Текст книги "Армия глазами солдата"

«Убойная сила»

С минуты на минуту должна приехать делегация. Начальник штаба приказал дежурному по роте наблюдать, когда появится большая толпа людей в штатском, срочно доложить ему. А сам со мной остался, чтобы доделать документы для гостей.

Весь личный состав отправили в поле за пределы части, от греха подальше. А те роты, которые остались, должны сидеть в расположениях и не высовываться на улицу, даже из окна. Ничто не предвещало беды.

Вдруг из управления позвонил командир части:

– Товарищ майор, почему не встретили делегацию?

Начальник штаба растерялся, даже не знал, что и ответить.

– Сейчас буду, виноват, товарищ полковник.

Он бросил трубку Авенира* (позывной) (телефона) и рванул к дежурному. Поднялся в роту, с ноги хотел выбить дверь, но у него не получилось, ведь она была заперта. А двери были с небольшими окошками, которые в два слоя застеклены. Начальник со всего размаха выбил одно окошечко. Прибежал дневальный, открыл дверь и подал команду: «Смирно!».

– Какое «Смирно!», товарищ солдат! Где дежурный по роте? – злым голосом гаркнул на дневального начальник.

В этот момент, не добежав нескольких шагов до начальника штаба, дежурный по роте перешел на старательный строевой шаг, встал по стойке «смирно». Только начал докладывать, как начальник штаба разъяренно перебил его:

– Ты сука.., почему не доложил мне о том, что приехала делегация?

Не раздумывая, со всего маху, ударил солдата в челюсть и сломал ее.

– Поднимите его и уведите в сержантский класс, закройте на ключ, чтобы его никто не видел, – прошипел начальник, не глядя на упавшего без чувств солдата. Проведя такой разбор полетов, сам ушел к делегации.

Надо отдать ему должное, когда проводил гостей, он проведал сержанта и попросил прощения. А еще попросил не говорить, кто ударил. Пообещал за это дать ему десять суток отпуска, чтобы только простил.

Потом забрали сержанта в госпиталь, в котором он пролежал около месяца. Но об этом случае так никто и не узнал, дело не дошло до военной прокуратуры. А сержанта отправили в отпуск, как и обещали.

После этого происшествия все удивились, как я сижу рядом с начальником штаба. Ведь он самый строгий офицер в батальоне. Его боялись все, даже офицеры, не говоря уж о военнослужащих срочной службы: просто-напросто у него «тяжелая рука» и силы немерено, ведь он бывший спортсмен-тяжелоатлет. Так что можно представить, как не повезло тому сержанту.

С таким начальником у меня свободного времени не было вообще, даже письмо написать некогда. Но лучше я ночь не посплю, а письмо напишу и отправлю домой, чтобы родители не беспокоились обо мне.

Вот так приходилось сидеть каждый день с восьми утра до двадцати часов вечера, кроме воскресенья, когда у начальника выходной день. А, бывало, он приходил и в выходные, чтобы сделать какую-нибудь бумажку и заодно проверить, не играем и не смотрим ли мы фильмы на компьютере.

Однажды, когда начальник пришел на выходные в штаб, он меня спросил:

– Я для тебя кто?

Я говорю:

– Начальник штаба!

– Нет! Я для тебя старший брат, а комбат твой отец. Так что буду с тобой обращаться как твой старший брат, и не обижайся.

Взаимоотношения

Теперь все офицеры со мной обращались хорошо, бывало, приходили и просили, чтобы я дал конспекты, акты, рапорта и т. п. Но в основном ко мне обращались за помощью солдаты-писари, которые целыми днями не вылезали из канцелярии, занимались делопроизводством, составляя пространные расписания занятий на неделю (кстати, штатный писарь в части не предусматривался). Один раз в неделю я распечатал расписания на весь третий батальон и некоторые документы для офицеров. Если я не сделаю, то не поздоровится писарю, так как перед ним была поставлена задача, а он ее не выполнил. А мне ничего не будет. Если даже приходил офицер со мной разбираться, то у меня была хорошая «отмазка»: «Начальник штаба приказал мне выполнять поставленную им задачу и запретил отвлекаться на постороннюю работу, о которой просите вы».

Приходилось солдатам и некоторым офицерам упрашивать меня, чтобы я все-таки распечатал документ. Одаривали постоянно хорошими сигаретами, конфетами, чтобы только сделал. Но все угощения приходилось отдавать своим «любимым дедушкам» – ведь шла стодневка.

В коллективе взвода управления меня не очень одобряли, так как я постоянно находился в штабе, работал с документами и больше ничего не делал. В наряды не ходил, территорию не подметал, расположение не убирал и в «рабочку» не привлекался, за исключением нескольких моментов.

Из-за моей работы возникали еще большие неудобства: в кинотеатры не ходил, в ленкомнате не сидел, телевизор не смотрел, поспать и то некогда. Не было свободного времени, не отпускали в увольнение – я постоянно работал с документами, бывало, что не успевал на завтрак, обед или ужин. До такой степени был всегда занят.

Свободное время для меня – это воскресенье. Когда все шли в кинотеатр, я оставался при штабе, чтобы написать письмо или хотя бы часок поспать. Бывало, приходилось работать и по выходным, когда все отдыхали, спали от безделья или смотрели телевизор.

Старослужащие говорили, что у каждого была такая жизнь, и советовали потерпеть еще полтора месяца. Когда уволятся «дембеля», тогда можно будет вздохнуть свободно.

Напротив меня висела картина «Ночь – работе не помеха!». Когда кто-нибудь заходил в штаб, всегда смеялся и говорил:

– Стасик, это же про тебя! Только на картине должен быть нарисован ты, сидящий с документами ночью.

Работать после отбоя, конечно, запрещено, проверяющие ходили и смотрели, чтобы все спали. Ну а я закрывался в штабе, включал настольную лампу и готовил документы, доделывал то, что не успел днем. Ведь для начальника штаба важно, чтобы все было сделано, и его не волнует, как. Поэтому приходилось ночью сидеть и заканчивать работу. Случалось, что я по двое-трое суток не спал; думал, что ослепну за компьютером и «свихнусь» с этой документацией.

«Солдат спит, а служба идет»

До армии я не представлял, что такое – сильно хотеть спать. Теперь я готов был в любое время дня и ночи в любом месте опереться и моментально заснуть. Сон преследовал везде: в строю, на занятиях, в кинотеатре, за какой-либо работой…

Из-за постоянного недосыпа со мной приключались разные истории.

Однажды на построении на плацу я стоял в первой шеренге, и глаза у меня сами собой закрывались от усталости. Я себя и так и сяк «развлекал», а меня еще больше в сон тянуло. Если «бойцы» в строю начинали между собой переговариваться, меня вообще «вырубало». Однажды я практически заснул и буквально выпал из строя. Именно в тот момент я проснулся и успел выставить одну ногу вперед. Те, кто стояли рядом, чуть со смеху не попадали. Если бы я не успел «очухаться» и выставить ногу, то точно упал бы.

Как-то должны были все сто процентов личного состава присутствовать на занятиях ОГП. Замполит как всегда рассказывал что-то интересное. А в это же время в ленкомнате все солдаты без исключения боролись со сном. Монотонные рассказы постепенно подкашивали сознание, глаза незаметно смыкались. Сержанты мощным ударом кулака быстро приводили солдат в нормальное состояние, и только таким образом сразу перебивался сон.

На следующий день я сидел в штабе один и доделывал документы, чуть ли не засыпая. Пришел начальник штаба и решил мне продиктовать ответственную работу. Вначале я печатал нормально, но потом меня потянуло ко сну. Пока начальник штаба проверял, что напечатано, в этот момент я «вырубился». Не прошло и десяти секунд, а он уже мне диктует следующее, а я сплю. Начальник штаба хорошенько треснул меня по затылку, и я сразу освежился.

Через некоторое время он заметил, что никого нет из взвода:

– Где Завриков и вообще весь взвод? – раздраженно спросил начальник.

– Где-то здесь должен быть! – неуверенно промычал я.

– Быстро подскочил! Построй весь взвод перед штабом, – недовольным голосом приказал начальник штаба.

Забегаю в роту этажом ниже и уверено направляюсь в последний кубрик, так как я уже знал, куда бежать. А там весь взвод спит и видит десятый сон. Я быстро всех поднял и сообщил, что начальник требует построения возле штаба. Все подскочили и рванули строиться.

Начальник «спалил» всех, кто спал в неположенное время, и начал орать:

– Вы, ублюдки, как вы можете спать, если ничего не сделано, да еще и днем.

А они стоят, глаза еле-еле открыты, лица заспанные и не могут связать пары слов. Начальник штаб а просто был разъярен. Но, как ни странно, вреда никому не причинил.

– Еще что-нибудь подобное увижу, я вам всем мозги повставляю на место! Ясно!

– Так точно! – ответили все хором.

После этого, конечно, все также продолжали спать.

Взрыв радиостанции

В полном составе наш батальон убыл на общевойсковой полигон. Все собрались в огневой городок на стрельбы. Роты брали автоматы, пулеметы, гранатометы, а взвод управления кроме автомата с собой тащил еще радиостанции, несколько катушек полевки1616
  Полевка – полевой кабель.


[Закрыть], чтобы проводить связь, и документы. Я взял всю документацию, автомат и схватил радиостанцию. Когда я выходил из расположения, меня увидел начальник штаба и сказал:

– Ты, мудило с антенной, куда собрался? У тебя еще куча несделанных документов! Передай все рядовому Коротенко, а автомат сдай обратно в КХО! И чтобы до моего прихода все было готово!

Я все передал Леше. Он надел через одно плечо радиостанцию, и весь взвод спустился по лестнице. На улице случилось непредвиденное… Радиостанция у Алексея взорвалась. Его одежду и весь бок разорвало в клочья, а осколки ранили многих солдат взвода – кому в глаз попало, кому в шею.

Все, кто видел, рассказывали, как он стоял после взрыва, не понимая, что произошло. Лилась кровь, тело в крови, а он стоял и не шевелился.

Разорванная радиостанция.

Если бы я пошел с этой радиостанцией, это случилось бы со мной. Я остался невредим только благодаря начальнику штаба.

Пострадавшим оказали первую медицинскую помощь и вызвали скорую. Лешу и солдат, получивших мелкие ранения, отправили в госпиталь. Ранение у Алексея оказалось не таким тяжелым, но на больничной койке он провел два месяца. А остальных с незначительными ранениями в первый же день отправили в казарму.

Офицеры, служившие последние двадцать лет, не помнят такого, чтобы радиостанция взорвалась.

После проведения экспертизы выяснилось, что взрыв произошел из-за поврежденного до этого аккумулятора. Алексей объяснял, что он опустил радиостанцию на бордюр, чтобы поправить ремни, когда поднял и стал надевать на себя, произошел взрыв. Больше он ничего не помнил.

В итоге виновными остались солдаты, ну и, конечно, командир взвода: вовремя не обнаружил неисправность аккумулятора.

«Фингал»

После полевого выхода, по приезде на постоянный пункт дислокации (ППД), начали раскладываться, и что-то я с младшим сержантом Завриковым не поделил. В итоге мы с ним сцепились в кубрике. У нас летало все. Мы друг друга бросали через кровати, летали табуретки, все перевернули вверх дном. Я как-то довольно сильно отбросил в сторону Заврикова, он упал на стул и сломал его. В каждом кубрике были решетка и небольшой проход, как в зоопарке. Вся рота собралась и через решетку наблюдала за происходящим. Ни один не подошел к нам и не разнял. Да нас никто и не собирался останавливать или заступаться за кого-либо. Только когда прозвучало слово «фишка» (так как шел командир роты), все разбежались по своим местам.

Слава богу, что ротный не видел нашей схватки, а то бы Заврикова, а может быть, и меня отправили в дисбат.

В результате драки я получил фингал под глазом, а Завриков – синяки на теле.

По закону подлости, когда не хочешь, чтобы кто-то увидел всю эту «красоту», меня заметили комбат и начальник штаба:

– Где ты такой синяк получил слева под глазом? – спросил комбат.

Начальник штаба, улыбаясь, перебивал комбата:

– Это не я ударил, я бью только в правую часть!

Мне пришлось соврать: «У меня хотела разведка забрать деньги, но я не дал им, и они меня ударили!»

Комбат, конечно, мне не поверил. Начали административное расследование.

Начальник же штаба промолчал и на это не обращал внимания. Только посоветовал не попадаться на глаза никому из управления. Ведь могли подумать, что это он сделал, так как пару раз он меня «задевал».

В объяснительной, которую мне пришлось написать, я изложил удобную для меня версию происходящего, подтвердив невиновность мою и сержанта.

Глава 7
СПЛОШНОЕ ВОРОВСТВО

Как-то офицеры пришли со стрельбищ. Зампотех (заместитель командира батальона по вооружению) обычно приходил последним. Он должен был проконтролировать солдат и проверить, чтобы вся техника была поставлена в боксы.

Офицеры как всегда уже сидели за столом и ждали его. Зампотех нагрянул весь черный от копоти и пыли. Быстренько взял мыльно-рыльные принадлежности и хотел поменять носки, а их у него вдруг на месте не оказались. Он запаниковал и заорал как всегда не своим голосом:

– Что за «крыса» украла мои носки? Ладно новые, но они уже ношеные, моими ногами утоптанные, многие километры в них пройдены! – и продолжал жутко материться, покрывая всех солдат.

Офицеры хохотали до слез.

Негодующий зампотех все-таки ушел умываться. Пришел обратно в комнату и сел за общий стол с офицерами… Вот уже наелись, напились. Зампотех предложил:

– У меня же еще есть двухлитровая банка меда, давайте «заточим»!

Офицеры все единогласно согласились!

Зампотех полез в шкаф, где стояла банка с медом, достал ее оттуда, чувствуя, что она стала на удивление легкая, словно пустая. Открыл, а там и вправду ничего нет, только на стенках банки остался засахаренный мед.

Разозлившись до предела, он выбежал в расположение роты с трехэтажными матами и изо всех сил бросил эту банку из-под меда на «взлетку», где она успешно разлетелась на мелкие осколки по всему расположению.

Офицеры просто умирали со смеху. Этот мед, конечно, не офицеры съели. А солдаты, голодные и ненасытные.

Пропажа офицерского бумажника

Как-то ночью, на вторые сутки этого полевого выхода, у зампотеха украли бумажник с деньгами и документами. Это уже было серьезно.

Я и повар в эту ночь были в штабе, ведь там находился компьютер, где я набирал документацию, и мини-кухня, в которой готовилась еда. Через штаб все офицеры проходили в спальное помещение с отдельной уютной комнатой для отдыха. Офицеры управления никогда не ходили в столовую и ели постоянно в штабе. Ее посещали только солдаты, сержанты срочной службы и некоторые из командиров взводов (здесь не было офицерской столовой, как в части).

Как-то офицеры управления сидели за столом, а повар убирал в их комнате. Позже начальник штаба, перед тем как лечь спать, приказал повару уничтожить всех комаров, чтобы начальство спало спокойно. Вскоре порядок был наведен, и комары убиты. Все пошли спать.

Утром майор хотел взять деньги, чтобы купить что-нибудь поесть, а бумажника в кармане не оказалось.

Он поднял панику, перерыл все вещи, но так ничего и не нашел. Свалить было не на кого. Только на меня или на повара. Мы же последними выходили из штаба.

Майор построил нас обоих и начал допрос… Он долго выпытывал, несколько раз слегка по голове «погладил». В итоге меня объявил сообщником.

Повар не признавался, а я вообще никогда в жизни ничего подобного не совершал. Тем более украсть у офицера – даже в голову не приходило. Я подозревал только этого повара, кроме него никто не заходил туда. Была еще версия, что ночью кто-то из солдат украл – ведь в штабе двери не закрываются.

Сослуживцы не верили, что это мог сделать я.

Подозревали все повара, потому что знали, что он раньше воровал бушлаты и потом продавал их.

А дело было так: все приехали с ночных стрельб, усталые, грязные, и без сил завалились спать. Повар накормил офицеров и тоже пошел спать. Вроде бы разделся и лег. Солдаты и офицеры в тот момент уже спали. Через десять минут повар встал в «белуге», надел бушлат и направился в туалет. Младший сержант Харчков не спал и это видел. Через пару минут пришел этот поваришка уже без бушлата. А Харчков лежал и не понимал, вроде бы был в нем, а сейчас без него. Только потом его как будто током ударило. Он подскочил, бросился к кровати этого солдата и начал допрашивать:

– Куда ты ходил с бушлатом, а теперь пришел без него?

Повар в тот момент «зашел в затуп» (растерялся) и не знал, что сказать. Харчков на него так орал, что слышал весь батальон, в том числе и офицеры. Все проснулись, не понимая, что случилось.

Харчков помчался в туалет и нашел там одно открытое окно. Когда он подбежал, то успел заметить, как трое солдат отходили от казармы. Догнать их не получилось бы. Пока спустишься с третьего этажа, обежишь казарму – они уже скроются.

Харчков опять пришел к повару, отвел его в сторону, еще раз с ним «поговорил» и дал взбучку. После случившегося подняли всех солдат, и каждый надел свой бушлат. На одном солдате, как и следовало ожидать, бушлата не оказалось.

Харчков заорал на повара:

– Теперь иди спать! Из-за тебя теперь никто не спит!

Повар подошел к своей кровати, а солдаты угрожающе проводили его взглядами и пригрозили: «Сейчас попробуй поспать… крепко». В итоге из-за этого подонка пострадали все.

Прошло некоторое время… Рота в очередной раз отправилась на обед, а два сержанта решили пойти чуть позже, отдельно от роты. По пути встретили трех солдат из разведроты. Как всегда разведка считала себя «крутой» и начала «наезжать» на сержантов – хотела отобрать желтую бляху. Наши стали сопротивляться. Завязалась драка.

После обеда на построении батальона командир роты заметил у сержантов синяки и спросил, в чем дело. Сержанты рассказали, как все было. Офицерам надоел этот беспредел, и они решили пойти вместе с сержантами в разведывательную роту, чтобы навести порядок.

Когда пришли в разведку, в первую очередь поговорили с командиром роты о недавней драке и показали сержантов в синяках.

Командир разведки спросил у офицера:

– Кто именно это все сделал?

– Ну вот сержанты вам и покажут! – сказал недовольным голосом командир роты.

– Хорошо! Пойдемте тогда все со мной!

Командир разведки построил своих подчиненных в одну шеренгу. И вдруг один сержант из нашей роты увидел свой бушлат, который исчез на днях, на солдате из разведки. Разведчик начал «отмазываться». Сержант подошел к нему и говорит:

– Да вот же моя фамилия на бушлате ручкой написана, правда, немного притерта. Даже место из-под лычек моих есть!

– Да это лишь только совпадение! – сказал кто-то из строя.

Командир разведки подошел к солдату, на котором был исчезнувший бушлат. Короткий разговор, и… бушлат был возращен хозяину. Вот так решился вопрос с воровством и с поваром, который поставил всех в трудное положение.

Мы вернулись с полигона в часть. Зампотех сразу построил весь батальон на большом плацу. Я уже понял, по какому поводу. Назвал две фамилии, мою и этого повара. Потом приказал, чтобы мы вышли на середину строя.

– Вот посмотрите на них и запомните: из-за этих тварей я всех вас отправляю в лес дерьмо убирать и копать траншеи до упада, – свирепо сказал зампотех.

Было воскресенье, нас должны были вести в кинотеатр на два сеанса, а вместо этого отправили в лес.

– Пока вы не сознаетесь, вы будете всегда пахать. А вы, сержанты, за ними присматривайте и вытяните из них всю информацию. Пусть хоть документы и права отдадут или подкинут.

Всем батальоном отправились в лес. По дороге начали допрашивать нас, но всем и так было ясно, кто вор. Меня, в принципе, и не спрашивали. Мы пришли в лес, с поваром что только ни делали, чтобы он рассказал все («допрос», конечно, велся не при офицере). Думаю, от таких пыток и я сознался бы, чтобы меня только не пытали. Но повар так и не заговорил.

Нас построили повторно. Зампотех сказал:

– Пока не отдадите все мое, вы у меня будете в самом «дерьме» из-за этих двух негодяев.

Потом майор спросил:

– Вы уже нашли деньги или на родину отправили письмо, чтобы их выслали?

Сержант из моего взвода на построении вытащил из кармана пятьсот рублей и отдал пострадавшему офицеру. Повар даже не шевельнулся, вроде как нет у него денег, и из друзей никто не мог помочь.

Прошло два месяца. Мы опять поехали на полевой выход. Зампотех по приезде в первую очередь рванул в штаб и заглянул за шкаф. Там лежал бумажник с документами, но без денег. Был такой крик радости, что услышала вся рота!

– Вот, вот мои родные документы, я так и предполагал, что сюда эта сука подкинет…

Я не знал, что мне думать: или повар – вор, или какой-либо солдат, или офицер сам все подстроил, или это была все-таки подстава?

Это так и осталось загадкой. На этом наше дело-расследование закрылось.

Меня все по-прежнему уважали, несмотря на нераскрытое воровство в штабе. Все были уверены – я не мог украсть.

Вообще очень часто исчезали вещи не только у офицеров, а и у самих же сослуживцев, с которыми мы обитали в одной казарме. Подменяли и крали ремни, шапки, знаки различия.

Бытовое воровство друг у друга в казарме – явление обычное, рядовое («в большой семье рот не разевай»). Если ты утром проснулся и на твоем ремне нет бляхи, а впереди строевой смотр, тогда нужно ее «рожать». Легче всего после отбоя ночью снять с чьего-нибудь ремня в соседнем взводе. Можно, конечно, и в своем, только это неэтично.

Вот и приходилось прятать значки под матрас или под наволочку. От офицеров еду, деньги, «дембельский» альбом прятали в разных местах: в каптерке, где хранились личные вещи всех солдат, в парке – где располагалась боевая техника, в боксах, на складе или в штабе, куда привлекали время от времени к работам. Я в основном прятал, если было что, в каптерке, потом, когда меня перевели в штаб батальона, всегда там находил место для «нычки».

Правда, человеку, не побывавшему в «интересных» местах, этого зачастую не понять. Ведь если во дворе ограбят или обидят, всегда можно убежать домой. В роте убежать некуда. Здесь все живут вместе. И деваться тут некуда, защиты просить тоже неоткуда, да и не стоит – будет только хуже.

Был у нас солдатик по имени Алексей. Стоило ему появиться где-нибудь в компании, как все хохотали. Дело было так. У него украли желтую бляху. Он по наивности – с жалобой к прапорщику: исчезло, мол, в неизвестном направлении военное имущество. Зря рассчитывал «зеленый» солдатик на сочувствие или, тем более, на помощь. Прапорщик дал ему такую взбучку за потерянную бляху, что у Алексея слезы на глаза навернулись. Еще ему было строго сказано:

– Прячь, где хочешь, меня это не должно волновать! И запомни еще, что в армии не крадут, в армии «находят», в армии нет слова «потерял», здесь есть слово «прое… л».

«Деды» прохаживались взад-вперед и посмеивались, как будто они ни в чем не виноваты. Конечно, прапорщик знал, куда делось новое военное имущество.

 
«Чтоб свободу полюбить,
Нужно в армию сходить»
 

(Из блокнота солдата)