Текст книги "Полет саранчи"

Саперам непонятны две вещи

Саперам непонятны две вещи: как можно учиться на своих ошибках и почему говорят, что жизнь пройти – не поле перейти.

У Турчина два автосалона: на Краснопутиловской и Бухарестской. Он знал, что у него проблемы с замами первой волны – с Незаметным, бывшим помощником по воспитательной работе из торгового флота, и с Усатым, бывшим борцом с пресловутыми «хищениями социалистической собственности». Вся розница, где могли быть (и действительно были) мошенничество и коррупция, шла через автосалоны. Сергей пригласил хороших знакомых директорами обеих автоторговых точек: это отсекало его заместителей от управления наличностью.

Незаметного и Усатого такая ситуация не устраивала. Новых директоров они пытались обработать и склонить к сотрудничеству: «Сергей – небожитель, держитесь нас, будете при деньгах». «Вот, – говорили одному, – у тебя аккумулятор барахлит, возьми новый. Мы с новой машины сняли, заактируем, что автомобиль пришел без аккумулятора. А тебе, – говорят второму, – зимняя резина нужна. Возьми, мы несколько комплектов из только что пришедшей партии спишем как дефектные, пришедшие с браком. Наценка за модный цвет металлик у нас соглашением не определена, наценка вполне может на нас работать».

Не получилось – стали запугивать. Опять не получилось – их женам стали названивать незнакомцы, предлагали «выйти поговорить», угрожали. Один из новых директоров, недавний молодой офицер-дембель не выдержал прессинга и на третий день работы уволился: пришлось срочно подбирать ему замену. Второй ничего Сергею не сказал, упрямо продолжал делать свое дело, а предложения Незаметного и Усатого проигнорировал, будто их и не было.

В течение полугода Сергею удалось полностью взять фирму и все текущие договоры под свой контроль. Теперь надо было осторожно вывести первую партию замов из штата – так, чтобы не возникли как бы неожиданные наезды правоохранителей, налоговиков или братков – эти ребята вполне были способны на такое. С первым замом, Незаметным, Турчин расстался методом пас в сторону. Имел с ним откровенный разговор, предложил разумные отступные при как бы добровольном уходе. Усатого повысил по службе, создал для него отдел перспективных проектов. Метод возгонки. И то и другое – по Паркинсону. На фиг Усатому перспективные проекты, если отлучили от живых денег? Сам ушел.

Новую бизнес-структуру в свое время собирали в спешке, наделали кадровых ошибок. Постепенно все выяснялось. Вначале – проблемы с замами и собственной коррупцией. Справились с этим – проявились проблемы с охраной.

Первую охрану, сторожей на автосклады – вначале на один, потом на второй, – тщательно отбирали и принимали только по рекомендации. Но оказалось, что на место главного охранника взяли бригадира из группировки весьма авторитетного в городе Павла Кудряшова (Кудряша). И он, естественно, пришел со своей бригадой: шпаной и шантрапой. В общем, доверили волку овец сторожить! Охранялы гоняли ночью на хондах по складу, разбили несколько машин, разграбили склад запчастей, угрожали новым директорам автосалонов.

Один из партнеров по бизнесу познакомил Сергея с Виктором Николаевичем Грузевичем – рекомендовал пригласить его для руководства охраной: подполковник, воевал в Афгане, возглавлял там автоколонну, только что демобилизовался – серьезный, надежный человек.

Вместе подобрали новый состав дежурных. Смену охраны провели как спецоперацию. Рано утром Сергей с Грузевичем и новым персоналом пришли на склад и объявили, что вся служба охраны уволена, включая их руководителя. Забрали форму, пропуска, дополнительные средства, выставили на объектах охрану нового призыва.

Все произошло неожиданно и очень быстро, столкновения в тот момент не возникло.

Руководитель этих горе-охранял исчез и больше не появлялся – у него (в базовой ОПГ Кудряша), скорее всего, были дела поважней и поинтересней. Но уволенные бычки затаили обиду.

Руководителем автосклада на Краснопутиловской был некий Владимир Алексеевич Спиваков, хороший знакомый Турчина со времен работы в Судпроме.

Каждый раз, встречаясь с ним в прошлом по судпромовским проектам, Сергей удивлялся, как могло случиться, что у инженера-проектировщика, всю жизнь занимавшегося электроникой гидроакустических систем, такие натруженные, заскорузлые рабочие руки. Когда Спиваков впервые приехал в ЛогоВАЗ Санкт-Петербург на своей пятнадцатилетней копейке, Турчин спросил: «Володя, неужели она еще бегает?» «А как же – ласточка! – с гордостью ответил Спиваков. – Я ее пять раз перебирал от и до – своими руками». Вот и ответ про руки. Перебирал – а что он мог сделать? Руководитель сектора даже в оборонке в восьмидесятые имел весьма скромную зарплату, а Спивакову хотелось всегда быть на коне. Голубоглазый мачо, напоминающий соломенного ковбоя, пятидесятилетнего Лимонадного Джо, чудом занесенного когда-то из американского вестерна в совок, отличался несгибаемым характером и верностью в дружбе. Он пришел к Сергею по рекомендации друзей – значит, Турчин может на него во всем положиться.

Этот самый Спиваков и был тем вторым, что с ходу отбрил Незаметного и Усатого, когда они пытались подсадить его на левые дела и включить в свой общак. У охранял тоже были с ним проблемы: ни подкупом, ни угрозами не смогли заставить Спивакова покрывать их.

Теперь, после позорного изгнания из ЛогоВАЗа этих как бы очень крутых пацанов во всем случившемся уволенные винили Володю.

И отомстили. Вернее, Сергей считает, что именно они – доказать ничего не удалось. Через две недели после смены охраны Володя не вышел на работу. Соседка, пожилая женщина, заходившая к нему накануне вечером по делам, сказала, что в двенадцатом часу Спивакову кто-то звонил и попросил выйти на улицу. Больше его не видели. Заканчивалось теплое лето; все, кто мог, ловили последние солнечные деньки, и жена Володи с их взрослым сыном были на даче.

Весь центральный офис подключился – Володю искали по отделениям милиции, по больницам, моргам… Прошло почти двое суток, прежде чем удалось найти его в одной из больниц – без сознания, без документов, жестоко избитого. Документов нет, родных нет – никто им в больнице не занимался. Подняли врачей, делали максимум возможного – реанимация, капельница, лучшие доктора, – все было бесполезно: они пришли слишком поздно. Володя так и не пришел в сознание, и вскоре его не стало – красивого, статного, отважного, замечательного человека.

Турчин говорил со всеми, кто мог его видеть в тот вечер, кто мог что-то знать. С соседями, с родственниками, с женой, с сыном Петром – Петькой, как называл его Спиваков-старший, – который тоже работал на Краснопутиловской. Петр был, что называется, с придурью, но отец души в нем не чаял. Сам пригласил сына на работу, чтобы держать его под присмотром, и младшенький отвечал у него за тот самый разграбленный склад запчастей. Со складом дело мутное – похоже, Петька имел какое-то отношение к хищениям, но что-то они с пацанами не поделили – те считали его слабаком и ненавидели лютой ненавистью.

Сергей почувствовал неувязки в рассказах родственников и жены. Ему показалось, родственники что-то знают, но не хотят, чтобы преступников нашли.

С Ирой, Володиной женой, Турчин учился в десятом классе. Хорошая была девочка! Но что время делает с людьми… Она очень изменилась. Работала психиатром, поэтому, возможно, и сама слегка «сдвинулась»: стала мрачной, нелюдимой, а может, тому были другие причины – похоже, семейная жизнь у них с Володей не заладилась в последние годы.

Турчину она ничего толком не рассказала, как, впрочем, и следователю, ведущему дело. Почему замкнулась, почему молчала? Может, боялась за сына, может, ему угрожали? А если Володя сам подставился, чтобы отвести удар от Петьки?

Турчин дал показания следователю из Большого дома. Все рассказал – свои мысли, за какие ниточки можно потянуть, как найти уволенных охранников. Девяносто четвертый год, органы потеряли опытных специалистов, на Литейный, 4 пришли случайные люди. Следователь (может, это был просто опер?) смотрел на Сергея мутными глазами – обещал все сделать, но не сделал ничего. Ни-че-го… Никого не искал, никого не подозревал, никого не опросил. На запросы Сергея отвечал: «Висяк…» Турчин запомнил его красноречивую фамилию – Грязный: с этим типом его пути еще не раз пересекутся. Что случилось с делом, так и не удалось узнать – возможно, глухаря повесили на кого-то или избавились каким-то другим образом. Что-то требовать от следствия могли только потерпевшие – родственники, но Петька сразу уволился и пропал из поля зрения, а Ирина отказывалась от любых контактов и не отвечала на звонки.

Сергея душили слезы бессильной ярости. Следователь в ответе не меньше, чем та шпана, которая все сотворила. Но есть и Божий суд… Каждому воздастся по делам его – каждому ли? В коллективе любили Спивакова – увы, Сергей и сотрудники были бессильны отомстить за товарища. Попрощались, похоронили, выпили на могиле по стопке водки: «Прощай, прекрасный друг Владимир Алексеевич, прости, что не уберегли тебя!»

За что гибли люди? Это не война за свободу своей страны, не защита Отечества – война всех против всех. С самого дна общества поднялось отребье, мусор. Им нужно одно – презренный металл.

«В угожденъе богу злата край на край встает войной; и людская кровь рекой по клинку течет булата! Люди гибнут за металл, люди гибнут за металл! Сатана там правит бал! Там правит бал!»

В те годы Сергей потерял немало друзей в расцвете сил.

В 1995–1996 годы представительство сотрудничало с БалтОНЭКСИМбанком. У Турчина были приличные обороты, и многие банки хотели обслуживать дочерние структуры ЛогоВАЗа.

Банк располагался на площади Пролетарской Диктатуры (название вводит в ступор, не так ли?), как раз напротив Смольного. Изначально здание было общественно-политическим центром Ленинградского обкома КПСС, затем его владельцем стал БалтОНЭКСИМ, переименованный впоследствии в Балтинвестбанк.

Отражение божественного расстреллиевского собора в зеркальных витражах символа политического просвещения времен совка получалось многократно перекошенным и издевательски изломанным. И вообще место считалось нехорошим. После заката социализма необходимость в политпросвете отпала, но назрела – в просвещении экономическом, поэтому в здании разместили Международный центр делового сотрудничества (МЦДС). Называли его и крысятником, и домом инфекции, а иногда – ДПП на ППД (Дом политпросвещения на площади Пролетарской Диктатуры). В конференц-зале этого бизнес-центра собирали и обирали многочисленных вкладчиков различные инвестиционные фонды, использовавшие древнейший принцип пирамиды. Просвещение экономическое изрядно пообчистило карманы горожан и оказалось довольно болезненным для обнищавших петербуржцев, но – что поделать? – такова жизнь: корень учения горек. Там же, в этом здании, размещался банк: удобный инструмент экономического просвещения трудящихся.

Турчин познакомился с президентом БалтОНЭКСИМбанка Сергеем Храбровым – мощные плечи, мускулистые руки, светлое, открытое лицо… «Что-то знакомое, где мы могли видеться? – подумал Сергей. – А, понял: мешают костюм и рубашка с галстуком».

Это были семидесятые годы, когда студент Сергей Турчин не на шутку увлекся новым для Советского Союза видом спорта – карате. Ему довелось оказаться на одном из первых аттестационных семинаров по карате в Ленинграде. До сих пор сохранилась черно-белая фотография: вдоль стенки стоят его кумиры в кимоно – первые тренеры карате в стиле shotokan – Олег Риш, Александр Грункин, Валерий Никонов, Владимир Шустов, Виктор Кан. Перед ними в центре крепкая фигура Сергея Храброва – без кимоно, в черной рубашке, пестрых брюках свободного покроя, в кроссовках, – председателя Федерации карате Ленинграда, секретаря горкома ВЛКСМ.

Храбров мало изменился за двадцать лет, разве что стал мощнее и еще доброжелательнее. Может, только с виду? Наверное, все эти годы лелеял и развивал имидж, свойственный профессиональному комсомольскому работнику. Как они похожи, все эти комсомолоподобные бывалые! Сидевший перед ним породистый человек излучал энергию и уверенность в успехе. Деловой костюм не портил его – делал похожим на вальяжного русского барина. В конце восьмидесятых Храбров увлекся коммерцией. Как и Турчин, начинал с кооператива, потом ушел с головой в финансовый бизнес, занимался созданием банка, который в результате и возглавил, стал председателем совета директоров русско-британского страхового общества Гайде, готовился к защите докторской диссертации.

У двух Сергеев сложились доверительные отношения.

Однажды Турчин с Юлей под католическое Рождество выехали на неделю в их любимый Рим – снять напряжение, развеяться и просто погулять по городу. Знаете же, как бывает обычно? Дела, дела, дела… Собраться, постараться ничего не забыть, дать поручения, добраться в аэропорт через пробки, сдать багаж… И вот наконец вы в зоне вылета, еще почти час времени, можно походить по бутикам, выпить не торопясь кофе – с этого момента вы свободны, наступает отпускное предполетное настроение. За столиком в кафе уже сидели и баловались коньяком с кофе две красивые пары: Храбров с женой Бэллой и их друзья. Выяснилось интересное совпадение – они летят на том же самолете в Рим и забронировали ту же гостиницу, что и Турчины; Сергея с Юлей шумно приветствовали и приняли в дружную компанию. Храбров казался веселым и беспечным – ничто не предвещало трагической развязки его жизни.

Весной Турчин выезжал с ним в Прагу – в составе делегации мэрии – для переговоров с заводом Шкода. Переговоры не завершились конкретикой и договорами, но чехи принимали радушно, поездки по стране были интересными, Прага, как всегда, загадочна и прекрасна, независимо от времени года. На сей раз Храбров был явно не в себе: много пил, плакал, рвался в середине ночи в чьи-то номера – похоже, переживал не лучшие времена.

Из его пьяного бормотания можно было понять, что произошли подвижки в составе акционеров банка, президентом стал Юрий Рыдник, гендиректор и совладелец огромного холдинга Союзконтракт, поставлявшего в Россию ножки Буша. Храброва отодвинули вначале на должность вице-президента банка, а впоследствии и вовсе избавились от него.

После возвращения домой Турчин не раз с ним созванивался – тот вроде не унывал. У Храброва и раньше бывали тяжелые времена – в середине восьмидесятых ему пришлось уйти на дно, подрабатывать спасателем на пляже. Не пропал ведь, начал жизнь сначала – и сейчас не пропадет! Храбров ершился, распускал перышки, но прежнего лоска в нем уже не было. Занимался какой-то мелочовкой, посредничал в аренде помещений на Суворовском и Невском, о защите докторской больше не говорил.

Его пригласили заместителем директора Санкт-Петербургского банка реконструкции и развития (СПБРР). Несколько позже предложили – по совместительству, без ухода из СПБРР – стать арбитражным управляющим Русско-Американского банка. Его кандидатуру собранию кредиторов предложило Федеральное управление по делам о несостоятельности. Надо отметить, что череда банковских скандалов и банкротств в Санкт-Петербурге началась еще в 1995 году, причем именно с этой структуры. С Русско-Американским банком (РАБ) связан ряд довольно темных историй. Сначала там при весьма загадочных обстоятельствах пропала крупная сумма наличной валюты. Затем банк вообще прекратил выплаты клиентам, и прокуратура города возбудила уголовное дело о мошенничестве. Большинству вкладчиков так и не удалось вытащить из него деньги. Поиском исчезнувших сумм занимался как раз Храбров.

Насколько Турчину было известно, к этому времени у него сложились довольно натянутые отношения с некой Татьяной Гай – женщиной весьма необычной и интересной, мягкими движениями и хищным оскалом напоминающей безупречную акулу-убийцу – его партнером и руководителем страховой компании Гайде, с которой ситуация осложнялась, возможно, и некими приватными обстоятельствами. Так или иначе, в распоряжении Храброва оказались большие суммы неучтенной налички. Теперь уже неважно их происхождение, из Гайде или РАБ, но он давал деньги в рост под хорошие проценты – бизнес в то время весьма распространенный в криминальной среде. Случайно узнав об этом от третьих лиц, Турчин посоветовал Храброву поскорее завязать с этим несолидным и рискованным делом – в те времена заказать заемщика было гораздо дешевле и проще, чем вернуть долг. Куда там – Храбров закусил удила и никого не слушал.

Газета Коммерсантъ в № 65 сообщила, что 15 апреля 1999 года в Санкт-Петербурге застрелен один из руководителей городского Банка реконструкции и развития Сергей Храбров. По версии оперативников, это, без сомнения, заказное преступление могло быть связано с работой банкира в качестве арбитражного управляющего скандально известного РАБ – по-видимому, в этом качестве он многим перешел дорогу. Как знать! Сергей Турчин считал, что могут быть по крайней мере еще две версии – наличка и акула…

На Храброва напали в доме, где он жил, на Среднеохтинском. В четверг вечером, возвращаясь с работы, банкир вошел в подъезд. Через несколько секунд раздались два выстрела. Выбежавшие соседи нашли Храброва с простреленной головой. Врачи скорой помочь уже не смогли. В подъезде милиционеры нашли две гильзы от пистолета Макарова, пулю и несколько окурков, предположительно оставленных киллером. Вещдоки сразу же отправили на экспертизу, для розыска убийцы ввели оперативный план Сирена, но усилия оказались тщетными.

В девяностые похожих убийств было много.

Поздним вечером 11 сентября 1997-го в Санкт-Петербурге во дворе дома номер 36 по улице Кузнецовской с огнестрельными ранениями в шею обнаружен труп Н. В. Ушарова, директора ресторана Универсаль на Невском. Сергей Турчин хорошо знал Николая Васильевича: тот был директором ресторана еще в советские времена. В девяностые Ушаров приватизировал заведение и, будучи прекрасным стрелком и охотником, умел крепко держать в руках свою собственность, несмотря на многочисленные наезды бандитов разных мастей. В начале девяностых двое охотников до чужой собственности по заявлению Ушарова были отправлены решением суда в места не столь отдаленные. Летом 97-го они освободились по УДО, в городе об этом было известно; скорее всего, именно они и свели счеты с владельцем ресторана на Невском. Если это мог предположить неискушенный в криминале предприниматель средней руки, почему бы следователю не догадаться и не проверить эту версию? Государственная машина, как и ее органы борьбы с криминалом, в те годы уподобилась матери-природе – она жила в другом пространстве и не вмешивалась в дела людей. Скорее всего, как и в случае с Володей Спиваковым, милиция палец о палец не ударила. Убийцу не нашли.

Турчин часто возвращался к мысли о гибели Сергея Храброва. Почему он так быстро сгорел? Может, не надо было идти в крысятник – заговоренное место, про’клятое, наверное, мертвенными ритуалами социалистических богослужений когда-то бесконечно могущественной партноменклатуры? Вряд ли – просто испытание большими деньгами, с которым многие не справляются. Испытание капитализмом… похоже, не только отдельные люди, но и вся Россия в полной мере с этим не справилась.

В тех же стенах ДПП на ПДД Турчин встретил Игоря Иванова – в недавнем прошлом молодого советского выдвиженца. В конце восьмидесятых тот возглавлял СКБ аналитического приборостроения на Огородникова, а Турчин работал в институте того же объединения – с первой встречи между ними возникли взаимное доверие и симпатия. В девяностые Игорь перебрался в МЦЦС и директорствовал теперь уже там. Все у него было хорошо – и положение, и заработки, и семья; сам – легкий, улыбчивый. Но споткнулся-таки – не на деньгах, на любви. Несмотря на спортивное прошлое и атлетическое сложение десятиборца, у Игоря было слабое сердце – во всех смыслах. Почувствовав себя не только успешным, но и весьма богатым, он завел интрижку на стороне, уехал в мае с молодой пассией отдыхать в Испанию и, несмотря на холодное море, нырнул в средиземноморские волны, чтобы во всей красе продемонстрировать юной подруге брутальный задор и еще довольно крепкое тело, а как вышел на берег, так и скончался в момент от сердечного приступа. В чем причина – заговоренное место работы или просто наивное тщеславие? Как ни называй, все равно: не выдержал Игорь испытания славой и деньгами.

В те годы мгновенно создавались состояния, столь же быстро они и рушились, погребая под обломками своих недавних владельцев.

В девяностые фирма совсем молодых людей М. Любовича и А. Гольдштейна Союзконтракт, ставшая владельцем крысятника вместе с БалтОНЭКСИМбанком, была легендой российского бизнеса. Она поставляла в страну 60 процентов импортного продовольствия, а оборот фирмы на пике превышал немыслимую тогда в России цифру 1 миллиард долларов в год. Но перехода на новый уровень бизнеса в середине девяностых компания не пережила.

Двадцать пятого февраля 2019-го умер Михаил Любович, а в июне 2018-го – Алексей Гольдштейн.

Юрий Рыдник долгое время оставался президентом и совладельцем БалтОНЭКСИМбанка, основным акционером которого был партнер Союзконтракта Интеррос. В конце 1998 года журнал Профиль называл Рыдника питерской тенью Владимира Потанина. До 2000-го Рыдник был председателем совета директоров Северной верфи, затем – депутатом заксобрания Санкт-Петербурга, но в итоге его лишили полномочий. В 2015-м его же бывший Балтинвестбанк, попавший под санацию, пытается обанкротить Рыдника. В марте 2019 года Арбитражный суд Санкт-Петербурга и Ленинградской области признал обоснованным заявление Балтинвестбанка о банкротстве бывшего совладельца этой компании Юрия Рыдника и ввел в отношении него процедуру реструктуризации долгов. Рыдник продержался дольше всех партнеров по Союзконтракту.

А что с МЦДС?

В 2007-м МЦДС приобрела у Балтинвестбанка группа Джей Эф Си, основным владельцем которой был Владимир Кехман, по экспертным оценкам – за 70–100 миллионов долларов США. Предполагалось реконструировать здание под бизнес-центр площадью 100 тысяч квадратных метров с подземными торговым центром и паркингом. Проект разрабатывал британский архитектор Норман Фостер. Реконструкция до сих пор не начиналась.

Пули кучно ложились вокруг практически всех заметных фигур бизнеса, ставших своеобразными мишенями криминального российского биатлона. В девяностые появились и более изысканные, можно сказать, византийские приемы удаления с доски нежелательных фигур. В августе 95-го погиб Иван Кивелиди, возглавлявший Круглый стол бизнеса России. Один из богатейших людей страны, он был отравлен сильнодействующим ядом нервно-паралитического действия. Скорее всего, это было первое убийство в России посредством подобной технологии.

Летом 2020-го Турчин познакомился с воспоминаниями некоего Александра Смирнова «Мой отчим – босс мафии». История его отчима Михаила Смирнова сразу заинтересовала Сергея, но когда он увидел фотографию отчима и узнал, что его настоящее имя Михаил Осетинский, судьба этого человека заинтересовала его еще больше.

В середине восьмидесятых Сергей несколько раз встречался с Мишей Осетинским, программистом и одним из создателей (совместно с Д. Михайловым) советского бытового компьютера Хоббит на основе микропроцессоров I8030 и I8060. В 1990-м Осетинский с Михайловым вывозят компьютер и демонстрируют его в Лондоне. Сергею запомнился этот яркий талантливый человек, но их сотрудничество не состоялось – началась перестройка: в конце девяностых перспективы запускать новые проекты испарились вместе с надеждами на «светлое будущее социалистической России». Больше они не виделись, и вот теперь Сергей узнал о поразительной судьбе этого (когда-то подававшего большие надежды) математика-программиста. «Миша – босс мафии»?

Имени криминального босса Михаила Осетинского нет на сайтах Компромат. Ru и Коммерсантъ. Он остался в поисковиках как чемпион Ленинграда по теннису, автор учебника по программированию и разработчик бытового компьютера Хоббит.

Пасынок Осетинского бизнесмен Александр Смирнов, живущий теперь в США, опубликовал видеообращение, в котором утверждает, что его отчим был одним из боссов русской мафии и участвовал в знаменитой афере Сырье в обмен на продовольствие.

Депутатская комиссия во главе с Мариной Салье пришла к выводу, что из Петербурга за границу уходили редкоземельные металлы, лес и нефтепродукты, а взамен в город должно было поступить продовольствие, но… Продовольствие в Петербург так и не поступило.

Александр Смирнов в видеообращении рассказывает, что именно его отчим разрабатывал схему вывоза редкоземельных металлов.

«Все началось с компьютерной техники и Хоббита. Он тогда впервые попал в Лондон, а потом переключился на экспорт сырья и импорт товаров первой необходимости, которых в СССР не было совсем. Помню спиртное и польскую косметику в безумных количествах. Тогда была эпоха тотального дефицита, а импортные товары выносились сразу. И это все шло караванами».

«О своем бизнесе он рассказывал очень мало. Есть такая поговорка: деньги любят тишину. Он, судя по всему, деньгами и занимался, на все эти импортно-экспортные сделки был завязан как финансист. Он математик, и ему, наверное, это было с руки. Структурные схемы по вывозу сырья и импорту – это было его основное занятие до 1996 года».

По словам Смирнова, Осетинский с матерью Александра в 1990–1991 годах жили в Будапеште и общались там с бандитами, а отчим работал на известного босса мафии Семена Могилевича. Водка Распутин – тема Могилевича. Смирнов видел, как она разгружалась, причем в совершенно фантастических количествах. Осетинский занимался импортом и водкой с Могилевичем, а еще редкоземельными металлами. Про свои дела рассказывал крайне мало – натуральный Корейко.

В 1992-м он был арестован в Финляндии и экстрадирован в Россию. Данный эпизод показывает, что у Осетинского были в Петербурге весьма влиятельные друзья – после освобождения из Лефортово Осетинский взял фамилию жены и стал Смирновым.

В 1997-м Осетинский-Смирнов переехал в Москву. Основной бизнес у него был в Санкт-Петербурге, а офис – в Москве, там он и жил. Тогда же у него появилась машина с дипломатическими номерами.

«Не я один прифигел: как так? – рассказывает пасынок. – „А у меня есть знакомые“. Я так понимаю, что основной его задачей на тот момент было легализовать сумму, которой он обладал, и он успешно с этим справился. Он всегда был Корейко. Один завод под Петербургом можно спокойно оценивать миллионов в сто. При этом вся собственность как минимум с 1996 года записывалась на окружающих. Он был фактическим хозяином, а собственности на нем ноль. Ноль собственности, смена фамилии при браке – это такие флажочки, по которым все понятно. Если мужчина женится, жена берет его фамилию – это норма. Семен Могилевич поступает иначе, и мой папочка тоже поступил иначе».

Как утверждает Александр Смирнов, смерть его отчима в 2005 году могла быть убийством. Смирнов подозревает, что Осетинского отравили, причем, возможно, радиоактивным ядом, как Романа Цепова в Петербурге или Александра Литвиненко в Лондоне.

«На похоронах я был, и от матери, которая в Израиле присутствовала постоянно, знаю течение болезни, оно было один в один с Литвиненко. Да. Она, по-моему, и сейчас это подозревает. Мать живет в России, и мы с ней не общаемся года с 2005-го. Она считала, что он сотрудник разведки и был отравлен. Израильские врачи не смогли поставить диагноз. Умирал он так же, как Литвиненко: все отказывало, волосы выпадали, кома, смерть».

«Программист, партнер Могилевича, скрытый миллионер – Корейко девяностых, сотрудник разведки (какой – СВР, Моссада?)… Не слишком ли много для одного человека, не мистификация ли это?» – подумал Сергей.

Залез в поисковики. Владимир Иванидзе, журналист, автор публикаций о русской мафии: «Осетинский-Смирнов – абсолютно реальный персонаж, он совершенно точно имел отношение к этой афере с редкоземельными металлами. Детали эпизодов, о которых рассказывает Александр Смирнов, достаточно точны и реальны…»

«Пасынок говорит, что отношения с отчимом бывали добрые, бывали конфликтные, потом опять добрые. Он был очень талантливым человеком. Кто-то из продвинутых айтишников смог стать Дуровым, Касперским, Сегаловичем, Крюковым, Богуславским, а Миша – боссом мафии, возможно, и сотрудником разведки, человек ушел в цвете сил, – подумал Сергей. – Жаль. Он мог сделать многое, природа зарядила его на большее».

Бал сатаны в разгаре, Led Zeppelin играют «Лестница в небо», слова третьей строфы содержат скрытое сообщение, при обратном прослушивании слышится: «Чья сила – Сатана» (Whose power is Satan)[66]66
  https://en.wikipedia.org/wfld/Stairway_to_Heaven#Claims_of_backmasking.


[Закрыть]. Подобные обращения подчас доходят до чутких ушей – некоторым западным проповедникам действительно слышатся в песне такие слова, Led Zeppelin не зря играют[67]67
  Trz.cinskiMatthew. Does ’Stairway to Heaven’ by Led Zeppelin Include a Satanic Message? energyrockradio.com, Showbiz Cheat Sheet. June 18, 2020.


[Закрыть]. Люди гибнут за металл – даже самые продвинутые из Homo sapiens подчас убеждены, что надлежит жить именно ради золотого тельца – это ли не печальный парадокс нашей цивилизации?

Судьба щадила Сергея. У всех были проблемы. На Валентина, например, совершили два покушения, дважды он оказывался на волоске от смерти. Погибла жена, а его самого изрешетили пули. Но каждый раз он добирался до спасительной гавани, и врачи собирали его по частям. Себя уберечь не мог, но Сергея крышевал отменно. Хотя нельзя сказать, что Турчин спокойно прожил окаянные девяностые. Были и у него тяжелые эпизоды – но о них позже. А сейчас – о том, как он оказался на грани ареста.

Вообще-то, бизнесменов постоянно подставляли. ГАТИ, пожарные, СЭС, налоговые органы, милиция, ГАИ, таможня смотрели на бизнес как на дойную корову. У Сергея со всеми были хорошие отношения. Нельзя сказать, что он специально прогибался – скорее нет, он не рвался поддерживать отношения, целенаправленно встречаться в банях, выпивать с полезными людьми, знакомить их с молодыми девицами. Просто тогда все варились в одном огромном котле, все знали всех. Но с инспекторами госслужб, проводившими проверки, как правило, нормальные отношения складывались сами собой. Никто не кривлялся, не ханжил. Приезжала милая налоговичка, ее угощали чаем с фруктами, беседовали о делах в стране. «Ну что, Сергей Николаевич, будем проверять? У меня уже есть список бабочек, с которыми вы работаете (без однодневок тогда было не прожить – весь бизнес строился на откатах). После проверки передаю в налоговую полицию, – говорила очаровашка, отпивая чай из чашки. – Или вы поможете составить мне перечень нарушений? Мне надо набрать штрафов и пени… В общем, норматив сбора одной проверки вы знаете». Сергей соглашался. В случае хороших отношений удавалось сторговаться на существенно меньшую сумму сборов. Появлялись в органах и совсем свои люди. Их приглашали на корпоративы, на загородные шашлыки – дружили, одним словом; с ними можно было посоветоваться в случае неожиданных трудностей.