Текст книги "Путь и выбор историка. К 80-летию профессора В. В. Шелохаева"

В.Ю. Карнишин. Историк в пространствах межличностных коммуникаций

Становление историка как ученого сложно проанализировать без рассмотрения роли межличностных коммуникаций, выступающих как фактор объединения представителей научных сообществ, формирования научных школ. Отметим, что именно в контексте личных контактов в диапазонах «учитель – ученик», «коллега – оппонент» и происходит динамика сложного процесса сближения специалистов в той или иной сфере исторического знания[283]283
  Сидненко Т.И. Межличностные коммуникации историков как отражение процессов внутренней социализации науки (По материалам эпистолярного наследия либеральных историков конца XIX – начала XX в.) // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 2: История. 2006. Вып. 4. С. 108–121.


[Закрыть].

В связи с этим очевидно и внимание к осмыслению связей между поколениями российских историков как каналу передачи опыта, знаний, навыков, личного опыта, что неоценимо для формирования историка как личности, способной выдвигать и решать значимые научные проблемы. Юбилей Валентина Валентиновича позволяет еще раз вернуться к постижению его личности, оказавшей важное влияние на судьбы многих коллег различных поколений.

Впервые книги Валентина Валентиновича, написанные им в соавторстве с его друзьями и коллегами[284]284
  Из истории трех революций в России: пособие для учителей / А.С. Рудь, Г.Ф. Семенюк, В.В. Шелохаев. М.: Просвещение, 1976. 189, [2] с.; Зырянов П.Н., Шелохаев В.В. Первая русская революция в американской и английской буржуазной историографии. М.: Мысль, 1976. 184 с.


[Закрыть], я прочитал на последнем году обучения в школе. Информация из глав школьного учебника казалась тогда недостаточной для понимания того, что происходило в стране в начале ХХ в., а мнения зарубежных историков оставались вне внимания при изучении событий трех революций на уроках истории. Вспоминается, что и название монографии Валентина Валентиновича и Павла Николаевича отличалось от многих аналогичных публикаций, в которых в рамках официальной идеологии указывалось на «борьбу с буржуазными фальсификациями» того или иного аспекта советской истории. Наконец, изучение этих книг помогло в подготовке при сдаче экзаменов на исторический факультет Калининского государственного университета. Готовиться приходилось без помощи репетиторов. Интуитивно принял решение по каждой теме курса истории СССР для абитуриентов[285]285
  Мальков В.В. Пособие по истории СССР для поступающих в вузы: Учебное пособие. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Высшая школа, 1974. 335 с.


[Закрыть] непременно дополнять ответ информацией из книг и статей «не по школьной программе». Как оказалось, это получилось.

В университете нам рекомендовали изучить книги нашего ректора Владимира Васильевича Комина[286]286
  Комин В.В. Анархизм в России: Спецкурс лекций, прочитанный на историческом факультете педагогического института / Калининский государственный педагогический институт им. М.И. Калинина. Калинин, 1969. 244 с.; Он же. Буржуазные и мелкобуржуазные политические партии России в 1917 году: Учебное пособие для студентов педагогического института. Калинин, 1970. 54 с.; Он же. Политический и идейный крах русской мелкобуржуазной контрреволюции за рубежом: Учебное пособие. Ч. 1. Калинин: Калининский университет, 1977. 121 с.; Он же. Белая эмиграция и Вторая мировая война. Калинин, 1979. 61 с.


[Закрыть], в которых с поправкой на традиции официальной нормативной идеологии можно все же найти факты, которые оказывались в своеобразной «зоне умолчания» учебников, книг, кинематографа. Событиями в жизни не только университета, а как оказалось, и части сообщества историков стали конференции, проведенные по инициативе В.В. Комина, академика И.И. Минца, возглавлявшего тогда Научный совет по истории Великой Октябрьской социалистической революции, в которых все же пробивалась мысль об изменениях в подходах к изучению «непролетарских партий России»[287]287
  Шелохаев В.В., Соловьёв К.А. Политические партии России в начале ХХ в. как историографическая проблема // Российская история. 2021. № 1. С. 139–150.


[Закрыть], о которых мы, студенты, конечно, не были осведомлены. Приятно отметить, что о традициях, заложенных на этих конференциях, хорошо помнят и поныне в alma mater, на истфаке, возглавляемой профессором Т.Г. Леонтьевой. Следует заметить, что при всей тяжести наслоений «застойного времени» конференции помогли стартовать многим ныне известным российским историкам»[288]288
  https://history.tversu.ru/pages/230


[Закрыть] – А.В. Квакину, В.Д. Зиминой, Т.Г. Леонтьевой. Но остались в памяти дискуссии, звучавшие в стенах Дома политического просвещения Калининского обкома. А выступавшие там ученые, чьи фамилии были ранее известны только по публикациям, изучавшимся на семинарах по истории СССР и истории КПСС, воспринимались по-иному.

Под впечатлением от конференций я рискнул подготовить сообщение о «непролетарских партиях» на спецсеминаре и на заседании студенческого научного общества. Дипломную работу писал по проблеме реализации политики государственного капитализма в Тверской губернии, и тема многопартийности осталась впоследствии вне дальнейших жизненных обстоятельств: срочная служба в армии в различных военных округах, работа ассистентом на кафедре истории КПСС Пензенского политехнического института на протяжении пяти лет.

И только после поступления в аспирантуру МГУ им. М.В. Ломоносова в 1989 г. при выборе темы диссертации, проработав еще раз уже известные работы, в том числе и монографии В.В. Шелохаева, посвященные судьбам Конституционно-демократической партии и «Союза 17 октября» в период революции 1905–1907 гг.[289]289
  Шелохаев В.В. Кадеты – главная партия либеральной буржуазии в борьбе с революцией 1905–1907 гг. М.: Наука, 1983. 327 с.; Он же. Партия октябристов в период первой российской революции / отв. ред. С.В. Тютюкин; АН СССР, Ин-т истории СССР. М.: Наука, 1987. 157 с.


[Закрыть], ознакомившись с диссертациями в зале Ленинки, принял решение предложить тему «“Союз 17 октября” в третьеиюньской политической системе». Научный руководитель профессор Георгий Георгиевич Касаров, прочитав подготовленное обоснование темы и план работы, рекомендовал обратиться за советом к Валентину Валентиновичу. В декабрьский день 1989 г. я переступил порог здания ИМЛ при ЦК КПСС (пропуск был заказан заранее) и не без волнения вошел в кабинет заведующего сектором. Непринужденная беседа, в которой Валентин Валентинович вспомнил о конференциях в Калинине, вскоре приобрела очень конкретный характер, связанный с тем, почему именно эта тема стала предметом внимания начинающего аспиранта? Как помню, стал говорить о необходимости осмыслить место октябристов в системе российского либерализма (ряд исследователей считал эту партию консервативной, но никак не либеральной), изучить законотворческую деятельность фракции в Государственной думе, понять причины падения популярности партии, казалось бы, в благоприятных условиях периода реформ, связанных с именем П.А. Столыпина. Упомянул и о том, что, на мой взгляд, имена многих октябристов оказались вне должного внимания историков. Выслушав, Валентин Валентинович подумал и сообщил о том, что им завершена монография о деятельности кадетов и октябристов в 1907–1914 гг. и передана в издательство «Наука»[290]290
  Шелохаев В.В. Идеология и политическая организация российской либеральной буржуазии, 1907–1914 гг. АН СССР, Ин-т истории СССР. М.: Наука, 1991. 231 с.


[Закрыть]. К этой новости я был явно не готов и спросил, имеет ли смысл приниматься за эту работу? «Почему бы и нет? – спросил В.В. Шелохаев. – Монографию ты не читал и, возможно, найдешь что-то новое?» Далее беседа продолжилась. Валентин Валентинович вспомнил о Кузнецке – городе, в котором он родился, о том, что им была в свое время, после окончания школы, предпринята попытка поступить в политехнический институт в Пензе, расспрашивал о ситуации в области. Пожелал удачи и предложил обращаться, если появится необходимость.

Старался не беспокоить «по мелочам». Погрузился в изучение архивных документов, выстраивая траекторию движения работы в ЦГАОР (ныне ГА РФ), Отделе рукописи Ленинки (РГБ), ЦГИА Москвы, залах периодики в Историчке и корпусе Ленинки в Химках. Особое значение имело изучение документов в ЦГИА (ныне РГИА) и в залах Государственной публичной библиотеки им. М.Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде (ныне Российская национальная библиотека). По мере проникновения в содержание архивных документов становились видны изъяны в представлениях о политических партиях, их деятелях, единомышленниках в центре и на периферии. Привычные тогда представления о конструировании партийных отделов оказывались далеки от реальности. Вспоминается изучение документов личного фонда А.И. Гучкова (ф. 555) в ГА РФ. Переписка лидера октябристов, его взаимоотношения в семье, с В.Ф. Комиссаржевской, семьей Зилоти позволяет иначе взглянуть на обстоятельства жизни известного политика. Насмешливо-ернические оценки личности Гучкова современниками и частью историков не свидетельствуют о полноценном понимании обстоятельств, оказавших влияние на его судьбу в конкретных реалиях развития позднеимперской России.

Диссертация была написана досрочно, в 1991 г. Предстояло передать ее текст научному руководителю, на обсуждение проблемной группы кафедры политической истории МГУ. Посоветовавшись с Г.Г. Касаровым, решил попросить Валентина Валентиновича ознакомиться с ее содержанием. Спустя какое-то время позвонил и услышал о необходимости встретиться. Когда Валентин Валентинович по пунктам стал высказывать свои соображения, как говорится, постранично, становилась очевидной необходимость серьезной работы над текстом и заполнения тех лакун, которые оказывались явными при прочтении текста. Отмечу без эмоций, что В.В. Шелохаев при анализе содержания рукописи всегда проявляет в высшей степени принципиальность и столь значимую бескомпромиссность, связанную со стремлением отстаивания своих взглядов на основе системного изучения документов, тщательного анализа выводов, наблюдений. Впоследствии, наблюдая за общением Валентина Валентиновича со студентами и аспирантами, убеждался в сохранении высокой планки его требований к ученикам, в том числе полная отдача в работе, трудолюбие, готовность отказа от ряда благ во имя науки. И еще об одном важном обстоятельстве хотелось бы упомянуть. Даже после выслушивания замечаний Учителя (нередко и в острой форме) итогом беседы остается стимул не только внести изменения в текст, но и попытаться найти новое, оставшееся в не использованных в тексте выписках из архивных документах, материалов периодики. И возвращение, казалось бы, к достаточно изученным делам архивных фондов приобретает иной смысл и иную мотивацию.

Защита диссертации в жаркий июньский день 1992 г., в ныне бывшем корпусе гуманитарных факультетов, конечно же, была испытанием. Целесообразно в связи с этим отметить суждение Н.Н. Алеврас о значимости диссертационного диспута как коммуникационной системы, понимаемой как культурный феномен науки. В совокупности весь спектр характеристик и форм научной повседневности ученых, которые вписываются в пространство диссертационной культуры, содействует выработке ценностных критериев для определения уровня научных достижений претендентов на ученое звание и качества результатов их научно-исследовательской деятельности. В этом же пространстве реализуется коммуникация «учитель – ученик», демонстрирующая органичную связь диссертационной культуры с явлением научных школ и иными сторонами историографического процесса[291]291
  Алеврас Н.Н. Диссертационная культура как историографический концепт // Уральский исторический вестник. 2014. № 4(45). С. 111–120.


[Закрыть].

Напомню, что в составе диссертационного совета преобладала та часть профессуры, которая имела свои сложившиеся в советское время представления, связанные с обликом либерализма, личностью А.И. Гучкова, П.А. Столыпина, чьи документы из личных фондов были изучены и интерпретированы в тексте диссертации. В диссертации я счел нужным отказаться от оценки работ В.И. Ленина как методологической основы исследования (наше поколение со студенческих лет «привыкло» непременно указывать эту ритуальную фразу в курсовых и дипломных работы), поэтому ожидал вопроса на этот счет. Оппонентами на защите выступили Валентин Валентинович и доцент Сергей Павлович Карпачёв (ныне профессор МГПУ). Выступление Валентина Валентиновича запомнилось тем, что он сформулировал не только оценки диссертации, но и определил перспективы дальнейшей работы по изучению российской многопартийности. Весьма значимыми представлялись мне и суждения о своеобразии третьеиюньской политической системы, поиске инструментов реализации системных реформ в условиях авторитарного режима. Тогда же ряд членов совета стали интересоваться мнениями оппонента о личности П.А. Столыпина, сильных и уязвимых сторонах реформаторской деятельности. Словом, дискуссия перешла в плоскость обсуждения перспектив развития страны на основе эволюционного пути. Напомню, что страна переживала тогда крайне болезненный этап перехода к рыночной экономике и сюжеты, отмеченные оппонентом, приобретали особую остроту и звучание. Спустя несколько дней попрощался с Валентином Валентиновичем, который предложил «не теряться» и вернулся на работу в Пензенский государственный технический университет.

В течение двух лет, как водится, совмещал занятия с попытками продолжить свои изыскания (благо оставались неиспользованными многие выписки из архивных документов). Конечно, хотелось продолжить свои занятия уже на новом уровне. После обсуждения ситуации прошел стажировку на кафедре истории у профессора Г.Г. Касарова.

В те же месяцы в Москве состоялись знаковые встречи с В.В. Шелохаевым, на которых обсуждались дальнейшие перспективы работы. Валентин Валентинович предложил обдумать вопрос об изучении развития региона в контексте общественно-политического процесса начала ХХ в. Это потребовало достаточно сложной работы по обоснованию проблемы, проработки массива не только исторической, но и политологической литературы. Помимо этого, полезными и важными оказались публикации антропологов, психологов, экономистов. Выполнение работы требовало не только проработки архивных фондов в Пензе, Самаре, Саратове, Ульяновске, но и постоянной работы в формате докторантуры. Доброжелательное отношение кафедры истории МПГУ во главе с профессором А.А. Даниловым, внимание, проявленное комиссией по поступлению в докторантуру, позволили реализовать задуманное. Два года совмещал занятия в докторантуре с преподаванием истории в МГТУ им. Н.Э. Баумана по предложению его заведующего Константина Викторовича Фёдорова, который преподавал нам, студентам, в Калининском университете. Общение с известными историками Виктором Викторовичем Кондрашиным, Петром Серафимовичем Кабытовым способствовало решению ряда задач, возникавших в процессе работы над докторской диссертацией.

И, конечно, все годы в докторантуре были насыщены общением с Валентином Валентиновичем.

Именно тогда В.В. Шелохаев выдвинул ряд инициатив, отразившихся в реализации крупных исследовательских проектов. Не знающий аналогов массив документов и материалов «Политические партии России. Документальное наследие» составляет 40 томов, в которые включено 7 тыс. источников; их подавляющая часть была впервые введена в научный оборот. Научно-аналитические вводные статьи позволяют дать целостную картину партийно-политического спектра России конца XIX – начала XX в.

В.В. Шелохаевым отмечены сущностные черты многопартийности: более поздние «стартовые» возможности партийных структур (по сравнению с западноевропейскими странами); воздействие незавершенной модернизации на облик партий; герметичность сознания интеллигенции, оказавшей влияние на специфику внутри– и межпартийных отношений; достаточно слабые прямые и обратные связи с электоратом; отсутствие в стране сформировавшегося гражданского общества, что ставило деятельность партий вне общественного контроля; воспроизводство в обществе авторитарных методов разрешения вопросов, что не могло не повлиять на стиль деятельности партийных функционеров[292]292
  Шелохаев В.В. Политические партии России в свете новых источников // Политические партии в российских революциях в начале XX в. М.: Наука, 2005. С. 99–100.


[Закрыть].

Отмечу, что приглашение В.В. Шелохаева принять участие в научных конференциях, активно проводившихся тогда на площадках научных центров, высших учебных заведений, позволило оценить их роль в контексте разработки новых методологических подходов в исследовании различных аспектов российской истории. Пленарные доклады, с которыми неоднократно выступал Учитель, определяли основные направления конференций, являясь точкой отсчета для дальнейшего развития коммуникативного взаимодействия. Нельзя недооценивать и роль секционных заседаний и, наконец, личного общения участников конференции. Именно тогда складывались контакты между историками нового поколения, пришедших в историческую науку при поддержке их старших коллег. Значение конференций проявлялось в том, что они позволяли информировать научное сообщество о новых достижениях в контексте «архивной революции» в России, создавали основы для консолидации научного сообщества в решении новых задач, способствовали профессиональной социализации части сообщества на фоне маргинализации, свойственной обществу 1990-х гг.

Считаю уместным напомнить и особую ауру в Центре экономической и политической истории РНИСиНП, возглавляемого Валерием Васильевичем Журавлевым. Здесь происходило общение, позволявшее намечать новые перспективы в организационно-научной и издательской деятельности. Важно отметить, что Валентин Валентинович, «генерируя новые идеи, создает основу для коммуникаций между поколениями историков. Старший коллега-учитель дореволюционной университетской школы, признанный в научном сообществе ученый, был своего рода “проводником”, который мог оказать поддержку молодому исследователю своей рекомендацией или консультацией как в вопросах научного характера, так и в вопросах профессиональной карьеры исследователя»[293]293
  Серых А.А. «Мы ведь разных поколений, значит, во многом разных мировоззрений…» Коммуникативная практика историков разных поколений конца XIX – начала ХХ века // Известия Самарского научного центра Российской академии наук. 2010. Т. 12. № 6. С. 61.


[Закрыть]. Подобная преемственность отражает и практики научного общения В.В. Шелохаева и сегодня. Реализация принципов школы Валентина Валентиновича в работе его учеников создает основу для оптимизма при передаче знания, опыта – всего лучшего, что дает Учитель своим жизнеутверждающим примером.

К.И. Могилевский. Элегия

Кажется, что Валентин Валентинович Шелохаев еще не настолько стар, чтобы писать о нем воспоминания; однако он сам довольно давно начал мемуарную работу, поэтому попробую добавить несколько штрихов в общее полотно.

Простой парень с тверской окраины, я поступил в Историко-архивный институт, чтобы заниматься историей, но при этом будущим особо не грезил. Плыл по течению. Нынешние студенты кажутся более прагматичными, но – парадоксально – и более инфантильными.

Первую курсовую я написал по средневековой тверской истории, покончив тем самым со школьным увлечением. Понял, что дальше заниматься этим не хочу. Перспектива сидеть всю жизнь с десятком источников, рассматривая их со всех сторон, стала казаться мне непривлекательной. Возможно, был неправ. Искал дорогу полегче.

Вторую курсовую я написал о тверском земстве. Листал в Историчке его килограммовые журналы и разрезал неразрезанные за 130 лет страницы. Мысль о том, что прежде это никому не понадобилось, нелогично приводила в восторг. Это незабываемое ощущение первооткрывателя чуть не сделало из меня микроисторика.

На третьем курсе нужно было выбирать кафедру для специализации. Нельзя сказать, что состав кафедры истории России Нового времени меня смущал – все-таки к этому времени мы уже видели всякое и знали жизнь, но к выбору научного руководителя я подходил абсолютно осознанно и абы к кому не пошел бы.

Занятий Валентин Валентинович у нас до этого не вел, но по книгам и статьям я его, конечно, знал. Авторитет у него был огромный. Честно сказать, не верилось, что он меня возьмет. Ничем я этого на самом деле не заслужил. А он – взял! Причем взял еще и мою подругу Валентину, и моего друга Игоря Трубачёва. Надо заметить, что старшая сестра Игорька училась у Шелохаева пятью годами раньше и отличалась гораздо большим прилежанием, чем ее непутевый братец. Сейчас она замужем за французом, живет недалеко от Гренобля, воспитывает дочь и счастлива.

Что отличало Валентина Валентиновича, так это доброта и понимающее отношение к студенческой дури. Тогда казалось, что он чего-то не замечает и не понимает. Все он замечал и все понимал, не ругался, если мы валяли дурака на его семинарах, но исподволь формировал в нас чувство студенческого долга и уважения к людям, которые жили столетием раньше (в основном, конечно, к кадетам). Справедливости ради замечу, что и мы не были такими раздолбаями, как современная молодежь.

Одно из ярчайших воспоминаний о шелохаевских семинарах – Кирилл Соловьев. Кирилл Андреевич учился на курс старше и на истфиле. Это априори ставило его в двусмысленное положение. По моему убеждению, в Историко-архивном учились настоящие работяги, а в РГГУ – золотая молодежь. Впрочем, Кирилл уже первым своим докладом про Выборгское воззвание поднял себя на недосягаемую для остальных высоту. Он удерживает ее и сегодня. Думаю, что никто после него не демонстрировал у нас в институте такой трудоспособности, увлеченности темой и такого качества работы с источниками. Да и дальше, убежден, никто не продемонстрирует. Кирилл Соловьев – лучший ученик Валентина Валентиновича Шелохаева.

С научным руководителем сразу было условлено, что я займусь личностью Ивана Ильича Петрункевича. Один из лидеров кадетов, безусловный нравственный авторитет, автор первой речи в Государственной думе 1-го созыва, да к тому же еще и тверской. Все сходилось.

Над дипломом я работал увлеченно, добросовестно, изучал отечественную и англоязычную историографию, работал с личным фондом Петрункевича в пражском архиве в ГА РФ, ездил и в тверской архив. Диплом вышел приличный.

Я к тому времени уже работал, на работе был ноутбук, поэтому диплом получилось нормально напечатать. А Игорь Трубачёв написал диплом о своих анархистах от руки и принес его Шелохаеву за неделю до защиты. Валентин Валентинович обозвал Игорька по матери, но диплом взял, прочитал и через несколько дней вернул с небольшими замечаниями. Только вот в деканате диплом-автограф уже не прокатил. Пришлось мне брать с работы ноутбук, ехать к Игорьку в Жуковский и печатать его там. Помню, сели за эту работу в 8 утра, а встали в 5 утра следующего дня.

Пошли в магазин, взяли водки и отметили это дело в парке. Мимо гуляют люди с собаками, те к нам льнут, а хозяева их отзывают, принимая нас за алкоголиков. Они не знали, что мы завершили последнее большое дело в своей институтской жизни.

Поскольку я себя в институте никак не проявил, в аспирантуру меня не взяли. Дали на кафедре (своеобразной, как уже говорилось) понять, что не ждут. Ну оно и к лучшему оказалось. Валентин Валентинович и сам завершал свою карьеру в РГГУ и пригласил меня в аспирантуру МГОУ, где тоже тогда работал, и я провел там прекрасные три года. Кафедрой на улице Энгельса тогда заведовал Виктор Николаевич Захаров, создавший в достаточно разнородном коллективе рабочую, деловую, но при этом очень доброжелательную атмосферу.

Тему диссертации мне дал Валентин Валентинович. Это был целиком его выбор, который я радостно принял, это решение во многом определило мою дальнейшую судьбу. Совет по делам местного хозяйства – это из истории столыпинских реформ. За скучной, казалось бы, бюрократической оболочкой Шелохаев разглядел самые драматические страницы жизни великого русского реформатора. Именно в этом совете Столыпин пытался договориться с помещиками, но не смог.

В решающие моменты Валентин Валентинович меня спрашивал, заранее, думаю, зная ответ: «Будешь ездить в Петербург в архив?» «Буду, – говорю, – конечно». И ездил, наверно, 2 года два раза в месяц на 2–3 дня еще на Английскую набережную, а добрые люди в архиве, включая саму Беллу Давидовну Гальперину, помогали заранее заказывать дела. Это была очень интересная работа, диссертация получалась.

Шелохаев спрашивает: «Хочешь, у тебя Павел Николаевич Зырянов будет оппонентом?» «Ну, – говорю, – Вам виднее, он же Ваш близкий друг с молодых лет». А он в ответ: «Павел Николаевич – человек принципиальный, хоть и друг, если посчитает работу некачественной, так и напишет в отзыве». Я был самоуверенным, как муравей, и согласился. К счастью, Зырянову диссертация понравилась, он написал очень добрый отзыв.

Я, кстати, с тех пор не могу писать формальных отзывов. Текст Павла Николаевича, как, кстати, и отзыв другого оппонента – Виктора Николаевича Шевырина, был одним сплошным литературным достоинством. Без изъянов.

…Я работал в аппарате Думы, которая шла навстречу своему (или не своему) столетию. И мы с шефом часто созванивались, Валентин Валентинович очень хотел сделать к юбилею энциклопедию «Государственная дума». Она в итоге увидела свет, но каких трудов – и не только научных – это стоило! Там была история с коррупционным душком, но об этом пока преждевременно писать.

Звонит Шелохаев и спрашивает: «Ну а Дума-то что хочет?» Я, конечно, отшучивался: здания, дескать, не могут хотеть, а воля палаты парламента определяется только голосованием, но в душе мне было стыдно и неловко за такую безвольную и бестолковую Думу. Или еще вот – звонит: «Костя, доброе утро. Это Шелохаев. Спишь? Пора вставать». И так много раз, каждый утренний разговор так начинался. Я не спал, конечно. Но с Игорем Трубачёвым мы до сих пор так друг друга приветствуем.

Потом был Фонд Столыпина, куда меня привел Валентин Валентинович, – большая и очень интересная работа, а потом другая работа и совсем уже самостоятельная жизнь. Но каждый раз, когда нужно принимать серьезные решения, я мысленно советуюсь с Шелохаевым. Не звоню ему – и объяснять все обстоятельства долго, и проблемами грузить неохота, но мысленно советуюсь. И больших ошибок, мне кажется, удается избегать.