Текст книги "Сквозь кальку. В ожидании главной героини"

* * *

…Под романтической бронёй,

Таится жалостный, растерянный,

Негероический герой…

(Владимир Дукельский.

«Памяти Поплавского»)

Но жизнь моя такое что,

В какой тупик зашла?

Она не то, не то, не то,

Чем быть она должна…

(Николай Глазков.

«Я сам себе корёжу жизнь…»)

Когда он появился на свет, сутки как раз начинались – лишь первые пять минут прошли после полуночи. А в роддомах тогда (да и сейчас, кажется) негласная установка существовала: шустрить, чтоб роженицы особо не залёживались и дефицитные койко-места освобождали пулей. Так вот, одна ревностная блюстительница этого неписаного закона, желая на оплате больничного очередной маме сэкономить, записала Яшу предыдущим днём, и… И никто этого, конечно же, не заметил. И прошли годы…

И вроде бы всё нормально у Яши складывается, да только кажется с тех самых пор: что-то неладно в Датском королевстве. Типа, время упущено, но – что это за время такое и с чем его едят, непонятно.

И ведь немудрено, что чердак подобной мутью забит: день тот фиктивный, приписанный к человеческой жизни ни за что ни про что, не пропал, не рассосался, нетушки. Наоборот, вырос тайно, разбух, как безразмерный болотный гриб. Так раздался вширь и вглубь, что и не узнать – теперь-то!

И уже не день это вовсе, а многие недели, месяцы и годы – как бы и не прожитые Яшей, а… а будто проспал он сонной рыбой подо льдом всё это время.

* * *

Что сомненья? Что тревоги?

День прошёл, и мы с тобой —

Полузвери, полубоги —

Засыпаем на пороге

Новой жизни молодой…

(Николай Заболоцкий.

«Меркнут знаки Зодиака…»)

Яша, моё почтение!

Вот ты и написал мне, чем обрадовал весьма и весьма. Я-то думал, нескоро мы сможем пообщаться.

Таки сдал несчастную начерталку… А ведь на волосок уже был от того, чтобы вслед за тобой загреметь! Уже сапоги по ночам снились… Но – крутанулся как-то и сдал, вот.

Съездил домой. Очень хотел в новогоднюю ночь увидеть Надюху, да не судьба: встретил Авдея, сам понимаешь…

Набрали мы с ним ханки сообразно случаю и, как обычно 31 декабря бывает, подались хату искать. К Стасику зашли было – облом: у него все дома. Уговорили каждый по полфуфыря на лестничной клетке, просто чтоб отметиться, и абзац…

Короче, пока по району шатались, всё сухое закончилось. Авдюша к тому моменту был уже готов, а я держался… Держался – да его, жаль, не удержал: он упал, разбил пузырь водки и… я же и виноват, оказывается!

Решили от безысходности к Василию Юрьичу двинуть; идём по бродвею мимо длинного дома (знаешь, жёлтый такой) – гляжу, Авдея нету. Всего секунду назад бухтел под нос себе что-то, прямо позади меня, а в очередной раз оглядываюсь, смотрю, исчез.

Мне-то к Надюхе ещё надо зайти: поздравить там, ну и, соответственно… А этот баран, как назло, куда-то делся! Стал я орать: «Дюша, где ты?» – и тут мужик, что следом шёл, говорит, поравнявшись со мной – не шуми, мол, товарищ твой во-он в том подъезде; я скорей туда, стал по этажам искать и звать, никто не откликается. Ну что ж… Присел на ступеньки, достал остатнюю водяру и… в общем, не заметил, как закемарил. И… так вот я и встретил новый год, Яша: на лестнице, в чужом подъезде. А всё Авдей!

Он, как позже выяснилось, не в этот, а в соседний подъезд тогда завернул, отлить, а потом ТОЖЕ уснул, и – вот где самая несправедливость-то: на него наткнулся Евка, разбудил и потащил в гости к Лёсе, где Дюша нажрался уже по-настоящему, вволю… А я всю ночь от холода зубами во сне щёлкал, на бетонном-то полу!

Утром домой, естественно… Вот и весь праздник.

Но Надюху всё ж повидал, вечером… Погуляли, сходили в кино… Без постели тоже не обошлось – в общем, что мог, всё выжал из ситуации.

Надежда мне и про тебя, Яша, рассказала: про твои предложения ей… Не спорю, она иногда действительно производит впечатление доступной, бывает. Но ты, видимо, забыл, что я люблю её! Кем бы она ни была, понимаешь?! В общем… я был ОЧЕНЬ зол. Хорошо, что тебя рядом не было, а то не миновать бы мне тюряги… а тебя похоронили бы в закрытом гробу, по всей вероятности. Это сейчас я немного остыл… Да и Надюха больше не думает о тебе плохо, хотя и сделала выводы… Ладно, забудем. Я ведь не дурак, понимаю, тебе там сейчас тяжко.

Держись уж как-то, не раскисай… Всё рано или поздно кончается, придёт конец и этому кошмару. Ты, главное, помни: мы обязательно встретимся! И хряпнем, и споём, и… просто так посидим. Молча, блин…

Но пока – ты там, у себя в Архаровске, а я тут, в Таракани. (Тоже ещё тот курорт.)

В общаге сплошные уроды: ни выпить, ни поговорить душевно… Плюс, естественно, клопы достают по ночам (странно, что Таракань не назвали Клопенью какой-нибудь… потому что тараканов-то здесь как раз почти нету) … Что ещё? Вот, ушу занимаюсь понемногу: какое-никакое, а хобби. Алкоголем-то особо не побалуешься: администрация стремает… да и денег голяк. Так что – иногда только прикладываюсь, а в основном трезвый кукую. (Но если приложусь, так уж до харчей!)

Пока всё. Обнимаю,

твой Арсений.

* * *

Болезненно осознаю сейчас,

Что мёртвые предметы совершенней

И, как ни горько, долговечней нас.

(Альберт Вервей. «Террасы Медона»)

«А ну как ладонь у ребёнка вспотеет?! – горячится человек из РУНО (хотя больше от нетерпения горячится: в предвкушении горячительных напитков, нехватки которых, к счастью, никогда в этой каморке не ощущается). – Канат-то у вас вон… поди пойми, из чего скручен… И айда, гражданин, под суд, когда дитё с верхотуры сверзится!» – «Эх, Сеня, – благодушие физрука объясняется тем, что, в отличие от инспектора, он никогда не упускает случая вовремя «поправиться». – Вечно ты тонкости из виду упускаешь. Сам-то когда по канату лазал в последний раз?» – «Да уж, – Арсений Викторович, заглатывая наживку, лирически задумывается, – четверть века, пожалуй, минуло… А что?» – «А то, друг любезный, что, раз так, я тебе напомню, – «гражданин» достаёт из ящика стола вторую стопку, для гостя, и наклоняет над ней бутылочье горлышко. – Человек, он ведь как! Или держится на канате, и тогда, потная ладонь, не потная, роли не играет, рука сама вцепится, и повиснешь себе, как на гвоздике: инстинкт великая вещь, его врасплох не застанешь… Или наоборот: бывает, вижу, вообще не держится, ну! хиловатый экземплярчик… так в этом-то случае – сползает сразу же, и вся любовь: падать неоткуда!» – «Допустим. – Непринуждённо забрасывая бухло в жилистую глотку, инспектор морщится («Завёл бы закуску какую, что ль, а, Яков-Саныч?») и со значением ударяет себя по бочкообразной груди – как бы подчёркивая тот факт, что уж эта-то ручища, да и дыхалка тоже в случае чего не подведут (сам-то он успел забраться в этой жизни довольно высоко, и если придётся падать, то… лучше и не думать о последствиях). – Ты мне лучше скажи вот что: как у вас с дыркой-то, решили вопрос?» – «Ну вот… Время очередного разговора за подвал настало…» – «Ну, уж не знаю, за подвал или что у вас… В своё время о налаживании там работы радиоузла вопрос ставился, а? И где тот узел? – Арсений Викторович напускает на себя официальность. – Сколько ни ломаю голову, всё никак понять не могу, кто ж это всё-таки разрешил вам такой самодеятельностью заниматься… Проводка проводкой, без того, чтоб её протянуть, не обойдёшься, понимаю, не дурак, – но отверстие… Это что же, значит, генплан самовольно изменили?! Тут не только административной ответственностью пахнет, но и…» – «Слышь, кочумай лечить меня! Понял?! – внезапно выходит из себя физрук. – Давай-ка лучше напряжёмся и вспомним: во-первых, дырку ещё до меня бурили, и ты сам это прекрасно знаешь! А во-вторых, я видел, там среди прочих и твоя виза на разрешении. Так чего строить целку, не пойму!» – «Яков Александрович, я попросил бы ВАС следить за словами! – От негодования Арсений Викторович делается похожим на жабу (да не просто жабу, а надутую малолетним садистом через соломинку). На пару минут воцаряется гнетущее молчание, однако водка-то выдыхается, и… первым не выдерживает сам инспектор. Супясь, наливает себе губастую, потом, помедлив, наполняет и вторую рюмку – со смыслом: ты горяч, мол, и я горяч, проехали… «Так вот, – как ни в чём не бывало продолжает Яков Александрович, осторожно принимая протянутый ему стопарь двумя пальцами. – Радиоузел епархия не моя, это к директору, но что касается дырочки… Ведь благодаря ей у нас возникла уникальная маза груз подвесить! И теперь, когда кто лезет, канат больше не телепается из стороны в сторону, а – чисто струна, вот! Как ни крути, Серый, налицо забота о безопасности подрастающего поколения, чуешь? Между прочим, премию за рационализацию сообразить не мешало бы, а ты! Э-эх, тоже мне, друг называется… А дырку всё равно не заделать уже…»

Слова Якова Александровича не вполне соответствовали действительности: вполне можно заделать, почему нет! Затрат вот жалко.

…Изначально-то для проводов планировали просверлить маленькое аккуратное отверстьице, однако бетонная плита, сработанная на совесть, ну очень долго не желала уступать натиску (сфокусированному в буре), зато уж когда уступила, все просто ахнули, да-а… Потому что какой уж там бур! – лишь с помощью отбойного молотка удалось сломить пресловутое сопротивление материала; при этом – то ли от того, что внутри надёжного с виду монолита скрывался брачок, то ли просто от сильной вибрации – роковым образом отслоился и шумно рухнул внизу, в подвале, внушительный пласт. Доски же на участке проведения работ сняли загодя – и теперь любой желающий мог полюбоваться сетью трещин, разбежавшихся вокруг зияющей, чёрт подери… полное ощущение, что прямо-таки бездны какой-то! Станиславу Сигизмундовичу, директору тогдашнему, оставалось лишь руками развести беспомощно…

Впрочем, невозмутимый работяга заверил, что, мол, «всё будет хоккей: там ведь арматура, внутри-то», и в подтверждение несколько раз – возле сáмой дыры, в опасной от неё близости – неуклюже подпрыгнул (а что особенного! – если хочешь добиться закрытия наряда малой кровью, не грех иногда и сплясать перед почтенной публикой: не убудет же тебя, в самом деле, а людям какое-никакое развлечение), что же касается директора… Хм.

Признать изрядный кусок пола аварийным, заявить об этом во всеуслышание – значит, прежде всего, своими руками обречь спортзал на кирдык. (Или, в противном случае, взять на себя всю полноту ответственности за проведение уроков физ-ры в условиях повышенного риска для жизни и здоровья детишек: ясно же, ни один преподаватель в здравом уме и твёрдой памяти не согласится на роль крайнего!) Положение отчаянное, средств на внеплановый ремонт у школы никогда не бывает (да и не может быть в принципе, поскольку всё в школьной жизни как раз плану-то и подчинено); не представляется возможным и временная передача под физкультуру резервного помещения: за неимением такового. М-да…

Через пару месяцев директор собирался отправиться на заслуженный отдых, то есть… То есть главное сейчас – дотянуть лямку без осложнений, а там уж кому-то другому придётся… это самое.

«Да не собираюсь я оставлять такие дела в секрете, что вы! Себе дороже…» Нет-нет, конечно же, преемника нужно предупредить об этой… мине замедленного действия. Но лучше бы не сразу, а где-то через полгодика: когда станет поздно. Когда уже срочные меры пора будет принимать… Кому? Вот именно, ему, преемнику. «Эх, дотянуть бы!» – шептал-нашёптывал внутренний голос… и ведь не поспоришь! Любой ценой нужно было дотянуть.

Поэтому – что ж, послали за трудовиком, объяснили ситуацию… и тот уж сам, лично… не только вручил рабочему пару листов фанеры-десятки, но и вызвался ассистировать. С благодарностью приняв помощь, оператор отбойника вызвался «сбегать за подспорьем», но Станислав Сигизмундович, клятвенно заверив, что сразу по окончании нервотрёпки достойно проставится, велел закругляться «прямо щас»… что и было выполнено с лихорадочным предвкушением обещанного сабантуя (слов нет, разогревшим энтузиазм, но, увы, негативно отразившимся на качестве).

…Старик так ни разу и не успел получить положенную ему пенсию: по прошествии примерно недели после проводов на покой умеренно скорбевшими по такому случаю коллегами он крепко повздорил с невесткой, не имевшей ни малейшего представления о том, как правильно вести домашнее хозяйство! В чём новоиспечённый иждивенец, по причине переизбытка свободного времени отныне целыми днями торчавший на кухне, наконец возможность удостовериться получил, – а сердце-то не выдержало…

Присутствовавшего же при раскурочивании перекрытия меланхоличного Авдея Витольдовича, совмещавшего должности физрука и завхоза, благодаря слёзным просьбам супруги вскоре после описанных выше событий забрали в ЛТП, где он, воспользовавшись паузой между пресловутым трудом и немудрёным лечением, повесился в хозблоке.

Директором был назначен некий Жипов Евсей Иванович. «Новая метла», ознакомившись с прикидочной сметой учителя физики (инициатора превращения данной норы в школьный радиоузел), решительно воспротивилась пусканию денег на ветер, а дальнейшую полемику сочла нецелесообразной. Подвал остался тем, чем был до сих пор: мрачным, сырым э-э… как бы это назвать-то… да, собственно, ничем! Недоразумением каким-то (подать в которое электричество так никто и не удосужился). В основном это самое недоразумение использовалось для хранения мебели, подлежащей утилизации ввиду выработки ресурса.

…«Эй! Ау-у… У вас тут не заперто?» Нет. Во-первых, брать там совершенно нечего («что? старые парты? стеллажики самодельные? – да хоть самосвалами вывозите, сделайте одолжение: нам же меньше хлопот»), во-вторых, в замкнутом пространстве затхлость, губительная и для ДСП, и для низкокачественных сварных швов, усугубляется (поэтому дверь попросту сняли и занесли внутрь, где она и покоится по сей день, прислонённая к стенке), а в-третьих…

В-третьих – старшеклассники, предпринимавшие в своё время попытки облюбовать «бункер» для перекуров, очень быстро убедились в том, что идея так себе: дырка, естественным образом выполняющая роль вентиляционной отдушины, без помех пропускала дым в спортзал; а ведь: «Эдди псих! унюхает – убьёт, в натуре.»…

«Эдди» – так окрестили Якова школьные металлюги22
  «Металлюги», «металлисты» – это, если кто запамятовал, поклонники и основные потребители музыки «heavy metal»; Эдди – персонаж-талисман, олицетворяющий группу «Iron Maiden», некогда чрезвычайно популярную у «металлистов».


[Закрыть]: уж очень худ (и к тому же не по возрасту морщинист) был новый преподаватель.

Приступив к «исполнению обязанностей», Яков Александрович в первый же день обратил внимание на то, что в одном месте спортзала звук от шагов резко меняет свой характер: становится вроде бы… звонким каким-то, что ли? Быстро наведя справки и разузнавши что к чему, задумался. Внизу, значит, под фанеркой – пустота? Самостоятельно снял пару-тройку дощечек, задумчиво простукал костяшками пальцев открывшееся взгляду… Интере-есно.

Интересно ещё и вот что: находящийся на предпоследней стадии обветшания канат (ну, который для лазания) давно пора заменить, а нового спортинвентаря школе в ближайшем будущем не обещают, и средств для самостоятельного приобретения йок… Зато, исследовав подвальные залежи, учитель обнаружил аккуратную бухту великолепного, белоснежного с синеватым отливом, троса примерно пальца в два толщиной. Троса – даже не тронутого тлением.

Недолго думая притащил из дому туристическую «кошку», привязав её – перекинул канатик через потолочную балку, как следует подёргал… повисел сам, потом подключил к испытанию зазевавшихся прогульщиков и… пришёл наконец к выводу, что, кажется, доверять «кандидату» можно.

…«Ну, раз так, то что ж… вешаем?» – «Само собой!

Но только повесить его нужно с таким расчётом, чтоб… Как бы поточнее выразиться… Прежде всего – а ну, выпилите-ка в фанере кружок, ладно? Сантиметров десять в диаметре… Во-от… И вешайте снаряд так, чтобы это самое… чтобы воображаемая прямая, проходящая через место крепления и отверстие в полу, была строго вертикальна, ну, то есть перпендикулярна плоскости пола. Понятно? А конец – в дырку просуньте, ага, в дырку…»

Не без труда добившись от приглашённых монтажников добросовестного следования инструкциям, он снова спустился в подвал и собственноручно закрепил на свисающем сверху стропе кстати подвернувшуюся грушу (утратившую свою исходную актуальность ещё с тех пор, как волевым решением нашего старого знакомого, Арсения Викторовича, секция бокса ввиду абсурдно высокого уровня травматизма была ликвидирована навсегда).

Петлю же, прежде чем стянуть ею плотный дерматиновый цилиндр, удачно догадался пропустить сквозь не простой узел, а скользящий: уж такая-то хватка – в силу постоянства стягивающего момента – не ослабеет, нет…

Однако не учёл того, что не в меру энергичные школьники заведут обычай, пользуясь, блин, любой возможностью, запрыгивать на канат с разбегу и по-обезьяньи раскачиваться; вследствие этого груша нередко вываливалась-таки из петли – о чём по изменению характера болтания сметливые щенки догадывались и, окрылённые успехом, принимались… что? Правильно, раскачиваться уже с удвоенной энергией! – так, что полипропиленовые (или из чего они там) волокна, вовсю трущиеся о края отверстия, начинали издавать характерные надсадные звуки. Этакие вызывающие, вот именно. Вызывающие в сознании безрадостную картину перепиливания сукá, на котором сидишь…

Сообщать о происшествии физруку поганцы не спешили: в случае установления факта хулиганства урок, как правило, бывал остановлен – ради выяснения (удовольствие, сами понимаете, ещё то), а с другой стороны – ведь амплитуду колебаний высвобождённого каната можно было увеличивать и увеличивать… за счёт чего сходство смельчака с Тарзаном возрастало неимоверно – ну разве не аргумент?!

Тем более что и скрыть преступление особого труда не составляло: физрук не слишком обременял учеников своим присутствием. Тихонько опохмеляться в подсобке предпочитал – предварительно выдав классу пару волейбольных мячей в качестве своеобразного отступного.

* * *

Человек начинается с горя. А ты

Простодушно хранишь

мотыльковое счастье…

(Алексей Эйснер.

«Надвигается осень…»)

Привет, Джейки!

Давненько мы с тобой общались, а кажется – будто вчера! Но время идёт и ждать не хочет… Верно, и ты скоро объявишься, посланный командованием в отпуск: вроде бы вам полагается, нет?

А то мы все соскучились.

Здесь жарко, пыльно и потно уже совсем по-летнему, поэтому время я провожу в основном на дачах, вырываясь из лап идиллии лишь иногда: ради синьки33
  алкогольные напитки, а также процесс их распивания


[Закрыть], будь она неладна совсем… Традиционная локализация каковой в Москве обусловлена по-прежнему незыблемым перекосом отечественного распределения (сим победиши).

Ходили в поход на озеро Глубокое, взяли с собой два ящика «Агдама» плюс известную тебе канистрочку – сам понимаешь, поход получился вполне… Без харчей не обошлось, во всяком случае; мы со Стэном, например, метали их дуэтом. А что касаемо Евсея, то он допился почти до комы, еле спасли… Нормально так отдохнули в целом.

…В личной жизни мрак… да и просто с общением – в последнее время аналогично. С Ролькой на ножах, потому что динáмит постоянно; Ева как-то в целом не дружествен; Арсений и вовсе идиот, ты знаешь… А Стасик, тот собирается в Польшу, в турпоездку, недосуг ему… Но – не стоит отчаиваться, как говаривал великий Швейк!

Остаюсь, ждущий тебя – Дюша.

* * *

Как я хочу придумать средство,

Чтоб счастье было впереди,

Чтоб хоть на час вернуться в детство,

Догнать, спасти, прижать к груди…

(Константин Симонов.

«Тринадцать лет. Кино в Рязани…»)

Ха! Вот, вспомнилось.

…С детской точки зрения был у маленького Якова всего один недостаток, зато весьма весомый: избыток веса, – ну да, такая вот забавная игра слов… хотя веселья в ней мало. Потому что этого нюанса было достаточно, чтобы во всех прочих играх Яше доставалась муторная роль водящего (по совместительству – горохового шута).

А ещё жил во дворе один такой… затейник, что ли? В общем, весельчак и общий любимец. От природы будучи добрым (во всяком случае, не более жестоким, чем остальные сверстники), он… как бы лучше выразиться-то? Ну… Просто этой самой природой ему было предназначено быть первым во всём. Если во дворе, к примеру, наклёвывалась очередная шалость, он не мог её не возглавить. Потому что как бы… не умел НЕ становиться первым в любом подвернувшемся деле, вот в чём интрига-то.

Однажды утром дети, как нередко бывало и раньше, коротали время за тем, что, швыряясь разнообразным сухим мусором (подобной дряни в избытке на любом дворе мира), побуждали Яшу бросаться за ними в погоню. Ни один из них (да и сам он тоже) не смог бы объяснить, чего, собственно, бояться убегающим: что будет делать Яша, если, чем чёрт не шутит, посчастливится кого-нибудь изловить? Детей редко волнуют столь отвлечённые вопросы, да и сами Яшины попытки были вполне самодостаточным зрелищем. (О, дети! Только они, до поры до времени свободные от бремени повседневной этики, являются чистыми, беспримесными эстетами! Лишь им по силам воспринимать непосредственно и оценивать по достоинству бесконечное многообразие феноменов материального мира!)

К несчастью, Яше повезло: тот самый, вечно первый во всём – беспечно дал загнать себя в угол двора, ограниченный рабицей.

Впрочем, особенно напуганным мальчик не выглядел: в самом деле, что мог сделать ему Яша, добродушный лопух… Ну, поймал, а дальше?!

Да Яша и сам уже осознал цугцванг – со всей ясностью озарения раз и навсегда поняв в тот момент, что играющему в чужие игры не выиграть ни за что, ни при какой погоде… А поняв это, впервые в жизни рассердился не на шутку: налицо был обман!

(Косвенный? Пусть так… однако же.)

Харизматик тоже чувствовал себя не в своей тарелке: прирождённый лидер, на этот раз он оказался, по-видимому, неповоротливее остальных? – ну, раз не сумел ни вывернуться, ни оставить себе путь к отступлению… Не-ет, так не пойдёт. Нужно срочно дать понять пацанам, до какой степени происходящее нетипично, более того, надлежит переломить ситуацию!

Он схватил валяющуюся под ногами пробку от лимонадной бутылки, а потом запустил её в Якова: не камень ведь, никакого вреда не причинит… да? Ну откуда, спрашивается, ребёнку знать, что и обыкновенной пробкой можно ранить в самое сердце!

Дети, с отдаления следящие за развитием событий, выдали порцию ржания… но смех оборвался в следующий же момент.

Потому что Яша внезапно побагровел, задрожал и, подскочив к обидчику, с неожиданной (и более всех – для себя самого) сноровкой нанёс тому звонкий (аж эхо во дворе прокатилось туда-сюда) удар по носу.

Лидер осел на асфальт, симпатичное личико его исказилось, из ноздрей на подбородок и свитер вдруг выползло целое озерцо неторопливой вишнёвой кровищи, а Яша… он просто оцепенел – заворожённо любуясь предельно наглядным результатом незначительного, на первый взгляд, действия.

За подобным эпизодом в приключенческой литературе, по законам жанра, должна следовать эффектная развязка – и, как ни странно, на сей раз реальность не уступила фантазиям писателей: неизвестный подросток, по случайному совпадению рассекавший неподалёку на велике, внезапно подрулил вплотную и, притормозив, насмешливо кивнул себе за спину. Дважды приглашать не пришлось, Яша, второй раз за день поразив всех (а себя в первую очередь) небрежной точностью движений, ловко запрыгнул на предложенный ему багажник, и велосипед, послушный хозяину, резко втопил, за несколько стремительных мгновений оставив прочих героев драмы – гуртом помчавшихся было вслед (нечего сказать, быстро нас жизнь иногда местами меняет!) – маячить где-то в кильватере…

Яша до сих пор теряется в догадках, что именно побудило незнакомца прийти на помощь. Неохота подозревать задние мысли… ну, к примеру, что парень тоже играл: роль этакого чудесного избавителя… Встать на сторону затюканного, вознести над теми, кто его травит, – разве не заманчивый способ подрасти в своих собственных глазах? И тем не менее…

Как хотелось Яше, уносимому с места нелепого триумфа на чужом велосипеде – летевшем подобно взнузданному Беллерофонтом Пегасу! – чтоб никогда не прерывался этот ирреальный сон… чтоб не было грядущего вечера, и неизбежной, по-видимому, беседы с отцом (на работу которому уже звякнула мама униженного предводителя), и… завтрашнего дня – с демонстративным бойкотом со стороны недавних приятелей.

Чтобы вечно неслись мимо чахлые городские деревья – и явь, похожая на художественный фильм, всё длилась и длилась…

Но.

Спаситель вдруг остановился и хмуро сказал: «Приехали».

А потом был вечер, да… И завтрашний день был тоже…