Текст книги "Российская белая эмиграция в Венгрии (1920 – 1940-е годы)"

В венгерской эмиграции

Нелегко определить непосредственные обстоятельства и мотивировку отъезда Тагана из Японии на венгерскую землю. Его ближайший венгерский друг Ласло Кеси Ковач пишет, что в 1921 г. Таган сам решил

приехать в Европу, в столицу Австрии, где тогда собирались башкирские эмигранты. По утверждению Ковача, Таган встретился с известным венгерским востоковедом, своим будущим покровителем Бенедеком Баратоши-Балогом уже в Венгрии⁶. Однако, более вероятно, что Таган познакомился с Баратоши ещё в Японии, так как венгерский учёный в 1920–1921 гг. работал преподавателем в японских университетах в рамках соглашения об обмене между венгерскими и японскими университетами. Эту версию подтверждает сам Баратоши, который, по-видимому, и был главным инициатором переселения Тагана в Венгрию⁷. Точное прибытие в Будапешт Тагана можно установить. По сообщениям журналов, он прибыл в Венгрию в июле 1922 г.⁸.

М. Н. Фархшатов в своей биографии уже указал на те факторы, которые помогли Тагану адаптироваться в Венгрии. С 1922 г. по 1925 г. он учился в Дебрецене в Королевской экономической академии. В это время он выучил венгерский язык и свою дипломную работу написал уже на венгерском языке. Так как в провинции ему не удалось устроиться, он переехал в Будапешт, где в 1925–1926 гг. закончил экономический факультет Королевского политехнического университета им. Франца Иосифа. В этом же университете в 1929 г. он защитил свою докторскую диссертацию о финансовой и валютной политике российских и советских правительств накануне и после Первой мировой войны. По-видимому, ещё в Дебрецене Таган интересовался не только экономическими науками, но и другими гуманитарными дисциплинами, как, например, этнографией. С 1927 г. по 1933 г. (за исключением периода пребывания в Вене с первой половины 1930 г. до первой половины 1932 г. государственным стипендиатом) он находился в штате этнографического отдела Национального музея Венгрии, куда, по-видимому, был зачислен при поддержке авторитетных венгерских этнографов, в том числе Иштвана Дьёрффи⁹. Именно 1927 г. можно считать началом его активной научной деятельности в области этнографии, так как в этом году вышли в свет его первые публикации. С 1932 г. при поддержке своего института он совершил несколько полевых экспедиций: в Турцию, на Балканы, в Прибалтику, в Финляндию и, естественно, в разные районы Венгрии, особенно в т. н. Кишкуншаг и Надькуншаг, а также в 1941 г. в вернувшуюся в состав Венгрии Северную Трансильванию¹⁰.

На ассамблее Общества этнографов Венгрии 22 июня 1938 г. он был избран кассиром этой общественно-научной организации. Этот факт явно свидетельствует о его высоком признании и авторитете в научных кругах Венгрии, ведь кандидатом на такую почётную должность не мог быть второстепенный или небрежный учёный¹¹.

Относительно его пребывания в Венгрии нам хочется выделить ещё два момента. Во-первых, по архивным документам известно, что с 1925 г. по 1930 г. он работал при Министерстве внутренних дел Венгрии переводчиком¹². Вероятно, он не был зачислен в штат министерства, но в этот период, т. е. именно в самый чувствительный период формирования и интеграции российской эмиграции в Венгрии, он занимался переводом различных официальных документов, таких как, например, ходатайств для венгерских властей и т. н. «нансеновских» паспортов российских эмигрантов. Это значит, что через три года после своего прибытия в Венгрию он попал в орбиту внимания венгерских властей и приобрел место в государственном учреждении. Это может быть объяснено быстрым усвоением им венгерского языка, его знанием русского языка и, не в последнюю очередь, именно его нерусским происхождением. Можно предполагать, что венгерские власти могли в большей мере доверять человеку, который отлично владел языком государства и при этом испытывал братские чувства к принимающей его нации, нежели к человеку, который с трудом разбирался в венгерском языке и при этом испытывал более братские чувства к тем, чьи документы должен был переводить. Это означало и то, что у иммигранта Тагана была возможность лично ознакомиться с документами конфиденциального характера, и он был в курсе внутреннего положения российской эмиграции и располагал информацией об отдельных человеческих судьбах.

Во-вторых, надо отметить и то, что после эмиграции Таган никогда не вступил на башкирскую землю, правда, в начале 1942 г. ему удалось побывать на территории Советского Союза. Он поехал в оккупированную гитлеровским вермахтом столицу Украины. В Киеве он участвовал в учёте изобразительных и церковных ценностей киевских музеев и монастырей как помощник и переводчик известных венгерских археологов Нандора Феттиха и Дьюлы Ласло¹³.

Венгерское туранское движение

Одним из важнейших моментов деятельности Тагана в эмиграции является его участие в т. н. венгерском «туранском движении». Венгерская общественно-политическая организация под названием «Туранское общество» (венг. Turani Tarsasag) была создана в 1910 г., т. е. во время Австро-Венгерской Монархии, ещё до начала Первой мировой войны. В узком смысле представители движения выступали за единство т. н. туранских народов (Туран – древнеиранское название Центральной Азии), к которым причисляли носителей алтайских (тюркских, монгольских, японского и др.) и уральских (финно-угорских и самодийских) языков. Значительная часть основателей общества, в первую очередь учёные, рассматривала эту организацию как институциональные рамки и общественную опору для научных исследований восточных стран, а другая часть считала туранизм политикоэкономической программой, которая изучением восточных стран должна была содействовать экономическому и политическому продвижению королевской Венгрии на Балканский полуостров и на Восток и должна была создавать предпосылки экономической и политической гегемонии венгерской нации в стратегических для неё регионах – на Балканах и среди тюркских народов¹⁴. После распада Австро-Венгерской Монархии (и в ее рамках исторической Венгрии) венгерский туранизм в политико-пропагандистском плане делал акцент на интенсификации связей венгерской нации с народами Востока¹⁵. Благодаря этому Туранское общество имело хорошие отношения с отдельными учёными, дипломатами, политическими и культурными деятелями Финляндии, Эстонии, Турции, а также татарами Польши и СССР¹⁶.

Практическая деятельность общества была разнообразна. Оно организовало курсы турецкого, финского, японского и болгарского языков, ежемесячно устраивало лекции авторитетных учёных для широкой публики, поддерживало заграничные научные исследования и финансировало университетское и вузовское обучение турецких, болгарских и японских студентов в Венгрии, а также издавало журнал¹⁷. Органом общества был журнал «Туран», который вначале выходил четыре раза в год, но в 1920-ые и 1930-ые годы все четыре номера чаще всего соединяли в единый сборник, т. е. журнал фактически выходил ежегодно.

Численность членов общества постоянно росла и в первой половине 1940-х гг. оно насчитывало уже более чем 650 членов¹⁸. Отметим, что по сравнению со многими другими венгерскими общественными организациями того времени это означало огромную общественную инфраструктуру, тем более, что значительную часть членов (более 150) составляли юридические лица, в том числе местные самоуправления, значительные компании и кооперативы. Членами общества в основном были венгерские граждане, которые относились к т. н. «действительным» или «поддерживающим» членам. Последние ежегодно платили скромную сумму членского взноса. Иностранные граждане тоже могли быть членами общества, они в основном относились к т. н. «почётным» членам и были избраны организационным органом общества, т. н. «управляющим советом». Как правило, они были не обязаны платить за членство¹⁹.

Согласно списку членов общества за 1937 г. среди «почётных членов» можно отметить высокопоставленных лиц турецкого, болгарского, эстонского и финского посольств в Будапеште, в том числе и послов этих государств. Членов (физических лиц) общества можно разделить на две части. Значительную часть представляли разные учёные, в основном востоковеды, этнографы, лингвисты, историки и археологи. Другая часть состояла из политиков, дипломатов и видных общественных деятелей, что гарантировало обществу правительственную поддержку²⁰. С 1919 г. по 1944 г. почти все премьер-министры этого периода были членами общества: Иштван Бетлен, Дюла Гембеш, Калман Дарани, Пал Телеки и Ласло Бардошши. Дарани, будучи премьер-министром, был сопредседателем общества. Однако это совсем не означает, что все они были верными поклонниками «туранской идеи», наличие премьер-министров в рядах общества имело значение в первую очередь с точки зрения интересов этой структуры. Это во многом содействовало финансированию правительством общества. Непосредственную связь между правительством и лидерами общества обеспечивали заведующие отделом печати Министерства иностранных дел, которые обычно тоже были членами общества. Тибор Патаки, заведующий Отделом нацменьшинств при премьер-министре, был одновременно почётным председателем и одним из главных покровителей общества²¹. С точки зрения Тагана может иметь значение, что в состав действительных членов организации вошел и Абдул Латиф, один из имамов в Будапеште²², который, судя по завещанию Тагана, мог быть в тесном контакте с ним²³.

Для того чтобы оценить деятельность Тагана в Туранском обществе, нам необходимо указать на некоторые противоречия в отношении Туранского общества к СССР. Тем более, что этот вопрос в более широком контексте может свидетельствовать и о несовместимости туранской идеологии с внешнеполитическими и дипломатическими реалиями того периода. Позиция туранистов по вопросу о будущем политическом устройстве тюркских народов, живущих на территории СССР, в том числе в Средней Азии, т. е. татар, башкир, азербайджанцев, узбеков, казахов и. т. п., состояла в желательности создания великотюркского государства, включающего вышеуказанные народы. Оно могло стать тесным союзником Турции и, таким образом, в тылу русской этнической территории, по замыслам, уменьшилась бы угроза панславизма (и его главного покровителя, России) для Венгрии. В документах Туранского общества нередко встречается лозунг «об освобождении тюркских народов» в СССР. Однако, судя по этим же самым документам, приверженцы этой идеи сами осознали, что СССР является могучей державой, с которой надо считаться на международной арене, тем более что кемалистская Турция до второй половины 1930-х гг. сотрудничала с СССР по вопросам режима Черноморских проливов и политического устройства Юго-Восточной Европы²⁴. Турецкое правительство не разделяло ни пантюркистскую, ни туранскую идеологию.

Возьмём в пример двух видных деятелей Туранского общества. Первый из них Михай Юнгерт (с 1933 г. Михай Юнгерт-Арноти), известный и один из самых талантливых дипломатов тогдашнего МИД Венгрии. Во время своей дипломатической службы он был послом почти во всех «туранских» государствах, так с 1922 г. по 1928 г. в Ревеле (Таллинне), с 1928 г. по 1933 г. в Хельсинки, в 1933–1934 гг. в Анкаре, с 1934 по 1939 г. в Москве и, наконец, с 1939 г. по 1944 г. в Софии²⁵. В списке, содержащем имена членов общества, легко можно обнаружить и его имя²⁶. Нами был найден документ, который свидетельствует о том, что он, будучи уже послом в СССР, переправил сумму на адрес Туранского общества для издания журнала «Туран»²⁷. В 1941 г., будучи уже послом в Болгарии, в знак признания его усилий в распространении туранской идеи, он был избран почётным членом общества²⁸. Не говоря уже о том, что он и его жена считались друзьями семьи Алайоша Паикерта, секретаря Туранского общества. В рукописном дневнике последнего есть намёки на то, что его сын был назначен первым секретарем в посольство Венгрии в Москве благодаря личному ходатайству Юнгерта в МИД²⁹. Однако сам Юнгерт был в МИД главнейшим идеологом сближения Венгрии и СССР. Не случайно, что уже с первой половины 1920-х гг. в МИД его считали экспертом по России. Его внешнеполитическую концепцию можно охарактеризовать так: «три державы против трёх хищников Трианонского мирного договора»³⁰. Концепция Юнгерта состояла в том, что три значительных державы Европы, а именно Германия, Италия и СССР будут стремиться к дестабилизации послевоенного европейского устройства, т. н. «версальской системы», и Венгрия должна будет извлечь из этого пользу для себя. Хотя во внешней политике СССР в 1933–1934 гг. отмечался резкий поворот, Юнгерт полагал, что все эти державы имеют серьезные разногласия хотя бы с одним из государств, расширивших свои территории вследствие Трианонского договора, поэтому Венгрия в своей борьбе против Чехословакии может рассчитывать на Германию, против Югославии – на Италию, а против Румынии – на СССР. Таким образом, идеальная геостратегическая обстановка для Венгрии заключалась бы в сотрудничестве этих трёх держав. В интересах успеха собственных ревизионистских устремлений Венгрия должна была иметь на своей стороне и СССР. Юнгерт в течение своего пятилетнего пребывания в Москве всё время старался убедить советских лидеров в правомерности венгерских интересов и необходимости согласования советской позиции с венгерской³¹.

Пример Дюлы Пекара, председателя Туранского общества, тоже может нас заставить задуматься. Пекар был одним из главнейших идеологов и деятелей венгерского контрреволюционного движения. В 1919 г. он был основателем тайной контрреволюционной организации под названием «Белый дом». После победы контрреволюционного режима он долгое время занимал влиятельный политический пост, был председателем комиссии по внешней политике Нижней палаты венгерского парламента. Осенью 1933 г., т. е. за несколько месяцев до признания Венгрией СССР, он в разных газетах опубликовал свои выпады против большевизма и его «главного гнезда» – СССР. В одной из статей под заглавием «Апокалипсис. Борьба Советов против Бога» он отождествлял СССР с антихристом, против которого верные христиане должны бороться. Он писал также, что европейские государства, вместо того, чтобы заключать с СССР торговые договоры, должны были бы идти в «крестовый поход» против Советского Союза³². Однако несколькими месяцами позже, на заседании комиссии по внешней политике 10 февраля 1934 г., он сам предлагал членам комиссии принять обмен дипломатическими нотами и прилегающими к ним документами об установлении дипотно-шений между Венгрией и СССР и сам голосовал за это³³. Как только это стало известно, на заседании парламента один из депутатов зачитал его прежние статьи против СССР³⁴. Для того чтобы избегать дальнейших неудобных «очных ставок», он должен был отказаться от своего поста в комиссии по внешней политике³⁵.

Туранское общество имело контакт и с белогвардейскими эмигрантскими группами. Об этом свидетельствует доклад Константина Сахарова, бывшего полковника царской армии, на одном из мероприятий общества. 5 декабря 1930 г. бывший русский офицер читал свой доклад на немецком языке под заглавием «Туранские народы во время революции». Доклад Сахарова стал значительным событием, так как на нём присутствовал и регент Миклош Хорти. Факт появления Хорти на этом мероприятии явно указывал на почтение к личности Сахарова, ведь, согласно документам, это было третьим случаем, когда глава государства участвовал в мероприятиях Туранского общества. У Тагана, вероятно, было резко отрицательное мнение о Сахарове, он называл его «одним из самых крайних русских империалистов»³⁶. В свете этой оценки удивительно, что в своём докладе Сахаров много раз выражал свои симпатии к «туранским народам». Он, в частности, излагал своё мнение о том, что «туранские народы» были первыми, кто выступил против большевиков. Он говорил о «туранских народах» тоном высокого почтения и уважения и подчеркнул их преданность своим традициям, своей религии и своему общественному устройству³⁷.

Таган в туранском обществе

Очевидно, что Таган наладил контакт с представителями Туранского общества посредством уже упомянутого востоковеда Бенедека Баратоши-Балога, который со второй половины 1920-х гг. был не только членом, но и вице-председателем этой организации. Вовлечение высокообразованного, талантливого и располагающего широкой исследовательской перспективой башкира в орбиту общества являлось большим достижением. Венгерские тюркологи считали, что прародина венгров, т. н. «Магна Хунгария» (лат. Magna Hungaria), могла располагаться в соседстве с прародиной башкир и предки обоих народов могли иметь не только тесные бытовые и коммерческие контакты, но и этническое взаимовлияние³⁸. С точки зрения венгерских учёных Таган, благодаря своим личным впечатлениям и личному, «внутреннему» опыту в народной культуре и повседневной жизни башкир, мог стать первоисточником и даже субъектом научных исследований. В отдельных номерах журнала «Туран» указаны точные даты его докладов, прочитанных на мероприятиях Туранского общества. Так, 11 марта 1926 г. он читал доклад об истории «туранских народов» в Средней Азии³⁹, 15 февраля 1928 г. о Башкирии⁴⁰, 20 февраля 1930 г. о происхождении, истории и народной культуре киргизов⁴¹, и 7 мая 1941 г. о народной культуре и народных обычаях башкир⁴². Разумеется, он читал свои доклады на венгерском языке. Первые его три доклада стали научной базой для Баратоши-Балога при составлении им книги под заглавием «Башкиры и татары». Его доклад о Башкирии и башкирском народе пробудил интерес у лидеров Венгерского государственного радио, поэтому в 1929 г. этот доклад был прочитан в одной из радиопередач⁴³. О приверженности Тагана к Туранскому обществу свидетельствует тот факт, что в 1929 г. он вступил в общество «действующим членом»⁴⁴, а 12 декабря 1936 г. присутствовал на торжественном праздновании 25-летней годовщины создания общества⁴⁵.

По фотографиям, опубликованным в монографии М. Н. Фархшатова, выясняется, что в межвоенный период виднейшие деятели башкирского национального движения несколько раз побывали в Венгрии в гостях у Тагана. Так, Ахмет-Заки Валиди и Абдулкадир Инан побывали в Венгрии в 1925 г., а Валиди ещё раз в 1929 г.⁴⁶ Точные даты пребывания этих политических деятелей в Венгрии установить не удалось, но, вероятно, Валиди во время своего второго пребывания в Венгрии провел там несколько месяцев. Тем более, он побывал там не просто проездом, а по приглашению Туранского общества, так как 18 октября этого года читал доклад о положении мусульман в России. Организаторами его выступления были Туранское общество и «Союз общественных организаций» (венг. «Tarsadalmi Egyesületek Szovetsége»), значительная общественная организация, которая охватывала все национальные правые организации ревизионистского толка. Организаторы принимали Валиди как бывшего главу государства, он читал свой доклад в роскошном Музее прикладных искусств. В своём выступлении он указал на двойственное отношение жителей Туркестана к советской власти и подробно излагал суть кризиса в мусульманских обществах под воздействием советской идеологии. Судя по газетным сообщениям, переводчиком Валиди был сам Таган, а кроме многочисленных востоковедов и представителей венгерских правых организаций присутствовал и Абдул Латиф⁴⁷. Следует отметить, что после выступления Валиди в Туранском обществе, 26 ноября 1929 г. на ассамблее организации он был избран почётным членом Туранского общества⁴⁸.

Так как Вена, один из европейских центров башкирской эмиграции, находилась очень близко к Будапешту, многие башкиры имели возможность связаться с Таганом. По архивным источникам становится известным, что, благодаря своим общественным связям в Туранском обществе, Тагану удалось содействовать снижению платы за въездную визу в Венгрию для лиц башкирского происхождения, живущих в Вене. Так, например, Келменджану Ибрагимову, студенту башкирского происхождения одного из венских вузов, в 1927 г. отдел паспортов МИД Венгрии вернул сумму, оплаченную им в Вене в консульском отделении венгерского посольства⁴⁹. Так, МИД Венгрии по ходатайству Тагана, поддержанному Туранским обществом, в значительной мере облегчило въезд венских башкир в Венгрию. Кроме этого, Туранское общество содействовало Тагану в расширении культурно-политических связей с разными тюркскими народами, в том числе татарами Польши. В Государственном архиве Венгрии нами был найден документ, из которого выясняется, что общество предлагало Тагану участвовать в международном конгрессе татар⁵⁰.

Политические события и политико-общественное переустройство на покинутой родине во многом могут определить и личное чувство эмигранта в чужой среде, и во многом могут повлиять на его представления о своей собственной судьбе в будущем. Известно, что Таган приобрел венгерское гражданство только в 1930 г. До тех пор он несколько раз пытался перебраться в Турцию, где проживало более солидное количество представителей разных тюркоязычных народов (башкир, татар и. т. п.), эмигрировавших из России. В одном из его писем, написанном в 1928 г. бею Ибрагиму Тали, генеральному везиру восточных губерний Турции, он ходатайствовал о поддержке в приобретении турецкого гражданства. В этом письме он ссылался на то, что он в Турции был бы способен прилагать усилия к достижению национальных интересов турецкоязычных народов и своей родины⁵¹. Из этого письма создается также ощущение, что Таган никогда не отказывался от идеи возвращения на родину. В будущем, в зависимости от политических изменений на земле башкир, ему хотелось содействовать завоеванию национального суверенитета своего народа, поэтому своё пребывание в Венгрии он рассматривал как временный и переходный период в своей жизни, который может быть предпочтительным и полезным для накапливания новых знаний и умений.

Не исключено поэтому, что после того, как турецкие власти отказались от предоставления ему турецкого гражданства, Таган рассматривал своё участие в деятельности Туранского общества не только как одну из возможностей распространения результатов своих исследований на широкую публику, но и как возможную опору для своей общественно-политической активности. (Напомним, что в обществе было немало влиятельных политиков и дипломатов, и правительство оказывало ему постоянную финансовую помощь.) Можно предположить также, что в течение его долгого пребывания в Венгрии политические взгляды Тагана постоянно формировались, но его позиция относительно будущего политического и общественного устройства Башкирии и родственных с башкирами тюркских народов в основном совпадала с представлениями туранистов. Хотя в его научных статьях о Башкирии и башкирском народе есть намёки политического характера, исключительно по этим статьям трудно реконструировать его взгляды на будущее.

В то же время одна из его статей может помочь нам в реконструкции его взглядов по национальному вопросу в СССР. Эта статья была опубликована в журнале «Мадяр Элет» (венг. «Magyar Élet», русск. «Венгерская жизнь») в трёх частях в первой половине 1942 г.⁵² Таким образом, ход мыслей Тагана в определённой мере отражал конкретные обстоятельства, в которых он жил, происходящие в это время боевые действия на Восточном фронте, в которых участвовала и Венгрия, воевавшая на стороне нацистской Германии, захват западных территорий СССР, нерешённость вопроса об исходе войны, соответственно и возможность дальнейшего ослабления политического потенциала СССР. Таган исходил из того, что в Советском Союзе власть угнетает национальные меньшинства, в том числе тюркские народы Крыма, Поволжья и Средней Азии. По его мнению, источником этого угнетения является «великорусский империализм и панславизм», который применял те же самые методы как в условиях царской России, так и при советской власти. Однако поводы для этого угнетения различались, так как царизм угнетал национальности во имя осуществления «великорусской идеи», т. е. в процессе русской колонизации отдельных восточных, сопредельных с русским этносом территорий, тогда как большевизм угнетал их согласно коммунистическим принципам в целях всемирной революции. Большевики ссылались на то, что народы, завоевавшие свою независимость, являются «капиталистическими» формациями. Таган указывал на то, что большевики забрали земли тюркских народов и переселили туда русских. Тактика большевиков во многом содействовала ускорению процесса ассимиляции тюркских народов, так как мусульмане в СССР не должны были переходить в православие, как при царях, потому что в СССР все религии должен был заменить коммунизм, единственное (со своим «пророком» Лениным) приносящее всем членам общества жизненные блага учение. Таган выражал надежду на то, что вопрос о будущем Советского Союза скоро будет поднят на международной арене, и международные факторы, призванные решить этот вопрос, при этом будут учитывать национальные и экономические интересы живущих на территории СССР народов.

Из источников создается впечатление, что Таган попытался добиться от венгерских властей, чтобы они на официальном уровне установили отношения с Валиди. Это можно установить из рукописного личного письма Ласло Берзевици, который был экономическим руководителем отдела общественной охраны Министерства внутренних дел. Письмо датировано 9-ым сентября 1928 г. Адресатом письма, вероятно, был Шандор Кун-Хедервари, который в это время был первым заместителем министра иностранных дел. К письму приложена усеченная рукописная записка Тагана о Валиди, написанная на венгерском языке. К сожалению, последние страницы записки пропали, а на первых страницах Таган излагает роль Валиди в Гражданской войне. Суть записки Тагана неизвестна. Зато Берзевици, который признаёт, что уже несколько лет лично знает Тагана, пишет, что он сам уговорил его отказаться от своей идеи, изложенной в записке⁵³. Значит, в письме есть намёк на то, что в Министерстве внутренних дел самым близким чиновником к Тагану мог быть Берзевици. Есть удивительная деталь в воспоминаниях Ласло Кеси Ковача о Тагане. Он пишет, что после получения Таганом венгерского гражданства, МИД Венгрии специально попросил Тагана, чтобы он воздержался от пропаганды идеи создания «великотюркского государства». По словам Кеси Ковача, Таган принял этот совет⁵⁴.

Можно задаваться вопросом о том: почему идея создания государства тюркских народностей на территории Советского Союза не стала официальной позицией МИД Венгрии? Почему она не могла выйти за рамки Туранского общества?

Венгерской историографии известно, что в 1924 г. Венгрия предприняла шаги к установлению дипотношений с Советским Союзом. Хотя в Берлине представители венгерской и советской дипломатии согласились об установлении дипотношенй, в 1925 г. венгерский премьер Иштван Бетлен по соображениям внутренней и внешней политики не поддержал ратификацию венгерским парламентом договора, подписанного с советским правительством. Однако вопрос о дипотношених между двумя странами не был снят окончательно с повестки дня, и Бетлен занимал выжидательную позицию.

В этом вопросе играла не второстепенную роль позиция Турции, которая во второй половине 1920-х и в первой половине 1930-х гг. оказала заметное давление на Венгрию в целях признания ей советского государства⁵⁵. В этот период правительству Венгрии полностью пренебрегать позицией Турции не хотелось, потому что венгерская внешняя политика на балканском направлении сильно опиралась на Турцию, которая относилась нейтрально к послевоенному среднеевропейскому государственному устройству⁵⁶. Отказ от официальной поддержки точки зрения Тагана объясняется прежде всего принятием во внимание позиции Турции по вопросу о советско-венгерских отношениях. Учитывая тогдашние международные отношения, открыто поднимать вопрос о расчленении территории СССР, создавая там новую (тюркскую) державу, со стороны венгерской внешней политики было бы неразумным и опасным дипломатическим шагом, о котором не могло быть и речи. Как мы уже выше подчеркнули, значительная часть «туранистов» тоже относилась к этой идее либо осторожно и сдержанно, либо двойственно.