Текст книги "Любовь и деньги"

– А что ты от этого будешь иметь? – спросила Лана.

– Половину.

Итак, фирма «Премьера» из Новой Англии сделала первый шаг навстречу большому бизнесу и международным корпорациям. Мечта Ланы сделать фирму лидирующей в своей области, похоже, начинала сбываться. Лана и Слэш, вчерашние противники, официально стали партнерами.

У них было много общего. Слэш не боялся пренебрегать условностями и устоявшимися традициями, Лана – тоже. Он ничего не боялся и готов был идти на риск, не боялась рисковать и Лана. Он переживал сейчас решающий, поворотный момент в своей жизни, через это же прошла совсем недавно Лана. Его, как и ее, влекли новые горизонты. Он только что потерял жену, а она – человека, которого любила.

Слэш сразу понял, что Лана – это не богатая наследница папиных миллионов, а деловая женщина с собственной чековой книжкой и миллионом. Она не консервативна и не имеет мужского покровительства, независима и чувствует себя в обществе мужчин на равных. Как и у них, у нее разумный взгляд на романтические связи. Это и личные ее качества, такие, как изменчивость, непредсказуемость, вспыльчивость, в сочетании с какой-то невысказанной тайной, и, разумеется, ее деньги, пробудили в нем немалый к ней интерес.

Кроме всего, Слэш и Лана оказались в обстановке той культуры, когда любые ограничения, накладываемые на них дома, внезапно исчезли. Они начали опасную игру, и каждый настороженно ждал, кто отважится на первый шаг.

II. СМЯТЕНИЕ

В мае 1977 года, когда едва исполнился месяц, как Слэш покинул фирму «Ланком и Дален», ее правление единодушно проголосовало за избрание Трипа своим новым председателем. Произошла торжественная церемония назначения истинного наследника. Традиция была восстановлена, и Слэш Стайнер, как комета, прочертившая горизонт, был забыт и отнесен к сонму безвестных.

– Да, он работал какое-то время в нашей фирме, – небрежно будет отвечать Трип, когда его об этом спросят. – Ничем особым он не отличился, в сущности, он даже не был партнером.

Примерно в это же время Диди получила от адвоката из Сиэтла письмо, в котором сообщалось, что ее муж оставил Соединенные Штаты и в недалеком времени даст о себе знать. В письме не сообщалось, где он находится и когда она сможет о нем услышать. В связи с предстоящим судебным разбирательством, говорилось в письме, лучше будет, если она не узнает, где он находится.

У Диди всегда было вдосталь и любви, и денег, и она не представляла, что может лишиться и того, и другого, что когда-нибудь останется совсем одна и без гроша. Не ожидала она, что Слэш сможет оставить ее и что какая-то женщина, по имени Лана Бэнтри, о которой она никогда не слышала, разрушит всю ее жизнь. И тем не менее весной 1977 года, после краха всех операций Слэша на бирже со скупками акций «Премьеры», Диди постигла катастрофа – финансовая и личная.

Исчезло богатство, исчез Слэш. В жизни Диди образовалась пустота, а за нею неотвратимо пришел страх, постепенно наполнявший собою все существо Диди.

Она, до сих пор никогда собственноручно не выписывавшая платежного чека, никогда не работавшая, не стоявшая в очереди в кассу в супермаркетах, теперь просыпалась каждое утро с этим ужасным чувством страха и пустоты. Она не отвечала на телефонные звонки и боялась выходить из дома. Ходили слухи, что у нее нервное потрясение, а кое-кто даже утверждал, что она помещена в санаторий для нервнобольных.

– Я не поднимаю трубку, потому что это обязательно кто-нибудь, кто требует свои деньги, а я не знаю, что ему ответить, – пожаловалась она матери. – Я не выхожу из дома, потому что мне стыдно. Я не вдова и не жена. Я не разъехалась с мужем и не разошлась с ним. Я просто никто и ничто в этом мире.

– Нет, это неправда. Ты – прежняя Диди Дален, – убеждала ее Джойс, напоминая ей о прошлом и говоря о том, что обязательно еще будет.

Диди вынуждена была теперь принимать помощь родителей и деда, но ее все равно не хватало на уплату огромных долгов, дорогостоящих судебных процессов и улаживание всего, что натворил Слэш. Несмотря на свое яростное негодование на него, она все же принимала те редкие денежные переводы, которые он направлял ей через адвоката в Сиэтле. Разумеется, эти деньги ни в коей мере не могли возместить тот ущерб, который он нанес ее финансовому положению.

Диди решила продать квартиру на Парк-авеню и особняк в Саутхэмптоне. Она уволила всю прислугу, возвратила кредитную карточку и закрыла все счета в банке. Она теперь покупала многое на распродажах по сниженным ценам, продала все свои меха и дорогие платья в комиссионные лавки за четверть их стоимости и ждала, что кто-нибудь все же протянет ей руку помощи.

– Тебе нужен ореол мученицы, не так ли? – упрекнула ее Нина летом 1977-го, когда Манхэттен из-за перебоев в подаче электричества стал зоной бедствия: закрывались магазины, конторы, отключались многие линии метрополитена. В городе начался разгул грабежей и поджогов. Это было лето жестоких убийств, и женщины боялись одни выходить на улицу, лето утраты надежд для многих, не только для одной Диди.

Нина сказала Диди, что ее добровольный уход в бедность – сущая глупость.

– Нет ничего удивительного, что ты до сих пор никого себе не нашла.

Слова Нины были беспощадны и больно ранили Диди, тем более что в них была правда. Она действительно чувствовала себя мученицей, человеком, которого избрала судьба для жестокого и несправедливого наказания. Ведь она ни в чем не провинилась и не заслужила этого. Во всем виноват Слэш. Зная, что ее поведение производит неприятное и тягостное впечатление, она тем не менее не могла ничего изменить.

Помимо всего, ее потрясло осознание того, какая глубокая пропасть отделяет прежнюю ее, свободную, богатую и красивую, от той, кем она стала теперь – покинутая жена честолюбца и авантюриста, умеющего, подобно царю Мидасу, превращать все в деньги, но исчезнувшего в самый пик громкого финансового скандала. Мужчины, которые ухаживали за ней и готовы были любить и заботиться о ней, давно женаты, заняты своими делами и развлечениями и предпочитают иметь лишь легкие, ни к чему не обязывающие любовные связи.

Трип, после того как его избрали председателем правления компании, женился во второй раз, и хотя Диди временами предавалась фантазиям, как она отнимет его у его новой жены, разумеется, менее всего думал о Диди. Он прямо сказал ей в лицо все, что думал о ее поступке, когда она, чтобы помочь Слэшу, забрала свой пакет акций фирмы «Ланком и Дален» при первой же для него неблагоприятной ситуации на биржевом рынке. Он считал, что она понесла теперь вполне заслуженное наказание.

– Я предупреждал тебя, – сказал он, даже не пытаясь скрыть свое торжество, что оказался прав. – Я давно предупреждал тебя относительно Слэша Стайнера.

Диди трагически переживала каждый новый роман, когда он кончался неудачей и вдребезги разбивались все ее надежды.

– Ты недостаточно молода, – прямо заявил ей в лицо один из ее очередных кавалеров. – Я предпочитаю двадцатипятилетних.

– Если бы у тебя не было дочери, – говорил другой, сетуя на непослушание и дерзость Клэр и вечные проблемы с ней в школе. – Как только я ее увидел, понял – девчонка не сахар.

Все встречи Диди кончались неудачами, всегда ее избранники находили потом кого-то помоложе и побогаче, женщин с карьерой или именем, свободных и более интересных во всех отношениях, чем Диди. К семидесятым годам женщины обрели большую свободу, и это была добрая примета. Хуже было то, что требования, предъявляемые мужчинами к женщинам, возросли теперь до космических высот.

Женщина должна была преуспевать в карьере и в то же время оставаться сексуально притягательной, хорошо справляться со своими обязанностями на работе и дома, быть домашней хозяйкой и секс-бомбой одновременно, матерью своим детям и любовницей своему мужу, ходить на митинги и выносить мусорные ведра. Примерные жены, хранительницы очага, выходили из моды с такой же скоростью, как устаревшие марки автомобилей. Все бегут в поисках своей удачи, никому нет дела до богатых наследниц, потерявших свои миллионы.

Барбара Хаттон, бывшая семь раз замужем, наследница вулвортовских миллионов, умерла одинокой и больной. Судьба ее сказочных драгоценностей до сих пор остается тайной. Бренда Фрейзер, красавица, шокировавшая высший свет своими рискованными декольте, тоже уже умерла. Дорис Дюк уединилась и целиком ушла с личную жизнь. Глория Вандербилт, несмотря на тяжелое детство, стала художницей, деловой женщиной, наследницей несметных миллионов. Эпоха, когда рассказы о них не сходили со страниц газет, ушла в прошлое, как «Сторк-клуб» и выезды в свет, автомобили с откидным верхом, шляпки от Лили Даше и массивные золотые палочки для помешивания напитков. Когда Диди исполнилось тридцать четыре и прошел почти год, как ее покинул Слэш, она почувствовала себя реликтом.

У нее не было денег и было очень мало друзей. Она почти нигде не бывала и никого не принимала у себя. С Клэр явно творилось что-то неладное, и если ничего не переменится в ближайшее время, Диди тоже за себя не ручалась. Ее никто не научил тому, как самой заботиться о себе и уметь защищать себя. Потеряв деньги, молодость и привлекательность, она поняла, что ее круг людей утратил к ней интерес. Жизнь не удалась, и Диди поняла это.

Медленно и тоскливо текли безрадостные дни. Она то находилась в состоянии тупого безразличия, то плакала и бурно сожалела о прошлом. Она не знала, что ей делать, и ей хотелось, чтобы Слэш вспомнил о ней и пожалел ее. Но видеть его она не хотела. Она получала от него письма, полные любви, и писала ему такие же в ответ, но ни одного не отправила. Хотела было начать развод, чтобы стать наконец свободной, но ни разу не переговорила об этом с адвокатами. Зачем ей свобода, с горечью думала она. Собиралась она получить наконец свой диплом брокера и найти работу, но ни разу не взяла в руки газету, чтобы просмотреть объявления и поинтересоваться, нужны ли кому ее услуги. Она хотела зарабатывать себе на жизнь, но не знала, как это сделать.

Временами, заходя в ванную, она машинально пересчитывала заветные пилюли в коробочке. Хватит ли их и сможет ли она набраться храбрости, чтобы сделать это? Если станет еще хуже, то…

Прошла зима 1978-го, а Диди до сих пор не смогла найти покупателя на квартиру и дом. Они были слишком велики и шикарны, чтобы их содержать, и вскоре, летом 1978-го, она получила уведомление, что ее задолженность городским властям за квартиру будет взыскана по суду, если она в кратчайший срок ее не погасит. Осенью она чуть не потеряла таким же образом дом в Саутхэмптоне. Так в нужде и долгах она кое-как с помощью родных дотянула до осени 1979 года. В День благодарения, однако, ее ждал тяжелый удар, когда Прюденс Марс, директор школы, где училась Клэр, сообщила ей, что девочка ведет себя недопустимо, плохо влияет на класс и, возможно, будет отчислена.

Диди не поверила своим ушам, когда директриса сказала, что Клэр уличена в воровстве – она украла у соклассницы сумку с тетрадями и учебниками и уничтожила ее домашние задания, другой девочке она умышленно пролила молоко на новое пальто. Диди молча выслушала все это – и то, что Клэр грубит учителям, уходит с уроков и вообще ей грозят плохие отметки за весь семестр, первые за все время ее учебы в школе.

– Поведение Клэр плохо влияет на учениц класса. Если вы немедленно не наймете ей репетитора и не покажете ее психологу-консультанту, мы вынуждены будем отчислить ее.

Все это Прюденс Марс выложила ей во время родительского собрания перед окончанием семестра.

Диди послушно кивала головой и только думала, где она сможет найти деньги на все это. Деньги, деньги. Эта мысль преследовала ее теперь повсюду. Деньги, чтобы заплатить за содержание квартиры в Манхэттене и дома в Саутхэмптоне, деньги, чтобы платить налоги за недвижимость, расплачиваться с долгами, которые оставил после себя Слэш. Их не хватало ей, несмотря на то что ей помогал дед, Лютер Дален, тайно посылал ей их отец и изредка через адвоката она получала чеки от Слэша. И вот теперь Прюденс Марс настаивает на том, что Клэр нуждается в квалифицированной помощи, которая, разумеется, стоит недешево.

Диди на минуту представила себе, что скажет ее дед Лютер, если она попросит его оплатить психолога, в котором нуждалась Клэр. Пожалуй, реакция ее отца, если он выйдет из своего состояния полной депрессии, будет такой же. Если бы только ей удалось связаться со Слэшем. Он бы помог, она была в этом уверена. Но где он?

В январе 1979 года, сама не зная, правильно ли она поступает или же совершает непоправимую ошибку, Диди, проглотив все обиды и забыв о собственной гордости, отправилась в деловую часть города в облицованный светлым гранитом дом на углу Уолл-стрита и Брод-стрита. Поднимаясь по красивой, устланной коврами лестнице и подходя к дверям большого кабинета, она окончательно успокоила себя в том, что иного выхода у нее нет.

– Я пришла не ради себя, – объяснила она, нервно теребя ручку сумочки и зачем-то завязывая ее в узлы.

Она сидела перед большим полированным столом в изящном кресле для посетителей и чувствовала себя в нем соответственно – просительницей.

– Речь идет о Клэр. Она стала плохо учиться и ее хотят исключить из школы. Ей нужна помощь, но я не в состоянии обеспечить ей ее.

– Ты ведь знала, выходя замуж за Слэша, что он авантюрист, – промолвил с деланным сочувствием Трип, словно напоминая ей о ее измене. Ей казалось, что его слова доходят до нее откуда-то издалека, а золотое обручальное кольцо на его руке поблескивало, словно посмеиваясь над ней.

В январе прошлого года во время деловой поездки в Париж, в своем номере в отеле «Ритц» мирно отбыл в мир иной отец Трипа, Ланком Младший. Трип теперь был не только председателем правления, но и президентом фирмы «Ланком и Дален». Он унаследовал этот пост законно, поскольку Лютер Дален, которому было под восемьдесят, возглавлял ее лишь номинально, а Рассел подал в отставку. Место, освободившееся после смерти Ланкома, как полагал Слэш, предстоит занять кому-нибудь из них двоих. Теперь его занял Трип.

– Пожалуйста, Трип, помоги, я в отчаянии, – слышала она собственный молящий голос.

Трип улыбнулся и пожал плечами. Выглядел он дорого и импозантно – костюм от лучшего портного, светлые волосы приглажены волосок к волоску, отлично выглаженная сорочка и очень дорогой неброский шелковый галстук. Вид у него был такой, что и в голову не могла прийти мысль, что он мог недомогать, испытывать усталость или огорчаться чему-либо в этой жизни.

– Я не хочу обижать тебя благотворительностью, Диди, и поэтому сделаю тебе деловое предложение, – наконец сказал он, помучив ее своим молчанием, а теперь как бы оказывая милость. – Я дам тебе аванс, очень щедрый аванс, в счет той доли акций фирмы «Ланком и Дален», которые достанутся тебе после смерти отца. Могу дать тебе наличными сразу же, если захочешь. Отсюда через час ты выйдешь уже с чеком в руках и на большую сумму. Отныне у вас с Клэр не будет никаких финансовых проблем.

– А ты станешь полным владельцем фирмы «Ланком и Дален»? – спросила Диди. Она вдруг вспомнила слова Слэша, что Трип спит и видит, как завладеть фирмой.

Трип утвердительно кивнул.

– Это отличная сделка для тебя, Диди. В делах фирмы ты все равно не разбираешься, – не преминул уколоть он.

– Но это все мое наследство! Все, что у меня осталось, – воскликнула Диди. Рассел еще не умер, с горечью подумала она, а он уже подбирается к доле Даленов в той фирме, которую помогал создавать ее дед.

– Твое право выбирать, Диди. Ты можешь уйти отсюда обеспеченной на всю жизнь или, как пришла, с пустыми руками. – Голос у него был ледяной. Теперь он был победителем и не намеревался быть снисходительным и милостивым к побежденному.

Диди смотрела на него некоторое время, отказываясь верить тому, что слышит, и, наконец, медленно покачала головой. Акции Даленов для нее были не только деньгами, они представляли собой имя и честь семьи, ее историю. И принадлежали они вовсе не ей, а Клэр. Придет день, и она их унаследует.

– Нет, Трип, я не продам тебе акции. Если ты отказываешься помочь мне, я обращусь к Слэшу, найду его, если нужно, – сказала она, поднявшись, чтобы уйти. Даже если для этого придется съездить за адресом в, Сиэтл к его адвокату, решила она, или нанять детектива. Она все перевернет, но найдет его.

– Это бесспорно, – иронично заметил Трип. Диди встревоженно посмотрела на него.

– Что ты хочешь этим сказать? – Она более не намерена была терпеть этот тон. – Конечно же, он мне поможет.

– Только не теперь, когда он влюблен в другую женщину, – Трип, крепко взяв ее за локоть, повел ее к двери, словно она была инвалид и сама не дошла бы до нее.

– Какая женщина? – резко остановившись, спросила Диди и посмотрела ему в лицо.

– Лана Бэнтри, – ответил Трип и, словно нож всадил, назвал имя, которое услышал от Адриана Адамса. Увидев лицо Диди, он удовлетворенно улыбнулся. – Они партнеры. И не только по работе, – добавил он и, как бы с наслаждением, повернул нож в ране.

Диди, спускаясь по мраморным ступеням и почти ничего не видя от слез, застилавших глаза, вспомнила о спасительных пилюлях. Они ждут ее. Вот уже два года, как уехал Слэш. Конечно, он нашел себе кого-то и теперь уже не вернется. Все, что у нее осталось – это она сама, а этого ей недостаточно. Она знает это с детства. Значит, время пришло. У нее есть выход, который все решит. Ей хватит смелости. Трип помог ей в этом.

Остановив такси и назвав шоферу свой адрес, она вдруг почувствовала облегчение. Невыносимая тяжесть исчезла. Она тотчас же вернется домой и возьмет коробочку с пилюлями. Больше она не будет в тягость своей семье и не будет плохой матерью дочери, какой была все время.

Она откинулась на сиденье и с облегчением вздохнула. Решение принято. Ее родители позаботятся о Клэр, а она наконец обретет покой.

III. НОВЫЕ ГОРИЗОНТЫ

В самые трудные дни ее единоборства со Стэном Лана не раз давала себе клятву не связываться с женатыми мужчинами. Любовь к женатому сделала несчастной ее мать. Полюбив Стэна, Лана тоже была несчастной. Женатых мужчин надо бояться, как чумы. Они несут одно горе.

И хотя Слэша Стайнера и его жену разделяло расстояние не меньшее, чем половина земного шара, он, как полагала Лана, ничуть не лучше остальных женатых мужчин. Скорее, для нее он даже опасней. Если Стэн был мужчиной средних лет и жадно искал в любви второй молодости, то Слэш был молод и женат не просто па незнакомой Лане женщине, а на ее сводной сестре.

Сколько раз Лана собиралась рассказать ему, что она и Диди – сестры, но каждый раз страх удерживал ее. То она боялась, что он не поверит, то пугалась того, что будет, если он поверит. Он может сказать ей, что это не имеет для него никакого значения, но может случиться и обратное. Что тогда?

В минуты их близости ее тайна делала эту близость какой-то особенной, ибо в ней были и ее стыд, и вина, и торжество. Торжество над сестрой, которую она ненавидела и которой завидовала с шестнадцати лет, когда впервые узнала о ее существовании, и стыд за то, что она утаила от Слэша свою жгучую, пугающую и опасную тайну. Каждый раз, лежа в его объятьях, она говорила себе, что это в последний раз.

Тайна, лежавшая между ними, о которой ничего не ведал Слэш, придавала их отношениям какую-то одержимость, ненасытность и неистовость.

– Ты всегда такая? – как-то задал он ей тот же вопрос, который задал ей когда-то Стэн. Диди была нежна и необыкновенно отзывчива на ласки Слэша, в них они сливались воедино. Лана была иной. Неистовая и неудержимая, она увлекала его за собой.

– Нет, не всегда, – ответила она просто, как в свое время ответила Стэну. – Только с тобой. – И она снова была искренней.

У нее действительно не было еще такого любовника, как Слэш. И кроме того, она никогда так не рисковала, вступив в тайное соперничество с той, которую Слэш любил.

Слэш в первые недели их встреч задумывался над загадкой: что делает их отношения столь наэлектризованными и заставляет его, превыше всего ценившего свое умение властвовать над собой, полностью терять контроль? Ранее это не удавалось ни одной женщине. Теперь же соблазнитель сам оказался соблазненным.

– Дела у тебя идут отлично, – говорил Слэш Лане, – но я могу помочь тебе добиться еще больших успехов. Ты уже богата, но можешь с моей помощью стать еще богаче.

Первое, что он сделал – он посоветовал Лане заключить контракт с одной сингапурской компанией на производство в Сингапуре фенов, электросушилок и специальных ламп. Здесь это обходилось ей вдвое дешевле, чем в США. Второе – он счел необходимым, когда их отношения перестали быть всего лишь деловыми, предупредить ее, что никогда на ней не женится.

– Я хочу быть честным с тобой. Ты должна знать правду, – сказал он ей в первый же вечер, когда они обедали вдвоем. – Я безумно влюблен в собственную жену.

– Но ты говорил, что она хочет развестись, – напомнила ему Лана. Он действительно сказал ей, что Диди уже обратилась к адвокату.

– Она передумает, – уверенно заявил Слэш, ибо искренне верил, что их разлука временна, так же как и гнев Диди на него.

– Не будь таким самоуверенным, – заметила Лана, удивляясь, что такой трезвый человек, как Слэш, может принимать желаемое за действительное. – А тебе не приходило в голову, что ты сам можешь измениться?

– И ты та женщина, которая мне в этом поможет? – воскликнул он, глядя на нее с насмешливой и дерзкой улыбкой.

– Вполне возможно, – ответила Лана, приняв вызов, и обняла его.

Слэш говорил одно, а делал другое. Он продолжал убеждать Лану, что не собирается связывать свои отношения с ней или с кем-то другим, беря на себя серьезные обязательства, а сам все свободное время стремился проводить в ее обществе. Он говорил, что их отношения носят строго деловой характер, но как только он помог ей создать филиал фабрики в Сингапуре, он делал все, чтобы она как можно дольше находилась здесь.

– Надо подписать контракты с рабочими, – звонил он ей в Провиденс. – Приезжай на несколько дней раньше подписания, чтобы мы хорошенько посидели над контрактами и все обдумали.

Когда контракты были подписаны и Лана возвратилась в Провиденс, возникли проблемы контроля над качеством товара, его дизайном, цветом и прочее, переговоры с поставщиками комплектующих деталей, вопросы транспортировки, встречи с местным управляющим, налоговыми экспертами и городскими властями. И все это, по его мнению, требовало непременного присутствия Ланы в Сингапуре.

К весне 1978 года Лана и Слэш были неразлучной парой, и так их стало воспринимать местное светское общество. Слэш представил Лану всем своим коллегам и знакомым – от китайских магнатов до элегантных английских бизнесменов, за безукоризненными светскими манерами которых скрывались цепкий ум и деловая хватка, от вежливых японцев до великолепно образованных индийских адвокатов и красивых малайских дипломатов, как честных, так и бесчестных.

– Англичане куда умнее, чем хотят казаться, – предупреждал он Лану, проявляя как всегда незаурядную проницательность. – А вот японцы, наоборот, глупее.

Их всегда приглашали вместе – в баснословно дорогие рестораны с восхитительным видом на Сингапурский пролив, в роскошные дворцы богатых китайских коммерсантов с сонмом бесшумно снующих слуг и в богатые дома европейцев, на танцы и вечеринки в клубе или пикники в конце недели в небольшие уютные виллы на побережье Китайского моря или между Куатаном и Мерсингом на восточном побережье Малайзии.

– Восточный берег Малайзии – это Ривьера Востока, – расхваливал восхищенный Слэш. – Это наш Саутхэмптон, сдобренный индийским карри, Карибское побережье под соевым соусом, греческие острова с кокосовыми орехами.

«И отдых женатого человека без жены», – с горечью мысленно добавляла Лана, выслушивая, как Слэш скучает по Диди и ждет того счастливого часа, когда снова будет с ней. Лане порядком все это надоело. Она не раз высказывала ему это и однажды даже пригрозила, что поставит ему ультиматум.

– В один прекрасный день, – сказала она, – тебе придется сделать выбор: или я, или она.

Но они оба не понимали, что тоска Слэша по Диди была тоже неотъемлемой частью их отношений, ибо обида и протесты Ланы, какие бы они ни были искренние и страстные, были всего лишь той завесой, за которой Лана прятала свои сомнения, неуверенность и двойственное чувство вины и победы над сестрой, место которой в постели Слэша занимает теперь она. Одновременно она испытывала и стыд и гордость.

Личная жизнь Ланы была всегда полна страданий и неудач. Она развелась, была многие годы тайной подружкой женатого человека. За эти десять лет она не раз была изменчивой возлюбленной, всегда смотрящей на дверь. Она искала связей и боялась их, хотела любви, но не забыла, как уже обожглась однажды, искала счастья, но не верила, что оно возможно. Поняв себя, она убедилась, что не способна отличить страсть от любви и путает романтику с реальностью.

Если Слэш говорил одно, а делал другое, то Лана часто думала одно, а говорила совсем другое. Угрожая Слэшу ультиматумом, она просто хотела упрекнуть его, что он предпочитает деловой роман романтическому.

– Деловые связи более прочные, они остаются, – сказала как-то Лана, рассказывая Слэшу о браке с Томом и своих отношениях со Стэном. – Романтическая любовь исчезает.

Она поделилась с ним своим глубоким убеждением, что деловой женщине лучше иметь временные короткие связи, чем постоянного мужа.

– Муж – это роскошь, которую я себе не могу позволить, – и тут же добавила, что заботы по дому ей не под силу после рабочего дня.

Когда Слэш сказал, что у них нет будущего, она ответила, что будущее мало ее интересует. Когда он предупредил ее, что рассматривает их близость просто как любовную связь, она ответила, что только на это у нее и хватает времени. Слыша постоянные признания Слэша в любви к Диди, она, наконец, вынуждена была сказать ему, что такое она уже слышала. Он не должен забывать, что у нее был уже роман с женатым человеком. Ей известны все плюсы и минусы своего положения, достоинства и недостатки, опасности и удовольствия.

– Ничего, все обойдется, – успокаивала она его и себя тоже, в душе испытывая облегчение, что никто не требует от нее никаких обязательств.

– Я не хотел бы, чтобы кто-нибудь из нас страдал, – объяснял ей Слэш, который, несмотря на тоску по Диди, начинал все больше привязываться к Лане, в чем и сам боялся себе признаться.

Лана знала это и поэтому все сильнее страдала от раздвоенности, вечной борьбы гордости и стыда, когда гордость побуждала псе оставить, как есть, а стыд требовал все порвать. В этой непрекращающейся борьбе все более властным становилось влечение к этому человеку, ставшему чем-то очень важным в ее жизни. Это мешало Лане принять решение.

Вместо того чтобы отдалиться и уйти, добровольно и когда она того захочет, она все больше двигалась в обратном направлении, хотя и клялась себе, встречаясь со Слэшем, что это будет в последний раз.

Чем сильнее крепла их интимная близость, тем теснее становилось деловое партнерство. Иногда оно обретало совершенно конкретные практические формы, когда Слэш руководил работой фабрики, если Ланы не было в Сингапуре, и самостоятельно делал за нее инвестиции на по-прежнему процветающем рынке недвижимости.

Слэш помог Лане значительно расширить свои горизонты, стать еще смелее в своих планах. Провинциальная миллионерша, под его влиянием и с его помощью, выходила на более широкую арену деловой деятельности, находя контакты с международными фирмами.

– Если ты действительно намерена сделать «Премьеру» перспективной и крупной фирмой, ты должна покупать акции других фирм и стремиться сливать их со своей, – учил ее Слэш.

Так по его совету и при его поддержке она купила фирму шампуней и гелей в Калифорнии и фабрику аксессуаров для волос в Джорджии, производившую декоративные гребни и заколки-пряжки, клипсы и прочую мелкую бижутерию. Таким образом, она значительно расширила возможности «Премьеры».

– Менее чем за полтора года «Премьера» выросла вдвое, и все благодаря тебе, – говорила Лана Слэшу.

– Еще все впереди. Возможностей хоть отбавляй, – отвечал он и тут же называл ей какую-нибудь компанию аэрозольных спреев для волос. – Она словно создана для тебя.

Наведя справки, Лана соглашалась с ним.

Чем больше их связывали деловые интересы, тем необходимей становилось им иx постоянное общение. Возникающие на фабрике проблемы, кризис наличности, принятие неотложных решений по делам фабрики или биржевым операциям вынуждали Лану к постоянным поездкам в Сингапур, а здесь она прежде всего обращалась к Слэшу, потому что у него всегда находила ответ и помощь.

А после делового дня был обед с шампанским, цветы для Ланы и их встречи, бурные, тревожащие, незабываемые, словно они все начинали сначала.

Летом 1979-го их сложившиеся отношения внезапно натолкнулись на никем не отмененный пункт освященного традициями этикета. Когда происходили большие общие банкеты, он появлялся на них с Ланой, когда же происходили важные встречи в узком кругу, где бизнесмены обычно появлялись с женами, Слэш приходил один. Таких случаев было немало.

– Там были все с женами, – оправдывался Слэш. – Понимаешь, ты там как-то не к месту.

– Конечно, я к месту лишь в твоей постели, – возмущалась разъяренная Лана. – Почему я не могу сидеть с ними за одним столом? Будь мы женаты, я была бы к месту, не так ли?

– Это что, предложение? – спросил Слэш, сразу посерьезнев.

– Не знаю, – ответила Лана, сама испугавшись своих слов. Они так внезапно, в гневе, сорвались с языка. – А если и так? Что ты в таком случае ответишь?

Слэш помолчал с минуту.

– Не знаю, – ответил он. – А что, если я скажу «да»?

Теперь уже Лана промолчала. Слэш более не настаивал на продолжении разговора.

На следующее утро, проснувшись, Лана обнаружила, что забыла воспользоваться диафрагмой. Она не видела никакой связи между своей забывчивостью и разговором о браке. Просто забыла о предосторожности, и все.

Во-первых, рассуждала она, предосторожность, возможно, и не нужна. Ведь не" беременела она, будучи замужем, когда не предохранялась, и в других случаях тоже. Даже тогда, когда так отчаянно пыталась привязать к себе Стэна, когда он оттолкнул ее и наотрез отказался дать ей возможность владеть частью акций «Премьеры». Она тогда хотела ребенка, но этого не произошло. Было это восемь лет назад, ей было всего двадцать семь. А сейчас ей тридцать пять, время идет, биологические часы тоже не стоят на месте. Наверняка все обойдется и на этот раз. Через месяц, когда все действительно обошлось, она ничуть этому не удивилась. Так и должно было быть.