Текст книги "Башня рассвета"

Ириана продолжала раздумывать о причинах и потом, глядя, как Шен вместе с другим караульным пересаживают Шаола в кресло. Шаол натянуто улыбнулся им, но ничего не сказал.

Утренняя прохлада во дворе сменилась удушающей жарой.

– Покатишь кресло или мне самому? – довольно грубо спросил Шаол, обернувшись к Ириане.

Она растерянно заморгала, но растерянность тут же сменилась язвительностью. Ириана умела выпускать иголки.

– До сих пор ты неплохо справлялся.

– Напрасно ты не позвала сюда кого-нибудь из своих учениц. Или сразу штук пять. Не знаю, сколько их, по-твоему, нужно, чтобы возиться с адарланским гостем.

Ириане показалось, что ей влепили пощечину. Но она тут же совладала с собой и, стремительно развернувшись, направилась в покои Шаола. Ее не волновало, едет ли он следом и успевает ли за ней.

Колонны, коридоры и внутренние сады дворца стремительно проносились мимо. Ириане хотелось поскорее добраться до знакомой гостиной. Кажется, ее окликнули. Она пошла дальше. Ее снова окликнули. Узнав голос, она остановилась и внутренне сжалась.

Через мгновение к ней подбежал Кашан. Он был в доспехах. Вспотевшее лицо говорило о том, что принц упражнялся с караульными.

– А я тебя искал, – сказал он, и его карие глаза тут же скользнули по ее груди.

Нет. По пятну на платье.

– Отдай дворцовым прачкам, пусть выстирают, – сказал Кашан. – У Хасары найдется во что тебя временно переодеть.

Ириана совсем забыла про свое грязное мятое платье. Вплоть до этой минуты оно ей ничуть не мешало, и она не чувствовала себя замарашкой со скотного двора.

– Спасибо за предложение, но я вполне дотерплю до возвращения в Торру.

Она хотела двинуться дальше. Кашан загородил ей путь:

– Я слышал о трагедии в библиотеке. Я распорядился отныне выделять дополнительную охрану. Караул будет заступать на вахту сразу после захода солнца и оставаться до рассвета. Никто не проскользнет незамеченным.

Это было щедрой помощью с его стороны. Кашан всегда был с нею щедр.

– Спасибо, – сказала Ириана.

Кашан даже не улыбнулся. Ириана догадывалась, какие слова сейчас услышит, но принц был немногословен.

– Прошу тебя, будь осторожней. Я помню… ты высказалась достаточно ясно, однако…

– Кашан!

– Это не отменяет того, что мы с тобой друзья. Или были друзьями.

Ириана нехотя встретилась с ним взглядом. Заставила себя произнести:

– Господин Шаол упоминал твои… мысли насчет Тумелуны.

Кашан посмотрел на белые лоскуты, свешивающиеся из ближайшего окна. Ириана собралась (пусть и запоздало) выразить ему соболезнования по случаю смерти сестры, однако принц ее опередил:

– В таком случае ты понимаешь, насколько реальна эта угроза.

– Да. И буду осторожна.

– Вот и прекрасно.

Лицо Кашана расплылось в улыбке. На мгновение Ириане стало досадно, что она не испытывает к нему никаких чувств, кроме дружеских. Но иных чувств и не было – во всяком случае, с ее стороны.

– Как продвигается исцеление господина Эстфола? Есть успехи?

– Скромные, – уклончиво ответила Ириана.

Повернуться и уйти… Она сознавала опрометчивость такого поведения. Кашан все-таки принц, хотя и бывший друг. Но чем дальше затягивался их разговор, тем…

– Я хотела бы задержаться и поговорить.

Это была полуправда.

– Так задержись.

Улыбка Кашана стала еще шире. Да, в обаянии Кашану не откажешь. Если бы он происходил из другой семьи, если бы у него был иной титул…

Ириана покачала головой:

– Мне нужно снова заниматься позвоночником господина Эстфола.

– Слышал, вы с ним утром ездили в Торру. Верхом. Разве он не вернулся вместе с тобой?

Ириана постаралась прогнать с лица умоляющее выражение. Наспех сделав реверанс, она сказала:

– Мне пора. Еще раз спасибо за заботу и за караульных, принц.

Титул повис над ними, словно раскачивающийся колокол.

Ириана пошла дальше. Взгляд Кашана сопровождал ее, пока она не завернула за угол. Там она привалилась к стене, закрыла глаза и глубоко выдохнула. Дура. Сколько женщин назвали бы ее дурой, однако…

– Мне его почти жаль.

Ириана открыла глаза. Шаол только что вывернул из-за угла. Он тяжело дышал. Глаза его светились, как два уголька.

– Еще бы ему не сострадать, – продолжал Шаол. – Я находился далеко и не слышал вашего разговора. Зато я видел, с каким лицом он уходил.

– Ты сам не знаешь, о чем говоришь, – сердито ответила Ириана и пошла к его покоям, но уже медленнее.

– Не надо примеряться к моей скорости. Ты же почти летела. Со стороны это производит впечатление.

– Что из моих сегодняшних действий тебя так обидело? – Не выдержав, она задала вопрос в лоб.

В лице Шаола ничего не изменилось. Сильные руки продолжали вращать колеса кресла.

– Я задала вопрос. Не хочешь отвечать?

– Зачем ты отталкиваешь принца? Ведь когда-то вы были близки.

Дворцовый коридор был неподходящим местом для подобных разговоров. Да и время Шаол выбрал тоже неподходящее.

– Тебя это не касается.

– Сделай одолжение.

– Нет, – отрезала Ириана.

Она пошла быстрее. Шаол легко поспевал за нею. Так они добрались до двери его покоев.

Каджа стояла на пороге. Ириана с ходу дала ей нелепое поручение:

– Мне нужен сушеный чабрец, лимон и чеснок.

Все это сгодилось бы в качестве приправы для только что выловленной и зажаренной форели. Ириана вспомнила, как мать когда-то готовила эту рыбу.

Поклонившись, служанка исчезла. Ириана распахнула дверь пошире, пропуская Шаола.

– Да будет тебе известно, – прошипела она, шумно захлопывая дверь, – что твое отвратительное, упрямое поведение ничего не исправляет. Только портит, и еще как.

Кресло застыло посреди внутреннего коридорчика. Ириана поежилась. Так ведь можно и всю кожу на ладонях содрать. Шаол приготовился что-то сказать, но не успел. Дверь второй спальни открылась, и оттуда вышла Несарина, сверкая мокрыми волосами.

– А я понять не могла, куда ты пропал, – сказала она Шаолу, слегка кивнув Ириане. – Ранняя прогулка по дворцу?

Ириана быстро освоилась в изменившейся обстановке. Она как-то успела забыть, что первое место здесь занимает Несарина. А ей отведена роль помощницы. Словом, вспомогательная роль.

Шаол потряс кистями. Он действительно содрал кожу.

– Я ездил в Торру. Проводил там занятие по основам самозащиты.

Несарина покосилась на его кресло.

– Верхом, – добавил он.

Глаза Несарины удивленно вспыхнули и округлились.

– Это как? – спросила она, обращаясь к Ириане.

– С помощью постромок для ног, – пояснила Ириана. – А сейчас мы продолжим исцеление позвоночника господина Шаола.

– Ты что, действительно сидел в седле?

Ириана почувствовала, как Шаола пробрала внутренняя дрожь. Она и сама вздрогнула. Кто не видел покалеченных дарганцких конников, ездящих верхом, не поверит.

– Да… хотя мы не рискнули ехать слишком быстро. Начали с быстрого шага, – спокойно ответил он. Чувствовалось, он ждал подобного вопроса от Несарины и привык к ее въедливости. – Быть может, завтра я попробую рысь.

С ногами, которые не упрешь в лошадиные бока. Добавить к этому тряску… Ириане приходилось исцелять повреждения в области паха. А при его позвоночнике… Но она промолчала.

– Я поеду с тобой, – заявила сияющая Несарина. – Покажу тебе город. Может, и к дядиному дому завернем.

– Я бы с удовольствием, – сказал Шаол.

Несарина чмокнула его в щеку:

– Схожу на пару часов к ним. Потом встречусь… ты знаешь. Вернусь под вечер. И потом… продолжу начатое.

Ириана не упрекала ее за скрытность. Она видела оружие, разложенное на столе в комнате Несарины. Дверь была лишь приоткрыта, но Ириана разглядела ножи, мечи, луки и колчаны со стрелами… У капитана Фелак в спальне имелся небольшой арсенал.

Шаол что-то пробурчал и слегка улыбнулся. Несарина пошла к выходу. На пороге она остановилась. Эту улыбку во весь рот Ириана видела у нее впервые.

Надежда. Несарина была полна надежды.

Тихо закрылась дверь. Ириана по-прежнему ощущала себя вторгшейся в чужую жизнь.

– Хочешь подкрепиться перед началом? – спросила она.

Шаол молча направил кресло к себе в спальню.

– Мне удобнее работать в гостиной, – сказала Ириана.

Ее мешок стоял на коридорном столике. Каджа перенесла. Скорее всего, и внутри порылась.

– А мне удобнее переносить такую боль лежа на кровати. И будем надеяться, что сегодня ты не рухнешь на пол без чувств.

Шаол легко перебрался из кресла на кровать и стал расстегивать камзол. Ириана осталась в дверях:

– Скажи, чем я тебя сегодня обидела?

Шаол сбросил камзол:

– Ты хотела спросить, чем еще ты меня обидела помимо того, что выставила перед своими ученицами на манер сломанной куклы и заставила их стаскивать меня с лошади, будто полудохлую рыбу?

Ириана опустила мешок на пол, предварительно достав оттуда кляп:

– Во дворце тебе многие помогают, но тебя это почему-то не обижает.

– Не так много, как ты думаешь.

– Торра – место обучения. Люди с увечьями вроде твоего попадают к нам редко. Обычно мы сами ездим к ним. Эти хихикающие девчонки сегодня получили очень ценный опыт. Его не передашь словами и не опишешь ни в каких книгах. В будущем это может помочь немалому числу их пациентов.

– Ну да, твое живое наглядное пособие. Покалеченное, но зато такое послушное.

– Я тебя показывала не зевакам на ярмарке, а девчонкам, у которых прекрасные задатки, но недостает знаний и опыта. Мне бы и в голову не пришло назвать тебя… наглядным пособием.

Шаол сбросил рубашку, стянув ее через голову и чуть не разорвав по швам:

– А может, это было чем-то вроде наказания? За службу прежнему королю. Или за то, что я родом из Адарлана?

– Нет!

Неужели он поверил, что она способна быть такой жестокой, грубо нарушающей принципы Торры?

– Я тебе говорю сущую правду: я хотела показать ученицам особенности повреждения позвоночника.

– А я не хотел, чтобы ты им это показывала!

Ириана выпрямилась во весь рост.

– Раз уж ты вспомнила ярмарку… я не хотел, чтобы ты меня показывала как балаганного уродца! – Шаол тяжело дышал, стиснув зубы. – Не хотел, чтобы они дотрагивались до меня.

Его грудь вздымалась. Легкие раздувались, как кузнечные мехи.

– Ты хоть представляешь, каково здоровому, сильному человеку, привыкшему ходить, бегать, бешено скакать на лошади, вдруг оказаться узником этого кресла?

Ириане показалось, что пол ускользает у нее из-под ног.

– Я знаю… это тяжело.

– Да, тяжело. А благодаря тебе стало еще тяжелее. Я часами сидел в гостиной полуголым. Но сегодня я чувствовал себя совершенно голым. Опозоренным перед сопливыми девчонками.

Шаол удивился, что произнес эти слова вслух, решившись на подобное признание.

– Я… прошу прощения, – пробормотала Ириана.

У него дрогнул кадык.

– Все, о чем я думал, о чем мечтал, все замыслы, которые я строил… Ничего этого нет. Что осталось? Мой король и смехотворная крупица надежды, что мы уцелеем в войне и я смогу обрести хотя бы малую часть.

– Малую часть чего?

– Всего того, что разрушилось у меня на глазах. Рассыпалось в прах.

На последних словах у него дрогнул голос.

У Ирианы защипало в глазах: то ли от стыда, то ли от чужой и своей печали. Она не хотела знать причину. Не жаждала подробностей случившегося с Шаолом. Эта боль, прорывающаяся у него во взгляде. Ему ведь придется вновь столкнуться с нею, пережить, выплеснуть в словах. Но не сейчас…

– Я прошу прощения, – повторила Ириана и через силу добавила: – Мне нужно было бы заранее подумать, чем все это обернется для тебя. О твоих чувствах.

Шаол замер, потом расстегнул и снял пояс. Потом сапоги и носки.

– Штаны можешь не снимать… если хочешь.

Он снял и штаны. И опять замер в ожидании.

Его гнев никуда не исчез. Его взгляд и сейчас был полон презрения к ней.

Ириана сглотнула. В животе заурчало. Надо что-нибудь перехватить, иначе она не сможет работать.

Но уйти, пусть даже ненадолго… У Ирианы возникло странное ощущение: если она сейчас уйдет, если он увидит, что она повернулась к нему спиной…

Целителям и их пациентам требовалось доверие. Некая связующая нить.

Если сейчас повернуться и уйти, эта тоненькая ниточка порвется. Возникнет пропасть, и, скорее всего, непреодолимая.

Ириана отогнала мысли о еде. Шаолу она велела переместиться на середину кровати и лечь на живот, а сама присела на край. Ее рука застыла над его спиной, над бороздой, тянущейся вниз. Из-за мышц эта борозда казалась глубже.

А ведь она как-то не задумывалась о его чувствах. О том, что они существуют, преследуют его, не давая покоя.

Дыхание Шаола оставалось учащенным.

– Хочу понять: у тебя неприязнь только ко мне или ко всему Адарлану? – спросил он.

Он смотрел на противоположную стену, где деревянная ширма загораживала вход в купальню. Рука Ирианы остановилась. Хорошо, что не дрогнула, поскольку ее вновь обдало волной стыда.

Она мысленно отругала себя: который день не может взять себя в руки. В таком состоянии нельзя работать.

Тень от ее руки прикрывала белесое пятно на спине Шаола. А под пятном притаилась чужеродная сила… Магию Ирианы вновь отбросило. Захотелось отвести руку. Вчера она слишком устала, а сегодня с утра была очень занята, чтобы думать о новой встрече с пятном. О штурме черной стены и о том, что ей придется увидеть и вынести.

Но Шаол сдержал обещание. Невзирая на ее глупые, непростительные оплошности, он провел с девчонками очень полезное занятие. И она сейчас могла отблагодарить его единственным способом: добросовестно продолжать начатое.

Ириана глубоко вдохнула. Нет, подготовиться к этому невозможно. Не существует такого дыхания, которое хотя бы немного уменьшило боль и ужасы, ожидающие их обоих.

Ириана молча протянула Шаолу кожаный кляп. Его зубы впились в кожу этого нехитрого приспособления. Чувствовалось, он приготовился к боли. Лицо непроницаемое, взгляд устремлен на дверь.

– Когда мне было одиннадцать лет, адарланские солдаты заживо сожгли мою мать, – тихо сказала Ириана.

Прежде чем Шаол успел ответить, ее рука легла на белесое пятно.

16

Только тьма. И боль.

Он сопротивлялся тому и другому, едва ощущая кляп во рту и сухость в воспаленном горле.

«Заживо сожгли… заживо сожгли… заживо сожгли…»

Пустота показала ему огонь. Женщину с золотисто-каштановыми волосами и кожей такого же цвета. Она кричала от боли, взывая к равнодушным небесам.

Пустота показала ему изуродованное тело на окровавленной постели. Голову, катящуюся по мраморному полу.

«Это сделал ты… это сделал ты… это сделал ты…»

Он увидел другую женщину, с глазами цвета синего пламени и волосами, похожими на чистое золото. Ее занесенный кинжал был направлен ему прямо в сердце.

Иногда он жалел, что она не нанесла удар.

Шрам на его лице – от ее ногтей. То было ее первым ударом… Глядясь в зеркало, он всегда вспоминал, откуда этот шрам, и испытывал ненавистное желание, чтобы все кончилось еще тогда. В холодной комнате, где на окровавленных простынях лежало тело. Под пронзительный крик… Черный каменный ошейник на загорелой шее и чужая улыбка на лице, знакомом с детства… Сердце, которое он был готов отдать, осталось валяться на замызганных досках причала… Женщина, уплывшая ассасином, а вернувшаяся королевой… Прекрасные люди, вздернутые на воротах замка.

Все это таилось под тонким шрамом. Все, чего он не мог простить или забыть.

Пустота неустанно показывала ему картины прошлого. Она колола его раскаленными вилами. И показывала, показывала, показывала то и тех, кого он бросил, подвел, предал.

Мать. Брата. Отца.

Все, от чего он отказался. С чем не справился. То, что ненавидел, и то, чем стал. Здесь границы были размытыми. А ведь он отчаянно пытался их восстановить. Последние недели и месяцы он только этим и занимался.

В его крови, во всем теле бушевал черный огонь, силясь затопить эти мысли.

Пылающая роза на ночном столике. Прощальное объятие его короля.

Он пытался. Пытался надеяться, и тем не менее…

Молодые девчонки, почти дети, стаскивали его с лошади. Трогали его бесчувственные ноги, тыкали в них пальцами.

Позвоночник пронзило острейшей болью. У Шаола перехватило дыхание. Он не мог выбросить эту боль в крике.

Вспыхнул белый свет.

Мимолетная вспышка вдалеке.

Не золотистая, не красная и не синяя. Не свет пламени, а чистый, яркий солнечный свет.

Вспышка в темноте, похожая на молнию, прочертившую ночное небо…

И снова боль сомкнула свои челюсти.

Глаза отца, бурлящие гневом, когда Шаол объявил, что отправляется служить в королевскую гвардию. Отцовские кулаки. Мольбы матери. Ее страдальческое, перекошенное лицо, когда он уезжал из Аньеля. Тогда он в последний раз видел родной дом, родной город и своего малолетнего брата, испуганно прячущегося в тени отца.

Брата, которого он променял на другого – того, кого привык считать своим братом. Кровный брат остался в прошлом.

Тьма сдавила его со всех сторон, угрожая раскрошить кости в пыль.

Тьма, готовая его убить.

Скорее всего, она его убьет; эта боль, эта… бездонная яма, наполненная ничем.

Смерть была бы благом. Он сомневался, что его дальнейшая жизнь – та, за пределами кошмаров, – имела какой-то смысл. Проверять не хотелось. Ему вообще не хотелось возвращаться в мир, где привычные действия отнимали столько сил.

Тьме нравилось его состояние. Она пировала на его страданиях. На боли в костях, сдавливаемых тисками. На крови, готовой вскипеть в жилах. Даже на его криках.

В него снова ударил ослепляющий белый свет. Заполнил пустоту.

Тьма со скрежетом отступила, затем черной приливной волной ринулась назад… чтобы удариться о броню белого света. Тьма разбивалась о нее, как волны разбиваются о скалу.

Свет в бездне.

Теплый, спокойный, добрый. Свет, не отступавший под напором тьмы. Казалось, свет слишком долго пробыл внутри этой тьмы и наконец-то разобрался в ее устройстве.

Шаол открыл глаза.

Рука Ирианы соскользнула с его спины. Целительница наклонилась за его рубашкой, валявшейся на ковре. Ее лицо было перепачкано кровью, и Шаол это увидел.

Выплюнув кляп, он схватил Ириану за руку.

– Ты поранилась? – тяжело дыша, спросил Шаол. – Почему кровь?

Прежде чем повернуться к нему, Ириана вытерла нос, рот и подбородок. Кровь успела протечь ниже, добавив пятен ее платью.

Шаол перевернулся на спину и сел:

– Боги милосердные, да что с тобой?

– Все хорошо, – торопливо ответила Ириана.

Она говорила с трудом, зажимая ноздри, откуда продолжала капать кровь.

– Так что… всегда бывает?

Шаол был готов крикнуть, чтобы к Ириане позвали местного целителя.

– Да.

– Врешь.

Шаол почувствовал это по голосу. К тому же Ириана отводила глаза. Он открыл рот, но она коснулась его руки, убрав от лица окровавленную рубашку.

– Честное слово. Со мной все хорошо. Нужно лишь… чуть-чуть отдохнуть.

Ее лицо, перепачканное в крови, говорило обратное.

Кровь из носа продолжала течь. Ириана успела перехватить эту струйку, приложив край рубашки к ноздрям.

– Ну вот, теперь мое платье украсилось новыми пятнами. И цвет одинаковый.

Это была неуклюжая попытка пошутить. Шаол мрачно улыбнулся:

– Теперь у вас появится новый фасон: голубое платье в крупный красный горошек.

Ириана не думала, что он откликнется на ее шутку.

– Я отдохну минут пять и вернусь.

– Ложись прямо здесь, – сказал Шаол, сдвигаясь в сторону.

Ириана оглядела подушки. На такой кровати свободно могли бы уместиться четверо. Ириана сбросила туфли и улеглась, задрав голову, чтобы остановить кровь.

– Тебе что-нибудь надо? – спросил Шаол.

Ириана отрешенно смотрела в потолок. Шаолу стало не по себе. Она перенапряглась, помогая ему. Возможно, его дрянное настроение лишь все усугубило.

Ириана покачала головой.

Он молча смотрел, как она вытирает кровь, капающую из ноздрей. Постепенно капель стало меньше. Наконец кровотечение прекратилось.

Нос, рот и подбородок Ирианы были красно-коричневыми от запекшейся крови. Глаза – затуманенными от боли или усталости. Возможно, от всего сразу.

– Как? – неожиданно для себя спросил Шаол.

Ириана поняла его вопрос:

– Я коснулась твоего пятна. Там, где шрам. Все было как вчера. Черная стена, которую я не могла сокрушить никакими ударами своей магии. Думаю, она мне показала…

Ириана отерла липкий подбородок.

– Показала… что?

– Морат, – выдохнула она.

Шаолу показалось, что даже птицы за окном перестали щебетать.

– Стена показала воспоминания, остающиеся внутри тебя. Я увидела большую черную крепость, полную разных ужасов. А вокруг – громадная армия.

У Шаола все внутри похолодело. Он понял, кому могли принадлежать эти воспоминания.

– Настоящие воспоминания или… тебя пытались сбить с толку?

С ним такое бывало.

– Не знаю, – пожала плечами Ириана. – А затем я услышала твой крик. Не внешний. Он шел оттуда, изнутри…

Она снова вытерла нос.

– И тогда я поняла, что напрасно тратила силы, пытаясь сражаться с черной стеной. Она была чем-то вроде отвлекающего маневра. Я отправилась на твой крик. К тебе.

В его потаенные глубины.

– Та сила рвала тебя на куски и так увлеклась, что не заметила моего появления. – Ириана вздрогнула. – Не знаю, удалось ли ей что-нибудь, но… я не могла оставаться наблюдательницей. Просто смотреть и слушать. Я ворвалась и спугнула ту силу. Не знаю, будет ли она в следующий раз дожидаться моей атаки и запомнит ли мое вторжение. У нее есть… что-то вроде сознания. Не как у живого существа. Скорее, это похоже на воспоминания, выпущенные в мир.

Шаол молча кивал. Ириана в очередной раз вытерла нос его рубашкой, совсем промокшей от ее крови. Потом, чтобы не запачкать подушки, она переложила скомканную рубашку на столик рядом с кроватью.

Солнце чертило узоры на плитах пола. Ветер шелестел листьями пальм.

– Я… то, что они сделали с твоей матерью… мне было больно слышать, – сбивчиво проговорил Шаол.

Он прикинул время, когда это происходило. Наверное, в те же страшные месяцы, когда Аэлина лишилась родителей.

На многих детях этого поколения Адарланская империя оставила свои шрамы. А скольких вообще лишила жизни?

– Я не помню, чтобы мать с кем-то ссорилась. Все от нее видели только хорошее. – Ириана повернулась на бок, лицом к саду. – Она сделала это потому, что…

Ириана не смогла докончить фразу.

– Потому что так поступила бы любая мать, – договорил за нее Шаол.

Ириана кивнула.

Целители становились первыми жертвами. Их преследование и уничтожение продолжалось и потом, когда магия исчезла с Эрилеи. Адарлан всегда был жесток с целителями, наделенными магическими способностями. Зачастую их выдавали свои же односельчане, польстившись на легкие адарланские деньги.

– Прежний король Адарлана у меня на глазах обезглавил любимую женщину Дорина. Я не мог вмешаться и спасти ее. Я должен был стать следующей жертвой. Мы готовили свержение короля. Он узнал о наших замыслах и собирался казнить меня по обвинению в государственной измене… И тогда вмешался Дорин. Он вступил в поединок с отцом, выиграв для меня время. Я бежал… поскольку больше некому было готовить мятеж, поднимая на него других. Я оставил Дорина наедине с его ужасным отцом и такими же ужасными последствиями… Но бежал.

– Зато потом для молодого короля все сложилось удачно.

– Не знаю, – покачал головой Шаол. – Дорин жив. Он на свободе. А насчет «удачно»… Он перенес чудовищные страдания. Мне их даже не представить…

Шаолу сдавило горло.

– На его месте должен был оказаться я. Я всегда рассчитывал, что сумею уберечь Дорина.

С носа Ирианы скатилась слезинка. Шаол подхватил ее пальцем, не дав упасть на подушку.

Слезы в глазах Ирианы сверкали на солнце крошечными бриллиантами. Шаол потерял счет времени. Он не знал, сколько минут или часов она пробивалась к темной бездне внутри его. Те вспышки света были лишь первой попыткой.

Дверь в покои тихо открылась и так же тихо закрылась. Вошла Каджа. Появление служанки заставило Ириану посмотреть в ту сторону. Без ее глаз Шаолу стало холодно и пусто.

Шаол сжал кулак. Слезинка Ирианы успела впитаться в кожу. Ему захотелось снова повернуть ее лицом к себе. Заглянуть в глаза.

Но голова Ирианы вдруг запрокинулась, макушкой едва не ударив Шаола по носу. Глаза целительницы вспыхнули.

– Шаол, – прошептала она, впервые назвав его по имени.

Ириана почему-то смотрела на его голые ступни. Шаол невольно посмотрел туда же.

На пальцы ног.

На пальцы, которые медленно сгибались и разгибались, словно пытаясь вспомнить эти движения.

17

Рунни – так называлась часть Антики, где жила семья дяди Несарины. Она пришла днем, когда дети были в школе. Дом и участок окружали высокие стены, и потому с пыльной улицы виднелась лишь крыша. Несарина постучалась в дубовые ворота, украшенные резьбой. Для большей прочности ворота имели металлические накладки.

Ворота мгновенно открылись, и двое караульных, узнав Несарину, пропустили ее внутрь. За воротами простирался крытый двор. Его колонны из светлого камня были плотно оплетены стеблями и розово-красными цветами бугенвиллеи. В центре журчал фонтан, выложенный морским стеклом.

Таких домов в Антике было достаточно много. Их строили преимущественно бальрунийцы – южный народ, к которому принадлежали отец и дядя Несарины и отчасти она сама. Жилище было хорошо приспособлено к климату пустынь и возводилось с учетом двух стихий – солнца и ветра. Южная сторона, как самая жаркая, вообще не имела внешних окон. Узкие башенки-ветроуловители наверху располагались так, чтобы не оказаться на пути восточного ветра. Он нес с собою песок, поэтому не столько охлаждал помещения, сколько добавлял хлопот слугам. Дома побогаче дополнительно охлаждались подземными каналами. Дядиной семье приходилось довольствоваться высокими тенистыми деревьями и ставнями, но Несарине здесь дышалось легче, чем в их дворцовой гостиной.

Она неспешно шла по уютному двору, освобождаясь от уличного зноя. Где-то на середине ее застиг теткин вопрос:

– Девочка, ты успела позавтракать?

– Тетушка, я берегла место в желудке для твоей стряпни, – соврала Несарина.

Таков был халхийский обычай – непременно сажать за стол всякого пришедшего в гости. Особенно если это родня и особенно в семье Фелак, где никто не уходил без трапезы, хотя бы одной.

Захида приходилась Несарине теткой по дяде. Это была крупная обаятельная женщина, привыкшая все делать быстро и ловко. Даже четверо детей ей ничуть не мешали. Услышав ответ племянницы, она одобрительно закивала:

– Не далее как утром я говорила Брахиму, что наша повариха стоит всех дворцовых поваров.

Из-за ставен на окне второго этажа донеслось громкое хмыканье. Там находился дядин кабинет. Бо́льшая часть комнат на втором этаже были семейной половиной, куда посторонние не допускались.

– Ты поосторожнее с такими речами, Захида, не то хаган прознает про нашу повариху и умыкнет старушку к себе во дворец.

За неплотно закрытыми ставнями просматривался дядин силуэт.

– Вот так всегда, – вздохнула Захида, беря Несарину под руку. – Подслушивает все разговоры. А еще утверждают, будто женщины любопытны.

Дядя снова хмыкнул, но больше ничего не сказал.

Несарине всегда нравились их бесхитростные и беззлобные шутки. Тетка повела ее в дом. Возле двери стояла статуя крутобедрой, полногрудой Ихны – богини мирного дома и покровительницы бальрунийцев. Ее руки были подняты – жест приветствия и защиты домочадцев.

– А я-то все думала: отчего придворные такие тощие? – сказала Несарина, подхватывая шутку.

Тетка похлопала себя по животу:

– И почему я за эти годы так раздалась. Может, нам и впрямь стоит отправить нашу повариху к хагану. – Захида подмигнула племяннице.

– По-моему, ты стала еще красивее, чем была, когда я приезжала к вам девчонкой, – заявила Несарина, поцеловав нежную теткину щеку.

Она говорила вполне искренне. Тетка для приличия отмахнулась, но слова Несарины ей явно понравились.

В длинном коридоре было прохладно и сумрачно. Деревянные колонны подпирали высокий потолок. И они, и мебель были покрыты затейливой резьбой, изображавшей щедрую природу и животный мир земли предков. Захида провела Несарину в другой двор, меньше первого. Он предназначался только для своих. Основную его часть занимал длинный стол, окруженный мягкими стульями. Матерчатый навес защищал стол от солнца. Правда, сейчас оно прожаривало противоположную сторону дома – потому-то Захида и выбрала этот дворик.

Стул во главе стола предназначался для Брахима. Тетка усадила Несарину на соседний – весьма почетное место, а сама поспешила к поварихе, дабы распорядиться об угощении и прохладительных напитках.

Оставшись одна, Несарина слушала вздохи ветра в кустах жасмина. Они росли вдоль стены и почти доходили до балкона второго этажа. В дядином доме она всегда испытывала чувство покоя и умиротворенности. Не то что вечная суматоха ее родного рафтхольского дома.

При мысли о родных у Несарины защемило в груди. «Они живы, – мысленно твердила она. – Они выбрались в безопасное место».

Только где они сейчас? И существуют ли безопасные места на континенте, охваченном ужасами войны?

– Когда твой отец о чем-то серьезно задумается, у него бывает такое же лицо, – послышался за спиной дядин голос.

Обернувшись, Несарина улыбнулась дяде. Брахим Фелак уступал брату и в росте, и в упитанности – в основном потому, что зарабатывал на жизнь не выпечкой. Его волосы были тронуты сединой, но с годами он не утратил живости и подвижности. Возможно, тому и другому он был обязан жизни торговца, вынуждавшей постоянно держать нос по ветру и приспосабливаться к переменам.

Однако лицо Брахима… это было лицо Сайеда Фелака, ее отца. Братьев разделяло менее двух лет. В детстве их даже считали близнецами. Доброе, располагающее к себе лицо дяди так зримо напомнило ей отца, что у Несарины сдавило горло.

– Это одна из немногих черт отцовского характера, которые я унаследовала, – сказала она.

Если Несарина была склонна к тишине и размышлениям, отец любил громко посмеяться. Его смех не умолкал в доме, равно как веселые песенки Несарининой старшей сестры. Вдобавок та хихикала по всякому поводу и без повода.

Дядя уселся напротив племянницы. Место во главе стола осталось для Захиды. В семьях династии Фелак мужчины и женщины вели хозяйство сообща. Равноправие отца и матери воспринималось детьми как непреложный закон. Несарина спокойно подчинилась этому закону, а вот ее сестра… Она и сейчас отчетливо помнила громогласные словесные перепалки между сестрой и отцом, когда взрослеющая Делара жаждала независимости.

– Капитан королевской гвардии – должность важная и хлопотная, – произнес Брахим, рассуждая вслух. – Удивительно, что ты находишь время часто бывать у нас.

В этот момент появилась тетка, держа поднос с кувшином холодного мятного чая и стаканами.

– Не ворчи, Брахим, иначе Несарина подумает, что мы ей не рады, и перестанет приходить.

Несарина улыбнулась. Захида разлила чай по стаканам, после чего заняла место во главе стола.

– Я намеренно выбрала это время, пока дети в школе.

Еще один удивительный закон хагана: каждый ребенок, в какой бы семье он ни родился, имел право бесплатно учиться в школе. Неудивительно, что грамотность в хаганате была почти всеобщей. Бедные адарланские семьи могли об этом только мечтать.