Текст книги "Сквозь кальку. В ожидании главной героини"

* * *

Мы находим второго на приёме у следователя. Именно на приёме, а не на допросе: второй, как постепенно становится очевидно, на этот раз пришёл сам. Наш Настоящий Мужчина сегодня особенно эффектен: регулярный секс явно идёт ему на пользу (если это секс, а не что-нибудь ещё, не менее тонизирующее). Щёчки румяны, щетина подровнена специальной машинкой, персиковая рубашечка навыпуск – отглажена и в меру накрахмалена, понтовый пиджачок от Томболини умопомрачителен, ну и так далее.

Затемнение.

* * *

Мы находим второго на приёме у следователя. Именно на приёме, а не на допросе: второй, как постепенно становится очевидно, на этот раз пришёл сам. Наш Настоящий Мужчина сегодня особенно эффектен: регулярный секс явно идёт ему на пользу (если это секс, а не что-нибудь ещё, не менее тонизирующее). Щёчки румяны, щетина подровнена специальной машинкой, персиковая рубашечка навыпуск – отглажена и в меру накрахмалена, понтовый пиджачок от Томболини умопомрачителен, ну и так далее.

Настоящий Мужчина: …И?

Второй: И вот я здесь…

НМ: И что ты хочешь? Орден? Денежную премию?

2-й (несколько сдуваясь): Я… ничего.

НМ: Ничего? Но ведь на что-то же ты, наверно, рассчитывал, когда собирался прийти сюда и сознаться в… в преступлении!

2-й: В чём сознаться? В пре… Но ведь…

НМ: По-твоему, соучастие не преступление, что ли? К тому же действовали вы по предварительному сговору – да и ценность украденного, как выяснилось, намного превышает первоначально заявленную…

2-й: Но ведь я же сам… Сам!

НМ: Да, не спорю. И это записано, смотри. (Показывает листок с записью показаний.) Но отвечать-то всё равно надо… Или нет? Как сам-то считаешь? Только честно!

2-й: Я думал… (Взвиваясь.) Да что ж это, а?! Вокруг полнó людей, которые гораздо более серьёзные вещи совершили… и продолжают совершать… И что?! Все на свободе! А меня – за какую-то ерунду…

НМ (мягко): Послушайте, уважаемый, что вы, в самом деле… Во-первых, не все на свободе, отнюдь не все, – а во-вторых… Ну взрослый же человек, должны понимать уже… Да, мир несправедлив, не спорю. Более того, выстроена такая система, при которой практически невозможно остаться ни в чём не замазанным: все-все вокруг – хоть в чём-то да виноваты, факт… И что же? Это не основание, чтоб успокоиться и оставить всё как есть! Нужно бороться… Пойми, брат, имеет место быть замкнутый круг: пока мы не начнём сажать, мир не начнёт меняться к лучшему! Люди по-хорошему не понимают, им нужна наглядность…

2-й (горячо): Но почему я-то?!

НМ (примиряюще): Ну а почему нет, собственно? С кого-нибудь начинать надо, а?

2-й (как бы поражённый внезапной мыслью): А старшой? Что с ним теперь?..

НМ: А что с ним! – он не сегодня завтра помрёт, по всему видать… И к чему нам его тревожить! Отвечай потом…

2-й (обескураженно): Так он же главный обвиняемый!

НМ (ухмыляясь): Уверен? Так-таки и главный?

Вспышка…

* * *

Главная героиня и её подруга в «Роллóве». Тот же интерьер, тот же столик, но на заднем плане – новшество: баннер с надписью типа «Q-столбики! Сезонная распродажа! Скидки 50%! Два комплекта по цене одного! Не упустите свой шанс!» (хотя возможны варианты).

Подруга (озабоченно): Слушай, такое дело… Придётся вернуть!

Главная героиня (твёрдо): Извини, подруга, не получится.

П: Как так?

ГГ: Да вот так. Они мне самой нужны.

П: Но ведь… Но ведь жила же ты как-то без них, а?

ГГ: Жила? То разве жизнь?.. (Её взгляд рассеянно скользит вверх, она замечает рекламу, кивает на неё.) А вон же! Пойди да купи. Недорого… (С иронией.) И уж заведомо меньше, чем ты с меня тогда содрала!

П (злясь): Ты прекрасно знаешь, что это (глаза кверху) – подделка. А я тебе…

ГГ: А ты мне продала настоящие, знаю. И дура буду, если отдам их назад.

П (умоляюще): Но ведь не мои они! Муж рвёт и мечет… Если узнает, что это я…

ГГ (перебивая): А как он узнает? Шито-крыто всё… Сама, главное, не проговорись, а больше ведь… некому, да?

П: Ну… Вообще-то, я тут разоткровенничалась с ещё одним человеком…

ГГ: И?!

П: И, может статься, он держать язык за зубами… хм, передумает.

ГГ: Угрожаешь? Мне?!

П: Не в том дело. Просто… Короче, он сам по себе – и, не исключено, захочет предпринять какие-то независимые действия…

ГГ (с сердцем): Нет, какая ж ты, оказывается, дрянь! Это надо было так напакостить… (Раздражённо подливает себе сакэ.)

П (оживлённо): Во-от! Видишь: оставлять их у себя, скорее всего, теперь опасно. Не то чтоб наверняка, но – вполне вероятно ведь… Так, может, вернёшь? (Умоляюще.) Ну, пожалуйста! А я тебе заплатила бы вдвое… даже втрое против той суммы… Ну! Подумай хотя бы…

ГГ: Слушай, отстань! (Задумчиво.) Говоришь, самостоятельный? Ладно… У меня на этого самостоятельного кой-какой административный ресурс есть – в случае чего не обрадуется…

П (безвольно): Да, тебе хорошо… (Наливает себе сакэ, отпивает один глоток, ставит чашечку на столик. Убито.) Если он мужу моему расскажет, то… я и представить себе боюсь… А он может, гад, может. Знает ведь, что мы подруги, – так почему б не надавить на тебя, шантажируя траблами, которые он мне создаст… Вполне ведь может попробовать надавить, почему нет…

ГГ (с деланым равнодушием): Твои проблемы, твои. Не надо было трепаться… А кто он?

Яркий свет…

* * *

Главная героиня в том же кабинете, где недавно исповедовался второй… Настоящий Мужчина – всё так же свеж и, пожалуй, даже ещё более сияющ (а пиджачок на нём сегодня – от Эйсоса).

Главная героиня же выглядит более сдержанно: еле заметный дневной макияж, строгий брючный костюм, на коленях – не сумочка, но лёгкий такой портфелик.

Настоящий Мужчина: …Так, говоришь, они давно уже у тебя? И как же…

Главная героиня: Хочешь знать, как они действуют? (Мечтательно.) Ну… Вот представь себе окошечко… только это не совсем окно, а скорее экран как бы… Экран монитора, вроде того… Это то, что ты видишь своими глазами, всегда-всегда видишь, по жизни! – и вот… (Вынимает из портфельчика и расставляет на письменном столе все семь ку-столбиков, один за другим.) Располагаю их перед собой. А потом – сосредотачиваюсь на той проблеме, которая на данный момент времени более всего меня беспокоит! Лучше всего сформулировать её в виде ясного, чётко определённого вопроса и задать последний…

НМ (перебивает): Крайний!

ГГ (потеряв нить, с оторопью): Чего?

НМ: Не «последний», а «крайний», говорю. Прости, это я рефлекторно…

ГГ (слегка закипая): Тьфу на тебя! – только зря с мысли сбил… Короче, нужно просто пустое пространство перед тобой спросить, а дальше всё происходит само… Как – не знаю.

НМ: Хорошо, но в чём это самое «всё» проявляется, ну, чисто внешне?

ГГ: Столбики принимаются светиться и… этак помаргивать синим… А потом – картинка перед глазами начинает листаться, и мы…

воочию убеждаемся в истинности сказанного: всё это начинает происходить здесь и сейчас. Ку-столбики на глазах разгораются, по кабинету разливается дышащая светом синеватость, а вместо задней стены (с висящим над головою НМ неизбежным портретом президента) проступают сменяющие одна другую картины: сначала другой кабинет, расположенный как бы позади этого, потом – некий зал, скорее даже не зал, а целая анфилада проходных комнат, самые дальние из которых теряются в молочно-перламутровом тумане… Потом – длинная и широкая лестница, сбегающая на мощёную разноцветным мрамором площадь, обрывающуюся у кромки бескрайнего поля… далее – голая степь, летящая под ноги коня… Уносящиеся за спину всадника чахлые кустики, струящийся навстречу песок, перебираемый ветром, и – зеркало воды далеко впереди…

(Возможно, море… Житейское, целый океан: счастливые лица рабочих, деловитые – служащих… герои космоса, подвижники народного просвещения, операторы доения, машинного и не только… труженики тыла и бойцы невидимого фронта… люди в белых и не очень халатах, м-да…)

Но тут мы слышим вялый окрик… Этакий снисходительный начальственный окорот… Чей голос? Настоящего Мужчины, чей же ещё!

Настоящий Мужчина: Хорош, э…

Всё вокруг «гаснет», вновь мы видим кабинет следователя – и только.

Главная героиня (с трудом высвобождаясь из мощных лап транса): Аюшки?

Настоящий Мужчина: Понял я, понял… Всё.

ГГ: Что «всё»?

НМ: «Всё» – значит всё. А это (кивает на стол перед собой) я конфискую как вещественное доказательство. (Открывает ящик… ну, или как там его: лоток? накопитель? – и без церемоний сгребает ку-столбики со столешницы прямо в него.)

ГГ: То есть как?..

НМ: До окончания следствия. А там посмотрим…

ГГ: Но… Но ведь они же мне нужны, родненький… Постоянно!

НМ (глумливо): Перебьёшься. (Стирая с лица улыбку.) Думаешь, не знаю, как ты с фотографом…? Не всплывёт, думала? Будь уверена, оно всегда всплывает…

Свет медленно меркнет.

* * *

Кромешная тьма. Только два сигаретных огонька на чёрном массиве нераспознаваемого одра, а вокруг тёмно-тёмно-синий, ПОЧТИ чёрный мрак помещения. Огоньки то разгораются, то притухают, и – полное впечатление, что всё в порядке… ну, или, по крайней мере, всё наладится… А ведь нет… Нет.

ГГ за кадром: «Есть люди – как перевалочные базы… или промежуточные пункты. У кого-то что-то случилось, какая-то жизненная катастрофа, крушение всех надежд или просто полное разочарование во всём, да? – и тут он встречает тебя… после чего – возрождается к жизни! второе дыхание у человека открывается!

Он вдруг понимает, что не всё потеряно, что есть ещё шанс исправить ситуацию, что нужно действовать, и… и – торопливо исчезает. А ты остаёшься. Хранить память о нём и надеяться, что он вернётся за тобой, дурочка… Но в реальной жизни пр-рынцы никогда не спешат.

Постепенно ты теряешь надежду, после чего… продолжаешь надеяться. И живёшь, живёшь… продолжаешь. Пока наконец в твою жизнь всё же не войдёт нечто светлое…»

Ну! А это кто сказал?.. Эй!

Тишина. Кромешная темень.

Нет, уже не кромешная… Пара красных точек, приближаясь (наезд камеры), разгораются ярче; мы видим, это глаза… огромные глаза… лицо – на котором застыла бессмысленная, кажущаяся от этого беспощадной – улыбка.

«…И луки бровей там, и стрелы ресниц… и нос дивно прям – будто лёт этих стрел… И тут бы любой пал униженно ниц – когда бы в упор на нея посмотрел»? Типа того, да.

Сияющее внутренним светом лицо с синеватой (вероятно, от холода: климат больно суров, непривычно), даже с синей… с ярко-синей кожей, чего уж там…

ГГ (продолжая начатое): «Всё, всё может вынести человек, всё на свете, в смысле – любое зло, причиняемое ему! – вот только добра потом не сможет вынести. Поскольку… ведь это будет уже перебор, не так ли?

Ну правда же: только ты начала привыкать ко всему, что приходится терпеть – ежедневно, почти ежечасно… только выстрадала у себя в голове более или менее стройную систему координат, в которую целиком укладывается весь ужас существования – и даже место ещё остаётся (вроде как на будущее) … а тут вдруг ДОБРО. Возникло из ниоткуда снова, напомнило о себе… о том, что – вот же, МОЖЕТ оно существовать, не в сказке, а на самом деле, и… и рассыпается с таким трудом выстроенное мироощущение, как карточный домик.

Нет уж. Пускай лучше всё остаётся как было!

Дно, говорите? Зато и благословенная уверенность в завтрашнем дне, вот.

А всё хорошее… Привыкаешь-то к нему быстро, но…» Но всё-таки – что ты курил, автор?

…Днище, угу. Посреди него – под нарастающую пятую симфонию Шопена («Нежность», факт) танцует обнажённая великанша в ожерелье из черепов (причём черепа вовсе даже и не страшные, будто плюшевые).

Одновременно прикоснувшись всеми четырьмя руками ко лбу, она тут же разводит их в стороны, и мы…

Нет, не могу продолжать, увольте: слова не катят… Тьма.

* * *

Фотостудия, полная унылой безнадёжности. В ней находятся: фотограф, первый парень, второй парень, психолог и его жена (подруга главной героини – теперь, надо полагать, уже бывшая). Сидят на помосте, а перед ними – пять, по числу присутствующих, какэбанов. На последних (тьфу ты! – на крайних, я хотел сказать) – сакэ в бутылочках и скромные бэнто (преобладают неизбежные в наше время суси и маринованный имбирь), а также фотография бригадира в чёрной рамке.

Второй (оканчивая фразу): …ну, и отпустил. Под подписку…

Фотограф: М-да… (Яростно.) А я ведь подозревал! Подозревал, что дело-то нечисто: ну не могли, не могли вы унести самое ценное, что было в доме, просто так! случайно! – явно не в вазе дело было-то…

2-й: Вы уж не держите зла, приятель… Хотя что уж теперь… Всё равно, по-видимому…

Ф: Нет, не всё равно! (Бормоча вполголоса.) Нет… Я этого дела так не оставлю! У меня связи есть, я…

Подруга (перебивая): Прошу прощения за беспокойство… Не передадите мне васаби?

Ф (механически передавая): Да-да, конечно… не время сейчас для всего этого… Помянуть надо… (Берёт со стола чашечку.) Ну… Как говорится, пусть ками примут его как равного!

Все наливают, каждый себе, сосредоточенно пьют.

Первый парень (фотографу): Скажите… Вот вы говорили, что знакомы с ней… Не передадите ли при встрече? (Протягивает сумочку главной героини.)

Фотограф: А что ж вы сами-то?..

1-й: Ну… Мы с ней слегка повздорили, и, короче…

Ф: Ясно. Но дело в том, что я даже и не знаю, встретимся ли мы с ней в обозримом будущем. Разве что на суде… (2-й вжимает голову в плечи.) Впрочем, давайте. Там есть что-нибудь такое, о чём мне знать следовало бы?

1-й: Ключи, кредитка, паспорт… ну, и так, по мелочам, ничего особенного.

Подруга (тоскливо): Вот именно, что ничего особенного. Э-эх…

Психолог (угрюмо): Что за вздохи, милая? Лицá потерянного никак не отыскать?

П: Полегче!

Пс: Я т-те дам, «полегче»… (Второму.) А ты что ж не вздыхаешь, урод? Разве не самое время…

2-й (вскакивает): Знаете что, дядя… (Фотограф и первый, сидящие по бокам, хватают его за руки, насильно усаживают обратно.) Правда, не время сейчас… А то б я…

Пс: Чего-о?!

Все присутствующие, кроме психолога и второго, хором, но вразнобой: Хватит! Слышите?

П (рассеянно, как бы не адресуясь никому конкретно): …Такой шанс упущен…

2-й (осторожно): Какой шанс?

П (с мукой в голосе): Да на счастье же! На счастье, понимаете?!

Пс (недоумённо, с подозрением): Ты про что это?

П (в сердцах): Да, уж конечно, не про него! (Кивает на второго.)

2-й (уязвлённо): Ой, посмотрите на неё! Королева, тоже мне…

Пс (неожиданно оглушительно, подруга и фотограф даже вздрагивают): Рот закрой!

2-й: Щас ты свой закроешь… (Вполголоса себе под нос.) Отныне и впредь, блин…

П: Ну что вы за люди! Такое горе, а они…

1-й: Да-а… Старика жалко.

П: Да при чём тут старик! Я про столбики!

Пс (оживляясь): Столбики? Какие столбики? Так называемые кухонные? А что за горе с ними связано? И потом, тебе-то они зачем?

П (глядя на него во все глаза): Здрасьте, приехали… Ты что, с луны свалился?! Не в курсе, для чего они?!

Пс: Ну… Лично я использовал их в работе с пациентами, и… Что ж, не могу не признать, некоторые из них действительно… рассказывали что-то про выстраивающуюся вертикаль… то есть как бы неясной природы канат, натягивавшийся между Идом и Эго – подобно некоей пуповине… Что-то про исполнение сокровенных желаний, про… Короче, эффект и вправду бывал поистине поразительный, – однако…

П: «Однако»? Чего тебе ещё-то, а?! Они ради этого самого эффекта и требуются!

Пс: Хм… Так они что… нужны тебе именно сейчас, я не понял?.. И зачем?

П (ко всем): Нет, этот человек меня когда-нибудь доконает… (Мужу.) Глухой, да?! Не слыхал, о чём вот он (кивает на второго) битый час рассказывал?!.. Нет их больше, всё!

Пс: Почему же сразу нет! Одного комплекта нет, правда: того, который ты… м-да… но второй-то на месте: у меня в кабинете, на стеллаже. Между первым изданием «Счастливой долины» и «Бихевиоризмом» Уотсона.

П (поражённо): Что?! Между…

Ф (живо): Ну да, всё правильно: два комплекта было… А что, один не пойдёт?

Все начинают переглядываться и улыбаться – всё шире и шире. Немая сцена.

* * *

Кабинет следователя. Сам Настоящий Мужчина сидит за своим столом, а напротив – тот эпизодический йогин, ну, помните? Между ними расставленные в ряд на столе ку-столбики. Поблёкшие, местами закопчённые… Прямо скажем, отстой.

Эпизодический йог: Сожалею, начальник.

Настоящий Мужчина (сегодня он в «Brioni», но – явно секонд-хенд, да и щетины малька прибавилось): Нет, так не пойдёт… Как это?

ЭЙ: Да вот так… Похоже, выработали мы с вами ресурс – кшайя.

НМ: То есть ты хочешь сказать…

ЭЙ (подхватывая): …что больше бомбардировок Сирии и кибератак на Национальный комитет этих «ослов» не предвидится. Во всяком случае, с нашей стороны.

НМ (перевешиваясь через стол, сгребая йога за грудки): Слышь, ты…

Йог – быстро зыркнув, вправо-влево, глазами по сторонам – делает неуловимо быстрое движение, нечто вроде обрывка индейского тенсегрити, и… растворяется в воздухе. Следак, потеряв опору, мешком валится через стол, встречает плечом сиденье стула и, развернувшись от удара, со всей дури прикладывается затылком об пол. Слышится характерный хруст, и… больше в кабинете уже ничего не происходит.

* * *

Главная героиня с подругой (будем считать, помирились) сидят на циновке в «Роллóве». Между ними всё тот же сова-зэн, рядом, на первом плане – выстроенные в ряд… сперва кажется, что ку-столбики, но тут же понимаешь, что не-а, это просто пустые бутылки.

ГГ по одной передаёт подруге фотографии из толстой пачки, которую бережно устроила на футоне возле себя. Передаёт – давая необходимые пояснения, но мы их не слышим: негромко журчащая речь заглушается торжественной музыкой (хотя бы даже и «Летом» из «Времён года» Вивальди: пусть банально, зато штырит), причём одновременно и голос Гафта за кадром размеренно декламирует «А знаешь, всё ещё будет!..» Вероники Тушновой.

И всё это – на фоне тасующихся в нарастающем темпе изображений, знаете ли…

11 января – 2 февраля 2017 г.

картина третья…

Собственно канат

Моему другу Максиму Смирнову,

а также – забавному безвременью,

гревшему нас неясной надеждой накануне распада СССР,

посвящается.

________________________________________________________________

Неужели космическая беда человечества, пришедшего к нам с надеждой об исцелении, увидит на месте нашей души зеркало, в котором отразится её харя?

(Рид Грачёв.

«Почему искусство не спасает мир»)

Боюсь: шагну – и навсегда уйду…

(последние стихи Альфреда де Мюссе)

* * *

Смерть для меня теперь как запах благовоний, как странствие под парусом, когда веет ветер. Смерть для меня – как лотосовый аромат, как достигнутый берег страны упоений…

(Неизвестный египтянин. III в. до н. э.)

«Яков Александрович, вы чего?»…

Мальчишка издал сиплый горловой звук и, повернувшись, выскочил из подвала, ринулся вверх по лестнице, но до туалета не добежал. Его вырвало под ноги училке начальных классов, собирающей, как наседка цыплят, свой первый «Б» – отдельные представители которого ещё швырялись шариками, скатанными из хлеба во время завтрака. Первоклашки притихли, хотя парочка-другая смешков всё же прозвучала: ну, это жизнь…

«С ума спятил?!» – Марина Владимировна отряхивает лосины (липкие крошки в некоторых местах пристали-таки), косясь почему-то на младшего Вóтанова – сцепившегося руками с Настей Бежиной и во все глаза глядящего на оскандалившегося брата… чьи одноклассники – красные, распаренные – ковыляют по коридору, возвращаясь в раздевалку. Самый здоровый отвешивает поникшему мячу глухие плюхи, и кажется, он не столько отряхивает мяч от подсыхающей грязи, сколько репетирует какую-то экзекуцию. Вот лицо его, похожее на морду откормленного телка, озарилось (или уместнее сказать «омрачилось»? ) злобной радостью: это он Ваську заметил…

– Вотанов! Что это с тобой такое, а? – Марина наконец берёт себя в руки.

– Я за насосом ходил, – в голосе было нечто, неприятно царапнувшее слух и сразу наполнившее её нехорошим предчувствием. Дыхание у парня перехватило, однако фразу закончить он всё же попробовал. – А там…

Не удалось, разрыдался.

* * *

Не то ужасно, что ТАМ встретишь,

А то, что принесёшь с собой.

(Кирилл Померанцев.

«Всё это было, было, было…»)

Джейк! Это Авдей беспокоит.

Привет тебе, ненаглядный ты наш!

Я сижу в кабинете заведующей яслями-садом № **** и схожу с ума, параллельно неся сторожевую вахту. Похоже на сторожа Сергеева из песни «Аквариума». Правда, у меня нет зелёной лампы, но грязный стол – есть.11
  «Зелёная лампа, и грязный стол…» – слова из песни группы «Аквариум»; главный герой этой песни – некто сторож Сергеев.


[Закрыть] Эпичненько!

Не знаю, порадует ли тебя этот факт, но я достиг больших успехов в промёте. Могу метнуть харчи в любой момент, без употребления каких бы то ни было харчегонных средств. В будущем собираюсь продвинуться ещё дальше – поскольку считаю это дело наиболее доступной среднестатистическому человеку формой протеста, а потому – делом чести и доблести.

Надо заметить, что я/с, в которых (-ом) я работаю, – оптимальный плацдарм для крейзы. Особенно по выходным: можно прыгать и кричать невозбранно, а также слушать пластинки и бренчать на игрушечном пианино. До полного катарсиса.

За сим желаю здравствовать и не унывать. Ав.