Текст книги "Желтый ценник"

Остальные месяцы были самыми трудными. Каждый день Ася продолжала работать, бодаться с таможенниками, и каждую ночь ей снились кошмары. Просыпаясь, она плыла в кровати, кричала, вздрагивала, тонула в половодье простыней. Ася медленно приходила в себя, а кровать качалась не останавливаясь, видимо, кошмар продолжался наяву.

Руслан ушел спать на диван в большой комнате. Ася, уже не таясь, проплакала всю ночь. Увы, утром Ася не смогла встать с постели. Вернее, она встала и тут же рухнула на пол, порадовалась, что не затылком об пол. Попыталась встать вновь, тот же результат, ноги не слушались, голова кружилась, постоянный озноб, дрожь в руках. И лишь когда она перестала реагировать на Руслана, на его требования подняться и идти на работу, она забеспокоилась всерьез.

– Тогда иди в больницу, – сказал Руслан со всей твердостью.

«Обними меня. Мне это нужно».

Руслан хлопнул дверью.

Ася старалась поставить себя на ноги: кофе, контрастный душ, уговоры. Все равно не могла добиться хоть сколько-нибудь нормального самочувствия. Час за часом ей становилось все хуже. Уснула, с трудом проснулась к обеду, залежалась до вечера, руки сводило судорогой, глаза опухли.

Из школы пришли дети. Ромка заглянул в комнату.

– Мам, ты как?

– Все нормально. Чуть отдохну. Там суп.

– Я гренки пожарю, будешь?

– Буду.

Съела одну, на пределе сил. Потянулась за второй, рука плюхнулась на тарелку, сбила ее на пол. На грохот прибежала Алька. Лицо ее озабоченно вытянулось.

– Мам, давай скорую вызову.

Ася уже думала об этом. Но если ее заберет скорая, то могут положить в больницу. А у нее через два дня суд.

– Не надо скорую, мне только полежать, отдохнуть, выспаться. Что-нибудь приготовь папе. С работы придет… – дальше говорить сил не осталось.

Алька принесла свои рисунки, положила Асе на грудь.

– Смотри, сегодня в художке рисовали павлина.

Ася приподнялась, ей было приятно, что дети рядом, и она старалась улыбаться, внимательно разглядывать красную голову птицы над синими широкими перьями, приоткрытый в немом пении клюв, в углу бумаги зеленый подтек, видимо, кисть оборвалась в подъеме или была попытка добавить зелени.

Ася хвалила, задавала вопросы. Алька хмурила серые глаза, присматривалась к работе.

– Обычный павлин, нисколько не сказочный. Мама, ты только не умирай, – шептала Алька, – пожалуйста, не умирай.

Ася заставила себя улыбнуться.

– Я только отдохну. Чуть-чуть посплю.

Ася закрыла глаза, словно погасила свет в голове. Ей кажется, что, открыв глаза завтра, она увидит, как наступит половина другой ее жизни, переполненная бесконечным множеством событий.

Она будет жить дальше, но в каком-то усеченном варианте, в котором муж превращается из любимого человека в интерьер жилища. Вот он ходит где-то по квартире и не заходит в ее комнату. Он, похоже, даже не может заставить себя зайти к ней и сделать попытку улыбнуться.

Всего минуту внимания. Ася ждет. Каждая секунда ожидания несет в себе единицу действия – стук в дверь, теплые слова и прикосновения.

Но их нет.

Звуки жили по всей квартире, хлопали двери в ванной и туалете, гудел чайник, телевизор. Ася слышала его короткие обрывистые фразы в разговоре с детьми, порой совсем близкие к дверям спальни, но он так и не переступил ее порога.

Что вообще происходит?

– Руслан, – зовет она тихо. Он не слышит или не хочет слышать. Это оскорбительно. – Руслан…

Тургор ее жизни стремился к нулю.

– Как ты? – он держал ее руку.

Кажется, уснула, не заметила, как он зашел.

Ее ладони горячие, скользкие от пота. Ася знала, как он ненавидел потные ладони.

– Извини, – потянула она руку.

Он не сопротивлялся, отпустил.

– Сегодня была хорошая торговля. Если так пойдет, сможем выплатить штраф. Ты, главное, в суде время потяни. – Он говорил тихо и устало.

Ася никогда не видела его таким опустошенным. Ей так хотелось его утешить и ради него перевернуть всю землю, но у нее совсем не осталось сил. Все святые мысли напрасны, сейчас только спать или рисовать в голове прекрасные картинки светлого семейного будущего.

Едва забрезжил первый свет, Ася проснулась и вышла на кухню. Руслан спал на коротком зеленом диванчике в неудобной позе: макушка уперлась в стену, ноги свешивались.

С первой попытки разбудить Руслана не удалось – он ничего не почувствовал, но следующий толчок в плечо заставил его вскинуть голову рывком удивления.

– Встала?

– Да. Вроде лучше. Только жутко кружится голова. – Ася прикончила подсыхающую на дне чашки лужицу кофе. – Пойду в больницу…

Прошло еще полгода. Ася дошла до Верховного Суда. Решением городского суда сумма штрафа была изменена до восьмидесяти тысяч рублей. Это уже была небольшая победа. Конечно же, Ася настаивала на прекращении таможенного дела в отношении ее. Согласно статье сто девяносто четыре Таможенного Кодекса Российской Федерации истекли сроки давности привлечения Аси к ответственности.

Время шло, вместе с судебными тяжбами Ася с Русланом усиленно собирали деньги. Они понимали, что таможенники их так просто не отпустят. Ася без конца гоняла в Москву и уставала до такой степени, что путала время дня. Однажды в Москве на улице около станции метро она перешагнула невысокий заборчик и легла прямо на лужайку. Так и спала, рядом с мужчиной и женщиной бомжеватого вида, по разные стороны от дерева. Потом проснулась от небольшого толчка женщины.

– Выпей.

Ася отказалась от початой бутылки вина, послушала собственное тело, вроде отдохнула, а вот ноги горят.

– Ты не подумай, что я какая-то бомжара, – женщина запрокинула голову, стала жадно пить. Остановилась, отерла влажные губы тыльной стороной ладони. – Я просто загуляла. А ты чего тут? Не наша ведь.

– А я просто устала.

– Вот знаешь, и я устала. От жизни такой скотской устала, – женщина расхохоталась, словно сказала жутко убойную шутку.

– От работы устала. – Ася сняла кроссовки, удивилась тому, что пропали капроновые носки. Грешным делом подумала на женщину – вдруг стянула, пока спала. Но тут же сама себя поругала, зачем ей ее капроновые носки, могла взять Асины добротные кроссовки, да и они, похоже, не жадные – предложили выпивку. Может, сама забыла надеть, теперь с ней это стало случаться довольно часто.

Ася развязала шнурки, сунула ногу. В кроссовку попал мусор, вытряхнула и, когда поняла, обомлела. От долгой ходьбы капроновые носки приварились к подошве и при снятии порвались и рассыпались. На щиколотках остались только ошметки резинок от носков. Вспомнила про поясную сумку, судорожно ощупала талию: «Пропала?! Нет! Перекрутилась на спину». В сумке был билет на поезд и две купюры – все на месте. Двумя пальцами вытащила одну денежку, отдала женщине. Та жутко удивилась, расплакалась. Потом пнула Асю по ноге и, отчаянно причитая, поползла на коленках к мужчине.

– Тут олигарша еб… деньгами разбрасывается.

Проходящие люди стали оглядываться, присматриваться к Асе.

Ася заторопилась к метро…

Как Руслан с Асей ни старались, на штраф накопить не получалось, пока не помог счастливый случай…

Новый порыв ветра вздул палатку. С цепочки сорвалась блузка и полетела по проходу, пугая покупателей распростертыми рукавами. Сделав это, ветер помчался вдоль палаток. Для него это была очередная несерьезная прогулка, без напряжения и ожидания. Он мчался дальше трепать развешанные полотенца и тюли, раскачивать спортивные костюмы, пуховики, блескучие новогодние наряды, которые завтра облекут измочаленные дамские телеса в призрак праздника. Декольте-мекольте, шампанское-дарманское, пятна, крики, визги, петарды – все это завтра станет интересным происшествием и займет в семейном фотоархиве достаточно страниц. И погода уже не особенно важна, и ветер не сыграет свою роль в маленьких семейных праздниках.

Ася подняла блузку с земли. Отряхнула от снега, вернула на цепочку и вспомнила, с каким тупым удивлением их встретила бухгалтерша таможни, когда они пришли за номером расчетного счета для перечисления штрафа. С трудом, но справилась, собралась, подтянула губки в тугой узелок и уставилась на них, как на представителей сказочного мира, в которых была заложена какая-то непостижимая великая тайна, известная только этим двоим сумасшедшим, которые собираются заплатить штраф, сравнимый с пожизненным бюджетом всей ее семьи. «Такие деньги можно только украсть, получить в наследство, заработать такие деньги невозможно», – передавал эфир ее глаз.

Тайны не было, это скорее была помощь Всевышнего. В то время пока Ася целый год писала по инстанциям и ходила по судам, Руслан совершал чудеса: он мог продать все, что попадалось под руку кажется, одну газету он мог продать по клочкам, естественно никого не обидев и не нарушив этики рынка. После обмена «товар – деньги» обе стороны оставались счастливы и довольны, потому что на сдачу Руслан выдавал неимоверное количество комплиментов и восторгов, а покупатели возвращались с друзьями и родственниками. Ася уже не боялась привозить неординарный товар. Особенно повезло с пуховиками-«алясками». Когда Ася их привезла и назвала закупочную цену две тысячи шестьсот рублей, Руслан чуть не задушил Асю.

– С ума сошла! – дрожал он всем телом. – Да еще по такой цене! Дура!

Ася молчала, уставившись в телевизор. Да, цена выглядела как особое покупательское потрясение, но именно это могло сейчас спасти. Другого варианта Ася не видела. Образно говоря, она верила, что именно сейчас, для восстановления справедливости, нить предпринимательства мерно струилась из рук Аллаха и скользила меж ее пальцев. И тут надо не сплоховать, без излишней стремительности и спешности дать нити жить без узелков и обрывов, чтобы нить находилась в ровном и несильном натяжении, и лишь временами ослаблять ее.

Руслан надел куртку, встал перед зеркалом, выправил капюшон. На пол посыпался волос от меха.

Ася вздохнула. Нужна была сила воли, магическая духовная способность вынести протест против всего нового. Если хочешь быть впереди, надо рисковать. И Ася это делала, из десяти вещей привозила восемь привычных и две эксклюзивные. Иногда эксклюзивное новаторство выстреливало, иногда, наоборот, уходило в отстой. От такого выкрутаса был огромный плюс и чаще небольшой минус.

– Какой мужик наденет пуховик с мехом на капюшоне, это же бабская вещь!

Именно в это время на экране в окружении встречающих появился президент. Он легко сбегал по трапу самолета. Дул сильный ветер, и было видно, что президенту холодно, но он держался, с улыбкой принимал какие-то привычные слова и, быть может, мечтал, чтобы все это поскорее закончилось. И что всего сильнее поразило Асю – он был в точно такой же куртке с мехом на капюшоне.

– Смотри, у президента такая же, – показала Ася на телевизор. – Тоже с мехом, только терракотового цвета.

Руслан уставился в телевизор.

– Еще терракотового не хватало, – буркнул он и добавил: – И почем продавать?

Ася не знала.

– Может, за три?

– Три? Да хоть бы свои вернуть. – Руслан потряс куртку, потом скомкал в пакет.

– Давай не будем торопиться. Проверим рынок, а цену сформируем по ситуации, – тихо добавила Ася.

На следующий день Руслан вывесил три куртки на цепочку. Одну куртку Ася забрала себе в палатку. Как и ожидалось, куртки произвели фурор. Все продавцы не скрывали своего удивления и сыпали шутками и приколами.

– Ох, Аська, опять сподобилась…

– Ну ты даешь…

– Ха-ха-ха…

– Ты скорее Аську продашь, чем куртку…

Руслан крепился, старался казаться равнодушным, стоял со скучающим видом, особенно зарвавшегося посылал подальше.

– Что вы понимаете со своими ватниками, – незлобно огрызался он и курил сигарету за сигаретой. Он нервничал ровно до первого покупателя.

Покупатель появился неожиданно. Сначала он подошел к Асе, тронул куртку за рукав. Ася его сразу узнала, это был Второй таможенник.

– Почем?

– Пять двести, – разозлилась Ася.

– Дорого, – просто сказал Второй.

– Могу уступить сто рублей.

– Я подумаю.

Второй ушел, а Ася бросилась к контейнеру Руслана.

– Слушай, там ходит тот, Второй из таможни, приценивается к куртке. Я ему сказала пять двести.

– С ума сошла! – искренне удивился Руслан.

– Почем? – раздался голос из-за спины Аси.

Ася тихо-тихо отошла в сторону, она боялась, что таможенник ее узнает, но он был так увлечен курткой, что абсолютно не обратил на Асю внимания.

– Почем? – повторил таможенник.

– Пять двести, – набрался смелости Руслан.

– За пять отдашь – возьму.

Ася заметила, как Руслан тихо выдохнул и тут же включился на привычной волне.

– Не могу. Очень хорошая вещь. Сам президент носит, – подсластил цену Руслан.

– Видел, – кивнул таможенник и добавил: – Мне уже отдавали за пять сто, если уступишь за пять, возьму.

Руслан театрально скуксился, хотя понятно, что внутри клокотало как в вулкане.

– Ну, брат, по рукам-ногам режешь. Чего уж там, бери, только никому не говори.

Через два часа Руслан продал еще две, пришел к Асе в палатку за последней.

– Ась, – как-то по-детски осторожно начал он. – А можно я эту куртку оставлю себе?

Ася чуть не подпрыгнула от восторга.

– Конечно! Как раз твой размер остался. Я билеты заказала, завтра поеду, еще привезу.

– Опять! – изумился Руслан.

– Осень только начинается, успеем еще два-три раза привезти. – Ася сняла куртку, расстегнула и стала ждать, когда Руслан наденет. – Отлично! Твой размер.

– Ты уверена, что надо еще раз их привезти? – Руслан расстегивал-застегивал молнии, совал руки в карманы, щелкал кнопками клапанов.

– Если не привезем мы, привезут другие.

Ася была права, через месяц такие куртки висели по всему рынку. Цены, правда, упали. Но этого времени хватило, чтобы еще пару раз сгонять в Москву и насобирать практически на весь штраф…

Руслан с Асей ждали, когда бухгалтерша сбегает в кабинет начальства уточнит все тонкости штрафа: сумму, номер счета. Попыталась уговорить заплатить именно ей, получив отказ, сформировала бланк квитанции и пропала в своей каморке за рюмочкой коньяка. Без этого бонуса справиться с эмоциями она не могла.

За новогодним столом вся семья Загребиных была довольна и счастлива. Главное, успели выплатить штраф до Нового года. Говорят, как встретишь Новый год, так его и проведешь.

Часть 3

Глава 14
Цех

На следующий год после выплаты таможенного штрафа Ася случайно разговорилась с одной своей знакомой – Хворой Драбидайловой. Хвора была чрезмерно разговорчивой и общительной. В сотый раз хвалилась своей поездкой в Германию на свадьбу к сестре. Это, пожалуй, была самая приятная история, услышанная за последнее время: «Стоматологи волшебники, все делают безболезненно, сестра не работает, получает пособие от государства, гораздо больше, чем мы здесь зарабатываем на рынке, хватает на поесть и на приодеться, там джинсы стоят дешевле, чем у нас».

– Зачем ей пособие? Муж не работает, что ли? – нашелся каверзный вопрос из толпы.

– Очень даже работает, – обернулась Хвора всем телом к той, что задала вопрос. – У него трикотажная фабрика, носки вяжет, трусы шьет.

– Сам шьет аль просит кого? – загоготал все тот же голос.

– Ага, ты не завидуй.

– Ай, и не завидую.

Женщины еще долго что-то обсуждали, а в Асину голову далеко не в первый раз пришла мысль, которая раньше мелькала и проскакивала, а теперь крепилась, оживала, прорастала. Ася даже испытывала какое-то возбуждение от ее материализации.

Прохладное лето близилось к концу. Из собственного опыта Ася знала: чем холоднее лето, тем теплее зима. Природа словно соблюдала среднегодовой температурный баланс. Но что такое теплая зима? Это практически всегда минус десять, недели две – минус двадцать. И эти минус десять и минус двадцать надо было пережить, переждать, осилить. Руслану, с его высоким давлением, холодные зимы давались легко, а вот Ася по натуре оказалась мерзлячкой. Ее клинило от холода, в первую очередь замораживались мысли, потом ноги, а затем все тело. И никакая теплая одежда не спасала. Надо было с улицы уходить в помещение.

Был шанс вернуться на завод. Пришел начальник отдела, позвал обратно и тут же предупредил, что при ближайшем сокращении Ася окажется первым кандидатом навылет. «Но как! – искренне возмутилась Ася закольцованной перспективе. – Я уже это проходила!» К Руслану вновь приходил Саша Костырко, какой-то весь помятый и общипанный, полдня простоял на рынке, уговаривал Руслана начать новое дело. Когда Руслан продал четвертую куртку, Саша глубоко вздохнул и убрался восвояси. Однажды появился Кеша, шебутной дружбан из общежития, предложил «клевое» дело – угон КамАЗов с главного конвейера. «Все, братан, на мази, начальник клевый пацан, отработанная схема, документы чики-пуки, мы едем сзади, подстраховываем, загоняешь машинку в гаражи и получаешь нехилое лавэ». Руслан тогда громко посмеялся, купил дружбану мороженое и отправил к другим друзьям, которым надоело гулять на воле.

Как ни крути, но последние полгода Ася обдумывала обустройство какого-нибудь цеха: выпечка хлеба, производство майонеза, автомастерская, услуги по проведению праздников. Услужливая Асина фантазия была, без сомнения, отголоском чужих побед. Она знала многих предпринимателей, которые, поднакопив небольшой капитал, открывали производство. Примером служили Байдаркан, закупивший линию по розливу подсолнечного масла, Антонина – раньше торговала джинсами, весной приобрела тысячу утят, откормила, надеялась к осени рассчитаться с долгами и хорошо заработать. Ася долго обсуждала с Русланом линию по производству майонеза. Да, минусов было больше, чем плюсов. Руслан сыпал доводами против, Ася что-то приводила в противовес, хотя и самой было жутко страшно. Ненадолго Ася забывалась, а потом начиналось все по новой. И чем ближе рисовалась зима, тем яростнее становились мысли. Можно, конечно, придумать тысячу непреодолимых препятствий и продолжать морозиться на рынке, а можно, к примеру, закупить станки и начать производство носков, думала Ася и пугалась собственной наглости. «Во ломанула! Носки вязать?! Да Руслан с ума сойдет от такого предложения. А вот с Алмазией посоветоваться стоит».

Несмотря на смелость идеи, Алмазия без сомнения приняла сторону Аси. Ей, может быть, захотелось поддержать женскую самостоятельность, пойти против общественных условий гендерного превалирования. Алмазия убедила Асю, что Руслан, несмотря на его суровый нрав, все-таки один из смелейших и насмешливейших людей этого, переходного периода эпохи и он обязательно поддержит.

Алмазия сразу подсказала место, где можно обустроить цех.

– Ты все-таки подумай, – убеждала она Асю. – Место там удобное, аренда недорогая, да и я знаю этого человека, и ты знаешь.

– Откуда? – удивилась Ася.

– Ну как же. Я видела, вы с ним мило беседовали на берегу озера.

Ася смутно помнила человека с зубочисткой во рту.

Они стояли перед железными воротами с большими буквами «ФХ». За ними торчала высокая ржавая стрела крана. От ветра крюк тихо качался, монотонно скрипел, иногда за воротами слышался металлический звяк, прерывистый писк. Слева от ворот – калитка, Руслан дернул ручку, тут же сдавленным лаем отозвалась собака, вдогонку ей замычала корова.

– А нам точно сюда? – На лице Руслана появилось удивление. Подержалось и сменилось любопытством.

В обе стороны от ворот уходил длинный забор из бетонных плит. На них выпуклые ромбы, точно такие, как на кирпичном заводе, где они с другом подрабатывали во время школьных каникул.

На одной плите неумелой рукой выведено огромное синее слово «Игрушки».

В дверях появился человек, маленький, сморщенный, как гриб синявочка в засушливое лето.

– Закрыто, еще рано. – Вытащил из кармана грязный платок, громко высморкался.

За человеком изредка возникала огромная худая собака, смотрела выжидающе и исчезала.

– Что такое «ФХ»? – Руслан попытался улыбнуться.

– Фермерское хозяйство. – Человек тем же платком стал промокать слезливые глаза. Случалось, заодно успевал протереть губы, затылок, шею. Серое мельтешение платка удивляло.

Руслан смотрел на Асю, словно собирался закидать ее камнями. Ася взгляд выдержала, кивнула; тут же сморщилась от боли. Поняла, что кивнула слишком сильно. Когда резь стала слабеть, выдавила:

– Под описание Алмазии подходит. – Ася точно помнила, что база Марата располагалась между продуктовой оптовой базой «Закамье» и молокозаводом. – Марат на месте?

На месте его не оказалось. Появился примерно через час. Уже собирались уехать, когда к воротам подъехал синий отечественный внедорожник. Марат вышел из машины, цепким взглядом оценил парочку, за руку поздоровался с Русланом и сторожем, Асю удостоил мимолетной улыбкой. Выслушал, неторопливо стал подниматься по металлической лестнице, на площадке которой стояла неполная пятилитровая бутыль молока.

Ася сидела в углу кабинета, оклеенного желтыми обоями, молча, если Руслан в ней не нуждался. Когда просил, она рассказывала подробности их мероприятия, какие станки, сколько хотят арендовать метров. В общем, Марат строил диалог только с Русланом, полностью игнорируя Асю. С чем это было связано, она не знала, да и не хотела знать. Она просто сидела, слушала, внимала.

Свободных помещений было два; одно на первом этаже, другое на втором. Оба требовали ремонта, это было очень удобно, потому что можно было безболезненно переоборудовать под требования цеха. От второго этажа отказались сразу, потому что вход в это помещение шел через кабинет Марата. Правда, он обещал с улицы оборудовать лестницу. Постепенно просеивали через сито мелкие вопросы: аренда, электричество, вода, тепло, пожарная инспекция, проверки налоговой. Любая мелочь могла загубить дело на корню. Понятно, что предусмотреть все невозможно, проблемы будут возникать по ходу работы и все равно хотелось обойтись минимальными рисками и затратами. Любой незначительный просчет мог стать тем разрушительным алмазиком, после которого вряд ли удастся восстановиться. Так оно впоследствии и получилось.

Целую неделю носились по городу, пытаясь найти другие варианты. Пять раз возвращались к Марату, долго и муторно топтались по бетонному полу, расколотому глубокими трещинами неправильной заливки, спорили так, что звонко дребезжало тонкое стекло в гнилой раме.

Марат, похоже, не обращал внимания на разговоры, поддерживал нейтралитет и смотрел не подпитывающим энергией взглядом. Казалось, ему скорее хотелось остаться одному и навсегда забыть эту странную парочку, неожиданно возомнившую себя цеховиками. В Асе он видел нервозную истеричку, двигающуюся суматошным нейроном в этом мире, сразу дал ей никнейм «Не баба – кобра», словно собирался общаться с ней на страницах соцсетей. Но улыбка красивая – счастливая, искренняя. «Наверное, долго перед зеркалом тренировалась, знала, как правильно управлять мужем, видно, как от ее улыбки он сразу тает, перестает спорить и соглашается. Как он может с ней жить, как он вообще на ней женился?»

Марат тронул стекло, с края образовалась щель. Надо поменять, зимой будет сквозить.

Ася последние лет десять пыталась посмотреть фильм «День сурка». Раз восемь начинала и засыпала неизменно в одном и том же месте. Она уже знала весь сюжет. Руслан, посмеиваясь, раз за разом пересказывал и примерно через полгода уговаривал посмотреть снова. Ася крепилась, пила кофе, ей нравился главный герой – милый, открытый, откровенный и при этом очень умный, веселый, с волшебной чудинкой. Герой к концу фильма кардинально менялся, но Ася этого момента не видала, точно так же не замечала изменений в себе. Из нее испарилась трогательная девочка с необычайным восторгом от жизни, а на смену появилась расчетливая, умная тетка с рублевым счетчиком в глазах. Она не собиралась быть такой, но такою стала. От романтизма ее излечили девяностые. Она познавала мир, подчинялась его четким реалиям, и ее доброту вытеснили умение логически мыслить и душевный авантюризм. День заднем вырабатывала в себе предпринимательские качества, без которых тебя бы схавали другие пираньи или акулы. От акул можно было как-то сбежать или спрятаться, а пираньи были страшнее: мелкие, незаметные, нападали толпой, болезненно откусывали, отщипывали, гнали до смерти. Но это издержки производства. Главное – остаться человеком: «От твоего хорошо никому не должно быть плохо». Работай, трудись, богатей, но без обмана, хитрости, подлости. По своему опыту знала, что выживали именно такие.

Ася неожиданно во взгляде Марата поймала презрение, ухмылку. Первый раз удивилась, потом перестала придавать этому значение. «И не надо травить меня своим взглядом, будто я обладаю всеми признаками неполноценности. Да, может, я для тебя и некрасивая, сама знаю, но меня это не пугает. Хотя могу постараться, сделать приветливое лицо, соблазняющее выражение, но зачем? У меня есть замечательный муж».

Все дальнейшие диалоги с Маратом превратились в отстой.

Первый раз Ася сорвалась, когда Марат включил в стоимость аренды установку лестницы. Потом он повысил плату за электричество. Замена стекла в цехе, дополнительная проливка бетона пола также легла на их плечи. Ася возмущалась, Марат щурился и открыто жалел Руслана, жестом согнутой руки показывая «кобру». Пару раз Ася уже готова была уйти от Марата, но чем чаще она об этом думала, тем больше становилось покупателей. Постепенно поток стал увеличиваться. Сначала во время обеденного перерыва прибегали работники молокозавода, потом пошел народ с продуктовой базы «Закамье». Продажи росли, товара не хватало и Руслан с Асей все реже поднимали вопрос с цехом. Особенно не хватало денег, потому что накопления были пущены на покупку оборудования. Руслан уже открыто жалел, что послушался «кобру» и ввязался в эту авантюру. С другой стороны, если бы не желание открыть цех, они бы не пришли сюда и параллельно цеху не открыли маленький магазинчик, где они планировали реализовывать готовую продукцию.

Скорехонько Марат свою базу «ФХ» переименовал. Над воротами в неоновых лучах солнца крупными буквами светилось название: оптовая база промышленных товаров «Заречье». Чудесным образом по городу и окрестностям распространился слух, что на базе «Заречье» открылся цех по производству носков.

Параллельно с запуском цеха Ася стала развивать магазин. Пока немного товара завезла с Чебоксарской трикотажной фабрики. На удивление, он быстро разошелся. Съездила еще и еще раз, постепенно это превратилось в рутину. Подтянулись оптовики из соседних городов и деревень. Сначала товар возили на легковой машине, потом арендовали «газель», через год Ася завозила носки фурами.

На запуск цеха у Аси не оставалось ни сил, ни желания.

И тут какая-то волшебная сила подтолкнула к ним Алексея, схожего с Карлсоном. Заложив руки за спину, он осторожно ходил по торговому залу, долго и нудно присматривался к разложенным и развешанным носкам, некоторые даже нюхал, мял пальцами, просматривал на просвет.

– Помочь? – вышла Ася в зал.

– Это ваши носки?

Довольно странный вопрос. «Какая разница, чьи носки: надо – покупай, не надо – гуляй», – подумала Ася.

– Кто производитель? – уточнил Алексей.

Теперь вопрос правильный.

– Чебоксарские, китайские, турецкие, бишкекские.

– А ваши?

– В смысле? – вновь растерялась Ася.

– Говорят, вы производите носки.

– Пока нет. – Ася сразу потеряла интерес к этому человеку и вернулась за компьютер.

Алексей стал приходить каждый день: иногда просто здоровался и пропадал, порою топтался в зале часами, ничего не покупал, разговаривал с покупателями, то хвалил товар, то интересовался чужим мнением. Поначалу поведение Алексея казалось странным. Она уже перестала уделять ему внимание и смотрела на него без былого дружелюбия, как бы спрашивая: «Ну и что тебе надо? Когда ты уйдешь?»

– Знаете, – однажды выдал Алексей, – я ведь тоже закупил станки и собираюсь запустить цех.

«Ах вот в чем дело!»

Ася каждый день ожидала чего-то подобного. Ну не больной же он на самом деле, чтобы бессмысленно торчать здесь и откровенно ее раздражать.

– Я вот тут подумал: а что, если нам с вами объединиться. Я запускаю цех, а вы налаживаете сбыт. Я смотрю, у вас замечательно получается.

– Хорошая идея, только у нас тоже есть станки.

– Знаю, видел в окошко ваш цех. – И Алексей даже назвал серийные номера станков и их модификацию.

Ася удивилась его внимательности и осведомленности.

– Но у вас нет наладчиков. Я прав?

Он прав. Они поднимали и оборудовали цех именно до того момента, когда понадобился наладчик. Они закупали станки у известной московской фабрики, и директор радушно обещал направить наладчиков для запуска оборудования и заодно обучить пару ребят на месте. Ради такого многообещающего сотрудничества Ася даже немного переплатила директору и была уверена, что поступила разумно. Но вскоре все изменилось, сработала неведомая катапульта – и директор пропал, на телефонные звонки не отвечал, отгородился сварливой секретаршей. Ася удивилась такой перемене, звонила, надеялась, приписывала директору неотложные дела, пока однажды не разговорилась с одним из рабочих. Он сам подсел к ней на скамейку около фабрики, весь седой, с глазами, переполненными горем и тоской.

– Все ходишь и ходишь, – по-отцовски грустно удивил он Асю, – я тебе вот что хочу сказать, станки твои – дрянь. Да, ты вроде купила хорошие и тебе показали, как они работают. Но, девонька, прости меня. Я по приказу директора сам лично поменял рабочие детали на металлолом. И иголки тебе всучил некондиционные.

Ася вспомнила: пока Руслан распоряжался погрузкой станков, к ней подошел человек в синей спецовке, предложил купить запасные иголки.

– Украл? – тогда спросила она.

Рабочий изобразил на лице благородный гнев:

– Зарплату давали раньше то носками, то иголками. Носки продал, а иголки никому не нужны, вот – принес вам предложить. Отдаю недорого.

Ася заплатила за десять комплектов, сунула промасленные коробки под спинку сиденья КамАЗа и поругала себя. Все вроде предусмотрела: пряжу, утюги, резинки, этикетки и совсем забыла про иголки.

– Да уж, каюсь, – продолжил рабочий, положив ладони на грудь. – Не впрок пошли мне эти деньги. Я их домой принес, бабку порадовать, а она мне другую, черную новость взамен, что деньги как раз кстати, рак признали. Все ж хорошо было, цвела, благоухала, и вот тебе раз – гадость паршивую в груди нашли, вырезали, зашили. Иголки ж тож сворованные были, и про станки сказать должен был. Я ж тогда тебя не прочитал, вот, думаю, фифа нашлась, фабрику захотела. Сидела бы, думал, дома, яичницу мужу на завтрак жарила. Я тепереча сам себе яичницу готовлю, бабку свою схоронил, сгорела за полгода. Все время тебя вспоминаю. Станки запустить можно, только надо детали некоторые купить.

Наверное, надо было всплакнуть, пожалеть, но Ася тогда быстро ушла, от предложения рабочего купить новые детали отказалась, сработал принцип страховки: если человек обманул однажды, никто не гарантирует, что он не сделает это дважды, трижды, многажды. Ведь не молодой уже, а все промышляет. И история с бабкой тоже может быть прекрасной театральной игрой. Не будет же Ася бегать по заводу в поисках подтверждения. Скорее всего, совпало. С директором искать встречи тоже перестала, затею запустить станки на время отложила. Руслану ничего рассказывать не стала, и так последнее время постоянно ссорились из-за этого цеха.