрофически. Только с ним я мог принадлежать сам себе, своим мыслям. Но не успел я переодеться в хирургический костюм, как зазвонил стационарный телефон. Медицинская сестра, дежурившая в тот день в приемном отделении, сообщила, что за помощью обратилась девушка тридцати шести лет, с ее слов, она упала дома и ударилась головой об пол. Я попросил медсестру взять анализы крови, мочи и направить пациентку на рентгенографию костей лицевого скелета, после чего положил трубку и продолжил переодеваться в рабочую одежду. Через полчаса ко мне в ординаторскую тихонько постучались. Это была санитарка приемного отделения, которая принесла рентгеновские снимки и привела пациентку, ожидавшую меня теперь на скамье возле перевязочного кабинета. Я поблагодарил ее за помощь и отпустил. Всегда стараюсь относиться к младшему медицинскому персоналу уважительно, поскольку сам начинал свою карьеру с должности санитара и хорошо помню, как меня и остальных санитаров частенько унижали. Обидно осознавать, что через каких-то три года учебы станешь врачом, но сейчас вынужден терпеть скотское отношение к себе со стороны среднего и старшего медицинского персонала, которые позже станут твоими коллегами и подчиненными. Я прошел через множество насмешек, оскорблений, унижений и несправедливости на пути от санитара и медицинского брата до врача. Все это заставило дать самому себе слово никогда не принижать значимость младшего персонала.

На скамье возле перевязочного кабинета сидела молодая опрятная девушка, одетая в спортивный костюм желтого цвета. Вещи и волосы на голове были чистые, поэтому я предположил, что в этот раз имею дело не с обычной асоциальной пациенткой, получившей травму при распитии спиртных напитков в «культурной» компании. Как правило, переломы нижней челюсти были именно у таких моих пациенток. Многие коллеги, работающие с экстренными поступившими, нередко пытаются дедуктивным методом определить механизм травмы и поставить предварительный диагноз еще до осмотра, основываясь лишь на том, в какое время и день недели обратился пациент и что он при поступлении сказал медсестре приемного отделения. Разумеется, это делается исключительно в спортивных интересах и никак не влияет на отношение к самому пациенту и его лечение.

ТАК, ДОПУСТИМ, НИ ОДИН ОПЫТНЫЙ ЧЕЛЮСТНО-ЛИЦЕВОЙ ХИРУРГ СОЗНАТЕЛЬНО НЕ ВОЗЬМЕТ ДЕЖУРСТВО ВТОРОГО АВГУСТА, ПОСКОЛЬКУ ВСЕ ЗНАЮТ, ЧТО В ДЕНЬ ВДВ БУДЕТ МНОГО ОБРАЩЕНИЙ С ТРАВМАМИ ЧЕЛЮСТНО-ЛИЦЕВОЙ ОБЛАСТИ.

А я, к примеру, часто брал дежурства тридцать первого декабря, потому что это, как правило, самый спокойный дежурный день. Никто не хочет пропустить праздник, даже если челюсть сломана. Обычно с травмами, полученными в Новый год, приходили в больницу только к первому или второму января, протрезвев.

Поздоровавшись с пациенткой, я пригласил ее пройти вместе со мной в перевязочный кабинет. Медицинская сестра, ожидавшая нас внутри, усадила девушку в стоматологическое кресло и после моего разрешения ушла. Я принялся собирать анамнез: стал подробно расспрашивать о травме и о состоянии здоровья в целом. Девушка очень волновалась, особенно когда речь заходила о том, каким образом она травмировалась. Поначалу она рассказывала, что по неосторожности упала и ударилась лицом об пол. Но складывалось впечатление, что она и сама-то мало верит в эту версию. К тому же по внешнему виду повреждений сразу было понятно, что они были получены не в результате падения, если, конечно, пациентка не падала и вставала всю ночь. В области правого глаза находилась огромная гематома, которую девушка пыталась прикрыть прядью волос. Склера глаза[8]8
  Склера – белочная оболочка, наружная плотная соединительнотканная оболочка глаза.


[Закрыть] имела красный цвет из-за кровоизлияния, которое появляется в результате разрыва капилляров. Я принялся пальпировать[9]9
  Пальпация – метод физического обследования пациента, проводимый путем ощупывания мягких тканей.


[Закрыть] мягкие ткани лица, сравнивая здоровую сторону с поврежденной, и нащупал небольшую костную ступеньку в области нижнего края правой глазницы. Это свидетельствовало не просто о переломе, а о наличии смещения отломков костей скулоглазничного комплекса. Рентгеновские снимки подтвердили, что у пациентки действительно имеется перелом правой скуловой кости со смещением. В зависимости от того, насколько оно сильное, есть два варианта лечения: поставить скуловую кость на место при помощи специального крючка Лимберга под местной анестезией или выполнить операцию – остеосинтез[10]10
  Остеосинтез – хирургическая репозиция костных отломков при помощи различных фиксирующих конструкций, обеспечивающих длительное устранение их подвижности.


[Закрыть]. Операция проводится под наркозом и требует нахождения в стационаре от одной до двух недель в среднем. Если такую травму не лечить вообще, то со временем, когда отек исчезнет, будет видна выраженная асимметрия лица, возникшая в результате западения скуловой кости на поврежденной стороне. Может даже появиться двоение в глазах. Помимо этого, существует вероятность, что пациент всю оставшуюся жизнь не сможет широко открыть рот. Все зависит от характера смещения костных отломков.

Осматривая лицо пациентки, я обратил внимание, что она постоянно одергивала концы рукавов вниз, в сторону кистей, словно пытаясь что-то скрыть. Мне стало интересно подтвердить свою теорию, и я попросил девушку раздеться по пояс. Когда она сняла желтую кофту, передо мной предстала ужасная картина. На руках и груди не было живого места. Кожа рук переливалась сине-фиолетовыми оттенками ссадин. В области левой груди, над ребрами, на коже имелась большая гематома. Как впоследствии оказалось, от удара ногой.

Я уточнил у пациентки еще раз, уверена ли она в том, что все эти травмы получены в результате падения, ведь очевидно, что она говорит неправду. Неожиданно для меня девушка расплакалась. Я забыл уточнить одну важную деталь. Этот дежурный день был особенным – седьмое марта, канун Международного женского дня, когда мы, мужчины, должны носить женщин на руках и осыпать цветами. Но судьба моей пациентки сложилась иначе.

Оказалось, что таким образом муж часто поздравляет ее с различными праздниками, которые дают ему повод выпить.

НА ВОПРОС, ПОЧЕМУ ОНА НЕ ПРЕКРАТИТ ЭТО, ПАЦИЕНТКА С ОБИДОЙ В ГОЛОСЕ ОТВЕТИЛА: «ОН ОТЕЦ МОИХ ДЕТЕЙ!»

Она призналась, что муж избивает ее регулярно, даже дети ему перестали быть преградой, да и сама она к этому уже привыкла. В этот раз она попыталась прикрыться шестимесячным ребенком, но мужа это не остановило. После первого точного удара кулаком в область правого глаза девушка упала, а ребенок выпал из рук. Несмотря на плач малыша, находящегося буквально в шаге, мужчина продолжал наносить удары в область тела своей жены, но попадал по рукам, которыми она, как могла, закрывалась. В конце концов он поставил жирную точку в предпраздничном поздравлении, занеся над ней свою ногу и резким движением опустив, произведя сильнейший удар в область грудной клетки, после чего девушка начала задыхаться.

Я объяснил пациентке план действий, рассказал о том, что подозреваю перелом нескольких ребер, что ей необходимо выполнить репозицию[11]11
  Репозиция – медицинская процедура, целью которой является сопоставление фрагментов кости после перелома для обеспечения лучшего сращения кости.


[Закрыть] скуловой кости. Остеосинтез проводить я не умел, да и по снимкам смещение было не сильным, не требующим вмешательства под наркозом. Поэтому в разговоре речь шла о вправлении отломков крючком под местной анестезией. Первым делом я предложил ей госпитализироваться и сделать рентгенографию органов грудной клетки для подтверждения или исключения перелома ребер. От предложенной госпитализации и лечения перелома скуловой кости девушка отказалась, как и от дальнейшего обследования. Отказалась от медицинской помощи, несмотря на уговоры, которые от меня редко услышишь. Она объяснила это тем, что вся семья материально зависит от нее. Муж часто пьет, и, соответственно, работать ему некогда, поэтому ей приходится совмещать две работы, чтобы хоть как-то прокормить семью. Перед уходом из отделения она еще раз попросила меня, чтобы в истории болезни я не указывал правду, а написал, что травма получена при падении.

– Доктор, поймите, я не хочу, чтобы у мужа были проблемы. Он хороший человек, просто пьет много.

Я пожелал здоровья пациентке, отдал выписку, в которой были рекомендации, и попрощался.