Текст книги "XXI-я пластинка"

– Входите, – сказала она в трубку, и дверь тут же открылась.

– Привет! – сказал Макс, протягивая Алисе свёрток с бумагами для заключения договора, как букет цветов.

– Ага, хорошо… – Она взяла бумаги и положила на стол перед собой. – А граммофона ещё нет… может, сегодня и не привезут.

– Да и Бог с ним! Давайте пока посидим, обсудим.

– Что?! – удивлённо воскликнула Алиса. Её всегда возмущало, когда Макс так, совершенно спокойно, отзывался о граммофоне. С одной стороны, ей бы порадоваться, но с другой – ей хотелось всё рассказать ему и объяснить, какой он недотепа и ничего не понимает, раз ему так наплевать на граммофон. Её расстраивали собственные неконтролируемые эмоции, и она злилась заодно и на себя.

– Что-нибудь… – улыбнулся Макс, теряясь в догадках от странного настроения Алисы.

Алиса уж было открыла рот, чтобы отчитать его, но в дверь постучали. Иван Михайлович прервал яростный выпад Алисы в сторону Макса, спасая тем самым их обоих. Макса – от Алисы, Алису – от самой себя.

– Я тут ящичек вам привёз… – входя, кряхтел Иван Михайлович.

– Ура! Спасибо! – вскочила навстречу ему Алиса. Макс тотчас же схватился за ящик, чтобы помочь старику.

– Это ещё кто? – недовольно шепнул на ухо Алисе Иван Михайлович.

– Владелец, – грустно ответила Алиса.

Механик насупился. Теперь на Макса смотрело два недовольных лица, и это его совсем не устраивало. Мастеру было непонятно, как себя вести в присутствии владельца, который, как он прекрасно понимал, ничего не знает о своём граммофоне. Хотя «своим» его считал тут каждый. Да и по праву: Макс – потому что нашёл в своём доме, Алиса – потому что смогла понять, что это уникальная вещь, Иван Михайлович – потому что без него граммофон никогда не заработал бы.

Алиса по обыкновению начала разговор:

– Иван Михайлович, расскажите, удалось ли что-то с механизмом сделать? С внешним видом, я смотрю, вы поработали основательно, можно сказать – как новый! – торопилась Алиса, натягивая белые перчатки и бережно осматривая устройство. – Вы кожу перетягивали? А вот эти накладки на уголках? Это как так удалось повторить? Неотличимо от оригинала! Руки у вас золотые!

Макс смотрел на Алису и понимал, что ни Париж, ни шоколад, ни что-либо ещё в мире не смогли бы заставить её глаза сиять так, как сейчас. Он был бессилен. Однако граммофон, сумевший всецело завладеть её вниманием, всё ещё принадлежал ему. В его голове созревал план – стратегия по завоеванию сердца прекраснейшей из всех экспертов.

– Кхе… спасибо, конечно! – отвечал Иван Михайлович. – Но это, знаете, ерунда. Главное – внутри. Там много что пришлось сделать. Шестерни сохранились, но вот ржавчина и грязь своё дело сделали. Пришлось менять пружинки балансиров на осях. Вообще, механизм странный очень… – Мастер замялся и задумчиво продолжил: – Он как бы часовой. Только вместо анкера стоит центробежный регулятор оборотов. При этом вся передача сохранена, как в часах – от пружины трехшестеренчатый редуктор, все оси которого подвешены на пружинных парашютах, – как в часах у Бреге. Такое нынче на все противоударные хронометры ставят.

Макс посмотрел на свои швейцарские часы, надеясь разглядеть там противоударное устройство узла баланса. Иван Михайлович тем временем, подойдя к граммофону, продолжал.

– Вот этот регулятор пришлось долго восстанавливать. Не уверен, что получилось повторить испорченные детали в точности. Я старался, как мог, но признаю: мне показалось, что теперь он вращает пластинки с несколько меньшей угловой скоростью.

– То есть он медленнее крутит? – напугалась Алиса. – А это не…

– Нет, – прервал её страхи механик, – обычным, невооруженным, так сказать, ухом вы этого не заметите. Вопрос в микроскопических величинах.

Алиса выдохнула.

– Ящик под пластинки совсем разбит был, – продолжал Иван Михайлович. – Новый сделал. На крышке узор повторил с трубы. Вот, видите? – Иван Михайлович поднёс ящик к рупору. – Вот тут, да. И вензель.

– Потрясающе… – протянула удивленная Алиса. Она видела много реставрированных вещей, притом – первоклассными мастерами. Но чтобы мастер доделал недостающую часть так, что никто в жизни не догадался бы, что это новодел – такое с ней было впервые.

– Пластинки склеить не удалось, – прервал её восхищение мастер.

– Они, наверное, не клеятся, – предположил Макс. И тут же поймал на себе не очень добрый взор реставратора и увидел Алису, приставляющую указательный палец к губам со словами: «Тс-с». После этого он по большей части молчал.

– Они вообще из непонятного материала! – поддержала Алиса. – Это точно не шеллак, не винил, – продолжала она и, разведя руками, воскликнула: – Я не знаю, что это! Может, отдать их на экспертизу по составу? – предложила Алиса, вертя пластинку в руках. – Но они уничтожат часть. Зато клей найдут… может, одной и стоит пожертвовать?

– Материал-то как раз понятный, – озадачил Алису реставратор, – чего тут непонятного! Целлулоид – он и есть целлулоид. С примесями. Примесей много. В основном, графит и пудра серебряная, – как ни в чем не бывало, сказал Иван Михайлович.

– Откуда вы узнали? – удивлённо спросила Алиса.

– В мелкоскоп смотрел. Видно же всё.

– Давайте его протестируем? – обхватив граммофон, предложила Алиса.

– Прямо тут? Вам что, уши не жалко? – насторожился Иван Михайлович.

– Но мне любопытно! – Алиса уже была похожа не на эксперта, а на капризную девчонку, которая наконец-то видит желанную игрушку, но окружающие почему-то запрещают в неё играть.

Беспокойство Ивана Михайловича было вполне объяснимо. У граммофона была большая внешняя труба, и сочетание иглы и мембраны обещали довольно мощный звук. В ограниченном пространстве кабинета Филиной А.К. барабанные перепонки участников прослушивания были бы не в лучшем положении.

Макс же, увидев возможность для осуществления своего плана, и что принцессу надо спасать, молча подошел к граммофону. По-хозяйски достал из ящика пластинку, установил её, закрутил сбоку ручку и аккуратно опустил иглу на звуковую дорожку.

Стены кабинета огласились громовыми раскатами новоорлеанского биг-бенда, Алиса и Иван Михайлович вздрогнули от неожиданности. Девушка вцепилась в руку механика, крича ему на ухо: «Почему так громко?!» Иван Михайлович поспешил снять пластинку. Макса словно контузило, он искал провод и розетку с мыслью: «Выдернуть шнур!» Наконец, он взял граммофон в руки, чтобы повернуть его трубой в угол комнаты, что могло бы помочь немного приглушить звук. Мелодия же, исполняемая «King Oliver's jazz band», была очень приятной и прямо таки звала пуститься в пляс.

Вдруг все трое почувствовали, что воздух и всё пространство комнаты будто бы начинает кружиться, набирая обороты вместе с пластинкой. Всё стало тягучим и мягким, превратившись в ватное месиво из звуков и ощущений, а затем стало затягиваться в граммофонную трубу, словно попадая в водоворот.

Глава VIII

 
«Веселья час и боль разлуки»
 

(Лариса Долина, Владимир Шевцик, 1985 г.)

Трамвай приближался и изо всех сил звенел, приводя в сознание испытателей граммофона. Придя в себя, Макс, Алиса и Иван Михайлович обнаружили, что стоят на улице, на трамвайных рельсах. Прямо на них надвигается старый красный трамвай, прошлого века. Горящий белым светом прожектора, он старательно грохотал по рельсам в их направлении. Оставалось метров пять до неизбежной драмы, когда Иван Михайлович среагировал и столкнул всех с рельсов. Путешественники угодили на проезжую часть, где чуть было не попали под колеса пучеглазого такси. Алиса взвизгнула, Макс выругался на водителя. Улицу заполонили гудки автомобилей и звон трамвая. Иван Михайлович подхватил Алису и кивнул Максу в сторону тротуара. Перебежав дорогу, они завернули за угол и скрылись в узком проулке, между двух высоких зданий из красного кирпича.

Был поздний вечер. Огромными пушистыми хлопьями падал снег. Тёплым жёлтым светом горели уличные фонари. В воздухе пахло Рождеством и производственной гарью. По бокам от трамвайных путей были расчищены дороги, блестящие от сырости. Параллельно им, вдоль сплошного ряда домов, шли тротуары, по которым прогуливались горожане в нарядах начала XX века. Невысокие дома из серого и коричневого камня глядели на проезжую часть праздничным светом окон. На первых этажах были выставлены рекламы, афиши, над входами горели гирлянды: там размещались рестораны и клубы. Из здания напротив доносились звуки той самой музыки, которая звучала с пластинки. Над входом болталась вывеска «King Oliver's Creol Jazz Band all through December».

Алиса стояла и вся тряслась от холода и шока. Снег падал на её платье из тонкой шерсти и уже перестал таять. Она беспомощно озиралась и не могла вымолвить ни слова. Макс снял куртку и укрыл её. Алиса растерянно спросила:

– А мы г-где? И почему-у-у?

– Чёрт его знает! – выругался Макс. – Я бы сказал, похоже на Петлю.

– На что?! – воскликнула Алиса.

– На Петлю – «the Loop», даунтаун в Чикаго. Но таким, каким он был на фотографиях из учебника. Как будто реконструкция времен Сухого закона.

– Макс, а откуда эт-то здесь? – Алисе было сложно говорить, с нею приключился сильный испуг.

– А «здесь» это вообще где? – уточнил Макс.

– А я п-почем знаю!? – чуть не плача, ответила Алиса. – И г-где Иван Михайлович?

Механик стоял чуть поодаль, метрах в трёх, почти у самого входа в проулок, и пытался поджечь сигарету. Одет он был довольно тепло, и то ли от этого, то ли от того, что был умудрён жизненным опытом, панике явно предаваться не собирался.

– Иван Михайлович! Где мы? Что происходит? Нас звуком вырубило? Мы в состоянии аффекта? – Алиса с Максом подошли к механику, наперебой задавая вопросы.

Иван Михайлович выпустил дым:

– Да я-то почём знаю! – Потом, кивнув в сторону Макса, добавил: – Пластинку-то он завел!

При этих словах Макс вытянулся и, мотая головой, сделал шаг назад, что явно повеселило старика.

Алиса посмотрела на Макса. Тот пожал плечами и подошел к Ивану Михайловичу; глядя в глаза старику, спросил:

– Иван Михайлович, что с аппаратом? Он в состояние транса вводит, да?

Тот в ответ только руками развёл. Макс хотел выйти из проулка и поговорить с прохожими, Алиса молча схватила его за рукав и замотала головой:

– Не ходи! Сначала надо понять, что вообще происходит!

Макс присел у стены и открыл ящик с пластинками. На каждой пластинке было записано по четыре песни. Но этикеток не было. Их заменяли приклеенные в центральной части вырезки из нескольких старых газет, кусками практически по сантиметру, и такие же клочки пожелтевшей от времени бумаги, на которых чернилами были проставлены римские цифры. На той пластинке, что играла в кабинете и погрузила их в такое странное состояние, стояло «XX».

Вдруг в проулок забежала пара, одетая по моде первой четверти двадцатого века, – как показалось Алисе. Прячась от прохожих, они сразу начали целоваться, не заметив троицу с граммофоном. Макс, обрадовавшись, что судьба сама послала ему в руки целых двух аборигенов, бросил разглядывать пластинки и ринулся к ним.

– Эй, ребят! – беспардонно прервал он их общение тет-а-тет.

Парень, несколько напугавшись, но тщательно скрывая испуг, заслонил собой девушку, водрузил на голову цилиндр, который держал в руке, и по-английски спросил Макса:

– Какого чёрта, мистер!

Они уставились друг на друга. Макс разглядывал странную шляпу, цепочку, идущую в карман пальто, трость в руке, непонятные штаны. Парень – тому было лет двадцать – не мог оторвать глаз от кроссовок. Алиса шепнула Максу, что тот должен представиться:

– Макс Крестовский, из Флориды, Майами. Проездом здесь.

– Джон Кендрик Конверс, чем обязан?

Макс сообщил, что они заблудились и несколько дезориентированы. Парень вежливо ответил на все вопросы Макса и пожелал удачи в путешествии. Выходя из проулка, Джон Кендрик обернулся и крикнул вслед:

– И осторожнее с местным пойлом! С этим Сухим законом скоро будут продавать такую жижу, что вы и имена свои забудете! Здесь вам не Юг!

Макс, подойдя к Алисе и Ивану Михайловичу, всё это время наблюдавшими за общением, с восторгом, удивлением, недоумением и ужасом сообщил:

– Леди и джентльмены, – начал он, – сейчас двадцать четвертое декабря двадцать пятого года. Тысяча девятьсот. Мать твою…

– Это как? – Алиса начала икать. В руках она держала три пластинки.

– Я откуда знаю! Но мы, кажется, переместились во времени…

– Это же нереально! – отрезала Алиса.

– Да ладно! – воскликнул Макс.

– Макс, – крикнула Алиса, – объясни нам: почему сейчас двадцать четвертое декабря тысяча девятьсот двадцать какого-то там года! И почему на улице все сошли с ума?!

– Не знаю я! Иван Михайлович, вы-то чего молчите!? – растеряно спросил Макс.

Иван Михайлович пожал плечами и спокойно произнёс:

– Скоро Рождество. Католическое.

Макс потрепал себя по голове, издал практически звериный рёв и, подойдя к Алисе, шепнул ей на ухо своё предположение:

– Иван Михайлович человек пожилой, видно от скачка…

– А… Макс, ты о чём?!

– Да смотри, какой он спокойный! Тут явно шарики за ролики!

– Кхе… а чего панике-то предаваться? – громко спросил Иван Михайлович, прекрасно расслышавший шепот Макса. – Ты вон паникуешь и что делать не знаешь. А я размышляю.

– Ладно, вы правы, – ответил Макс. – Надо понять, как вернуться обратно.

– А сюда мы попали из-за граммофона? – растерянно спросила Алиса.

– Скорее всего… – протянул Иван Михайлович.

– Мы поставили песенку и прилетели туда, где она играет, – подхватил Макс. – В клубе, там, через дорогу – та же музыка, что и на пластинке была.

– Значит, чисто теоретически, нужно поставить какую-то другую пластинку, и мы окажемся дома, – предположила Алиса.

– Но какую? – задумчиво спросил Макс.

Алиса присела на корточки возле граммофона и достала все пластинки.

– Тут римские цифры! – сказала она. – Обозначают числа «семнадцать», «девятнадцать», «двадцать».

– Это что – век? – спросил Макс.

– Так… – ответил Иван Михайлович и, взяв пластинку из ящика, поскрёб её пальцем и добавил: – Может, конечно, это всё и иллюзия, но выход-то искать надо. Вот тут как раз «двадцать один» стоит. Послушаем?

– Логично! – поддержал Макс.

– А как понять, в какой год мы попадем? – обеспокоилась Алиса. – Я не хочу в какой-нибудь две тысячи первый или, того хуже, две тысячи девяностый!

– Думается мне, что тут не случайно наклейки из газет, – предположил Иван Михайлович. – Вот глянь, Алис, что скажешь?

– Дайте мне минуту.

Алиса посмотрела на пластинку, потом покрутила её в руках и, пройдясь по проулку взад-вперёд, сказала:

– Так, если это действительно машина времени, и если мы действительно перенеслись в двадцатый век при помощи музыкальной дорожки на пластинке, то для того, кто это изобрел, должны быть свои сигнальные огни, так сказать – отметки мест. Таким образом, если предположить, что всё-таки это устройство может перемещать нас во времени и пространстве, нужно взять за основу какие-то резонансные точки, – рассуждала она.

Пушистые хлопья медленно падали с неба и, не долетая до земли, таяли в воздухе. Алиса стояла посреди мрачного проулка с пластинкой в руках:

– Это наш шанс вернуться обратно. Только перемещать он начинает не сразу, так что есть шанс сначала послушать, выбрать мелодию и вспомнить, где она могла бы звучать… – Алисе было не по себе, но азарт исследователя уже разыгрался не на шутку. – Давайте послушаем варианты для двадцать первого века.

Все ответили на её предложение согласием, но с опаской. Алиса дрожащими руками положила на граммофон пластинку. Макс подошёл и завёл аппарат, опустил иглу в самое начало первого трека. Играла «Gran Vals» Тарреги, на первый взгляд совершенно не имеющая никакого отношения к двадцать первому веку.

Практически сразу недоумение на лице Алисы сменилось искрой догадки. Она убрала иглу и сняла пластинку.

– Иван Михайлович, у вас мобильник где?

– В кабинете, кажется, остался… или в машине… – растерялся старик и стал хлопать себя по карманам.

– Отлично! Макс, листок, где я писала список документов для договора, у вас с собой? – Алиса протянула к нему открытую ладонь, будучи уверенной, что он у него.

– В правом кармане куртки… у вас! – подтвердил Макс, пожертвовавший куртку на обогрев Алисы.

Она достала листок, оторвала от него угол и приклеила к пластинке с цифрами «XXI», вернула пластинку на граммофон и поставила иглу. Спустя меньше минуты они оказались в кабинете Алисы.

– Вау! Супер! Как у тебя получилось? – радовался удивлённый Макс.

– Умничка! – улыбаясь, сказал Иван Михайлович и приобнял Алису за плечи.

– Я не думала, что это сработает… – медленно произнесла Алиса. От волнения её била дрожь. – Эта мелодия, «Гран Вальс» Тарреги – это же стандартный звонок от «Nokia», – как раз, как у Ивана Михайловича. А бумажка для верности – определяет геолокацию. Вот видите, на пластинке, которая нас в Чикаго перенесла, кусочек газеты с заметкой о чикагских промышленниках? Кажется, я разобралась, как оно работает… – немного помолчав, Алиса добавила: – Это устройство можно использовать для научных целей!

Собеседники Алисы наперебой стали говорить своё мнение, так что она не знала, на кого смотреть и кого из них слушать.

– Давайте ещё куда-нибудь махнём! – восклицал Макс.

– Подожди! Не торопись! Ты для начала глянь, что да как, – рассуждал Иван Михайлович и, подойдя к граммофону, снял пластинку. – Прежде машину надо изучить. А то сначала поломаем, а потом инструкцию читаем.

– Да, вы правы, Иван Михайлович, – отвечала Алиса. – Нет никаких гарантий, когда и куда ты попадаешь. И куда вернешься! Это очень опасно…

– Дикари ещё какие-нибудь съедят! – усугубил Иван Михайлович.

Макс всё это время был увлечен поиском пластинки, которую поставить следом. Ни Алиса, ни Иван Михайлович не обращали на него особого внимания, как собственно и он на них.

– Во! Вещь! – воскликнул он и водрузил пластинку на проигрыватель, – Главное, что у нас есть гарантированный способ возврата, а всё остальное ерунда! – отметая отговорки остальных, сказал он и игла, под действием его руки, коснулась музыкальной дорожки.

– Да, Макс прав, способ возврата у нас уже отработан… – не успела Алиса договорить, как вдруг заиграл канон ре-мажор Пахельбеля в переложении для флейты.

– Алиса! – крикнул Иван Михайлович и бросил девушке пластинку.

Механика сбило волной пространственно-временной воронки. Потеряв равновесие, он вывалился в коридор, споткнулся и упал. Дверь захлопнулась. Придя в себя, он тут же вскочил и вбежал в кабинет. Там было пусто. Ни Макса, ни Алисы, ни граммофона уже не было. Тогда он с ужасом посмотрел на пол – там лежала XXI-я пластинка.

Глава IX

«I Need A Hero[4]4
  «Это такое волшебство» – перевод с англ.


[Закрыть]

(Бонни Тайлер, 1984 г.)

Наступило Рождество. И в это праздничное утро Нюрнберг был прекрасен. Дороги и мостовые застилал девственно белый снег. Горожане спешили на центральную площадь, к дверям главной городской церкви. Белоснежная, словно в облачении невесты, она устремлялась ввысь, касаясь шпилем колокольни небесной обители.

За городом, на поле, средь припорошенных снегом черноземных борозд, и очнулась Алиса. Она лежала на замершей земле, накрывшись капюшоном куртки, которую не успела вернуть Максу в кабинете. Её правая туфля из красной замши лежала в метре от неё. Алиса встала, подошла и, схватив туфлю, наспех натянула её на босую ногу. Обернувшись и обнаружив довольного Макса с граммофоном в руках, она резво устремилась к нему:

– Что за выходки! И где мы, позвольте спроси… – Вопрос сменился изумлением. Алиса, раскрыв рот, глядела на пейзаж за его спиной: крыши старых хижин в снегу и церковь, которая радостно призывала звоном колоколов на службу.

– Нюрнберг… – почти шёпотом произнесла она, проходя мимо Макса. Он обернулся и посмотрел на город.

Пейзаж выглядел торжественно спокойным – словно хозяйка, накрыв стол, ожидала гостей. Нюрнберг встречал Рождество Христово и никак не ожидал пришельцев.

Макс, прищурившись, вглядывался в город, обхватив

граммофон двумя руками, потом перевёл взгляд на Алису. Казалось, ему удалось её порадовать. Они попали в её мечты, где она сможет прогуляться по улочкам старого города. Макс испытывал трепетное чувство восторга и заботы, как вдруг Алиса обернулась. На её лице был написан ужас:

– Граммофон! Спрячь его! – крикнула Алиса и, подбежав, стала пытаться выхватить граммофон, чтобы поставить его на землю. – Человек на склоне! Он нас заметил.

Поставив граммофон на землю и заслонив собой, Макс огляделся по сторонам и увидел мальчугана лет семи от роду, с пастушьей флейтой в руках, который уже стоял прямо перед ними. «Нашла кого испугаться!» – подумал он. Юнец внимательно рассматривал незваных гостей. Затем он приложил флейту к губам и повторил мелодию с пластинки. Макс и Алиса переглянулись. Мальчик играл превосходно, но у забора появилась фигура в облачении монаха и, крикнув по-немецки, сделала жест рукой в сторону церкви. Мальчишка, бросив игру и поклонившись гостям, поспешил вслед за удаляющимся монахом. Добежав до возвышенности, он оглянулся на странных незнакомцев с музыкальной машиной и помахал им рукой.

– Чего? – тихо спросил Макс, прервав молчание, которое затягивалось.

– «Пойдем, Иоган, время службы», – перевела Алиса. – Это по-немецки. Нас поймают и убьют. Нам срочно необходимо спрятаться!

– Вон туда! – Макс указал на хозяйственные постройки метрах в двадцати от них.

– Быстрей! Пока нас ещё кто-нибудь не увидел! – скомандовала Алиса и запрыгала через борозды в сторону забора.

Когда они достигли цели и спрятались за сараем, Макс, улыбаясь своей нарочито американской улыбкой, констатировал факты, ставшие и без того очевидными:

– Здорово! Германия! Нюрнберг! Солома! – потом, посмотрев на пластинку, добавил: – Интересно, а век какой?

– Макс, вы что, на пластинку не посмотрели?! – Алиса сердилась, её поражала подобная беспечность. – Судя по музыке – семнадцатый!

– Точно! Осмотрим окрестности? – предложил Макс, надеясь смягчить настрой Алисы.

– Макс, вы понимаете, что происходит? – Алиса схватилась за голову.

Макс растерянно пожал плечами и произнёс:

– Мы путешествуем во времени! Другие об этом только мечтают да книжки читают! А мы – ПУТЕШЕСТВУЕМ! Разве нет?

– Но так же нельзя! – возмущалась Алиса. Макс нахмурил брови, он не совсем понимал, о чём она.

– Без костюмов, – продолжала девушка. – Мы нарушаем ход истории! Вы что, не читали, к чему обычно приводят подобные вмешательства? Нам необходимо вернуться, пока мы ещё живы! – заключила Алиса.

Макс осознал, что эксперт по обыкновению вновь права, и он поторопился.

– Так, тогда давайте так, – согласился он, – возьмем всё необходимое и в путь!

Сев на корточки возле граммофона, Макс и Алиса достали пластинки и стали перебирать одну за другой в поисках «двадцать первой», которая никак не попадалась на глаза. Когда в руках Макса осталась последняя с цифрой «XIX», Алиса схватила стопку:

– Дайте, я посмотрю! – взволнованно сказала она и перебрала пластинки снова, то и дело переворачивая и осматривая, словно цифра могла сбежать с отведённого ей места на любое другое.

– Её нет, – предположил Макс, осматривая пластинки снова.

– Этого быть не может, – твёрдо ответила Алиса, сердце её стучало так сильно, что пульс ощущался на кончиках пальцев. – Мы должны вернуться! Макс! Вы шутите? Вы спрятали её, да?

Алиса посмотрела на Макса глазами, полными слёз, она была в отчаянии. И хотя для Макса это было приключение, теперь он понимал, что для Алисы – это катастрофа, которую он не смог предотвратить, а наоборот – именно он ввергнул её в пучину ужаса и паники, поставив пластинку. По мере того, как он осознавал это, та же мысль зарождалась и в голове Алисы. И когда она созрела и выдала её в словах, то не смогла сдержать себя и ринулась бить Макса изо всех своих дамских сил. Рукава его куртки спустились, и она стала похожа на разъярённого Пьеро. Макс отбросил пластинки в сторону и крепко прижал несчастную девушку к себе.

– Мы обречены, – всхлипывала Алиса, уткнувшись в Макса, – нас сожгут на костре!

– Сразу так плохо?

– Да посмотрите же на нас! Во что мы одеты! – Алиса развела руки – в куртке Макса она выглядела очень мило и смешно. Макс улыбнулся и постарался упокоить её:

– Алиса, поверьте, всё будет хорошо! Мы что-нибудь придумаем! Вы – мозг операции, а я кулаки! Я спасу вас от всяких монахов! Вы их видели – они ж мелкие все!

Алиса улыбнулась и шмыгнула, Макс действительно внушал доверие в плане защиты.

– И всё же это опасно, быть здесь в таком виде. Да ещё и с аппаратом, который изобретут двумя столетиями позже! Мы вмешиваемся в ход истории!

– Но пока что мы ничего плохого не натворили, – обнадеживающе заявил Макс.

Алиса подняла брови и с учёным видом посмотрела на него. Макс понял: «Дело дрянь!» У неё явно есть, что предъявить ему. «Но когда? Когда мы уже успели-то?!» – Макс мучился вопросом и перебирал в памяти события последних часов. По взгляду Алисы было понятно, что для неё сейчас ключевое слово не «мы», а «ты».

– Макс, вы в курсе, кого вы отвлекли от прелюбодеяний в Чикаго? – спросила она, закатывая рукава куртки.

Макс помотал головой, ему хотелось услышать суть дела, а не пустой перебор информации с настойчивым аргументированием что это «он», только «он» и никак иначе вмешался в историю.

– Вы слышали что-нибудь про Маркуса Миллса Конверса?

– Нет. Не приходилось.

– В одна тысяча девятьсот тридцать шестом году выпустил первые кроссовки… – Алиса демонстративно посмотрела на обувь Макса.

– И? – спросил Макс; ему казалось, что какой-то дядька в проулке, выпуск первых кроссовок и его обувь, – он посмотрел вниз: там были кроссовки, – связаны крайне мало, и потому всё вышеперечисленное вряд ли доказывает его вину.

– Это был его сын! – продолжала Алиса, не выдержав длительного молчания. – Теперь не отец, а сын выдаст идею в жизнь… и на несколько лет раньше! Так что вы своим внешним видом повлияли на историю! – пояснила Алиса, ещё раз указывая глазами на кроссовки.

Макс потупил взгляд. Но осознав всю важность события, произошедшего в проулке, воскликнул:

– Круто! Получается, что это из-за меня кроссовки придумали! Ведь он мог отцу рассказать, и тот – запустить проект! Вау! Не стоит благодарить! – Макс довольно улыбнулся.

Алиса, глядя на веселящегося Макса, вдруг осознала, что он – это олицетворение всего того, чего ей не хватало всю её жизнь. Детский восторг от собственных ошибок, уверенность в завтрашнем дне, несмотря на тупиковые обстоятельства. Макс не испытывал страха перед неизведанным, в отличие от неё. Он всегда был верен всему хорошему, что существует. В его мире существовали и справедливые, добрые люди, и правильные поступки, и верные прогнозы погоды. Он был старше её, но всё ещё по-детски наивен. Алисе захотелось, чтобы он был рядом, и не просто – сейчас, а всегда: в её прошлом, и в настоящем, и в будущем… но она прогнала эту мысль.

Макс же, заметив, как Алиса с серьёзным видом всматривается в него, подумал, что она вновь осуждает его и поспешил изменить своё поведение.

– Так, ладно! Надо решать, что делать!

Алиса очнулась от своих мыслей, вернувшись в реальность, где они застряли в Нюрнберге XVII века в нарядах XXI века, без денег и связи.

– Телефон! – воскликнула она. – Макс, у вас телефон с собой? Я свой в кабинете оставила.

– Э… что вы хотите сделать? Пластинки-то нет… – Макс хлопал по карманам.

– Пластинка не нужна! Я позвоню Ивану Михайловичу!

– Звонок в будущее?

– А что? – пожала плечами Алиса. – Может, и сработает! Он восстановил этот граммофон, и я уверена – у него сохранились чертежи и фотоснимки! И он сможет собрать такой же, не сомневайтесь, и пластинки сделать, и прийти за нами!

Макс, нащупав свой телефон в заднем кармане под рубашкой, посмотрел на Алису: «Скажу. А вдруг сработает? Вернёмся – и что тогда? Одинокая квартира? Аукцион? Она больше не будет путешествовать со мной. Я и так уже чужд ей. Не скажу. Есть ли шанс найти другую дорогу домой?.. Кто знает, возможно. Но пока мы её ищем – это будет возможность быть с ней…»

– Что такое, Макс? – Алиса ждала ответа и мучалась мыслями: «Сейчас скажет, что есть, и я позвоню. Иван Михайлович придёт за нами – и что тогда? Вернусь в свою одинокую пустую жизнь?! Не хочу! Он не возьмет меня в следующие путешествие – я зануда! Слишком заносчива. Скажет, что телефона нет, тогда нас тут убьют и мы умрём, как влюбленные, в объятиях друг друга. Или того хуже: он продаст меня в «Дом терпимости», а на вырученные деньги купит себе чин, и будет жить дальше сквозь века».

– Нету, – соврал Макс. Его неумение врать Алиса приняла за испуг, а искорку счастья быть с ней – за желание продать её и купить себе чин. Напугавшись такой перспективой, она окончательно сникла и погрузилась в упоение собственным отчаянием.

Макс, глядя на удручённые останки Алисы, поспешил обнять её, чтобы согреть, и предложил найти одежду и укромный тёплый уголок, где можно укрыться и всё как следует обдумать. Алиса, не споря, словно овечка, ведомая на заклание, мотала головой.

Макс, целиком и полностью перехватив инициативу, накрыл граммофон висевшим на балке мешком и спрятал его в стог сена. Потом посадил рядом Алису и, как следует укрыв, направился на поиски одеяний XVII века.

Ему сейчас очень хотелось блеснуть храбростью, но было боязно. Мало ли что может быть там – на улицах минувшего века. Но ради Алисы он, преодолев пару домов, попал на двор со стираным бельём. Там им были обнаружены кружевные панталоны, белоснежные простыни и два балахона с капюшонами. Обрадовавшись находке, он схватил накидки и бросился к Алисе.

Плащи были одного размера, и если на Максе сей предмет одежды запахнулся хотя бы как-то, то изящная Алиса исчезла под слоями ткани. Макс сгибался от хохота пополам.

– Кхм! – возмутилась девушка. – Вам не стыдно? Чёрт знает во что меня одели и теперь ещё смеётесь!

– Алиса, простите, конечно! – Макс попытался сдержаться, но снова расхохотался.

– Сами-то тоже не очень на местного похожи! – Алиса указала на подол накидки Макса, которая заканчивалась чуть ниже колен, выставляя напоказ мощные икры и всё те же злополучные кроссовки. – Не видать Конверсу успеха, их уже в семнадцатом изобретут!

Макс поднял подол накидки, словно барышня юбку и встал на пятки. Такой нелепый вид вызвал прилив смеха у них обоих и они расхохотались.

– Я посмотрела по углам, тут есть одежда. Видимо, конюха, – сказала Алиса, подавая Максу из-за угла сарая какие-то тряпки. – Думаю, вам подойдёт.

Макс влез в штаны – похоже, они принадлежали очень толстому человеку, и сверху накинул пресловутый балахон.

– Так хоть сразу не заметят, – предположила Алиса. – А мой надо обрезать… только вот – чем?