Текст книги "Бывальщина и небывальщина. Морийские рассказы"

Заповеди бывалого

Мой сын. Оставляю это письмо в секретере. Ключ от секретера висит у меня на серебряной цепочке рядом с крестиком. Ты откроешь секретер, когда меня уже не будет. И тогда найдешь это письмо. Быть может, ты сочтешь старомодными мои поучения. Прошу только об одном: прочти внимательно всё, что я написал. Мне кажется, что, если ты отнесешься серьезно к моему письму, то сможешь правильно выбрать дорогу в жизни и избежать многих ошибок, которыми изобиловал трудный путь твоего грешного отца.

Оставляю тебе четыре главные заповеди:

– Верь в будущее. Оно тебе обеспечено.

– Береги трусляков. Бывалые благоденствуют, пока живы трусляки.

– Опирайся на балбеев. Будь тверд с балбеями и недоступен.

– Не верь балбеям. Доверяй только труслякам.

Верь в будущее

Не думай о приумножении богатств и не бойся потерять их. Богатство тебе обеспечено.

Не сомневайся в успехе своего дела. Бывалые обречены на успех и удачу. Такова наша природа. Сомнения и страхи только вредят делу.

Не думай о своем положении в обществе. Само провидение уготовило бывалым место на вершине общественной пирамиды.

Береги трусляков

Будь добр и снисходителен к труслякам. Не заносись. Нет причин думать о трусляках, как о соперниках. Что бы трусляк ни сделал, что бы ни предпринял, он никогда не достигнет того успеха, который ожидает тебя.

Дружи с трусляками. Уважай. Поддерживай. Трусляки умнее бывалых, талантливее, способнее. Трудолюбивее. Они честны, благородны, самоотверженны.

У трусляков плохой характер. Трусляк всегда возражает. Не обращай внимания, если трусляк тебя ругает. Пусть ругает. Знай: трусляк – лучший друг бывалых.

Приближай к себе трусляков. Где есть трусляк, там все будет в порядке. Какое бы дело ты ни затевал, трусляки помогут тебе, сделают все в наилучшем виде. Сами отдадут тебе свои достижения. И будут восхвалять тебя за то, что на самом деле сделали они.

Трусляк работает не за деньги. Не ради славы. Не ради почестей. Не ради положения в обществе. Трусляк любит свою работу. Любит трудиться. Творить. Преодолевать трудности. Достигать. Хвалить трусляка – только портить. Не награждай трусляка, не премируй, не чествуй. Не давай ему ни постов, ни наград. Это было бы ошибкой. Не давай трусляку прав. Трусляк проживет и без прав. Права ему не нужны. У трусляка должны быть только обязанности.

Не беспокойся о том, что твоя любимая балбейка может достаться трусляку. Этого никогда не будет. Балбейка всегда предпочтет тебя. Просто потому, что ты бывалый. Это так же верно, как и то, что она будет с тобой, а думать – о нем, о трусляке. Поверь мне – это лучше, чем, если бы она была с ним, а думала о тебе.

Опирайся на балбеев

На важные должности рядом с собой ставь только балбеев. Балбей не возражает. Не перечит. Делает все, что скажешь. Не то, что трусляк. Тебе будет спокойно в окружении балбеев.

Если надо поручить трусляку трудную задачу (в Мории никто, кроме трусляков, не умеет справляться с трудными задачами), пусть об этом ему скажет балбей. Тебе не нужны возражения трусляка, пререкания, споры. Он, трусляк, все равно, согласится и сделает. Пусть балбей будет злым начальником. А ты – добрым.

Если трусляк категорически отказывается от поручения, скажешь ему задушевно: «Конечно, начальник твой – полный балбей, мужлан и бездарность. Но, ведь, есть слово «надо». Надо, дружок, сделать то, что он говорил. Сам знаешь: никто, кроме тебя, не сможет это сделать». И трусляк сделает. А когда сделает – поздравишь его. Обнимешь. Скажешь несколько добрых слов. От души. А орден дашь балбею. Балбей будет гнобить и презирать трусляка. Потому что трусляк, по мнению балбея, полный дурак. Еще больший, чем сам балбей. Трусляк рисковал, не спал ни днем, ни ночью, а награды, деньги и почести получил балбей. Как же трусляка не презирать? И это правильно. На все лучшее в стране имеют право только обычные дураки: бывалые и балбей. А трусляки – какие же они дураки? Они не дураки. Вернее, дураки, но ненастоящие. Потому и претендовать ни на что не могут.

Выдвигай балбея. Любить его не надо, нет такой надобности. Держи балбея в строгости. Чтоб чувствовал твердую руку бывалого. Наказывай балбея почаще. Даже, когда тот не виноват. Наперед. Не жалей балбея. Если один балбей сгинет, на его место придет другой. Мория – неисчерпаемый источник балбеев.

Кому можно доверять

Балбею не доверяй. Балбей истошно возглашает осанну, пока бывалый в силе. Упадешь, не дай бог, – первым вставит тебе вилы в бок. Холопское хамство.

Трусляк – не таков. Пока все хорошо, он будет ругать тебя и всячески поносить. Оступишься – он протянет тебе руку, поддержит. Трусляк никогда не подведет.

Люби и оберегай трусляков. Не станет трусляков – жизнь в Мории остановится. Все рухнет. Мории наступит конец. Если сохранится редкий вид трусляков – Морию ждет благоденствие.

Горе от ума

Бежит трусляк по переулочку. В пальтишко короткое кутается. Ветер с дождем бьет в лицо. «Скользко, тяжко, всякий ходок скользит – ах, бедняжка!».

Вдруг, откуда ни возьмись, сверху на трусляка женщина-сфинкс упала. К стене притиснула. Глаза прекрасные с ресницами наклеенными к лицу придвинула. Рот, ярко-красным размалеванный, чуть прикрывает белых зубов жемчуга. Так и пахнуло на трусляка запахами лучшей зубной пасты, духов новомодных гламурных «хо-хо-шинель солдата», да неизъяснимыми запахами женско-львиного естества сфинксова. Ногти пурпурно-кровавые, наращенные, впились в воротник пальто. Прошипела сфинкс угрожающе:

– Ну, труслячок, отгадай-ка мою загадку.

Стоит трусляк, ни жив, ни мертв.

– А что иначе? – шепчет задохнувшимся голосом.

– А иначе – жизни твоей конец. Придется жениться на мне. И весь век рабом верным мне быть, трудиться, не покладая рук, побои терпеть, унижения. А доброе слово лишь иногда услышишь, под мое хорошее настроение.

– А как отгадаю загадку, так что? Со скалы бросишься, что ли?

– Вот еще! Что я, дура слободская, что ли, чтобы из-за тебя со скалы бросаться? Разгадаешь загадку мою таинственную – голову тебе инфузориями своими затуманю, заморочу, задурманю, всех спорозверьков твоих выну из тебя до последнего, замучу, зацелую, помадой всего перемажу, исцарапаю, затискаю, любовью задушу. Выбирай, что более любо, что больше по душе тебе.

– Эх, бедная, бедная ты сфинксша. Ничего-то у нас с тобой не получится. Ни то, ни другое.

– Это еще почему?

– Нет у тебя, милая сфинксюля, загадок для меня. Все-то мне загадки твои ведомы. И твои. И когда ты драконом загадочным прикидывалась. Эдипу загадывала: кто утром – на четырех, днем – на двух, вечером – на трех. Все знают – человек это. Гарри Поттеру загадывала существо из трех слогов: самый быстрый слог, соотношение окружностей и существо мужского пола без национальной принадлежности – скор-пи-он, ответ на загадку. Иванушке-дурачку загадывала: сто одежек, все без застежек, краса-девица, сидит в темнице… Все-все загадки твои известны мне.

Сфинкс, краса-девица, в лице переменилась, побледнела, отпустила трусляка, да как затрясет ладонями, будто в грязную жижу ими попала.

– Фу, какая гадость!

Посмотрела на трусляка надменно, поправила роскошный бюст, немного выпавший из лифчика, развернулась и пошла, не торопясь, покачивая округлыми бедрами, пошла независимой походкой светской львицы.

– Дура я, дура, – думает она, – говорили же подруги: не связывайся с трусляками. Что ты в них нашла? Все тебя к «умным» тянет. Что толку в них? Что толку от ума ихнего? Неужто не хватает тебе бравых, перспективных бывалых?

Смотрит ей вслед труслячок. Провожает грустным взглядом. Смотрит на огромную копну рыжих волос, на обиженный затылок, на прекрасную спину, оголенную до заманчивых окружностей нижнего бюста, очерченных резцом гениального скульптора, и думает в который уже раз:

– Отчего самые налучшие балбейки всегда бывалым достаются? Видно, не в уме дело.

Бабочка

Трусляк вышел погулять в городской парк.

Нашел самый удаленный уголок. Лег в траву. Гладил листочки цветов, смотрел в небо. Думал о том, как причудлив и необычен мир, в коем мы все живем.

Вот люди. Мы – трусляки, балбеи и бывалые – так похожи на людей. Почти во всем. И неплохо уживаемся вместе. Откуда люди взялись? Люди произошли от обезьяны «проконсул». Вернее, от ее потомка – водяной обезьяны. Как и дельфины. Один предок, а потомки – такие разные.

А откуда взялись мы – трусляки и наши братья – бывалые и балбеи? Мы все гораздо более древнего рода. Произошли от бабочек, которые жили на Земле, когда никаких животных и птиц и в помине не было. Тоже удивительно. Предки у нас и у людей совсем разные, а получились мы почти одинаковыми. Кто не знает, ни за что нас от людей не отличит.

Рядом с трусляком на травинку садится большая бабочка – бражник «мертвая голова». У нее на животике и крыльях черным на желтом фоне нарисован череп со скрещенными костями. Страшноватая бабочка.

Ну что молчишь, бражник? Не узнаешь своего потомка? Как так получилось, что мы почти ничего от тебя не унаследовали? Крыльев у нас нет. Говорят, что лопатки – атавизм крыльев. Конечностей у нас не шесть, а четыре. Говорят, что ключицы – атавизм недостающих конечностей.

Ну, легкие, глаза и другие органы чувств появились у нас за сотни миллионов лет эволюции бабочек. У трусляка все это – как у людей. Говорят, что наш мозг по форме отличается от человеческого, – очень уж крылья бабочки напоминает. Потому-то, видимо, эти удаленные части мозга, которые крылья напоминают, иногда работают не очень хорошо. Из-за этого и получаются грубоватые, нетактичные бывалые и недалекие балбеи. Я-то на свою голову никак жаловаться не могу. И музыкальные способности, и аналитические у меня повыше многих людей будут. Потому мне и проблемы доверяют такие значительные – гравитационная пространственно-временная решетка, единая лингвистическая константа. Единственное, что точно от вас, бабочек, сохранилось у нас, так это споры и инфузории-туфельки, которыми мы обмениваемся друг с другом. Ты, бражник, я вижу, парень, и хранишь свои споры для какой-нибудь девушки-бражницы. У той девушки ее инфузории-туфельки припрятаны внутри брюшка. Встретитесь и начнете обмениваться. Дальше все идет не совсем как у нас. Вы деток в животе не вынашиваете как мы. Вот играют друг с другом при обмене ваши споры и инфузории-туфельки. Известно, что споры или спорозавры, как теперь любят говорить, не такие ответственные существа, как довольно-таки беззаботные и игривые с виду инфузории-туфельки. Эти последние твердо знают, что именно от них зависит продолжение рода. Они все наблюдают друг за другом, играя со спорозверьками. И вот одна из них видит, что никто из ее подружек инфузорий пока не хочет брать на себя ответственность. Ну что ж, видно, настал мой черед, думает она и принимает решение. А как только примет ответственное решение, так сразу и перестает летать, играть, глубоко задумается и присядет где-нибудь тихонько в уголочке. Бремя ответственности этой такое тяжелое, что у туфельки тут же повышается аппетит. И начинает она есть что ни попадя – и травинки, и зеленые листочки, и цветы, да и корой дерева, если надо, не побрезгует. Очень быстро растет она и превращается в большую зеленую пушистую гусеницу. У гусеницы все – как у бабочки, только ножек много, а крылышек нет, и, конечно, нет ни спор, ни инфузорий-туфелек, потому как она еще не взрослое существо, а просто деточка. А наступит пора – сделает кокон, закуклится, а потом из куколки вылезет взрослая бабочка, то ли мальчик, то ли девочка. Вот так вот. Да ты это и сам знаешь. Что молчишь? Не умеешь говорить?

Все время, пока трусляк рассуждал, бражник, казалось, внимательно слушал. А тут вдруг как закричит. Трусляк даже вздрогнул от неожиданности. Бражник, оказывается, может звуки издавать. И очень пронзительные притом. Да не один-единственный звук, который он испускает ртом, сжимая зоб в животе, а много разных звуков. У бражника – десять пар стигм вдоль брюшка, через которые он воздух для дыхания гоняет. Вот он всеми стигмами создает разные звуки. Да еще крыльями машет с очень большой частотой, создавая ультразвуковые колебания. Трусляк понимает, что это не просто набор разных звуков. Бражник с помощью этих звуков говорит что-то трусляку. Это была не обычная, привычная нам речь. Это была речь на языке свиста, используемом повсеместно людьми и животными когда-то давно, еще до появления фонетических языков. Единый праязык. Трусляк никогда не знал праязыка, но сразу понял его. Древнее знание само поднялось из глубин его подсознания.

Бражник рассказывал трусляку о жизни древнего мира. О тропических лесах из гигантских древовидных плющей и папоротников, заполненных огромными ящерами. О появлении умных, говорящих на языке свиста животных: лошадей, земляных ленивцев, пещерных медведей и волков. О появлении первых людей. О том, что все тогда понимали друг друга, потому что говорили на одном языке. О том, как появились дальние потомки бабочек, ставшие потом трусляками, бывалыми и балбеями. Звали их тогда по-другому: правдолюбы, везуны и беззаботники. А еще – хронопы, фамы и надейки. Хронопы – потому что умели путешествовать во времени, фамы – потому что очень любили известность и популярность, надейки – потому что характер у них был всегда легкий, и они надеялись на авось, да небось. Фамы уже тогда были солидняки и изрядные авторитеты, хронопы – зеленые влажные пушистые фитюльки, а надейки – симпатичные поблескивающие крохотные существа, вечно кружащие в воздухе в сопровождении своих беспокойных маленьких копий – инфузорий-туфелек. Все эти существа понимали, что люди – будущие хозяева Земли. Потомки бабочек старались во всем подражать людям и со временем стали такими, как сейчас, почти неотличимыми от людей. Рассказывал бражник и о том, как однажды люди решили построить башню до небес. Как стали появляться фонетические языки. Каждый народ при этом считал, что его язык лучший, и поэтому вскоре все перестали понимать друг друга и рассеялись по миру. Потомки бабочек смешались с разными народами и стали почти неотличимыми от них. Вспоминай свой родной язык, трусляк, – сказал бражник, вспорхнул и улетел.

– Вот, оказывается, что у нас осталось от бабочек, – знание единого праязыка. Теперь можно определить и искомую единую лингвистическую константу, которая поможет нам установить мир во всем мире. Как это было при строительстве Вавилонской башни, – подумал трусляк и проснулся. Оглянулся по сторонам, но нигде бабочки не обнаружил.

Жизнь Фитюлькина

Один маленький трусляк решил стать большим бывалым, очень большим бывалым, ну просто огромным бывляком. Очень уж хотелось ему власти, почестей и денег. И чтобы вся Мория перед ним на коленях стояла.

Во-первых, надо имя сменить. Что это за имя такое, Фитюлькин? Стал Фитюлин. Фит Фитыч Фитюлин. Солидно.

Потом, что это за жена для бывалого? Бывалые никогда не женятся на труслячках. А у него и жена, и две дочки – полные труслячки. Образованные, не от мира сего, в Мории таких не любят. У бывалого жена должна быть бывалкой. В крайнем случае – балбейкой. Трусляк не хотел жены из бывалок. Они правильные, с ними скучно. Лучше на балбейке жениться. С детских лет Фитюлькин любил балбеек. С тех пор, как у него появился интерес к противоположному полу. Ну вот, оставил он первую жену, нашел новую. Та принесла ему двух прелестных детишек. Тоже оказались трусляками. Нет, неудачно он вторую выбрал, видно, когда-то труслячкой была, только скрывала это. Не то, чтобы трусляк не любил соплеменников и соплеменниц, просто у него теперь другие задачи. Ничего личного, просто бизнес. Опять сменил жену. Нашел, наконец, настоящую балбейку. На этом успокоилось пламенное сердце Фитюлькина. Пусть рожает мне балбеев, я из них потом настоящих бывалых сделаю. Другого выхода нет – у трусляков никакие настоящие бывалые с ходу не получаются. Теперь у трусляка на семейном фронте все образовалось. Можно заняться своим общественным положением.

Трусляк упрямо шел к своей цели. Стал вначале олигархом. Потом придумал и организовал Совет Светлого Будущего (ССБ). Создал Союз Независимых морийских Слобод и Провинций (СНС). Потом предложил идею партии Единой Мории (ЕДМО) и объединил в ней все здоровые силы общества для поддержки Великого Канцлера. Сумел оказать другие важные услуги Великому Канцлеру и его окружению. Старания трусляка заметили важные персоны, Фитюлина-Фитюлькина приблизили к Канцлеру и ввели в высшие слои общества. Все теперь были уверены, что Фит Фитыч – самый что ни есть настоящий бывляк. Фитюлькин (на самом деле трусляк этот всегда оставался Фитюлькиным) чувствовал себя на седьмом небе от счастья. Стал он вторым человеком в стране после Канцлера, да и тот, Великий Канцлер то есть, делал только то, что шепнет ему на ухо грозный Фитюлин (так ему, трусляку, казалось, по крайней мере). Вот он, долгожданный момент – вся великолепная Мория стоит на коленях перед маленьким трусляком.

Все было бы неплохо, если бы не особое пристрастие Фита к прекрасным балбейкам, к которым он тянулся с юных лет и теперь тоже не собирался отказывать себе в этом удовольствии. Завел спаленку в своем Доме приемов, да именно на третьем этаже, который не виден снаружи и о котором никто, кроме особо доверенных лиц, ничего толком не знал. Пригласил к себе работать весьма ловкого балбея. Тот умел разыскивать юных симпатичных балбеек. Да чтоб характером были уступчивые и безотказные. Разъяснял им толково, что от них требуется, приводил в чувство их инфузории-туфельки и отправлял их к Фиту, в потаенную спаленку. Фит и сам умел находить балбеек. Увидит, к примеру, что юная балбейка упала с мачты, где она ютилась в морозные ночи среди парусов. А если, чего доброго, ей приходится мучиться и завязывать озябшими руками шнурки на своих ботинках или туфлях… Сострадательное его сердце так и разрывается на части. Нет, видно, стал он теперь настоящим бывалым, сердобольным ко всем окружающим, что к труслякам, что к балбеям. Если бы, например, черствый трусляк, который всегда витает в эмпиреях, увидел бы эту душераздирающую картину, когда упавшая балбейка – вся в слезах и муках – шнурует свои туфли, он бы и внимания не обратил, прошел бы спокойно мимо. Нет, не таков наш Фит, теперь уже совсем настоящий бывляк. Как говорили великие – бытие определяет сознание.

Фит всегда подбирал подобных балбеек. Вел домой. Отмывал. Приводил в порядок их прикид и инфузории-туфельки. И, конечно, время от времени обменивал своих спорозверьков (спорозавров, спорозавров!) на их инфузории. Фит был не жадным, жил на широкую ногу. Ездил с этими балбейками на дорогие курорты, устраивал красивую жизнь – им и их родственникам. Жена его, она теперь считала себя настоящей бывалкой, относилась к этому снисходительно. Я бы даже сказал – с пониманием. Со временем она стала по-настоящему умной особью женского рода. Говорила в таких случаях:

– Дорогой, Фит! Пусть твое тело, все твои органы и даже твои спорозавры, столь близкие моему сердцу, гуляют, где им хочется, важно, чтобы головой ты всегда был дома.

Она даже помогала мужу приводить в порядок только что найденных балбеек и объясняла им, как следует правильно вести себя в их доме и в отношениях с ее мужем.

Что же потом случалось с этими юными балбейками, которых приводил к Фиту специальный человек, или с теми, которых Фит Фитыч сам подбирал с панели и приводил домой? Из них, конечно, никогда не получались настоящие леди. Хотя щедрый Фит и назначал им весьма неслабое содержание, они снова рвались на панель, на мачты и, как им казалось, на свободу. Ах, что за низкие существа! Нет в них благородства – ни тебе уважения, ни благодарности. Иногда они убегали без предупреждения, и знакомые Фит Фитыча видели их вновь на мачтах, где они спали в морозные ночи, закутавшись в паруса. А то и на улице, точнее – на панели, вновь в том же плачевном состоянии, в каком их в свое время впервые встретил наш герой. Будучи умным существом (став бывалым, он не утратил своего природного ума), Фит Фитыч сам отпускал некоторых наиболее эффектных балбеек. Не ожидал, пока они от него убегут. Находил им богатого папика, заботился о том, чтобы они попали в хорошие руки, и, будучи существом практичным, получал за них неплохой выкуп…

Так бы все и продолжалось у Фита Фитыча, если бы он однажды не сделал роковую ошибку. Решил избавиться от своей проверенной, закаленной в испытаниях жены, чтобы уже никто и ничто не мешало ему предаваться любимым забавам с юными балбейками. А чтобы быть подальше от завистливых глаз – перебраться со всеми своими капиталами в Серебряную страну. Жена-то его, даром, что из балбеек, стала уже матерой бывалкой, в высшие эшелоны власти вхожа была. Объяснила она нужным людям – так, мол, и так, уедет стервозный Фитка в Серебряную страну и все свои капиталы из Мории уведет. И никак этого безобразия нельзя допустить. Поняли в высших эшелонах, осознали. Решили помочь Оптовой жене. Организовали все, что нужно. Все прежние жены Фита Фитыча подали в суд на раздел имущества. Одной жене половинку присудили, другой – четвертушку, третьей – осьмушку. Остальное юристы-консультанты съели. Есть мнение, что женам вряд ли что досталось, все Фитово состояние начальство морийское так или иначе по карманам разобрало. Нам-то это не важно. Факт тот, что все капиталы Фита Фитыча в Мории остались и работают теперь на благо трудового народа.

А Фит Фитыч на старости лет ни с чем остался. Какой же он теперь бывляк, если нет капиталов? И со всех должностей его поснимали, поперли, можно сказать. За попытку вывоза капиталов за рубеж. И самого его попросили отбыть в эту самую Серебряную страну, в которую он так рвался. Вот так бывает. Все есть у существа. И капиталы. И куча всяких достоинств. И заслуги перед Отечеством. А есть одна слабинка. Всего-то ничего – молоденьких балбеек жалел. И всячески им помогал. И красоту их ценил. А кто не ценит красоту балбеек? Любому здоровому существу это чувство не чуждо. И все. На такой вот ерунде, можно сказать, оступился. И остался Фит Фитыч у разбитого корыта. Один-одинешек, да еще и на чужбине. Снова стал просто Фитюлькиным. Говорил, что хотел бы в науку вернуться. Раньше-то он среди трусляков мыслителем слыл. Да, видать, не очень наука эта ему нужна была. Была бы нужна, так во времена оны не подался бы в бывалые. Затосковал трусляк. Затосковал, затосковал, да и сгинул. Где он сейчас обретается? Разные мнения существуют. Может, и нет его вовсе. А может, скрылся где-то жизнелюбивый трусляк. Имя изменил. Ему это не в новинку. Стал, к примеру, Федякой, Фитакой или Фюлькитом. Решил жизнь с нуля начать. А вы, читатели, сделайте правильный вывод из всей этой истории. Да уж давно и сделали. Недаром говорят: «Не в свои сани не садись», «Каждый сверчок знай свой шесток». Или: «Рожденный ползать, летать не может». Или, как пел бард: «Не ходить, трусляки, вам в ливреях…»