Текст книги "Сквозь кальку. В ожидании главной героини"

* * *

Господь предпочитает самых быстрых,

И самым страстным воздаёт Господь…

(Евгений Рейн. «Взор через окуляр»)

Здравствуй, Яша! Это я, Арсений.

Ну что, расселил нас Генерал грёбаный. Твоего покорного слугу – как особо «выдающего» – засунули в такую комнату, где амба настала сразу. Потому что живут здесь, кроме меня, трое, и все они на днях вернулись из армии. Вот и устроили салаге «устав»… и минувшей ночью ад достиг точки кипения.

Придя с какой-то своей программы, они, разбудив меня, запрягли комнату убирать (полы там мыть, всё такое), а сами снова ушли, ещё куда-то…

А я – на лестницу. Сел там, достал беломорину (заныченную под плинтусом: как раз для подобных ситуаций) и подумал, что так жить нельзя…

Короче, Яша, отыскал я их на этаже (в соседней комнате) и послал куда подальше… Ну, и они, все, кто там был, меня «тово»… отделали. Как бог черепаху.

…Сижу в аудитории. Физику пора готовить, а у меня кровь из губы течёт… Надо из этих апартаментов сваливать в другие какие-нибудь… но в какие, блин!

Одно держит на плаву: мысли о мае (и о той моей полянке, под берёзками).

Ездили тут на дачу к мужику одному, шабашить. Мужик конкретнейший. Всех в Таракани знает, всех уделать может – с помощью конторы своей…

Работа гиморная: сначала яму под фундамент копали, потом кирпичи клали… Даже забор покрасили! Короче, к концу дня я чуть ласты не склеил. Зато он по бутылке водки дал нам (сразу и выпили) и по четвертному1111
  – то есть по банкноте достоинством 25 рублей


[Закрыть] заплатил!

…Главное, чемпионат мира близок! Вот уж где я душу отведу… Все матчи смотреть буду, по фигу, – скорей бы только…

Дюша с Настёной расстались. Было рядовое выяснение, Авдюшонок возьми да и ляпни сдуру, что он с ней «просто так» был (а если вдуматься – правду сказал-то!) … Ну, и гордая Настя растворилась в дымке. Впрочем, у них с Авдеем давно к этому шло.

А баба она что надо. Сам заарканил бы… если б не Надин.

Да, вот ещё что! Помнишь, я писал, как мы с Авдеем Новый год в двух разных подъездах встречали? Когда приезжал домой, решил добиться от него, что же тогда стряслось, – ну, чтобы сравнить версии… Так Дюша обрисовал картину следующим образом: «Помню, упал на бродвее, разбилась водовка, – потом плёнку зажевало… А когда перестало жевать, обнаружил, что сижу за столом у Лёськи и мне накладывают салат. При виде салата я обметался, но меня всё равно накачали так, что дом свой едва нашёл: когда наконец выпустили… хотя и дома не стало легче. Спать лёг – так не спалось: приходилось совершать частые промёты, снова и снова, еле до сортира успевал… Не дали, ехидны, по-человечески отпраздновать!»…

Ты только вникни: не дали ему… Вот это я понимаю, высший пилотаж: принимать любые подарки судьбы с этакой капризной невозмутимостью – дескать, могло быть и лучше… Такое лишь истинно и абсолютно везучему человеку по силам! Видимо, Дюшку ждёт долгая счастливая жизнь… но, и отходя в своей постели, окружённый чадами и домочадцами, он найдёт повод кинуть судьбе предъяву! – и… сам не заметит, как очнётся совсем в ином месте. По-прежнему счастливым – и всё-таки вечно недовольным! Теперь уже вечно…

На этой оптимистической ноте самое время закруглиться. Желаю, чтоб и у тебя тоже всё было путём, но… по возможности без отходняка, договорились?

Арсений.

* * *

Слышишь! —

Убери проклятую ту,

Которую сделал моей любимою!..

(Владимир Маяковский.

«Флейта-позвоночник»)

Ну, привет.

…Солнышко сияет, на небе ни облачка, а поводов для оптимизма не густо… Ни ИТД1212
  то есть индивидуальная трудовая деятельность, закон о которой был принят 19 ноября 1986 г.


[Закрыть], ни кооператоры нам рай земной дарить не спешат. Магазины по-прежнему пусты, ничего путного не производится, кроме пенопластовых марионеток (на днях приобрела на Арбате одну такую, «Страуфёнок Силя» называется; этикетку на машинке – и ту отпечатать толком не могут!) … Короче, не доверяют пока граждане переменам, опасаются… инициативу-то проявлять. И недаром: это же значит – себя обнаруживать, лезть на всеобщее обозрение… глаза соседям колоть: вот, поглядите, как у нас можно… А не можно, нет. Потому что… ну да, опасно. Так уж у нас повелось: пристальное и недоброе внимание привлекает к себе каждый, кто хоть чуточку выбивается из среднего уровня… то есть из единого для всех убожества.

Это ж надо было в такое стадо превратиться! Зато «Самый читающий народ в мире», блин… Может, потому и превратились, что читающие: вместо того чтобы сражаться за свои права – всё читаем и читаем… про то, как другие сражаются… и всё ждём, что кто-то за нас грязную работу сделает.

Кстати, нам с тобой пора поговорить. Ты на откровенность давно напрашиваешься, так что… будь по-твоему.

Несомненно, в начале на меня произвело впечатление твоё… нахальство, что ли. Более чем. Сумел вызвать симпатию… И – некоторое время мне было с тобой ХОРОШО.

Но потом – о-ох… Началось это нытьё, регулярное…

Поверь, твои ощущения (цитирую: «как у рыбы, вытащенной из воды»), которыми ты часто бравируешь, мне тоже знакомы – и отнюдь не понаслышке… да и много ли на свете людей, которым они не знакомы?! Я сама периодически оказываюсь в положении (блин, написала, прочла и задумалась) … в положении той, кто, не будучи своей среди чужих, постепенно и среди своих чужой становится. Но то, что творилось с тобой… до этого мне далеко и по сю пору!

…Вечно плестись в арьергарде собственных мыслей не сахар, да… и вот ты нашёл некоторую отдушину в моём лице – какая удача! и как вовремя: а то потихоньку спиваться начинал… Вот и ухватился за подвернувшуюся меня, как утопающий за соломинку. И я была не против… на начальном этапе.

Но, в конце-то концов, сколько же это ещё должно продолжаться?!

Я не виновата в том, что ты так упорно тонешь там, где другой давным-давно выплыл бы (не говоря уж о том, что некоторые прошли бы, так сказать, «не замочив ног»), вот не виновата, и всё… И хватит этого! Мне до смерти надоела твоя методичная борьба за поиск «золотой середины» везде, куда получается встрять, – видит бог, достаточно.

Ты так хотел, чтобы я тебя «понимала»! Допустим, поняла, есть контакт… Но ты – ты никогда не пробовал ответить мне тем же.

Ведь ты… слабак. Причём во всех смыслах – недели через три наших отношений стало очевидно. У тебя просто-напросто нет душевных сил воспринимать людей такими, какие они есть: в самом себе разобраться бы, об остальных и речи нет…

Когда я поняла ЭТО, твои жалобы сразу мне опротивели. Я почувствовала себя старой няней (или даже кормилицей! а то и патронажной сестрой!) – поставленной перед задачей уберечь от беды неразумное дитя (дитя же при этом поглощено одной мыслью: как бы попасть в такую-растакую беду, из которой уже не будет выхода, и… на этом успокоиться?)…

Понимаешь, рядом с тобой я СТАРОЙ почувствовала себя!

А мне, знаешь ли, как и любой бабе, юной быть хочется! – и чувствовать рядом с собой надёжное присутствие оберегающей мощи.

Тем более что, если такое испытаешь однажды (а мне, к несчастью для тебя, довелось), вряд ли согласишься на меньшее.

С тобой я сама как оберегающая… ну да, мощи, вот именно. В которых и духа-то нету.

Понимаешь, рядом с тобой ни в чём нельзя быть уверенной. А я хочу быть с тем, кто ДАСТ мне уверенность. Хотя бы в том, что завтра всё будет окей.

Ты же мальчик! (Не напрягайся: в данном случае мироощущение имею в виду.) Тебе ещё только предстоит найти своё место… Место, которое ты впоследствии мог бы предложить кому-нибудь разделить с тобой. Пока же – у тебя ничего нет, вообще ничего… и – нечего предложить. Не на что купить даме цветочки. В гости пригласить – и то некуда!

…Военная карьера, не исключено, поможет… или нет. А?

Ведь у тебя есть дела поважнее, не правда ли? В настоящее время, например, ты занят тем, что пытаешься удержать меня рядом – используя совсем уже подлые методы: я о твоих обещаниях покончить с собой.

Да, теперь я боюсь этого… как, впрочем, и посторонний человек на моём месте боялся бы. Страх за тебя и мысли о том, как я буду жить дальше, если с тобой что-нибудь произойдёт, вынуждают и сейчас играть опостылевшую роль няньки.

…Вот дура! Нужно было рвать при первых симптомах, а я всё телилась – как будто сразу не было ясно, с кем имею…

Господи, Яша, мужик ты или дерьмо? Имеешь ли хоть каплю воли? Или хоть совести… Да пойми же, идиот, что этим ничего не добьёшься!

Я, конечно, не горю желанием быть виноватой в чьей-то там смерти, но… что ж! Если ты действительно собираешься реализовать свои планы, придётся и мне… постараться изжить в себе саму мысль о какой бы то ни было ответственности за это.

Пока же – пытаюсь разучиться тебя жалеть. Ничтожество, ты вынудил меня лишь к этому!

Всё ли потеряно? Кто знает…

Может быть, ещё вернусь к тебе когда-нибудь: в жизни возможно всё, какая угодно глупость… Но – точно не в обозримом будущем!

Поскольку сегодня я просто не могу себе этого представить.

А письма… продолжу писать, почему нет… если ты хочешь по-прежнему: с учётом всего – есть основания сомневаться.

(Так что подтверди уж как-то свою… приверженность.)

Марина.

* * *

В ямину забытого колодца,

Солнышко моё, не упади…

(Герман Валиков. «Памятка»)

И зыбко всё, и нет ни в чём опоры.

(Альберт Вервей.

«Скорби и плачь, о мой морской народ!..»)

В спортзале стоял гвалт: урок давно начался, а физрука не было. Восьмиклассники – поныв и для порядка потоптавшись в строю, дисциплинированно на первой минуте урока сформировавшемся, – теперь разбрелись по залу и приступили к самостоятельному заполнению нечаянного досуга.

Самые бедовые вскрыли гвоздём подсобку и выбрали себе пару наиболее сохранившихся мячиков; трое классных качков облюбовали штангу и деловито занялись дальнейшим наращиванием мышечной массы, подолгу отвлекаясь на замену блинов; девочки облепили владелицу прошлогодней «Бурды» и углубились в обсуждение насущного… а в узком мужском кругу в непосредственной близости от каната возникло лёгкое замешательство: Вотанов выразил намерение выполнить обещание.

…Собственно, никто не рассчитывал на столь упёртую верность слову: подумаешь, трёп, стоило ли обращать внимание… Зато теперь, когда упрямство этого Рэмбы недоделанного стало очевидно, наиболее здравомыслящим представителям восьмого «Г» пришло в голову, что «Рэмбо» в самом деле раздухарился! – и за счёт этого вскарабкается, пожалуй, на приличную высоту… откуда, вконец обессилев, может навернуться. А крайними, если он себе что-нибудь сломает, окажутся все.

Стали убеждать парня не пороть горячку, Васька ни в какую… Пришлось в конце концов Толику Мирскому, главному из тех троих, зажать канат в кулачище и рявкнуть: «Хорэ, Васёк, не полезешь никуда, расслабься-ка!»…

Кто-то предложил ломануться на спортплощадку, за школу, – разумеется, прихватив с собой мяч: раз всё равно следующая по расписанию – информатика, а «букашки»1313
  – советские персональные компьютеры «Электроника» серии БК


[Закрыть] опять накрылись… Что и устроило, в общем-то, всех (кроме Витальки Веретенникова, бурчащего себе под нос вариации на тему «Вотан на то и рассчитывал»).

Зал быстро опустел. Минут через пять оглушительная трель возвестила конец первого. (Почти синхронно со звонком аккуратная репка директора в дверь просунулась, удивлённо взметнулись брови…)

Едва ребята успели разыграться, выяснилось, что мячик-то… необходимо подкачать! Где-то, в подсобке спортзала, разумеется, лежал велосипедный насос, но идти за ним… чтобы, не дай бог, столкнуться с физруком?! Не-ет уж…

Попробовали играть, не обращая внимания на такие мелочи, но каждый удар по полуспущенному мячу больно отдавался в ладонях, да и удары-то выходили так себе…

Наконец этот амбал Мирской вытер со лба обильный пот и резюмировал: «Мужики! Кому-то слетать надо…» – «Вот и давай!» – огрызнулся Веретенников, которого злило избавление Васьки от необходимости отвечать за слова. «Ты это кому?» – Толикова шея стала грозно-пунцовой, а лицо пошло пятнами. Кажется, не миновать Виталику огрести по полной…

Но тут «слетать» неожиданно вызвался Вотанов, и ситуация разрядилась сама собой… «Ага! Вот он, доброволец. Молоток! – прокомментировал Толян. – Смотри, не возись там!» – крикнул вслед Ваське, но тот был уже далеко…

Бежал со всех ног, стараясь сэкономить время… потому что – предстояло сделать ещё кое-что. Никогда не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня… То, что НУЖНО сделать сегодня, а возможно сделать – только в спортзале и нигде кроме… Слово не воробей, Толька. Итак…

Сперва за насосом… Осторожно постучал, никто не откликнулся, и, проскользнув внутрь подсобки, он стал лихорадочно рыться в напластованиях спортивного снаряжения, сваленного под стеллажами. Почти сразу же искомое обнаружилось: какой-то невежа снарядил им один из выстроенных на полке кубков.

…Выглянул, горизонт чист… Аккуратно притворил за собой дверь. Насос положил на пол.

Зал мирно пустовал. Фрамуги были распахнуты, и неприкаянной снастью канат еле заметно шевелился под нежными дуновениями сентябрьского ветерка.

«Ты слово давал», – ещё раз неслышно напомнило Васе… что-то. Тогда Вася подошёл, подпрыгнул повыше и…

Первые полтора метра покорил бойко. Но – именно что первые. Потом… потом уговаривать себя затеял: мол, поспокойнее… мол, больше не можешь? – ну повиси просто так, отдохни… А энергия-то, оказывается, в неподвижности убывает ещё быстрее… Вытекает из напряжённого тела, как песок из часов…

Отчаянным спазмом воли вынудив себя продолжать, полез выше. Теперь это дело давалось с невероятным трудом, и, мало того, тревожные мысли мешали: о том, что, должно быть, прошло уже много времени! – того и гляди кто-нибудь со спортплощадки явится проверять, всё ли окей у лазутчика… а там уже и Анатолий устроит втык: за то, что сделал по-своему… за то что с первого раза – не понял…

Вася был уже высоко, но силы неудержимо таяли, и, стремясь завершить начатое до того, как они иссякнут окончательно, он – засуетился… Ещё метр отвоевал за счёт частого-частого подтаскивания тела вверх… Потом ещё… Ещё… Ещ-що-ооо… … …Уже отчётливо видел шершавые разводы побелки, уже запах пыли от неё чувствовал… «Вот и на месте!» – всхлипнул уже…

Ухватившись за канат левой рукой, стиснув ногами, правой – попытался дотронуться… Чтоб хоть известь осталась на пальцах свидетельством того, что он, Васька, – герой!

И в этот момент здорово тряхнуло. Вздрогнув от неожиданности – в следующий момент мальчик увидел, как стремительно удаляется от него потолок.

Что-то подсказало совершить неуловимый пируэт (благодаря чему шансы приземлиться на ноги резко возрастали, так ведь?) – а подлетая к полу, Вася постарался расслабить мышцы: ровно настолько, чтобы не отбить ступни и при этом попытаться хотя бы немного смягчить удар…

(Он даже представил себе ощущение мягкого, пружинящего контакта: когда торс по инерции продолжает полёт, но умные мускулы ног (ах, лишь бы они оказались достаточно умными!) – достигнув опоры, уже осторожно сопротивляются этой инерции…)

Испытал запоздалое недоумение – насчёт того, чья же злая шутка заставила на миг утратить контроль… Успел вспомнить, что, когда лез, канат болтался свободно – и это значило, что груша, видимо, опять вывалилась из петли… Следовательно, логично было предположить, что… что тряхнуло канат в момент, когда некто (находящийся в подвале) водворил её, грушу, обратно?

Пол хрястнул Ваську по ногам, и он с удивлением ощутил: твердь, как-то «не по-людски» отпружинив, вдруг подалась, неожиданно дряблая, под его, Васькиным, невеликим весом. Брызгами полетели щепки, и в следующее мгновение Вася почувствовал, что проваливается сквозь пол… словно в открывшуюся внезапно на глади замёрзшего пруда полынью – нещадно царапающуюся острыми краями!

…Оперативно сформированная – с целью выяснения обстоятельств – комиссия никак не могла прийти к единому мнению… Конечно, всплыли и самоуправство с дырой, и преступная халатность покойного директора, но всё равно долгое время никто не мог поверить, что шестьдесят пять кило, упав с высоты шести-семи метров (или сколько их там? а? точно ответит кто-нибудь?! судя по всему, это тайна), в состоянии пробить столь внушительный слой бетона – усиленный к тому же стальной арматурой (это даже если не принимать во внимание фанерный буфер!) … однако поразмыслив эксперты сошлись на том, что, мол, «факты упрямая вещь».

Надо думать, трещины, возникшие в своё время по причине вибрации, с тех пор многократно разветвились вследствие систематического разрушения целостности структуры бетона. Данное воздействие, не ведая, что творит, усугубляла техничка: в целях экономии времени уборки выливала на пол ведро воды, чтобы потом собрать получившуюся грязь тряпкой. Изрядное количество жижи затекало в щели; аккумулируя влагу, гнила подложенная под доски фанера…

Бетонный монолит, как известно, от воды становится лишь монолитнее – так то монолит! А здесь… Здесь бетон через некоторое время высыхал, и трещины… м-да.

Что касается арматуры: то ли плита попалась бракованная, то ли ещё какая петрушка, но там, куда пришёлся основной удар, стальной скелет почему-то отсутствовал! Может, сбой какой произошёл в технологическом процессе: такая аккуратная прореха осталась, как будто заключённый из решётки пару прутьев выпилил…

Проанализировав добытую информацию, пришли к леденящему кровь выводу: на момент падения Вотанова В. («из-под купола цирка», как добавлял Евсей Иванович Жипов) перекрытие пребывало в столь плачевном состоянии, что через два-три месяца обвалилось бы само, без посторонней помощи.

(Хотя теперь это и не имело значения, так как «помощь» была своевременно оказана.)

…Проваливаясь, он, Василий, умудрился вновь поймать канат – почти на уровне пола! – а поймав, ухватился мёртвой хваткой.

Между тем внизу, во мраке – ноги спасительно упёрлись во что-то… хм… неудобное.

«Ага, груша!» – догадался Васька – и обрадовался этой своей догадке, как старому знакомому, заявившемуся в гости. Покрепче уцепившись, мальчишка развёл ноги и жадно вгляделся в зияющую темноту. Тотчас он – второй раз за сегодняшний день – потерял самообладание: боком запрокинутое вверх, навстречу рассеянному свету, таращило глаза, присыпанные цементной крошкой, лицо преподавателя физкультуры. Рябь затухающей дрожи шла по телу последнего.

Дети, дети… Вечно вы лезете, куда вас не просят.

* * *

Застигнут совестью врасплох,

Ты высвечен до основанья…

(Юрий Линник. «Разрыв»)

Здравствуй, Яша.

Хотел вот домой я поехать на майские, но в апреле с фолликулярной ангиной в больницу загремел. Температура под сорок, настроение соответствующее… Слава богу, выписался уже через три: там быстро на ноги ставят, чтобы койку не занимать лишнюю… Но, пока валялся, примчалась мать (разведав, что я в больнице) и новость привезла: сходивши в МИССиС (куда я не прошёл по конкурсу, ты помнишь), она как-то с кем-то добазарилась: теперь я смогу из этой дыры домой перевестись! Курс закончу – и вперёд… (Вернее, назад, если быть точным.)

А тут как раз каникулы – скорее за билетом, на поезд… Home, sweet home, ур-раа!

…Ну, дома вымылся как следует, покушал, водки стопку принял, пузырь с собой взял и – гулять. Разумеется, на полянку любимую…

Пришёл, сел, закурил. Ещё принял. Мафон1414
  – то есть магнитофон


[Закрыть] врубил, песни слушаю… Фуфырь добил, а вот не хватает чего-то… Да, ты правильно понял, мой дорогой: её не хватает, Надюшеньки!

Но я дал себе зарок не ходить к ней. (Хорош потому что…)

Пошёл к Василию Юрьичу: думал, добавлю. А у него, как обычно, парфюмерия. Делать нечего, посидели просто так…

Познакомил он меня с каким-то деятелем, который в нашу школу хочет устраиваться (трудовиком? завхозом? кем-то вроде), тот интересовался, не осталось ли у меня или моих приятелей «связей на высшем уровне» (так назвал!) или «тёплых отношений»: чтобы слово замолвить…

Ну, представь: тёплые отношения с Жиповым! Как вспомнишь, так вздрогнешь…

(Причём мужик с виду конченый синяк, а туда же, протекцию ему подавай – на шáру-то!)

…Пошёл домой. Иду по бродвею, а навстречу ОНА. С собачкой. (И с подругой Инной – ты должен помнить: о которую я тогда на диком пляже споткнулся…)

А я… сделал вид, что не заметил их.

На следующий день приехал Авдей. Взяли что необходимо, и снова в парк… Возвращаемся, гашёные, – опять Надюха… Авдейка поприветствовал её, тут уж и я был вынужден… Она: «Перетереть бы… Приходи часов в одиннадцать». Ладно.

Вечером собираюсь к ней, мать хай подняла: куда, мол, на ночь глядя?! Еле отбоярился.

Пришёл к Надежде, и начался разговор… о ребёнке, Яша. О МОЁМ ребёнке! Залетела она.

«Что, – говорит, – делать будем?»

Ну, что ж… Честно ей говорю: всё нормально, мол, закон природы… но детей нам рано пока… Не, ну а как же!

Ты пойми, я не хочу, чтобы мой ребёнок нищим рос. А ведь содержать семью пока не на что! И на шее матери сидеть – тоже ещё тот вариантец…

Надюха в бутылку полезла, да. «Ты, – кричит, – упакованную себе найти хочешь, а меня что, побоку?!» – и тому подобное. Скандал начался… а времени уже час, и… засобирался я, позорище этакое, домой. А она как расплачется… Пришлось остаться.

Утром – на пару минут заскочил к себе на квартиру, перед матерью извиниться (мать, сам понимаешь, встретила во всеоружии), и дальше мы с Надей поехали в больницу: узнавать, когда можно всё устроить… и за сколько.

Узнали, ага… Потом закупили хани и – снова на то же место, что и вчера, и позавчера: шашлыки жарить… Ох, Яшка, что это были за шашлыки! Наверно, лучшие в моей жизни.

А ночью (уже после того, как мирно по домам разошлись) она позвонила и успокоила: ничего не надо, всё устаканилось само. Выкидыш. Такие дела, брат.

…Короче, полтора месяца мне осталось… И снова вернусь домой, насовсем…

Возвращайся и ты, что ли!

Да, мы с тобой нажрёмся, это уж как пить дать… И упадём, пьяные. И нам это простят… Не смогут не простить.

…Что-то расклеился. Прямо слёзы наворачиваются, не могу больше.

Я жду, Яша… Очень жду. Понимаешь?!

Арсений.